Если любишь - солги

1.1

Почти сразу возникло чувство, что человек в чёрном идёт следом. Не слышно было ни шагов, ни — как он сказал? — голосов воздуха. Просто спину вдруг свело от напряжения и не отпускало, а затылок налился тяжестью. Страха я не чувствовала, но отчаянно хотелось оглянуться.

Еле дотерпела до перекрёстка. Нырнула за угол очередной каменной громады сьера Пиньона, давшего своё имя целой улице, и затаилась, как кошка у мышиной норки. Даже набрала в грудь воздуха, готовясь бросить в лицо преследователю: "Вы за мной следите?" Он должен поторопиться, чтобы не потерять меня из виду. Вот сейчас...

Секунды шли, стучало сердце, но мышка не спешила в западню. А может, никакой мышки не было и мне всё пригрезилось?

Я выждала, наверное, с минуту, потом очень осторожно выглянула из-за угла.

Он стоял в конце улицы и смотрел прямо на меня. Бесконечно далеко — и как будто рядом. Мне даже удалось уловить выражение его взгляда, пристальное и строгое, что на таком расстоянии было, конечно, невозможно.

В панике я юркнула обратно за угол. Закрыла глаза, борясь с желанием прижаться спиной к грязной известняковой стене. Глупо, глупо, тысячу раз глупо! Осрамилась, будто влюблённая школьница.

Скорее прочь, бежать. И больше не оглядываться. Захочет, догонит. А нет — значит, он упустил свой шанс. Или я — свой... Могла бы хоть спросить, как его зовут. Просто на память. Мы ведь больше не встретимся. Никогда-никогда. Да оно и не к чему. Зачем мне этот бестактный, высокомерный и высокорослый тип с южным загаром, обутый в шнурованные сапоги, какие носят аэронавты и водители старых паровых самоходок!

Из каких краёв он явился?

Но хорош собой, ах как хорош! И щетина его не портит, притом что я терпеть не могу небритых мужчин. А главное, он смотрел мне вслед так, что я это почувствовала...

Назову его Фалько в честь переодетого ветгельского герцога из "Переполоха в почтенном семействе". Он мятежник, дуэлянт, разбиватель девичьих сердец, его не удержать, ведь собственное сердце красавца отдано таинственной даме-под-вуалью.

"Лети, моя птичка, в поля и луга. Я знаю, свобода тебе дорога..."

Щёки горели. Ветер дул в мои паруса. Я была лёгкой лодочкой, подхваченной волнами, неслась вперёд, не чувствуя ног, в груди замирало от стыда и безумного, непонятного счастья. Губы сами собой растянулись в улыбке. Кажется, я даже хихикнула.

А если всё было подстроено? Мажи-мобиль за углом и благородный спаситель в подворотне.

Невозможно! Откуда они знали, что в этот самый миг я соберусь переходить улицу? С другой стороны, выяснить мой распорядок нетрудно. Каждую среду я бываю в академическом лектории. Лекции заканчиваются приблизительно в одно и то же время. От лектория до дома полчаса пешком, и в хорошую погоду я не прочь прогуляться.

Но если он не искал знакомства — зачем всё это?

Торопливо заглянула в ридикюль, нащупала портмоне. Открыла, не вынимая наружу: деньги на месте. Ключи тоже.

Отлегло.

Мой Фалько не вор. Он вернулся из экспедиции к дальним берегам, отвыкший от людей, наскучавший по женской красоте. Я много на себя беру? И пусть! Он не мажисьер, но наделён редким даром древнего стихийного чародейства, благодаря чему слышит голоса ветров и спортивных мажи-мобилей. Ему довольно одного прикосновения, чтобы установить мистическую связь с понравившейся девушкой и, оставаясь на месте, следовать за ней взглядом, мечтая рано утром положить к порогу предмета страсти букет белых роз в капельках хрустальной росы...

Небольшой сквер заслонял от городского шума район респектабельных частных особняков. Короткие улицы с садово-парковыми названиями впадали одна в другую, как ручьи по весне. Каштановая перетекала в Яблоневую, Кленовая — в Рябиновую.

Мой дом стоял на Вишнёвой.

Здесь и правда росли вишни. Каждый год с приходом тепла улица тонула в нежно-розовой пене и упоительном благоухании. Но пока не проклюнулись почки, всё вокруг было серым — голые ветви, асфальт под ногами, каменные столбики решётчатых оград и сами дома с высоким цоколем, островерхими фронтонами и солнечными панелями на скатах крыш, в которых отражалось тусклое белёсое небо.

Мой сосед сьер Було считал, что солнечные панели уродуют благородный облик старых особняков. В дни его молодости на крышах лежала черепица цвета графита, над городом висел смог, а грохот паровых машин мешал спать по ночам. Сьер Було — хороший сосед. Любит побрюзжать, вспомнить старые времена, но не пристаёт с расспросами. Ему нет дела ни до кого, кроме себя.

Пять лет назад я замирала от радости, не в силах поверить, что один из этих величавых особняков принадлежит мне, однако после нервной встряски, пережитой четверть часа назад, всё вдруг увиделось по-новому. Улица показалась чопорной и скучной, дома предстали надутыми толстопузыми господами с брезгливой миной на лицах-фасадах. Они смотрели на меня свысока, как на чужачку. Мой собственный дом хмурился, словно раздумывая, стоит ли пускать эту пришлую на порог... Потребовалось сделать над собой усилие, чтобы взбежать на высокое крыльцо и отпереть тяжёлую дубовую дверь.

Внутри наваждение рассеялось. Прошлым летом я наконец решилась немного обновить интерьер. Заменила тёмно-коричневый штоф на стенах холла нежно-салатовым, копии мрачных картин Брандта — летними пейзажами, поставила лёгкие плетёные кресла, на окна повесила светлые шторы и стала считать дом по-настоящему своим.

— Что только не придёт в голову! — произнесла вслух.

Нет, крикнула в полный голос. Стены толстые, никто не услышит.

Швырнула на кушетку ридикюль, сбросила пальто. Хотелось кружиться, смеяться и петь.

"Где же ты, милый друг, отзовись! Я ждала тебя всю мою жизнь…"