Это вам не сорок кошек! (СИ)

4. Всем нужен дом

Обитатели приюта делятся на две категории — представители изначально одомашненных видов, которых необходимо пристраивать в добрые руки, и прирученные дикие звери. Последних здесь стараются по возможности адаптировать для возвращения в дикую природу.

Мантикора по имени Василиса (она же «Васька, брысь!») была долгожителем приюта. Потому что относилась вообще-то ко второй категории, но возвращать в дикую природу эту подлизу, дуреющую от молока и всем желающим подставляющую нежное брюхо, оказалось решительно невозможно. А найти «добрые руки» для этакой здоровенной штуки людоедской наружности представлялось еще менее реалистичным.

Все это мне рассказывал профессор, пока Василиса с низким утробным урчанием обтиралась об меня боками, каждый раз едва снова не снося с ног. Я рассеянно наглаживала ее — за ушком, по горлышку и вот здесь еще, между лопатками, от чего мантикора с треском расправляла и трясла кожистыми крыльями, демонстрируя неземное блаженство…

Встать, к слову, мне тоже удалось не сразу — только после того, как меня хорошенько поваляли, выражая восторг от встречи. Надеюсь, мои ребра все еще целы. Пережить приступ нежности мантикоры — это, пожалуй, можно считать боевым крещением.

В какой-то момент я оказалась слишком близко к стенке соседнего купола — и оттуда ко мне потянулся… потянулось…

— Кто это? — растерянно уточнила я, протянув руку сквозь слабо светящуюся прозрачную стенку и почесав самую странную зверушку, какую я когда-либо видела.

Ну вот, как всегда. В итоге я слегка помята, малость угваздана и вся в животных, которых надо гладить обеими руками.

— Это… это котобуки, — профессор довольно наблюдал за этой композицией, чуть наклонив голову. — Отряд химер. Одна из ваших предшественниц назвала его «этот уродец». Но вообще-то у многих народов считается, что котобуки приносит счастье.

Вопреки названию, ничего кошачьего в котобуки — зверушке размером с ягненка — не оказалось. Зато у него была потешная крысиная мордочка с кроличьими ушами, короткие рожки, покрытая чешуей шея, почти лысая спина, разномастные лапы и гибкий змеиный хвост. Да уж, такого и во сне не придумаешь… как будто его составили из частей тел как минимум десятка разных животных.

— Думаю, сработаемся! — неожиданно объявил профессор. — Идемте!

Принц все это время продолжал ждать нас на дорожке, с несчастным видом переминаясь с ноги на ногу. Ой… вот опять я грязная, как черт знает что. И в шерсти. А тут этакий безупречный принц…

Зато, с другой стороны… хотя мой работодатель — Лиам Наорский, а профессор тут вообще вне штата, отчего-то мне кажется, что одобрение последнего куда важнее. И я его заслужила, вот!

Мне показали стойла для копытных и загоны для крупных хищников — все какие-то невероятно чистые, даже запаха в них никакого не было. Как пояснили мои провожатые, чистоту обеспечивают наложенные на все здания чары, так что в штате уборщиков здесь необходимости нет. Кажется, я уже обожаю магию!

А потом мы зашли в длинное приземистое здание, где я впервые здесь увидела клетки — если не считать той пустой, в холле гостиницы. Здесь клетки пустыми не были.

Правда, зато они были просторными, располагались далеко друг от друга, так, чтобы звери не мешали и не пугали друг друга. И все-таки — клетки.

— Это распределительный центр, — пояснил профессор. — Сюда попадают те животные, которые только поступили в приют и пока не распределены по вольерам. Некоторые мелкие животные находятся здесь постоянно, у них есть отдельные помещения. А еще тут живут те, кто требует особого ухода или присмотра.

Как раз на этих словах я наткнулась глазами на висящую под потолком клетку и замерла на месте. В клетке сидела нахохленная сова. Дверца клетки была закрыта на четыре задвижки. А еще на ней висело три навесных замка. Мало того: на лапке совы красовался кандального вида металлический обруч, от которого к прутьям клетки тянулась короткая цепь.

— Она что, особо опасна? — потрясенно спросила я, уже морально готовясь услышать, что перед нами редкий вид одомашненной совы-людоеда.

— Дык эта, ваш-сть, — ответил мне неожиданно незнакомый приятный бас. — Хышник ить!

— И что? — я непонимающе моргнула и обернулась. — Хищников здесь полным-полно.

Приятный бас принадлежал… зеленой груде мышц, очень похожей на Шрэка из мультфильма. Если бы тот полжизни провел в качалке за штангой. Только на этом «Шрэке» красовалось коротенькое платьице в горошек. С оборочками.

И нет, на принцессу Фиону это ничуточки не походило.

«Шрэк» в оборочках топтался в дверном проеме, явно робея.

— Это Мрыхха, — пояснил принц. — Одна из рабочих. Вы можете обращаться с любыми поручениями к ней или ее брату Круххару. Как вы, возможно, догадались, они огры. И да, вы правы, хищников хватает… А еще в приюте полным-полно грызунов, земноводных и рукокрылых — для совы это ее естественная кормовая база. Магические ограждения для нее, к сожалению, не являются препятствием. Правда, она и замки вскрывает без особенного труда, причем не только свои. Но так, по крайней мере, ей нужно время, да и скрежет поднимается такой, что кто-нибудь обычно успевает прибежать…

— Да… ей не объяснишь, что не всех грызунов можно ловить… — Я вздохнула, опустив плечи. Сову было отчаянно жаль.

— Ну, вообще-то, — вмешался профессор, — эта конкретная сова прекрасно понимает человеческую речь. И объяснить ей все можно. Вопрос в том, станет ли она слушаться. Это, видите ли, фамильяр.

— Что⁈ — я попыталась припомнить все, что когда-либо встречала в литературе о фамильярах. — Поправьте меня… фамильяр — это разумное животное, способное говорить и магически связанное с хозяином?

— В целом все верно. Разве что говорят фамильяры, за редкими исключениями, только с хозяином — с помощью мыслеречи. Хозяином или хозяйкой может стать только магически одаренный человек. По своей сути это симбионты магов и ведьм. Хозяин подпитывает фамильяра своей магией, а тот, в свою очередь, увеличивает его силы.

— Но как она могла тогда оказаться в приюте⁈

Нет, я-то хорошо знаю, что даже самые породистые и чистокровные животные порой оказываются на улице. Мне ли не знать! В конце концов, все мои собственные питомцы без исключения — подобранцы. И забирала я именно их не потому что породистые. Просто у меня есть два правила на этот счет. Во-первых, к себе я забираю зверя только тогда, когда нет совсем никакой надежды найти ему другой дом. А во-вторых — когда без меня у него попросту нет шансов выжить.

Но вот словосочетание «бездомный фамильяр» в моей голове никак не укладывалось. Это же не просто зверь, это разумное существо, да еще симбионт!

— У этой совы грустная история. Ее хозяйка-ведьма умерла от старости. Наследницы радостно поделили ее дом, зелья и гримуары, а вот дряхлая сова оказалась никому не нужна. Так она и оказалась в приюте.

Я сглотнула.

— Скажите… — повернулась к принцу, — существуют ли какие-то артефакты, которые можно настроить, чтобы… получать сигнал об определенном действии? Например, когда носитель артефакта проходит под силовое поле или вскрывает замок. Или снимает артефакт.

— Пожалуй, — задумался принц. — Нечто похожее можно найти в любой артефакторской лавке. Перенастроить — дело нескольких минут. Вы всерьез думаете…

— Позвольте, я с ней поговорю! — я подошла к клетке. — Привет… мне не нравится, что ты сидишь в этой клетке. — Сова презрительно глянула на меня и отвернулась, переступив лапами по жердочке. — Знаю, тебе это не нравится куда больше… Но, понимаешь, в чем беда. Я отвечаю не только за тебя, но и за всех животных в приюте. Каждого грызуна и ящерку. Может быть, мы сможем договориться? — Сова не пошевелилась, но я почему-то была уверена, что она внимательно слушает. — Мне говорили, что здесь есть лес… наверняка ты сможешь найти там достаточно добычи для себя. Тебе нужно только не трогать тех, кто живет под куполами и в домах. Я хочу отпустить тебя на поруки. Его Высочество принесет нам артефакт, и мы повесим его на тебя. Я узнаю, если ты его снимешь или попытаешься пробраться в чью-то клетку или вольер. И тогда ты сама вернешься в клетку, я ничего уже не смогу с этим сделать. Но зачем тебе так поступать? Подумай. Ты сможешь летать по всему острову! И охотиться! Просто… не на всех.

Сова снова повернулась ко мне и приоткрыла один круглый глаз, который смотрел внимательно и остро.

— Подумай до вечера, хорошо?

Сова ухнула и хлопнула крыльями.

— Вы уверены? — обеспокоенно переспросил принц. — Если она нападет на кого-то из питомцев приюта или — упаси боги! — постояльцев гостиницы, вы можете не успеть прийти на помощь…

— Я уверена, — твердо сказала я, неотрывно глядя на сову. — Я ей доверяю. Под мою ответственность.

— Хорошо, — Лиам Наорский вздохнул. — Вечером я отправлю вас домой, чтобы вы могли собрать вещи и питомцев, а сам наведаюсь в лавку. Будет вам артефакт.

Я улыбнулась, чувствуя, что это моя маленькая победа. Уверена, что умная птица, все еще не отрывающая от меня взгляда круглых глаз, не подведет меня.

А в следующую секунду я… Нет, сразу не заорала. Сначала внимательно осмотрелась и удостоверилась, что ни одной мантикоры поблизости не наблюдается. А потом все — таки заорала и запрыгнула с ногами на ближайшую табуретку. Потому что в комнату, негромко стрекоча, шевеля усиками и деловито перебирая лапками, зашла гигантская — с пекинеса, не меньше! — малиновая сороконожка!

— А это наша Маруся, — пробасила Мрыхха каким-то извиняющимся тоном. Причем было совершенно неясно, извиняется она передо мной за само существование Маруси или перед Марусей — за мое поведение.

«Я люблю животных, — думала я, стоя с дрожащими коленками на табуретке. — Животных люблю я. Всяких. Разных. И вообще я профессионал. Но, черт ее дери, это же долбаная сороконожка!»