Эта безумная Вселенная (сборник)

Последний взрыв

Удар был нанесен по законам логики и без малейшей жалости, иными словами, неожиданно, без предупреждения. Он был в сто, если не в тысячу раз более ужасным, чем взрыв последней адской бомбы, но потребовалось больше времени, чтобы зафиксировать факт нападения. Никто не пытался предупредить удар или нанести ответный, по той простой причине, что никто не предвидел акта агрессии.

А когда все стало понятно, оказалось, что уже слишком поздно — так и было рассчитано.

Ужасающая простота — вот что отличало действия неизвестного врага. В небе появилась одинокая длинная серебристая сигара, она сбросила семь бомб в намеченных точках и исчезла. Никто ничего не заметил. На минимальной высоте в двадцать миль и скорости четыре тысячи восемьсот миль в час сигару невозможно было заметить невооруженным глазом. Не сумели зарегистрировать ее появления и радары. Они просто не работали, поскольку никто не ждал подобной атаки. Вся планета жила в мире, без страха — и так продолжалось уже более полувека.

Бомбы падали и взрывались без ослепительных вспышек, оглушительного грохота и ощутимых толчков. Внешнего эффекта — не больше чем от нескольких бутылок прокисшего пива, сброшенных за борт безответственным астронавтом. Бомбы представляли собой маленькие хрупкие сферы, содержащие мутную жидкость. Сферы разбивались о землю, жидкость растекалась. И это было началом конца, и это порождало уверенность, что человечество уйдет без шума, разве что тихонько постанывая.

Репортеру, сумевшему понять замысел врага, досталась бы величайшая сенсация. Но ни одна газета не упомянула о случившемся. Ни один взволнованный, ведущий не выпустил эту новость в эфир. Никто ничего не знал. Никто ни о чем не подозревал. Бомбы убивали медленно.

Человечество пребывало в неведении еще некоторое время, когда каждая секунда имела значение, даже каждая доля секунды промедления способствовала маршу смерти. Одни беспокоились о здоровье, детях, налогах, капиталах и акциях, другие — о спасении в ином мире. Но никого не тревожил яд, пролившийся с небес.

Первым начал ворчать Бартон Магийр, фермер из Айовы. А последними отреагировали семь человек на Луне. Мрачные жалобы Магийра послужили первым предупреждением. Один из людей на Луне сделал последний ход.

Пребывание людей на Луне уже давно не было новостью. Двадцать удачных посадок привели к тому, что двадцать первая не стала сенсацией. Страшно было только в первый раз. Во второй — уже не так интересно. В третий все относятся к событию как к должному.

Лишь успешный полет на Марс или Венеру мог вызвать такой же дикий восторг, как тот, что охватил Землю шестнадцать лет назад. Однако предстояло еще долгое ожидание. Преодолеть тридцать миллионов миль — это вам не фунт изюму съесть.

А пока людям пришлось обходиться теми развлечениями, которые давал спутник Земли. Небольшой отряд астронавтов высадился на Луне, его задача была не слишком трудной, но экспедиция стала передавать на родную планету важные данные. Короче говоря, новая игрушка начала приносить первые дивиденды.

Для этих целей на Луну в четыре приема доставили самое разнообразное оборудование. Экспедиция работала на дне безымянного кратера, внутри герметически закрытой базы, имеющей форму перевернутого конуса. Люди обслуживали атомный реактор и буровую установку, доставлявшую наверх все новые образцы пород, каждый из которых рассказывал отрывок истории Луны. Эксперту было достаточно осмотреть цилиндрические куски внеземного керна, чтобы сделать вывод о минералогическом составе лунной толщи. Позднее будет проделан тщательный химанализ и определено содержание углеводорода и металлических руд.

Семь человек работали бок о бок внутри огромного дурацкого колпака, отделенные от всего остального человечества четвертью миллионов миль. Иногда они начинали раздражать друг друга. Но юли чувствам не давали. Реактор работал, бур вращался почти круглосуточно, хотя график этого и не требовал — люди предпочитали борьбу с породой спорам между собой.

Уилкин, металлург, был наименее общительным из всех. Худощавый, с бледными глазами, прятавшимися за очками в стальной оправе, он оказался ужасным пессимистом, словно страдал болезнью печени; к тому же он ненавидел свою работу, больше подходящую молодому. Уилкину оставалось совсем немного до ухода на пенсию. Его угораздило наговорить резких слов кому-то из начальства — и в наказание он был отправлен на Луну.

Самым жизнеобильным был радист Ярбридж, коренастый, с густыми и жесткими, как пакля, волосами. В прошлом он был радиолюбителем и теперь ужасно гордился: ему доверили великолепную радиостанцию там, откуда еще никто не вел передач. Маленький, но очень мощный передатчик стал его личным божеством. И Ярбридж был в более выгодном положении, чем остальные, — он всегда мог найти утешение у своего бога, а также у тысяч невидимых друзей. Даже в кромешной темноте он не остался бы без компании голосов. Единственное, чего ему недоставало, так это утренней почты с отчетами общества радиолюбителей.

Самым занятым, а значит, и наименее обидчивым был Джеймс Холланд, высокий, нескладный и веснушчатый. Хоть и был он самым молодым членом экспедиции, но отличался спокойствием, аккуратностью и старательностью. Иначе и быть не могло. Он четыре года изучал атомные реакторы и надеялся еще на сорок лет работы с новейшими достижениями человеческого гения.

Холланду пришлось немало усилий приложить, чтобы разобраться со штуковиной, работавшей на лунной базе, поскольку она была куда хитрей тех реакторов, с которыми он имел дело в Международном институте энергии, — в четыре раза меньше и в восемь раз легче, а в качестве топлива использовался торий. Нельзя было исключать, что уже через год-другой это чудо техники устареет. Холланд старался идти в ногу со временем и следить за последними разработками.

Оставшиеся четверо были на удивление похожи друг на друга — широкоплечие, с мужественными лицами, не слишком аккуратные, настоящие спецы по самым разным карточным играм и витиеватой ругани. Все четверо сделали карьеру на Земле, занимаясь бурением для нефтяных компаний. Они хорошо знали свое дело и справлялись с ним неплохо.

В тот день, когда были сброшены бомбы, возле купола базы находилось сорок шесть проб. Их сложили аккуратными рядами в том порядке, в котором удалось добыть, и каждая была упакована в пластиковый пакет с номером. Их число показывало, что люди забурились уже на девятьсот двадцать футов. Электромотор рычал, бур вращался и медленно продвигался вниз.

Нетронутый ящик с виски на запечатанном контейнере с продуктами терпеливо дожидался первого торжества. Когда будет достигнута глубина в тысячу футов, члены лунной экспедиции устроят себе маленький праздник и разопьют бутылку. В ящике было двенадцать бутылок, но это вовсе не означало, что необходимо пробурить двенадцать тысяч футов. Работа установки будет продолжаться до тех пор, пока не выйдет из строя мотор, а на корабле не закончатся металлические трубы для бурения скважины. Все остальное — в том числе и виски — могут доставить на другом корабле.

Ярбридж, не торопясь, прошел в центр базы, наблюдая за белым меловым кольцом — меткой на трубе. Труба вращалась, метка опускалась.

— Как дела? — спросил Ярбридж, хотя его это не слишком занимало.

— Потйхоньку продвигаемся. — Бурильщик откусил кусочек сломавшегося на большом пальце ногтя. — А какие новости с Земли?

— Штормовое предупреждение в Атлантике. Началось извержение Везувия, итальянцы эвакуируют близлежащие населенные пункты. Разбился чешский стратоплан, семьдесят жертв, все сгорели заживо.

— Хм-м! Ничего из ряда вон… — Бурильщик поплевал на палец, чтобы оставить на трубе влажный след, и объяснил: — На удачу.

— Что за удачу ты ждешь? На золотую жилу выйти надеешься?

— Надеюсь, что в ближайшее время нам не придется менять сверло.

Ярбридж кивнул. Он понимал, что это значит. Трудная работа — поднимать наверх трубу, свинчивая одну секцию за другой, пока они не доберутся до стершегося бура. А потом — все повторить в обратном порядке, загнав трубу до дна скважины. Придется это делать не раз и не два, однако никто не мечтает о такой каторге.

Довольно скоро ему надоело смотреть на трубу, и он начал «прогулку в Синг-Синге»[32] — так здесь называлось скучное, бессмысленное хождение под куполом вокруг буровой установки. День и ночь кто-нибудь из членов экспедиции разгуливал по кругу. Когда этим занимались сразу двое и встречались в десятый раз, каждый подумывал о рукоприкладстве.

Ярбридж не стал бы слоняться без дела, но сейчас Земля повернулась к ним азиатской стороной. Огромная полусферическая антенна на вершине купола не ловила ничего интересного над Китаем, Малайзией и Монголией. Так, всякая ерунда — кошачий концерт в Шанхае, цены на олово в Сингапуре и буги-вуги в Токио. Тысячи людей, с которыми он переговаривался, сейчас не могли связаться с ним. Для электронного бога наступили часы сиесты.

Наконец Ярбридж уселся на ящик возле буровой установки, наблюдая, как Холланд занимается проверкой генератора, обеспечивающего обогрев, работу механизмов и освещение.

— Джеймс, — сказал он, — почему мне не нравится на Луне?

Холланд обратил к нему веснушчатое лицо.

— А ты сам не знаешь?

— Может, все дело в том, что мне скучно. — Ярбридж немного подумал и спросил: — А тебе нет?

— Нет.

— Почему?

Теперь Холланд ненадолго погрузился в размышления.

— Как и у тебя, у меня есть свой интерес. Но мой не связан с внешними условиями. Он каким был, таким и остался.

— Наверное, ты прав. Быть может, я стал слишком зависим от своего хитрого ящика. Пожалуй, нужно научиться играть в покер.

— Когда все закончится, ты получишь много денег, — заметил Холланд. — Их придется отдать этим четверым.

— Или я заполучу их денежки.

— Очень сомневаюсь.

— Да, если вспомнить, как часто они предлагали составить им компанию. — Ярбридж огляделся. — А где старый ворчун? Слоняется по кратеру?

Кивнув в сторону люка в стене купола, Холланд сообщил:

— Надел шлем и вышел наружу, чтобы еще раз взглянуть на последние керны. Он что-то бормотал относительно бурой полосы в дюйм шириной — будто бы это окись железа.

— И что это означает?

— Ничего существенного. Нет никакого смысла добывать здесь гематит. Слишком мало и слишком глубоко.

— Мне кажется, ему наплевать на породу, — предположил Ярбридж, — Просто он старается держаться от нас подальше, поскольку мы ему смертельно надоели. Запас кислорода позволяет ему хотя бы на два часа от нас избавиться. И почему этот человеконенавистник не завербовался в Иностранный легион?

— Старому псу уже не выучить новые трюки, — серьезно ответил Холланд. — Я, молодой пес, оказавшийся в таком же положении, ему сочувствую.

— Ему должны были разрешить возвращение домой, — заметил Ярбридж. — А вместо него прислали бы гитариста. Или, того лучше, полдюжины хорошеньких брюнеток. По слухам, ученые выбрали еще двадцать мест для бурения. Если это правда, то нам здесь еще очень долго куковать.

— А меня вполне устраивает. Я занят серьезным делом, никто не подбивает на всякие шалости, я тут учусь и зарабатываю деньги. — Холланд хитро ухмыльнулся. — Поскольку у меня нет жены и я умею обходиться без брюнеток, то могу и подождать.

Ярбридж встал, потянулся и сделал гримасу:

— Ну, скоро мы окажемся над солнечной стороной.

Холланд прекрасно понял, что имел в виду собеседник. Они перемещались над темным полушарием Земли к светлому. А это означало, что приближался особо ценный момент. Какой-то добрый чиновник оставил в списке экспедиционного оборудования небольшой телескоп, с двухсоткратным увеличением и линзами диаметром четыре дюйма. Оказалось, что он удивительным образом поднимает настроение. Человек мог часами смотреть в телескоп на Землю, после чего рассказывал коллегам о том, что ему якобы удалось разглядеть на собственном заднем дворе.

Лунные бурильщики холили и лелеяли свой телескоп и нежно любили его за то, что он приближал далекую Землю, дарил иллюзорное утешение. Очень скоро все изменится и начнет вызывать настоящую боль. Если прежде телескоп безучастно дарил картины мира и красоты, то теперь он будет с тем же равнодушием умножать трагедии и страдания.

А пока ни семеро обитателей Луны, ни огромные массы людей на Земле не подозревали о приближении катастрофы. Даже привлеченные к расследованию ученые пока испытывали лишь легкое беспокойство, а не тревогу. Известие, которое удалось получить из города Дубьюк, штат Айова, было таково:

«Эксперты из Департамента сельского хозяйства в Вашингтоне прилетели на ферму Бартона Магийра, расположенную возле Дубьюка. В своем интервью Магийр заявил, что трава у него на ферме начала гнить».

Об этом сообщении забыли еще до того, как радиостанция Дубьюка вышла из зоны приема. Ярбридж поискал что-нибудь интересное на соседних частотах, наткнулся на веселую «Ла Кумпарситу» из Рио-де-Жанейро и принялся напевать себе под нос знакомую мелодию. Рядом на надувном матрасе лежал

Уилкин и хмуро смотрел на него сквозь очки. Два свободных от смены бурильщика с исключительно серьезным видом играли в карты.

Два дня спустя Балтиморская станция сообщила:

«…Знаменитые ботаники и биологи из Продовольственной комиссии ООН слетаются на ферму Бартона Магийра в Айове».

Джеймс Холланд, который смотрел в телескоп, поскольку подошла его очередь, оторвался от окуляра и спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:

— А кто такой Магийр? Кажется, я недавно слышал это имя.

— Да их миллион, — ухмыльнулся один из бурильщиков и побил дамой девятку противника. — Они вылезают из земли в День святого Патрика.

Холланд пропустил шутку мимо ушей и вновь посмотрел на Землю. В солнечных лучах это было зрелище, от которого он никогда не уставал. С таким удовольствием не могло сравниться созерцание звезд и других планет. Да к тому же изображение не дрожало — благодаря отсутствию атмосферы на Луне. Более того, если долго и пристально смотреть в одну и ту же точку, то начинают мерещиться самые разные вещи. Мозг берет контроль над зрением, и вдруг различаешь несуществующую точку посреди Атлантики и называешь ее пассажирским лайнером. Или превращаешь черточки на дороге в движущиеся автомобили.

На следующий день, когда он вновь смотрел в телескоп, Ярбридж поймал голос, который уже давно бубнил:

— Ярбридж! Ответь, Ярбридж!

В течение нескольких минут Ярбридж обменивался репликами со своим приятелем, передавал приветы Маргарет и Джинни. Затем внимание Холланда привлек голос далекого радиолюбителя, который говорил совершенно серьезно:

— У нас происходят очень подозрительные вещи. Распространяются самые разнообразные слухи. Говорят, что войска с огнеметами направились на север. Один приятель рассказал мне, что ему позвонил из окрестностей Дубьюка национальный гвардеец. Он считает, что приземлилась летающая тарелка, но власти держат случившееся в секрете. Можно ли этому верить? Вот ты, Ярбридж, сколько тарелок у себя на Луне видел?

— Ни одной, — ответил Ярбридж.

— Рано или поздно что-нибудь похожее должно было случиться, — отважился предположить радиолюбитель. — Но мне что-то не очень верится в козни пришельцев. История с летающей тарелкой — дымовая завеса, не иначе. Но все-таки у многих подозрения возникли: происходит нечто такое, о чем не хотят рассказывать широкой публике. Попробуй связаться с кем-нибудь из тамошних ребят.

— Но ты и сам можешь это сделать. — Вынув блокнот из нагрудного кармана, Ярбридж пробежал глазами свои записи. — В Дубьюке и его окрестностях десятка полтора радиолюбителей.

— Ха! И это ты мне говоришь! Карточки с их частотами и позывными висят у меня на стене. Попробуй с ними связаться!

— Хочешь сказать, что не отвечают?

— В том-то и дело! — После небольшой паузы собеседник продолжал: — И это мне совсем не нравится. Случись там что-нибудь такое, что затрагивало бы национальные или международные интересы, они бы кричали на всех диапазонах. Но они молчат. Ты понимаешь, что это значит?

— Им запретили работать в эфире.

— Наконец-то дошло!

— Да, мне тоже это не нравится. — Ярбридж посмотрел на земной хронометр, тикавший на приборной панели. — Ты будешь на связи в восемнадцать ноль-ноль?

— Да, если за решетку не засадят.

— Хорошо. Я расскажу, что удалось выяснить.

Они обменялись еще парой фраз, и Ярбридж отключился. Повернувшись на своем вращающемся кресле, он сказал Холланду:

— Я знаю этого парня десять лет. Он склонен к панике не больше, чем фарфоровый Будда, и никогда не пересказывает слухи просто так. Более того, не могли все радиолюбители Дубьюка умереть в один день.

Проходивший мимо лохматый бурильщик услышал последнюю фразу Ярбриджа и сообщил:

— Такой вариант возможен, если они собрались на очередную конференцию, а какой-нибудь маньяк бросил в них бомбу. Несколько лет назад в одной африканской стране вдруг началась революция, и все тамошние буровики погибли в один день.

Не обратив на эти слова внимания, Ярбридж продолжал:

— Ты не заметил ничего необычного в Айове?

— При помощи этой трубы? — Холланд пренебрежительно махнул рукой. — Нужен настоящий телескоп.

— Пожалуй. — Ярбридж включил приемник и принялся бродить по эфиру. — Если не можем воспользоваться глазами, значит, приходится рассчитывать на уши. Я попытаюсь связаться с Джерри. Который живет в…

Он смолк, когда из приемника раздался голос с канадским акцентом:

— …В Оттаве сегодняшним утром. После короткого завтрака русская делегация улетела в Айову, отказавшись от встречи с прессой. Круги, близкие к правительству Соединенных Штатов, сообщают, что состоялась встреча специалистов по сельскому хозяйству, после чего американская делегация улетела в Омск.

Холланд отошел от телескопа, упер ладони в узкие бедра и сказал:

— И опять Айова.

— Ты прав, — хмуро отозвался Ярбридж. — Не будешь возражать, если я включу обогрев посильнее? Мне что-то холодно.

— Тебе станет еще холоднее, если там начнутся серьезные неприятности, — заметил Уилкин с болезненным удовлетворением, — В хорошеньком мы окажемся положении, отрезанные от всех.

— С чего ты взял, что следует ждать неприятностей? — с вызовом спросил Ярбридж. — Мы переросли мировые войны. Уже полвека не возникало никаких дипломатических скандалов. Все живут в покое и согласии.

— В самом деле? — приподнял бровь Уилкин.

— Черт возьми, должны! — возразил Ярбридж.

— Должны и действительно живут — это совсем не одно и то же.

— Уж ты-то знаешь! — буркнул Ярбридж.

— Интересно, что ты имеешь в виду? — Бледные глаза У ил-кина сузились за линзами очков.

Холланд торопливо вклинился в их обмен репликами.

— Если бы у людей хватало терпения дождаться, пока воздух нагреется, им бы не пришлось кипятиться самим. — Он посмотрел на приборную панель и добавил: — Я понял намек. Включаю все обогреватели.

Его слова не дали разразиться пикировке. Так часто бывало — в разговор вступал третий, когда становилось ясно, что назревает серьезная ссора между двумя. Необычные условия жизни породили нетипичные нормы поведения; в частности, здесь воспринимали чужие ссоры как свои собственные.

Волей-неволей приходилось решать проблему совместного существования, действуя жестко, но вполне результативно. На Земле вскоре это окажется невозможным. Неведомый враг сделает задачу нахождения компромисса нерешаемой. Все будет подчинено диктату пустого желудка.

Обладание властью создает диковинную пустоту в той части мозга, которая принимает разумные решения. Есть один урок, который власти нипочем не смогут усвоить, — что тайное рано или поздно станет явным. Чем настойчивее запихивают правду в колодец, тем с большим шумом она вырвется наружу.

К концу недели власти продолжали хранить молчание, но семерка обитателей Луны благодаря Ярбриджу и сотне других радиолюбителей знала, что Айова находится на военном положении и на территорию штата можно проникнуть только по специальным пропускам. Также стало известно, что по согласованию с ООН частично мобилизованы бразильская и немецкая армии. Австралийское правительство проголосовало за предоставление военным неслыханных прав — Австралия оказалась на грани введения военного положения. На юге Китая происходили какие-то серьезные события, и туда стягивались войска.

Прошло еще два дня, и власти были вынуждены нарушить заговор молчания. Начался второй этап развития событий, все шло по плану тех, кто стоял за бомбардировкой Земли.

Ярбридж мог бы принять официальное сообщение от любой радиостанции, на любом известном языке. Но волею случая он поймал репортаж из Уилкс-Барре.

Прежде незнакомый феномен, возникший во владениях фермера Бартона Магийра, проживавшего в окрестностях Дубьюка, штат Айова, стал причиной появления фильтрующегося вируса, который необычайно ускорил разложение хлорофилла. Тот же вирус появился в Бразилии, Германии, центральной России, Пакистане и Родезии. Происхождение его было неизвестно.

— Ну, это утешает, — прокомментировал Ярбридж, когда диктор сделал небольшую паузу, — Я ожидал худшего.

— Да что ты говоришь! — фыркнул Уилкин.

Голос в наушниках продолжал:

— Инфекция распространяется контактным образом, ее переносят животные и птицы. Поэтому правительство запрещает любые перемещения домашнего скота на всех территориях. Собаки, кошки и другие домашние животные должны находиться под присмотром. Всякое домашнее животное, найденное без хозяев, будет уничтожено на месте без компенсации для его владельцев.

— Власти пошли на крутые меры, — задумчиво проговорил бурильщик. — Значит, есть веские причины — иначе люди не стали бы терпеть такие ограничения, — Он почесал подбородок и закончил: — Похоже, это очень серьезно.

— Заткнись и слушай, — приказал Ярбридж.

— В соответствии с законом от тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года о чрезвычайном положении правительство имеет право конфисковать любые владения в том случае, если они окажутся зараженными, и принять все необходимые меры для уничтожения вируса. Все граждане обязаны немедленно сообщать о появлении очагов инфекции через ближайшие почтовые отделения, полицейские участки и военные лагеря. Невыполнение данного распоряжения влечет штраф в размере одной тысячи американских долларов или один год лишения свободы.

— Ничего себе! — воскликнул бурильщик. — Да там, похоже, паника.

— Ш-ш-ш!

— Сообщаем для всеобщего сведения, как действует вирус, — продолжал голос. — Сначала обесцвечиваются зеленые листья, приобретая серый цвет. В течение сорока восьми часов они становятся сухими, хрупкими и рассыпаются в руках. Процесс распространяется от эпицентра по быстро расширяющемуся кругу, уничтожая растительную жизнь на огромных площадях. Внутренняя часть такой области перестает представлять опасность, поскольку вирус сохраняет активность только при наличии хлорофилла. Таким образом, опасной является граница распространения вируса. В ожидании прибытия экспертов следует сжигать растения всеми доступными средствами во всех местах, где происходит наступление инфекции. Департамент сельского хозяйства заверяет слушателей, что нет оснований для беспокойства и что предпринимаются все меры для ликвидации новой угрозы.

Уилкин, протирая очки, сказал:

— Из последней колыбельной песенки следуют две вещи. Во-первых, власти считают, что угроза достаточно серьезна. Во-вторых, они еще не нашли способа эффективной борьбы с ней.

— Обязательно найдут, — заверил всех Ярбридж.

— Ты так думаешь? — осведомился Уилкин.

— А тебе нравится считать, что у властей ничего не выйдет? — вмешался бурильщик, бросив на Уилкина свирепый взгляд.

— Я вижу мир таким, каков он есть, а не таким, каким я хочу его видеть, — холодно заявил Уилкин. — Мир моей мечты давно умер.

— Но настоящий мир еще жив. И будет жить.

— Первое утверждение является истинным, второе — гипотетическим.

Бурильщик сжал кулаки:

— Ну, когда собеседник начинает говорить десятидолларовые слова, я сдаюсь.

Он отошел в сторону, качая головой так, словно показывал: с идиотом разговаривать бесполезно. Уилкин закончил протирать очки, аккуратно водрузил их на нос и посмотрел на Холланда, словно приглашая к дискуссии. Холланд был и сам не прочь поговорить.

— Но об одном они ничего не сказали.

— О чем же?

— О скорости распространения.

— Да, — согласился Уилкин и переплел пальцы. — Об этом они умолчали.

— Может, забыли? — предположил Ярбридж. — Или посчитали, что это не так важно.

— Возможно, скорость — пять дюймов в месяц, — предположил Холланд. — Или двадцать миль в день.

— Только не надо меня пугать, — запротестовал Ярбридж.

— Если хочешь получить настоящую головную боль, — вмешался Уилкин, — перед сном обдумай все как следует. Убери хлорофилл и представь, что останется.

— А по мне, это все ерунда. Не собираюсь верить во всякие глупости.

— Счастливчик, — ухмыльнулся Уилкин. — Все умрут — ты один останешься. Последний человек в мире.

Ярбридж нахмурился и повернулся к Холланду:

— К чему он клонит?

— К тому, чего, я надеюсь, никогда не произойдет.

— Я мог бы и сам догадаться, — презрительно фыркнул Ярбридж.

— А может, и произойдет, — не сдавался Уилкин.

— Остаются еще океаны, полные рыбы, — напомнил Холланд.

— Какое счастье! — проворчал Уилкин, лег и закрыл глаза.

Ярбридж, который одним ухом продолжал слушать радио, с трудом вникал в перепалку Холланда и Уилкина, поэтому потребовал разъяснений:

— Слушайте, а при чем тут рыба? И вообще, о чем разговор?

Уилкин не потрудился ответить.

— Забудь, — сказал Холланд и направился к своей установке.

— Нет, еще пару лет это продлиться не сможет, — заговорил Ярбридж, ни к кому конкретно не обращаясь. — Человек сходит с ума за четыре месяца.

Он взял микрофон и без особого энтузиазма попытался связаться с приятелем по имени Джерри — безрезультатно.

Когда бур достиг отметки в тысячу футов, они устроили праздник. Но виски не произвело обычного действия. С тем же успехом можно было пировать возле покойника. Во-первых, им пришлось менять сверло. Во-вторых, события на Земле произвели на всех удручающее впечатление.

Они допили бутылку. Потом четверо трезвых и унылых бурильщиков пропели непристойную песню. Остальные выслушали с фальшивыми улыбками, в свою очередь рассказали по паре несмешных анекдотов. Праздник закончился, так по-настоящему и не начавшись — все разбрелись: кто работать, кто спать.

После этого они почти не разговаривали, но старались почаще оказываться возле передатчика или телескопа. Улыбки уже не появлялись на лицах. Атомный мотор негромко гудел, бур вращался. Опять настало время менять сверло, и опять бур вгрызся в нутро Луны. Возле базы накапливались образцы пород, но никто не интересовался, нет ли там бриллиантов. Решение сложной задачи превратилось в рутину, смысл которой никого больше не интересовал.

День проходил за днем. По радио объявили, что правительства Великобритании, Дании и Бельгии ввели сложную систему нормирования продуктов питания. Власти Соединенных Штатов взяли под контроль все запасы зерна и цены на хлеб. Канада последовала примеру США. В Аргентине миллион человек включился в адскую работу по созданию Огненного Занавеса. Украинская Республика протестовала по поводу нарушения ее суверенных прав, но причина не объяснялась.

Постепенно стало понятно, что повсюду вводится цензура. Однако островки правды продолжали возникать тут и там. Обитатели Луны сочли важным появление новых слов, придуманных под влиянием момента и попавших в новостные бюллетени.

«Сегодня утром в Милане произошла перестрелка, когда силами итальянской полиции был окружен склад и арестована банда живоглотов. Восемнадцать человек убиты, сорок сдались властям. Полиция потеряла шестерых».

«В Нью-Йорке муниципальные войска обезвредили отряд мясолеггеров. Англичане посадили в тюрьму предприимчивого джентльмена, получившего прозвище Рыгающий Барон. Немцы не пожелали отставать и совершили грандиозную облаву на Черный Лес, где возникла фабрика по производству пёсбургеров».

— Вы слышали? — воскликнул Ярбридж. — Интересно, как только этим ребятам сходят с рук такие дела?

— А им и не сходят, — ответил кто-то.

— Я хотел спросить, как они на этом делали деньги.

— В подходящее время, в подходящем месте деньги можно сделать даже на дохлых крысах, — высказался Уилкин.

— А я то ли слышал, то ли читал, — серьезно проговорил Холланд, — что во время осады Парижа вовсю ели крыс.

— Да угомонитесь вы! — сердито воскликнул Ярбридж. — Меня уже тошнит.

— Скажи спасибо, что ты не в Азии, где на площади в квадратную милю ютятся две-три тысячи человек, — посоветовал Уилкин. — Там бы тебе пришлось куда хуже. Или лучше — тут все зависит от твоих гастрономических пристрастий.

— О чем ты?

— О том, что мертвые питают живых.

Ярбридж стиснул челюсти. Свободный от работы бурильщик, как будто спавший до сего момента, открыл темный глаз и посмотрел на Уилкина. Обдумав услышанное, скатился со своего надувного матраса, неуклюже сел и заговорил низким раскатистым голосом:

— С меня хватит, четырехглазый коротышка! — Он ткнул большим пальцем в небо. — У меня там жена и трое детей. И без твоих шуток не сладко. Так что заткни свою поганую пасть.

— Я вовсе не шутил, — возразил Уилкин, протер очки и без страха посмотрел на здоровяка бурильщика. — Моя единственная дочь живет в Айове.

— Тогда ты и подавно не должен так себя вести. Не разжимай зубов, если хочешь сохранить их в целости и сохранности.

Подошел второй бурильщик и спросил, переводя взгляд с одного на другого:

— Что-то не так, Хэнк?

— Ничего особенного, Джо. Просто я собираюсь свернуть шею одному болтуну.

— И что это тебе даст?

— Удовлетворение, — сообщил Хэнк.

Джеймс Холланд успокаивающе сказал:

— У всех людей тревога проявляется по-разному. Кто-то переживает молча. Некоторые выпускают пары; другие надеются на лучшее; третьи всегда ожидают худшего.

— Ладно, — согласился Хэнк, — тогда переходи из четвертой группы в первую.

— Иными словами, я должен изменить себя по твоему образу и подобию. — Уилкин, продемонстрировав неожиданное мужество, поднялся на ноги и посмотрел в глаза Хэнку. — Но зачем это мне?

— Затем, дедуля, что у меня есть вот это. — Его противник показал бугристый кулак размером с половину окорока, — И я не люблю…

Уилкин разжал кулак и показал автоматический пистолет длиной в три дюйма.

— А у меня вот что есть — и мне тоже непросто угодить. — Он помолчал немного, спокойно глядя бледными глазами на

Хэнка, а потом закончил: — У нас здесь каждый говорит, что хочет. И ты не отнимешь это право. Ты меня понял, волосатый бездельник?!

Бурильщик оценивающе оглядел его с головы до ног, сплюнул, повернулся и зашагал к центральной части базы. Джо последовал за ним. Уилкин присел на баллон с кислородом.

— Ты был не прав, — сказал ему Холланд. — Он тревожится за свою семью, и это совершенно естественно. В подобной ситуации многие начинают нервничать.

— И я тоже, — ответил Уилкин.

— Послушайте, — насмешливо проговорил Ярбридж. — По-моему…

Он замолчал, когда Холланд ткнул его в бок.

— В любом случае здесь не стоит размахивать пистолетом, — проворчал Ярбридж.

— Теперь уже стоит! — заявил Уилкин.

Третий неизбежный этап начался, когда представитель Индии в ООН произнес длинную страстную речь, больше подходящую для конца тридцатых годов двадцатого века. И посвящена она была той же теме: иметь свою армию и чудовищное оружие или не иметь. Да и закончилась она аналогично — скрытой угрозой. Реакция была соответствующей: умиротворяющие речи и тайные приготовления.

Доктор Франциско, председатель ассамблеи, ловко переключил ее работу на обсуждение процедурных вопросов, чтобы избежать голосования по главной проблеме: перераспределения запасов пищи. Он не спускал глаз с тех представителей, у кого на родине ощущался серьезный дефицит продовольствия, — все они были готовы голосовать, как один человек. Его стараниями опасность полного раскола была предотвращена — на двадцать четыре часа. К концу этого срока Индия вышла из Организации Объединенных Наций. Китай последовал за Индией. Так же поступили страны, у которых не хватало продуктов питания для обеспечения собственных нужд.

Джо увидел первые вспышки на темной стороне Земли. Маленьким телескопом пользовались уже неохотно, но все-таки в него посматривали, когда приближался терминатор. Джо, наблюдая за приближением рассвета, заметил в темноте вспышку. А потом еще и еще.

Он тихо отошел от телескопа, растолкал Ярбриджа и прошептал:

— Я только что видел там свет.

— И что с того? Зачем разбудил?

— Раньше никто ничего подобного не видел на темной стороне Земли.

— Возможно, просто не обращали внимания. Постоянное наблюдение не велось, и тебе это известно.

— У меня плохие предчувствия. Вспышки были очень большими.

Ярбридж демонстративно захрапел.

Рядом зашевелился Холланд, проснулся, приподнялся на локте и спросил:

— Ну, что произошло?

— Я не знаю, — ответил Джо. — Хочу, чтобы наш лентяй послушал радио.

— А почему ты встревожился?

— Я только что видел три большие вспышки на темной стороне Земли.

— Метеоры, — предположил Холланд.

— Ты и правда так думаешь?

— Почему нет? — Он посмотрел на Джо. — Какие варианты?

— Атомные бомбы, — сказал Джо.

— Чепуха!

— Почему нет?

— Они не настолько спятили.

— Откуда тебе знать? — спросил Джо. — Нам известно только то, что передают по радио, а этого недостаточно.

— У тебя болезненное воображение.

— Вполне возможно, — упрямо покачал головой Джо, — но я видел то, что видел. Разве тебе не интересно?

— Нет.

Джо нахмурился:

— Почему?

— Потому что я проглотил пилюлю, которую тебе еще только предстоит проглотить. Рано или поздно это случится, хочется тебе этого или нет.

— Ты о чем?

— О том, что я уже понял: мы ничего не можем сделать. Совершенно ничего!

Джо немного подумал и со вздохом согласился:

— Да, ты прав. Пока не прилетит корабль, мы в ловушке. Остается только сидеть и наблюдать. И грызть ногти…

Уилкин поднял голову и раздраженно сказал:

— Тогда грызи их в другом месте. Меня все это не касается. Может быть, тебе спать не нужно, а мне сон необходим.

— Земля умирает, — проигнорировал Джо слова Уилкина. — Буровые вышки законсервированы, поля горят — и тебя это не касается. Технари! Яйцеголовые! Вас это не касается!

— Поспи и ты, Джо, — посоветовал Холланд. — Несколько вспышек в телескопе еще не означают конец света.

— Ладно. — Джо повернулся, чтобы уйти, но потом добавил со странной убежденностью: — Но пусть этот сонный болван послушает свой ящик до завтрака — и тогда узнаем, кто прав, а кто ошибается.

Ярбридж между тем уже храпел по-настоящему.

Лежа на спине, Джеймс Холланд смотрел на звезды, которые были хорошо видны сквозь прозрачный конический колпак базы. Голубая подмигивала ему, расположившись у края антенны. Через некоторое время он закрыл глаза, но сон не шел. В голове без конца повторялась одна и та же фраза: «Мы ничего не можем сделать, мы ничего не можем сделать».

Он решил, что все равно не заснуть, скатился с матраса, осторожно прошел между спящими к телескопу и долго смотрел на Землю.

А эфир был полон голосов, мелодичных и гортанных, упрямых и истерических. Не обращая внимания на крики людей на незнакомых языках, Ярбридж нашел анонимную англоязычную радиостанцию.

— Лица, относящиеся к первой из вышеперечисленных категорий, должны явиться на призывные пункты сегодня до в шести часов вечера, вторая категория — завтра, третья — послезавтра. Каждый зрячий гражданин, не имеющей справки об умственной неполноценности, будет арестован, если не явится на призывной пункт вовремя. Говорит Федеральная служба информации. Передача ведется на всех волнах…

— Ничего себе! — воскликнул Ярбридж. — Похоже, они работают на всей территории страны, от побережья до побережья!..

Он смолк, а далекий голос продолжал:

— Крупные соединения вооруженных сил Индии и Китая вчера в полдень пересекли границы своих государств, пытаясь завладеть рисовыми плантациями Бирмы, а также пшеничными полями центральной России, куда еще не добрался вирус. Слухи о том, что Германия намерена аннексировать украинское Черноземье, в Берлине всячески опровергают. Итальянцы с негодованием отвергли обвинения французов в том, что якобы войска Италии собираются оккупировать незаряженные территории на юго-востоке Франции. Учитывая серьезность ситуации, президент объявил о введении чрезвычайного положения и взял на себя соответствующие полномочия. В полночь он выступил с речью, в которой подчеркнул, что пришло время…

Диктор замолчал. С минуту члены лунной экспедиции ждали возобновления передачи, но приемник молчал. Исчез даже шум помех.

Ярбридж повернулся к остальным и заявил:

— Война без объявления.

— Я мог это сказать несколько часов назад, — заметил Джо.

— А я мог бы поставить на такой исход пару недель назад, — перещеголял его Уилкин.

— Сколько прошло времени с того момента, как замечен вирус? — поинтересовался бурильщик.

Полистав свой журнал, Ярбридж ответил:

— Сорок семь дней.

— А сколько осталось до прибытия корабля?

— Тридцать два.

— Как думаете, он прилетит?

Этот вопрос потряс всех.

Ярбридж нервно провел рукой по растрепанным волосам.

— Почему нет?

— Корабль — это вам не мыслящая машина из фантастических рассказов, — объяснил бурильщик. — Кто-то должен отдать приказ, а кто-то его должен исполнить.

— Ну и что мешает?

— А если власти слишком заняты и им не до нас?

— Это исключено…

— Или корабль уничтожен?

— На Земле два корабля для снабжения лунной экспедиции, — напомнил Ярбридж.

— Ну и что? Идет война. Корабли стоят бок о бок — если взорвать один, то и второму конец.

— Ну, их не так просто взорвать, — возразил Холланд. — Стартовая площадка очень хорошо охраняется.

— Ну да — после полувека мирной жизни? Даже в те времена, когда велись войны, защита была недостаточной.

— Почему бы нам не запросить космопорт, чтобы подтвердили время прибытия? — вмешался Джо.

Ярбридж, который мрачно смотрел на приемник, ничего не ответил.

— Да что на тебя нашло? — У Джо на лице появилось подозрительное выражение. — Твоя работа — поддерживать связь с Землей. Как насчет того, чтобы связаться с космопортом?

— Я могу попытаться, — ответил Ярбридж.

— Попытаться? Что ты хочешь сказать? — Джо оглядел остальных, а потом добавил: — Когда ты в последний раз выходил на связь с космопортом?

— Девять дней назад.

— И больше не пробовал?

— Много раз. Никакого ответа.

— Никакого ответа, — эхом отозвался Джо.

Он сглотнул, опустил голову, но так и не нашел, что сказать.

Уилкин не сводил с него цепкого взгляда.

— И ты ничего нам не сказал, — вмешался в разговор другой бурильщик. Он не скрывал раздражения. — Эти заносчивые механики знали, что мы отрезаны от Земли, но помалкивали. Мы слишком темные — все равно ничего не поймем. Бурильщики, что с нас взять?

— Не стоит разделять экспедицию по профессиональному признаку только из-за того, что вас четверо и вы бурильщики, — вмешался Холланд. — Мы все оказались в трудной ситуации. Люди в порту наверняка заняты более серьезными проблемами. Мы не раз по целой неделе не выходили с ними на связь.

— Но они всегда были на месте, когда мы вызывали Землю, — возразил бурильщик.

— Радиоаппаратура может давать сбои, — не слишком уверенно сказал Ярбридж. — Возможно, у них возникли какие-то неполадки.

— Я всегда считал, что у таких умных парней не бывает неполадок.

— Я тоже об этом мечтаю! — искренне произнес Холланд.

Он потер веснушчатый подбородок и посмотрел на атомный мотор.

Остальные проследили за его взглядом и замолчали. Они прекрасно понимали, что он имеет в виду. Реактор и генератор обеспечивали их светом, не говоря уже об энергии для бурильной установки, рации и плите, без которых не обойтись. А также не обойтись без обогревателей, расположенных по периметру базы. Не будет тепла — экспедиция не переживет холодных лунных ночей. Ну, и кислород, который добывается при помощи электролиза из льда, залегающего на глубине восемьдесят футов, жизненно необходим. Встревоженный бурильщик спросил:

— Сколько у нас топлива?

— Ты имеешь в виду окись тория?

— Да?

— Хватит на пару лет.

— Значит, нужно только поддерживать в рабочем состоянии реактор, и у нас все будет в порядке?

— Да, — спокойно ответил Холланд.

Бурильщик оглядел его с головы до ног, словно пытался понять, не шутит ли он. Потом пожал плечами и отправился к бурильной установке.

Ярбридж взял микрофон.

— Ярбридж вызывает Носитель-Один. Носитель-Один! Как слышишь? Прием!

Он понапрасну тратил силы.

В последующие дни члены экспедиции косились на рацию с нескрываемым скептицизмом, хотя им ужасно хотелось ее послушать. Тысяча друзей Ярбриджа сократилась до дюжины, остальных призвали на воинскую службу.

Но и эти немногие мало что рассказывали — и вовсе не потому, что им было нечем поделиться. Они боялись. Использование вертикальных антенн было запрещено, все переговоры записывались. Сеансы радиосвязи получались очень короткими — собеседники Ярбриджа не хотели выдать какую-нибудь важную информацию врагу.

Однажды Ярбридж сказал Холланду:

— Все очень плохо. Даже если удается войти в контакт с Джорджем из Мемфиса или Жюлем из Тулузы, они даже не смогут ответить, идет ли у них дождь, поскольку враг за линией фронта воспользуется этой информацией.

— Если только у них есть линия фронта, — задумчиво проговорил Холланд. — Твои приятели ни разу не обмолвились о том, кто с кем воюет.

— Все со всеми, — предположил подошедший к ним Уилкин. — А чего еще можно было ждать?

— А когда они решаются что-то сказать, удается получить меньше половины сообщения, — продолжал Ярбридж. — Вот послушайте.

Он увеличил громкость и поймал едва слышный голос англичанина:

— …Еще несколько беспилотных самолетов сбиты над Лондоном минувшей ночью. На остальной территории страны…

Выключив приемник, Ярбридж сказал:

— Вот вам пример. Он говорит, сколько сбито самолетов. Но не сказал, кем они посланы. Даже не упомянул о том, что произошло с бомбами, сброшенными с этих самолетов, и о причиненном ущербе.

— Конечно не сказал, — вклинился в разговор Уилкин. — Удивляюсь, что он вообще говорит. Но и это скоро закончится.

— Почему?

— Свет гаснет по всему миру. Неужели ты стал бы стараться ради застрявшей на Луне горстки людей?

— А кто сказал, что мы не имеем значения? — агрессивно осведомился подошедший Хэнк.

— Я сказал, — ответил Уилкин. — С каких это пор сидящих в партере интересуют те, кому достались только стоячие места на галерке?

— Долго это продолжаться не может, — решил Хэнк. — Оружие не то. Полвека назад были сверхзвуковые ракеты и приборы точного наведения. А в наши дни их попросту не осталось. Обычные пушечные снаряды.

— Откуда ты знаешь? — осведомился Уилкин.

— Да это всему миру известно.

— Неужели? — Уилкин криво улыбнулся. — Жаль, что мы не можем спросить у всего мира.

Хэнк нахмурился, шагнул к рации и хрипло сказал Ярбриджу:

— Важны мы для них или нет, но я хочу знать, что случилось с нашими женами и детьми. Почему в космопорту никто не…

Это была уловка — как только Хэнк оказался рядом с Уилки-ном, он ударил здоровенным кулаком в лицо. Уилкин отлетел в одну сторону, а очки в другую. Все произошло стремительно — Хэнк оказался верхом на своей жертве и обыскал ее карманы прежде, чем остальные успели вмешаться. Тяжело дыша, Хэнк выпрямился, держа в руке маленький пистолет.

— Никогда не любил ехидных умников с пистолетами. — Он вызывающе посмотрел на остальных, а Уилкин принялся осторожно ощупывать лицо. Хэнк повернулся к Ярбриджу. — Ладно, толстяк, давай, свяжись к космопортом.

— Как?

— Он меня спрашивает, как! — Хэнк сильно толкнул Ярбриджа в плечо. — Ты и сам знаешь как. Так что давай делай свое дело — и побыстрее!

Ярбридж молча повиновался, а потом сказал:

— Ну, вот, пожалуйста. Я могу их вызывать, пока язык изо рта не вывалится. А теперь посмотрим — может, у тебя лучше выйдет.

— А почем я знаю, что ты и правда вызываешь порт? — кивнул на рацию Хэнк. — Или вообще с кем-то пробуешь связаться?

— А почем я знаю, когда пора менять сверло? — спросил Ярбридж.

— Только не надо со мной шутить! На лбу у Хэнка запульсировала жилка. — Если через месяц простоя у меня сломается бур, то я…

— Ты не сделаешь ничего, что нам не понравится, — вмешался Холланд. — И будет лучше, если ты отдашь мне пистолет.

— Ты что, спятил?

— Еще нет.

— Я тоже пока в своем уме, — заверил его Хэнк. — Так что можешь пойти погулять.

— Благодарю, — ответил Холланд. — Я так и сделаю, — Он засунул руки в карманы и удалился, насвистывая.

Через тридцать секунд буровая установка смолкла. Погас свет, если не считать тусклого сияния звезд, которое пробивалось сквозь прозрачный колпак. По трубам перестал подаваться кислород.

Хэнк, точно разъяренный бык, помчался к силовой установке.

— Запускай реактор! — заорал он, размахивая пистолетом.

— Извини, приятель, не могу.

— Я сказал, включай!

— Сам попробуй.

Хэнк осматривал реактор со всех сторон, пытаясь понять, как к нему подступиться. Пару раз он клал руку на рычаг, тумблер или кнопку, но так и не решился ничего предпринять. Хэнк явно побаивался столь сложной машины.

— Это твоя работа, а не моя. — Он вновь взмахнул пистолетом. — Так работай!

— Я объявляю забастовку, — заявил Холланд. — Мой профсоюз принял соответствующее решение.

— Если не будешь делать то, что я тебе скажу, Прыщавая Рожа, — башку прострелю!

— Ну-ну, — задумчиво проговорил Холланд, — сомневаюсь, что от этого заработает реактор.

К этому времени подошли остальные бурильщики, и один из них спросил:

— В чем дело? Зачем ты вырубил реактор?

— Пытается показать, кто здесь главный, — прорычал Хэнк. — А я не собираюсь терпеть мальчишеские выходки.

— Ну, сейчас мы его быстро вразумим, — поддержал приятеля Джо и принялся закатывать рукава.

— Это займет пару минут, — заметил Холланд.

— И что с того?

— На пару минут сократится оставшееся вам время.

Джо торопливо шагнул вперед:

— И что с того?

С важным видом посмотрев на генератор, который мог бездействовать еще миллион лет, Холланд посоветовал:

— Подождите и увидите.

— Отдай ему пистолет, Хэнк, — нервно попросил Джо.

— Ну давай, не тяни, — присоединились остальные бурильщики — они испугались не на шутку.

— А я думаю, что он врет, — упрямо заявил Хэнк. — Хочет обвести нас вокруг пальца. Он бы не стоял так спокойно, если бы что-то могло произойти.

— Ну-ну, давайте подождем. — Холланд нарочито посмотрел на часы. — Могу спорить, что ваши нервы не выдержат раньше, чем мои. — Он вынул из кармана платок и вытер лоб, не сводя глаз с циферблата.

Это возымело действие. Бурильщик, стоявший рядом с Хэнком, не выдержал и схватился за пистолет. Но Хэнк заупрямился и с проклятиями вцепился в него второй рукой. Оставшиеся двое бурильщиков, не обращая внимания на ругань приятеля, присоединились к схватке. Пистолет выстрелил, пуля ударила в землю возле ног Хэнка. Наконец тот выпустил оружие, и один из товарищей швырнул его Холланду, который изо всех сил изображал озабоченность.

— Включай реактор! Ради бога, не тяни!

Борьба прекратилась, и взгляды всей четверки с надеждой устремились на Холланда. Он проделал все необходимые манипуляции, добавив к ним дюжину лишних движений. Бурильщики не успевали следить за его действиями. Генератор загудел. Через мгновение загорелся свет. Возобновилась циркуляция воздуха.

— Ах ты здоровенный, но безмозглый наркоман! — рявкнул один из бурильщиков, обращаясь к Хэнку. — Почему не оставишь их в покое? Неужели нам без тебя не хватает проблем?

Трое мастеров вернулись к бурильной установке. Некоторое время Хэнк молча смотрел на свои сжимающиеся и разжимающиеся кулаки, потом бросил на Холланда подозрительный взгляд и последовал за коллегами.

Холланд подошел к своему спальному месту, взял шлем и проверил давление в кислородном баллоне. Затем надел шлем и пустил кислород в скафандр. Уилкин возился с разбитой губой, а Ярбридж молча наблюдал за ним. Холланд выбрался через шлюз наружу, отошел подальше от базы, оставляя за собой след в лунной пыли, потом остановился, поднял пистолет и быстро расстрелял все патроны. И закинул оружие подальше.

Вернувшись, он снял шлем, аккуратно положил его на место и лег на матрас. Его взгляд обратился к прозрачному колпаку, за которым сияли звезды. Уилкин продолжал молчать.

Через некоторое время Ярбридж сказал:

— Уж не знаю, хватило бы у меня смелости провернуть такую штуку.

— Я уже дважды проделывал что-то похожее, — отозвался Холланд. — Несколько лет назад понял, что бывают обстоятельства, когда необходимо позаботиться о самозащите. И одна вещь оказывается исключительно полезной.

— Какая?

— Невежество твоего врага.

— А если враг не такой уж невежда?

— Тогда, считай, тебе не повезло. — Холланд улыбнулся и добавил: — Но нельзя же знать всего на свете. Вот ты, Ярбридж, легко бы обманул меня, если бы речь пошла о радиопередатчике.

— Пожалуй, — согласился Ярбридж, которому и в голову не приходила такая мысль.

И он тут же стал придумывать подходящий трюк.

Недели складывались в месяцы, ситуация ухудшалась, и парочка заготовок могла оказаться не лишней. Бывают ситуации, когда знание техники и быстрый ум спасают жизнь.

Корабль не прилетел ни в назначенный день, ни через две недели. Членам экспедиции потребовалось еще две недели, чтобы прийти к общему мнению: корабля не будет.

Эту жуткую догадку подтверждала Земля. При помощи телескопа удалось заметить, что на поверхности Земли появились обширные жуткие пятна неизвестного происхождения. И оставалось лишь домысливать то, что не могли увидеть глаза.

Ночь за ночью, день за днем на Земле наблюдались вспышки, а потом и они прекратились.

Ярбриджу удавалось ловить голоса лишь семи станций во всем диапазоне длинных, средних, коротких и ультракоротких волн. Это были невнятные шифрованные передачи. Через неделю их осталось четыре. Прошло еще десять дней — и в эфир вышла лишь одна станция. А потом и ее передачи прекратились. Земля продолжала перемещаться по своей орбите, и теперь на темной стороне не было заметно ни постоянных огней, ни мгновенных вспышек.

Члены экспедиции решили проверить запасы продовольствия. На базу был доставлен полный рацион для семи человек на двадцать месяцев — почти треть этого срока уже прошла. Если уменьшить потребление до минимума, запасов хватит на шестнадцать месяцев.

Теперь каждый держал свое мнение при себе. Все знали: если один умрет, остальным будет лучше; тогда они смогут продержаться восемнадцать или девятнадцать месяцев. А три смерти позволят четверым прожить до тех пор, пока не остановится реактор — и даже больше, если получится.

Ситуация ужасно действовала на психику. Невыносимо сознавать, что ты теперь не ценнейший специалист, а просто рот, уничтожающий продовольствие.

И вот бурильщики решили остановить работу, чтобы сократить потребление энергии и сохранить драгоценные запасы топлива. Холланд не сказал им, что скорость распада радиоактивного вещества не зависит от его количества. Процесс нельзя замедлить или ускорить. Отказ от работы ничего не менял.

Однажды, когда они остались наедине, Джо сказал Холланду:'

— Я тут пораскинул мозгами…

— Полезное занятие, — одобрительно кивнул Холланд.

— …а что, если реактор сломается?

— Тогда мне придется его починить.

— То-то и оно… — Джо посмотрел по сторонам, чтобы убедиться, что их никто не слышит. — Положение хуже некуда. Если с тобой что-нибудь случится, нам конец.

— Да, и это мне очень нравится, — усмехнулся Холланд.

— А мне — нет, — сердито заявил Джо. — Если ты вдруг заболеешь, мы погибнем.

— Совершенно верно. Поэтому я постараюсь не болеть. — Он проницательно посмотрел на Джо. — Думаю, стоит приберечь немного виски на крайний случай. Если учесть, с какой быстротой оно испаряется из закрытых бутылок, очень скоро ничего не останется.

— Это не я виски ворую, — заявил Джо.

— Конечно не ты, — подтвердил Холланд.

Джо, насупившись, продолжал:

— Вот что я хочу сказать: ты должен научить кого-нибудь обращаться с твоей машиной. Одного оператора недостаточно.

— Тебя, что ли, научить?

— Почему бы и нет? Я вполне обучаем.

— Не сомневаюсь, — хмыкнул Холланд.

— Ну так покажи кому-нибудь, как она работает.

— Я могу об этом пожалеть — если можно о чем-то пожалеть, Умерев спящим.

— Что ты имеешь в виду?

— Если ты действительно раскидывал мозгами, то должен прекрасно понимать, что я имею в виду.

— Ну, ты умник! — Джо пришел в ярость.

— Станешь тут умником, — парировал Холланд. — Пока чинить реактор способен только я, это лучшая страховка от несчастного случая.

Кипя негодованием, Джо удалился, и к Холланду подошел Ярбридж.

— Что ты ему сказал? На нем просто лица нет.

— Он претендовал на должность помощника оператора атомной электростанции. Я отклонил его предложение.

— Ты ему сказал, что уже учишь меня?

— Нет. — Холланд немного подумал и объяснил: — Мы трое с самого начала имели высокую квалификацию, а четверка бурильщиков — птицы совсем другого полета. Все они знают, что в каждый момент времени делает другой и зачем. И они понимают друг друга так, как не могут понимать нас. У нас другое восприятие мира, другие задачи, недоступные их разуму. Люди не любят тех, чье поведение для них загадка.

— Если наша команда расколется, это случится по их инициативе, — заметил Ярбридж.

— Да, но вряд ли можно будет их за это осуждать. В некотором смысле раскол такое же естественное явление, как восход солнца. Но приближать его не стоит. Потому-то я и не сказал Джо, что взял тебя в ученики.

Ярбридж кивнул на ящики с продовольствием:

— Боюсь, раскол обязательно произойдет, когда большая часть наших запасов будет съедена. Рано или поздно здесь случится то же, что и на Земле.

— Пока есть жизнь, надежда остается, — ответил Холланд.

— На что? На чудо?

— На корабль.

— Это и будет чудом, — мрачно проговорил Ярбридж.

Он ошибался. Наступит время, когда на Луну прилетит корабль — и без всякой помощи сверхъестественных сил.

Прошло десять месяцев с тех пор, как по радио прозвучало сообщение о вирусе — члены экспедиции уже почти забыли о его появлении на Земле. Дальнейшие события оказались куда более драматичными для них. Запас продовольствия уменьшился почти вдвое. Бур остановился, пройдя чуть меньше двух тысяч футов; все механизмы покрылись толстым слоем пыли. Однако атомный реактор исправно работал, свет горел, а многочисленные обогреватели защищали обитателей базы от ужасного холода— минус 150 по Цельсию. Лунный лед продолжал делиться кислородом, и люди получали свежий воздух. Рация оставалась в рабочем состоянии, но ее не включали уже несколько недель.

Четыре спальных места находились на одной стороне базы, три — на противоположной. Размежевание было вполне символическим — никто из членов экспедиции не хотел стать причиной кризиса, поскольку все понимали, как трудно будет его остановить. Тем не менее все знали, что может наступить время, когда кто-то будет умирать от голода, а другой — равнодушно наблюдать за его мучениями.

Они слонялись без дела, четверо с одной стороны, трое с другой, и каждый пытался придумать, что бы такое сделать. Ощущая свой возраст, физическую слабость и тяжесть положения, Уилкин отчаянно сожалел об утраченном пистолете. Хэнк скучал по жене и детям, но отказывался говорить о своих чувствах. А Ярбриджу ужасно не хватало голосов в эфире. Перед мысленным взором Холланда стояла двухгаллоновая банка с холодным — да пусть бы и теплым — ананасовым соком.

И вдруг прилетел корабль.

Он с ревом пронесся у них над головами, а потом вернулся. Рев стих. Колпак слегка задрожал, когда огромная масса опустилась на лунную поверхность рядом с базой.

Хэнк стоял неподвижно, по лбу сбегали капельки пота. У него был вид безумца. Остальные вскочили на ноги, пытаясь найти визуальное подтверждение того, о чем сообщил им слух.

— Корабль! — с недоумением сказал Ярбридж. — Так реветь может только корабль!

— В прошлый раз звук был совсем не таким, — заметил Уилкин, не желавший делать преждевременных выводов. Он принялся ощупывать карманы, словно что-то искал, не думая о том. — Возможно, это другой корабль.

— Мне тоже так показалось, — подтвердил его подозрения Джо. — Этот побольше и побыстрее.

— Выйду, посмотрю, — сказал Холланд.

Но прежде чем он успел пристегнуть шлем, со стороны шлюза донесся стук. Холланд бросил шлем на матрас и подошел к шлюзу, шесть пар глаз следили за каждым его движением.

Трое вошедших не были людьми.

Серая форма, сизая кожа без единого волоска — инопланетяне вошли словно соседи, которым понадобилось одолжить косилку. У них было по две руки и по две ноги, состоящих, как показалось землянам, из сухожилий и хрящей, а не из мышц и костей, да и суставов заметно не было. На руке — шесть пальцев, тоже без суставов.

Если забыть об этих деталях, пришельцы походили на людей. Рты выглядели почти естественно, а уши формой и вовсе не отли-

чались от человеческих, разве что были чуть побольше. Все трое были на несколько дюймов выше Холланда, самого высокого из землян. Все трое были совершенно лысыми и не носили головных уборов.

Первым заговорил Уилкин. Он смотрел поверх очков, словно сомневался, не являются ли пришельцы оптической иллюзией.

— Кто вы? — спросил он.

— Не имеет значения, — отозвался тот, кто стоял впереди своих соплеменников. — Не так ли?

— А где вы научились говорить по-английски? — вмешался Холланд, ожидавший, что придется объясняться при помощи жестов.

Он ущипнул себя за руку, чтобы убедиться в том, что происходящее — не кошмар.

— На вашей планете, естественно. Где еще мы могли выучить английский?

— Вы можете вернуть нас домой? — поинтересовался Хэнк, отбросивший все сомнения ради достижения одной цели.

— Именно для этого мы сюда и прилетели. — Инопланетянин огляделся по сторонам без малейшего любопытства, но отмечая все детали. — Мы намерены стартовать без промедления. Вы сделаете все, что необходимо перед отлетом, и как можно быстрее.

Это прозвучало не как требование или приказ. Это была констатация факта, без малейших признаков вежливости или нажима. Создавалось впечатление, что инопланетянин не привык спрашивать или уговаривать, он просто изъявляет свою волю и ждет повиновения. Нечеловеческий разум, начисто лишенный эмоций, интересующийся лишь холодными фактами.

Сборы прошли быстро. Людям хотелось задать множество вопросов, которые, впрочем, радость нежданного спасения отодвинула на задний план. Им и в голову не пришло отнестись к пришельцам как к врагам или проявить враждебность. Да и что они знали о пришельцах? Марсиане — или кто они там — появились очень своевременно.

Каждый взял свои личные вещи и надел шлем. Люди последовали за тройкой пришельцев. Последним вышел Холланд, выключивший реактор. Они прошли через шлюз корабля, втрое большего, чем тот, который доставил их на Луну. Их отвели в большую каюту и оставили одних. Корабль тут же стартовал и направился к Земле.

Люди мало разговаривали в пути. Шок от контакта с инопланетянами и думы о том, что предстоит увидеть на Земле, заставили всех хранить молчание до самой посадки. Полет занял четырнадцать часов, почти в два раза меньше, чем путь на Луну почти год назад.

И вот в каюту вошел инопланетянин — все они казались людям одинаковыми — и сказал:

— Мы приземлились, можете покинуть корабль. Следуйте за мной. — Он вывел их на длинный трап и жестом дал понять, что они должны идти вперед, — В лагере вы найдете все необходимое. Когда понадобитесь, мы вызовем вас.

Люди сошли по трапу на голую бурую землю и остановились, чтобы осмотреться. Впереди виднелись многочисленные бараки, какие бывают в армейских лагерях. Слева — окраина средней величины города. За кораблем вдалеке высились горы, справа текла речка.

— Куда мы прилетели? — Ярбридж заметил, что инопланетянин остался с ними. — Кто-нибудь узнает это место?

— Можно спросить, — Закинув рюкзак за плечи, Холланд зашагал вперед. — Языки ведь у нас не отсохли.

Хэнк оказался рядом с ним, прошлые разногласия были забыты.

— Что этот парень имел в виду, когда сказал, что нас позовут? Неужели думает, что мы будем стоять тут на четвереньках и ждать хозяйского свистка?

Холланд пожал плечами и ничего не ответил.

— Если так, то он будет очень сильно разочарован, — продолжал Хэнк, — Я очень благодарен за спасение, вовсе не собираюсь ждать торжественной церемонии, чтобы сказать спасибо. Домой пойду, и сейчас же! Какой смысл торчать в лагере?

— Для того чтобы узнать, в какую сторону идти, нужно сначала выяснить, где ты находишься.

— А если ты находишься в тысяче миль от своих родных мест? — добавил Ярбридж, — Глупо надеяться, что мы приземлились на заднем дворе твоего дома — инопланетяне могли выбрать любое место на земном шаре.

— Да пусть мой дом хоть в полумиллионе миль! Я туда доберусь, даже если придется ползти. У меня жена и дети.

— А у меня дочь, — тихо сказал Уилкин, — И я сомневаюсь, что когда-нибудь ее увижу.

— Заткнись, страдалец! — прорычал Хэнк.

Они вошли в первый же барак. Там оказалось сорок китайцев, мужчин и женщин, которые посмотрели на них совершенно равнодушно. Тогда они пошли в следующий барак, где увидели людей самых разных рас, в том числе и негра с костью в носу.

— Кто-нибудь говорит по-английски? — спросил Холланд.

Из глубины барака вышел старик. У него были длинная спутанная борода и горящие, но слезящиеся глаза.

— Я говорю, сын мой.

— Что здесь происходит?

— Что происходит? — В тот же миг лицо старика прояснилось. — О сын мой, ты созрел для просветления?

— Да, — кивнул Холланд. — Вроде того.

— Тебе повезло, — сообщил ему старик, схватив за рукав. — Ты пришел в нужное место и обратился к нужному человеку. Я имел счастье спасти мир. Я спас его, стоя на коленях, — я, грешник, плакавший у врат рая. Я молился, когда город рушился, кричали дети и умирали люди, не познавшие раскаяния. — Он еще крепче вцепился в руку Холланда, а глаза зажглись безумным огнем, — Мой голос был услышан, и с неба пришла помощь. Внемли, сын мой, если ты не чужд добродетели…

— Извини, отец, в другой раз. — Холланд ловко высвободился из цепких рук.

Старик продолжал что-то бубнить себе в бороду, а они пошли к третьему бараку. У двери стоял крупный мускулистый мужчина, который ждал, пока они приблизятся.

— Еще одна экспедиция? — сипло проговорил он. — И где вас нашли?

— На Луне, — ответил Холланд.

— Неужели? — Здоровяк пристально оглядел членов лунной экспедиции, а потом добавил: — Некоторые не понимают своего счастья. И почему вы там не остались?

— А ты бы остался?

— Ха! Это уж точно! — Здоровяк сплюнул. — Если бы только не нашел способ сбросить Луну на толпу проклятых инопланетян, которые едва не покончили с человечеством.

Хэнк подошел к нему вплотную:

— А мне не кажется, что с человечеством покончено.

— Верно, — согласился мужчина, оценивающе оглядев Хэнка. — Всех, кто остался, собрали в этом лагере. Нас шестьдесят тысяч. Больше никого, если не считать небольших групп вроде вашей, которых время от времени сюда доставляют.

— Больше никого? — Хэнк не мог поверить своим ушам. — Ты хочешь сказать?..

— Мир пуст, если не считать нас. — Мужчина обвел рукой лагерь, — Это и есть человечество.

— Ты уверен? — спросил Ярбридж.

— Еще бы! Я здесь уже почти месяц. — Здоровяк еще раз оценивающе посмотрел на них и предложил: — Зовите меня Пастором. Я австралиец, хотя теперь это уже ничего не значит. Расположиться лучше в этом бараке, мы можем принять десять человек. Лучше это будете вы, чем какие-нибудь безмозглые дикари — даяки или готтентоты.

Члены лунной экспедиции вошли вслед за Пастором в барак. Вдоль стен стояли пружинные кровати с тумбочками и пирамиды для винтовок. Над дверью висела какая-то табличка с надписью на английском. Около тридцати человек, в основном белые, равнодушно смотрели на вновь прибывших. У одного из них было плоское лицо и стрижка эскимоса.

Бросив рюкзак на свободную кровать, Холланд поинтересовался:

— А где мы находимся?

— Это Кэйстоун, предместье Альберты, бывший поселок нефтяников. Ближайший город назывался Лесбридж.

— Назывался?

— Половину сровняли с землей, а другая — пуста.

Холланд уселся на койку, посмотрел на стену и рассеянно

отметил, что окна не мешало бы помыть. Через некоторое время он спросил:

— А откуда ты знаешь, что за этим стоят инопланетяне?

— Они сами сказали.

— Открыто хвастались?

— Не то чтобы хвастались, — неохотно признал Пастор. Казалось, ему хочется сплюнуть, как он только что сделал снаружи. — Их не мучает совесть, и они не торжествуют. Они говорят об уничтожении человечества как о свершившемся факте. Так мы говорим, что два плюс два будет четыре,

— Интересно… — пробормотал Холланд.

— Что именно?

— Зачем они здесь? Просто ради развлечения? Или решили воспользоваться выгодной для них ситуацией? Возможно, собирают остатки человечества здесь, для того чтобы их спасти?

— Ты думаешь, они на такое способны? — хмуро спросил Пастор.

— Все может быть.

— Ну, здесь лучше не рассуждать на подобные темы вслух.

— Это еще почему?

— Для вас на Луне все прошло сравнительно легко, хотя вы сами этого не понимаете. Вам не пришлось пережить то, что пережили мы. Собранные здесь люди очень сильно нервничают. Им не нравятся инопланетяне, и они не намерены вести себя по-дружески с тем, кто чужакам симпатизирует. — Пастор чуть наклонился вперед. — Здесь царит ненависть. Старая и лютая. Если принюхаться, можно уловить ее запах. Если присмотреться, можно ее увидеть.

— Тогда почему вы ничего не делаете? Вас шестьдесят тысяч против одного корабля! Да вы можете просто смести инопланетян!

— Люди перегорели, они теперь могут только ненавидеть, — ответил Пастор. — К тому же у инопланетян есть оружие, а у нас — нет. Пришельцы однажды победили нас — и если понадобится, сделают это снова.

— Ты о чем?

— Они сбросили вирус, который пожирает все зеленое со скоростью быстро идущего человека. Он уничтожил траву и растения, а все остальное погибло само. Только лежащие в земле зерна вирус не тронул. И теперь все возвращается, снова растет трава. Для победы уродам на резиновых ногах нужно всего-то навсего сбросить еще одну порцию яда. Новый урожай будет уничтожен, останутся лишь те зерна, которые не успели взойти. И тогда нам конец!

Один из обитателей барака добавил:

— К тому же какой смысл штурмовать корабль, если мы не в силах уничтожить их всех? У них целая флотилия небольших кораблей, которые облетают весь мир.

— И там, откуда они прилетели, полно других инопланетян, — заметил его сосед.

— Вы знаете, откуда они прилетели? — спросил Холланд у Пастора.

— Издалека. С какой-то звезды, у которой нет даже номера, не говоря уже об имени. Во всяком случае, так они говорят.

— Хм-м-м! — Холланд ненадолго задумался, а потом сказал: — Значит, они оказались очень далеко от дома. Я бы хотел побольше о них узнать.

— Ты еще многое о них узнаешь, пока тебе не придет конец, — обещал ему Пастор. — А я бы хотел их увидеть в седьмом круге ада!

Их вызвали на следующее утро. Появился инопланетянин, вооруженный лишь полнейшим равнодушием к злобным взглядам обитателей лагеря. Он переходил от барака к бараку до тех пор, пока не нашел семерку вернувшихся с Луны.

— Идите со мной.

— Да что он о себе возомнил… — ощетинился Хэнк.

Он не закончил фразы, потому что Холланд ткнул его локтем в бок:

— Давай не будем пока поднимать шума.

Инопланетянин стоял и смотрел на них голубыми, почти человеческими глазами. По его неподвижному лицу нельзя было понять, слышал ли он слова, которыми обменялись люди.

Первым зашагал Холланд, чуть приотстав — Ярбридж. Остальные после недолгих колебаний последовали за ними. Молча подошли к кораблю, поднялись на борт и оказались в каюте, где их поджидало еще четверо инопланетян.

Без всяких предисловий самый большой из пришельцев указал на Джо и спросил:

— Твоя профессия?

— Инженер-бурильщик, — ответил Джо, — эти трое тоже. — И он указал на своих приятелей.

— А что вы бурите?

Джо объяснил.

— Значит, вы все делаете одно и то же. — Инопланетянин обдумал слова Джо и повернулся к охраннику, который привел землян. — Эти люди должны заинтересовать Клаэта, ведь он геолог. Отведи их к нему.

Потом пришла очередь Ярбриджа. После того как он рассказал, что работал радистом, его отправили к инопланетянину по имени Игэт. Затем стали задавать вопросы Уилкину.

— Ага! — оживился инопланетянин. — Металлург. Это замечательно. Мордан надеялся, что среди вас окажется человек с такой профессией.

Уилкин мрачно последовал за охранником, его тусклые глаза угрюмо смотрели сквозь стекла очков. В каюте остался только Холланд.

— А ты?

— Оператор атомных реакторов.

— Нам непонятно, что это значит. Чем ты занимаешься?

— Обслуживанием атомных реакторов.

— А что такое атомный реактор?

Холланд почувствовал, как волосы на голове зашевелились, но заставил себя сохранить спокойствие.

— Это источник энергии контролируемого распада нестабильных элементов или химических веществ, содержащих нестабильные элементы.

— Ты имеешь в виду металлы?

— Некоторые редкие металлы и их окислы.

— Оставайся здесь, — заявил инопланетянин. — Я сам тобой займусь. — Он перешел на шипящий язык, обратившись к одному из своих спутников.

Тот ушел, но вскоре вернулся с кипой бумаг.

— Вот документы, которые ты просил, Дрхэн.

Дрхэн быстро их просмотрел, указал на цилиндрическую табуретку и сообщил Холланду:

— Ты будешь сидеть здесь.

Холланд устроился на табуретке, а Дрхэн некоторое время рассматривал его, явно пытаясь оценить интеллект землянина. Наконец сделал вывод:

— Это удача, что мы сняли тебя и твоих друзей с мертвого спутника. Вы все техники, а техники нам очень нужны.

— Зачем?

— Мы приобрели мир, полный непонятных вещей.

— В самом деле? — Холланд со значением посмотрел на сложную настенную приборную панель. — Вы намного опередили нас.

— Ты так считаешь?

— Ну, складывается именно такое впечатление.

— Я понимаю, — согласился Дрхэн. — Но видимость часто бывает обманчивой. Мы отстаем во многих областях науки. Этот корабль мы не смогли бы создать даже за несколько столетий. Его построили для нас другие. Своим стремительным прогрессом мы во многом обязаны иным народам. — Он не стал вдаваться в подробности, но ответил на главный невысказанный вопрос Холланда. — Они помогают строить корабли и управлять ими. А мы разрешаем им питаться.

— Вы разрешаете им?! — вскинул голову Холланд, чувствуя, как сжалось в груди сердце.

— Да. — Сизая физиономия ничего не выражала. — И хотя в некоторых аспектах мы отстали, в других продвинулись очень далеко. Как и все прочие расы, мы создали оружие, основанное на достижениях в тех областях знания, в которых мы преуспели. И оно чрезвычайно эффективно, как ты сам видел. Мы не убиваем людей. Нам достаточно уничтожить источник продовольствия, предоставив людям самоистребиться в борьбе за жалкие остатки. Мы заставляем противников воевать против самих себя.

— И это, конечно, избавляет вас от многих хлопот, — криво улыбнулся Холланд.

Если Дрхэн и заметил в словах землянина сарказм, то виду не подал, ответив таким тоном, словно констатировал очевидный факт:

— Отнимая пищу, отнимаешь жизнь. И этого вполне достаточно.

— Но зачем вы отняли пищу у нас? Что мы вам плохого сделали?

Вопрос не сочетался с логикой Дрхэна, поэтому ему пришлось довольно долго размышлять.

— Вы нам ничего не сделали. Зачем вы должны были что-то нам сделать? Да и как бы смогли? Нам понадобился ваш мир. Добром бы вы не отдали его, поэтому мы без предупреждения нанесли эффективный удар, ведь именно так легче всего добиться успеха. Неужели ты не видишь смысла в наших действиях?

— Вижу, — мрачно признал Холланд.

— В далеком прошлом, — продолжал Дрхэн, — мы отчаянно нуждались в новой планете, похожей на нашу, но ничего не могли сделать, пока не создали космические корабли, очень примитивные по сравнению с этим. Потом мы четыреста лет искали подходящую планету. Нашли и захватили. Прошло время, и нам потребовался новый мир. Миновал вдвое больший срок, прежде чем мы достигли успеха. Теперь нам необходима третья планета. Во Вселенной крайне мало пригодных для нас миров. Понадобилось почти две тысячи лет, чтобы обнаружить вашу планету.

— Две тысячи? Неужели вы живете так долго?

— Конечно нет. Просто в течение двух тысячелетий мы посылали одну экспедицию за другой, за это время сменилось множество поколений.

— А ваш народ знает, что вам удалось найти подходящую планету?

— Пока не знает. Кто-то из нас должен вернуться, чтобы принести соотечественникам радостную новость. У нас нет техники, способной посылать вести на такие огромные расстояния. Корабль должен прилететь назад, чтобы родина узнала о том, где находится ваш мир. — Умные глаза внимательно смотрели на Холланда, и в первый раз по губам инопланетянина скользнула улыбка. — С точки зрения вашего вида это самая важная информация — не сомневаюсь, ты думаешь именно так. И полагаешь, что если вам удастся не допустить возвращения корабля, то еще две тысячи лет мы не будем доставлять вам хлопот, не так ли?

— Была такая мысль, — не стал спорить Холланд.

— Вот почему я хочу, чтобы ты убедил самых беспокойных, — сказал Дрхэн. — Вас осталось слишком мало. И будет жаль, если не останется совсем.

— А кстати, почему вы не уничтожили всех? Вам ничего не стоит убить оставшихся людей.

— И потерять столь ценные для нас знания? — Дрхэн указал на кипы бумаг, лежащих на столе. — Мы провели тщательные исследования. И что обнаружили? Этот мир полон удивительных машин. Принцип действия некоторых из них понятен, о других мы имеем лишь смутное представление, а третьи и вовсе загадка для нас. Но они принадлежат нам по праву завоевателя. Это ценная добыча. Мы хотим разобраться с ней, научиться ею пользоваться. А как это сделать, не потратив лишнего времени? Только с помощью вас, пленников. Те, кто понимает, как работают эти машины, научат нас.

— А иначе?

— А иначе быть не может, — заверил его Дрхэн с полной уверенностью. — У нас большой опыт. У разумного существа воля к сопротивлению исчезает по мере того, как оно теряет силы от голода. Уж мы-то знаем. Видели не раз и не два.

— И вас не трогают чужие страдания?

Вновь Дрхэн надолго умолк, пытаясь понять вопрос, но так и не сумел найти подходящего ответа. С некоторой обидой он сказал:

— Я не понимаю. Все же очень просто: мы или вы. Слабый подчиняется сильному. Это же так естественно, а значит, правильно!

— А глупый подчиняется умному? — спросил Холланд.

— Это одно и то же. — Дрхэн быстро полистал лежащие перед ним на столе бумаги, его пальцы легко гнулись во все стороны, — У меня есть несколько докладов об огромных машинах, при которых не обнаружены источники топлива. Вероятно, это атомные устройства, о которых ты говорил?

— Очень может быть.

— Тогда твоя задача — рассказать, как они действуют.

Холланд послушно пустился в объяснения.

Пастор уселся на кровать, и пружины громко заскрипели.

— Они хотят воспользоваться твоими знаниями? — поинтересовался Пастор.

— Именно так, — ответил Ярбридж. — Инопланетяне кое-что знают о радио, но не дошли даже до модуляции частоты, не говоря уже о стереоскопическом телевидении и тому подобных вещах. Они еще в самом начале пути.

— И много ты им открыл?

— Немало. Но я не могу за один день рассказать все, что узнал за три года.

— Не рассказывай ничего, — приказал Пастор, стараясь говорить властно. — Выдавай бесполезную чепуху. Именно так делал я. Я отсиживался на северных территориях, имея тонну продовольствия в запасе, но меня обнаружил и подобрал один из их катеров. Тогда я даже не представлял себе, что происходит в других местах. В русле реки мне удалось найти иридий. Думаешь, я сообщил им об этом? Черта с два! Я их обманул. И ты поступай так же, если не хочешь, чтобы стало еще хуже!

— Это не так просто, — вмешался Джо. — Что я им скажу, если вдруг бур наткнется на залежи маленьких бронзовых Будд?

— А ты постарайся, чтобы этого не случилось. Бури там, где заведомо не может быть ничего полезного. Наводи тень на ясный день, городи всякую псевдонаучную чепуху. Заяви им, к примеру, что хочешь найти чистую воду с помощью лозы, и забуривайся до упора в каждом месте, где качнется ореховая хворостинка.

— По-твоему, они такие дураки? — осведомился Холланд.

— А по-твоему, нет?

— Я в этом не сомневаюсь.

— Ну, ясное дело! — даже не скрывая отвращения, сказал Пастор, которому Холланд с первого взгляда не понравился. Здоровяк огляделся — многие в бараке согласно кивали. — Могу спорить, что ты считаешь их намного умнее оставшихся в живых людей.

— Не считаю.

— Ага, теперь даешь обратный ход?

— Вовсе нет. Я лишь сказал, что не считаю их дураками.

— То есть дураки — это мы?

— Если взглянуть на нынешнее положение вещей, то такой вывод сам напрашивается, — ответил Холланд, — Но я с ним не согласен. Во всяком случае пока.

— Это ты здесь так говоришь, — выразительно покачал головой Пастор. — На корабле, небось, другие песенки поешь. Много ты им выболтал?

— А много можно выболтать за несколько часов?

— Кахсам! — багровея от злости, воскликнул Пастор.

Люди в бараке зароптали, поглядывая на Холланда. Все все до единого, кроме эскимоса, не понимавшего ни слова по-английски, сжимали кулаки.

— Что еще за Кахсам? — спросил Холланд.

— Я тебе расскажу. — Пастор встал и тяжелой походкой приблизился к кровати Холланда. — Так звали первого умника, которого они затащили к себе на борт. Профессор Кахсам, преподаватель иностранных языков из какого-то колледжа. Он две недели обучал инопланетян английскому и пришел в страшный восторг, поскольку они схватывали на лету. Этот ублюдок с огромной радостью помогал тем, кто наполнил его колледж трупами.

— А он знал об этом в тот момент?

— Заткнись и слушай! Он две недели занимался любимым делом и считал себя очень умным. Когда обучение закончилось, его поселили в одной из самых удобных квартир в городе и выдали сертификат на получение пищи без очереди.

— Ну что ж, неплохо, — сказал Холланд, укладываясь на кровать.

Все смотрели на него, не скрывая возмущения.

— Как только у нас появился шанс, мы разорвали его на куски, — со злобным удовлетворением сообщил Пастор. — А новые дружки профессора до сих пор его не хватились. — Облизнув толстые губы, он зловеще добавил: — С тех пор мы называем его именем всякого, кто сознательно и добровольно сотрудничает с врагом. «Кахсам» означает «предатель рода человеческого». Всякого изменника ждет такая же судьба.

— Меня она не прельщает, — признал Холланд, почесывая подбородок и внутренне улыбаясь.

Раздраженный его беззаботностью, Пастор продолжал:

— Я пригласил сюда вашу экспедицию, чтобы к нам не подселили кого похуже. И я не хочу раскаиваться в этом поступке, что непременно случится, если вы забудете о своем долге по отношению ко всем остальным. — Он помолчал, а потом зловеще добавил: — И говорю я это вовсе не ради красного словца.

После чего он вернулся на свою кровать, улегся и уставился в потолок. Другие молча смотрели на него, изредка бросая мрачные взгляды в сторону Холланда. Эскимос неподвижно глядел в пустоту, Уилкин задумчиво моргал, а четверо бурильщиков достали засаленную колоду карт.

Через некоторое время Холланд тяжело вздохнул и вышел из барака, чтобы подышать свежим воздухом и посмотреть на звезды. Через минуту к нему присоединился Ярбридж.

— Этот Пастор — прирожденный вожак, — прошептал радист.

— Я знаю.

— Он вполне свойский парень, пока ты не оскорбишь его чувства.

— Верно, брат, верно.

— Тогда зачем ты с ним ссоришься?

— Мне необходимы враги.

— Черт побери! — пробормотал Ярбридж. — У нас достаточно проблем и без новых врагов.

— Ну-ну, не стоит так расстраиваться, — посоветовал Холланд, похлопав его по спине. — Ведь это я Кахсам, а не ты.

— Не смешно, — заявил Ярбридж. — Эти ребята такие нервные, точно блохи на раскаленной плите, — и я не могу их винить. Они пережили страшную катастрофу, которая нас не коснулась, поскольку мы находились на Луне. Они сидят целыми днями в бараках. Заняться совершенно нечем, а сбежать нельзя — они просто умрут с голоду.

— Я никогда не жаловался на мозги, — напомнил Холланд.

— Тогда почему бы тебе ими не воспользоваться? Если и дальше будешь строить из себя предателя, то не успеешь добежать до корабля, когда толпа захочет тебя линчевать.

— Ты такой прозорливый, — вновь похлопал Холланд приятеля по спине. — Именно так и должно случиться, я об этом позабочусь.

Глядя на него в тусклом звездном свете, Ярбридж пробормотал:

— А я позабочусь о том, чтобы ты не попал в беду, хочешь ты этого или нет. В твое отсутствие скажу ребятам, что ты просто спятил.

Так Ярбридж и поступил, и на некоторое время это подействовало. Холланд каждый день уходил на корабль, а вечером возвращался в барак, где его встречали подозрительными взглядами. Его соседи с легкостью поверили Ярбриджу, поскольку не проходило дня, чтобы кто-нибудь из мужчин не сбегал в ближайший город или кто-нибудь из женщин не устраивал истерику. Нервы у всех были на пределе.

Десять дней Холланда считали потенциальным безумцем, а на одиннадцатый отношение к нему изменилось. В сумерках он вошел в барак, сел на край своей койки и сказал Ярбриджу:

— Завтра меня здесь не будет.

— Почему?

— Я полечу с ними на юг.

— Только ты? А остальные?

— Только я. Я полечу на катере. Они хотят получить образцы радиоактивного вещества и отвезти к себе на родину.

Вскочив с кровати, Пастор громко спросил:

— И ты им поможешь?

— Конечно. Радиоактивный материал находится глубоко под землей — станция занимает шесть квадратных миль. Они не знают, где копать. Как же им без меня?

— Так пусть сами ищут руду, их резиновым мозгам никогда не справиться с такой сложной задачей! Ты-то зачем набиваешься в помощники?

— Следует принимать реальность такой, какая она есть, а не такой, какой мы хотим ее видеть, — неожиданно вмешался Уилкин. — Я не знаю, как можно выжить, не помогая им.

— Ты не видишь очевидного, — прорычал Пастор. — Ты просто выжил из ума, старый пень. — Он стукнул себя большим кулаком по бедру. — Вот что я тебе скажу: этот сволочной вирус, как и мы, не может жить без пищи. Мне об этом сказал резиновый ублюдок, который его вывел. Двадцать часов без хлорофилла — и конец заразе. Ты понимаешь, что это значит?

Уилкин промолчал, упрямо глядя в потолок.

— Это значит, что наш мир уже почти месяц свободен от вируса. А кое-где и больше месяца. Если бы его не разносили птицы, он бы умер еще раньше. Неповрежденные семена начали всходить. К северу от города на деревьях пробивается зеленая листва. Я видел поля с ростками пшеницы. Да, конечно, на приличный урожай рассчитывать не приходится. Но когда захватчики улетят, мы проживем несколько месяцев на запасе консервов.

— Они знают, что проживем, — глухо сказал Уилкин. — Мне об этом Мордан говорил.

— А что еще говорил?

— Они оставят нас в покое на два с половиной года, но вернутся с огромными силами. К этому времени у нас будет гораздо больше еды, чем необходимо шестидесяти тысячам человек. И если мы захотим ее сохранить, надо будет принять инопланетян с распростертыми объятиями.

— Уж лучше я поцелуюсь с крокодилом.

— А у нас есть выбор? — поинтересовался Холланд.

— Не тот, который сделал ты, — рявкнул Пастор, покрываясь красными пятнами. — Я не стану Кахсамом.

— И я, — заявил Хэнк, вставая и с угрозой глядя на Холланда.

— И я, — поддержал Джо. — Нельзя заходить так далеко. Тот, кто добровольно отдает им ядерную реакцию, заслуживает…

Ярбридж вскочил на ноги и замахал руками:

— Хватит скалиться и злобствовать. Что вы знаете о ядерной реакции?

— Не слишком много, — ответил Пастор и указал толстым пальцем на корабль. — Но мне известно, что у этих вонючек ее нет. Атомная энергия — слишком ценный подарок для тех, кого мы не любим.

— Это правда! — поддержала его дюжина голосов.

— Более того, — продолжал Пастор, с каждым словом все больше входя в раж, — ты радист, а не ядерщик. Что тебе известно об атомной энергии?

— С ней нужно обращаться крайне осторожно. Нельзя подходить близко к реактору, нельзя прикасаться голыми руками к радиоактивному веществу. По-твоему, что будет с инопланетянами, если они начнут лепить из радиоактивного песка куличики?

Пастор с сомнением посмотрел на Ярбриджа.

— Ты думаешь, радиация их прикончит?

— Ничего не могу утверждать с уверенностью, — ответил Ярбридж и указал на Холланда, который лежал на кровати и прислушивался к дискуссии без особого интереса. — Но он знает, что делает! На Луне он сказал одну фразу, которую я запомнил. Когда у тебя нет оружия, можно воспользоваться невежеством противника.

— Так вот оно что! — воскликнул Пастор, а потом обратился к Холланду: — Почему же ты довел нас до бешенства?

— Потому что вы ошибаетесь, — сообщил Холланд. — Они знают, что радиация смертельно опасна и что с радиоактивными материалами нужно обращаться осторожно. Я им сказал об этом.

— Ты сказал? — Казалось, Пастор не верит своим ушам. — Ну, тогда ты точно Кахсам!

— Он нас разыгрывает, — предположил Ярбридж, но в его голосе прозвучало сомнение.

— Я им сказал, — раздраженно повторил Холланд и спустил ноги на пол. — Сегодня утром они подняли на борт стальной сейф из городского банка — это будет контейнер для образцов.

— Это правда, — подтвердил изможденный человек, сидевший через койку от Холланда. — Я видел, как его несли, и ломал голову…

— Ну уж нет! — вскричал Пастор, и на его шее надулись жилы. — Без этого подлого Кахсама у них ничего не выйдет!

И он бросился к кровати предателя. За ним последовали другие. Однако Холланд предвидел это и успел вскочить на ноги. Перевернув соседнюю кровать вместе с эскимосом, он бросился к выходу из барака. Пастору и остальным обитателям барака пришлось немного задержаться — на что Холланд и рассчитывал. С десяток мужчин, преодолев неожиданно возникшее на их пути препятствие, одновременно втиснулись в дверь. Естественно, они мешали друг другу, поднялась страшная ругань. Пастор, Хэнк и еще несколько крупных парней силой проложили себе дорогу в толпе, выскочили из барака и помчались за беглецом. Еще сорок или пятьдесят человек из соседних бараков присоединились к погоне просто ради развлечения.

До корабля нужно было пробежать около мили, и Холланд закончил гонку, опередив на двести ярдов худощавого, но мускулистого парня, оказавшегося прекрасным бегуном. Яркий свет вспыхнул над спущенным трапом корабля инопланетян, когда часовой услышал топот ног. Холланд взбежал по трапу в открытый люк, и часовой его не остановил. На подмогу к своему товарищу явились еще двое стражников. Тот, что включил свет, рявкнул:

— Стоять!

Худощавый бегун остановился у самого трапа и оглянулся назад в поисках поддержки. Вскоре подбежали остальные, но никто не решался сделать первый шаг.

— Уходите, — приказал часовой.

Пастор поставил ногу на трап и сказал:

— Нам нужен вшивый мерзавец, который только что поднялся на корабль.

— Чем тебе вши не угодили? — раздался голос из толпы. — Кахсам хуже любых насекомых!

— Уходите, — повторил часовой, которого не интересовали объяснения людей.

Казалось, еще немного, и Пастор поведет толпу за собой. Но когда часовой поднял оружие, он заколебался. Толпа стояла у трапа, выкрикивая угрозы.

Глаза Пастора сверкнули в свете прожектера, и он сказал часовому:

— Хорошо, пусть этот мерзавец остается у вас!

— Уходите, — равнодушно повторил часовой.

Люди медленно побрели обратно, сотрясая воздух ругательствами. Холланд, наблюдавший за толпой через иллюминатор, повернулся к Дрхэну и Игэту.

— Они очень злы. Трудно сохранять спокойствие после таких тяжелых переживаний.

— Да, наверное, — согласился Дрхэн и почесал большое ухо гибким пальцем. — Хорошо, что ты заранее предупредил о грозящей тебе опасности, и мы держали люк открытым.

— Мы могли бы и сами эго предвидеть, — заметил Игэт, — если бы знали о важности атомной энергии.

— Естественно, им не нравится, что мы забираем самое большое научное достижение, — поддержал его Дрхэн. — Я бы повел себя так же, если бы шэдиды попытались отнять у нас биологическое оружие. — Он посмотрел на Холланда. — Так что мы в большом долгу перед тобой. Ты один из немногих, способных видеть реальность такой, какая она есть. Тем не менее у нас возникла небольшая проблема.

— Речь идет обо мне? — спросил Холланд.

— Да. Мы не можем взять тебя с собой. И не рискуем оставить, учитывая, что ты для нас сделал. К тому же мы хотим продолжить с тобой сотрудничество, когда вернемся, — сказал Дрхэн.

— Мы можем обеспечить тебя пишей — либо на другом континенте, либо на спутнике, — предложил Игэт. — Тогда соплеменники не смогут до тебя добраться, и ты спокойно дождешься нас.

— Не нужно обо мне беспокоиться, — сказал Холланд, — Просто оставьте меня здесь.

— Как? Ведь они же только что гнались за тобой!

— Я знаю людей. Вы улетите через два дня. К этому времени они успокоятся.

— Ты уверен?

— Абсолютно. Они не лишены здравого смысла. Любой поймет: что сделано, то сделано. Некоторые даже скажут, что все к лучшему. Других утешит сам факт вашего отлета, хотя все знают, что вы вернетесь. Наверное, они решат устроить вам теплую встречу.

— Что будет совершенно бесполезно, — заверил его Дрхэн.

— Я знаю, — согласился Холланд.

Инопланетяне посмотрели на него, пытаясь найти скрытый смысл в словах, но на лице Холланда застыла уверенность человека, выбравшего сторону победителей. И это порадовало Дрхэна и Игэта, хотя в глубине души они больше сочувствовали Пастору.

Никто не любит предателей, даже те, кто их использует.

Два дня спустя обитателей лагеря разбудил шум двигателей. Собравшись на площади, они в мрачном молчании наблюдали, как возвращаются катера. После того как катера оказались внутри огромного корабля, взревели стартовые двигатели и гигантское судно устремилось в небо. Прошло еще несколько мгновений, и наступила тишина.

— Должно быть, они давно готовились к отлету, — заметил Хэнк.

— Наконец-то мы от них избавились, — добавил Джо.

— Интересно, что стало с Холландом, — проговорил Ярбридж и с беспокойством огляделся, ожидая, что его начнут осуждать за упоминание имени механика. — Почему-то я сомневаюсь, что он улетел вместе с чужаками.

— Его высадят в другом месте, — предположил крупный рыжий мужчина. — Дьявол не бросает в беде своих исчадий.

— Хотел бы я с ним встретиться, — со злобой проговорил кто-то в толпе.

Несколько человек поддержали его.

Толпа следила за быстро уменьшающимся кораблем инопланетян. Ни у кого не было бинокля — несколько месяцев назад все инструменты были конфискованы для нужд армий, которые вскоре перестали существовать.

Примерно через час кто-то доложил:

— Один остался, идет к нам. Быть может, он хочет пожать нам руки — никаких обид и все такое. Резиновые просто пошутили, на самом деле они любят людей.

Приложив волосатую кисть к глазам, Пастор долго смотрел на приближающегося.

— Нет, это не пришелец. Это наш Кахсам, и никто иной!

— Да он бы не посмел, — не веря своим ушам, пробормотал рыжий.

— Нет, это он, — заверил Пастор, пристально глядя на идущего по полю человека. — Кажется, я догадываюсь, почему он возвращается.

— Ну и почему? — нетерпеливо спросил кто-то.

— Могу спорить, хозяева ему поручили кое-что нам передать. Сейчас скажет, что они с нами сделают, если с его драгоценной головы упадет хоть один волосок.

— Я готов рискнуть, — заявил рыжий.

Он с интересом посмотрел на свой кулак, большой и тяжелый.

— Оставь его в покое, Линдсей, — приказал Пастор и хмуро оглядел собравшихся. — Это относится ко всем. Что, если резиновые наблюдают за нами с неба? Лучше подождать, пока они улетят подальше. — Он сурово посмотрел в глаза каждому, — А уж потом мы с ним разберемся. Чего не узрит око, о том не пожалеет сердце!

— Да, пожалуй, звучит разумно, — неохотно согласился Линдсей, засовывая руки в карманы.

Остальные также перестали размахивать кулаками. Наконец к толпе подошел Холланд и остановился в нескольких шагах от Пастора.

— Они ждут последнего катера, — сообщил Холланд. — Когда катер прибудет, они полетят домой.

Никто на это не откликнулся. Люди безмолвствовали, твердо решив дождаться, когда корабль скроется из виду.

Облизнув губы, Холланд продолжал:

— Вижу, вы намерены стоять до конца. — Он сделал шаг вперед. — А я не собираюсь этого делать, когда можно посидеть.

— Очень скоро ты не сможешь ни стоять, ни сидеть! — выкрикнул кто-то из задних рядов.

— Заткнись! — взревел Пастор, бросив на него свирепый взгляд.

Потом он приподнял руку и сделал вид, что смотрит на часы, которых у него не было.

Люди поняли Пастора. Толпа расступилась, пропуская Холланда, и последовала за ним к бараку. Пятьдесят человек вошли в барак вместе с ним. Еще триста или четыреста столпились у входа. Один держал в руках заточенный гарпун, сделанный из садовых вил. Другой помахивал длинной веревкой.

Усевшись на край своей койки, Холланд устало потер лицо и улыбнулся Ярбриджу:

— Похоже, эти болваны сердятся на меня за то, что я погрузил на борт тонну радиоактивных веществ.

— Но ведь ты не сделал этого? — с надеждой спросил Ярбридж.

— Я дал им достаточно, — заверил его Холланд.

— Даже унции слишком много! — прошипел Пастор.

— А что можно сделать с одной унцией? — осведомился Холланд.

— Заткни свою поганую пасть! — угрюмо посоветовал Линдсей.

— Лучше помолись, — предложил другой.

Снаружи кто-то крикнул:

— Катер вернулся. Ждать осталось недолго!

Теперь все смотрели на Холланда.

Он сказал, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Естественно, они пожелали заполучить чертежи и формулы, узнать правила работы с реактором. Им понадобились образцы радия, урана, плутония, нептуния и тому подобного. Короче говоря, они заказали все необходимое, чтобы начать производство атомной энергии у себя на родине. Но я не смог выполнить заказ целиком, у нас просто не осталось всего того, что им нужно.

— Но ты дал им достаточно? — задал наводящий вопрос Пастор.

— Да, Пастор. Я дал им ровно столько, сколько необходимо. Они все уложат в сейф и…

В окнах на западной стороне барака что-то ослепительно вспыхнуло. За дверью, словно голодный волк, взвыл человек. Затем задрожала земля. Четыре мощных толчка сотрясли барак, западная стена треснула, в окна и трещины полился яркий свет. Наступила тишина.

Люди выскакивали наружу, спрашивали, что произошло. Пастор выпрямился во весь рост, и на его лице появилось странное выражение.

— О боже! Что это было?

— Я же сказал, — ответил Холланд. — Я дал им достаточно.

Набравшись храбрости, Пастор выскочил из барака и посмотрел на запад. Остальные сбились в кучу за его спиной, глядя на гигантский столб, вздымающийся к небесам. До него было более четырех миль. Чудовищное, но знакомое зрелище. Вражеский корабль исчез.

Пастор тихо сказал, глядя на Холланда:

— Ловко ты все провернул.

— Мне была нужна ваша ненависть, чтобы они поверили, — объяснил Холланд. — Я ее получил — и все сработало.

Повернувшись спиной к Холланду, Пастор нагнулся, уперев локти в бедра.

— Ты знаешь, что нужно сделать.

— Соблазн велик, но я ему не поддамся. И не потому, что прощаю тебя. Просто ты мне нужен для другого.

Быстро выпрямившись, Пастор с подозрением посмотрел на него.

— Это ты о чем?

— Судя по статистике, собранной инопланетянами, — продолжал Холланд, игнорируя вопрос, — человечество, даже умирая, старалось сохранять женщин и детей. И вот результат: женщин осталось гораздо больше, чем мужчин.

— Это так, — подтвердил кто-то. — Три к одному.

— Если будем удваивать наше число каждые тридцать лет, то сколько нас будет через тысячу, а тем более через две тысячи лет? Про нас нельзя сказать, что мы недавно вышли из пещер или слезли с деревьев. Мы стартуем, имея очень многие достижения цивилизации. — Холланд повел рукой вокруг. — Десять к одному, что здесь найдется парочка физиков-ядерщиков и десятки других ученых, прикидывавшихся каменщиками, пока здесь командовали инопланетяне. — Холланд немного помолчал, а потом закончил: — Да и мы с вами узнали кое-что полезное о пришельцах. В следующий раз они уже не сумеют застать нас врасплох. И пожалеют, что прилетели.

— А наши знакомые даже пожалеть не успели! — выкрикнул кто-то.

Напряжение вдруг спало, и со всех сторон послышались радостные аплодисменты.

Когда все немного успокоились, Холланд сказал:

— Большие семьи помогут решить наши проблемы. Скоро мы начнем придумывать законы. — Он оглядел Пастора с головы до ног, даже пару раз обошел вокруг, словно приценивался к породистому быку. — И первым будет закон, запрещающий холостяцкую жизнь.

Пастор покраснел и завопил:

— О нет, вы не можете так со мной поступить!

— А вот и можем! — под общий смех заверил его Холланд. — Более того, мы именно так и поступим!

Тут он ошибался. За десять дней до того, как закон будет принят, пышногрудая вдова приберет Пастора к рукам.