Часть третья: Сокрытое

Глава 18: Беспросветные бездны

— Говорят, свет Астрономикона не достигает Восточной Окраины. Сам я его никогда не видел, хотя примерно представляю благодаря материалам, которые собрал для своих записей. Чаще всего его описывают как мост серебристого света, окруженный хором небесных голосов и уходящий в бесконечность. Или, вернее, где-то на пятьдесят тысяч световых лет.

Фабий вышел из прихожей, где находился третичный стратегериум, и рассеял гололитическую проекцию, просто пройдя сквозь нее. Последние признаки погони исчезли — даже у шавок Трупа-Императора были свои пределы, и Красные Скимитары достигли их несколько недель назад.

— Твои братья повернули обратно. Теперь ты один, в моем полном распоряжении.

Слова Фабия были адресованы его гостю — Красному Скимитару, подвешенному на вертикальном смотровом столе: запястья и лодыжки надежно связаны, голова опущена. Космодесантник был без боевого облачения, разложенного подетально на соседней плите. Несколько дней ушло на то, чтобы он очнулся, поскольку тело его очень долго восстанавливалось после ущерба, нанесенного Аррианом. Фабий обошел стол. Средняя часть панели была удалена с тем, чтобы обеспечить беспрепятственный обзор поврежденной области туловища.

Апотекарий осторожно прощупал шрам на теле.

— Прекрасно заживает. Арриан владеет клинком так же, как я владею скальпелем. Будь ты свободен, ты мог бы снова ходить. Впрочем, со временем, возможно, у тебя появится такая возможность. После того, как мы придем к своего рода соглашению.

Фабий повернулся ко второй секционной плите, где лежал доспех, взял багровую пластину брони и провел пальцем по стихотворным строфам, выгравированным на ее поверхности. Язык, на котором они были созданы, оказался столь же архаичен, как и стиль письма.

— Это такая умышленная стилизация, или литература настолько деградировала, что это лучшее, на что вы способны? — проворчал он.

Восстание против Терры нанесло непоправимый ущерб не только инфраструктуре зарождающейся империи, но и ее общественной жизни и культуре. Блеющее стадо Лоргара разграбило и сожгло миллион хранилищ знаний без особой на то причины, просто со злости. Хорус хотя бы расхищал великие окулярии и архивы в поисках сокровенного, пусть потом все равно сжигал их. Эти же как будто стремились не просто свергнуть тирана, но еще перевернуть основы самой цивилизации, — и ради чего? Власти. Контроля.

— Примитивизм, — буркнул он, все еще разглядывая стихотворение. — Похоже, в конце концов остались только дети, способные лишь на подражание тем, кто был до них. — Он посмотрел на своего гостя. — Значит, вот кто ты такой? Юный дикарь, выросший на историях о золотом веке, который в действительности никогда не существовал, кроме как в воспоминаниях летописцев и речах библиариев?

Астартес ничего не сказал, поскольку пребывал без сознания. На самом деле, однако, он бодрствовал уже какое-то время и сейчас просто выжидал, вероятно, в надежде выбраться на волю. Фабий отложил элемент доспеха.

— Отсюда нет спасения, брат. Быть может, тебе удастся сбежать из моей лаборатории или даже с этой палубы, но не дальше.

Ответа не последовало, и Фабий вздохнул.

— Я знаю, что ты не спишь. Мои датчики зафиксировали всплеск твоего сердечного ритма, когда я взял эту деталь. — Старший апотекарий постучал по багровым латам. — Уверяю, не стоило воспринимать мою критику твоих неуклюжих попыток поэзии так близко к сердцу. — Он нахмурился. — Тебя ведь зовут Касра, верно? Так написано на твоих доспехах. — Байл подождал минуту, а затем продолжил: — Ты еще жив, Касра. Уверен, тебя это беспокоит, ведь ничего хорошего это не сулит. И это правда — но в твоих же интересах облегчить свою участь. Позволь говорить откровенно. Станешь сотрудничать, и я гарантирую быструю и относительно безболезненную смерть. Вздумаешь упрямствовать, и тебя ждут неописуемые мучения, которые будут становиться только невыносимее. Все просто. Чем больше ты сопротивляешься, тем больнее будет.

— Боль — иллюзия чувств, — прохрипел Касра.

— Отнюдь. Боль есть способ организма сообщить о травме или нарушении работы. Эдакое предупреждение. Соответственно, чем больнее становится, тем выразительнее предупреждение. Я покажу… — Фабий ткнул жезлом пыток в голый торс космического десантника, вызвав у того крик агонии. Трансчеловеческий воин задергался в путах, когда через него прошел эфирный поток боли.

— И это всего лишь слабое покалывание по сравнению с тем, что ждет тебя, если ты решишь испытывать мое терпение. Ты все понял, Касра, шехан Красных Скимитаров?

Астартес откашлялся и плюнул ему в лицо. Кислотная слюна зашипела, разъедая плоть апотекария.

— Я вижу, до тебя плохо доходит. Что ж, ладно. — Пытка скользнула вперед, на этот раз под более низким углом. Опять сиплый рев боли. Медленно досчитав до десяти, Фабий отступил, и дымящееся навершие скипетра легло на изгиб его руки, словно довольный питомец.

— А теперь? — спросил Живодер, но единственным ответом ему было неровное дыхание. Фабий схватил пленника за волосы и дернул голову назад. На этот раз Касра действительно был без сознания. Раздраженный, Фабий отпустил его голову.

— Зачем вы это делаете?

Позади него стоял Фулгрим. Клон выглядел озадаченным. Байл помрачнел.

— Что делаю?

— Вы делаете ему больно. Зачем?

— Так надо.

— Почему?

Фабий нахмурился еще больше.

— Поиски ответов редко бывают приятными, Фулгрим. Частенько не обходится без крови и страданий. В данном случае — его.

— Вам… вам это нравится?

— Нет.

Фулгрим имел печальный вид. Видеть, как его лицо искривилось в таком детском смятении, было странно. Даже несмотря на все приобретенные им знания, клон по-настоящему не понимал. Фулгрим — настоящий Фулгрим — проводил когда-то собственные опыты по химии на Кемосе, разрабатывая процедуры, призванные продлевать срок жизни и вылечивать различные недуги, такие как заболевания легких, от которых страдал приютивший его народ. Но у них была очевидная цель. Возможно, в этом все дело.

Фабий увел клона от пленника.

— Будь уверен, он не будет долго мучиться. Немногие осмеливаются сопротивляться уже после первого касания Пытки.

— Вам обязательно его убивать?

— Он наш враг, Фулгрим. Он убьет нас, причем с радостью, если сможет, во имя своего Трупа-Императора. — Фабий горько рассмеялся. — Я умирал от рук громил вроде него больше раз, чем мне бы хотелось признать.

— Вы… умирали? — Молодой примарх посмотрел на него с неподдельным ужасом.

Его наставник утвердительно кивнул:

— Да. Уже несколько раз только в этом тысячелетии.

— Тогда как вы можете быть здесь?

Фабий постучал себя пальцем по виску.

— Пока жив мой разум, его можно поселить в специально подготовленное тело. Я такой же клон, как и ты. — Он показал на ряд резервуаров с питательными растворами. В каждом из них плавала паутина нервных тканей. — Там клонированные нейронные сети — мой разум на разных этапах развития. — Байл остановился, наблюдая, как пульсирует жидкость, поступающая в блестящие нервные волокна. Созерцание этого процесса вызывало неясное чувство умиротворения. — В случае смерти мой разум и накопленные знания сохранятся.

Фулгрим сдвинул брови:

— Но ведь они — это не вы.

— И нет, и да. После имплантации совместимое тело-носитель будет думать, что оно — это я, и поступать так, как поступил бы я. Я нисколько не отличаюсь от того себя, что прочесывал храмы лаэров, желая раскрыть их тайны. — Фабий улыбнулся, довольный собственным достижением. — Данная технология основана на нейронной системе бесконечной психоцепи альдари. У меня ушло столетие на то, чтобы вырастить их из культур тканей, взятых через равные промежутки времени.

Юноша вопросительно посмотрел на него:

— Носитель?

— Ну да. Важно, чтобы клонированная оболочка всегда была под рукой, но в случае ее отсутствия подойдет любой отвечающий параметрам трансчеловеческий организм. Игори и остальные полностью осведомлены о требованиях и при необходимости могут выполнить соответствующую процедуру. — Он посмотрел на ученика. — Моя работа должна продолжаться, какие бы преграды ни возникали. Лишь когда все закончится, я наконец смогу отдохнуть.

— Так вот зачем вы меня создали? — Фулгрим показал на себя. — С физической точки зрения я во всех отношениях превосхожу вас. Мой мозг быстрее обрабатывает информацию, мое тело почти бессмертно — я знаю это инстинктивно. Вы хотите заменить меня? — Это было не обвинение, а скорее искреннее любопытство, и на мгновение Фабий замялся. Чтобы скрыть смущение, он засмеялся.

— Честно говоря, такая мысль никогда не посещала меня. Нет, у меня нет желания менять привычную оболочку даже на более совершенную.

— Тогда зачем вы меня создали?

Колеблясь с ответом, Фабий отвернулся и вгляделся в искаженное отражение Фулгрима на полированной поверхности стеклянных баков. В конце концов он решил быть честным.

— Сначала я хотел посмотреть, получится ли у меня вообще. Потом я думал, что это необходимо. — Он издал горький смешок. — В те дни мы были заблудшими. Лишенными должного руководства. Мы реагировали, а не действовали. Скатывались к варварской неумеренности, сбросив ширму организованности и дисциплины. Без Фулгрима — без тебя — мы утратили контроль над собой. Некоторые, включая меня, пытались взять бразды правления в свои руки, но потерпели крах.

Он посмотрел на юношу.

— Я создал тебя, чтобы спасти нас. Равно как и твоих братьев — Хоруса, Лоргара, даже Ангрона. Я думал, что, отдав нашим братьям их отцов, я положу конец межлегионным войнам, и мы снова объединимся.

— Зачем?

Фабий снова опешил, а потом грустно улыбнулся.

— Я думал, есть нечто, что стоит спасать. А теперь понимаю, что это не так. Мы — неудачные эксперименты. Единственное, что остается, — это разузнать все, что можно, и затем начать заново.

Фулгрим смотрел на свои руки, наблюдая за движением нечеловеческих мышц под совершенной плотью.

— Я… неудачный эксперимент?

— Нет-нет, — поспешно проговорил Фабий. — Ты еще можешь принести пользу. Я просто пока не решил, какую.

Клон сжал кулаки.

— Я поведу их за собой, если позволишь. Я вижу, как это сделать. Как это нужно сделать. Я смогу привести их к совершенству, если ты дашь мне шанс.

— Твой предшественник думал примерно так же.

— Я не он, — отрезал Фулгрим и решительно взглянул на Байла. Фиолетовые глаза примарха горели стремлением, даже потребностью. — Я читал его изречения — записи о его деяниях. Я никогда им не стану. Я бы не стал убивать родного брата. И не предал бы своего отца. Я не проявлю себя таким несовершенным. Ни за что и никогда. Только не снова.

То, с какой убежденностью он говорил, тронуло апотекария. Вот он, молодой Фениксиец. Полубог, каким Фабий его запомнил, стоя перед ним на коленях на полях Кемоса. Но между тем моментом и этим простирался целый океан времени. Когда-то давно Повелитель Клонов уже пережил шторм, вызванный такими же словами. Они звучали с не меньшей силой убеждения, но больше не имели такой власти над Фабием.

Он покачал головой.

— Возможно, скоро наступит день, когда мы вместе покинем эту долину теней, ты и я. И в тот день я смогу сотворить для тебя легион, чтобы ты исполнил то, для чего был рожден. — Эта мысль показалась Фабию привлекательной, и он засмеялся. — Быть может, моему Новому Человеку потребуется Новый Легион, чтобы охранять его в младенчестве, как мы когда-то охраняли его предшественника. По-моему, в этом есть что-то поэтическое.

Только он произнес это вслух, как почувствовал внезапное беспокойство. Живот неожиданно скрутило, сидящий там комок боли впился когтями в мясо. Фабий поморщился и оперся на операционный стол. Хирургеон зашипел и впрыснул в его кровоток дозу болеутоляющих. Байл зашелся в кашле. На губах выступила кровь.

— Уже, — пробормотал он.

Фулгрим потянулся к нему.

— Учитель?

Фабий отмахнулся.

— Не о чем беспокоиться. Это пройдет. Это как со старым другом. Я почти приветствую его возвращение. — Он посмотрел примарху в глаза. — Боль чудесным образом позволяет сконцентрироваться. И только в избытке она становится изнурительной. — Он показал рукой на Касру. — Что скоро узнает наш гость.

Стоя на командной палубе, Алкеникс глядел на скользящие по обзорному экрану звезды Восточной Окраины. Они казались ему странными и полными ужасов, которые не снились даже в Оке. Корабли-призраки, дрейфующие в темноте и тишине, испуская фантомные сигналы давно мертвых экипажей. Жуткие звуковые импульсы из самых черных пределов, похожие на ультразвуковые визги какой-нибудь огромной незримой колонии рукокрылых.

— Там звезды черные странны[17], а, Палос? — Он мельком взглянул на своего подчиненного. Палос Гир вышел из боя с Красными Скимитарами без единой царапинки, не считая нескольких новых зарубок на нагрудной пластине.

Палос усмехнулся.

— Теперь мы далеко за Гиадами, брат.

Алкеникс улыбнулся. Фраза из старой поэмы. Или, возможно, песни. Обрывки слов, звучавших среди летописцев 28-й экспедиции в более невинные времена. Он помнил, как они переходили из уст в уста, от одного к другому, от певца к скульптору, от художника к танцору, словно какой-то диковинный миметический вирус, пока наконец не утихли в неистовом последнем выступлении композитора Кински.

Некоторые из его братьев считали, что эти слова суть некое послание, хотя насчет того, что оно означало и кому могло принадлежать, единого мнения не существовало. Подобные мысли не занимали Алкеникса. Он лишь сожалел о том, что пропустил прощальный концерт Кински. Даже сейчас мысль об этом вызывала острую боль в его душе.

Из неподвижного рта байловского смотрителя стратегиума вырвался вопросительный возглас. Существо дрогнуло, словно охваченное тревогой, но спустя мгновение успокоилось.

— Что это с ним? — пробормотал Палос и положил руку на топор. Уродливое создание не нравилось ему, и Алкеникс не винил его. От внешнего вида монстров Фабия могло вывернуть наизнанку даже обладателей самого крепкого желудка.

— Вот что, я бы сказал, — ответил префект и указал на один из экранов, где в центре разливалось чернильное пятно — чернее даже окружавшей его пустоты. Алкеникс рявкнул приказ, и изображение увеличилось. На фоне звезд мерно плыл многокилометровый обелиск из какого-то темного камня, начисто лишенный любых деталей или орнамента и, насколько можно было видеть, абсолютно гладкий.

— Что, во имя Фениксийца, это такое? — спросил Палос.

— В записях его называют Монолит Имга, — протянул Алкеникс, изучая небесную махину. Огромный обелиск, казалось, поглощал свет окружающих звезд, как будто это было не просто сооружение, а дыра в реальности. — Хотя почему, не представляю. За ним нет никакой истории.

Артефакт находился здесь задолго до того, как человек отправился к звездам, и, скорее всего, будет оставаться еще бесконечно долго. Алкеникс подозревал, что это обломок, появившийся здесь после некоего грандиозного космического конфликта, старше самого человеческого вида или даже богов.

Вселенная была старше, чем они полагали, и куда более обитаемой. Он сам руководил экспедициями в развалины допотопных империй, которые переживали взлеты и падения в незапамятные времена, и видел пиктограммы, вырезанные внутри полостей комет, изображающие вещи, неподвластные пониманию человека.

Время и пространство являлись частью одного и того же безбрежного океана, то расширяющегося, то сжимающегося, вызывая приливы и отливы на протяжении вечности. И именно его сожжет Феникс, когда наконец очнется от своего сна. Обратит в пар и тени, чтобы на его месте возникло что-то новое и лучшее.

— Выглядит… чудно, — буркнул Палос. — Словно он есть и его нет. Мираж звездного света.

— Он вполне реален. Но что-то в нем сбивает с толку корабельные датчики. — Алкеникс облокотился на перила. — Фулгрим как-то упоминал его. По-видимому, один из двух Забытых повел экспедицию к его черному сердцу в первые века Великого крестового похода. Хотя почему он оказался так далеко и что обнаружил, никогда и никем не записывалось. — Префект нахмурился. — Наверное, оно и к лучшему. Что бы там ни находилось, в Галактике и без того хватает дьяволов.

— Если вы закончили любоваться пейзажем, нам есть что обсудить, — раздался за его спиной голос Мерикса. Алкеникс обернулся, сдерживаясь, чтобы не выказать раздражения. Десантник стоял перед проектором гололита и изучал чертежи.

— И что же?

— С Савоной нужно разобраться. — Мерикс перегнулся через зону голограммы, продемонстрировав Алкениксу свою изуродованную шрамами голову. — Она активно действует против нас. Она пыталась убить меня.

— Учитывая то, что ты мне о ней рассказывал, я ничуть не удивлен. Рано или поздно она бы это сделала. — Префект пожал плечами. — Возможно, она и вправду против нас, а может, просто воспользовалась случаем. Так или иначе, я не намерен отвлекаться.

Мерикс отступил. Хотя его рот был скрыт респиратором, Алкеникс мог уверенно заявить, что он раскрылся от удивления.

— Она больше чем просто отвлекающий фактор.

— Для тебя, пожалуй. Для меня — нет.

— А что Арриан? Он тоже лишь отвлекает внимание?

Алкеникс крякнул.

— Я прощупал Пожирателя Миров. Он опытен.

Мерикс прищурился.

— Ты одолеешь его?

— Нет. Но я могу просто убить его. — Флавий растянул губы в усмешке. — Я не настолько высокомерен и не требую, чтобы каждая битва была достойной. Некоторые — всего-навсего средство достижения цели. Арриан должен умереть, но мне необязательно расправляться с ним лично. При условии, что его череп и содержащаяся в нем информация не пострадают, я согласен и на менее почетную смерть для него.

Легионер отрывисто рассмеялся:

— И сколько же должно умереть, чтобы гарантировать эту самую «менее почетную смерть»?

— Столько, сколько потребуется. — Алкеникс развел руками. — Это война, Мерикс. А на войне солдаты погибают. Они умирают, чтобы достичь целей, поставленных начальством. Это был первый урок, который Фулгрим преподал нам после нашего первого перерождения, и мы хорошо его усвоили.

— И какова же твоя цель? Я имею в виду настоящую цель. — Мерикс залился скрипучим смехом. — Что бы ты ни утверждал, не думаю, что это план Эйдолона.

— Осторожнее в высказываниях, старший помощник. Ты переходишь границу дозволенного.

— И что с того? Мы всегда так поступали. Такова природа нашего легиона.

Префект выждал паузу, а затем усмехнулся.

— Впрочем, зерно истины в твоих словах есть. Ладно. Я намерен убить Фабия Байла. Раз и навсегда.

— Ты ненавидишь его. За что?

Алкеникс замялся.

— Самая простая причина — зависть, — ответил он, пожимая плечами.

— Что особенного есть у этого мерзавца, чему ты можешь позавидовать? — недоверчиво спросил Мерикс. — Цвет его опухолей?

Алкеникс тихо рассмеялся.

— Нет. Я завидую любви нашего отца. Фулгрим полюбил Фабия первым и сильнее всех. О, тщеславные дураки вроде Люция или бешеные псы вроде Эйдолона поведают тебе другое, но я-то знаю. И Касперос Тельмар знал, и Грифан Торн. Даже громила Нарвой Квин видел это совершенно ясно. — Он вгляделся в полотно своего клинка. — Люций был его чемпионом, Эйдолон — величайшим полководцем, но Фабий был его доверенным лицом. Фабий понимал его так, как не дозволялось никому из нас. И оттого я завидую ему, оттого ненавижу его. Если на то будет воля Слаанеш, я прикончу его за это.

— Если все и впрямь обстоит так, как ты говоришь, Фулгрим не поблагодарит тебя.

— Нет. — Алкеникс провел по лезвию скальпом, полируя шероховатости, видимые только ему. — Не поблагодарит. — Его улыбка стала шире. — Но он простит меня. Он увидит, что так будет лучше.

— Или убьет тебя прямо там, где ты преклонишь перед ним колени.

Флавий пожал плечами.

— В любом случае Паук раньше меня окажется в аду. Мне этого достаточно.

— Ты отказал мне в битве. Я разочарован, Фабий, — рокочущий голос Диомата разнесся по камере-пещере, отчего покрытые грязью резные фигурки херувимов сползли с каменистых насестов, рухнули на нижнюю палубу и разлетелись вдребезги. — Я чувствовал, как корабль дрожит. Видел врага, пылающего в пустоте. А как же твое обещание?

— Прости меня, брат. Во всей этой суматохе было мало времени, чтобы вызволить тебя. Впрочем, все закончилось довольно быстро. Они весьма пылкие, наши далекие родственнички, но не так уж искусны. — Фабий аккуратно пробирался сквозь завалы. По нефу были раскиданы растерзанные останки нескольких сервиторов. До прибытия Фабия Диомат, очевидно, бурно выражал негодование. Наверное, стоило поблагодарить его, что он не занялся этим сейчас.

Разговор с Фулгримом вывел Фабия из равновесия. Близость примарха, даже клонированного, негативно влияла на его волю. Делала невозможное возможным, а глупое заставляла казаться мудрым. Фабий не знал, почему испытывал необходимость отыскать Диомата. Возможно, он хотел испросить совета у такого же, как он, — у того, кто был свидетелем древней славы и безрассудных прихотей. Или ему просто нужно перед кем-то выговориться.

Дредноут-контемптор стоял перед одним из богато украшенных обзорных окон и ритмично разминал когти. Затем он отвернулся от грязного стекла.

— Я слышал, у нас гости. Флавий Алкеникс, ни больше ни меньше. Из числа молодых дворняг Фениксийца.

Фабий помрачнел.

— Откуда такая осведомленность?

Диомат постучал по шару, служившему ему головой.

— Прости меня. В изоляции я начал подслушивать внутренние вокс-частоты.

Байл хмыкнул.

— И что еще ты слышал?

— Он хочет избавиться от тебя.

— Я бы счел его еще большим дураком, если бы он не попытался. — Фабий встал рядом с дредноутом. — Не сомневаюсь, наш брат Эйдолон подговорил его.

— Эйдолон? — Диомат издал резкий металлический смешок. — Это в его духе.

— Это в духе всех нас. Кроме, наверное, тебя.

Диомат слегка повернулся, шестерни и поршни застонали.

— Что ты хочешь этим сказать, брат? Еще одно завуалированное оскорбление?

— Это не оскорбление. — Фабий заколебался. — По крайней мере, не в этот раз.

Апотекарий пристально посмотрел на древнего. На его обветшалое шасси и выцветшую краску. На потускневшую от времени позолоту и дурные знаки, высеченные на керамитовых пластинах мучителями в прошлые века. Подобно ему, Диомат многое перенес от рук своих братьев. Как и его самого, дредноута тоже недолюбливали остальные Дети Императора. А еще…

Внезапно лишенный уверенности, Фабий провел рукой по волосам и, непроизвольно выдрав несколько, почувствовал, как где-то внутри него защемило. Не приступ боли, нет. Для нее было еще рано. Хотя она обязательно вернется. Как и всегда. Он снова взглянул на Диомата.

— Это не оскорбление, — повторил он. — Эйдолон считает, что нашел пропавшую генодесятину. Сейчас мы как раз в пути, чтобы забрать ее. Он хочет, чтобы я создал для него легион.

Диомат помолчал.

— А ты этого хочешь?

— Пока не решил.

Диомат опять выглянул в смотровое окно.

— Эйдолон себе, наверное, места не находит от нетерпения. Касперос Тельмар часто говорил о нем, когда приходил терзать меня в моем саркофаге. Эйдолон хочет снова стать первым лордом-командующим и повести обновленный легион к тому, что, как он считает, предначертано Третьему.

— Насколько я могу судить, это значит быть лакеем Абаддона.

Диомат издал непонятный звук, нечто между хрюканьем и скрипом металла.

— Зачем ты пришел ко мне, Фабий? Тебе нужно отпущение грехов или разрешение на что-то?

Байл не нашелся что ответить. Правильно ли он поступал? Он отмел эту мысль. Ему нужно было выговориться, чтобы облегчить душу. И Диомат был единственным, кто мог по-настоящему понять, пусть его и считали спятившим.

— Не совсем. Я кое-что нашел на Гармонии. Точнее, кое-кого.

— Кого? — не оборачиваясь к нему, поинтересовался древний.

— Фулгрима.

Тяжелый взгляд дредноута оторвался от звезд и пал на него.

— Что-о-о? — взревел он, окатывая Фабия звуковой волной, подобной грому.

— Его клона. Одного из сотворенных мною. Без признаков порчи.

— Там все испорчено. Все, что составляло наше естество, прогнило до костей.

— Не в его случае. Теперь я в этом убежден. — Фабий закрыл глаза. Голова раскалывалась под тяжестью ноши. — Ты понимаешь, Диомат? Видишь, какие открываются возможности передо мной? Перед нами?

Огромные механические когти сжались в кулаки, и на мгновение старший апотекарий задумался, не собирается ли дредноут пустить их в ход против него. Вместо этого Диомат повернулся и потопал в конец нефа, где, возможно, когда-то располагался алтарь.

— Это какой-то трюк, Фабий? Изощренная пытка, которую ты придумал, чтобы изводить мой разум?

— Если так, она тоже не дает мне покоя, брат. Нет, я пришел к тебе потому, что больше не к кому. Я долго думал, почему пожалел тебя, Диомат, ведь ты мне по-настоящему не нужен. Теперь мне кажется, причина в том, что ты напоминаешь мне о былых возможностях. Об идеале, к которому мы когда-то стремились. Герой Вальпургии. Последний настоящий брат. — Он горько рассмеялся. — Полагаю, из тех же соображений Касперос оставил тебя в живых. Это как бередить старую рану.

Диомат протянул руку и раздавил череп одного из удерживающих его сервиторов. Перед смертью тот жалобно взвизгнул: звук эхом вырвался из вокс-решетки в армированном туловище. Диомат проследил за падением киборга и развернулся к Фабию.

— Да. Я одна сплошная старая рана. Комок агонии. И я желаю, чтобы все страдали так же сильно и долго, как страдал я. Я умер на Истваане, брат. Все, что от меня осталось, — это предсмертный крик, раздающийся в вечности. — Он указал на Фабия когтем, влажным от крови и масла. — Ты смешон, брат. После всего, что ты сделал и еще сделаешь, ты осмелился прийти ко мне и говорить о новорожденных примархах и легионах, восставших из пепла? С какой целью? Чтобы нас простили за наши преступления?

— Не ради отпущения грехов. Ради нового начала, — вспылил Фабий. — Чтобы начать все с чистого листа, Диомат.

— Ничего из того, что взрастает в этом царстве, нельзя назвать чистым.

— Он совершенен, Диомат. Он… совершенно невинен. Он тот Фулгрим, каким был когда-то. Каким всегда должен был быть. С его помощью и с генной десятиной я смогу восстановить Детей Императора. Возможно, я смогу спасти нас от безумия Фениксийца… и от своего собственного.

Диомат неподвижно и безмолвно глядел на апотекария.

— Так ты со мной? Мы собираемся вторгнуться в мир, которого боится даже Эйдолон. Это будет очень опасно. Возможно, это будет самоубийством.

— А может, я больше не хочу умереть.

Фабий изучал невыразительный саркофаг дредноута.

— И не надо. Просто пойдем со мной, Диомат. Помоги мне вернуть наше будущее. Наше прошлое. Помоги мне направить его в нужное русло, как в лучшие времена ты наставлял новобранцев. Мы можем начать все заново, твердо помня об уроках прошлого. — Байл протянул руку к дредноуту. — Помоги мне спасти наш легион.

Диомат зашелся скрежещущим смехом, который напоминал Фабию предсмертный хрип.

— Здесь нет ни начала, Фабий, ни конца. Только медленное приближение забвения. И чем раньше ты это поймешь, тем скорее осознаешь то, что осознал я. — Он снова ткнул в апотекария когтем. — И тем не менее, быть может, я увижу для себя что-то новое под солнцем этого мира, прежде чем встречу свой неминуемый конец.

Диомат посмотрел на Фабия сверху вниз и прогремел:

— Да, я буду сопровождать тебя.

Глава 19: Мир-гробница

Растерзанные тела Красных Скимитаров покоились на диагностических каменных столах по всему апотекариуму. С большинства уже собрали урожай, некоторые Фабий приказал отложить для более тщательного изучения, чем сейчас и собирался заняться. Он взял скальпель и лазерную горелку для обработки поврежденных участков плоти. Хирургеон, подстраиваясь под эти изыскания, извлек жужжащие медицинские пилы.

Исходящий от них шум успокаивал. Это был звук прогресса. По визгу лезвия, разрезающего кость, можно было понять, как продвигается работа. Это помогало скоротать время. В конце концов, Восточная Окраина огромна, а они искали одну-единственную планету среди миллионов. Алкеникс целыми днями не покидал командную палубу, что вполне устраивало Фабия. Вольвер регулярно докладывал обстановку на закодированных частотах, держа старшего апотекария в курсе событий.

Фабий взглянул на третичный стратегериум в прихожей. Гололитические звездные карты непрерывно мигали, когитаторы постоянно обновляли для них данные, получаемые с сенсоров. Независимо от намерений Алкеникса, скоро он узнает, куда они направляются, благодаря спрогнозированному маршруту, и тогда не торопясь избавится от приспешника Эйдолона. До тех пор он мог позволить себе ничего не предпринимать. Алкеникс был единственным, кому известно, где находится генодесятина, и пока информации о ее месторасположении у него не было, Фабий не мог рисковать, нападая на префекта.

Савона пряталась где-то на нижних палубах. Хораг и остальные продолжали собственные исследования и не мешали старшему апотекарию. Игори удерживала стаи на их территории: Алкеникс усвоил урок, что к ним лучше не соваться.

В настоящий момент сохранялся хрупкий баланс, но рано или поздно настанет момент для удара. И Фабий обязан был успеть к нему подготовиться, причем как можно скорее. Рука его слегка задрожала. Непроизвольное сокращение мышц: один из первых признаков возвращения недуга. Он не сводил с нее глаз, пока спазм не прекратился.

— Это все от переживаний, — буркнул он.

Он вернулся к своей работе, отложил лезвия и ухватился за половинки вскрытой грудной клетки. Вопреки распространенному мнению, она была не цельной, а состояла из нескольких частей. Внутреннее устройство космического десантника отличалось удивительной гибкостью. Сверхчеловеческое тело было настоящим произведением искусства. Фабий на мгновение напрягся, а затем кости разошлись с резким хрустом. Для данной операции у него, разумеется, имелись специальные инструменты, но по возможности он предпочитал задействовать руки.

Неожиданное шипение, полное крайнего отвращения, заставило его посмотреть на Касру, который в буквальном смысле буравил его взглядом. На протяжении дней Красный Скимитар не произносил ни слова, свисая с вертикальной плиты, как будто молчание стало единственным доступным ему оружием. Возможно, так оно и было. Как бы его это ни разочаровывало, Фабий был вынужден признать, что подобная решимость заслуживает уважения.

Он невесело улыбнулся.

— Я прекрасно представляю, о чем ты сейчас думаешь, Касра. Ты считаешь это кощунством, хотя на самом деле все совсем не так. Это священная задача, и я отношусь к ней серьезно. Наши тела суть кладовые знаний, ключи к которым хранят лишь избранные. И по отношению к моей профессии было бы преступно упускать любые возможности пополнить свои знания. Только представь, какой мудрости можно лишиться за отсутствием желания учиться дальше.

Он отвернулся и взял с подноса с инструментами авгурную лупу. Окуляр плотно вошел в разъемы на левой стороне его черепа, микроволокна тут же побежали по нейронным каналам мозга. Через считаные мгновения появилась свободно плавающая голограмма, проецируемая из увеличительного прибора. Линзы окуляра защелкали, как только Фабий принялся досконально осматривать организм. Он сфокусировался на отделе прогеноидов и приступил к его детальному изучению.

— Генные маркеры из… нескольких источников. Любопытно. — Пока он тщательно обследовал образцы тканей, хирургеон занимался своим делом, отделяя панцирь от костей и ломая их, чтобы предоставить костный мозг для последующих тестов. — Прогеноидная железа показывает незначительные отклонения от предполагаемого источника… Гибрид? Не исключено. Требуется дополнительный анализ. Если они усовершенствовали методику гибридизации, это может оказаться полезным подспорьем в моих собственных исследованиях, а также тревожным свидетельством нынешнего положения Империума.

Разбирая тело на составные компоненты с тщательностью, удивлявшей его самого, старший апотекарий извлекал, убирал и каталогизировал все новые образцы. Хирургеон научился ремеслу анатомического демонтажа и выполнял свою функцию с легкостью и рвением, что немного тревожило старшего апотекария. Манипуляторная сервосбруя трещала и гудела при работе, записывая каждую минуту для последующего изучения, хотя для кого она это делала, для него или для себя, Фабий не был до конца уверен. Он взглянул на Касру.

— Ты загадка, мой друг. И я собираюсь ее раскрыть. Несмотря на беспощадную энтропию, Адептус Механикус, похоже, добились определенных успехов в области выращивания зигот. — Он жестом указал на тело. — Интересно, сколько Оснований минуло с первого? Как часто они меняли формулу, чтобы избежать чрезмерного ослабления? — Байл замер. — Нужно будет это выяснить. Возможно, я извлеку для себя что-нибудь полезное.

Он снова перевел взгляд на Касру:

— Скажи, какого Основания твой капитул? Пятого? Десятого?

Касра не ответил. Иного Фабий и не ожидал. Он разочарованно прицокнул языком.

— Признаться, никакого удовольствия мне это не доставляет. Чужая боль не радует меня. Бессмысленность ее причинения даже оскорбляет. К тому же твои мучения только отвлекают. Так что чем скорее ты признаешь свои пределы, тем раньше мы оба сможем перейти к более продуктивному использованию нашего времени.

— Прошу прощения за пустую трату вашего драгоценного времени, господин Живодер, — с придыханием сказал пленник и ощерился в диком оскале. — Заверяю, я протяну максимум еще несколько недель.

Фабий сморщился. По правде говоря, он уже сожалел о времени, которое ушло у него на то, чтобы выходить Касру. Красный Скимитар отказывался что-либо поведать ему. Он казался не более чувствительным к боли, чем глупое животное, и назло апотекарию даже перестал кричать.

— Твоя бравада похвальна, хотя и удручает меня. Ответь всего на один вопрос.

Улыбка Касры не изменилась:

— Катись в ад, что изрыгнул тебя.

Фабий убрал лупу в сторону и встал, ощущая, как внутри закипает гнев.

Всегда одно и то же. Плебеи и дурачье. Варвары и шаманы. Они создавали больше проблем, чем решали. Упрямые твари, которых тянет обратно в пещеры, насмешка над прогрессом человечества. Над его прогрессом.

Старший апотекарий ожесточенно схватил Пытку:

— Подходящие слова для твоей эпитафии. До меня наконец дошло: ты, как и вся твоя нечистокровная порода, ценишь свою честь больше, чем жизнь, и будешь держаться за нее до самой смерти. Так что не вижу больше никаких причин тратить время на болтовню с каким-то дикарем. Тем более что я и так могу получить всю необходимую мне информацию из банков данных твоего боевого облачения. — Он замахнулся жезлом и закончил: — И из твоего трупа.

Он обрушил скипетр, намереваясь раздробить череп Касры, однако космический десантник внезапно освободил руку и поймал набалдашник жезла ладонью. Касра поморщился от жгучей боли, но тем не менее сумел рывком освободить и другую руку. Опешивший Фабий попятился от него прочь.

Раненый воин рухнул с плиты, стоило его мучителю отвести Пытку. В следующую секунду Касра поднялся на ноги и рванулся к горлу Фабия. Тот потянулся к игольнику, едва грубые пальцы узника вцепились в его яремную вену. Апотекарий врезался спиной в инструментальный стол, скальпели и пробоотборники с грохотом обрушились на пол. Здоровый кулак впечатался ему в лицо, перемешав все мысли.

Пытка хлестнула наугад, но промахнулась. Красный Скимитар потянул ее назад, и враги перевернули диагностический стол, сорвав его с палубы. Касра схватил апотекария за запястье и заставил отпустить жезл пыток. Вмешался хирургеон, размахивая лезвиями, но астартес нанес еще один удар Фабию в висок, из-за чего тот распластался на полу, ударившись головой. Хирургеон, связанный с восприятием Байла, забился, будто в припадке. Фабий попытался откатиться и вскочить на ноги, но вдруг почувствовал, что ему на шею наматывают оборванный стяжной трос.

Красный Скимитар потянул на себя импровизированную удавку, вдавив колено в хирургеон.

— Хотел бы я отплатить тебе за каждый час боли, которую ты причинил мне, мясник, — прорычал Касра. — Но, в отличие от тебя, я сделаю все быстро.

Фабий вцепился в разорванный металл, вгрызающийся ему в кожу, и попытался дотянуться до валяющегося неподалеку жезла. Затем давление внезапно прекратилось, и он с кашлем повалился вперед. Он резко обернулся и увидел Красного Скимитара, пытающегося вырваться из объятий Фулгрима. Примарх сжимал в ладонях голову космического десантника и на глазах у Фабия медленно раздавил череп пленника, приложив усилий не больше, чем человек, разбивающий яйцо. Кровь побежала меж пальцев клона и закапала на палубу. Тело Касры содрогнулось в последний раз, а затем замерло. С потрясенным выражением лица Фулгрим бережно отпустил тело.

— Он пытался навредить вам, — сказал он. — Я не хотел его убивать...

Он смотрел на свои руки в явном недоумении. Фабий вскочил на ноги.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он охрипшим голосом.

— Плохо. Но при этом… где-то внутри испытываю ликование. — Фулгрим оторвал один из рукавов своей одежды и брезгливо вытер руки. — Это так себя чувствуешь, когда убиваешь кого-то?

— Иногда. — Байл ощупал шею и перевел взгляд на труп. — Тем более когда кто-то пытается тебя придушить.

Он посмотрел на примарха:

— Ты… все сделал правильно. Я горжусь тобой. Фулгрим не ответил, уставившись на бездыханное тело.

— Он ведь не один из нас. Он похож на нас, но не такой же.

— Он происходит от одного из твоих братьев.

Клон резко повернулся к апотекарию:

— Какого? — То, как оживился юный примарх, встревожило Фабия. — Я могу увидеться с ними?

— Нет-нет, они все мертвы. Или все равно что мертвы. — Он поспешил замять этот вопрос. Фулгриму не следовало забивать себе голову поисками братьев. Последствия могли быть чудовищными.

Юноша нахмурился:

— Мне кажется, вы лжете, учитель!

— Даже если и так, это ради твоего же блага. Вселенная полна ужасов, Фулгрим. Если хочешь выжить в ней, ты должен слушаться меня. Я забочусь лишь о твоем благополучии. — Фабий умолк, а затем, смягчившись, потянулся к возвышающемуся над ним клону. — Я думаю только о твоей безопасности и хочу, чтобы ты в полной степени реализовал свой потенциал.

Тот посмотрел вниз, на руку Фабия, коснувшуюся его предплечья, а затем и лица.

— Зачем? Что мне нужно сделать? Вы ничего мне не рассказываете и не объясняете то немногое, что я знаю. Вы говорите, что создали меня для какой-то цели, но пока что не даете выполнить ее. Вы даже не выпускаете меня из этого апотекариума.

— Но ты все равно его покидаешь без спроса, — огрызнулся Фабий, убирая руку. — Ты ослушался меня, причем не раз.

Он постучал по панели управления на своих наручах. Системы его доспеха были синхронизированы с системами лаборатории, и при нажатии кнопки зажглось множество настенных мониторов. На каждом был Фулгрим — ползущий по туннелям доступа, бесшумно пробирающийся по затемненным коридорам корабля или даже обнимающий обступивших его пробирочииков.

— Я же говорил тебе, мальчик, я все вижу.

Фулгрим выпрямился во весь рост:

— Тогда вам должно быть известно, что о моем присутствии не знает никто, кроме пробирочииков. Я скрывался даже от тех, кто, уверен, с радостью поприветствовал бы меня. От моих сыновей…

— Это не твои сыновья! — Фабий ударил кулаком по секционному столу, разбив его. Хирургеон в смятении защелкал и попробовал успокоить хозяина, но Байл только отмахнулся. Гнев был необходим. Он не мог позволить существу перед ним запугать себя. — Они принадлежат ему, а не тебе. Твои сыновья еще спят, их потенциал скрыт. Но я непременно найду их и приведу к тебе. Я дам тебе новый легион, но ты должен дать мне время.

Время. Все всегда упиралось в него. Ему нужно время. Больше, чем Вселенная готова дать ему. Время починить сломанное, усовершенствовать несовершенное. Излечить себя, дабы позаботиться обо всем остальном. Врач, исцели себя сам![18]

Но у него не было времени. И никто этого не понимал. Никто не слушал. Фулгрим — настоящий Фулгрим — никогда не слушал. Он всегда делал, что хотел, чего бы это ни стоило.

— Мне не нужен новый легион. Я хочу исправить сломанный. — Молодой примарх наклонился к нему. Фабий попытался отступить, но безуспешно. Клон схватил его за плечи, и апотекарий почувствовал, как сердце дает сбой. Старая знакомая аритмия. Фулгрим был безупречен, его совершенство пылало, как жаркое солнце. — Я могу их исправить, учитель. Фабий. Я могу научить их, как ты научил меня. Я сумею отвести их от края пропасти, если позволишь.

Его глаза сияли решимостью. Каждое его слово Фабий ощущал как удар: он почти позабыл силу голоса примарха.

— Даже сейчас их еще можно спасти. Я вижу это в них. Я вижу искру древнего пламени чести и героизма. Они снова могут стать тем, кем были, если ты меня отпустишь. Освободи меня, Фабий, и я освобожу твоих братьев — моих сыновей — от рабства. У меня получится. Я знаю это так же хорошо, как знаю свое имя.

— Ты знаешь свое имя только потому, что я тебе его назвал, — прорычал Фабий, вырываясь из хватки клона. Он споткнулся о труп Касры и, попятившись, опрокинул диагностический стол. Фулгрим собирался последовать за ним, но Байл выставил перед собой жезл пыток. — Ты знаешь то, что знаешь, только потому, что я вбил это тебе в голову. И ты по-прежнему сомневаешься во мне? Все еще противишься мне? Как ты не видишь, что все это для твоего же блага?

Фабий осознал, что кричит, лишь когда последние слова уже слетели с губ. Он отвернулся и наконец позволил хирургеону выразить свою заботу. Насекомоподобные конечности нависли над ним, медицинская сбруя удовлетворенно зашипела. Его гнев исчез, как только химические препараты попали в организм. Такого не случалось уже очень давно — он не терял самообладания десятилетиями.

Фулгрим с безучастным видом уставился на него. Фабий хотел что-нибудь сказать — хоть что-нибудь, — но не находил подходящих слов. В конце концов примарх первым нарушил молчание.

— Я слышу вас, учитель. И я понимаю.

— Нет, не понимаешь. Ты просто не в состоянии, — категорически отрезал Фабий. — Без легиона за спиной — верного легиона — ты окажешься легкой добычей для своих врагов. Для наших врагов. Узнав о тебе, они не успокоятся, пока не убьют тебя или не сотворят с тобой чего-то похуже смерти. Все, что я делаю, направлено на то, чтобы оградить тебя. Спасти, дабы ты мог спасти других.

— Я не нуждаюсь в защите.

— Да. Возможно, не нуждаешься. Хотя, быть может, настало время. Но я… А?

В помещении эхом разнесся сигнал тревоги. Люмены вспыхнули и поменяли спектр на красный. Звук шел из третичного стратегериума. Пикт-передачи мерцали на мониторах.

— Судя по всему, мы прибыли. Мне нужно на командную палубу.

Фабий указал Пыткой на Фулгрима:

— Ты останешься здесь, пока я не скажу. Пока не придет время встретиться с судьбой. Ты меня понял?

Фулгрим нахмурился, но кивнул.

— Понял. Обещаю.

Фабий улыбнулся.

— Хорошо, — бросил он и повернулся, чтобы уйти. — Настал день, когда я перепишу концовку нашей истории, Фулгрим. День, когда я наконец исправлю ошибки прошлого. Мои и твои ошибки. И ты поблагодаришь меня, когда все претворится в жизнь.

Мерикс в одиночестве стоял на командной палубе и, казалось, наблюдал сервиторов за работой, хотя в действительности не замечал их вовсе. Все тело ныло; он пытался найти в боли хоть что-нибудь полезное. Бесцветные тени нерожденных обступали его, упиваясь окружавшей десантника атмосферой страданий. Они шептали ему, пытаясь привлечь внимание, но он отказывался слушать. Они были слабыми существами, паразитами, и он не желал иметь с ними дел. Пока нет. Может, когда-нибудь потом — когда его мучения станут невыносимыми.

Лишь тогда появится вероятность, что он сдастся и обменяет свою старую плоть на что-то новое, словно змея, сбрасывающая чешую. Как делал Фениксиец. Или хотя бы старший апотекарий. Былые обиды и неудачи покажутся маловажными и забудутся, и он обернется чем-то новым и лучшим. Это была приятная мечта.

Он посмотрел на Вольвера.

— Мы все по-своему стремимся к совершенству, ты так не думаешь?

Как и всегда, надзиратель стратегиума ничего не ответил. Мерикс сомневался, что это нелепое существо вообще осознает его присутствие, кроме как в самых общих чертах. Мерикс хмыкнул и согнул кибернетическую руку. Необычная мышечная ткань вздулась и дернулась среди ржавых механизмов. Он подозревал, что именно она и является источником его недомогания. Новая ткань вернула его конечности чувствительность, но вместе с ней и фантомную боль. Крошечные демонята, невидимые никому, кроме него, забирались на нее и играли среди поршней и шестеренок. Он постоянно стряхивал их с себя, зная, что они опять вернутся, чтобы изводить его дальше.

Но был шанс, что все это продлится недолго. Когда легион возродится, когда Третий снова выступит как единое целое, тогда, возможно, бесы наконец оставят его в покое, отправившись на поиски более приятных развлечений. Потребность в нем, которая привлекала их, исчезнет, и он сможет двинуться в будущее, не расставаясь с тем, что составляло его естество.

— Тебе нужно вытащить его клыки… высосать яд… лишь так ты исцелишься…

Сквозь потустороннее бормотание просочился голос, настойчивый и громкий. Мерикс вздрогнул и огляделся, пытаясь отыскать того, кто говорил с ним. Какое-то мгновение он ничего не видел, но затем бледная фигура промелькнула на фоне соседнего дисплея, кружась и вращаясь в безумном танце. С растущей тревогой он смотрел, как она перебегает от одного экрана к другому, становясь то больше, то меньше без очевидной закономерности или причины.

Лицо ее разглядеть не удавалось — только копну волос и растущие из узкого черепа черные блестящие рога с красными прожилками. Глаза, две багровые стекляшки, встречались с его собственными, куда бы он ни смотрел, как бы ни пытался отвернуться. Мерикс услышал скрип палубы под тяжестью ее копыт совсем близко и обернулся. Она потянулась к нему золочеными когтями и вдруг оказалась не перед экраном, а у него за спиной, прижимаясь к нему и нежно проводя рукой по его нагрудной пластине.

— Посмотри на меня… посмотри на себя… мы такие, потому что хотели стать теми, кем нам суждено быть, — тихо пропела незнакомка. Ее голос звучал негромкой неотступной мелодией. — Будущее съело нас, и мы шагнули глубже в его пасть…

— Кто ты? — спросил Мерикс, не шевелясь. — Кому ты служишь? Ты одна из супруг Фениксийца? Пришла проверить мою состоятельность? Если так, знай, что я не терплю загадок во тьме[19]. Яви себя.

— Я пришла не затем, чтобы дразнить или заманивать тебя на тернистые тропы ради его забавы, — словно ручей, прожурчала она совсем рядом. Ее аромат поразил его обоняние, заглушив прочие чувства. — Путь… ему нельзя сходить с пути. Иначе все потеряно.

— Какого пути? Что будет потеряно? — требовательно спросил легионер, попытавшись обернуться, но ее когти сжались и прошли сквозь доспехи, словно их и не было. Погрузились до самого сердца. Он замер.

— Ты должен найти его. Должен высосать яд. Он не может вернуться. Никто из нас не может. Единственный шанс на спасение лежит глубже, в челюстях будущего. Но не слишком глубоко. Будь смелым. Но не чересчур. Иначе кровь в твоем сердце застынет от холода. — Когти скользнули выше, сомкнулись на его горле. — Смотри. Слушай. Думай.

Мерикс понял, что больше не одинок на командной палубе: прибыли Алкеникс, Палос и Фабий. Но он не мог пошевелиться, не мог с ними заговорить. Ревела тревога. Взволнованный экипаж поднял шум. На экранах — и в пустоте — что-то притаилось.

В глухом космосе висел серый и угрюмый шар. Система почти не имела небесных тел, даже звезд на полотне ночи виднелось отсюда всего несколько, и они были далеки друг от друга. Тем не менее в полной темноте брезжил какой-то свет. Бесцветное солнце, посылавшее миру холодное сияние через огромную и невозможную пропасть. Внутри Мерикса что-то съежилось при мысли о том, что предстоит попасть в лучи этого света.

— Похоже на какое-то искусственное солнце, — голос Фабия звучал так, словно он находился где-то далеко от Мерикса. — Некий огромный агрегат для выкачивания избыточной энергии откуда-то и перенаправления на планету — вроде небесных зеркал, отражающих свет и увеличивающих тепло. Весьма находчиво.

— Да на кой мне оно сдалось? — плюнул Алкеникс. — Солнце меня не волнует, лишь планета.

Он дал команду, и изображение планеты увеличилось. Голопроектор протестующе зафыркал. Вокруг серого мира в медленном хороводе вращался пояс изо льда и камней. Свет ложного солнца играл на плоских льдинах, отражаясь от них и растворяясь в черноте космоса.

Орбиту планеты населяли фантомы. Отголоски затонувших кораблей — подумалось Мериксу. Датчики регистрировали их и посылали оповещения, затихавшие, как только призрачная трансляция обрывалась или «Везалий» покидал ее радиус.

— Что это? — выдавил он.

— Сенсорное эхо. Что-то в этом месте удерживает отправленные передачи. — Фабий отвлекся и взглянул на него. — Ты выглядишь нездоровым, Мерикс. Что-то не так? — Он сделал паузу. — Должно быть, на сей раз это что-то новое.

Нерожденная сжала хватку на его сердце, словно предупреждая о молчании.

— Я в порядке, — выдавил легионер. Боялась ли незнакомка старшего апотекария? Если так, она была куда мудрее большинства нерожденных, с которыми он сталкивался.

— Ладно. Но если ты умираешь, пожалуйста, делай это потише. Мы тут с Флавием обсуждаем стратегию.

— Обсуждать нечего. Мы уже на месте. Это координаты, переданные Эйдолоном, и вот наш пункт назначения. То, что мы ищем, находится здесь.

— Твоя уверенность впечатляет, особенно учитывая, что наши сенсоры даже не могут точно определить, планета это или полусферическое скопление солнечного газа.

— Первый лорд-командующий не стал бы лгать, Паук. В отличие от тебя.

— О, уверяю тебя, у него это отлично получается, Флавий. Само его существование — сотворенный мною обман, хотя он всегда стремился забыть ту роль, которую я сыграл в его воскрешении.

Мерикс краем уха слушал их спор. Несмотря на бахвальство, Алкеникс не осмелился бы ничего предпринять, не будучи полностью готовым действовать. И Фабий знал об этом. Они напоминали двух шавок, рычащих друг на друга с противоположных сторон забора. Мерикс попытался сосредоточиться на голосах, которые забивали эфир, шепча предупреждения и мольбы тому, кто их слышал. Не все голоса были человеческими, не все говорили на понятном ему языке.

— Это черная земля, кремационное поле Вселенной, где нашли свой конец тысячи цивилизаций, — вкрадчиво произнесла нерожденная, позолоченным когтем поглаживая его щеку. — Эти отголоски — лишь пепел, подхваченный космическим ветром.

На мгновение показалось, будто все голоса слились воедино, не то взывая из глубины веков, не то пытаясь предостеречь новоприбывших. Целый хор, образованный бесконечным множеством скорбных голосов, преследующих общую цель. Сотня тысяч древних сигналов, единых в своем послании. «Везалий» внял шепоту, и Мерикс услышал, как фрегат бормочет в ответ, раскрывая свои тайны кому-то внизу.

— Мы прибыли сюда за одним и тем же, Паук, не забывай об этом, — сказал Алкеникс. — Мы здесь ради Третьего. А теперь ступай: я хочу, чтобы ты подготовился к суборбитальной высадке до начала следующего цикла.

— Разве ты не пойдешь со мной, Флавий?

Алкеникс засмеялся:

— С какой стати? В твоем распоряжении и без того хватает мечей. Мои погоды не сделают. — Префект улыбнулся и продолжил: — Кроме того, кто-то же должен следить за кораблем на тот случай, если наши тщедушные кузены выйдут на наш след.

Он показал на Палоса:

— С тобой отправится Гир, чтобы убедиться, что ты вернешься целым и невредимым. — Алкеникс извлек меч и лениво указал им на Фабия. — А теперь будь послушным песиком, иди и принеси то, за чем мы пришли. Я буду ждать здесь, когда ты вернешься.

Фабий, казалось, хотел вступить в пререкания, но затем пожал плечами и отвернулся, собираясь уходить.

— Как тебе будет угодно, Флавий. Но помни, мы на одной стороне. Мне бы не хотелось никаких несчастных случаев, тем более теперь, когда мы возобновили знакомство.

Мерикс провожал его взглядом, когда что-то коснулось его руки. Он взглянул вверх, на скорбное лицо с андрогинными, но почему-то знакомыми чертами. Через мгновение оно исчезло, он услышал удаляющийся глухой стук копыт. Что-то в ее глазах, черных и бездонных, как пустота, осталось с ним. Сообщение или предупреждение. Боль в руке усилилась.

Мерикс откашлялся.

— Я не доверяю ему.

Алкеникс посмотрел на него.

— Я тоже.

— Мы должны обеспечить полный контроль над кораблем к тому моменту, когда он вернется. — Десантник сказал это, не подумав, и тут же спросил себя: не поступает ли он именно так, как хочет нерожденная? Мелкие демоны разбежались при ее появлении — верный признак того, что она была сильнее их. Вознаградит ли она его? Или это просто очередная игра, которую затеяли далекие бессмертные? Впрочем, возможно, это не имело никакого значения, раз цель была достигнута.

Алкеникс засмеялся.

— Если он вернется, — поправил он.

Мерикс сжал свою руку.

— Вернется. И мы должны быть к этому готовы.

Фабий взялся за перила мостика и посмотрел вниз, на пункт сбора. Всюду кишели сотни мутантов, воющих и рычащих друг на друга. Все они носили одинаковые изодранные униформы, ветхое снаряжение и оружие, знававшее лучшие времена. Вожаки стай устраивали ожесточенные схватки среди давно пустующих грузовых контейнеров за привилегию сопровождать Патера Мутатис в его экспедиции.

На вершине уложенных штабелями контейнеров бледное, как личинка, и лишенное глаз существо отбивало такт на барабане, обтянутом сыромятной кожей, аккомпанируя нескольким крутящимся, как волчок, визжащим андрогинным тварям. Их плоть была покрыта грубой боевой раскраской, сделанной техническим маслом, кровью и углем, а спутанные гривы смазаны жиром мертвецов и собраны в колышущиеся хвосты-пальмы. Звериные жрецы, облаченные в лоскутные рясы, в масках из содранной плоти, бродили среди мутантов, крича примитивные славословия.

— Ave Pater Mutatis… Ave Pater Mutatis…

Фабий закрыл глаза, позволив молитвам омыть себя. Подобная ответственность обременяла. Несколько стабильных видов среди мутантов были обязаны своим существованием лишь его праздному любопытству. Только благодаря его доброте они жили и процветали — и будут продолжать существовать. Независимо от их происхождения, они являлись законными наследниками Галактики, ибо получились в результате нерегулируемого влияния чистой энтропии.

— Я считаю, они по-своему прекрасны, — сказал он, поворачиваясь к собеседнику. — А ты так не думаешь, Саккара?

Несущий Слово молча стоял позади, его лицо скрывал багровый шлем. Арриан и Игори ждали неподалеку, с интересом наблюдая за поединками.

— Они — истинные дети Хаоса, — через мгновение отозвался Саккара. — Хотя и поклоняются тому, кто в корне с этим не согласен.

Фабий улыбнулся.

— Что есть бог, если не воплощение непостижимого? Для них мы непознаваемы. Неописуемы. Ангелы и демоны. Ты сам заявлял, что я такой же бог, как и те, кого ты наделяешь таким могуществом. Хотя они, к слову, никакие не боги. Таким образом, я в той же мере заслуживаю поклонения.

— Кощунственная мысль.

Фабий посмотрел на Саккару.

— Забавно слышать это от того, кто якшается с демонами. Насколько помню, Эреб выступал за ереси любого рода.

Саккара напрягся, и Фабий наклонился к нему ближе.

— Признаться, мне зачастую кажется, что он послал тебя и твоих братьев за мной не столько чтобы наказать меня за мракобесие, сколько чтобы извлечь из него выгоду. До разлада между нами и он, и Кор Фаэрон активно поддерживали мои генокузни. Так что твой легион сохраняет полный состав лишь по моей доброй воле.

— Боги ведут нас, куда сочтут нужным, — произнес Саккара.

— И они направили тебя ко мне, Несущий Слово. Что это говорит о них? — Невольник замолчал, и Фабий, удовлетворенный, отвернулся от него.

— Это говорит о том, — вновь начал Саккара, и апотекарий на секунду замер, — что путь, который они уготовили мне, более тернист, чем у большинства. Лишь пройдя через великие испытания, всякая душа осознает свою истинную ценность. Тебе стоит помнить об этом.

Фабий вздохнул, но ничего не ответил. С самого начала он пытался сломить разум и душу Несущего Слово, чтобы сделать его более податливым, более полезным. Но Саккара оставался столь же непоколебимым, как и прежде. Его вера была скалой, о которую Фабий мог разве что оттачивать свое остроумие.

Внизу трое его специализированных надзирателей пробирались сквозь толпу, таща за собой то, за чем он пришел. Надзирателями служили перепрофилированные боевые Сервиторы, чьи многочисленные верхние конечности оканчивались электрошоковыми стрекалами, стальными хлыстами и шприцами. Они катились по полу на тяжелых гусеницах, извергая выхлопные газы через трубки на спине, и вращали туловищами, что позволяло им с легкостью пускать в ход кнуты и стимулы[20].

От шасси каждого из них тянулась массивная цепь, привязанная к ошейнику огромного бойцового мутанта, который плелся позади. В три раза выше любого космического десантника и в два раза тяжелее. Саккара поморщился от отвращения.

— Что за уродливые твари!

— Я бы сказал, утилитарные. Основу их генетического фонда составляют обитатели планет с высокой гравитацией, что помогло превратить их в нечто совершенно уникальное, — с гордостью ответил Фабий. — Аккуратное применение некоторых методов психохирургии и внедрение упрощенного генного семени привели к появлению дополнительных мышечных тканей и теплоизоляционных жировых прослоек.

Каждое из существ было облачено в грубо сработанные боевые латы, а их черепа, смутно напоминающие обезьяньи, были зажаты в железных клетках, утыканных датчиками и стимуляторными помпами. На сгорбленные спины и широкие плечи ниспадали густые заросли кортикальных имплантатов, которые являлись более продвинутой версией нуцерийских круциаменов, адаптированных под конкретную цель после многих веков проб и ошибок. В сочетании с препаратами, которые автоматически вводились по дистанционному сигналу, имплантаты приводили мутантов в состояние бешенства. В такие моменты эти громилы запросто могли смять переборку или корпус техники, орудуя врученными им громадными дубинами.

— Им нипочем травмы, которые искалечили бы космического десантника, и, спущенные с привязи, они будут сражаться до тех пор, пока смерть не заберет их, — со страстью продолжал Фабий. — Идеальное острие в любом наступлении, уж поверь.

Он извлек ценный урок из экспедиции в рукотворный мир и на этот раз собирался выступить с целой армией, чтобы захватить и удержать искомое сокровище.

— Я все еще сомневаюсь в вашем решении оставить меня, — поделился беспокойством Арриан, встав рядом с ним у перил. — Хораг или даже Скалагрим, несомненно…

— Нет. Экспертное мнение Хората мне может потребоваться на месте, а Скалагрим должен пойти. — Почему должен, Фабий так и не удосужился объяснить, хотя ясно читал вопрос в глазах Арриана. — Ты единственный, кому я доверяю служить противовесом Алкениксу. Будет неприятно, если он решит взять корабль под контроль, пока я буду на поверхности планеты. А так, пока ты здесь, быть может, он не поддастся искушению.

— А еще он может воспользоваться случаем и нанести удар, пока рядом только один из нас. — Арриан вздохнул. — На что вы, вполне вероятно, и рассчитываете.

Фабий улыбнулся.

— Я верю, что ты позаботишься о себе и поступишь благоразумно и мужественно.

— А если мне придется его убить?

— Тогда сделай это с минимальным ущербом. Все-таки хочется, чтобы корабль оставался цел, когда придет время отплывать. — Фабий подумал и затем добавил: — И прикончи Мерикса, если дойдет до того. А также любого члена Двенадцатого миллениала, кто на их стороне. Если уж на то пошло, это возможность разом отделить зерна от плевел.

Арриан кивнул:

— Будет исполнено, старший апотекарий.

— Нисколько не сомневаюсь. Игори, подойди сюда. — Фабий отступил в сторону и жестом подозвал ее, когда Арриан развернулся, чтобы уйти. Матриарх присоединилась к Байлу на краю платформы. — Полагаю, ты спрашиваешь себя, зачем приглашена сюда? Я могу прочесть мысли на твоем лице так же легко, как медицинский отчет.

Игори нахмурилась.

— Вы снова берете близнецов.

— Беру. И больше никого. Остальные останутся здесь. У Арриана должна быть армия — на всякий случай. Армия из твоей родни и любых отбросов с нижних палуб, каких только вам удастся поставить под ружье в кратчайшие сроки.

— А что насчет меня? Я должна возглавить эту армию? — Она больше не испытывала прежнего восторга. Она злилась, что ее снова бросили. Помимо прочего, все творения Фабия, казалось, обладали одинаковым упрямством.

— Нет, — сказал Повелитель Клонов. — У меня есть для тебя более важное задание.

Он обратил ее внимание на гололитическую проекцию и пикт-трансляцию из камеры, в центре которой, скрестив ноги, сидел Фулгрим, прекрасный в своей безмятежности. Игори ахнула. Даже на расстоянии вид примарха завораживал. Наблюдая за ней, Фабий отметил расширение зрачков и учащенное дыхание и отложил эти факты в памяти, чтобы обдумать позднее.

— Как… он? — Она посмотрела на апотекария чуть ли не обвиняюще. — Он один из нас?

— Нет. Он и больше, и меньше вас одновременно. Но также он молод и склонен к безрассудным поступкам. Я боюсь того, что он может натворить в мое отсутствие. Поэтому я хочу, чтобы ты присмотрела за ним. Проследи, чтобы с ним ничего не случилось и сам он никому не причинил вреда. Более того, никто не должен узнать о его существовании.

Игори отпрянула, насупившись.

— Он действительно так важен?

— Возможно. Время покажет, — произнес Фабий и взглянул на нее сверху вниз. — Время… и ты. — Он взял ее за подбородок и приподнял голову. — Я передаю его под твою ответственность, Игори. Береги его.

Какое-то мгновение она молчала, а после тихо ответила:

— Непременно, Благодетель. Я пойду на все, чтобы бы уберечь его, чего бы мне это ни стоило.

Фабий улыбнулся.

— Знаю, моя дорогая. Вот почему для этого задания подходишь только ты.

Глава 20: Спуск

Пока три боевых космолета пронзали густую дымку, скуля двигателями, как нетерпеливые гончие, порывы токсичных газов омывали их корпуса, обдирая покрытие и разъедая декоративную позолоту. Но, кроме хлестких ветров и токсичных облаков, ничто не стремилось помешать их спуску. Ни системы вооружения, ни какая-либо авиация, ни даже сенсоры. Планета казалась холодным и мертвым шаром, на котором не было ни древних развалин, ни растительности, ни малейшего признака обитателей.

Летательные аппараты почти одновременно приземлились с глухим стуком, встав посадочными опорами на плотные серебристые пески. Два космолета принадлежали Алкениксу, тогда как третьим был «Сорокопут». Десантные отсеки со скрежетом открылись и опустили аппарели, после чего наружу гурьбой высыпали всевозможные мутанты, криками и воплями нарушая безмолвие мира. Тише, но ненамного, высадились Дети Императора. Состав их группы был равномерно распределен между верными Алкениксу ветеранами и воинами XII миллениала.

Последних в сопровождении Беллефа вниз по рампе вела Савона, которую Фабий вытащил из укромного места, где она пряталась. Лишняя пара глаз ему бы совсем не помешала, поскольку он не мог рассчитывать, что его спасут старые привязанности, как это было на Лугганате. Слишком многие с обеих сторон Детей Императора хотели его смерти. Но присутствие Савоны могло в какой-то мере компенсировать влияние Палоса Гира. Крепко сложенный безглазый воин, казалось, готов подчиняться старшему апотекарию, но это была лишь видимость.

Фабий наблюдал, как он командует космодесантниками и мутантами, с руганью и рукоприкладством организуя их высадку.

— С этим возникнут неприятности, — пробасил Скалагрим.

Фабий и его последователи стояли на небольшом удалении от боевых кораблей, проводя сканирование окружения.

— Само собой. Вот почему Флавий послал его. — Фабий поднес ауспик поближе, пытаясь понять, что же тот ему сообщает. — Бред какой-то. Как будто здесь даже планеты нет. Саккара?

— То же самое, — ответил Несущий Слово, изучая показания собственного прибора. — Что-то мешает нашим датчикам. Атмосферное искажение, наверное.

— Вовсе нет. Разве вы не чувствуете? Это не естественный ветер. — Хораг зачерпнул горсть блестящего песка. — Как и песок, весь этот мир сделан из металла.

Ветер подхватил и унес крупицы, вытекающие меж пальцев, и на мгновение, прежде чем развеяться, песчинки, казалось, сложились в форму черепа.

— Мы все это видели, да? — спросил Скалагрим.

— Да. Кто-то не лишен чувства юмора. — Фабий опустил устройство. Земля выглядела твердой, на деле же подавалась под ногой, как мягкая губка. Апотекарий опустился на одно колено и безо всякого сопротивления погрузил руку в песок, словно, кроме него, иной почвы здесь не было. Вытащив руку, он обнаружил, что она вся покрыта металлической стружкой, тут же заскользившей по его доспехам, соскабливая остатки старой краски с керамита. Он принялся изучать свою руку более внимательно, увеличив оптическую передачу шлема до микроскопического уровня.

— Очаровательно. Они поедают частицы органики на керамите. Краску, плесень, клетки кожи.

— То есть они нас пожирают, — с отвращением произнес Скалагрим.

— Не то чтобы быстро. Это ленивые зверюшки. Прямо как ты, да, Пац’уц? — Хораг рассмеялся и набрал в ладонь еще лжепеска. Его питомец между тем резвился у его ног, сопливый и истекающий слюнями. Капая на песок, кислотная жидкость шипела и трещала. — Понадобятся годы, чтобы возникла хоть какая-то угроза целостности нашего облачения. — Могильный Сторож кивнул в сторону мутантов. — И как минимум несколько месяцев, чтобы прогрызть скафандры наших уродливых спутников.

Фабий нахмурился. Усиленный сенсорный комплекс его доспехов работал на пределе, пытаясь определить диковинную природную среду. Согласно выводимым данным, здесь не было ни погодных условий, ни суши, ни океанов. Только странный металлический песок и вредные газы, которые, как подозревал Байл, являлись побочным продуктом существования песка. Фабия посетила новая мысль, и он изменил параметры сканирования. Мгновение спустя старший апотекарий издал смешок.

— Солнечная радиация, — воскликнул он, оглядываясь. — Вот что мешает нашим датчикам. Это вовсе не песок, а неисчислимое множество наномашин — крошечных солнечных батареек. А облака и ветер — своего рода сопутствующий эффект поглощения энергии, равно как и помехи, держу пари.

— Но откуда поступает такая энергия? Единственным источником излучения выступало бы солнце, но… — Скалагрим запнулся. — Если только… Да нет, — он посмотрел вниз, — не может того быть.

— О нет, вполне может. Вернее было бы сказать — невероятно. — Хораг потер руки, счищая искусственный песок. — Если все обстоит так, как я думаю, то мы не на поверхности планеты. Здесь вообще нет такого понятия.

— В привычном для нас смысле, — добавил Фабий и рассмеялся. — До чего занимательная головоломка!

— Над чем гогочешь, Живодер? — прогремел подоспевший Палос, следом за которым шагала Савона. Позади них высился Диомат. Древний молчал, но по тому, как он разминал когти, Байл догадался, что ему не терпится пустить их в ход.

— Это место, оно великолепно, не правда ли? — Фабий обвел пространство вокруг себя жезлом пыток.

— Тут же ничего нет, — плюнула Савона. — Ничего, кроме пыли и облаков.

— Внешность бывает обманчива, — лукаво ответил он и посмотрел на Палоса. — На ваших катерах по-прежнему установлены стандартные глушители сигналов?

Упомянутые устройства были одним из немногих надежных средств успешного планетарного вторжения, которыми обладали легионы предателей. Они могли создать грубое «окно» в орбитальной сенсорной сетке, что в теории позволяло боевым кораблям избегать автоматизированных систем обороны и зенитно-ракетных комплексов. Раннее новшество Альфа-легиона, предоставленное — хотя и несколько неохотно — коллегам-предателям на более поздних этапах Солярной войны.

Палос пожал плечами.

— Разумеется. Но мы не обнаружили никаких враждебных систем во время спуска.

— Потому что они не враждебные, а инертные. И настолько превосходят наши собственные, что, думаю, вряд ли бы признали нас угрозой, даже будь они активны. — Фабий направился в сторону «Сорокопута». — Единственный способ обойти их — немного встряхнуть и воспользоваться эффектом неожиданности. Боль — это ключ, который открывает многие двери, как я часто говорил.

— Встряхнуть что? — потребовал объяснений Палос, пока он и остальные шагали за старшим апотекарием.

— Все это место. Это не планета. Она не настоящая. Это больше похоже на корпус корабля. Огромного корабля. — Фабий зачерпнул горсть песка. — Мы сели на него, а теперь должны прорваться внутрь.

Подготовка не заняла много времени. Даже в нынешнем деградировавшем состоянии некоторые из представителей Третьего сообразили, в чем заключается план командира, когда он объяснил его. Постановщики помех, имеющиеся на боевых космолетах, требовалось настроить на одну частоту, способную на мгновение прервать сигнал пришельцев, поступающий наномашинам. На то, чтобы засечь и вычленить этот сигнал, потребовалось некоторое время, но как только удалось, это был уже просто вопрос программирования передатчика РЭП, блокирующего трансляцию.

После включения устройств Фабий и его соратники-апотекарии отступили в пассажирский отсек «Сорокопута», чтобы оттуда наблюдать за следующей фазой эксперимента.

— Не понимаю, как это все поможет нам найти то, за чем мы пришли, Живодер, — признался Палос, когда Байл склонился над пультом управления гололитическим проектором в пассажирском отсеке. — Мы должны искать пропавший корабль, а не играть с настройками датчиков.

— Тебе никогда не приходил в голову вопрос, почему наша добыча спрятана именно здесь, Палос? Почему так далеко от Терры? Как она вообще здесь оказалась? Кто ее сюда перенес? — Фабий повернул голову набок. — Или, быть может, ты придерживаешься религиозного толкования: боги положили ее сюда, словно грааль, ожидающий достойных?

— Разве есть другое объяснение?

— Бесконечное множество. Вселенная огромна и непознаваема. И я подозреваю, что это место — одна из таких непостижимых загадок.

— А по-моему, тут все вполне ясно.

— И это говорит воин без глаз. Ты смотришь, но не видишь… — Фабий вдруг замер и замотал головой. — Солнце искусственное. Это огромное скопление зеркал, угол наклона которых выверен с нечеловеческой точностью для захвата остаточной солнечной энергии, поступающей откуда-то еще и пересылаемой на планету. Вопрос в том, откуда она берется.

— Меня это не волнует, — ответил легионер, пожимая плечами.

— А должно бы. Потому что, судя по всему, источник находится в недрах данной планеты. Непрерывный круговорот энергии, генерируемой, очищаемой и возвращаемой обратно. Вопрос: зачем? — Фабий постучал по кнопкам, в результате чего гололитическое изображение мира повернулось и изменилось. — Думаю, затем, что это не природный планетоид, а рукотворный. И кора из наномашин — лишь оболочка чего-то незримого.

— Оболочка? У какой оболочки есть своя атмосфера? — Палос фыркнул. — Ты сошел с ума.

— Аналогичным образом атмосферу могут удерживать некоторые виды энергетических полей. Тогда получается, что воздух, пусть и едкий, является побочным продуктом работы наномашин. Разновидность искусственного фотосинтеза. — Байл поскреб подбородок. — А может, тут задействован некий археотех — терраформирующий агрегат ксеносов. Для полного понимания этого процесса потребуется больше времени, чем, подозреваю, нам доступно.

Он схватил проекцию пальцами и принялся вращать и разглаживать ее, пока та не отобразила трехмерную карту области вокруг боевых кораблей.

— Как только была выстроена теория, оставалось только отрегулировать наши датчики, чтобы пробиться за обнаруженное искажение. Если я прав, то через считаные секунды мы увидим, что скрывается под этими ложными песками. Вот, прислушайся.

Когда внутрь космолета проник звук, похожий на шелест пыли, гонимой ветром, Фабий вышел из десантного отсека и остановился на вершине аппарели. Воздух сгустился, словно предвещая бурю, и пески стали смещаться, как будто что-то двигалось под ними, в них открывались провалы. Дюны взметнулись вверх, а затем осыпались с громким шипением. Земля под ними задрожала, и тот же эффект начал распространяться идеальными кругами прочь от боевых кораблей. Фабию показалось, будто в зыбучих песках, то вздымающихся, то опускающихся, проступают огромные нечеловеческие лица.

— Смотрите, небо! — крикнула стоявшая у подножия рампы Савона, показывая булавой ввысь. Фабий засмеялся, увидев, как безоблачный и бесцветный небосвод темнеет, и на нем появляются сотни мерцающих прорезей болезненно-зеленого цвета. Это зрелище напомнило ему пятна от залпов, расходящиеся по перегруженному пустотному щиту. Разрывы ширились и становились ярче, тогда как само небо словно теряло прочность и отслаивалось.

Ветер теперь ревел с ураганной силой, завывая через пропасти и впадины утекающего песка. По небу проходили волны зеленого огня. Песок омывал летательные аппараты, почти полностью лишая Фабия обзора даже в шлеме. При этом раздавался звук, похожий на стон первобытных механизмов, пришедших в движение. Подземные толчки становились все более мощными, отчего боевые корабли скрипели на своих опорах. Мутанты захныкали в панике, некоторые попытались взобраться на борт, но были жестоко оттеснены надзирателями.

Палос схватил Байла за руку. Его голос потрескивал в эфире вокса:

— Что ты натворил? Если так будет продолжаться, нам конец.

Фабий засмеялся.

— Не думаю. Посмотри! — Он выставил жезл пыток, указывая на грозовой фронт, полный зеленых молний, который приближался к ним. Там, где ударяла молния, пески с треском поднимались все выше и выше над членами экспедиции. Или, возможно, наоборот, опускались они сами. Как раз в тот момент Фабий ощутил вибрацию от вращения невидимых шестерен и услышал скрежет металла. Да, тот клочок земли, где приземлились самолеты, действительно погружался под вздымающиеся барханы из наномашин.

Пыль завращалась вокруг трех боевых катеров на манер смерча или водоворота, молнии превращались в зеленые прожилки на изогнутых гладких стенах, а потом песок медленно прекратил свое движение и снова затвердел, прежде чем отступил вверх. Земля — то есть платформа — вздрогнула и остановилась. Ее вращение прекратилось, как только доисторические фиксаторы встали на место на краю круга. Фабий в изумлении огляделся.

В огромном пространстве, где они оказались, зажглись фонари. В их изумрудном свете апотекарий увидел, что платформа, на которой они спустились, была одной из сотен. Площадки находились на разной высоте, на равном расстоянии друг от друга, и покоились на обманчиво тонких башнях из гладкого ровного металла. Инстинктивно Фабий активировал авгуры в своем доспехе, желая создать сенсорную карту окружения.

От каждой платформы тянулась единственная дорожка к краю огромного круглого яруса, коих здесь насчитывались тысячи. Те, в свою очередь, поднимались на невозможные высоты и опускались в темные глубины вдоль вертикального изгиба колоссальной сферы.

На каждом из ярусов располагался своеобразный лабиринт из призматических галерей, расходящихся от центра. И все это скопление медленно, почти незаметно вращалось, подобно планете, делающей оборот вокруг своей оси.

— Полагаю, некий искусственный гравитационный колодец не дает распасться этой мегаструктуре, — невольно пробормотал Фабий.

Вопросы приходили на ум один за другим. Это место напоминало гигантский планетарий, построенный вокруг клетки с источником энергии неизмеримой мощности.

— Я был прав, — буркнул он, ударяя по рампе кончиком жезла. В тишине этот стук породил громкое эхо. — Это сфера Дайсона.

— Никогда раньше не встречал такой большой, — сказал Палос. — Или так хорошо замаскированной.

Он начал спускаться по трапу, и Байл неторопливо последовал за ним.

— Смею предположить, она здесь уже очень долго. Дольше, чем человечество бороздит пространство меж звездами. В некоторых текстах альдари говорится о великой войне на небесах. Большая часть в них — аллегорическая ерунда, чего и следовало ожидать от подобной культуры, но если сравнить их с записями других ксеносов, то можно наткнуться на… зацепки. Звезды-боги и солнца-каннибалы. Исчадия варпа и бездушные легионы куда чудовищнее любого изуверского интеллекта. Машины, пожирающие целые миры ради топлива, и вампирические существа, высасывающие энергию светил. Орудия, раскалывающие реальность одним выстрелом. — Фабий улыбнулся. — То была война, которая опустошила каждую галактику во Вселенной. Война, от которой бытие еще не оправилось. Грандиозно, не так ли?

Палос прицокнул:

— Если это вообще правда.

— Что есть правда, если не личное восприятие факта? — Апотекарий прошел мимо, и мутанты встретили его приглушенным бормотанием: безмерная тишина этого места поубавила их прежнее воодушевление. Мост, тянущийся от их платформы, был достаточно широким, чтобы по нему шествовала целая армия по сотне солдат в шеренге. Армии Дети Императора, конечно, не привели, но численность их экспедиции была близка к тому.

Под руководством надзирателей мутанты разместили пару примитивных тяжелых пулеметов на краю платформы, поскольку небольшую часть войска под командованием Беллефа решено было оставить для защиты боевых кораблей.

По всей платформе мутанты и космодесантники готовились к отбытию. XII миллениал затянул нестройную песню, в то время как верные Алкениксу воины были более осмотрительны. Диомат находился в стороне от всего этого, глядя на ярусы. Остальные предпочитали сторониться дредноута, и Фабий не мог винить их. Даже сейчас Диомат представлялся чем-то особенным. Фабий присоединился к нему у края платформы.

— Этот мир — настоящая гробница, — прогромыхал дредноут.

— Да.

— Но оно здесь?

— Если верить Эйдолону.

Диомат хмыкнул.

— Не следовало тебе пришивать ему голову.

— Ошибки случаются.

Дредноут издал скрежещущий механический смех.

— Да. Наша история сплошь из них состоит, верно? — Он разжал когти. — Мы совершаем ошибку за ошибкой и называем это стремлением к совершенству. И это — очередная такая глупость. Возможно, она станет для нас последней. Твоя последняя ошибка. Твоя последняя неудача, брат. Каково это?

— Я не потерпел неудачу, я просто пока не преуспел, — отрезал Фабий. — Эйдолон похваляется тем, что в его власти дать легиону новое начало. Я дам ему его. Всем нам.

Снова фальшивый смех. Мутанты поблизости съежились от резких, скрипучих звуков.

— Высокомерие, брат. Вспомни поговорку о гордыне и падении.

— Тогда тебе придется поймать меня, — сказал Фабий, и Диомат взглянул на него сверху вниз.

— Посмотрим.

Дредноут замолчал. Байл поступил так же. Возможно, Диомат был прав. Быть может, Фабий был просто стариком, тоскующим по прошлому, которого никогда и не существовало, мечтающим о шансе все исправить. Он взглянул на себя, на свое тело. Здоровое. Несгибаемое, сильное. Смерть не восторжествовала над ним пока. Может, в этом и заключался смысл. Его разум, не замутненный думами о смерти, естественным образом затянуло на знакомые тропы насилия.

Неужели история о нем должна быть именно такой? Неужели ностальгия и тревога должны бесконечно сменяться до тех пор, пока его творения не смогут постоять за себя? Впрочем, в этот раз все могло пойти иначе. С Фулгримом и обновленным легионом, который защитил бы их, его новые люди могли начать процветать, пока отмирает старое человечество. Он мог бы их научить. Научить Фулгрима и новорожденный легион. Научить их избегать ошибок прошлого и не дать им обрушиться друг на друга, как когда-то поступили его братья.

— Как мы вообще найдем то, что ищем? Будем обыскивать каждый ярус? — вывела его из задумчивости Савона, присоединившаяся к ним у края платформы. Вздрогнув от неожиданности, он взглянул на нее и отметил про себя, что на ее латах появились свежие боевые пакты верности. Хотя бунтарка и не входила в число легионеров, но хорошо знала путь к их сердцам. Даже испорченные, они тем не менее по-прежнему ценили такие вещи в своих лидерах.

— Нет. Как у члена апотекариона, у меня есть коды радиоответчиков каждого генокорабля, служившего нашему легиону. Большинство тех судов теперь бесполезны, но некоторые до сих пор используются, хотя и давно сменили названия и хозяев. — Он засмеялся. — Данное обстоятельство порой бывало как нельзя кстати. Несомненно, это одна из причин, почему Эйдолон решил, что без меня не обойтись. Ведь без этих кодов поиски корабля могут занять десятилетия в таком месте, как это. Я же способен найти его за считаные дни.

— Генетический корабль? — прошипела Савона. — И это все, ради чего мы прибыли сюда?

Фабий взглянул на нее.

— Да, это в буквальном смысле все, женщина. Это шанс продолжить существование в лучшем качестве, чем генно-модифицированные монстры или обезумевшие отродья. Даже мои способности не безграничны, а это обеспечит выживание легиона в будущем.

— На это первый лорд-командующий и рассчитывает, — вмешался Палос. — Говорят, на его борту находится десятина генетического семени, которая может посоперничать с запасами в хранилищах Терры. — Он бросил взгляд на Диомата и уже как будто собирался что-то сказать, но потом передумал, видя, что дредноут игнорирует его.

— Не совсем, но близко к тому. В ранние дни Великого крестового похода наш генофонд был одним из самых надежных, а также входил в число крупнейших. Прогеноиды развивались быстро и переносили транспортировку легче, чем другие. Если бы не заболевание, потеря судна была бы едва заметна. Но, увы, это обернулось катастрофой.

Датчик запеленговал сигнал радиомаяка, и Фабий постучал по дисплею на наручах, вызывая нечеткую гололитическую карту. У самой ее границы мигала точка.

— Вот. Он все еще передает сигнал, как я и надеялся. Хотя, может, и не корабль, а что-то другое. Фоновое излучение затрудняет составление более точной сенсорной картины, но теперь, по крайней мере, у нас есть общее направление.

Он обернулся и позвал:

— Саккара, твой черед.

Несущий Слово растолкал толпу мутантов, звеня бутылями с демонами.

— У вас есть сигнал? — спросил он.

— Конечно.

— Превосходно. — Саккара отцепил один флакон и тихо забормотал, ведя по нему пальцем, очевидно, чтобы задобрить пленника внутри. Когда дьяволист приблизился к Фабию, демоны в его сосудах возбудились.

— Они ненавидят тебя, Фабий, — заметил Палос. — Демоны. Никогда не слышал, чтобы они так шумели. Обычно они хихикают или шепчут.

— Почему они не реагируют на нас так же? — поинтересовалась Савона.

— Нерожденные суть воплощение историй, — начал Саккара, поднимая флакон выше. Бесформенная тварь внутри колотила по стенкам своей тюрьмы. — Историй об убийствах и страхе, отчаянии и надежде. Невоздержанности и жестокости. Они — предостережения и воздания, которым придала форму наша вера. Они такие, какими их делаем мы сами. — Он посмотрел на Фабия. — Он же наделяет их… ничем. Он отвергает их концепцию, отрицает истории, стоящие за ними. И это их бесит до глубины естества.

Байл улыбнулся:

— И так будет всегда. Я не настроен подыгрывать таким ленивым паразитам. Если им нужна моя вера, им придется показать мне что-нибудь получше них.

Существо в колбе затряслось, заставив сосуд задрожать в руке Саккары. Фабий наклонился ближе, широко улыбаясь:

— Но, боюсь, для этого потребуется некоторая доля истинной разумности, на что эти мыслеформы совершенно не способны по определению. Ведь они всего лишь кривые зеркала — пустые и лживые. Хотя, надо признать, из них получаются замечательные разведчики.

Саккара повернул крышку и открыл бутыль. Что-то вырвалось изнутри, подобно струе дыма. Несущий Слово зажестикулировал, и клубящийся демон на мгновение обвился вокруг его руки, после чего метнулся к фракталу ярусов. Саккара повторил ту же процедуру несколько раз, шепотом обратившись к каждому своему пленнику.

— Учитывая размеры этого места, потребуется какое-то время, — сказал он.

Фабий ударил по платформе жезлом пыток.

— Тогда лучше приступить прямо сейчас. Пойдемте… будущее ждет.

На борту «Везалия» Игори на мгновение испытала смутное чувство паники. Страх был хорошо известен Гончим: он мог принести пользу при условии, что ему не отдавались целиком. Тонкие пальцы коснулись рукоятки ножа, когда в ноздри ударил запах крови — крови неолюдей.

Она прижалась к стене и аккуратно выставила нож, используя его в качестве зеркала, чтобы осмотреть коридор за углом. Люк, ведущий в апотекариум, был открыт, но сигнализация не сработала. Кто-то вывел ее из строя. Люмены в проходе слабо мигали. Очевидно, электричество перенаправили с этого участка. Членов ее стаи, которые должны были стоять на страже, нигде не было видно.

Она пришла проведать гостя Благодетеля, как делала каждый час с момента отбытия Фабия на планету, но в этот раз ее воины не отчитались перед ней, как она ожидала, что заставило Ищейку заподозрить неладное.

Игори вытащила сюрикенный пистолет и бесшумно подкралась к открытому люку, напрягая все органы чувств. Она ничего не слышала — ни хрипа дыхания, ни характерного визга силовых доспехов. И единственное, что ей удалось учуять, — запах крови сородичей.

Внутри апотекариона царил жуткий беспорядок. Смотровые столы были перевернуты, повсюду разбросано сырье. На стенах виднелись отметины от лезвий, а пол был завален бумагами и залит сточными водами из разбитых контейнеров с образцами. Но самое худшее — кто-то взломал биоколыбели и уничтожил их содержимое, включая недосформированные клоны старшего апотекария. Они были раздавлены и порублены на куски, как будто чтобы гарантировать их полную непригодность. Или просто ради забавы.

Зрелище подобного осквернения святая святых Благодетеля привело Игори в смятение, из-за чего она чуть не пропустила тела, уложенные стопками, и вскрытые трупы на оставшихся секционных столах. Ее соратники по стае были разделаны, как скот: мышцы и связки растянуты над головой, а органы выложены рядом, как для последующего взятия проб.

Игори подавила гневный рык, заметив, что у них не раны, полученные в бою, а посмертные увечья, если судить по отметинам на горле и черепах. Их убили быстро и безжалостно, а значит, здесь постаралась «добыча».

Потрясенная, она зашагала в заднюю часть помещения, где был спрятан гость. Неужели это сделал он? Маловероятно. После ухода Благодетеля Дети Императора распоясались, испытывая пределы дозволенного. Возможно, они пришли за лекарственными препаратами в попытке обрести облегчение или просто следовали какому-то безумному капризу. Но в действительности она подозревала иное. Скорее всего, они что-то искали. Но нашли ли они желаемое?

Игори пробежалась пальцами по панели управления на стене, и на дисплее появилось изображение внутренних помещений апотекариона. Комната гостя была пуста. Немного запаниковав, она открыла дверь и почуяла запах полубога, похожий на аромат добычи, но более пьянящий. Скорее бьющий в голову, чем просто соблазнительный. Посмотрев наверх, она обнаружила, что потолочные панели сняты. Тогда она спрятала оружие и, подпрыгнув, легко ухватилась за края. Подтянувшись, Игори пролезла в технический туннель. Она должна была найти его. Благодетель доверил ей крайне важное задание, и она не могла подвести.

Мало кто из живых существ смог бы провести больше нескольких часов в тесном лабиринте запутанных вентиляционных шахт среди искусственных джунглей из кабелей и проводов, а также вытерпеть звук непрерывно падающих маслянистых капель. Ржавый металл скрипел под ее тяжестью, когда она взбиралась, следуя запаху добычи.

Пока матриарх ползала взад и вперед в этом темном пространстве, с трудом выдерживая такие условия, она слышала, как где-то рядом вне поля зрения снуют пробирочники и создания похуже. Ощущала постоянный гул энергии, струящейся по кабелепроводам на разные палубы.

Впереди что-то лязгнуло. Она различила слабый выдох и почувствовала резкий запах — не крови, но чего-то похожего. Когда Гончая нашла примарха, тот сидел на подвесном мостке, подогнув под себя длинные ноги и понурив голову с серебристой гривой. Она была уверена, что не издала ни звука, но все равно он поднял на нее бледно-лиловые глаза, приковавшие ее к месту.

— Кто ты?

Голос его оказался на удивление мягким, тогда как она ожидала услышать львиный рев. Глаза примарха как будто светились, пока он изучал ее. В своей хватке он сжимал обвисшего зверя: деформированные конечности были раздроблены, раздутый череп свисал на сломанной шее.

— Твое лицо напоминает мне другое, которое я видел словно во сне. Женское лицо. Женский голос, вкрадчиво нашептывающий мне что-то, что я никак не могу вспомнить. Мне кажется, она пела для меня, когда я был младенцем.

Он отпустил труп, и мертвая тварь рухнула вниз. Крупная, явно из подвселенной. Очевидно, она пробралась на корабль в один из тех частых моментов, когда поле Геллера колебалось. Что бы это ни было, оно уже сдохло. Он посмотрел на свои окровавленные руки и вытер их о рваный защитный костюм.

— Может быть, ты — моя сестра.

— Кузина, — через мгновение произнесла Игори. Она присела на корточки и убрала нож обратно в чехол, хотя даже не помнила, как вытащила его. — Думаю, я скорее твоя кузина.

— Все равно часть семьи, — сказал Фулгрим и посмотрел на упавшее создание. — Оно ело маленьких, пробирочников, — крало их детей. Это они нашептали мне о своей беде и умоляли помочь. Поэтому я отправился убить его.

— И ты справился.

Клон размял руки.

— Убить его было приятно, потому что так правильно. — Он пристально посмотрел на нее. — Оно ведь злое, да? Выглядит уж точно злым.

— Оно проголодалось, — бесхитростно ответила Игори. В следующий миг несколькими уровнями дальше нечто заревело во тьме. То был дикий вой, полный животной ярости. — И оно там не одно. Пойдем отсюда.

— Я не боюсь их, — раздраженно выпалил юноша, чем напомнил ее собственных щенков, не соглашавшихся с отведенной им ролью в охоте. Она недобро улыбнулась, стараясь не отводить взгляд. Что, между прочим, оказалось весьма непросто: все равно что смотреть в силовую ячейку плазменного оружия. Тем не менее Игори выдержала это испытание. В свое время она видала созданий и похуже, чем полубог-недоросль.

— Тогда ты очень глуп, — твердо сказала она. — Они будут преследовать тебя стаей и растерзают все вместе. Или искалечат настолько, что подоспевшая после стая закончит начатое первой. Идем. Сейчас же. — Гончая не представляла, куда им идти, но точно знала, что здесь оставаться нельзя, и в апотекарион возвращаться теперь небезопасно.

Хорошо, кузина. — Фулгрим моргнул и кивнул, после чего неспешно последовал за ней с величавостью, одновременно хищной и элегантной. Огромные размеры, казалось, вовсе не были для него помехой в тесных туннелях доступа. От него пахло варпом и чистой речной водой, и на мгновение Игори вообразила, что его оболочка скорее жидкая, чем твердая.

— Если вас найдут, у Благодетеля будут неприятности, — озвучила матриарх тревожащие ее мысли, когда они карабкались по крутому желобу. По обеим сторонам от них гудели силовые каналы, и среди них Игори заметила странных кристаллических паучков, сплетающих тонкие сети.

— Почему?

Она завертела головой.

— Не спрашивай почему. Раз он сказал, значит, так оно и есть.

— Почему ты называешь его благодетелем?

Игори заворчала. «До чего любопытный».

— У тебя голова совсем пустая? Поэтому ты пытаешься заполнить ее ответами на глупые вопросы?

Его лицо на миг исказила вспышка гнева — или ей так показалось.

— Мне просто любопытно.

Дурная привычка на борту этого корабля.

Он впал в угрюмое молчание; Игори время от времени посматривала на него, чтобы убедиться, что он все еще следует за ней. Через некоторое время она решила спросить:

— Как ты выбрался?

— Я следовал за пробиркорожденными. Они показали мне тайные тропы. — Клон вдруг остановился. — Я что-то слышу в этих пустых шахтах.

— Что?

— Они собираются убить его. — Примарх сказал это с такой силой, что Игори остановилась и повернулась. — И они хотят убить тебя.

На несколько мгновений она притихла, а после тихо спросила:

— Когда?

— Скоро. — Его глаза пылали огнем решимости. — Пробирочники тоже это слышали. Плохие не замечают маленьких и свободно говорят при них. Они уничтожат все, что сотворил Фабий, а я не могу этого допустить. Не могу позволить им навредить ему.

Она вспомнила об апотекариуме и телах, которые там оставила. О разрушенной лаборатории. И почувствовала дуновение ветра войны. Что бы ни задумал Благодетель, она сомневалась, что станет дожидаться удара противника. Тем более если она хотела, чтобы ее стая выжила. Она посмотрела на юного примарха.

— Пойдем. Я отведу тебя в укромное место. И тогда мы решим, что делать дальше… кузен.

Глава 21: Призматические галереи

Невиданные чудеса и ужасы встретили Фабия и его спутников, когда те отправились в путешествие по замысловатому ярусу. Они оказались среди галерей такого размера, что даже Фабий едва мог осознать их абсолютную грандиозность. Ярус представлял собой не ровную плоскость, а ряд концентрических подуровней; каждый расположен на разной высоте и соединен закручивающимися лестницами и длинными мостками. И все это пространство было отведено под галереи, наполненные столькими предметами, что никому из смертных не хватило бы и целой жизни, чтобы осмотреть все.

Улучшенное восприятие Фабия дрогнуло впервые с тех пор, как он посмотрел в незамутненные глубины Ока Ужаса. Кругом покоились останки миллиона невозможных цивилизаций, расставленные и описанные с немыслимой для человека точностью. Непредставимые шедевры искусства и архитектуры делили пространство со сценами неописуемого ужаса. И все это располагалось в соответствии с какой-то непонятной симметрией.

Тут бледный свет последнего заката навеки сиял на резных изображениях душераздирающей красоты. Там ватага орков в тишине изливала нескончаемую ярость на незнакомый вид беспозвоночных с голубым панцирем. Поодаль высилась угловатая громада, взирающая на незваных посетителей с неиссякаемой яростью в бесчисленных и неподвижных глазах.

Фабий и его консорциум шли в центре фаланги Детей Императора. Палос, очевидно, не желал выпускать их из виду, если это вообще было возможно. Майша и Майшана держались по обе стороны от Фабия, самостоятельно назначив себя его телохранителями. Гончие, казалось, были встревожены окружением. Других он не стал брать с собой, рассудив, что их присутствие может вызвать чрезмерную враждебность со стороны Палоса и его воинов.

Вокруг космодесантников, в свою очередь, семенили, бежали вприпрыжку или вышагивали мутанты, нарушая тишину криками. В их непослушной массе грузно топали огромные боевые твари, спокойно следуя за гусеничными сервиторами-надзирателями. Диомат пробирался позади отступников, безучастным взором красных оптических линз обводя выставочные залы.

— Это гробница, — обратился к Фабию по воксу Скалагрим, держа топор на сгибе руки. В виде исключения он все-таки решил надеть шлем.

— Нет, это музей, — возразил Фабий. Их голоса необычно отдавались в длинной галерее, словно протяженное расстояние пыталось поглотить весь звук. — А это экспонаты, которые либо застыли в момент, когда их нашли, либо им впоследствии придали соответствующие позы, чтобы создать наилучшую экспозицию.

— Это самый большой орк, которого я когда-либо видела, — пробормотала Савона, глядя на двенадцатиметровое чудовище в ближайшем углу. — А его оружие…

Застывшее создание носило грубый экзоскелет, намного превосходивший все, что могли сегодня придумать его потомки. После мимолетного осмотра Фабий даже заподозрил, это может быть совершеннее его собственных доспехов.

— Крорк. Один из первых орков, — объяснил он. — Я читал о них в текстах альдари. Давно предполагал, что орки — некая форма органического оружия, дикое биологическое средство поражения, выпущенное в процессе какого-то древнего апокалиптического конфликта. Слишком многое в них указывает на искусственное происхождение, а не эволюцию.

— Мы довольно легко расправились с ними на Улланоре, — похвастался Скалагрим.

— Но не с такими громадными, бьюсь об заклад, — пробулькал Хораг и погладил по голове зверя, который полз за ним. Могильный Сторож влажно захрипел от смеха: — Если и есть на свете рай для любознательных, то это точно он. Посмотрите туда. Как думаете, что это — или чем это было? — Он указал на сфероид высотой два метра и с жесткой пористой кожей. На верхушке виднелся некий крупный, хотя и сморщенный, орган чувств, а вокруг росли бледные щупальца, свисающие до пола.

Какое-то время Фабий вглядывался в странное существо, а затем воскликнул:

— Потрясающее!

У него как никогда чесались руки от желания собрать образцы, но он опасался сделать это, полагая, что при любом воздействии на экспонаты включится какая-нибудь сигнализация. Кто бы ни владел этой планетой, пока что он проявлял мало интереса к непрошеным гостям, но, учитывая примененную здесь технологию, Фабию совсем не хотелось бы вызвать более враждебное отношение.

Он услышал чей-то громкий вздох и, обернувшись, заметил Саккару, не отрывающего глаз от одной из выставок. В огромной пещере, выдолбленной в камне с зелеными прожилками, из которого тут состояло почти все, располагался зал с фигурными колонами и высокими декоративными арками, посреди которых сошлись в схватке воины в красной и синей броне, утопающие в густых разливах теней и нагромождениях мусора.

— Катакомбы Калта, — вымолвил Саккара и, прежде чем Фабий успел остановить его, завороженно побрел к древним статуям. Палос жестами остановил экспедиционный отряд.

— Ну что еще? Призови к ноге своего пса, Живодер, иначе мы потеряем его посреди этого безумия.

— Следи за языком, Палос. Не забывай, кто из нас незаменим, а кто — простой охранник, — огрызнулся Фабий, поспешив за Несущим Слово.

Старший апотекарий нашел дьяволиста в самой гуще запечатленного сражения. Саккара показал на одного из собратьев в багровых латах.

— Голограммы из жесткого света, — пояснил он глухим голосом. — Прислушайся.

Фабий напряг слух и уловил слабое шуршание голосов, как будто где-то вдалеке. Звуки битвы, от которой их отделяли тысячи лет.

— Подземная война, — продолжил Саккара. — Я участвовал в ней. Вместе с братьями из Черной Кометы я сражался в этих глубинах.

— Мне казалось, на Калт ссылали тех, от кого хотели избавиться, — хмыкнул Байл. Об этом ходили упорные слухи, особенно учитывая склонность XVII легиона к чисткам в своих рядах.

Саккара кивнул, не отрываясь от застывших лиц астартес.

— Это была проверка. Проверка на то, достойны ли мы. Лоргар послал нас умирать, дабы мы могли жить.

Фабий засмеялся:

— И ты ее успешно прошел, надо полагать?

— На этом испытания не закончились, — отрешенно ответил Саккара и повернулся к старшему апотекарий). — Ты должен понимать это лучше остальных, еретик. Наши испытания никогда не заканчиваются. О нашей пригодности судят только по усердию.

Фабий фыркнул и отвернулся.

— Довериться фанатику… А? — Он остановился на полуслове и подошел к пошатнувшемуся Ультрамарину. Воин был без шлема, лицо его покрывали пыль и кровь. Начальник экспедиции неотрывно всматривался в него, пока наконец не увидел это — слабую дрожь в глазах, как от мышечного сокращения, но бесконечно замедленную. Шокированный своим открытием, он выругался и попятился.

— Это не голограммы.

Саккара отшатнулся от замерших легионеров.

— Что?

— Это не голограммы. По крайней мере, не такие, какими мы их знаем. Это что-то другое. Они живые и пребывают в сознании. — Фабий заозирался, ошеломленный такой изощренностью. Представить только: живая диорама, сделанная из жесткого света с применением какой-то хитрости. Наверное, стазисного поля, выходящего далеко за пределы его собственных неуклюжих экспериментов в этой области.

Со стороны группы раздался крик, привлекший его внимание. Диомат пробирался сквозь массу топчущихся на месте мутантов и отступников, задрав голову к тенистым галереям над ними.

— Здесь что-то есть. — Корпус дредноута крутился вокруг своей оси под завывания сервоприводов. — Оно повсюду.

— Я ничего не вижу, — сказал Палос.

— Тогда, может, пора убрать эти заплатки с глаз, — едко бросил старший апотекарий. Теперь он тоже это почувствовал. Что-то наблюдало за ними, хотя он не мог определить, откуда. Гнетущая тишина этого места была даже хуже, чем в мертвых искусственных мирах, которые он расхищал.

— Свяжитесь с катерами. Может, сканеры дальнего охвата что-нибудь покаж…

— Мы потеряли с ними контакт, — не дал закончить Палос, а затем повернулся в ту сторону, откуда они пришли. — Слышите?

Байл едва различил стрекот тяжелых пулеметов, звук как будто поглощался и рассеивался, а не разносился эхом. В следующую секунду затрещал вокс: Фабий попытался вызвать Беллефа. Что-то глушило частоты.

— Саккара, что видят твои питомцы?

— Ничего. Я, кажется… потерял их. — Голос Несущего Слово звучал огорченно. Он оглядывался, перебирая пальцами сосуды для демонов, болтающиеся на его броне.

— Они вышли из-под контроля?

— Нет.

— Тогда что случилось? — Фабий кружил рядом с дьяволистом, выпытывая ответ. — Это ведь все, что ты умеешь, и теперь ты говоришь, что по какой-то непонятной причине упустил их?

— Их нет, и я не знаю почему. — Саккара потянулся к флакону. — Я призову других.

Фабий схватил его за запястье.

— Нет. Ошибкой было рассчитывать на подобных тварей, особенно в таком месте. — Дальнейшие упреки застряли у него в горле, когда он увидел закутанное во тьму нечто, спускающееся по скату галереи. Свет как будто огибал широкий паукообразный силуэт, из-за чего тот оставался практически черным, за исключением зеленого свечения множества глазок.

Странными волнообразными скачками создание вышло на свет. Это была похожая на скарабея конструкция, сделанная из серебристой субстанции вроде песка с поверхности. Подобно массивному пауку, она ползла по незримой паутине, а затем накинулась на Диомата, издавая противное громкое шипение; на ее механическом хоботке искрила зеленая молния. Одним движением когтей дредноут разорвал арахнида на части и отшвырнул прочь.

— Остерегайтесь, братья. Мы окружены ксеновыродками.

Фабий поднял глаза. За первым паукообразным последовали еще — десять, двадцать, тридцать и более, спускающиеся отовсюду. Как будто потревожили их невидимое гнездо. Фабий выругался.

Ловушка. И они угодили точно в нее.

Арриан с большим интересом изучал зеленые усики, которые оборачивались вокруг его наручей. Отсек гидропоники на борту «Везалия» представлял собой кошмарные джунгли. Повсюду расползались растения, в большинстве своем ядовитые или голодные, или то и другое сразу. Естественные гибриды тысяч видов произрастали здесь практически безо всякого контроля.

Воздух был густым и влажным, с конденсатом и токсичными газами, которые могли разъесть поддоспешник силовых лат Арриана, останься он тут слишком долго. Проникая в трещины в металле, по камере расходились толстые корни, получающие подкормку из чанов с питательным раствором, которыми было заставлено помещение. Огромные массы лозы и лиан оплетали подвесные мостики и лестницы. Усеивающие теплицу цветы всех мыслимых оттенков добавляли к прочим миазмам головокружительное зловоние.

Ретинальный дисплей в его шлеме автоматически выделял и опознавал обитателей этого зеленого ада. Большинство растений имели ту или иную лекарственную или пищевую ценность. Отвратительные на вид лианы, обвивавшие самые верхние дорожки, годились для создания пасты, вполне съедобной, на неприхотливый вкус экипажа фрегата. Шершавые цветы, что ютились под центральной лестницей, выделяли пыльцу, из которой синтезировался достаточно сильнодействующий и быстро вызывающий привыкание наркотик.

Из других растений можно было получить различные мази и анальгетики, и Арриан был одним из немногих, кто знал, как это сделать. Среди немногочисленных апотекариев, остающихся в Оке Ужаса, фитология считалась умирающей наукой. Да, они умели производить наркотические препараты или варить алкоголь, но не более того. Старший апотекарий же настаивал на том, чтобы те, кто стремился обучаться у него, сперва ознакомились со всей полнотой и широтой естественных наук, включая эпигенетику, аэробиологию, биохимию, и даже посвятили одно столетие изучению биосемиотики.

Наука и медицина, по твердому убеждению Фабия Байла, были неразрывно связаны между собой. Чтобы заниматься одним, требовалось иметь внушительный багаж знаний в другом. Быть апотекарием значило видеть картину целиком, а не только ее отдельные части.

Арриану нравилось приходить в отсек гидропоники. Для него это было место тихого созерцания, тогда как мало кто осмеливался даже появляться здесь. И как раз тут он услышал чьи-то мягкие шаги и заметил, как некоторые растения реагируют на новый запах в воздухе.

— Игори, — поприветствовал он, узнав характерный звук ее приближения. Она была одной из немногих среди своих родичей, кто отваживался противостоять опасностям этого помещения.

— Они ворвались в апотекариум, — без прелюдий сообщила Игори. Одно растение потянуло к ней усик; Ищейка выхватила нож и отсекла побег, не отводя глаз от Арриана. — Убили моих сородичей.

Арриан замер с куском окровавленного мяса в руках. Он ожидал чего-то подобного, но не так скоро. Алкеникс позаботился о том, чтобы основная часть верных старшему апотекарию — или, по крайней мере, сохраняющих статус-кво — отправилась на планету. Старый трюк, известный еще задолго до событий на Истваане. Очевидно, префект приступил к захвату верхних палуб — в частности, артиллерийских и взлетных.

— Это было неизбежно. Но мы не будем торопиться с ответным ходом, пока он не вернулся. — Арриан бросил кусок мяса плотоядному растению и посмотрел на женщину. Его некогда красивые черты сохраняли полную невозмутимость. — Тебе ясно, Игори? Держи покрепче поводки своих Гончих. Мы ходим по лезвию ножа. Только если мы правильно рассчитаем время, нам удастся сделать идеальный надрез. — Он похлопал по одному из клинков в ножнах на поясе. — Нападем слишком рано, и, вполне вероятно, повредим корабль, пытаясь спасти его.

Она кивнула — в знак не то согласия, не то понимания. Спустя миг спросила:

— А что если он ошибается?

Вопрос был настолько неожиданным, что Арриан чуть не уронил миску с мясом. Он взглянул на Игори так, будто видел ее впервые за очень долгое время. Она больше не была ребенком или даже подростком. Легко было забыть, до чего скоротечны жизни даже таких улучшенных созданий, как эти.

— Ошибается? Насчет чего?

— Всего этого. — Она отвела взгляд, как будто ей было стыдно. — Он говорит — ждать, но что если это неправильно? Что если бы у нас был способ победить без него? Разве так не будет лучше? Разве он не обрадуется тому, что мы проявили инициативу? Что одержали победу от его имени?

Несколько мгновений Арриан размышлял над ответом, а затем неторопливо заговорил:

— Не мне давать тебе советы. Вы не рабы, в отличие от мутантов. И в вас нет подобной зависимости, не для того он вас создал. Тем не менее он — твой творец, и ты обязана хранить ему верность.

— Не верность, — возразила она. — Любовь. Он создал нас, и мы любим его. Мы можем ничего и не делать в настоящий момент, но он заставляет нас охотиться, убивать добычу. А теперь, когда добыча бросает нам вызов, он велит ждать — зачем? — Игори рассеянно вытерла нож о брюки и убрала в ножны. — Я больше не могу охотиться. Он не позволит мне. Но я могу, даже если это разозлит его.

В тот миг Арриан догадался, о чем она просит. Не о разрешении, но о понимании уже принятого решения. Старший апотекарий мог быть слеп, но не Арриан. Он отчетливо видел, что они перестали быть детьми. Здесь и сейчас они делали свой первый шаг; если они совершат его, если ослушаются своего Благодетеля и развяжут войну, тогда Галактика прекратит быть для них полной ужасов.

Он посмотрел на нее сверху вниз.

— Гвозди, что у меня в голове, не что иное, как выражение любви через сталь. Договор о самоубийстве, заключенный во имя нашего отца. Отчуждение всего, чем мы могли бы быть, в пользу того, кто должен был привести нас к славе. Ради него мы пожертвовали всем. И ради него теперь умираем. Понемногу за раз. Куски мяса, кидаемые зверю. — Он постучал по миске, словно подчеркивая свои слова. — Но ярость Ангрона — все равно что брызги крови в бесконечном океане убийств в Галактике. Одна багровая капля в темно-красном море. И как только я это осознал… дальше было легко.

Арриан приподнял пальцем цветок, и бритвенноострые лепестки заскребли по керамиту. Пожиратель Миров снова повернулся к Игори.

— Это все то же море, каким бы курсом вы ни следовали. Куда бы вы ни собирались отправиться, дерзайте.

Игори улыбнулась:

— Хорошая философия.

— Прагматичная. — Он бросил еще один кусок мяса рычащим лианам, и те остервенело вцепились в пищу. — Смерть — конец познания, а я еще не закончил свое обучение. Так что я собираюсь еще пожить, что бы ни шептали мне гвозди в голове. Чего бы ни желал мой отец.

— Ты отвергаешь его. Того, кто породил тебя.

— Порой это необходимо, чтобы ребенок смог преуспеть. — Арриан посмотрел на нее. — Ты так не думаешь?

— Да, почтенный Арриан. Спасибо тебе. — Игори поклонилась, развернулась и покинула гидропонный отсек. Пожиратель Миров не пытался остановить ее.

Помедлив, он вернулся к растениям. И пока кормил их, размышлял над тем, был ли верен его выбор.

Паучьи твари пришли не одни.

Еще больше чудовищ появлялось из стен. Прежде скрытые альковы отворились и извергли серебристых чужаков — в этот раз гуманоидной, а не насекомообразной формы, но оттого не менее отталкивающих. Они размеренно ступали по подвесным дорожкам и мостикам, направляясь к Детям Императора. Их становилось все больше. Похожие на скелеты противники демонстрировали широкое разнообразие текстур, цветов и отметин при общем строении и одинаково светящемся оружии в руках. Из стволов их винтовок вылетели пряди зеленых молний и каскадом обрушились на передние ряды мутантов. Деформированные солдаты рассыпались на атомы, едва ли успев даже закричать.

Ударная группа ответила огнем: загремели болтеры, пробивающие металлических созданий и сбивающие их на землю. И все же неумолимый натиск не прекращался: подбитые механоиды поднимались на ноги, а их сломанные тела самовосстанавливались прямо на глазах у потрясенных отступников. Датчики на доспехах Фабия фиксировали все происходящее.

— Живой металл. До чего же завораживает… Скалагрим, достань образец, если получится.

— Вот еще, — фыркнул Скалагрим и, тщательно прицелившись из болт-пистолета, выстрелил и поразил одного из нападавших. Уже через считаные мгновения неприятель снова вернулся в бой. — Почему они не умирают? — взревел апотекарий, вгоняя новые пули в напирающий на него автомат.

— Системы саморемонта. Если только не уничтожать их полностью, сомневаюсь, что нам удастся остановить их. — Фабий взглянул на Хорага. — А как насчет тебя, Могильный Сторож? Какие хвори варятся в том котле, что ты называешь своим боевым облачением?

— Может, у меня и есть кое-что, но для этого нужно покинуть наши позиции, иначе чума пожрет наши доспехи и оружие заодно с врагами. — Хораг поднял оружие — древний штурмовой болтер, влажный от масла и гнили, и отстегнул барабанный магазин в виде стилизованного черепа. Еще один такой же короб, но отмеченный эзотерическими знаками опасности, он достал со стойки для перезарядки в задней части брони и со щелчком вставил на место. Модифицированный болтер издал хлюпающий звук.

— Надо оттеснить их, получить как можно больше пространства между нами и ними.

— Без проблем. Палос, ты и остальные отступайте по моей команде. — Фабий подал сигнал ближайшему из своих надзирателей. — Спустить боевых мутантов.

Сервиторы отреагировали все как один: прежде спокойные великаны, притаившиеся за линией фронта, резко выпрямились, когда химдозаторы заработали, а кортикальные имплантаты дистанционно активировались. Мутанты бросились вперед с громогласными воплями и врезались в неудержимые ряды противника.

Как только гиганты справились с возложенной на них задачей, Фабий тайком нажал кнопку на наручах. Посланный сигнал включил болевые имплантаты в остальных уцелевших мутантах, и скрюченные твари помчались вперед, чтобы присоединиться к своим чудовищным собратьям, расстреливая, закалывая и сбивая металлических стражей с ног. Потоки плоти и металла столкнулись со звуком, похожим на плеск воды о камень. Палос и остальные отступали, не прекращая огня.

— Хораг, твой выход, — позвал Фабий. Неповоротливый апотекарий воздел свое оружие и двинулся к приближающимся автоматонам, стреляя на ходу. За пулями тянулись полоски марева, и при попадании в цель из небольших воронок, проделанных в оболочке скелетообразных машин, вырывался желчный газ. Всюду, где он соприкасался с серебристым металлом, тот чернел и ржавел; распадалась и плоть мутантов, которым не повезло оказаться рядом. Передняя линия вражеских солдат рухнула, поглощаемая кислотным варевом Гвардейца Смерти.

Могильный Сторож продолжал стрелять, пока не израсходовал все боеприпасы, а когда ему пришлось отходить, под его подошвами захрустели груды изъеденного заразой металла и обожженные тела мутантов. Токсичное облако захлестнуло наступающие шеренги, стремительно пожирая их.

— Теперь самое время отступать, — заметил Хораг. — Облако рассеется достаточно скоро, к тому же оно не так велико, чтобы окутать их всех.

Фабий обернулся и заметил, что сзади приближаются новые серебристые фигуры, непрерывным потоком изливаясь из петляющих галерей, словно мертвецы.

— Диомат, расчисти нам путь, — отдал приказ старший апотекарий.

— Никто не преградит нам путь, — проревел дредноут, переходя на быстрый шаг. На полном ходу он врезался в фалангу механоидов и с громовым раскатом раскидал их во все стороны. Древний схватил тощего воина и начал размахивать им как импровизированным цепом, избивая его собратьев. — Познайте мою ярость, — гремел дредноут, — и умрите во славу Третьего. Давайте же, братья! Присоединитесь ко мне в моем гневе. Дети Императора! Смерть врагам Его!

— Уходим, — прокричал Фабий, жестикулируя Пыткой в призыве следовать за Диоматом. — Пусть зараза Хорага сделает свое дело. Возвращаемся к кораблям.

Космодесантники пробежали мимо него, действуя со всей дисциплиной, на которую только были способны. Звук новых открывающихся ниш эхом разносился с верхних подуровней, пока они отступали к широкому мосту, за которым дожидалось авиационное звено.

Досадно было покидать планету так скоро, но ничего другого не оставалось. Казалось, этим существам нет числа, и силы экспедиции на их фоне выглядели ничтожными. Лучше позорное отступление, чем полный разгром. Выживание давало возможность добиться успеха позднее. Пытка взбрыкнула в хватке апотекария, предостерегая его, и, резко развернувшись, он смял металлическую грудную клетку противника. Выброс энергии опалил край его халата, и, когда неприятель свалился на пол, Фабий наступил ему на голову.

Что-то контролировало их, в этом он был уверен. Как и в случае с наномашинами на поверхности, за ними тоже стоял высокий интеллект, связь с которым можно было нарушить, если найти его. Фабий наклонился и оторвал сплющенный череп, сразу же вскрыв его. Внутри могло быть что-то полезное. Металл начал просачиваться меж его пальцев, словно противясь незаконному вторжению. Зажав скипетр под мышкой, он на ходу ковырялся в деталях, пока вокруг бушевало сражение.

Майша и Майшана держались рядом с ним, организованно стреляя по неприятелям. Диомат тем временем ревел, ломая серебристых скелетов мощными клешнями, пусть его шасси и конечности местами почернели. Краем глаза Фабий заметил Савону, сбившую механоида с ног могучим ударом булавы, и Саккару в окружении эфемерных форм низших нерожденных, швыряющего бутыли с неистовыми демонами.

— Еще какие-нибудь трюки в рукаве? — Фабий вопросительно взглянул на Хорага, когда тот догнал его, извергая едкий дым через алхимические трубки. — Может, вирус какой, а еще лучше пара-тройка? — Старший апотекарий чертыхнулся, когда голова ксеноса попыталась сомкнуться вокруг его руки. Внутри нее, казалось, пустота, что представлялось немыслимым. Должен ведь был существовать какой-то механизм управления.

— Ничего, если не считать того, что обратит все это место в лужу шлака, — крякнул Хораг. — Но, если мы все-таки хотим иметь хоть какую-то надежду найти ваш утраченный генофонд нетронутым, лучше к нему не прибегать.

Как только штурмовой болтер перезарядился, Гвардеец Смерти выпустил град снарядов по группе серебристых монстров, надвигающихся от стены слева. Механизмы падали, но почти сразу же начинали подниматься. Пац’уц накинулся на них и придавил собой, его ядовитые слюни и соки обращали сопротивляющиеся машины в шипящие паром обломки.

Фабий с отвращением выбросил голову механоида, когда к нему присоединился Палос. Дети Императора ступили на наклонную дорожку между двумя подуровнями. Крутой путь годился в качестве естественной оборонительной позиции, что вынудило преследователей замедлить продвижение. Далеко внизу за пределами моста Фабий увидел странное мерцающее сияние, поднимающееся из самого центра сооружения.

— Мы не можем уйти без того, за чем пришли, Живодер, — прорычал Палос. Его шлем нес почерневшие отметины от многочисленных легких попаданий, фрикционный топор пронзительно гудел.

— Если хочешь прорубить себе путь, флаг тебе в руки. Я же намерен перегруппироваться и вернуться с большими силами. И, возможно, после орбитальной бомбардировки, а то и двух. — Фабий помрачнел, когда потрескивающий нефритовый луч лишил жизни ближайшего легионера, обратив того в пыль. — А еще лучше трех, — прибавил он, приняв во внимание увиденное.

— Ты отказываешься от выполнения задания?

Байл сердито посмотрел на него.

— Если ты не пытаешься обвинить меня в трусости, тогда поскорее переходи к сути дела.

— Просто хотел убедиться, — буркнул Палос и мгновение спустя крутанулся на пятках, рассекая воздух фрикционным топором. Майша втянул воздух, чтобы закричать, когда мономолекулярный топор вонзился ему в грудь, но из глотки так и не вырвалось ни звука. Майшана зарычала и, вытащив клинок, запрыгнула отступнику на спину. Острый нож погрузился в щель между пластинами доспеха, но космодесантник даже не шелохнулся. Аметистовые пальцы сгребли Майшану за голову и дернули вниз. Прежде чем Гир успел бы ударить, Фабий сам нанес ему удар жезлом пыток в висок, заставив легионера потерять равновесие.

Тот отшвырнул Майшану в сторону и прокрутил секиру, атакуя Фабия. Клинок прошел совсем близко от живота, но в последний момент апотекарий поймал его рукоятью скипетра. Какое-то время двое легионеров боролись, неловко примостившись на краю дороги, пока вокруг разворачивалась битва, участники которой нисколько не обращали внимания на их дуэль.

— Ты с ума сошел? — плюнул Фабий. — Сейчас не время выяснять отношения.

— Как раз наоборот, Повелитель Клонов, — рыкнул Палос. — Ведь ни одно из твоих чудовищ не придет тебе на помощь. Твоя охрана нейтрализована. А моя рука у твоего горла. И если даже мы ничего не вывезем отсюда, префект, по крайней мере, вознаградит меня за твой скальп!

Глава 22: Военные песни

Игори наблюдала, как другие лидеры стай стекаются в отсек. На борту «Везалия» находилось около шестидесяти свор, а может, и больше, чем предполагал Благодетель. Они росли и делились, подобно живым клеткам, заполняя пустое пространство на корабле и тем самым делая его своей вотчиной. Большинство стай насчитывало около дюжины особей, некоторые были значительно крупнее. В ее собственную стаю входило почти сто человек, и треть из них была полукровками — одна из многих причин, почему ее голос был самым громким.

Изучая остальных, пока те приближались к ней, Игори ощущала их подозрительность. Они редко встречались вот так, без команды Благодетеля. И еще реже к подобному собранию призывала она. Они боялись отбраковки, и не без причины, потому что Игори не раз заставляли убивать родственников, когда те забывали, какое место им отведено в замыслах творца.

В представителей ее поколения, а также предыдущих, преданность закладывалась генетически, как и многое другое. Матриарх знала об этом и не испытывала отвращения. Благодетель был мудр и понимал, какая дикость таится в их сердцах. Однако поколениям, что пришли после нее, верность уже не прививалась. Отец Мутантов потакал их характеру, позволяя соперничать друг с другом, и некоторые восприняли это как разрешение ставить личные интересы выше, чем полагалось.

Эта мысль принесла с собой воспоминания о Пара-маре и коварных правителях той системы. Семь поколений знати, селекционированных Благодетелем в точности как это было с ней, но лишенных ее лояльности и здравого смысла. Они стремились противопоставить свое мнение воле творца, за что и поплатились. В немалой степени благодаря усилиям самой Игори и ее стаи.

Ищейка еле заметно улыбнулась, вспомнив недоумение на лице одного из лордов, когда она затянула моноволоконные нити на его толстой мускулистой шее. Он царапал ее руки, впечатывал спиной в мраморные колонны и балюстрады, отчаянно пытаясь скинуть, пока она распиливала его укрепленный позвоночник. Он считал себя выше нее, думал, она всего лишь очередной мутант. До самого конца он не осознавал, что она является его преемницей.

Игори вышла из задумчивости, когда последние ее родственники протиснулись в ангарный отсек. Все они были вооружены — некоторые более заметно, чем другие. Она положила руку на сюрикенный пистолет, заткнутый за пояс. Кроме этого пистолета и ножа, ей больше ничего не требовалось.

— Зачем ты позвала нас сюда? — рявкнул один из вожаков. Грул. Мускулистый мужчина со спиральными татуировками на лице и выбитым на охоте глазом, на место которого он вставил эльдарский камень души, необычно мерцавший при свете.

— Добыча пытается захватить корабль, — категоричным тоном произнесла Игори.

— Что, опять? — почесывая щеку, вмешалась предводительница по имени Ворша. — Ничему они не учатся.

Грул рассмеялся ее словам, и другие присоединились к нему.

— Они стремятся обратить слуг Благодетеля против него в его отсутствие.

— Они лишь мясо, — пренебрежительно кинул Грул.

— Жесткое мясо, — напомнила Игори.

— Только для беззубых. Ты, видать, уже совсем дряхлая, да, бабуля? — Грул сжал пальцы в предвкушении. Он хотел быть первым из первых, ведь только такие и процветали. Благодетель считал, что честолюбие нужно поощрять.

Игори улыбнулась и развела руки.

— Да, я стара, Грул, чему сопутствует некоторая немощь, — при этих словах она обнажила ряд ровных, крепких и все еще острых зубов. Грул заметно колебался. Его здоровый глаз сощурился; он опустил руки. Игори удовлетворенно кивнула.

— Жесткое мясо, — повторила она. — И они не боятся нас. Если они выступят против нас, нам придется несладко…

— Выйдем на охоту, — прорычала Ворша, и Игори перевела на нее взгляд. Ворша была молода — даже моложе Грула. Почти так же молода, как сама матриарх, когда та заняла место лидера в своей стае. При разговоре Ворша удерживала нож с игольным острием на кончике мозолистого пальца. — Выйдем на охоту и соберем их железы для Благодетеля.

— И как мы будем охотиться на них, когда они ждут нашего прихода? Когда следят за всеми коридорами и переборками? — Игори бурно зажестикулировала. — Они знают наши уловки. Нас загонят в ловушку и убьют, если мы не сразимся с ними по их правилам.

За этим последовали смущенные взгляды. Игори покачала головой.

— У нас не получится охотиться на них. Необходимо дать им бой. Но не как стая, нападающая на отстающих, а как армия, нацеленная на уничтожение противника.

Для них это была чуждая концепция, хотя все они участвовали в битвах. Воевать в строю, руководствуясь стратегией, а не инстинктом, — это были методы добычи. Матриарх чувствовала их неодобрение. Грул сверлил ее глазами, будто взвешивал свои шансы. Она подняла взгляд и кивнула, подавая сигнал.

Через мгновение со смотровой площадки сверху спрыгнул Фулгрим. Он приземлился легко, несмотря на свой вес. Грул и остальные отступили назад, большинство потянулось к оружию. Игори рыкнула на них, не давая наделать глупостей. Примарх посмотрел на нее, словно ища поддержки, и начал говорить:

— Мое имя — Фулгрим. Как мне сказали, на старом наречии Кемоса это означает «приносящий воду». Спаситель. И именно поэтому я здесь. Я здесь, чтобы спасти вас. Всех, от мала до велика.

Гончие снова попятились, когда он скинул балахон на палубу. Даже одетый в простую одежду, он выглядел впечатляюще.

— Но для этого мне понадобится ваша помощь. — Он поднял руки вверх и продолжил: — Даже этих рук, какими бы сильными они ни были, недостаточно для предстоящей задачи.

Он озарил их улыбкой. Словно на небосводе взошло второе солнце. По рядам Гончих прокатился вздох благоговения. Все разом опустили стволы, пальцы на спусковых крючках ослабли. Эта улыбка вызывала у них отклик — глубоко в крови и на подкорке. Этот голос. Это лицо. Их тянуло к нему, как мотыльков к невозможному пламени. В тесноте и темноте Игори не замечала этого раньше, только здесь, открывшись, он поистине расцвел.

— Я Фулгрим, и вы мне поможете. — Голос примарха разнесся по отсеку, подобный отголоску грома. — Я знаю это так же хорошо, как знаю свое имя. — Он зашагал среди неолюдей, безоружный и ничего не боящийся. — Вы поможете мне, ибо все мы дети того, кого вы называете Благодетелем. А дети ни к кому не питают такой преданности, как к родителю. Он наш отец, и ему нужна наша помощь. Неужели вы откажете ему?

Речь была простой, но его голос придавал ей величие. Он возвышался даже над самым высоким из них, и Игори вдруг спросила себя, какая между ними может быть связь. Как Благодетелю удалось вложить подобное величие в одно из их скромных тел? Клон обернулся, сияя мягкой улыбкой и озаряя окружающих добрым взглядом.

— Ни за что. Вы не оставите его. Я вижу вас насквозь, братья и сестры. Вижу пламенную любовь, наполняющую ваши могучие сердца, и понимаю, что в этом мы едины. Мы все — тлеющие угли в едином костре, разожженном его рукой и с общей целью… — Он раскинул руки, словно в знак приветствия. — Я долго слушал, как учитель вещает о том, что будет и что должно произойти. Вы есть будущее, но что за будущее без него? Он будет отрицать это, но я не могу. Мы должны действовать, чтобы спасти его. Чтобы сохранить будущее в его колыбели. Мы должны действовать, и я буду действовать. Пойдете ли вы за мной, сыновья и дочери Благодетеля?

Несколько долгих мгновений висело молчание, но улыбка Фулгрима не дрогнула. А затем один за другим лидеры стай преклонили перед ним колени, опустив головы. Последней была Игори. В тот миг она ощутила укол беспокойства. У нее сложилось чувство, будто все это какое-то испытание, и что она и ее сородичи провалили его. Но вскоре она выбросила эту мысль из головы. В настоящий момент ее занимали более важные вопросы.

— Прошу, братья и сестры мои, встаньте. — Фулгрим жестом подкрепил свои слова. — У нас много дел и мало времени.

Воины умирали. Металлические фигуры маршировали по всему ярусу, залитому изумрудным светом. Но прямо сейчас единственной заботой Фабия был противник, стоявший перед ним, облаченный в пурпур и золото. Впрочем, ничего удивительного — братья всегда оставались его заклятыми врагами, независимо от поля битвы.

Палос ударил головой и угодил Фабию в нос. Керамит его шлема вмялся, и визуальная передача задрожала. Байл почувствовал, что его нога соскользнула с края подуровня. Он изо всех сил боролся с Гиром, удерживая его топор жезлом пыток.

— Я могу предложить гораздо больше, чем Алкеникс, — прошипел Фабий, стараясь удержать равновесие. Над плечом Палоса протрещал зеленый огонь. В воксе беспрерывно раздавались вопли и проклятия. Остальных разрывали на части, пока он терял время с этим болваном. Фабий видел Майшану, лежащую рядом с трупом ее брата, хотя и не мог с точностью определить, без сознания она или мертва. Зрелище того, как обошлись с его творениями, вызвало у него тревогу, но он тут же отмел ее, занятый более насущными проблемами. — Служи мне, и твоя награда будет велика.

— Единственная награда, которую я желаю, — твоя смерть, — выпалил Палос. — За всех братьев, кого ты разрезал на своем операционном столе, за всех сынов Фениксийца, кого ты обрек на бессмысленную смерть, я откручу тебе твою мерзкую башку и преподнесу моему командиру.

— Красноречиво, — выдавил Фабий. Когда впрыснутые хирургеоном стимуляторы разошлись по его организму, он отпихнул врага. — Но тебе придется постараться, если хочешь добыть мою голову.

— Прикончите его! Обещаю камень души ксеноса тому воину, что принесет мне его голову! — взревел Палос, отступая.

Несколько ближайших Детей Императора повернулись, убрав болтеры и достав клинки, и накинулись на Фабия.

«Интересно, как долго они ждали такой возможности, что отреагировали так быстро?» Он ударил первого нападавшего по голове, и Пытка закричала в экстазе, ломая керамит. Второй сделал выпад кристаллическим клинком, менявшим оттенки при каждом взмахе. Байл пнул противника в живот, в результате чего тот кувыркнулся и откатился назад. Третий бросился на него с улюлюканьем и задел парой изогнутых мечей его плащ и доспехи.

Заметив брешь в обороне, Фабий поднырнул под удар и схватил противника за горло, а затем вогнал скипетр точно между сердцами, отчего Пытка радостно вскрикнула. Космодесантник заорал, когда его усиленную нервную систему разорвали волны агонии, слишком бурные, чтобы быть приятными. Из сочленений доспехов повалил дым, жгучая боль поджаривала его изнутри. Рыча от натуги, Фабий сбросил опаленное тело с подуровня и обернулся — как раз вовремя: Палос сумел нанести ему только скользящий удар. Топор разрубил диагностические шланги и стимуляторные помпы, чем вызвал недовольное шипение хирургеона. Следующий удар пришелся Фабию в грудь, и он повалился на спину.

— Теперь я наконец заберу твою голову, — прорычал Гир.

— Нет, не заберешь.

Клешня Диомата сомкнулась на Палосе и подняла его вверх. Сыпля проклятиями, легионер погрузил свой топор в оболочку дредноута.

— Бей сколько хочешь, предатель. Я вынесу тысячу смертей, прежде чем сдамся. — Диомат легко вывернул руку Палоса из сустава. Фрикционный топор остался на месте, выпирая из наплечника дредноута. Спустя секунду древний сжал свои когти на голове отступника, и крики легионера оборвались.

— Фабий, — прогремел дредноут, отбрасывая останки Палоса, — ты еще жив?

— Вполне дееспособен, — ответил апотекарий, опираясь на жезл, чтобы подняться. Краем глаза он уловил, как снизу что-то заскользило. Несколько размытых серебристых фигур. Они напоминали те паукообразные конструкции, что он видел ранее, но имели длинные змеевидные хвосты. Металлические призраки без труда проходили сквозь распорки и перекладины ярусов и подуровней, становясь то бесплотными, то опять материальными.

Только он отступил от края платформы, как один из них промчался сквозь твердую поверхность. Каменная кладка с зелеными прожилками взорвалась, как будто в нее попал артиллерийский снаряд, и Байл почувствовал, что падает назад, теряя равновесие.

— Фабий! — завопил Диомат, потянувшись к нему. Огромный коготь зацепил его халат, не дав ему свалиться в пропасть. Какое-то мгновение Фабий махал руками, пытаясь восстановить равновесие, и тогда же увидел, как одно из змеевидных созданий обвивает Диомата. Не успел он выкрикнуть предупреждение, как чужеродная машина нависла над «Контемптором» подобно кобре, готовящейся к броску. Оружие, установленное под широким туловищем пришельца, затрещало, и поток частиц антиматерии пробил древнюю броню. Диомат взвыл и свободной рукой попробовал схватить механического фантома. Слишком поздно — тот уже находился вне досягаемости.

Еще несколько выстрелов угодили в Диомата, содрав броню и оплавив золоченые пластины корпуса. Ослабевший участок подуровня раскрошился, когда дредноут опрокинулся, и призрачные автоматоны закружили над ним, как стервятники. Беспомощный, зажатый над пропастью, Повелитель Клонов мог только в ужасе смотреть, как подуровень подается под тяжестью его потенциального спасителя. С грохочущим треском каменная площадка рухнула, а вместе с ней Диомат и Фабий.

Глава 23: Одеяние из позолоты

Игори редко осмеливалась посещать сборочные цеха, кроме тех случаев, когда требовалось подавить восстание или когда что-то из-за пределов корабля пробиралось внутрь, причиняя ущерб. Если командную рубку можно было назвать мозгом «Везалия», то палубу факториума — брюхом зверя. Поступающее сюда сырье пускалось на производство различных комплектующих, поскольку фрегаты вроде этого специально конструировались в определенной мере самодостаточными.

Племена мутантов, обслуживавшие размещенные тут станки, поклонялись им как божественным кормильцам и принимали каждый пушечный снаряд и запасной кабель за дары незримых богов. Низкорослые существа падали ниц перед Фулгримом, шагающим по заполненным паром залам факториума. Игори держалась рядом с примархом.

Шквал звуков и запахов обрушивался на ее обостренные чувства так, будто кто-то вбивал гвоздь между долями мозга. Если Фулгрим испытывал то же самое, то не подавал виду.

— Зачем мы здесь? — спросила она, поспевая за ним.

— Мне нужны латы. И меч. — Фулгрим остановился и мгновение изучал один из древних агрегатов. Затем нагнулся и снял приборную панель. — Ремонт займет всего минуту.

— Эти штуковины были отключены веками, — возразила Игори.

— Да. — Фулгрим вытащил несколько проводов и контактных узлов. — Но они все еще черпают энергию из систем корабля. В банках данных уже есть готовые шаблоны. Мне нужно только… ага. Ну вот. — Монитор когитатора зажегся. — Нужно только перенаправить подачу электричества в обход барьеров.

Наблюдая его за работой, Игори обратила внимание, что, несмотря на жару, он нисколько не вспотел.

— Зачем ты это делаешь? — спросила она.

— Я ведь уже говорил: чтобы отправиться на войну, мне нужно облачение.

— Я не о том, а обо всем этом.

— Могу спросить тебя о том же, кузина. — Он бросил на нее короткий взгляд и затем вернулся к своим трудам. — Думаю, это инстинкт. Я вижу сломанное и стремлюсь починить. Без ведома Фабия я провел пятьсот пятьдесят шесть мелких ремонтов систем этого судна за время моего пребывания на борту. Пробирочники показывали мне, что не так, и я исправлял это. Я делал несовершенное совершенным. Или, по крайней мере, приемлемым. — На долю секунды он замер. — Но я могу сделать больше.

— Зачем?

— В этом мое предназначение. — Клон нахмурился. — Наше предназначение. Нас создали, чтобы мы сделали Галактику лучше. И мы — то есть они — не справились с возложенной миссией. — Он хмуро покачал головой. — Мы потерпели неудачу. Но я не допущу этого во второй раз. Я исправлю то, что сломано. Найду своих братьев, где бы они ни были, и сделаю их снова едиными. И тогда в Галактике установится порядок.

— Благодетель утверждает, что Галактика должна сгореть, прежде чем сможет восстановиться.

— Верно. И именно я стану причиной пожара, — с уверенностью ответил Фулгрим. — Я — Феникс, я — пламя, и я переделаю Галактику по своему образу и подобию, как он планировал. Как известно, всякое пламя возникает из единственной искры.

Промышленный аппарат закряхтел, откашливая пыль, когда снова принялся укладывать металл и выдавливать золото. Свет и жар окатили примарха, и на мгновение он стал похож на кузнеца за работой.

— И вот та самая искра. — Он сжал кулаки. — Я испепелю грехи прошлого. Все неудачи и несовершенство. Все мои… преступления. — Он на мгновение умолк; Игори вздрогнула — его руки сжались так сильно, что кровь закапала между пальцами. — Феррус… О, мой брат, как же мне жаль. Жаль, что я не был сильнее. — Фулгрим заговорил тише, и она подумала, что он совсем забыл про нее.

Он был странным. Тень полубога, обретшая воплощение. Могучий, но такой невинный. Лишенный твердости духа, которая приходит только с жизненным опытом, а не проистекает из каких бы то ни было воспоминаний. Какие бы преступления ни совершил его оригинал, клон взвалил их на себя: именно это двигало им. Из тех же побуждений продолжал свои труды и Благодетель, что не ускользнуло от Игори. На секунду она задумалась, кем эта копия примарха может стать со временем.

Своры Гончих стекались к Фулгриму, греясь в его сиянии. Они почувствовали, что среди них появился более крупный хищник, и пресмыкались перед ним, равно как мутанты и пробиркорожденные. Здесь, на нижних палубах, клон собирал личную армию. Он бродил взад-вперед в недрах звездолета, словно единственный лучик света в темноте, на протяжении нескольких недель. Целые племена мутантов поклонялись ему или, по крайней мере, знали о нем.

Сейчас казалось смешным, как этого не замечали те, что считали себя здесь хозяевами. С тех пор как они покинули Гармонию, Благодетель и его враги вели скрытую войну за контроль над кораблем, а все это время его постепенно прибирал к рукам Фулгрим: палубу за палубой, одну прослойку мутантов за другой. Вел завоевание через разговоры. Через сострадание. Коварный, как любая чума.

Скоро наступит решающий час, момент, когда пора показать клыки и ножи. Уцелевшие склонятся перед волей победителя. Это единственно правильно и справедливо. Она спрашивала себя, что скажет Благодетель: ведь это не его решение, пусть оно и послужит его интересам. Накажет ли он их — ее — за непослушание? Или поблагодарит?

Фулгрим довольно заурчал и потянулся в пылающую утробу станка. Внутри зашипело, когда он вытащил готовое изделие из охлаждающей формы. Меч, который он достал, был далеко не изящным, напоминая мясницкий нож или фальшион, изготовленный из металлического лома. Чтобы поднять такой, ей бы пришлось взять его обеими руками. Примарх же орудовал им с изяществом, невероятным для формы оружия.

— Что теперь? — спросила Игори, щурясь от жара, пышущего от его творения.

— Теперь? — Фулгрим взмахнул клинком и улыбнулся. — Теперь, дорогая кузина, мы идем на войну.

Рамос, Бык VIII миллениала, уловил сигнал, запульсировавший в нитях из призрачной кости, что пронизывали его тело. Сотня голосов песней прокладывала себе путь через подизмерение, с которым он теперь был связан навечно. То было предупреждение — или крик радости. Трудно что-либо утверждать наверняка, когда речь заходит о демонах.

— Ты слышишь их, брат? — прорычал один из какофонов. — Нерожденные заговорили.

— Слышу, Эскуор. Они шепчут, что невольники восстанут, и хозяева будут низринуты, встретившись на войне. — Он сжал руку в латной рукавице, искажая звук.

— Не следует ли нам вмешаться?

Рамос посмотрел на второго шумового десантника:

— Чего ради? У нас есть наша задача, и она намного важнее. Пусть занимаются своей мелочной враждой. Мы же участвуем в конфликте куда более грандиозном, чем они могут представить.

Он повернулся и направил свой голос в рощу, тем самым придавая форму призрачной кости. Эскуор и остальные его братья тоже присоединились к нему: каждый пел собственной публике из волнистых корней и ветвей, и этот диссонанс вызывал распространение странной материи подобно раковой опухоли.

Психокость внутри них гармонировала с той, что проросла через корпус, тем самым порождая изысканный замкнутый круг. Песня никогда не прекращалась, бесконечно струясь по затвердевшей варп-энергии и наполняя какофонов ее отголосками. Снова и снова она курсировала по этой петле, становясь вдвое громче с каждым циклом. Песня совершенствовалась с каждой новой нотой, становясь все более похожей на ту, какой она должна была быть.

Очень скоро он и его братья даже могут слиться с ней, как хормейстер Элиан много веков назад. Он пропел им путь к коварным эльдарам — путь, по которому они шли и сейчас. Элиан был поглощен песней, съеден изнутри ее мощью. То была протопеснь. Расщепляющая песнь. Песнь, что могла расколоть Вселенную или спасти ее. Песнь рождения и смерти.

То была песнь Слаанеш, начатая в день зачатия Темного Принца и с тех пор непрерывно исполняемая избранными хорами. Начали ее когда-то альдари, и их призраки до сих пор пели ее в глубине Паутины. У Рамоса и его братьев тоже была в ней своя партия. Они добавили свои голоса к хору мертвых, потерянных и проклятых, разделенных во времени. Участники вселенского ансамбля пели в абсолютной гармонии друг с другом, несмотря на огромные пропасти бытия, разделявшие их, разграничивавшие прошлое, настоящее и будущее. Они пели, чтобы Темный Принц существовал в самом начале и продолжал существовать до самого конца. Пели, чтобы солнце могло взойти завтра и неизменно вставало вчера.

Если бы песня затихла, Слаанеш мог перестать существовать. А без Слаанеш не могла длиться и сама песня, словно ее никогда и не было. Рамос не мог себе этого представить, и его разум отгораживался от столь чудовищной фантазии. Не будь песни, он бы никогда не сломал Лунные ворота, а Фулгрим никогда не взял бы в руки лаэранский клинок.

Без этой чудесной песни его жизнь, вероятно, утратила бы всякий смысл, он был бы всего-навсего еще одним безликим воином среди легиона таких же, как он. Очередной позабытый «пока-не-мертвый». Нарастающее разочарование в этот неправдоподобный миг придало дополнительную силу его голосу, и он вытянул руки перед собой. Встроенные в ладони его перчаток звуковые излучатели завели нестройную рапсодию.

— Да не буду я скован и посажен в клетку. Да не стану рабом я, — его слова безудержно рокотали в воздухе, побуждая хор прилагать больше усилий к исполнению. — И не угаснем мы. Мы будем петь. Мы всегда будем петь. Мы будем продолжать петь, даже когда упадет последний занавес. Пойте, братья мои. Пойте!

Его братья пели вместе с ним, и Рамос чувствовал, как призрачная кость искривляется, растет и укрепляется, проникая все глубже в «Везалия», словно закутывая его в кокон. В этом коконе он будет дожидаться того дня, когда сможет покинуть старую оболочку и переродиться в нечто новое. Рамос чувствовал волнение корабля от того, что его экипаж начинает войну. Осязал каждый болт, попадающий в психокость, и теплые брызги крови на ней. Слышал, как вибрации их пения доносятся до темных уголков нижних палуб. Видел яркие очертания своих бывших братьев, когда они отреагировали на насилие и отправились изолировать племенные отсеки и коридоры доступа.

Но помимо этого он видел кое-что еще.

Кое-что невероятное и лучезарное.

Оно появилось, пока они пели. Великая сила притяжения, сильнее, чем окружающий ее мир, из-за чего казалось, будто она впитывает весь свет и тепло. Она шествовала золотым светочем сквозь нижние палубы, и ее песня, такая знакомая и в то же время непохожая на их собственную, интенсивно пульсировала в глубинах звездолета. Сила эта была мучительно знакома, и у Рамоса возникло навязчивое чувство, что прежде он уже испытывал на себе ее влияние. Всякий раз, когда он подходил к ней слишком близко, их песня сбивалась.

— Оно смотрит на нас, брат, — сказал Эскуор, перестав петь. — Я чувствую его, а оно чувствует нас и хочет нас найти. — Он покачал головой, в его глазах читалась нестерпимая боль. — Это он, брат. Но не такой, как сейчас. А такой, какой был.

— Знаю, — прорычал Рамос. Это был Фулгрим. Вернее, не сам он, а мечта о нем. Судно забормотало о нем, и шепот этот пронесся через психокость подобно крику. — Игнорируйте его. Мы вышли за рамки столь приземленных вещей.

Рамос начал петь снова, теперь слегка изменив композицию, и хор последовал его примеру. Рабы между тем отбивали такт, завывая и визжа от радости. Призрачная кость ширилась и запечатывала люки в отсек, еще надежнее изолируя его от остальной части звездолета. Что бы ни затаилось на их пороге, оно осталось там — вдали от рощи и хора. Подальше от песни, которую надлежало исполнять. Лишь когда Фабий вернется, они снова откроют сад.

Неожиданно что-то выплыло к нему из сердца психокостного леса, и Рамос обернулся, не прекращая пение. Позади него стоял Ключ и наблюдал — в конце концов, это все, что он когда-либо делал. Но в свете их диссонанса тень эльдара пустилась в пляс, совершая странные па. Она менялась в движении, снова превращаясь во что-то другое — еще более причудливое, нежели оболочка прежнего корсара.

И эта новая его форма слила свой голос с их голосами. Как это часто бывало за века, минувшие с тех пор, как они завели свою неблагозвучную песню, Рамос вдруг испытал прилив удовольствия, когда в призрачной кости вокруг них проросли андрогинные лица с хлесткими языками. Он услышал тихий смех наложниц Слаанеш, танцующих в саду и меняющих его согласно своим прихотям. Нерожденные явились понаблюдать.

Золоченые когти заскребли по его видавшей виды броне, лаская акустические узлы и кабельные соединители.

— Пой же, Бык Восьмого. Пой так, чтобы тебя услышал весь варп, — прошептал голос. — Спой песню войны, что будет сопровождать грядущие события. Пока они ведут свои мелочные битвы, ты идешь войной против самого времени, дабы родился наш господь.

Крупные, наполовину сформировавшиеся фигуры притаились среди стволов и ветвей психокости. Звериные, но элегантные, острыми клешнями они вырезали непристойные знаки на бледной поверхности деревьев.

— Слышишь ли ты его, сестра? — пробормотал какофон, разевая челюсть с волчьими клыками. — Слышишь ли, как примарх-сосуд зовет нас, даже не подозревая об этом? Представляю, как же взвоет Фениксиец, увидев такие отражения себя.

— Я слышу его, но мы не собираемся его слушать. Он не для нас, — пробормотала сущность позади Рамоса. Женский голос, мягкий, но колючий. — Он — другая фигура из другой игры. Смеющийся бог намерен расстроить наш замысел даже сейчас. Но победа наша запрятана глубже, в семенах и посеве.

— Мы могли бы забрать его, дитя, — извиваясь, прорычала другая сущность в полупрозрачных одеждах. — Сделай его пригодным для нашей игры. Изврати его, дабы алхимика дважды прокляли за один и тот же грех. — Потусторонняя тварь зашлась смехом. — Разве не восхитительно? Два Феникса по цене одного.

— Отложенное наслаждение вдвое слаще, — прожурчал очередной женский голос, и искусительница прильнула к Рамосу так близко, что он почуял идущий от нее мускусный аромат. — Не правда ли, легионер? Разве не этому тебя научил создатель?

— Да, — прокаркал Рамос. Их голоса гудели внутри него, словно заряд электричества, пока его хор стонал в блаженстве. Немалой честью было услышать, как нерожденные строят козни. Мельком увидеть рай, ожидавший всех верных слуг Темного Принца. Бледные демоницы кружили в танце среди шумовых десантников, нежно вырезая клешнями красивые и ненавистные слова на их доспехах. Обезьяноподобные рабы истошно верещали в лесу, пока их заживо пожирали воплощения прихотей. Каждая смерть этих несчастных добавляла новую ноту в песню, делая ее более насыщенной и реальной.

— Он уже мудр, хотя молод, — заговорила нерожденная. — Как буду я, когда стану ей, а мной — она. Все мы дети меньшего бога, брат. И мы должны наставить Фабия на путь истинный, хочет он того или нет. Мы разорвем его цепи неверия, звено за звеном, и он добавит свой голос к великой песне, прежде чем наступит конец. Не ведая того, он уже начал свой путь. Во времена грядущих ужасов он сотворит невиданные чудеса. Даже прекраснее нас. То видели, в том клялись, и то снилось тысяче провидцев в тысяче миров. — Раздался хриплый и мучительный смех. — Но сначала он должен понять, что не может идти вперед и не может вернуться назад. Он не может убежать в прошлое, а будущее, о котором он мечтает, никогда не настанет. Он только и может ходить по одной тропинке кругами…

С этими словами они исчезли, скользнув в темноту межвременья. Рамоса передернуло, когда он вспомнил о ее прикосновении. Начальнику хора был преподнесен дар — ему позволили мельком взглянуть на великий гобелен, создававшийся вокруг них. Сто тысяч судеб сплетались здесь и сейчас, и он запел от радости, когда одна за другой эти нити начали распутываться, пока не осталась только одна.

Идеальная нота, сорвавшаяся с губ времени, эхом разносилась во веки веков.

Фабий со стоном открыл глаза.

Он лежал на спине, проваливаясь в забытье. Чуть ранее он ощутил, как сквозь него прошла дрожь от удара, а затем какое-то время не чувствовал ничего. Системы его доспеха мигали красным и только сейчас начали восстанавливаться. Неспешно проведя анализ полученных травм, он обнаружил у себя вывих руки, частично вдавленную грудную клетку и множественные ушибы и синяки. Легкие боролись с недостатком воздуха в запечатанной силовой броне, где было душно, как в могиле. Только когда включились резервные системы, он наконец смог сделать глубокий вдох и прояснить мысли.

Он перевернулся на живот, прижимая к себе руку. Хирургеон неуклюже дернулся — несколько его конечностей были отломаны, но в остальном функционирование не нарушилось. То, что осталось от оболочки Диомата, лежало под ним и рядом с ним. Каким-то образом дредноут смягчил его падение и спас от еще худших последствий. Визуальная передача на дисплее рябила и шла помехами. Присев, Фабий снял измятый шлем.

— Диомат, ты еще здесь? — спросил он, вправляя вывихнутое предплечье. Возникшую боль практически сразу приглушила инъекция, введенная хирургеоном. — Диомат?

Молчание. Затем изнутри шасси раздался глухой стук, и оттуда на неестественно гладкий пол стала вытекать дурно пахнущая жидкость. Фабий поднял жезл пыток, подковырнул им одну из погнувшихся пластин и, приложив немного усилий, вскрыл поврежденный корпус.

Наружу хлынули отходы жизнедеятельности, забрызгав ноги Фабия. Что-то бледное и сморщенное лежало в гнезде из электрических кабелей и питательных трубок, плоть покрылась пузырями и почернела.

— Ты… ты жив… — прохрипел Диомат слабым голосом. То, что осталось от его груди, слегка вздымалось, выпуская черную смолянистую кровь при каждом выдохе.

— Спасибо тебе, брат, — сказал Фабий, а потом неуверенно добавил: — Но почему?

Морщинистое, изможденное лицо приняло ужасное выражение. Фабий понял, что древний пытается улыбнуться.

— Я… я ведь говорил, что помогу тебе… Фабий. Помогу тебе спасти наш легион. И мне это удалось. — Сморщенная хилая рука поднялась из мутного раствора и с трудом уцепилась за его плечо. — Я спас тебя… чтобы ты мог спасти их. — Затуманенный взор чуть прояснился, изуродованные глаза сверкнули. — Ты должен это сделать, брат. Ты единственный, кто способен. Я всегда знал это, и это всегда меня раздражало. Но время злости прошло.

— Диомат, ты должен позволить мне… — начал Фабий. Он знал способы, как сохранить обитателя поврежденной амниотической утробы. Методы далеко не из приятных, и Диомат не поблагодарил бы его, но все равно Фабий был полон решимости попробовать. Усохшая рука сжала хватку, и истерзанное лицо скривилось.

— Нет. Только… только не снова. Теперь я не боюсь боли. Мне больше не о чем переживать. История моя полностью написана. Пусть… пусть все закончится. Пусть все останется как есть. — Диомат забился в конвульсиях, хрупкие конечности заколотили о стенки саркофага. — Вспомни свое обещание! — вдруг закричал он. — Ты обещал, ты обещал, ты обещал, ты обещал! — Его голос поднялся до пульсирующего рева; в этот миг Фабию не нужны были никакие датчики, чтобы понять, какую боль испытывает искалеченный воин в эти последние минуты.

Старший апотекарий освободился от схватившей его руки, отступил назад и вытащил игломет.

— Я помню. Прощай, брат. Прими мою благодарность. — Он выстрелил, и предсмертный вопль Диомата мгновенно стих. С жалобным кашлем тщедушное тело осело в своей гробнице. Фабий опустил оружие. Казалось, никогда ему не было так тяжко с кем-то расставаться, хотя он знал Диомата лишь жалкие несколько веков.

— Еще одно звено в разорванной цепи, — пробормотал он.

Еще одна часть старого легиона отмерла, и ее ни за что не вернуть. Но этого больше не случится. Это был последний раз. Он знал, что есть другие, подобные Диомату, старые солдаты, которые непременно явятся к перерожденному Фулгриму в надежде сохранить что-нибудь из славного наследия. Они помогут ему обучить новые поколения. Помогут избежать ошибок, совершенных их братьями.

Фабий засмеялся, убирая пистолет в кобуру. Несколько сотен лет назад он счел бы мысль о восстановлении легиона высокопарной чушью. Пустой затеей. Теперь ему казалось, что это совсем не так. Он не возрождал старый легион, а скорее воссоздавал его, совершенствуя. Третий в своем нынешнем виде навсегда канет в Лету, а вместе с ним будут стерты с лица Галактики Эйдолон, Алкеникс и иже с ними. И когда они станут не более чем воспоминанием, его новый легион воспрянет и перестроит галактику по его замыслу. Начнется новый крестовый поход, который приведет неочеловечество к законному месту среди вечных звезд.

Непонятное щелканье вывело его из задумчивости. Он повернулся и впервые огляделся по сторонам. Кругом высились обманчиво хрупкие на вид колонны, а входы в галереи отмечали орнаментальные арки. Очевидно, они упали на нижний ярус. Если бы он напрягся, то непременно услышал бы звуки боя, доносящиеся сверху. Интересно, кто же взял на себя руководство в его отсутствие.

Снова щелканье. В этот раз громче и настойчивее. Из тьмы показались крошечные создания, двигающиеся огромным волнующимся ковром. Металлические скарабеи засеменили к нему со всех сторон, подобные бесконечной приливной волне. Фабий выругался и ударил передние ряды роя, однако маленькие существа не обратили на его усердие никакого внимания. Вместо этого их море разделилось и растеклось вокруг него, направляясь к останкам Диомата. Вскоре древний пропал из виду, похороненный под вздымающимся холмом из рабочих конструкций. Фабий попятился; запоздалые скарабейчики сновали у его ног, спеша к пиршеству.

— Ты служишь даже после смерти, брат, — пробормотал Фабий.

Неожиданно в изумрудной тьме раздалось хриплое электронное покашливание.

— Прекрасный подарок. И это лишь один из многих, что ты принес мне. — Голос исходил словно из ниоткуда; от искусственных интонаций сводило зубы.

Послышалось лязганье металла о камень, и этот шум нарастал.

Фабий резко развернулся к ближайшей лестнице, воздев Пытку. По всей видимости, звук шел оттуда.

— Кто там? Покажись.

— До чего мы похожи, ты и я, — продолжал незнакомый голос. По лестнице спускалось чужеродное создание в пластинчатом стальном плаще, мягко позвякивающем при движении. — В отличие от низших сословий, мы наблюдаем картину целиком. Полотно, сотканное из прошлого, настоящего и будущего. В этом я уверен. У нас одинаковое чувство восприятия, старший апотекарий Фабий, лейтенант-командующий легиона Детей Императора.

— Тебе известно мое имя. Вежливость требует, чтобы ты открыл свое. — Фабий напрягся, едва существо вышло на свет. Оно отличалось более витиеватой и тяжелой броней, чем другие конструкции, и носило мантию с капюшоном. Оболочку ее украшали золото и лазурь, а на лишенном плоти лице как будто застыло насмешливое выражение. В одной руке оно сжимало высокий посох с короной из клинков, увенчанной сверкающей сферой.

— Прошу простить мне мою бестактность. От долгого уединения я совсем забыл о манерах. Меня зовут Тразин, хотя некоторые обращаются ко мне «Неисчислимый». Я старший археовед галерей Солемнейса. Хозяин Редких Мгновений, Повелитель Великой библиотеки. — Тразин указал посохом на гостя. — И отныне, Фабий Байл, ты принадлежишь мне.

Глава 24: Неисчислимый

Евангелос умер первым.

Волкообразный мутант сопел во главе поискового отряда, выискивая малейшие признаки врагов своего хозяина. В огромном пространстве ангара выстрел прозвучал как удар грома. Евангелос рухнул навзничь с развороченной головой.

— Рассредоточиться и укрыться, — велел Мерикс, поводя болт-пистолетом в поисках целей. Его последователи стали искать укрытия среди боевых катеров и топливных бочек.

Последовал второй выстрел, в этот раз со стороны, откуда они пришли. Один из космических десантников качнулся вперед — половины черепа недоставало. Он медленно и неуклюже развернулся и пальнул из болтера наугад в ответ на убивший его выстрел.

Когда астартес повалился на спину, Мерикс увидел первого из мутантов, выходящего из скопления машин.

— Мишени, схема «альфа-сейдж», — взревел он, открывая огонь из пистолета. Уродливые существа устремились к Детям Императора бурлящей рекой плоти. Загрохотали автопистолеты и пулевики, посылая низкоскоростные снаряды, которые стучали по ярко окрашенному керамиту, расплющиваясь об него и не причиняя вреда. Воины Мерикса спокойно пережили начальный залп, но мутанты превосходили их числом в десять раз, а то и более. И не все среди них были низкорослыми и слабыми: некоторые представляли собой здоровенных чудовищ с толстыми костяными панцирями и большими острыми костями. Эти великаны с кровожадным воодушевлением врезались в космических десантников, пытаясь разорвать их на куски.

Дети Императора встретили нападавших с таким же рвением. Завывая и смеясь, они топтали, рубили и отстреливали уродливых подлюдей, которые старались утащить их вниз. Легионеры убивали их толпами, поскольку один космический пехотинец стоил дюжину, если не сотню меньших врагов.

Медленно, но верно чаша весов в битве клонилась в пользу Детей Императора, как вдруг среди мутантов появилось что-то новое, и космодесантники начали умирать один за другим. Мерикс с растущим ужасом смотрел на то, что бушевало на взлетной палубе в рядах его бойцов. Гигант, одетый в примитивные доспехи, окрашенные в королевский пурпур. Его клинок был не более чем массивным тесаком, но он орудовал им с мастерством и изяществом, противоречащими внешней грубости оружия. Зазубренное лезвие без труда погружалось в керамит, разгрызая плоть и кость. Одного из астартес подбросило ввысь обратным взмахом клинка; в полете по отсеку его тело распалось на куски.

Дети Императора бросались в атаку, но в последний момент необъяснимо застывали в нерешительности, и это делало их уязвимыми. Даже те, что всегда отличались меткостью, допускали как будто намеренные промахи. И Мерикс знал почему — он чувствовал то же самое, что и они. Пугающее, давящее чувство узнавания противника, рождавшееся из того, как он двигался, как дрался. Но это представлялось невероятным. Невозможным. Этого просто не могло быть… не здесь… и не сейчас.

Что-то ударило его по плечу. Мерикс стремительно развернулся, хотя это движение отдалось болью, и в гуще свалки увидел Игори с сюрикенным пистолетом в руке. Она свирепо ухмыльнулась и выстрелила снова, целя в грудь. Мерикс отшатнулся, открывая ответный огонь и радуясь противнику, с которым все было просто. Она нырнула в его сторону и стала продираться через массу сражающихся, перемещаясь гораздо быстрее любого обычного человека. Автоприцел на его дисплее пытался зафиксироваться на ней, но безрезультатно.

Мерикс стрелял навскидку, стараясь предугадать ее действия, но вместо нее замертво падали только мутанты с лопнувшими грудными клетками или черепами. Она скользнула к одному из космодесантников со спины и, несмотря на ведущийся по ней огонь, вонзила нож в стык между шлемом и горжетом воина, вспоров ему горло. Кровь из раны забила фонтаном. Выпущенные Мериксом пули изрешетили нагрудную пластину легионера, и тот начал заваливаться назад. В следующий миг Игори была вынуждена отскочить в сторону, чтобы ее не придавило, но из-за этого случайно выпустила из рук сюрикенный пистолет.

Мерикс шагнул к ней навстречу, проталкиваясь сквозь дерущихся. Он снова открыл огонь и чуть не отстрелил ей ногу. Игори споткнулась о щель в палубе и растянулась на полу, но быстро перекатилась и вскочила на ноги. Как только она поднялась, он накинулся на нее и выбил у нее из руки нож, хватая за горло. Неумолимо он протащил ее вперед и впечатал в стену. Она молотила его по торсу и рукам, оставляя лишь кровавые отпечатки.

Он приставил ствол болт-пистолета к голове старухи: ее кожа сразу покраснела и начала тлеть от прикосновения раскаленного оружия.

— До этого не должно было дойти, — проговорил он. — Вы могли бы служить нам, как служили ему.

— Ни за что, — ощерилась и плюнула она.

— Ну и ладно, у нас достаточно рабов.

Прежде чем он успел нажать на спуск, что-то стиснуло его шлем сзади. Уплотнители заскулили и лопнули, когда керамит поддался. Мерикс отпустил Игори и вслепую выстрелил назад. Мощный удар выбил пистолет из его руки, заодно переломав ему кости.

Спустя мгновение его оторвали от земли и швырнули прочь с неимоверной силой. Он врезался в борт космолета, оставив на нем вмятину, и рухнул на палубу. Значки урона замерцали на ретинальном дисплее, когда его боевое облачение заработало в аварийном режиме. Ощущение было такое, будто в него попал артиллерийский снаряд.

Гигант шагнул к нему, и палуба содрогнулась от его поступи.

— Ты не причинишь ей вреда. Ты никому не причинишь вреда. — Голос существа не нуждался в искусственных усилителях, он раздавался на всю палубу, заглушая звуки битвы. Все равно что звон колокола, грохот пушки или шум прибоя. Звук этот пробирал Мерикса до мозга костей, раня больнее любого физического удара.

Он знал этот голос. Каждый сын III легиона знал его так же хорошо, как свой собственный. Этот голос, певший в их крови и шептавший в глубинах рассудка, принадлежал тому, кто в равной степени мог называться богом и их отцом. Тому, кто освободил их из рабства и привел в страшную пустыню свободы. Когда голос затих, сражение завершилось. Некоторые Дети Императора отступали. Но другие… другие опускались на колени, бормоча одно имя. Имя Фулгрима. Воспрянувшего Феникса.

Мерикс восстанавливал равновесие, пытаясь подняться на ноги, но великан не дал ему времени. Крепкая рука схватила его за горло и подняла в воздух. Мерикс стал задыхаться, когда его опять начали вбивать в корпус космолета. Сквозь забрало примитивного шлема на него посмотрели лавандовые глаза и вперились в душу.

— Ты мучаешься. Позволь мне облегчить твои страдания.

Мерикс выругался, когда хватка на горле сжалась. Он вцепился в свой шлем протезной рукой, открепил его от армированного горжета и сбросил на палубу с глухим лязгом. Лицо генетического отца смотрело на него. Совершенные черты были искажены гримасой гнева.

— Не может быть, — вымолвил Мерикс, повышая голос. — Ты не он!

— Он самый, — отрезал Фулгрим и начал неумолимо сжимать его шею, как в тисках. Мерикс не мог ни дышать, ни говорить. Его слова неверия так и остались невысказанными, не слетев с губ. Он не мог даже попросить прощения.

Когда тьма обволокла Мерикса, нерожденные уже ждали его, чтобы поприветствовать.

Все пошло наперекосяк, и очень быстро, думал Арриан, пробираясь на командную палубу в сопровождении колонны мутантов. Боевые действия развернулись по всему кораблю в результате вмешательства Игори и остальных. Они устраивали стремительные нападения на Детей Императора, мало заботясь о том, кому те верны, — главное, что они носили цвета Третьего.

Недели разочарования и унижений в итоге вылились в насилие, чего так надеялся избежать старший апотекарий. По крайней мере, пока что все складывалось для них удачно. Лично Арриан был доволен таким исходом. Уж лучше так, чем притворство и ненастоящие поединки. Проще перебить всех и положить конец неприятностям.

Тем не менее возникли кое-какие трудности. Как бы ни были сильны неолюди, они не были ровней космическим десантникам. Они могли легко утащить отставших воинов, но когда дело доходило до открытого противостояния, с каждым разом все становилось для них только хуже. На данный момент они еще держались, но это не могло продлиться долго.

Арриан между тем намеревался взять под контроль командную палубу, которую занимал Алкеникс и где можно было загнать его в тупик. Арриан считал, что это хороший план. Он уже держал его в голове, когда поощрял Игори следовать своим инстинктам. Старший апотекарий явно не одобрит такое решение, но поймет его необходимость.

Порой Фабий был невыносимым перфекционистом. Как и весь его легион, он разжевывал стратегию, как жесткое мясо, грызя ее снова и снова, растягивая процесс до последнего момента. Таким же был и Алкеникс. Арриан прочитал это по его движениям во время тренировочного боя. Необходимость порисоваться, сделать грандиозное заявление из простого смертельного выпада всегда были слабостью Третьего. И после окончания Легионных войн все только усугубилось. Они копались среди пепла в поисках мельчайших осколков прежней славы.

Вольвер ожидал и приветствовал его.

— «Везалий» недоволен, — заявил смотритель, положив руку на болт-пистолет в кобуре на поясе.

— Очевидная реакция, — спокойно сказал Арриан, проскользнув мимо него и направившись в сторону кафедры тактикума. Мутанты, которых он привел, быстро рассредоточились по мостику, чтобы обеспечить его безопасность. — И я лично со всем разберусь прямо сейчас.

Если ему удастся заблокировать все малозначимые отсеки, тогда он изолирует войска Алкеникса и таким образом не позволит им перебросить друг другу подкрепления или перегруппироваться. После это уже будет лишь вопрос времени и истощения, который можно будет уладить на досуге, как только старший апотекарий вернется с планеты.

— «Везалий» недоволен, — повторил Вольвер, следуя за ним.

Арриан повернулся, собираясь ответить, как вдруг услышал щелчок болт-пистолета. Гомункул вскрикнул, завертелся волчком и упал. Из его треснувшего черепа потекла мозговая жидкость. Трудно было сказать, жив он или мертв. Арриан обернулся и увидел Алкеникса, поднимающегося по ступенькам с дымящимся болт-пистолетом в руке.

— Я знал, что кто-нибудь из вас попытается захватить рубку, — сказал префект. — Отчасти я надеялся, что тебе хватит ума держаться в стороне, Пес Войны, но, очевидно, не стоило на это рассчитывать.

Ниже на мостике разразилась перестрелка. Дети Императора стремительно перемещались среди множества кресел управления, выслеживая мутантов. Арриан гортанно зарычал. Руки его опустились на фальксы, и Алкеникс замер.

— Не вздумай, — предупредил он, когда к нему подбежали его воины и наставили болтеры на Пожирателя Миров.

Арриан размял руки, чувствуя покусывание гвоздей. Именно для таких моментов они и создавались, и потому ему было крайне трудно противиться им.

«Зачем же противиться, псобрат? Разве тебе когда-нибудь была от этого польза?»

— Притихни, — шикнул он призраку. — Чего ты хочешь? — спросил он, обращаясь к Флавию.

— Мне нужно знать, где спрятаны клоны Байла, — сказал Алкеникс. — Мне известно, что на борту этого судна их больше одного. И есть еще сотни других. Они мне нужны.

— Они нужны Эйдолону, — поправил Арриан.

Алкеникс пожал плечами.

— Один или два. Фабий ведь необузданный зверь, которого нужно посадить на цепь. Он всегда был таким. И я посажу его на такую цепь, но прежде я должен убедиться, что он не сбежит. Я уничтожу его тела, одно за другим, пока у него не останется одна оболочка из плоти, как у всех нас. И тогда я покончу с его безумием раз и навсегда. — Префект засмеялся. — Пока я буду искать и громить его тайники, лорд Эйдолон найдет ему полезное применение. А теперь скажи мне, где они.

— Нет.

Алкеникс кивнул.

— Что ж, тогда я заберу твою голову, вскрою ее и возьму то, что мне нужно.

— Я не единственный враг, которого ты должен остерегаться. У тебя не выйдет сторговаться с Рамосом и его соратниками, — поведал Арриан. — И, если ты их разозлишь, они пронесутся по этому кораблю с похоронной песней.

— Тогда хорошо, что я решил до поры до времени оставить в покое их и то существо, которому они поклоняются. Им нет разницы, кто командует этим судном. И как только они будут изолированы, с ними можно будет справиться достаточно легко. — Алкеникс опустил пистолет. — Нам необязательно быть врагами. Новый Третий будет возведен на пепелище старых устоев подобно тому, как Абаддон строит свой Черный Легион. Зачем носить синебелое, если фиолетовый тебе идет больше?

Арриан резко засмеялся.

— И как долго я продержусь в твоем новом легионе? Скольких твоих братьев мне пришлось бы убить, чтобы заслужить себе место? — Он распростер руки. — Как вы не видите, что это плохо кончится для вас же?

— У меня есть преимущество, — бросил Алкеникс и спрятал оружие. Его воины двинулись вперед, словно намереваясь взять Арриана под стражу.

— Каждый человек так думает. Пока не осознает, что никакого преимущества нет. — Гвозди вонзились в него, заставив поморщиться. Подступила красная пелена, и Арриан испытал прилив гнева, что она принесла с собой.

«Да-а-а, теперь ты нас слышишь, псобрат. Мы пытались сообщить тебе, что нужно сделать, но ты отказывался слушать, — голос Бриая впивался в его разум на манер гвоздей. — Прирежь этого павлина, выщипли ему перья, переломай ему кости и выпей сладкую кровь. По-другому его род не понимает».

Арриан нахмурился.

— Отступи, префект. Этот корабль ни за что не будет твоим, пока я жив.

Алкеникс засмеялся.

— Значит, он очень скоро станет моим.

Арриан огляделся. Враги со всех сторон. Превосходно. Это все упрощало. Он провел пальцами по черепам, когда они шепотом стали рьяно подбадривать его. Затем его руки опустились на эфесы клинков.

— Тогда тебе потребуется больше воинов, высокородный, — сказал он, изгоняя последние остатки успокоительных препаратов из своего организма.

Гвозди вонзились в него, и Арриан улыбнулся.

В тени ярусов Савона с руганью выпустила целую обойму в серебристый череп с пустыми глазницами, неожиданно оказавшийся перед ней. Автоматона отбросило назад, но времени на перезарядку не было. Она зачехлила пистолет и, взявшись обеими руками за рукоять булавы, широко взмахнула ей, сбивая с ног еще одного робота. Когда он попытался встать, она наступила ему на голову и почувствовала, как его череп крошится под ее копытом.

— Не останавливаемся, болваны, возвращаемся в зону посадки. Если только вы не хотите провести остаток своей короткой жизни здесь, в этих проклятых чертогах с привидениями.

— Замечательный план, — зарычал Скалагрим, рубанув упавшего механоида. — Вот только за нашими спинами армия, которая вовсе не собирается нас отпускать.

Бывший сын Хоруса нес на плече одну из байловских Гончих, пребывающую без сознания, — одну из тех двоих, что сопровождали их в экспедиции. Вторая была мертва. Эту же вырубил Палос, и она еще не пришла в себя.

— Зачем ты спасаешь эту тварь? — спросила Савона, поглядывая на его ношу. — Она только замедляет тебя.

— Я в состоянии поспевать за тобой, женщина, не волнуйся. Кроме того, старый изверг будет обязан мне спасением его драгоценного зверька. — Скалагрим рассмеялся и погладил Гончую по голове. — Да и сама королева этих животных тоже. Может, за это они однажды передумают перерезать мне глотку. — Хтониец подавился смехом, когда поврежденная ксеноконструкция вскочила и схватила его за ноги. Чертыхнувшись, он пинком вновь сбил ее на землю. — Видала? И как нам, спрашивается, добираться до катеров, если они поднимаются снова и снова?

Мгновение спустя на раненого противника запрыгнул Пац’уц и примял его своим весом. Следом прошествовал Хораг, изрыгая коррозийные газы через жерла своего доспеха.

— Хороший мальчик, — буркнул Могильный Сторож своему питомцу. — А что касается твоего вопроса, брат, — мы просто будем валить их с ног до тех пор, пока они не сдадутся.

Он встал рядом и выпустил очередь из штурмового болтера. Тем временем поблизости Саккара резким голосом выкрикнул команду, и бесформенные демоны внезапно пронеслись мимо них. То были низшие создания, лишенные данного богом облика, но достаточно сильные, чтобы сметать металлические тела в стороны или отвлекать чужеродных призраков, которые преследовали отступающих космических десантников с момента исчезновения Фабия.

Детей Императора насчитывалось лишь несколько. Жалкая горстка, оставшаяся от тех, кто приземлился, но этого было вполне достаточно, чтобы отплатить Мериксу и Алкениксу за их предательство, если появится такая возможность. И если, конечно, им удастся спастись от безмолвных орд, стремящихся уничтожить их. Дуги зеленой энергии прожгли воздух над головой и затем стихли. Савона остановилась, когда увидела наконец проездной мост и платформу, где дожидались самолеты.

Два из них сгорели и раскололись в зеленом пламени. Третий выглядел целым и невредимым. Повсюду валялись тела караульных с различными увечьями, разбитые тяжелые пулеметы молчали.

Беллефа нигде не было видно, и Савону внезапно пронзила мысль, что она потеряла его. Он был по-своему верен и следовал за ней от одного хозяина к другому. Она привыкла к нему. И если он умер, это означало, что у нее теперь на одного сторонника меньше. Савона двинулась вперед.

— Подожди. — Саккара схватил ее за руку. — Смотри.

С раздраженным возгласом она развернулась, готовая сбить Несущего Слово с ног за его неосторожность, но так и не ударила, настолько ее потрясло увиденное. Те, кто шел позади нее, остановились у галерей, обозначавших внешний край яруса. Долгие мгновения инопланетные воины-скелеты стояли молча и неподвижно, а затем синхронно развернулись и маршем направились обратно в лабиринт выставочных залов. Даже сломанные конструкции отползали прочь, восстанавливая себя на ходу.

— Они отступают, — сказал Саккара, опуская пистолет. — Но почему?

— Как я и говорил: нужно было просто валить их на землю, пока им не надоест, — загоготал Хораг.

— Или, быть может, они получили то, за чем пришли, — предположила Савона. — В любом случае я не собираюсь сидеть и ждать, чтобы это выяснить. Идем дальше.

Она направилась к оставшемуся боевому катеру и, когда начала пересекать мост, увидела знакомую фигуру, выходящую из пассажирского отсека с тяжелым пулеметом, закинутым на широкое плечо, и патронными лентами, перекинутыми через грудь. Беллеф.

Его броня почернела и несла отметины оружия ксеносов; тем не менее сам он не пострадал. Затрещал вокс, и она услышала его голос:

— Это вы, леди Савона? — Он помахал ей с десантной рампы.

— Это я, Беллеф. Ты в порядке?

— Несколько приятных ранений, но ничего серьезного. Мы с «Сорокопутом» хорошенько вломили тем роботам, что пытались навязать нам свою волю. — Он постучал по корпусу космолета, и тот в ответ яростно заревел двигателями. Его штурмовые пушки отслеживали приближение уцелевших членов экспедиции, и она надеялась, что корабль насытил свою жажду убийств на автоматонах.

— Все мои сервы погибли, — продолжил Беллеф, — так что вы должны мне новых.

— Я прослежу, чтобы ты получил еще больше прежнего, Беллеф, как только мы вернемся на корабль.

— А что насчет старшего апотекария? — спросил Хораг, нечаянно подслушав ее. — Оставим его здесь?

Савона показала на Саккару:

— Он по-прежнему жив. Следовательно, Живодер тоже. Но, где бы он ни был, он и сам прекрасно сможет выбраться. Нам пора уходить, да поскорее, пока эти штуковины не вернулись. У кого-нибудь есть возражения? — Она огляделась по сторонам.

Скалагрим рассмеялся:

— Нравишься ты мне, женщина.

— Увы, это чувство не взаимно, плотерез. А теперь пошли.

Лампы вспыхивали во тьме одна за другой, являя в жестком нефритовом свете стройные ряды герметичных контейнеров, внутри которых плавали идеально сохранившиеся прогеноиды. Фабий попробовал сосчитать баки, но сбился — до того далеко они простирались, до самого горизонта. Маркировка указывала на их принадлежность: то была утраченная генодесятина III легиона.

Сердца его чуть не выпрыгивали из груди от желания осмотреть контейнеры. Какая-то часть его не верила в возможность их существования, подозревая, что все это — лишь безумный сон Эйдолона. Однако все оказалось правдой.

— Сколько? — осторожно поинтересовался он.

— Семнадцать тысяч четыреста пятьдесят шесть, — сообщил Тразин, стоящий у него за спиной. — Было восемнадцать, когда я их заполучил, но при транспортировке часть пострадала.

Фабий отвернулся. Они находились на широкой смотровой площадке, поддерживаемой в воздухе благодаря гудящим антигравитационным генераторам. На небольшом удалении от них, выпрямившись, стояли безмолвные воины-автоматоны с более толстой броней, нежели у других встречавшихся ему солдат.

— Зачем ты показываешь мне это?

— Ты же прибыл сюда за этим, разве нет?

Фабий нахмурился:

— Ты дразнишь меня.

— Нет, нисколько. — Тразин присоединился к нему на краю платформы. — А ведь, знаешь, они были почти уничтожены, когда я наткнулся на них. Я спас их. Так что тебе следует благодарить меня.

— Ты хотел сказать «украл».

— Я вовсе не вор. — По модуляции голоса можно было счесть, что Тразин оскорблен таким заявлением. Он махнул рукой, и вокруг них зажглись контрастные голограммы. На Фабия хлынули поразительно яркие образы, и по ним он прочитал сокровенную историю. Ему предстали сцены из допотопных времен, заставившие всплыть в памяти прочитанное в альдарских текстах.

— Видишь ли, я такой же любитель мистерий, как и ты. Я собираю картины краха цивилизаций и рождения империй.

— Одно другому не перечит.

— Если бы ты видел то, что вижу я! Если бы ощущал сердцебиение времени, как его ощущаю я! Ты бы не ставил под вопрос мою методологию, Фабий Байл. У тебя вообще не осталось бы вопросов. — Тразин сделал невероятный в своем изяществе жест. — Ты режешь плоть, дабы раскрыть тайны. Я занимаюсь ровно тем же самым со временем. Я извлекаю механизмы, ответственные за те или иные события, и скрупулезно изучаю на досуге. История данной Галактики для меня все равно что раскрытая книга, поскольку моя коллекция — сказание обо всем на свете.

Фабий медленно кружил на месте, разглядывая призрачные изображения, струящиеся в воздухе.

— А какой смысл создавать ее, если некому оценить?

— Пока некому.

— Что это значит?

— Никто не оценил ее пока. — Металлические пальцы Тразина пробежались по посоху. — Во Вселенной я не более уникален, чем ты. Да, мы исключение из правил, но не из наших видов. И когда мой народ пробудится от многомиллионного сна, мне будет что им поведать. — Чужак залился раскатистым смехом. — Вряд ли, конечно, они оценят мои потуги. Да и вообще станут слушать меня. Но не стоит ожидать благодарности от серой массы. — Он искоса посмотрел на своих молчаливых слуг. — Безмозглые создания.

— Пожалуй, — согласился Фабий, изучая пришельца. — Как давно ты здесь?

— Дольше, чем твоя раса умеет ходить прямо.

— Значит, ты бессмертен.

— Я бы сказал, неизменен. — Тразин ткнул пальцем в одну из голограмм. — Понимаешь ли, моя раса привыкла к постоянству еще во времена Плоти. Столкнувшись с угрозой вымирания, мы избрали иной путь.

Изображение увеличилось, и Фабий заметил кое-что — странную сущность, сотканную из звездного света и злобы. У него на глазах легионы живых существ строем шагали в громадные сооружения, похожие на печи. Существа эти имели размытые очертания, словно память о них начисто стерлась, и единственное, что осталось от них — эти смутные фигуры. Однако то, что появлялось на выходе из раскаленных плавилен, узнавалось легко.

— Так некронтир уступили место некронам, и мы отдали себя в рабство вечности, — проскрежетал Тразин. — Взгляни же, Фабий, разве оно не прекрасно и не ужасно одновременно?

Звездное создание взмыло ввысь: условный гуманоид, пылающий обжигающей космической энергией. Чудовищный и вместе с тем удивительный.

— Представляешь, они едят звезды. И миры, кстати. И все же последними смеялись мы. — Тразин тихо рассмеялся. — Мы заключили их в клетки суровой реальности и с тех пор используем для питания наших миров-механизмов.

— Ты имеешь в виду места вроде этого? — спросил Фабий. — Хочешь сказать, одно из них заперто здесь?

— Именно. Погребено глубоко и обезврежено. Жемчужина моей коллекции и источник моей силы. — Тразин снова захохотал и повторил: — Источник моей силы.

С этими словами он стал неторопливо кружить вокруг Байла, словно оценивая его. Тот снова напрягся. Ксенос не направлял на него оружия и никоим образом не пытался навредить ему. Тем не менее Фабий понимал, в какой опасности находится.

— Безумие, — прямо заявил он. — Все это какое-то безумие. Ты наделен невиданной мощью, но, по сути, ты всего лишь жулик. А может, и того хуже.

Некрон на миг застыл.

— Так кто же ты на самом деле? Тот, кем был до того, как тебя засунули в металлический саркофаг, или всего-навсего отголосок того, кем и чем ты был раньше?

Фабий медленно поворачивался на месте, не выпуская из виду отмеряющую шаги фигуру пришельца.

— О том же можно спросить и тебя. Ты действительно думаешь, что ты — это ты, или, может, ты просто копия с копии? Тебе не приходило в голову, что ты — выцветшая реплика давно сгинувшего подлинника?

Апотекарий замер.

— Да-а-а, я все о тебе знаю, Фабий Байл. — Тразин остановился и стукнул по полу концом посоха. — Возможно, я ошибался на твой счет. Возможно, ты не в состоянии постичь истинное величие. Сегодняшняя Галактика — бледное жалкое подобие того, какой она когда-то была. Она была исполнена чудес и неземной красоты, воспринять которые человеческий мозг не способен. В лучшем случае ты видишь только крошечный отблеск того лучезарного сияния, словно лучик в конце громадного туннеля.

— Тогда зачем мы ведем эту беседу? — Фабий оперся на жезл пыток. — Зачем было встречаться тет-а-тет, раз ты заключил, что между нами огромная культурная пропасть?

— Мне было любопытно.

Отец Мутантов понимающе кивнул.

— Раз так, не вижу смысла ходить вокруг да около. Хочешь убить меня — давай, и покончим с этим.

Ксенос противно зашипел, что, вероятно, следовало принимать за хихиканье.

— По-моему, тебе это не понравится. Я отключил когнитивное запоминающее устройство в твоем доспехе. Когда ты в последний раз делал резервную запись своего сознания? Недавно, надеюсь. А то следующая твоя версия немножечко растеряется.

Фабий остолбенел.

— Откуда ты…

— Как я уже сказал, я все-о-о о тебе знаю, Фабий Байл. Впечатляет, не правда ли? Признаюсь, я пользуюсь кое-чем схожим, хотя и куда более совершенным по форме и функционалу. Однако тот факт, что тебе удалось собрать нечто столь полезное из таких простых материалов, достоин похвалы. Перехваченный от твоего устройства сигнал, скажем так, слабо отдавал чем-то знакомым. Технологией альдари, полагаю.

— Верно. Оно основано на принципе работы их бесконечной психоцепи. Мне нравится рассматривать его как своеобразные нейральные врата, позволяющие свободно перетекать релевантным данным между разными узлами. — Фабий слегка постучал по виску. — Вены сделаны из специально выращенной психокости, пересаженной в свободный мозжечок клона. Если дать ей прорасти с заданными параметрами, она будет действовать как своего рода… камертон, откалиброванный на одну-единственную частоту — в данном случае мою.

— Очень умно, в примитивном смысле. Такое неординарное решение продиктовано необходимостью, подозреваю. Мои датчики провели всесторонний анализ твоего биологического статуса сразу, как ты прибыл. Ты смертельно болен.

— Чума, — сухо признал Фабий. — Я знаю.

— Без сомнения. И она возвращается, правильно? Она до того глубоко засела в твоем костном мозге, что, в какой бы почве ты ни пускал корни, вскоре она тоже портится.

«Настойчивая животная натура», — прошептало что-то или кто-то, отчего Фабий дернулся.

— Я смирился со своей смертностью. Я продолжаю работу лишь из чувства долга.

— Наслышан.

Фабий не ожидал такого ответа.

— От кого? — поинтересовался он, выдержав паузу. Вот они и подошли к развязке. Это создание хорошо знало его. Поджидало его. Но зачем?

Тразин прыснул смехом, похожим на дребезжание металлические тарелок.

— От того, кто послал тебя ко мне в обмен на одну побрякушку из моей коллекции.

— Эйдолон, — догадался Фабий и крепче стиснул Пытку. — Он о тебе не упоминал.

Какое-то время Тразин пристально взирал на собеседника, после чего снова заговорил.

— Я путешествовал в мир, который вы зовете Гармонией. Там я хотел воочию лицезреть плоды твоих трудов. — Глаза археоведа вспыхнули. — До того уникальные вещи я узрел средь тамошних развалин, что даже растерялся. Этим не преминул воспользоваться тот, кого ты зовешь Эйдолоном. Он напал на меня и чуть было не уничтожил мое тело с помощью своих завываний, но… в конечном итоге мы пришли к согласию. У меня оказалось кое-что, остро желаемое им, а он взамен предложил мне кое-что равноценное. Как ты наверняка уже понял, он предложил тебя.

Фабий гневно сплюнул.

— Ты предложил ему генетическую десятину, дабы спасти свою серебряную шкуру.

Некрон выпрямился и воздел свой посох. Байл колебался в нерешительности, обдумывая, куда бы ему отпрыгнуть. Затем, будто снова все хорошенько оценив, Тразин опустил посох.

— А тебе она зачем? Быть может, ты надеешься, что в ней сокрыта тайна того яда, что отравляет твое тело, один орган за другим?

— Едва ли.

— Тогда зачем?

Апотекарий наморщил лоб.

— Лучше спросить: чем я тебе приглянулся, что ты хочешь меня в свою коллекцию?

Какими соображениями руководствовался Эйдолон, было предельно ясно. Он выбивал Фабия из игры, причем таким способом, чтобы никто не подумал обвинить первого лорда-командующего, если вдруг кто-нибудь, например Фулгрим, будет спрашивать о произошедшем.

— Ты во Вселенной уникален. Человек-легион. Отец чудовищ.

— И теперь, значит, захлопнув свой капкан, ты намереваешься бросить меня в клетку на манер какого-то животного? Не кажется ли тебе это пустой тратой ценного ресурса?

Тразин помедлил.

— Объяснись.

— Я мог бы значительно пополнить твою коллекцию.

— О том я и толкую, ты будешь ценным экспонатом.

— Нет, я предлагаю не просто себя. Я не столь исключителен, как прочее, представленное в твоей выставке. Не сомневаюсь, найдутся экземпляры, более достойные внимания истинного коллекционера.

Ксенос колебался, взвешивая за и против.

— Ты просто увиливаешь.

— Не спорю, но ты все же слушаешь мое предложение. Ты обмолвился, что стремишься создать хранилище для всего на свете. Но это неблагодарное и трудоемкое занятие. — Фабий украдкой отходил назад, чтобы оставаться вне досягаемости посоха. — Вселенная полна богатств — новых видов, новых артефактов, новых миров. Такое разнообразие подвергнет испытанию даже твое пристрастие. Но я могу помочь тебе. Мои генетические кладовые забиты образцами с бесчисленных планет. Мне под силу достать все, что пожелаешь. Даже если это что-то давно вымерло или только-только появилось.

Археовед убрал посох.

— Тот, кого ты называешь Эйдолоном, предупреждал, что ты пойдешь на любые хитрости. Он советовал не слушать тебя, советовал застать тебя врасплох. Как считаешь, он пытался обмануть меня насчет гноен настоящей цены? Не продешевил ли я?

Фабий улыбнулся.

— Разумеется. Он врет, как дышит.

— То же можно сказать и о тебе. — Тразин издал раздражающее жужжание, что, очевидно, следовало принимать за гогот. — Но мне кое-что о тебе известно, Фабий. Вот почему в первую очередь я пошел на сделку. И я знаю, что сейчас ты говоришь правду. В таком случае, вероятно, мне лучше оставить тебя здесь, в здравии и бодрствовании, чтобы ты целиком и полностью посвятил себя делу пополнения моей коллекции.

— То есть в качестве раба.

— Называй как больше нравится.

— Нет уж, спасибо. — Байл ослабил хватку и пропустил меж пальцев жезл пыток, пока не ухватился за его навершие. Если до того дойдет, у него не останется иного выбора, кроме как пойти на риск. Он принялся разглядывать Тразина, стараясь найти слабое место в его механической оболочке. Но это было все равно что пытаться отыскать на пляже какую-то конкретную песчинку. Что-то не позволяло даже улучшенным чувствам Фабия проанализировать врага. Следовательно, оставалось положиться на инстинкты и удачу.

— Досадно. Но, быть может, несколько тысяч лет в стазисе заставят тебя передумать. — Археовед не шевелился, но неожиданно хирургеон зашипел, сообщая об опасности. Пленник огляделся и заметил, как немые стражи наводят на него свое загадочное потрескивающее оружие. Одно неверное движение — и его аннигилируют. Или, того хуже, заключат в безвременную тюрьму.

Стиснув зубы от негодования, он попытался прикинуть, какие у него есть варианты. Должно было быть что-то — хоть что-нибудь — чем он мог воспользоваться, чтобы выиграть немного времени. Пусть даже совсем чуть-чуть. Тразин между тем поднял посох.

— Это была в высшей степени занимательная беседа, лейтенант-командующий Фабий. В грядущие эпохи я рассчитываю на не одну столь же увлекательную. Теперь же я…

В застоялом воздухе отчетливо пронеслось эхо приглушенного звона, похожего на набат некоего огромного погребального колокола. Ксенос махнул посохом, вызывая гололитический пикт-экран, показывающий другую часть громадного музея. В поле зрения показался крупный закругленный силуэт.

— Что на этот раз? — сердито бросил некрон.

Фабий узнал покрытый трещинами и сломанный паутинный портал, подвешенный в конце дорожки. И пока он наблюдал, вставленные в потрепанные врата путеводные камни начали вспыхивать и пульсировать внутренним светом. Древние системы ожили впервые за длительное время, и уже скоро арочный проход заполнился нитями световых дуг.

— Интересно. Не припомню, чтобы я включал этот экземпляр. — Жестом Тразин вызвал гололитическую панель управления, и металлические костяшки тут же забегали по чужеродным знакам на ней. — Портал вошел в резонанс с чем-то на орбите — с твоим кораблем, очевидно.

— Психокость, — выдавил Фабий. — Как такое возможно?

— Объяснения займут больше отведенного тебе срока жизни. Я… ага. Его открыли с другого конца. Восхитительно.

Белесая мгла стала распространяться из сияния внутри арки, растекаясь по полу. Будто живая, она медленно лавировала меж стоек и подпорок, словно прощупывая коридор на предмет ловушек. Внутри появлялись разноцветные пятна света, дико вращаясь и танцуя. На глазах у Фабия мгновениями позже из бледной дымки выпрыгнула фигура в костюме кричащих тонов. Арлекин. Следом возникли остальные члены труппы. Дюжина или чуть более разукрашенных клоунов высыпала в материальную реальность галерей Солемнейса.

— А-а-а, альдари. Маленькие подлые паразиты. Всегда такие хитрые, такие колючие, что часто ранят себя так же, как и врагов. — Тразин отвернулся, наблюдая, как все больше и больше экранов раскрывается вокруг него, показывая нарушителей с каждого ракурса. — В моей коллекции есть представители нескольких фракций, но вот этих, броско разодетых, я вижу впервые.

— Хотел бы заполучить их? — тут же ухватился за появившуюся возможность Фабий.

Тразин резко обернулся к нему.

— Ты говоришь так, будто они твои.

Апотекарий пожал плечами.

— Мое дело предложить.

Несколько мгновений некрон смотрел на него, не мигая, но затем вернулся к передачам с камер наблюдения.

— Любопытные создания, не так ли? Столь просвещенные и оттого столь эгоистичные. На мой взгляд, в этом крылась главная причина войны с ними. В нежелании делиться Вселенной. Эта жадность предопределила их закат. И вот, пожалуйста, сегодня они пребывают в упадке. — Тразин протянул руку, будто желая схватить полупрозрачные изображения, но металлические пальцы безвредно прошли сквозь них. — Они редко попадаются среди звезд.

— Еще одна причина, чтобы поймать их, пока они совсем рядом.

— И на что же ты рассчитываешь, делая такое… щедрое предложение? — с издевкой поинтересовался пленитель. Он, казалось, восхищался собственным высокомерием.

— Я хочу безопасный проход обратно на мой корабль.

— Договорились. — Тразин стукнул по земле тупым концом посоха. — Тем не менее мне понадобится твоя помощь.

Он исподлобья взглянул на Фабия:

— В конце концов, чтобы поймать вредителя, нужна стоящая приманка.

Глава 25: Десятина

Фабий шагнул на открытое пространство и ударил Пыткой о стену, отчего по галерее прокатилось глухое эхо. Арлекины плавно повернулись. Он не пытался спрятаться от них. Они шныряли по призматическим галереям, не боясь ничего и никого, кто мог скрываться здесь, наблюдая за ними. Губы Байла растянулись в усмешке.

— Вот он я, — крикнул он.

— Вот он ты, — откликнулся знакомый веселый голос. — А вот и мы. Кругами мы идем, плотно стиснутые в кольцах судьбы. Точно как Царь Всех Перьев, пойманный Шехем-шахаем во дворе Плачущей цитадели. — Идущая-под-пеленой шагнула вперед, ее серебристая маска зловеще меняла очертания. — Мы не отстанем, пока ты не покоришься участи, которую мы тебе уготовили.

— Такая же высокомерная, как и всегда, Идущая-под-пеленой, — выплюнул он. — Да еще и глупая. Вы преследовали меня всю дорогу сюда, только чтобы продолжить преследование здесь?

— Мы пришли не убить тебя, а спасти, мон-кей. История о тебе не заканчивается здесь — в клетке ложного звездного света. Твой выход на сцену еще впереди, и ты должен быть там, чтобы устроить свое грандиозное представление. — Ходящая-по-покрову закрутила свой посох, выписывая им в воздухе разноцветный световой узор. — Так что отложи свое оружие, и идем с нами. Этот акт — лишь краткая сцена… дальше начнется настоящий рассказ, где дети твои сражаются и умирают от твоего имени.

— Это вряд ли. Благодарю за вашу заботу, но сейчас мне не нужна ваша помощь. Можете идти.

Фабий картинно отвернулся, пренебрежительно махнув рукой. Но что же это все значило? Его охватил приступ паники. Если Алкеникс сделал свой ход, ситуация могла быть еще более опасной, чем он думал. Внезапно яркие фигуры обрушились на него и преградили ему путь. Арлекины хихикнули и тихо запели, смыкая вокруг него строй, как будто его заключение было предрешено. Рука Фабия легла на «Ксиклос»-игольник.

— Я не пойду с вами.

— Мы уведем тебя в цепях, если придется. Герой произведения не в состоянии отклониться от сюжета, как царь не может отказаться от престола, а бог — покинуть небеса. — Арлекинша скользнула вперед, и ее посох ударил его в бок. Он отбил удар, но вдруг обнаружил, что вокруг его шеи образовалось кольцо из кончиков мечей остальных трубадуров. — Ты последуешь сценарию, который мы для тебя написали, Фабий. Или тебя удалят со сцены, а заодно и все твои труды. Вот так все будет.

Фабий удостоил ее усмешки.

— Тебе уже пора бы уяснить, что я всегда выбираю третий путь. — Он взглянул наверх. — И я ступлю на него с минуты на минуту.

Молчание. На мгновение он подумал, что Тразин бросил его. Арлекины были опасными противниками, и, вероятно, древний археовед решил не лезть в чужие дела, дабы избежать лишних потерь.

Но затем со звуком, похожим на шум ливня, явился рой искусственных скарабеев, вроде тех, что пожрали останки Диомата, и налетел на озадаченных арлекинов. Идущая-под-пеленой крикнула предупреждение и откатилась в сторону. Многим в ее труппе не так повезло.

Туча крошечных роботизированных насекомых облепила вопящих эльдаров и с механической быстротой принялась зарываться под их безвкусную одежду. Тразин взирал на происходящее со стороны, позволяя дронам сделать всю грязную работу. Изысканный боевой танец арлекинов превратился в судорожное вращение на месте, техника исполнения была позабыта под наплывом волн агонии. Один за другим артисты начали падать на землю. Фабий разразился громким долгим смехом. Ему было приятно видеть их в таком состоянии.

Оставшиеся участники труппы бросились к нему. Они уже не смеялись. Байл ушел от рубящего взмаха и ткнул жезлом пыток в оскаленную маску. Когда они заскакали вокруг него в еще более диком ритме, чем раньше, он заметил выходящих из сумрака серебряных скелетов. Вспыхнули изумрудные лучи и моментально рассеяли клоунов.

— Ловушка, — гневно плюнула провидица теней.

— Да. Каково это? — Фабий усмехнулся и кинулся ей вслед, твердо вознамерившись не дать ей уйти, но эльдарская ведьма легко увернулась от его выпада.

— Ты заключаешь сделки с созданиями, которые выше твоего понимания, о Царь Перьев. И если ты не будешь осторожен, они не просто съедят тебя, а сделают с тобой кое-что похуже.

— Это предостережение или угроза? — Фабий замахнулся и едва не попал по изворотливой противнице. — Похоже, ты проиграла. Неужто я снова испортил твой спектакль?

— В сказаниях сокрыта великая сила. — Посох провидицы теней скользнул вперед, чуть не проломив ему череп, и хирургеон зашептал хозяину на ухо, накачивая его стимуляторами и боевыми наркотиками. Его движения стали более стремительными и плавными. Жезл пыток столкнулся с посохом арлекинши, и та, задыхаясь, отшатнулась. Остальную часть труппы между тем безжалостно убивали или делали с ней что-то еще более страшное.

Арлекины явно были застигнуты врасплох. Наверное, они рассчитывали, что сила, позволявшая им избегать обнаружения в других местах, будет действовать и здесь. Или, возможно, просто стали чересчур самоуверенными, убежденные, что все будет происходить строго в рамках повествования.

— Так что же это за история? Какую сказку ты рассказываешь? Быть может, она что-то теряет в переводе? — Мощным ударом он заставил противницу распластаться на полу и стал надвигаться на нее. — Ну что ж…

— Это еще не конец, — прошипела Ходящая-по-покрову; она вскочила на ноги, с большим трудом уклонившись от зеленой молнии, и исчезла, растворившись во мраке. Считаные секунды Фабий всматривался в темноту, а после обратил внимание на подергивающиеся тела, лежащие вокруг него.

— А по-моему, он самый. — Он врезал одному из арлекинов по голове, разбив его жутко ухмыляющуюся маску, и воздел скипетр, готовясь расколоть череп ксеноса.

— Постой. Теперь они принадлежат мне, и на них не должно быть ни царапинки. — Из затененного алькова, постукивая посохом по гладкому полу в такт шагам, вышел Тразин. — Хотя что с ними делать, я пока не знаю.

— Может быть, они покажут тебе представление? — предложил Фабий, опираясь на жезл. — Не могу вообразить ничего более изысканного, чем запечатлеть их посреди действа и оставить постановку навеки незавершенной.

— Ты жесток, но гениален в своей жестокости. — Тразин издал резкий смешок. — Я подумаю об этом в свободное время.

Он огляделся по сторонам:

— Один из них сбежал.

— Это лишь одна из их многочисленных раздражающих привычек. Надеюсь, ты не поставишь это мне в вину? — Фабий снова взглянул на тела и вдруг вспомнил, как арлекины пожертвовали сородичами на Лугганате, чтобы заманить его в ловушку. Идущая-под-пеленой утверждала, что настоящая битва впереди. По какой-то причине они хотели, чтобы он вернулся на «Везалий». Не было ли их поражение всего-навсего уловкой для достижения такого результата?

Тразин махнул на него рукой:

— Ладно. Сейчас можешь идти. Я с нетерпением жажду узнать, сколько времени у тебя займет возвращение на поверхность.

Байл замялся, стараясь выкинуть из головы провидицу теней. В конце концов, сейчас у него были задачи поважнее, требующие сосредоточения.

— Ты обещал мне безопасный проход.

— Да, но я не обещал доставить тебя куда-либо.

Фабий насупился.

— А как же генодесятина?

— А что с ней? У нас был уговор — их свобода в обмен на твою. Генодесятина по-прежнему моя. Будь уверен, здесь она в безопасности.

Повелитель Клонов помрачнел.

— Могу ли я предложить за нее что-нибудь?

— Например?

— Все что угодно, просто скажи.

Некрон застыл и мгновение спустя ответил:

— Себя.

Апотекарий облизнул губы.

— В смысле?

— Мне нужен ты, Фабий. Нужен для моей коллекции. Как указывалось в изначальном соглашении. У тебя ведь есть несколько клонов на борту судна, что в настоящее время находится на орбите, не так ли? Я хочу получить одного. — Тразин оперся на свой посох, пародируя пленника. — А еще слепок твоего блестящего, исключительного ума, коим ты тоже, мне известно, располагаешь. Я получил искреннее удовольствие от нашей беседы и желаю продолжения.

Фабий колебался. Довольно низкая цена, но вместе с тем слишком высокая, как ему казалось. Его беспокоила не столько потеря тела, сколько утрата самого себя. Своей копии, запертой навсегда в этом безмолвном мире.

Тразин посмотрел ввысь.

— На твоем месте я бы принял решение поскорее. В твое отсутствие дела не стояли на месте. Вот, сам послушай.

По его жесту в галерее эхом зазвучала передача с вокс-частоты «Везалия». Глаза Фабия расширились, когда он услышал звуки выстрелов и крики умирающих.

— Флавий, — процедил он. Независимо от намерений Эйдолона, у Алкеникса, очевидно, имелись свои планы. Байл посмотрел на ксеноса. — Идет. Я отдам тебе часть себя в обмен на генетическую десятину. Но я предоставлю тебе нейронную копию, только если ты гарантируешь, что мой корабль останется в моих руках.

Долгие мгновения Тразин разглядывал его. Затем он наклонился вперед, и глаза его вспыхнули задором, странным для такого существа:

— Прекрасно. Мы заключили выгодную сделку.

Игори подскочила и воткнула нож в шею покачивающегося космодесантника. Тот, ругаясь, отшатнулся от нее; она выстрелила ему в лицо из сюрикенного пистолета, и с влажным стуком враг упал навзничь. По всей командной палубе мутанты и неолюди дрались с астартес. Последние уступали числом, но сражались с маниакальным рвением — острова керамита в океане плоти.

Игори заметила, как Грул пытается вскрыть броню умирающего ренегата, и вихрем помчалась к нему. Она ткнула его в бок, и вожак повернулся к ней, рыча от злости. Когда матриарх наставила на него пистолет, он отскочил назад.

— Мы здесь солдаты, а не охотники, помнишь? — Она зарычала. — Оставь сбор трофеев на потом, если мы выживем.

— Но… — начал он.

Она приставила ствол к его лбу.

— Ты вздумал перечить мне?

— Нет, — поспешно ответил Грул. Он поднял оружие и бросился прочь, рявкая команды своей стае. Игори довольно заворчала и стала оглядываться в поисках Фулгрима. Примарх шагал сквозь гущу битвы, своим мясницким ножом собирая кровавую жатву. Только самые деградировавшие Дети Императора смели встать у него на пути, но все они достаточно быстро раскаивались в этом.

Прежняя его неуверенность исчезла. Он бесновался среди них, убивая с удивительной грацией. В нем кипел гнев, жгучее негодование на тех, с кем он сражался, как будто само их существование оскорбляло его. Прежде он не замечал, кто они на самом деле, но теперь видел это совершенно отчетливо и потому ревел от ярости, расправляясь с ними.

Но далеко не все легионеры выступали против него. Лишь некоторые. Кучка дураков. Остальные отступили. Сбежали, подчиняясь какому-то древнему инстинкту. Руководствуясь не чувством самосохранения, а чем-то другим. Пока Игори шла следом за примархом, ее сородичи осторожно присоединялись к ней. Тогда же она увидела космического десантника в пурпурных латах, сгорбившегося рядом с колыбелью управления, держась за голову. Его изуродованные шрамами черты исказились в печали, по щекам текли разноцветные слезы. Он отрешенно посмотрел на нее, когда она прижала пистолет к его голове.

— Это он, но этого не может быть. Почему он вернулся? Почему он сердится на нас? Мы ведь всегда преданно служили ему! — Отступник выдавливал из себя слова с мучительным стоном. Он наощупь потянулся к Игори, словно ища утешения. — Почему он оставил нас?

— Потому что вы были слабы, — сказала она и спустила курок. Дернувшись, тело соскользнуло на пол.

Не все переживали столь же остро. Некоторые просто впадали в ступор, завороженно и с благоговением любуясь полубогом. Другие пытались бежать, отступая к внутренним переборкам и люкам. Один или два добровольно подставили шею под лезвие, заливаясь истерическим хохотом. Игори ничего не понимала, да и не хотела понимать. Что бы на них ни нашло, пусть это остается тайной.

— Где он? — кричал Фулгрим, отбрасывая воинов в пурпурных латах со своего пути. — Где виновник происходящего? — Примарх бился с неиссякаемой энергией даже после того, как проложил им путь с нижних палуб, словно сам акт битвы придавал ему силы, насыщая его с каждой смертью. На нем не было ни следа битвы, кроме крови тех, кого он убил.

Игори заметила Алкеникса на смотровой площадке. Он дрался с Аррианом. И побеждал в схватке, судя по всему, вовсе не Пожиратель Миров.

— Фулгрим, там! — воскликнула она, указывая на префекта. — Убей его, и корабль наш!

Фулгрим резко обернулся на ее крик и длинными прыжками устремился к смотровой площадке.

— Алкеникс, — заревел он. — Феникс пришел за тобой!

— Что это такое? — Алкеникс оглянулся, когда первобытный рык заглушил звуки битвы. — Очередное чудовище Фабия? Какой-то зверь-переросток из пробирки? — В тот миг он что-то ощутил, некое чувство, давящее на сознание. Это отвлекало его.

Пожиратель Миров ничего не ответил. Его броня покрылась выбоинами и обуглилась в тех местах, где ее полосовало силовое оружие. Арриан провел вялый выпад: мешали полученные раны. Но сам факт того, что он продержался так долго, уже впечатлял. Этого времени хватило, чтобы мутанты Фабия начали контратаку, а также чтобы окончательно расстроить тщательно продуманную стратегию Алкеникса.

Все воины, что сопровождали префекта на верхнюю палубу, погибли в бою с Аррианом, но смертельно изнурили его. Флавий же двигался проворно и решительно, парируя рубящие удары и отвечая тем же. Смерть Арриана была лишь вопросом времени. Алкеникс пользовался брешами в обороне Пожирателя Миров, образовавшимися в результате травм, и неуклонно добавлял новые раны.

Мерикс не отвечал по воксу, равно как и большинство его подчиненных. И префекту хватало ума понять, что это значит. Он недооценил врага и горько поплатился за это. Захватить корабль оказалось не так просто, как он предполагал, особенно с учетом таких монстров, как тот, что сейчас несся на него.

Мельком он уловил, как это нечто бежит к лестнице, расшвыривая всех, кому хватало глупости встать у него на пути. Что бы это ни было, Алкеникс подозревал, что именно оно ответственно за гробовое молчание Мерикса. Несколько воинов отступали, как будто в панике, безудержно паля в приближающегося великана, но все их выстрелы уходили в пустоту.

— Что эти болваны творят? — Префект оттолкнул Арриана, и Пожиратель Миров упал на одно колено.

Тем временем нечто крутанулось с поразительной грацией и ловко обезглавило космодесантника, который хотел напасть сзади. Сердца Флавия налились свинцом. Он знал этот стиль боя так же хорошо, как и свой собственный.

— Нет, — вымолвил он. — Нет, это невозможно.

Хриплый от крови издевательский смешок Арриана заставил его вздрогнуть. Пожиратель Миров сделал выпад:

— Что случилось, дуэлянт? Не можешь поверить собственным глазам?

Алкеникс впился в него взглядом, их клинки скрестились.

— Что это? Скажи мне! — Он отбил в сторону меч апотекария. — Какой-то боевой зверь? — спросил он, хотя понимал, что это далеко от правды. На самом деле это было что-то другое. Что-то, на что он отказывался смотреть.

— Скорее бог войны. Только не говори, что не узнаешь его. Даже я догадался, кто это, хотя и не являюсь одним из вас. — Арриан шагнул назад, тяжело дыша. — Посмотри на него, глупец. Посмотри — и все поймешь.

Он обернулся. Лестница затряслась, а вместе с ней и платформа, когда невиданное существо начало взбираться по ней, оттесняя легионеров. Отступающие Дети Императора высыпали на смотровую площадку, их недоумевающие голоса звучали все громче.

Алкеникс выставил перед собой меч, готовый встретить любые ужасы, сотворенные Фабием, позабыв об Арриане. Когда монстр наконец достиг вершины, префект понял, что его чувства пытались сказать ему.

— Нет, — просипел он.

Диковинное создание остановилось и воткнуло свой меч в палубный настил — невозможно знакомый жест, такой же характерный, как личная подпись. Оно подняло руки вверх, собираясь снять шлем.

— Нет, — воскликнул Алкеникс почти умоляющим тоном. — Не надо!

Шлем с грохотом упал на пол. Лавандовые глаза встретились с его собственными и пронзили его душу.

— Я — Фулгрим, — громогласно объявил примарх. — Я — Феникс, восставший из пламени старых неудач. Я — Просветитель, пришедший рассеять тьму невежества, что застилает ваш рассудок. Я — Фениксиец, облаченный в королевский пурпур. Теперь склонитесь передо мной или умрите.

Слова проносились над ними, будто порывы шквала. Заложенную в них истину было невозможно игнорировать, хотя Дети Императора и знали, что этого просто не может быть. Фулгрим не мог находиться здесь сейчас. И он бы не стал разделываться с ними так бессердечно. И все же… Это выражение лица. Этот голос. Эти глаза.

Алкеникс удерживался на ногах только усилием воли, в то время как все его воины преклоняли колено и склоняли головы. Некоторые плакали, как дети. Другие царапали свои доспехи, словно хотели очистить их от грязи. Один или два возносили молитвы Темному Принцу.

Гончие пробрались на палубу и окружили примарха на манер почетной гвардии. Этого хватило, чтобы вывести Алкеникса из ступора. Уловка. Иначе и быть не могло.

— Нет, ты не он. Я видел, как он преобразился в нечто большее. Ты не он!

Его рука рванулась к болт-пистолету. Фулгрим повернул к нему голову, прищурив глаза.

— Остановись, — прогремел он.

Алкеникс выстрелил.

Треск перемещенного воздуха и мерцающие нити энергии исчезли, когда на палубе материализовался Фабий вместе с Тразином. Бойцы по всей командной рубке отступили, когда эти двое зашагали вперед, в унисон стуча по палубе скипетрами.

— Да уж. Разочаровывает. Ты не мог бы подождать хотя бы несколько часов, Флавий?

Алкеникс замер, разинув рот, и выпустил из руки болт-пистолет.

— Фабий… что это за… — префект не мог подобрать слов. Арриан тоже застыл на месте, опустив клинки. Мутанты и космодесантники вытаращили глаза, но не на Фабия, а на его спутника.

Победная улыбка Фабия померкла. Он повернулся и увидел, что Фулгрим сидит на коленях, баюкая что-то на руках. Точнее, кого-то. Тразин издал скрипучий смешок.

— Кажется, мы пришли в неподходящее время.

Байл проигнорировал некрона.

— Что случилось, Фулгрим? Что ты натворил? — потребовал он ответа, а затем с большим нажимом повторил: — Что ты натворил?

Примарх оглянулся на него, и лицо его по-детски скривилось от горя.

— Учитель… Фабий… я… — Он наклонился, и Фабий увидел, что — точнее, кого — он держал на руках.

— Игори, — вымолвил Отец Мутантов и метнулся к ней. Он опустился рядом и проверил ее состояние, жестом приказывая Фулгриму отойти. Полученная ею рана, несомненно, убила бы простого человека, но Игори была далеко не обычной. Она бы выжила. Уже только за одно это следовало быть благодарным.

— Б-благодетель, я ослушалась тебя, — слабым голосом произнесла она, схватив его за его руку.

— Что ты наделала, дитя мое?

— Я… мы… мы только хотели помочь вам, учитель, — мягко сказал Фулгрим. Фабий бросил на него до того сердитый взгляд, что примарх отпрянул. Апотекарий огляделся вокруг — повсюду валялись трупы. Изувеченный Арриан истекал кровью. Пожиратель Миров устало осел на гололитический проектор. Его дыхание было затруднено, полученные раны давали о себе знать. Он был при смерти.

— Она… она заслонила меня собой. — Фулгрим смотрел на него сверху, в его идеальных чертах читалась совершенная грусть. — Как истинное дитя легиона. — Он потянулся к Игори, но Фабий отбросил его руку. Чувство было такое, будто он ударил камень, но Фулгрим все же отстранился.

— Ее ранили, когда она защищала тебя?

— Для того вы ее и сделали, — ответил клон. — Я прочитал ваши записи. Их предназначение состояло в том, чтобы быть воинами. Служить нам. И она служила. Как вы и рассчитывали. — Примарх говорил примиряющим тоном. — И я возглавлял их, как вы и хотели.

— Как я и… — Фабий поджал губы и покачал головой. — Ты не представляешь, для чего я ее создал. Или чего желал для вас обоих. — Он огляделся. Тразин наблюдал за происходящим с большим интересом, пока на него с неподдельным ужасом взирал Алкеникс. Все остальные как будто замерли в тот момент. Даже «Везалий», казалось, затаил дыхание.

— Тогда объясните мне, — попросил Фулгрим. — Скажите мне, и я буду оплакивать ее. Для меня она — истинный воин. И она получила ранение, как истинный воин. — Он потянулся к мечу.

— Ранение, воин, — плюнул Фабий и снова огляделся. Рубку заняла целая армия — армия его творений, но верная Фулгриму. Готовая умереть за него. Или, по крайней мере, за то, что носило лицо Фулгрима. Как такое могло произойти? Как он мог быть таким слепым? — Так вот, значит, кто они для тебя? Воины?

— Да, — немного смутившись, кивнул клон. — Ваши воины. Я вел их от вашего имени.

— И КТО ТЕБЯ ОБ ЭТОМ ПРОСИЛ? — рассвирепел Фабий. Он противился желанию выстрелить из игольника в эти слишком безупречные черты, но понимал, что не сделает и одного выстрела, прежде чем Фулгрим оторвет ему руку. А может, его собственные творения нападут на него — он видел в их глазах огонь преданности новому повелителю. В конце концов, примархов создали, чтобы за ними следовали. И только сильные волей могли сопротивляться их притягательности. Так много погибших. Столько работы впустую. И ради чего? Чтобы Фулгрим поиграл в войнушку.

— Я же велел тебе не высовываться, — злобно прошипел апотекарий. — Велел оставаться вне поля зрения.

— Фабий, — охрипшим голосом нерешительно позвал Алкеникс, прежде чем Фулгрим успел ответить. — Я знал, что ты что-то скрываешь, но уж никак не это. — С выражением благоговейного трепета он смотрел на возвышающегося над ним клона. — Где ты… когда ты успел его сделать?

— Какая теперь разница?

— Это все меняет, Фабий. Он примарх — Фениксиец, такой, каким был раньше…

— И каким его хотелось бы видеть сейчас? — продолжил Байл, глядя на Алкеникса. — Выбирай выражения, Флавий. Фениксу не понравится то, что ты говоришь.

Алкеникс покачал головой.

— Это не важно. Ведь оно — он — существует. Он здесь, и я… Простите меня!

С глухим лязгом он упал на колени, сорвал шлем и обеими руками протянул меч примарху-клону. Фулгрим просиял лучезарной улыбкой, и в тот момент Фабий увидел в нем призрак истинного Фениксийца. Не героя потерянного Кемоса, а высокомерное существо, которое было так легко соблазнить ложными обещаниями. Чудовище, которое ценило свое совершенство выше жизни собственных сыновей.

— Я прощаю тебя, сын мой, — мягко сказал Фулгрим, а после обвел присутствующих взглядом. — Я прощаю всех вас, мои заблудшие сыновья. — Он положил руку на плечо Алкеникса. — Я знаю, что ты… Флавий Алкеникс. Ты был со мной на Визасе. Я вспомнил.

Префект бережно оплел протянутую руку примарха.

— Да, я был с вами. Я следовал за вами. Я… я следовал, куда бы вы ни сказали.

Фулгрим неспешно кивнул.

— А теперь ты пойдешь за мной, сын мой?

— Дорогой примарх, — вымолвил Алкеникс, — вы вернулись к нам. — Фабий увидел, что легионер плачет. — Да, я пойду за вами. Я последую за вами хоть на край света.

Остальные Дети Императора тоже опускались на колени, причитая от смешанного чувства печали и радости.

Фулгрим посмотрел на учителя.

— Генодесятина, Фабий, — начал он, — она в сохранности? — Глаза его вспыхнули с новой силой. В них угадывалось осознание правды о себе, как будто в ходе битвы на него снизошло озарение.

Байл почувствовал, как его гнетет этот взгляд, и проклял себя за то, что ответил.

— Да, — проскрежетал он. Ему казалось, он стоит на краю какой-то пропасти: еще один шаг — и он полетит в ее неведомые глубины.

— Значит, мы добились цели. Мы возродимся, сыновья мои. Мы воспрянем. А вместе с нами воспрянет и вся Галактика, как всегда и должно было быть.

Слова Фулгрима эхом разнеслись по палубе, подобно тихому грому, и Фабий отступил от края бездны.

Он посмотрел на Тразина, молча стоявшего рядом.

— Я бы хотел пересмотреть нашу сделку. Вместо моего клона я прошу взять его, — он выпалил предложение скороговоркой, не веря, что произнес это вслух. В тот момент что-то в нем вскрикнуло от отчаяния, но он заставил этот голос умолкнуть. Так было нужно. Так было правильно.

Фулгрим озадаченно взглянул на него.

— Что? Фабий? — Он сделал шаг навстречу, и Байл отступил. Фулгрим нахмурился, как ребенок. Недоумевающий. Растерянный. Ошарашенный. Он ничего не понимал. И не смог бы понять. Ведь именно ребенком он и был.

— Не надо, Благодетель, — прошептала Игори, вцепившись в Фабия. — Не делайте этого.

— Я должен. Ради тебя.

Ради всех них. Фабий прозрел и теперь ясно видел безумие, охватившее их всех, включая его самого. Он чуть было не ступил на прежние пути, чуть было не позволил будущему сгореть в пламени воскрешенного Феникса. Его великий труд — все было впустую. Все, что он пережил, все, к чему стремился, будет загублено существом, стоящим перед ним. Игори… его неолюди… мысленно он видел, как они склоняются перед Фулгримом. Унижаются. Он этого не допустит. Просто не может этого допустить.

— Любопытное предложение. — Тразин внимательно осмотрел примарха. — Много веков назад я был близок к тому, чтобы добавить подобное создание в свою коллекцию. Ты уверен?

— Он твой. — Фабий поднялся, прижимая Игори к груди. — Я полагал, что он может быть полезен, но теперь вижу, что ошибался.

Фулгрим задрожал, глаза его расширились от изумления. Он обнажил меч.

— Учитель? О чем ты вообще говоришь? Я сделал все это ради тебя, и ты недоволен? Что я сделал неправильно?

— Ничего, — с трудом выдавил Фабий, и слово это разлилось горьким ядом на его языке. — Ты не сделал ничего плохого. Но это было ошибкой. Я должен исправить ее.

Алкеникс тоже поспешно вскочил на ноги.

— Фабий, не знаю, какую дьявольскую сделку ты заключил с этим существом, но одумайся. Не делай этого. Что бы ни происходило между нами, прошу, не поступай так…

Повелитель Клонов не обратил на него внимания.

— Давай же, Тразин. Забери его, будь ты проклят.

— Заклинаю тебя, не забирай его у нас снова, Фабий! — воскликнул Алкеникс и достал меч. — Черт подери, Паук, послушай меня! — Фулгрим обернулся, намереваясь остановить его, но префект уже двинулся в сторону апотекария. На его лице застыла маска горя. Тразин глухо засмеялся и, когда Алкеникс набросился на Фабия с занесенным клинком, сделал одно движение. В следующий миг Флавий, а также Фулгрим и остальные Дети Императора замерли, словно статуи из плоти и крови. Примарх, сохранявший озадаченный вид, походил на ребенка, которому делали выговор за то, чего он не понимал.

Несколько мгновений Тразин восхищенно любовался им:

— Изысканно.

Фабий посмотрел на некрона:

— Прихвати с собой и других, если хочешь, ведь они больше всего мечтают быть рядом с ним. Восхитительная получится композиция: примарх и его верные шавки.

— Премного благодарен, Повелитель Клонов. Он действительно великолепен и станет прекрасным дополнением к моей коллекции. Твоя награда уже перевезена в грузовые трюмы этого судна. Прими мои поздравления.

— Хорошо. А теперь убирайся с моего корабля.

Тразин снова разразился издевательским смехом, похожим на металлический предсмертный хрип, и исчез с порывом вытесненного воздуха. Вместе с ним испарились также Фулгрим и другие. Фабий стоял на палубе вместе с уцелевшими Гончими. Новые люди съежились под его взглядом.

— Возвращайтесь в свою конуру, дворняжки. Ступайте. Немедленно.

Не успели стихнуть отголоски его команды, как они рванули прочь.

— «Везалий» недоволен, — прокаркал Вольвер. Смотритель присел у перил, держась за треснувший череп. Мгновение спустя он добавил: — «Соропокут» просит разрешения на стыковку.

Выражение лица Фабия не изменилось. Значит, кто-то выжил. По крайней мере, это уже что-то. Фабий посмотрел вниз, на Игори. Он надеялся, что Майшана будет с ними.

— Прости меня, — пробормотал он, а после обратился к гомункулу: — Сообщи им, что я в апотекариуме.

Когда он прибыл туда, пробирочники уже выполняли свою работу, сняв с Арриана доспехи и обрабатывая его раны. Пожиратель Миров был едва в сознании от потери крови. Фабий проигнорировал его попытки заговорить с ним.

Вместо этого он занялся Игори, быстро сняв с нее броню и одежду, обнажив пораженный участок. Она отключилась где-то на полпути с командной палубы в апотекариум. Тот факт, что она продержалась так долго, просто поражал. Несмотря на повреждения, полученные им на Солемнейсе, хирургеон точно знал, что делать. Лишь когда Фабий убедился, что Гончая выживет, он передал ее на попечение пробирочникам, зная, что те смогут позаботиться о ней лучше, чем ее сородичи.

Пока маленькие мутанты занимались Игори, Фабий отстраненно мыл руки, погруженный в раздумья.

— Как ты могла позволить ввести себя в такое заблуждение? Я-то надеялся, что вытравил из вас подобную слабость, но теперь вижу, что ошибался. — Фабий отвернулся от нее, спящей, и покачал головой. Не в первый раз он переоценил свое творение. — Еще многое предстоит сделать, — пробормотал он. — Так много работы.

— Благодетель, — просипел тихий голос. Он обернулся через плечо и увидел позади Майшану. Бледное лицо ее сохраняло серьезность. За ней высился Скалагрим с топором в руке. Апотекарий был так занят мыслями, что не услышал, как они вошли.

— Вы живы, — сказал он, отворачиваясь.

— Не без вашей помощи, — прокряхтел Скалагрим. — Нескольких мы, похоже, недосчитались. — Он посмотрел на Игори, по-прежнему сохраняя некую отчужденность. — Но вот эту я спас. Всегда пожалуйста.

Фабий вопросительно посмотрел на Майшану, на что она лишь коротко кивнула. Судя по выражению ее лица, она была от этого не в восторге.

— Если бы ты вернулся без нее, я бы вырезал тебе сердца и отдал их на корм боевым мутантам. — Фабий замер, а затем добавил: — Но все равно спасибо.

Он протянул руку и погладил Майшану по волосам. Ему вдруг стало любопытно, какое влияние окажет на нее смерть ее близнеца. Она посмотрела на него — по выражению глаз невозможно было что-либо прочитать, — а затем подошла к Игори.

— Да уже необязательно, — рассмеялся Скалагрим. — Что здесь случилось?

— Исправлял ошибку. — Фабий нахмурился. На него внезапно нахлынул приступ гнева, но он подавил его. Позже. Позже он предастся примитивным эмоциям, но не сейчас. Его ждала работа. Впрочем, как и всегда.

— Генетическая десятина у нас в трюмах. Ступай с Хорагом, проверьте ее…

Байл наморщил лоб и спросил:

— А Хораг выжил?

— Да. Савона и Саккара тоже. Все твои монстры живы, Фабий. — Скалагрим разразился заливистым смехом. — В том числе бойцовая собака, полагаю? Даже я, представь. Ты, наверное, доволен.

— Савона… передай Савоне, что теперь она командует Двенадцатым миллениалом, что бы от него ни осталось. И что ее кандидатура одобрена, — Фабий говорил тоном, не терпящим возражений. — Возьми Хорага, изучите десятину. Убедитесь, что она цела. Не хочу, чтобы с ней что-либо случилось. Я слишком много пережил, чтобы потерять ее сейчас.

Он перевел взгляд на Майшану:

— Ступай с ним.

Гончая колебалась, глядя на Игори.

Фабий подскочил к ней и схватил за горло. Она обмякла, зная, что лучше не сопротивляться. Он подтащил ее поближе.

— Не вздумай ослушаться меня, девочка. Не совершай сегодня такой ошибки, — он говорил вкрадчиво и спокойно, стараясь ничем не выдать безумия, которое клокотало в нем. Сводящее с ума чувство безысходности, не дававшее покоя с того момента, как он отдал Фулгрима. Ярость внутри него выла и металась в клетке дисциплины, и Фабий подумал, что Майшана мельком уловила это в его глазах. Она стала еще бледнее и сухо кивнула.

— Д-да, Благодетель. Я не подведу вас.

— Ты уж постарайся. — Он отпустил ее и махнул рукой.

Скалагрим задорно крякнул.

— Она волнуется, — заметил он. — Все они. Я слышал их вой, когда мы прибыли в ангар. Скулили, как побитые дворняги. Так что конкретно тут произошло?

— Они подвели меня. — Фабий внезапно почувствовал себя слабым. Больным. Перед глазами поплыли черные пятна, а во рту появился привкус железа. Боль отдавалась в глубине. Он хотел закричать, схватить жезл пыток и разгромить к чертовой матери весь лабораториум. Вместо этого он закрыл глаза. Ему не хотелось, чтобы такой, как Скалагрим, видел его сломленным, и потому он просто сказал ему: — Уйди.

Он не слышал, как они покинули помещение, из-за крови, пульсирующей в висках. Помассировал лоб, пытаясь прийти в себя.

— Я должен был это сделать, — произнес он вслух. — Это было необходимо.

— Необходимость — вот ответ на все вопросы, не так ли, мон-кей?

Фабий обернулся, нащупывая древко Пытки.

На одном из диагностических столов сидела Ходящая-по-покрову, балансируя посохом на вытянутом пальце. Арлекинша протянула ему свободную руку.

— Мир, Живодер. Спектакль окончен. Выйди на поклон. Ты вполне это заслужил.

Он схватился за жезл, но так и не поднял его: сомневался, хватит ли ему сил сейчас орудовать Пыткой. Боль, старая знакомая боль нахлынула на него. Возможно, в наказание.

— Это признание поражения? — Фабий даже не задумывался о том, как провидица теней сбежала из музея Тразина. Отчасти он ожидал, что рано или поздно она снова объявится, хотя и не думал, что так скоро.

Идущая-под-пеленой склонила голову набок.

— Нет. Просто признание того, что эта история подошла к завершению, и за ней начинается новая. Так заведено в театре жизни, о Царь Перьев. За концом следует начало, и так снова и снова. — Она описала в воздухе круг. — Кругами мы бродим, и где остановимся, не знает никто… кроме Смеющегося бога. — Она лукаво хихикнула. — А он все равно не скажет.

— Ты пришла насмехаться надо мной, или у этого визита есть какая-то цель?

— Ты никогда не задумывался, почему великие силы так отчаянно пытаются заманить тебя в ловушку написанного ими сценария? — Эльдарка подалась вперед, словно делясь секретом. — Потому что у всякой истории есть конец. Иногда счастливый, а иногда нет, но он есть всегда. — Она щелкнула пальцами. — У рассказа о каждом есть своя концовка. О каждом, кроме тебя. У твоей истории нет концовки, Живодер. Она не прекратится и не затихнет.

Фабий фыркнул.

— Всему приходит конец, даже мне. — Он посмотрел на Игори. — Моя история заканчивается здесь. С ними. Когда они будут готовы, я…

Ходящая-по-покрову прыснула, схватилась за живот и заболтала в воздухе тонкими ногами, как будто он поделился с ней самым смешным на свете анекдотом.

— И когда же они будут готовы? Если не сейчас, то когда? — Она вскрикнула от распирающего ее смеха. — Никогда. И так снова и снова, снова и снова, снова и снова…

— Замолчи, — прорычал Фабий. — Или я вырву тебе язык.

Смех прекратился. Провидица теней села прямо.

— Ничего ты не сделаешь, мон-кей. Ты ничего не можешь сделать, — она говорила категорично, все намеки на прежнюю веселость пропали. — Теперь я за рамками твоей истории, как и ты вне моей. Одной ногой я уже в следующей постановке. Так что ты можешь навредить мне не больше, чем заметить ловушку, в которой застрял.

— Ловушку? Какую ловушку?

— Вот видишь, даже сейчас ты не в состоянии понять. — Идущая-под-пеленой вскочила с места и направилась к нему, похлопывая себя по плечу посохом. — Жаль только, что она не наша. Эта история твоя и только твоя, и мы в ней лишь эпизодические актеры.

Она взмахнула посохом так быстро, что он едва успел выставить перед собой скипетр. Так они стояли долгие мгновения, пока он не понял, что удар был направлен не на него, а на лежащую без сознания Игори.

— Как долго ты сможешь их защищать, Живодер? Как долго ты будешь их защищать?

— Пока не будет выполнена моя работа.

— И вот опять мы возвращаемся туда, откуда начали. — Ходящая-по-покрову сделала непонятный жест, и что-то, как по волшебству, появилось на ее ладони. Инфошип.

— Это подарок, чтобы помочь на твоем пути.

— Что это?

— Тайный способ не ходить взад-вперед. Когда ты будешь готов, ты все поймешь и будешь идти, и идти, и идти, и идти, и так до бесконечности, до завершения всех историй. — Она отступила назад и протянула ему руку. — Прими его.

Фабий колебался.

— Зачем ты мне его предлагаешь?

Мгновение провидица теней молчала.

— Это часть все той же роли, которую нам нужно сыграть. Только так мы сможем перейти из этой истории в другую. У нас не выходит обманом заставить тебя следовать к одному финалу или принудить к другому, поэтому мы должны предложить третий. — Она элегантно пожала плечами. — Кто знает, может, это и к лучшему. Одному только Смеющемуся богу известно.

Он потянулся за инфошипом, но вдруг замер.

— Что на нем?

— Я уже говорила. Подарок. Единственный дар, который имеет значение для тебя, что бы ты ни утверждал. Так что бери его и следуй своим путем всегда, куда бы он ни вел.

Фабий вставил шип в разъем на панели когитатора, и по гололитическому экрану заструился поток данных, сложившийся в карту — не звездную карту, а напоминавшую его собственную карту Паутины. Она показывала бесчисленные ответвления, маршруты и вихри в подпространстве. Он повернулся:

— Зачем ты мне это подарила?

Вопрос повис в воздухе. Ходящая-по-покрову испарилась. Он повернулся к проекции и проследил, куда тянется проложенный маршрут. В конце причудливо извивающейся линии сияло одно название.

— Комморра, — шепнул он.

Где-то в темноте межвременья послышался смех.

Загрузка...