Евсения. Лесными тропками

ГЛАВА 1

- ... да и среди равнин тех среброко-лы-ша-щихся и курганов степными ветрами нежно обло-бы-зо-ванных живут эти гордые создания, сами себя именуемые потомками древнего рода эллинов, мне же издали привидев-ших-ся обычными конями. Уф-ф, - облегченно выдохнула я, дотащившись, наконец, до точки в этом длинном, как улица предложении и с опаской подняла глаза. - Всем всё... понятно?

- Не-а... - да кто ж сомневался то?!

- Осьмуша, что именно?

- Так-то "алени" были або жеребчики? Або вообще незнамо какой кудесный зверь? - недоуменным басом отозвался щуплый веснушчатый мальчонка и нетерпеливо заскреб коленки.

- Не олени то, а эллины - люди древние из предтечного мира. Мы про него уже читали. А конями они рыцарю привиделись, потому как похожи на них... снизу... и ногами. Хотя, называются на самом деле кентаврами. Хотите картинку покажу? - с готовностью предложила я и обвела глазами озадаченные ребячьи лица... Да чтоб я еще хоть раз в руки эту зубонойную епистолию[1] взяла.

- О-о-ой, - сложила губы свистулькой Галочка и ухватилась пухлыми пальчиками за косу. - Чёй-то страшно на такое смотреть. Вдруг, примерещится потом.

- Примерещится, говоришь? - уже внимательнее всмотрелась я в тусклый книжный рисунок. "Кудесный зверь" на нем стоял, широко расставив свои ноги-копыта и выгнув коромыслом мускулистую грудь, на которой вместо лошадиной сбруи красовалась большая круглая бляха на цепи. Прямо как у нашего многочтимого порядника[2] Вила, когда он "дорогих" гостей встречает. Мощные же свои руки кентавр подбоченил и голову вскинул, хотя лучше б наоборот, отвернул. Потому, как голова его, да и лицо, на человеческие мало походили: со свиными лохматыми ушами торчком, жеребячьей челюстью и большими глазами навыкат. А вот волосы... или все ж грива... Да, грива она и есть, хоть и за длинные уши заправленная. И такое, если примерещится... - Ну, как знаете, - с трудом оторвалась я от грозного жителя порубежной с Ладменией Тинарры.

- Да ты трусиха, Галка! Тебя и гУсенка на капустном листе испужает, не то, что... Евся, дай ко мне глянуть, - закончил речь Осьмуша, и выпятив свои тощие мослы под просторной рубахой не хуже рисованного кентавра, поднялся со ступеньки.

За ним следом повскакивали со своих мест и остальные трое, коим сидеть после таких слов принадлежность к мужскому роду не позволяла. А девчонки - "трусиха" Галочка и две ее смирные подружки так и остались на крыльце тянуть шеи. Все же могучая сила - любопытство.

- Да, извольте, храбрецы... - сунув в первые подставленные ручонки отвратную книженцию, я с удовольствием и сама встала с табуретки, а потом блаженно потянулась...

Месяц "изок", что в переводе с языческого, означает "кузнечик", а на ладменском государственном именуется июнем, нахлынул в наши края этими самыми неугомонными насекомыми, слышными сейчас отовсюду. Да еще трескотней крыльев стрекоз. И запахом молодых трав и теплым ветром, гуляющим по их верхушкам и шелестящим девственно зеленой, еще клейкой, не припорошенной летней пылью древесной листвой. Да и все, кажется, вокруг, сейчас пело, славя лишь набирающую соки жизнь, разворачивающуюся вместе с новым годовым циклом. По просторному двору неспешно гуляли пестрые куры, косясь глупыми глазами то на устроивших гомон у крыльца ребятишек, то на стружки, кружащие над ссохшимися напольными досками в воздушных вихрях. Серая кошка, свесив с амбарной стрехи лапы, лениво дремала, не обращая внимания на воробьев, устроившихся почистить перья на уличной изгороди. А из двора напротив ветер, как весевой сплетник, порывами приносил тихое женское пение. И какая теперь была разница, кто из местных богов всему этому благолепию покровительствует? Если тихая радость и покой, не бывавшие в моей душе уже очень давно, принадлежали сейчас только мне...

- А-а-а-а!!! Кёнтаврь!.. А-а-а!!! - конец идиллии.

- Галка, ты чего?! - резко развернулась я в сторону крика. Все ж побороло ее всемогущее любопытство - девочка теперь, с глазищами, как две чашки, блажила, застыв у моей покинутой табуретки, и в одной руке сжимала раскрытую книгу, а другую вскинула на... - Это не кентавр. Это не кентавр, говорю! - попыталась я перекричать и ее и вступивших в помощь подружек и зарыскала по двору глазами. - Ох, ты ж у меня сейчас...

Разоблаченный "человеко-конь" сам, кажется, растерялся от такого приветствия, но с места не сдвинулся (ни человек, ни конь). Лишь мешок на голове поправил, чтоб через дыры для глаз сподручнее за происходящим во дворе через изгородь следить:

- Евсения, поди сюда! - тон у парня был явно неуверенным, и он, прокашлявшись, решил его последующим текстом увесомить. - Поди сюда, говорю!

Ну что ж, добился результата, да и я уже нашла то, что искала:

- Сейчас... Галочка, ты успокоилась? - и, дождавшись робкого кивка от дитя, направилась к калитке. - Ну-у?

- Я, это... в Букошь еду, - вновь поддернул он, съехавшую на глаза мешковину и важно продолжил. - Может, там купить тебе... чего? - вот интересно, он на самом деле такой дурень или ему начхать на то, как со стороны выглядит? Загадка для меня... многолетняя:

- Ты зачем мешок на голову напялил, Лех?

- Х-хе, так ты ж сама мне в третейник[3] сказала: "Чтоб я твоей рожи больше не лицезрела"? - нахально просветил меня верзила... Ага, видно он все эти пять дней придумывал, как бы в таком разе извернуться. А я уж было успокоилась... Точно, конец идиллии:

- Да что ты?.. А если бы я тебе и про все тулово сказала, ты б тогда полностью в него влез? - не по-доброму поинтересовалась я, подходя к всаднику еще ближе.

- Да не-ет, - с сомнением протянул тот, видно прикидывая в своем "младенческом" уме и такой поворот. - Так что с покупками то? Может, бусы из бисера, або серьги? Ты говори, Евся, не стесняйся.

- Какое там стеснение? - под возрастающее хихиканье за моей спиной, сделала я еще шажок к коню. - А вот такие же мне купишь? - и оттянула от правого уха, закрученную в тяжелый крендель косу.

- Какие? - радостно свесился из седла парень, придерживая на макушке завесу.

- А ты слезь... и тогда лучше разглядишь.

Еще раз просить "смельчака" не пришлось, и в тот же миг он предстал передо мной во всей своей многовершковой красе:

- А, ну, покажь?

- Ага... - сделала я, напротив, два шага назад, чтоб сподручнее было размахнуться, выдергивая в это время из-за спины, зажатую в другой руке метлу.

- Ага-а... Ты чего?.. Евсения!

- Пыль из мешка буду выбивать, конь ты кудлатый! - и саданула от всей души первый раз. - И чтоб я тебя всего целиком больше не лицезрела!.. И чтоб не слыхала тоже!.. И чтоб... - замахнувшись в третий раз, лишь на долечку задумалась, чем воспитуемый тут же воспользовался, взмыв обратно на своего гнедого:

- Евся! Ты дикая! Но, я ж тебе когти пообстригаю, так и знай! - уже скача по широкой улице, прокричал он, на ходу сдергивая дырявую мешковину с кудрявой светлой головы.

- Скачи-скачи, кёнтаврь!

- Лех, лучше мне леденец купи! - высыпала вслед за мной на дорогу хохочущая во весь рот ребятня... А ведь, не знает, дурень, как рисковал... Да и я... еще пуще. Оттого и обозлилась не на шутку.

- Дядька Кащей! - оборвали мои хмурые мысли новые детские крики, но, в этот раз, приветственные - к нам, с другой стороны улицы, покачиваясь, будто от ветра, шел сутулый хозяин здешних хором...

"Кащей", в переводе со все того же, означает "пленник", что к приближающемуся сейчас старику имело прямое отношение, правда лет одиннадцать тому назад. Тогда, с горы, в которую весь Купавная своей единственной улицей почти упирается, сошла снежная лавина, вызванная неизвестными сотрясениями горных пород. Хотя, многознающие утверждают, что причиной тому явлению стали "темные" дела, происходящие в соседних с нами землях Озерного края. Будто там какую-то пещеру обвалили, ходы в которой на много миль вдоль всех Рудных гор простирались. Но, не то важно. А важно, что на самом гребне той лавины, и прямиком в огород нашего порядника и заехал на своих полозьях, тогда еще Терех, промышлявший на пару с подельником "черными" перекупками[4]. Подельнику повезло больше, хотя, судить о том сложно, ведь его судьба для нас неизвестна. А вот наш "счастливчик" переломал себе обе ноги, перейдя, сначала в ранг "пациента" весевой знахарки. А уж потом ему на выбор и была предоставлена судьба - либо быть торжественно сданным государственным властям, либо остаться здесь и стать частью местной языческой общины, коей, по большому счету, глубоко начхать на отсутствие у нового своего члена даже паспорта. Главное, чтоб у него в наличие имелись: незлобливый нрав, умелые руки и, хотя бы уважительное отношение к многоликому божественному "хороводу"[5]. А обращение "Кащей" так и зацепилось, сначала за местные языки, а потом уж надежно осело и в головах, что с годами привело к тому, что и сам бывший Терех при знакомстве стал представляться по новому, языческому имени. Благо, за пределами веси его значение мало кто знает.

- Ой, л-ли, - расплылся, при виде такой дружной компании, воротившийся хозяин, а потом прищурил на меня свои большие осоловелые глаза. - Чисто Мокоша[6] с дитями ты, Евсения и при хозяйстве.

- Ну, уж, - в ответ беззлобно фыркнула я, однако, тут же перевернув метлу к низу прутьями.

- Дядька Кащей, а мы про люде-коней сегодня читали. Ты нам такие же свистульки вырежешь?

- Ага, всем, окромя Галки, а то ей опять примерещится.

- Сам ты... Дядька Кащей, а мне тогда с птичкой. А я ее дома сама разрисую. У меня и краски есть, - обступили старика со всех сторон дети, дергая его, то за помятую рубаху, то за полное липовых заготовок под такие же забавы лукошко... Интересно, а где ж он "накатить" то успел? Не иначе, как с пастухом опять под березами об устройстве мира беседовали:

- А, ну-ка, всем помолчать! - напомнила и я о себе. - Докладываю: в ваше отсутствие на вверенном мне для просвещения дворе... - бросила я быстрый взгляд по притихшим ребячьим физиономиям. - ничего безгодного не произошло. Дети вели себя примерно. Книги - все в сохранности.

- А Лех в личине? - подала голос смуглая Жула, но тут же была одернута за жидкую косицу:

- Так-то ж за калиткой было. Молчи.

- Ну, раз вы такие молодцы, - сделал Кащей вид, будто он не только слабо видит, но, и слышит. - добро, смастерю вам свистульки с люде-конями, - а потом закончил, уже через радостный визг. - Евсения, ты-то завтра придешь?

- А у вас опять дела? - тоже повысила я голос.

- Да просто приходи. Я буду чадам читать, и ты тоже послушаешь. Или выросла уже из познавательных книжек?

А что мне ему ответить? Не выросла я. Да только в книжках этих, не про таких, как я написанных, больше вопросов, чем ответов, дать которые мне здесь некому:

- Будет время, приду. И за новое лукошко благодарствую... Ой, а, где ж я его оставила-то? - и подорвалась назад к высокому крыльцу, приткнув по дороге в прежний угол свое "воспитательное орудие"...

От Кащея мы возвращались, сначала все той же шумной "компанией", постепенно по дороге отпочковываясь каждый в свой двор, и оставшись, в конечном счете, на пару с трещащей без умолку Галочкой. А как же иначе, когда столько за день впечатлений, которыми требуется поделиться и в самых мельчайших подробностях. Но, сегодня, пришлось мне дитё расстроить:

- Нет, милая, я к вам не загляну. Так и передай от меня Любоне, что, мол, торопилась она сильно, потому как Адона гневаться будет, - девочка хлопнула пару раз своими, точь-в-точь, как у моей подруги, голубыми очами и внесла предположение:

- Так и пусть она... гневается, тетка Адона. Все равно ж, накричать на тебя не сможет.

- О-о, зато, как посмотрит, - в ответ засмеялась я, разворачивая ее в сторону далекого, в самом начале улицы, терема. - Иди ко, краски на свистульку разводи, - сама же свернула в ближайший, ведущий вон из веси проулок, и тут же добавила шагу, болтая в руке пустым берестяным лукошком.

Они в вправду очень схожи, две смешливые и радующие взор, будто румяные булочки сестры, всю свою жизнь, проведшие в этом тихом, отгороженном от остального мира деревянными идолами месте. За тенистым палисадником и кружевными занавесками самого красивого дома в Купавном - хоромах самого порядника Вила. Однако, стоит сказать, что, вот уже три года, как и эти надежные преграды нехотя расступились, впустив вдоль длинной весевой улицы ветер перемен. А началось все с похорон. Хотя, обычно, ими все заканчивается, но, это, смотря кого в последний путь провожать...

Не смотря на укромный образ жизни, весь Купавная гостей "извне" знала и принимала. Правда, не всех. Говорят, лет восемь тому назад прямо от придорожных "хранителей"[7] была завернута целая делегация церковных Отцов. А еще одному свезло и того меньше, потому как, его наш местный бык "завернул", которому тот чем-то не приглянулся. А может, наоборот чрезмерно приглянулся, только, не ему, а пятнистым подругам ревнивого бугая. Да, не о тех скачках в рясе по лугам сейчас речь, а о гостях особых - "дорогих", по которым мы, обычно и узнаем, чем живет остальная, "цивилизованная" страна. Этих гостей сам Вил привечает, навесив на впалую грудь тоже особую порядничью бляху (которая к тому ж, "от чужого лиха" оберег). Больше же всех наш глава традиционно благоволит к гномам из Бадука, кои прибывают, в меру своей деловитости всегда не одни, а в сопровождении дребезжащей всяким железом подводы. Тут вам и плуги и чаны и ножи и еще много разной всячины, сильно в хозяйстве требуемой, а значит и востребованной.

Тот, трехгодичной давности гном привез с собой диво дивное - сепаратор[8]. Вначале, прямо на весевой площади, устроил показательную часть, распугав заунывным агрегатным воем половину старух и детей, а потом, плавно сместился в сторону Вилова терема, при полном содействии последнего и, конечно, с предлагаемым товаром. Вторая часть зрителей разбрелась уже сама из-под высоких окон порядника, когда страшный вой, вперемешку с охами и ахами жены Вила стих и во второй раз, уступив место ответным предложениям впечатленных покупателей. А предложения те Вил делать всегда умел. Особенно, если под можжевеловку и утку с грибами. Себя не обижал и "деловых партнеров" не лишал самоуважения (а то ведь и зарасти могут бурьяном укатанные дорожные колеи). И все бы вышло как обычно, если б не нелепый случай, сведший, как две ладони друг с другом, два весевых события: "явление" народу гномьего сепаратора и проводы в последний путь бога Ярилы.

Весна в тот год вышла ранней, со звездными ночами и теплыми дневными ливнями. Поэтому и отсеялись всей весью дружно и в срок, не забыв возблагодарить за то всех богов-покровителей по очереди. А особенно - главного весеннего радетеля - озорного и плодовитого Ярилу. Оставалось дело лишь за малым - "схоронить" его со всеми причитающимися почестями на одном из ближних яровых полей, дабы возродился он в срок и без помех своими многочисленными детьми, наливными упругими колосьями.

Выдвинулось шествие уже на закате, когда солнце, единственным в веси фонарем повисло в аккурат над внешними воротами в конце длинной улицы. Да так от них и пошли. Вначале традиционно Кащей, с традиционной же миссией главного божественного сопроводителя и в традиционной же драной рубахе. За ним - на длинной веревке лохматый козел, впряженный в низкую хозяйственную тележку. А на той тележке - сам "виновник торжества", в дубовом гробике соломенной куклой. Следом же за покойным шли остальные провожающие. И тоже, каждый со своей традиционной миссией: мужики - с бубнами и глиняными флейтами, молодухи - с частушками и прибаутками, а замыкающими - старухи с подвываниями, текст коих не менялся не зависимо от упокойного (только имя нужное подставь). В общем, тоже, все как обычно... Две эти "обычности" встретились как раз у терема Вила. Можжевеловка к тому моменту уже явно пошла и его хозяину и самому бадукскому гостю на пользу, да и процессия тоже до захода солнца совсем не скучала...

В общем, тремя днями позже, прибывшим из столицы представителям Прокурата[9] наш порядник долго и заунывно объяснял, что он просто хотел показать гному, как у нас в веси богов уважают. А уж каким образом "дорогого" гостя вместо того самого уважаемого бога чуть не схоронили, он ведать не ведает. Небось, сам в гробик влез. А что, ночи то холодные... Мне Любоня потом рассказывала, что после тех отцовских оправданий оба мужика при исполнении одновременно выскочили в сенцы, откуда потом послышался не то плач навзрыд в два голоса, не то жеребячье ржание. Правда, после они, как ни в чем небывало вернулись, оба красные только, и положили перед Вилом на столе бумагу: пиши, мол, все как есть, а уж мы разберемся как надо. Вот тут то и открылась "первая форточка" новым ветром перемен - наш многочтимый порядник, почесав затылок, покаялся уж и в том, что отродясь грамотой не владел. Дальше - больше и после двух прокуратских рыцарей пожаловали уже другие "господа при исполнении", только, к огорчению Вила, без груженых подвод. Они, недолго думая, сначала прошлись по всем дворам, а потом собрали весчан на площади и популярно объяснили: Вы, мол, молИтесь, кому считаете нужным и дальше и живите по своим вековым традициям, но не забывайте, что при этом являетесь гражданами одной большой страны, в которой существуют свои законы и нормы, к коим относятся и знание общего государственного языка и наличие паспортов, гражданство это подтверждающих. А раз у вас в веси ни один из обозначенных признаков не присутствует, то берем данный населенный пункт на заметку и обещаем часто "в гости" заезжать.

Вот так с тех самых пор весь Купавная и зажила: богам молились на своем исконном, старославянском, а "в обществе", старались, хотя бы через слово употреблять законные государственные слова, водрузив попутно на Кащея почетную просветительскую обязанность. Хотя, справедливости ради стоит сказать, он и раньше тем же себя развлекал, на добровольной основе, пропустив через свой старенький дом за десять лет пару поколений купавцев, освоивших грамоту и письмо. За паспортами же ездили партиями (семьями) и в свой вассальный центр - все тот же Бадук. Что же касается отношения к "дорогим" гостям и особым похоронным ритуалам, то здесь... все, как обычно... И смешно и грустно. Хотя, на моей жизни эти перемены совсем не отразились, потому, как паспорта у меня до сих пор нет, грамоту я освоила еще в детстве, а к язычеству никакого отношения не имею, являясь одновременно и внучкой местного волхва и "богопротивной" дриадой по матери. Но, то для всех, кроме моей семьи большая и постыдная тайна...