Фабрика героев

Глава XIV

Оставив спящую Мэри досматривать сны — судя по легкой улыбке на припухших губах, приятные, — Никита бесшумно встал, оделся и отправился было в рубку, но передумал и прошел в кабинет. Никакой застенчивостью он сроду не страдал, но то, что произошло накануне, было слишком личным, и он не хотел расплескать ощущение восторга пополам с мягкой грустью. Однако если даже ты попытаешься забыть об окружающем мире, это вовсе не означает, что окружающий мир забудет о тебе. Первое, что он увидел, опустившись в кресло, был сигнал вызова, мигающий на экране большого коммуникатора. Мысленно поблагодарив подчиненных за деликатность — могли ведь и на клипсу сбросить, — он закурил и прикоснулся к сенсорной панели, принимая сообщение.

— Доброе утро, Никита Борисович, — невозмутимо поздоровался Дубинин. — Простите, что беспокою вас, но с нами от имени Совета Бельтайна связался командующий планетарной обороной полковник Фортескью. Внизу готовят торжественную встречу и спрашивают, готовы ли вы прибыть на поверхность через… — он покосился на хронометр, — через три с половиной часа. В качестве места для посадки указан запасной космодром, Центральный космодром сильно пострадал в результате орбитальной бомбардировки. По нашим расчетам, спуск и корректировка по месту назначения займут около двух часов.

Никита мысленно прикинул, прошли ли уже двое бельтайнских суток с того момента, как Мэри вступила в бой. По всему выходило, что почти прошли. Да еще время до встречи. Да еще черта лысого он кому-либо позволит сразу ее куда-то тащить.

— Передайте на Бельтайн, что я буду на планете в назначенное время.

Дубинин помялся:

— Никита Борисович, полковник спрашивал, прибудет ли вместе с вами мисс Гамильтон, и я взял на себя смелость сказать, что, по моим сведениям, она намеревается спуститься одновременно с вами.

Никита поморщился.

— Если я позволил себе лишнее… — встревожился каперанг, но Корсаков только махнул рукой:

— Не беспокойтесь, Капитон Анатольевич, вы все сделали правильно. Приготовьте адмиральский катер и два катера охраны, мы вылетаем через полтора часа. Вы и Петр Иванович также летите на Бельтайн. И передайте Чабанову и Якубовичу, чтобы они присоединились к нам.

— Они уже на борту, ждут ваших распоряжений.

— Отлично. — Иногда, вот как сейчас, Никита думал, что его эскадре, в общем-то, не нужен командир, старшие офицеры прекрасно справлялись со своей задачей и без него.

Заметив, что командующий собирается прервать связь, Дубинин торопливо добавил:

— С поверхности доставили посылку для мисс Гамильтон. Прикажете принести в салон?

— Несите, — кивнул Никита, — и заодно пришлите уборщиков.

Через несколько минут (он как раз успел собрать и забросить в спальню раскиданную по салону одежду) ему вручили приличных размеров и довольно увесистую коробку. Она не была запечатана, просто закрыта крышкой, и он с трудом подавил желание открыть ее и заглянуть внутрь. Пришлось самым категорическим образом напомнить себе, что любопытство сгубило кошку. Дождавшись ухода уборщиков, которые справились со своей задачей с почти немыслимой быстротой, Никита отворил дверь в спальню и ничуть не удивился, обнаружив, что постель пуста. Из душевой доносился плеск воды, и он позавидовал своей гостье: сам он, боясь разбудить ее, только наскоро обтерся влажной простыней. Вода перестала шуметь и на пороге появилась Мэри, завернутая в полотенце.

— Привет, — несколько скованно поздоровалась она, и Никита поймал себя на том, что тоже смущен и не знает, что сказать и куда девать руки.

— Привет. Тут для тебя с планеты передали… — он протянул ей коробку, дожидавшуюся своего часа на краю кровати. Мэри приподняла брови, получше закрепила полотенце, уселась на кровать, поставила коробку между ними и сняла крышку. Внутри обнаружился берет с начищенной кокардой, лежащий поверх тяжелого от орденов кителя. Под ними, судя по всему, были остальные элементы парадной формы капитана… э, нет. Судя по погонам майора Гамильтон.

— Даже так… — протянула Мэри с кривой улыбкой. — Знаешь, что это такое? — она ткнула пальцем в погон.

— Тебя повысили в звании, — пожал плечами Никита, — С моей точки зрения — вполне заслуженно. Поздравляю.

— Это отставка, Никита. Почетная, да. Но даже не резерв. Чистая отставка. Черт… Что там вообще происходит?! Послушай, мне надо вниз.

— Мне тоже. — Настроение Мэри предалось Никите, он нахмурился. — Спустимся вместе. Нам там готовят торжественную встречу, и я хочу, чтобы во время церемонии ты была рядом со мной. Командующий союзников поблизости и три крейсера на орбите… Что бы там ни происходило, повредить тебе не смогут. Не посмеют, — он хотел сказать что-то еще, но наткнулся на мрачный взгляд исподлобья:

— Никита, ты хорошо подумал, прежде чем говорить? Это мой дом. Мои соотечественники. Мое командование. Что бы они ни решили в отношении меня, они имеют на это полное право. Они — имеют. Ты — нет. Даже думать забудь кому-то грозить или делать прозрачные намеки. Я сама разберусь, ясно?

Никита, которого уже давно никто даже не пытался поставить на место, только кивнул.

— Впрочем, во всем этом есть и положительная сторона, — продолжила Мэри, закрывая коробку и хлопая ладонью по крышке.

— Какая? — хмуро поинтересовался Корсаков.

— В последний свой прилет я оставила парадную форму в офицерском общежитии при Центральном космопорте. Космопорт, как мне показалось с орбиты, разнесли вдребезги, но, видимо, что-то уцелело, иначе откуда бы они взяли китель? Значит, все не так уж плохо, как бы эгоистично это ни звучало. Ладно, все. Мне пора одеваться, да и тебе тоже. Давай ты пройдешь в душевую, тебе же еще побриться надо.

Никита вздохнул, поднялся с кровати, достал из шкафа парадную форму и скрылся в душевой. Она опять была права и это опять начало утомлять.

Сорок минут спустя он вышел из душевой, обнаружил, что постель аккуратно застелена, а спальня пуста, и выглянул в салон. Мэри стояла у того же иллюминатора, что вчера, и так же смотрела на Бельтайн. Все было по-прежнему и все изменилось. Осанка, посадка головы, заложенные за спину руки — во всем чувствовалась холодная отчужденность. Услышав шорох закрывающейся двери, она повернулась лицом к Никите, опустив руки по швам, и он, в который раз, понял разницу между голографическим изображением и реальностью. Снимок даже наполовину не передавал ауру славы, силы и чести, окружающую сейчас майора Гамильтон. У иллюминатора стоял, спокойно и прямо глядя на него, боевой офицер во всем блеске наград и заслуженной репутации. Женщина исчезла без следа, словно приснились ему стискивающие плечи пальцы и горячечный шепот. Мэри отточенным жестом вскинула два пальца правой руки к берету, Никита столь же официально ответил на приветствие, указал на дверь, пропустил ее вперед и вышел следом. Говорить было не о чем.

Бок о бок они подошли к машине, за пультом управления которой сидел умирающий от любопытства вахтенный. Если что-то и могло в эту минуту улучшить настроение Никиты, так это смена выражения лица водителя, который как будто даже поперхнулся при виде гостьи командующего. С несколько мрачным удовлетворением Корсаков подумал, что теперь навряд ли кто-то станет трепать ее имя — слишком очевидным был тот факт, что в адмиральских апартаментах гостила отнюдь не девка. Болтать, конечно, будут, люди есть люди, но вот скабрезность из болтовни выметет как по мановению волшебной палочки. Любой из тех, кого видел сейчас Никита в коридорах, по которым проезжала машина — а было там раза в три больше народу, чем обычно, — без разговоров вцепится в глотку всякому, кто посмеет без должного почтения отозваться о майоре Гамильтон.

У шлюза, к которому был пристыкован адмиральский катер, их встретили Дубинин, Савельев, доктор Тищенко и почему-то старик Михеев. Хотя этот последний, должно быть, просто желал полюбоваться на плоды трудов своих праведных. Судя по всему, зрелище ему понравилось. Потому что после того, как Мэри, приняв поздравления с повышением и попрощавшись с врачом, вслед за офицерами скрылась в катере, Никита услышал за спиной одобрительное кряканье и прокуренный бас Фаддеича, во всеуслышание провозгласивший по-русски:

— Ну чисто адмиральша!

Никита усмехнулся с неожиданной даже для него самого горечью и тоже прошел в катер. Что бы там ни говорила Мэри, как бы ни была она права, если от него будет зависеть хоть как-то улучшить ее положение, он это сделает, и будь что будет. Шлюз закрылся, ремни были пристегнуты и катер оторвался от обшивки «Александра». Внизу их ждал Бельтайн.

Уже в катере, после взаимных представлений (Чабанов с Якубовичем были в меру почтительны и тщательно скрывали мужской интерес к майору Гамильтон), Корсаков поинтересовался, какова будет, с точки зрения Мэри, дальнейшая судьба Саммерса. Он знал, что того, в соответствии с ее пожеланием, высказанным по пути от Зоны Сигма к Бельтайну, отправили на планету сразу же, как только «Александр» вышел на орбиту.

— Будет суд, — пожала плечами бельтайнка, — причем, надеюсь, не слишком скорый.

— Простите, мисс Гамильтон, — вклинился командир «Глеба», — а разве суд над таким мерзавцем может быть СЛИШКОМ скорым?

Ответную усмешку Мэри Никита истолковал как усталый вздох убеленного сединами ветерана, вынужденного слушать, какую пургу несет зеленый новобранец.

— Видите ли, господин Якубович… Под слишком скорым судом я понимаю ситуацию, в которой у кого-то из конвойных Саммерса на поверхности не выдержат нервы и его пристрелят или отдадут толпе, не разбираясь и причинно-следственных связях. Я специально попросила Терри Малоуна провернуть все максимально скрытно и включить в конвойную группу только тех, чьи близкие не пострадали при налете. Казнить Саммерса мы всегда успеем. Но сначала недурно было бы обстоятельно допросить его относительно обстоятельств, при которых он принял свой последний заказ. Вы же не думаете, что он явился сюда исключительно по собственной инициативе? Джерайя Саммерс — человек наглый и удачливый, но чтобы нанять такую эскадру, нужны средства, которых у него не может быть по определению. А уж для того, чтобы так изумительно точно подгадать момент нападения — ведь даже «Дестини» оказался на орбите случайно, это была моя прихоть, не более того, — совершенно недостаточно средств, удачи и наглости. Нужен информатор на планете, причем информатор, входящий в самые высокие круги. С самого начала всей этой потехи меня не оставляет мысль, что все корабли, которые могли быть использованы в качестве эвакуационных транспортов или на скорую руку переоборудованы в боевые единицы, были разогнаны совершенно сознательно. Не говоря уж о том, что часть корветов ВКС всегда несла боевое дежурство в родной системе. Они-то куда подевались, черт побери? Будь здесь стандартное соединение боевого охранения, как минимум половина этого сброда была бы выбита еще на подступах к планете, а там и «Гринленд» бы подключился. Не сочтите за хвастовство, но атака бельтайнских корветов в ближнем бою штука страшная, было бы кому атаковать. С русскими крейсерами мы, конечно, ничего существенного бы не сделали, так ведь у Саммерса и не было русских крейсеров. У него вообще крейсеров не было. А это рыхлое сборище из эсминцев и фрегатов при грамотном командовании разбирается на составляющие довольно быстро, поинтересуйтесь хоть кампанией Бурга в системе Лафайетт. Да, не спорю, мой ордер здорово потрепали при отходе к Зоне Тэта, но вы не путайте нападение и оборону, когда надо прикрывать транспорт с детьми. Совершенно разный рисунок боя. Так что если бы в системе Тариссы была обычная группа корветов, все сложилось бы совсем по-другому. А ее не было. И это не случайность. Ну не бывает такого, господа, уж поверьте полицейскому аналитику. Ведь это же не первый налет на систему. Лет пятьдесят назад мы отбились с блеском, хотя и не без потерь. Конечно, с тех пор репутация бельтайнских ВКС взлетела до немыслимых высот, но даже самый распоследний дурак понимает, что на одной репутации далеко не уедешь, ее надо подкреплять материально. Вот я и хочу узнать, куда и зачем дели это самое материальное подкрепление, а главное — с чьей подачи это было сделано. И посмотреть этой твари в глаза. Очень нежно посмотреть, поверьте, я это умею…

Последние слова были произнесены свистящим шепотом, в салоне катера ощутимо похолодало — так, по крайней мере, показалось Никите. Его старшие офицеры глядели на Мэри как завороженные. Первым опомнился Савельев:

— Вы совершенно правы, майор. Если хотите, я попробую навести некоторые справки по своим каналам. Все всегда оставляет следы, вам ли не знать.

— Буду вам признательна, сэр, — кивнула Мэри и отвернулась к иллюминатору, показывая, что разговор закончен.

Три русских катера приземлились в указанной точке, из двух выпрыгнули, рассыпаясь цепью, десантники, окружившие третий. Наконец открылся люк, трап нащупал твердую поверхность и закрепился в устойчивом положении и высокие гости спустились на Бельтайн. Толпа за формальным гвардейским оцеплением разразилась приветственными криками.

Корсаков, сошедший с трапа первым и протянувший Мэри руку, на которую она с достоинством оперлась, с любопытством осмотрелся по сторонам. По космодрому гулял ветер, доносящий слабый, но отчетливый запах гари. На ближайших стартовых квадратах застыли знакомые силуэты «Сапсанов», обожженных, но гордых, несмотря на многочисленные повреждения. Полиция Бельтайна летает на «Сапсанах», вспомнилось ему. Да уж, видим. Летает, еще и как летает.

Чем ближе они подходили к встречающим, тем громче шумели люди за оцеплением. В центре группы, состоящей примерно из пятнадцати человек, стоял уже знакомый полковник Фортескью. По правую руку от него широко, хотя и немного напряженно, улыбался долговязый седой дядька лет восьмидесяти в полицейской форме с полковничьими погонами, держащий бархатную подушку с чем-то зеленым. Рядом с долговязым напряженно вглядывались то ли в Корсакова, то ли в идущую рядом Мэри наголо бритый крепыш со странными, словно потухшими глазами, и женщина неопределенного возраста и немыслимой красоты. Впрочем, красота эта оставила Никиту совершенно равнодушным, хотя он и оценил ее по достоинству. Слева от полковника стояли несколько монахинь во главе с матерью Агнессой. Вот эти точно смотрели только на Мэри, глаз не сводили. Особенно одна, худощавая, высокая, уже в летах. Ни апостольник, ни просторное одеяние, ни четки в руках не могли скрыть безукоризненную выправку. «Капитан София Гамильтон, бабушка мисс Мэри», — прошелестел в коммуникаторе шепот Савельева, проследившего, должно быть, за направлением взгляда Корсакова. Никакого сходства с внучкой. Вообще. Еще трое или четверо военных. Ну и, конечно, экипаж «Дестини», при всех орденах и полном параде.

Полковник повелительно поднял руку, и тут же установилась почти полная тишина, только ветер продолжал свистеть в посадочных опорах кораблей.

— Господин контр-адмирал! — заговорил Фортескью. — Я рад, что именно мне выпала высокая честь приветствовать от имени Совета наших русских союзников. Добро пожаловать на Бельтайн, господа. И добро пожаловать домой, Мэри Александра Гамильтон, отныне и навсегда — Гамильтон ап Бельтайн.

Полицейский полковник шагнул вперед. Марк Фортескью поманил к себе ошеломленную, застывшую, как изваяние, Мэри, взял с подушки и прикрепил внутрь петли тарисситового аксельбанта зеленый эмалевый лист клевера. На листе, как на ладони, лежало выполненное из белого золота стилизованное изображение системы Тариссы.

— Мэ-ри! — рявкнула толпа, состоявшая в основном, как мельком отметил Корсаков, из мужчин и женщин с такой же, как у монахинь, военной выправкой, — Мэ-ри! Мэ-ри! Мэ-ри!

— Я о таком только слышал, — прошептал в клипсе коммуникатора Савельев. — Это что-то вроде местной разновидности ненаследуемого дворянства. Ап Бельтайн были первые поселенцы, внесшие наибольший вклад в развитие колонии, в частности Кристофер Гамильтон, предок мисс Мэри. Он был старшим помощником на «Гринленде» и дал имя планете. Потом изредка ап Бельтайн становились самые выдающиеся граждане. На протяжении последних двухсот лет это звание не присваивалось никому.

Мэри повернулась к русским. Дрожащие губы пытались улыбаться, по левой щеке ползла одинокая слеза.

— Простите меня, господа, я… никак не ожидала…

Не сговариваясь, старшие офицеры эскадры во главе с Корсаковым отдали честь растерянной девушке. Она козырнула в ответ, шагнула к соотечественникам, тут же попала в объятия бабушки… Церемония перестала быть формальной, прибывшие и встречающие смещались, но Никита не спускал глаз с Мэри и поэтому уловил момент, когда она обратилась к крепышу, не принимающему участия во всеобщем гвалте:

— Шон, а где Келли? Он что, не мог освободить пару часов и встретить меня?

Бельтайнцы затихали один за другим, полицейский полковник осторожно переместился за спину Мэри, губы матери Агнессы превратились в тонкую линию.

— Шон, не молчи! Он что, ранен?! Тяжело?!

— Он не ранен, Мэри… — выдавил крепыш. — Ты же знаешь, нас бомбили… Прямое попадание в Координационный. Никто не выжил.

— Что… — прошептала она, и уже громче, срываясь на крик: — Этого не может быть, Шон, этого просто не может быть! Что за чушь, как это Келли может погибнуть, мы же с ним… договорились… — заглушая рвущийся из груди тоскливый вопль, она впилась зубами в кулак затянутой в перчатку правой руки, покачнулась, но полицейский — Морган? да, полковник Морган — не зевал. Ловко оттеснив шагнувшего вперед Никиту, он развернул Мэри лицом к себе, прижал к кителю и что-то зашептал на ухо. Подошедший крепыш обнял ее со спины, тоже что-то шепнул, Мэри высвободила одну руку, обхватила его за плечи, то же сделал Морган, и теперь все трое стояли, обнявшись и уткнувшись друг в друга головами. София Гамильтон сжала четки так, что казалось, еще секунда — и отполированные прикосновениями рук деревянные шарики посыплются на щербатое поле. В обманчиво-хрупких пальцах аббатисы мелькал шприц-тюбик.

Марк Фортескью виновато откашлялся:

— Капитан Келли О'Брайен был напарником мисс Гамильтон во время службы в полиции и ее ближайшим другом. Боюсь, она не сможет присоединиться к нам за обедом. Прошу вас, господа.

Следуя за полковником к ожидающему кару, Корсаков оглянулся. Толпа рассасывалась, монахини образовали одну группку, команда «Дестини» — другую, и отдельно стояли три обнявшихся человека, как будто отгородившиеся ото всех своей болью. Лишь ветер не обратил никакого внимания на то, как изменилось настроение людей, и как ни в чем не бывало гонял песок и гарь по неровным обожженным плитам.

Был уже вечер, когда Мэри поняла, что не знает, куда ей податься. Податься между тем было совершенно необходимо, но только не в обществе унылого парня, проводившего ее до самых дверей офицерского общежития. До последней минуты ей не удавалось избавиться от сопровождения. Рядом с ней все время кто-то был, всем что-то было от нее нужно. Она понимала, что так распорядился кто-то из командиров — Морган или Фортескыо, а то и мать-настоятельница руку приложила. Даже в похоронной конторе, от посещения которой ее дружно пытались отговорить и бабушка, и Морган, и Шон, на заднем плане маячил кто-то из офиса командующего планетарной обороной. Гробы стояли закрытыми, но спорить с Мэри, так и не снявшей парадную форму, пожилой служитель не рискнул и все-таки поднял тяжелую крышку, табличка на которой гласила: «Келли Лахлан О'Брайен». Придать прежнюю форму размозженной голове не смогли, но лицо совсем не пострадало и на секунду ей показалось, что Келли просто спит. Она осторожно погладила холодную щеку, сжала скрещенные на груди руки и грустно покачала головой:

— Ну вот как это называется, Келли? А кто мне сюрприз обещал? Ну почему ты, почему, мне казалось, что у меня больше шансов не пережить эту заварушку… Ты так берег меня всегда, а теперь мне предстоит тебя хоронить… Келли, Келли, умирать совсем не страшно, ты это знаешь и я это знаю, хоронить страшнее, правда… Видишь, какая я эгоистка — даже не подумала, каково было бы тебе хоронить меня… не сердись, ладно?

Мэри замолчала. Мысли путались, то ли от усталости, то ли от горя. Она отошла от гроба, кивком головы разрешила служителю закрыть его и опустилась на колени пред массивным распятием. С юности знакомые, слова пришли сами:

— Боже отмщений, Господи, Боже отмщений, яви Себя! Восстань, Судия земли, воздай возмездие гордым. Доколе, Господи, нечестивые, доколе нечестивые торжествовать будут?

Старенький капеллан огорченно вздохнул: двадцать второй псалом был, с его точки зрения, уместнее у гроба, чем девяносто третий.

Должно быть, скорбь вытеснила смирение из сердца майора Гамильтон. Если, конечно, оно было там хоть когда-нибудь. А Мэри все говорила, тихо, но отчетливо, не просила, но требовала:

— Кто восстанет за меня против злодеев? Кто станет за меня против делающих беззаконие?

Тяжелый горящий взгляд. Стиснутые руки. Судорога коверкает запекшиеся губы, превращая лицо женщины в маску горгульи.

— …и обратит на них беззаконие их, и злодейством их истребит их, истребит их Господь Бог наш.

Это не молитва, почти с ужасом подумал отец Уильям. Это клятва.

И вот теперь она, наконец, осталась без присмотра. Относительно, конечно: тренированный слух безошибочно определил, что ненавязчивый, но непреклонный сопровождающий подтащил кресло к двери ее комнаты и с удобством в нем расположился. Мэри уселась на кровать, откинулась было к стене, забросив за спину большую из двух подушек и скрестив ноги, однако чуть ли не впервые в жизни привычная поза не показалась ей удобной. Она спустила ноги с кровати, оперлась локтями о колени и обхватила ладонями голову, но это почти не помогло. Если уж на то пошло, не помогло совсем. Слезы, которые она так долго сдерживала, покатились из глаз, горло перехватило рыдание, она судорожно вздохнула и закричала, стиснув кулаки и откидывая голову так, что почти не могла дышать. В дверь тут же сунулся все тот же парнишка и его растерянно-сочувствующее:

— Мисс Гамильтон, вам плохо? Может быть, вызвать врача? — подействовало на Мэри как пощечина в сочетании с ведром ледяной воды. Ее ровная, спокойная речь, весьма емкая при всей краткости, свелась к тому, что если этот (полдюжины красочных эпитетов) немедленно не уберется, она за себя не ручается. А уж если сюда притащат еще и врача — мало ей этого (еще полдюжины эпитетов), — то в ее комнате, помимо двери, есть еще и окно, и она охотно проверит раму на прочность. Хоть при помощи врача, хоть при помощи… А этаж, между прочим, второй. Молоденький лейтенантик решил, видимо, не рисковать, и мгновенно ретировался, но кресло передвинул так, что дверь теперь и вовсе можно было открыть только снаружи. Мэри рухнула на кровать и затравленно огляделась. Одно было совершенно очевидно: как бы ни мешали ей люди вокруг, одной ей оставаться нельзя. Истерический припадок — полбеды, но ближе к утру могут возникнуть проблемы посерьезнее. А для того, чтобы отомстить, ей надо быть не только вменяемой, но и вообще живой. Так что, как ни крути, нельзя ей коротать эту ночь в одиночку. Точнее, можно, но для этого надо выпить полбутылки виски. Или бутылку. Залпом. Чтобы наверняка. Она заглянула в шкаф и чертыхнулась про себя: бутылки не было. Куцый набор штатской одежды, который она сама же принесла сюда четыре… неужели только четыре?… дня назад — был, знаменитая шляпа, дожидавшаяся своего часа с тех пор, как эту комнату выделили тогда еще премьер-лейтенанту Гамильтон — тоже, а вот бутылка исчезла. Ах так?! Ну-ну. Мэри криво усмехнулась и принялась за дело. Прежде всего следует разобрать постель. Покрывало скатать в трубку и свернуть пополам: под одеялом сойдет за ноги. Снять китель, придать ему объем при помощи пледа, засунув часть в рукав. Из маленькой подушки получается вполне приличная голова. А теперь все это накрыть одеялом… отлично. Эх, мальчик, не учился ты в Звездном Корпусе… Так, теперь приподнять краешек плинтуса… готово. Карточка лежала там, где ей и полагалось. Келли… Господи всеблагий, именно Келли посоветовал ей когда-то держать некоторое количество денег во всех местах, где она бывает. Вот и пригодилось. Она прошла в душевую, включила воду так, чтобы в коридоре уж точно услышали, и присела на корточки перед раковиной. Вторая плитка снизу в углу… есть. Достав из углубления тот самый пистолет, который когда-то так мешал мисс Аманде Робинсон, Мэри засунула оружие за ремень. Выключив воду и выйдя из душевой, она погасила в комнате свет, накинула вынутую из шкафа куртку и тихонько приотворила окно, не трогая фиксатор: когда она спрыгнет, доводчик бесшумно вернет створку на место. Второй этаж — ерунда, что бы ни думал по этому поводу ее впечатлительный страж. Справа внизу светилось окно, значит, спускаться надо левее. Мэри встала на подоконник, еще раз прикинула траекторию, слегка отклонилась назад, касаясь кончиками пальцев оконной рамы, и соскользнула на ухоженный газон. Теперь надо было переждать, пока луч прожектора, обшаривающего окрестности, уйдет в другую сторону. Будем надеяться, что здесь ничего не изменилось и никому не пришло в голову напичкать пространство между зданием и улицей датчиками движения или инфракрасными сканерами. Она тенью метнулась к невысокой ограде, вскарабкалась по выложенному изрядно выветрившимся кирпичом столбу и соскочила с внешней стороны. Так, все тихо. Теперь можно и поискать, где надраться. Интересно, таксисты уже работают?

Некоторое время спустя она убедилась в том, что нью-дублинский таксист — существо абсолютно неистребимое и бесстрашное. Во всяком случае, пешком ей пришлось пройти не больше квартала. Крохотная двухместная машина спикировала рядом с ней и разбитной парень, такой рыжий, что даже Рори обзавидовался бы, протараторил, откинув колпак:

— Такси, офицер? Куда прикажете? — тут он разглядел ее лицо и преисполнился благоговения, смешно смотревшегося на круглой конопатой физиономии:

— Майор Гамильтон?! Прошу вас, мэм, садитесь скорее! Пожалуйста! Я видел вас сегодня по сети, госпожа майор. Ну, расскажу я Кристи, что возил вас — не поверит же! Вы только скажите, куда!

Мэри уселась в кресло, защелкнула замок ремня — привычка, никуда от нее не денешься и скомандовала:

— А забрось-ка ты меня к «Крылу сапсана» на углу Дженкинса и Первых Поселенцев. Знаешь, о чем я?

Таксист вытаращился на нее, как будто увидел что-то до невозможности жуткое:

— Это к копам?! Да, как же это… да на кой они вам сдались, что, в городе больше выпить негде?! Тем более что у них там сегодня поминки, никакого веселья…

Тут он, должно быть, разглядел ее глаза и осекся. Мэри постаралась натянуть на лицо улыбку, но, должно быть, ничего путного из этого не вышло: теперь на физиономии водителя читался откровенный страх. Она глубоко вздохнула, оставила попытки улыбаться и тихо, устало произнесла:

— А с чего ты взял, парень, что мне весело? Давай, разогревай свой драндулет, а то дождешься, я сама на управление сяду. А я еще трезвая, так что мало тебе точно не покажется… Живей, не зли меня.

В «Крыле сапсана» действительно было невесело. За большими столами вплотную друг к другу сидело человек семьдесят, все как один в полицейской форме с пилотскими нашивками. Закуски практически не было, обилие бутылок говорило само за себя. Разговоры за столами, и без того негромкие, при появлении Мэри стихли совсем. Она подошла к стойке, кивнула бармену в знак приветствия и спросила двойной виски. За ее спиной послышался скрип отодвигаемого стула, но она не стала оборачиваться, продолжая сверлить глазами бармена, который двигался так медленно и безмятежно, как будто ее заказ его совершенно не интересовал. Осведомиться о причинах такого поведения она не успела: на плечо легла крупная ладонь с длинными сильными пальцами, рывком развернувшая ее лицом к залу. Уже не слишком трезвый парень примерно лет на пять моложе Мэри смерил ее презрительным взглядом и процедил сквозь зубы:

— Здесь пьют копы, госпожа майор, мэм. Мы поминаем наших павших товарищей и посторонние нам тут ни к чему. Вам ясно?

У Мэри неожиданно зачесались кулаки. Вспышка ярости на секунду заволокла все окружающее красноватым туманом, пришлось напомнить себе, что она пришла сюда не ссориться, по подходящие к ситуации слова никак не желали находиться. Однако говорить ей не пришлось. Резкий окрик «Каллахан!» рассек напряженную тишину, как удар бича, и в поле зрения Мэри возник Морган, вышедший, должно быть, из задней комнаты.

— Каллахан, прекрати, — уже спокойнее произнес полковник, и хватка на ее плече ослабла, а потом исчезла совсем.

— Извините, сэр! — рявкнул пилот, но Дядюшка только зло оскалился в ответ:

— Да ты не передо мной извиняться должен, сопляк, а перед ней!

— Перед ней?! — набычился тот. — А с какой это стати?! Кто она такая? Поду-умаешь, ап Бельтайн!

Вместо ответа Мэри, жестом остановив готового взорваться Моргана, неторопливо расстегнула левую манжету рубашки, так же неторопливо засучила рукав и протянула Каллахану руку внутренней стороной предплечья вверх, не сводя с него требовательного взгляда. Он вгляделся, снова посмотрел на Мэри, глаза его расширились, и — должно быть, от неожиданности слишком громко — он потрясенно ахнул:

— Ноль двадцать два?! Не… не может…

Полицейские за столами задвигались, заговорили, кто-то уже вставал и подходил поближе, желая, видимо, удостовериться в том, что коллеге не померещилось с пьяных глаз.

— Может-может, — усмехаясь уголком рта, подтвердил Морган. — Понял теперь, кого выгнать хотел? Ты бы, сто пятьдесят третий, попросил мисс Мэри поучить тебя летать на досуге. Глядишь, не откажет, она добрая девочка. Была, по крайней мере. А ты-то как здесь оказалась, дорогуша? — повернулся он к бывшей подчиненной. — Ужасно выглядишь, уж прости за прямоту. И ведь мне только что доложили — спит, мол, сном праведницы…

— Угу, — криво ухмыльнулась Мэри. — Спит. Мой китель там спит вкупе со свернутым покрывалом. Вы мне лучше скажите, кто додумался убрать из шкафа бутылку? Оставили бы — так мне бы не пришлось в окно вылезать.

— Вот ты поправь меня, если я ошибаюсь… развел руками Морган. — Мы с тобой знакомы девятнадцать лет, так? И все это время я не знаю, чего от тебя ожидать.

— Но ведь так интереснее, Дядюшка, вы не согласны? — Мэри невинно похлопала ресницами и повернулась к бармену: — Мне сегодня в этом заведении нальют или нет?

Проснувшись утром, она не сразу поняла, где находится. Комната была смутно знакомой, но именно смутно. Какое-то давнее воспоминание… если бы еще голова не так болела… Мэри сморгнула и попыталась сесть. С третьей попытки ей это удалось и она смогла как следует осмотреться. Диван… Большой стол… Да она же в доме Моргана! Ну, допустим. А как она сюда попала? Вечер вырисовывался с трудом. Впрочем, ничего удивительного. Это ж надо было столько выпить, да с устатку, да на голодный желудок… Впрочем, не совсем на голодный. Вроде бы после четвертой порции Морган заставил ее съесть тарелку супа, но ситуацию это уже не спасло. Кажется, ей пришлось пожать руку всем в зале, включая бармена, на предплечье которого под языками пламени тоже просматривались цифры, причем не абы какие, а… Кто бы мог подумать, этот парень летал на том же «Сапсане», что и она… Примерно к середине второй бутылки начались воспоминания, и в какой-то момент ей показалось, что все полицейские, погибшие за эти годы, незримо присутствуют в «Крыле сапсана». Во всяком случае, Мэри готова была поклясться, что слышит ехидный смех Келли, и почему-то это было совсем не больно. Вчера — не больно. А сегодня…

Она бесшумно застегнула ботинки, прислушалась к доносящемуся из спальни храпу и вышла на пустынную улицу. Постояла на крыльце, подняла голову, зажмурившись и подставляя лицо солнечным лучам, потом открыла глаза и посмотрела на по-утреннему зеленоватое небо Бельтайна — прозрачное, наполненное светом, прекрасное. И чужое.

Мэри вздохнула, засунула зябнущие на резком утреннем ветру руки поглубже в карманы куртки и побрела в направлении центра города. Если она хочет сегодня быть годной хоть на что-нибудь, аптеку надо найти прямо сейчас.