Личное правосудие

– Проходи, располагайся, – Морес отомкнул ключом дверь и потом вставил его в замочную скважину изнутри.

Кинт осмотрелся, подошел к шкафу и приоткрыл его дверцу…

– Да, там тоже все без изменений, – кивнул Морес и сел в кресло у камина, – выход на крышу.

– Скажи, полковник, – Кинт уселся в кресло напротив, – почему вы сразу не взяли Рузье?

– Все сложно, Кинт, я тебе говорил, что даже в своем управлении я могу доверять далеко не всем… Можно было месяц выкуривать этого Рузье из старых винных погребов, и тем самым потерять драгоценное время на то, чтобы отрубить все нити, за которые он дергал. Было принято решение лишить его ресурсов и связей.

– И он ускользнул, пока вы это делали.

– К сожалению, да, но к счастью, он не знал, насколько ты упертый в своей мести.

– И вот месть свершилась, но удовлетворения, поверь, нет никакого… их не вернуть, ни Вакта, ни Волье, ни Ракэ, – Кинт вздохнул, откинул голову на спинку кресла и уставился в потолок, – хотя, убивать тех людей в Латинге мне было приятно.

– Ты сумасшедший, Кинт.

– Наверное… Кстати, я пока лежал в лазарете, узнал, что там на территории есть клиника некого доктора Мадата, он как раз, – Кинт постучал пальцем себе о виску, – голову лечит.

– В твоем случае, думаю, это бесполезно.

– Как знать… Хочешь новость, Морес?

– Надеюсь, после нее мне не придется поднимать по тревоге охранный корпус?

– Нет, – Кинт рассмеялся, – а потом наклонился к полковнику глядя ему в глаза, – только дай слово, что это останется между нами, от этого зависит честь хороших людей и будущее одного сорванца.

– Тебе не нужно об этом просить…

– Но все же… Морес, у меня есть сын!

– Кинт Горн?

– Вот скучно с тобой, полковник…

– Кинт, во-первых, мадам Маани, а точнее, капитан военного воздухоплавания Маани Горн, моя подчиненная, ели ты не забыл, во-вторых, ваши редкие встречи… почти всем им я был свидетелем, ну и в-третьих…

– Ладно, ладно, я понял…

В дверь постучали и сразу открыли – мадам Поль, удерживая на руках тяжелый поднос с блюдами, от которых парило, и шел немыслимый аромат, вошла в комнату и поставила поднос на стол у окна.

– А где же ваш сын, – Кинт задумался, – Маки, да… он должно быть уже совсем большой?

– Он в Майнге, заканчивает механическую академию, – улыбнулась мадам Поль, – у него скоро экзамены.

Морес посмотрел на часы на стене…

– Ну, я пойду, – спохватилась мадам Поль.

– Ты куда-то спешишь? – заметил Кинт.

– Нет, кое-кто опаздывает… рекомендую приступить к завтраку, потом будет не до него, а холодными есть глазунью с ветчиной, это надругательство над стряпней моей сестры.

– Мы кого-то ждем? – Кинт перенес плетеное кресло от камина к столу, уселся и начал работать ножом и вилкой.

– Да, очень важного человека, я не буду называть тебе его имени…

– Тогда назови хотя бы должность или звание, чтобы я подобрал слова.

– Это секретарь канцелярии безопасности терратоса.

– кхм… – Кинт поперхнулся, – в этом случае слова лучше забыть, дабы не сболтнуть лишнего и не отправиться на рудники в лучшем случае или на виселицу в худшем.

– Поверь, виселица далеко не худший вариант, – Морес пригладил свои тараканьи усики и тоже приступил к завтраку, – господин секретарь подробно изучил твое дело, с того самого момента, как только ты попал в поле зрения тайной жандармерии.

– Это с сиротской школы что ли?

– Именно.

– Понятно… а зачем?

– Чтобы выяснить, достоин ли ты, Кинт Акан, его внимания, а также для того, чтобы принять определенные решения…

– Подожди… ты меня сюда привез для закрытого трибунала?

– Да, – Морес пожал плечами, – точнее, для вынесения решения по нему, сам трибунал состоялся пару дней назад.

– Аппетит пропал, – Кинт оттолкнул тарелку, – вот вы, полковник, не можете без этих своих штучек, а? Может, мне уже сразу, пока не поздно, по крыше уходить?

– Успокойся, Кинт, – Морес встал, прошел к небольшому шкафчику у стены и достал оттуда три изящных бокала и глиняную, неправильной формы бутыль с сургучной пробкой, – но уходить тебе придется и желательно сегодня, однако, дождемся господина секретаря, для тебя это важно, поверь…, впрочем, и для меня.

Кинт перетащил к окну кресло и стал охлопывать себя по пустым карманам…

– Дьявол, и трубки нет.

– Вот, – Морес тоже подошел к окну, достал позолоченный портсигар, открыл и предложил Кинту.

Курили молча, выдыхая аромат дорогого сигарного дыма на улицу, и глядя на просыпающийся город… уверенные шаги по коридору послышались сразу после того, как прекратился бой часов на башне ратуши, и перестали гудеть многочисленные фабрики и цеха на окраине, призывая рабочих на свои места. Шаги приблизились, дверь распахнулась, и вошел… Морес… да, только лет на тридцать старше, ниже ростом и гораздо шире, но очень, очень схож лицом.

– Неплохой табак, – вошедший повел носом прошел к столу и опустил на кресло саквояж.

На нем был форменный синий камзол, как у инспекторов тайной жандармерии, но ни единого отличительного знака, разве что на манжетах и воротнике-стойке позолоченная оторочка…

Полковник Морес и Кинт одновременно выбросили окурки в окно, развернулись, и, по уставу прижав ладони к бедрам, коротко кивнули.

– Вот они, поджигатели спокойной жизни граждан! Просто герои терратоса, да будет светла память Таргала Объединителя! – секретарь канцелярии безопасности терратоса подошел сначала к Моресу, просверлив его глазами, затем к Кинту.

Установилась на мгновение тишина, а потом толстяк внезапно расхохотался, и, плюхнувшись в кресло сказал:

– Морес, ты не представляешь, в каком месте вылез тот штык, который ты и твой протеже воткнули в этот змеиный клубок! Да садитесь уже! Но видят небеса, Морес, только в память о моей покойной сестре и твоей матери, я сделал так, что ты не отправлен в какой-нибудь Тэк простым городовым!

«При таком положении дел и при моем происхождении, похоже, что виселица – это весьма благоприятный исход», – подумал Кинт, но отчего-то улыбнулся.

– Садитесь, говорю, у меня через полчаса аудиенция у монарха.

– Как его здоровье? – прокашлявшись, спросил Морес.

– Лучше, гораздо лучше… а что вы улыбаетесь, молодой человек?

Кинт озвучил причину своей улыбки, точнее произнес вслух то, о чем подумал мгновение назад.

– Это вполне могло случиться, если бы не ваши заслуги перед терратосом, и не проделанная работа, с которой, замечу, – секретарь погрозил толстым пальцем-колбаской Моресу, – не могли справиться не один год лучшие инспекторы тайной жандармерии, капитан Кинт Акан.

– Что, простите?

– Да, да… вы восстановлены в звании, но без полагающихся привилегий по демобилизации от совета по обороне, – секретарь кивнул на бутыль, – Морес, я же сказал, у меня еще важная встреча…

Поняв намек, Морес сорвал сургучную пробку и разлил по бокалам шант, не менее чем десятилетней выдержки. Секретарь встал с бокалом в руке и торжественно произнес:

– Господа офицеры, во славу терратоса!

– Во славу терратоса! – ответили Морес и Кинт хором.

– Теперь что касается вас обоих… – секретарь отставил бокал, достал из саквояжа толстую кожаную папку и, нацепив на нос пенсне, извлек из нее первый лист, – тебя, Морес, я забираю в секретариат, так мне будет спокойнее, хватит гоняться за заговорщиками, ты уже не мальчик… и не возражай! Вот распоряжение жандармского управления, подписывай, чтобы я видел!

Морес достал из нагрудного кармана авторучку, проверил уровень чернил под поршнем в колбе и поставил автограф.

– Теперь, что касается вас, господин капитан, отставной капитан дорожной жандармерии… – секретарь достал следующий лист с гербами и тиснением, – это выписка из архива совета обороны, бумага так себе, сами понимаете, а это, – на стол лег еще один маленький серый листок, – казначейская ведомость, на ежемесячные выплаты, весьма скромно, надо сказать, но поверьте, господин Кинт, и это было очень сложно сделать, а Морес за вас очень беспокоился… да, вам есть куда исчезнуть хотя бы на полгода?

– В этом у меня большой опыт, господин секретарь, – Кинт так и стоял перед столом с пустым бокалом в руке.

– Вот и воспользуйтесь своим опытом, мало ли, кто еще остался в живых и не арестованных из этого эм…

– Волчьего корпуса, – подсказал Морес.

– Да, оттуда, – секретарь потянул за цепочку и достал из кармана часы, глянул на циферблат, хлопнул крышкой и сказал: – что ж, мне пора, дела не ждут…

Кинт и Морес кивнули, отдав честь, а секретарь, хапнул саквояж и проворно покинул комнату.

– Да уж… – Морес взял со стола серый листок казначейской ведомости, – девять золотых в месяц…

– Я жил и на меньшие деньги, да и есть кое-какие трофеи, добраться только до них…

– Оставь пока в покое трофеи, вот, – Морес прошел к тому же шкафчику, откуда достал бутыль и вернулся к столу со шкатулкой, – это вознаграждение от управления… сегодня я пока еще им руковожу.

– Значит, секретарь канцелярии безопасности терратоса твой дядя? – Кинт взвесил шкатулку в руке и поставил на стол.

– Да, и я все время службы пытался быть от него подальше, но теперь, похоже, не отверчусь… положение у меня действительно, мягко говоря, неудобное. Знаешь, я ведь использовал половину своих коллег втемную, они сопровождали аресты и зачастую, им приходилось арестовывать тех, к кому они были вхожи в дома.

– Ну, это у тебя такие методы, согласен, действенные, но с гнильцой.

– От того чем я занимаюсь, Кинт, не с гнильцой, а просто разит как из выгребной ямы, но кто-то должен этим заниматься…

– Тем более, если у этого кого-то, это хорошо получается, – Кинт пригубил крепкого, обжигающего губы шанта, оценив напиток, – и что, мы действительно так все разворошили, и настолько глубоко Волчий корпус проник во власть?

И Морес рассказал… Рассказал о том, что в совете практически каждого крупного города в терратосе был кто-то, либо подкупленный чиновник или члены гильдий; в совете по обороне; в управлении телеграфа и научном департаменте. Арестовано порядка сотни человек и еще столько же убито при арестах, причем потери охранного корпуса весьма значительные. Некоторые служители Волчьего корпуса состояли в нем уже не первое поколение, удалось даже захватить некое подобие архива, точнее то, что от него осталось после поджога особняка одного крупного промышленника. Причем горел особняк вместе с домочадцами, ибо они и знать не знали, что служащий в их семье уже третье поколение конюх является казначеем законспирированной банды наемников и убийц… а до того казначеем был его отец, а до того его дед.

– То есть Рузье и боевые группы, а также основной костяк этой банды арестован или уничтожен? – спросил Кинт и без спроса взял тонкую сигару из портсигара Мореса.

– Если быть точным, – Морес задумался на секунду, – то шесть боевых групп и шестьдесят два человека, которые так или иначе связанны с «Волками».

– Даже хозяева заведений, над входами которых висит известная нам вывеска? – Кинт прищурился и выдохнул дым к потолку.

– Конечно нет, Кинт! Большинство из них были просто исполнителями неких инструкций, за которые они получали пару золотых кестов с каждого завербованного, вроде тебя. Да, у «Волков» были еще ни к кому не привязанные наемники, вроде тебя или Стрелка… взрывников и отравителей взять не удалось, возможно, они были среди тех, кого застрелили при аресте, – Морес вздохнул и тоже сделал глоток шанта, – разбираться в этом змеином клубке предстоит еще долго… а ты… ты, поезжай подальше, в конце концов, нужно показаться на глаза Яну Григо и не разбивать ему и без того израненное горем сердце.

– Возможно, – Кинт задумался.

– Постарайся уехать дотемна, и вот, – Морес протянул листок, – совсем забыл, это рекомендации доктора Горна относительно перевязок. Найти лекаря не сложно, но лекарства лучше купи здесь, в Актуре.

– Ну да, и благодаря щедрости столичного управления тайной жандармерии я еще и арсенал обновлю.

– Не транжирь все на патроны и выпивку… и обязательно, слышишь, – Морес погрозил пальцем и нахмурился, – обязательно пиши…

– На имя мадам Поль, с пометкой «для Мореса Тага»? – уточнил Кинт.

– Именно, – Морес поднялся из кресла, – что ж, мой отчаянный друг… мне надо ехать, предстоит еще передать дела в управлении.

Кинт тоже встал и выщелкнул в окно огарок сигары, а затем протянул руку Моресу и сказал:

– Ты тоже, береги себя, вдруг я опять влипну в какой-нибудь заговор.

– На наш век заговоров хватит, – Морес как-то многозначительно посмотрел на Кинта, а потом протянул ему руку, – ну, прощай.

– Прощай, полковник, – Кинт ответил на рукопожатие.

Кинт доел уже давно остывший завтрак, к слову, весьма вкусный, даром что холодный, затем выкурил еще одну сигару из оставленного Моресом портсигара, сидя в кресле в глубине комнаты и глядя через окно на небо над Актуром, и думал о том, как и главное, что он будет говорить старику Григо… а потом Кинт решительно встал, сходил в бывшую конюшню и, сняв с одноколейника багажные кофры, вернулся с ними в комнату.

Актур. Лазарет Святых предков

Доктор Горн был весьма удивлен, застав рано утром у своего кабинета доктора Мадата. Тот прохаживался у двери, заложив руки за спину, и имел задумчивый вид…

– Коллега! – обрадовался доктор Мадат, – доброе утро, нам нужно поговорить.

– Доброе утро, – кивнул Горн, отомкнул двери и пригласил Мадата входить: – прошу.

Бывший императорский мозгоправ вошел в кабинет, присел у окна и покосился на пруд, у которого прогуливались его подопечные и кормили птиц.

– Знаете, коллега, – начал он медленно говорить, подбирая слова, – ваша подопечная, мадам Далли действительно интересный пациент.

– Чем же? Только, доктор Мадат, давайте по существу, у меня сегодня важная операция, нужно готовиться.

– Я вас не задержу, просто, прежде чем отправлять телеграмму на юг, супругу мадам Далли, хорошо подумайте над тем, что вам сейчас скажу.

– Слушаю, – доктор Горн, повесил в шкаф пиджак и тоже подошел к окну.

– Фантазии мадам Далли по поводу ее ребенка вполне обоснованы, ребенок у нее действительно был, это подтверждено нашим полным обследованием, которое завершилось вчера.

– То есть, это не фантазии?

– Абсолютно, она рожала! Это я вам авторитетно заявляю! Добиться какой-либо информации по этому поводу от нее пока не представляется возможным, это её очень расстраивает и затормаживает, настолько, что она может остановиться и стоять неподвижно битый час. У нее нет понимания реальности, она видит сны и не понимает, что реальнее, ее сны или явь.

– Значит, ее супруг что-то скрывает? – задал риторический вопрос Горн, тоже глядя в окно.

– Если только вы не забыли мне что-то рассказать, когда привезли ее сюда.

– Нет, я рассказал все, что знаю сам, опять же, со слов ее супруга.

– Странно… в любом случае я буду продолжать лечение, но вы же понимаете, что мне нужна более полная картина, однако, если ее супруг что-то скрывает, то спрашивать его не имеет смысла.

– Я могу попросить отца, чтобы он в беседе попытался выяснить еще что-либо.

– Вот, попробуйте, – Мадат поднялся со стула, – и, кстати, общество вашей милой Маани, очень хорошо действует на мадам Далли.

– Каким образом?

– Мадам Далли рисует в ее присутствии, более того, рисунки получаются законченными, – доктор Мадат вынул из кармана сложенные вчетверо несколько листов, – полюбуйтесь.

Доктор Горн развернул листы и посмотрел на рисунки, они были выполнены углем, мягкие штрихи, тонкие линии, игра теней… в основном на них изображены птицы, те самые лебеди, что живут в пруду.

– Я не особый ценитель изобразительного искусства, но эти рисунки очень красивы, а вот в императорской галерее их бы оценили… Должно быть, красками получилось бы еще лучше?

– Красками? – оживился доктор Мадат, ему пришла в голову какая-то мысль, и он довольно потер ладони, – красками! Великолепно! Красками…

Не попрощавшись, доктор Мадат быстро вышел из кабинета, что-то бубня себе под нос, Горн проводил его взглядом и хотел было присесть, но дверь открылась, и доктор Мадат просунув голову, произнес: – А ваш отец пусть все разузнает, и не спешите отправлять телеграмму супругу мадам Далли!

– Хорошо, – доктор Горн кивнул и, вспомнив об операции, которая запланирована на утро, подошел к шкафу и стал переодеваться…

На север от Актура.

Проехав несколько часов на север от Актура, Кинт сбавил обороты и свернул к рощице, которую высветила из мрака ночи мощная фара одноколейника. Ехать было возможно только на достаточно большой скорости, это позволяло светить фаре ярко, но в то же время была вероятность не вписаться в очередной поворот и стать памятником беспечности, кои теперь появляются на трактах в виде искореженной груды металла и с объеденными хищниками скелетами. На малых оборотах фара светила тускло, но Кинту удалось въехать в рощу, где он в неглубоком овражке смог расположиться на ночлег. Сон не шел, еще бы, столько проспать в лазарете, и Кинт решил развести огонь, поужинать, более внимательно перетрясти и устроить свой обновленный арсенал и нехитрый скарб, а также посидеть в тишине под звездами теплой летней ночью.

Кинт последовал рекомендации Мореса и покинул бывшую столицу терратоса этим же вечером, но сначала, заехал в очень дорогую аптеку за порошками и мазями по списку доктора Горна. Потом в магазин оружейного дома Ренэ, а также озаботился покупкой кое-какого походного снаряжения, одежды, небольшого количества съестных припасов и бочонка горючего в большой мастерской «Дов и сыновья». Ощущая в кобурах в портупее под кожаной курткой рукояти пистолетов, Кинту всегда было как-то спокойнее, еще пояс с револьвером и ножнами сейчас висит на массивном руле одноколейника, там же, как к седлу лошади, приторочен к сиденью чехол с новым охотничьим карабином серьезного армейского калибра.

– А это детище прогресса повыносливее будет, – сказал вслух Кинт бросив взгляд на одноколейник и понял, что разговаривает сам с собой, но прерывать монолог не стал, – лошадь столько не увезет… горючее, правда, дороговато, но пока я в средствах не стеснен…

Кинт снял с огня небольшой медный котелок и бросил в него щепотку чая.

– Даже не знаю, Григо, что мне тебе говорить…

В стороне хрустнула ветка, пистолет моментально скользнул в руку Кинту, и вороненый ствол уже смотрел в строну «лишнего» звука.

– Кто там? Выйди! – громко сказал Кинт.

Но, кроме рыжей тени какого-то зверя, что сорвался и прошуршал прочь по прошлогодней палой листве, никого не было. Внимательно осмотревшись, Кинт убрал пистолет на место, расстелил плотный дорожный плащ из парусины на листве у дерева, долго глядел на звезды сквозь ветви редких деревьев, потом отпил горячий и терпкий напиток и, прикрыв веки, погрузился в свои мысли.

Разбудили Кинта пение утренних птиц и периодически гудки – моторные повозки сигналили на тракте. Позавтракав парой вареных яиц и запив все холодным чаем, Кинт, пока одноколейник неровно тарахтел, прогреваясь, выкурил сигару из забытого, а может оставленного Моресом на память портсигара, проверил, как все закреплено на багажной раме, и замки багажных кофров. Потом, уселся на сиденье, надел кожаный шлем, поднял на нос походный платок, опустил на глаза массивные ветровые очки и поехал из рощи. Одноколейник, почувствовав шипастыми колесами веками укатанный булыжник северного торгового тракта, уверенно покатил дальше, разгоняясь и обгоняя попутные повозки и фургоны.

К вечеру того же дня Кинт миновал перекресток, свернул на восток, на старый тракт через степь, и через час остановился у дорожной станции треста «Дов и сыновья». Через дорогу, за невысоким каменным забором стоял новый пост охраны дорог, над которым развивался вымпел Степного форта. Дорога все же утомила, пора принять порошки, перевязаться и выспаться в более-менее подходящих условиях. Кинт въехал в ворота дорожной станции, подрулил на отсыпанную мелким камнем площадку и заглушил двигатель.

– Заправить? – чумазый механик в комбинезоне на голый торс, покрытый буйной рыжей растительностью отвлекся от возни с мотором полуразобранного экипажа.

– Да, – Кинт поднял на лоб очки и опустил на шею платок, – еще проверьте… проверьте, что там положено проверить.

– Ну а что положено, – механик отложил длинную отвертку и, протирая ветошью руки, подошел к Кинту, – масло в редукторах посмотрю, долью, если потребуется, ступицы смажу… вы будете ждать или как?

– Я остановлюсь на ночлег, – Кинт достал из чехла, из которого торчал приклад карабина, трость, затем отвязал дорожный саквояж и задумчиво посмотрел на кофры.

– Не беспокойтесь, у нас своя охранная служба, с самого основания треста…

– Я в курсе, – кивнул Кинт, – завтра собираюсь выехать в обед.

– Все будет сделано в лучшем виде, – механик поскреб пятерней волосатую грудь, – тогда идите к управляющему, он в гостинице, отдыхайте с дороги.

Кинт осмотрел территорию станции – две моторные повозки в гараже, один видавший виды паровой экипаж разобран, тот, с которым возится механик, двое мальчишек старательно намывают в большом тазу какие-то детали, слесарная мастерская под навесом… действительно, ничего подозрительного.

– Спасибо, – ответил Кинт и, опираясь на трость, пошел к воротам, от которых по недавно выложенной камнем дорожке направился к гостинице, что построена на месте старого поста дорожной жандармерии.

– Эй, милейший! – крикнул кто-то и Кинт обернулся, потому что кроме него на улице никого не было.

Двое дорожных жандармов пересекли тракт и подошли к Кинту, встали грамотно, как учили – один в стороне, положа руку на рукоять револьвера в кобуре, второй ближе и так, чтобы не перекрывать напарнику сектор выстрела. На это Кинт невольно улыбнулся, оценив правильное несение службы.

– Мастер жандарм Шикэ Арс, – представился тот, что подошел ближе, – позволите взглянуть на ваш жетон гражданина?

– Конечно, – Кинт расстегнул пару верхних крючков на косом вороте куртки и достал жетон.

– Досталось же ему, – мастер жандарм внимательно разглядывал жетон.

– Что есть, то есть, – согласился Кинт.

– Куда направляетесь? – ознакомившись с жетоном, спросил мастер жандарм.

– В Конинг.

– Далековато.

– Не близко.

– Тогда мне нужно вас записать, через три дня пути вы будете проезжать территорию кочевников, Серые земли…

– Я читал об этом странном политическом решении парламента в газетах…

– Верно, странное… Так вот, не все племена приняли договор о мире и там не Серые, а все еще дикие земли, пусть оседлые племена и ведут патрулирование самостоятельно, но всякое случается. Так что лучше мы вас запишем, а на первом же посту с той стороны вас так же запишут, потом будет ясно, насколько удачно вы пересели территорию Серых земель.

– Что ж, записывайте.

Мастер жандарм достал из планшета толстую тетрадь и авторучку.

– Итак, Кинт Акан направляется из?

– Актура.

– Актура, угу, – мастер жандарм старательно выводил буквы, – в?

– В Конинг.

– В Конинг, угу… вы, если я правильно заметил, отставник по ранениям?

– Правильно.

– Хорошо бы взглянуть на выписку из архива совета обороны, – мастер жандарм поднял проницательный взгляд на Кинта.

– Конечно, – Кинт расстегнул еще один крючок куртки, и потянулся было к внутреннему карману, где лежал кожаный кошелек для бумаг, но тут показалась рукоять пистолета, второй жандарм ментально выхватил револьвер и, сделав шаг назад, взвел курок.

Кинт замер и тихо сказал:

– Там кошелек с бумагами.

– Доставайте, медленно.

Кинт в очередной раз улыбнулся и медленно потянул кошелек, достал из него выписку и протянул жандарму.

– А что вас так веселит? – спросил мастер жандарм, но пробежав взглядом по бумагам тоже улыбнулся, – все ясно, господин капитан, зачем же вам тратить деньги на ночлег в заведении господина Дова?

– А у вас есть свободные апартаменты? – поинтересовался Кинт, забирая протянутую жандармом выписку.

– У нас в караулке всегда есть свободные апартаменты! А также ужин и…

Тут уже у Кинта поползла бровь вверх.

– Это шутка, господин капитан, конечно же только место и ужин, зато в компании близких вам по духу людей, а не среди неблагодарных торгашей! – хохотнул мастер жандарм.

– Предложение принимаю, – ответил Кинт.

– И на будущее, – жандарм протянул руку, – давайте саквояж, понесу… так вот, на будущее, у нас действует негласное правило, мы пускаем на ночлег всех отставников дорожной жандармерии.

– Благодарю, – Кинт передал саквояж.

Компания очень понравилась Кинту, ужин был прост, но питателен и даже вкусный, никто особо не лез с расспросами, состав караула на посту был с дюжину жандармов под командованием звеньевого Шикэ Арса. Ужинала отдыхающая смена, потом четверо уехали в вечерний конный разъезд. Среди жандармов нашелся молодой парень, который прошел курсы санитаров, он помог Кинту с перевязкой и тоже ничего не спрашивал. Перевязка прошла почти безболезненно, и Кинт набил трубку и вышел во двор поста, эдакого подобия форта – каменная стена чуть выше груди с массивными воротами окружала собой и защищала несколько строений. Конюшня и сенник, мастерская и кухня под одной крышей, сруб начальника караула, совсем маленький домишко и помещение караулки, к которой была пристроена вышка этажа в три, и над которой развивался вымпел Степного форта. Выкурив у коновязи рядом с воротами трубку, Кинт отправился спать в караулку на топчан с соломенным, но чистым матрасом и чистой подушкой, где как только лег, так сразу и уснул.

На следующее утро Кинт поднялся под шум в караулке – жандармы поста собирались передавать смену другим, что вот-вот прибудут из нового Степного форта. Отблагодарив за приют звеньевого, Кинт перешел через тракт, плотно позавтракал в ресторанчике при гостинце, затем оплатил механику его работы и, убедившись, что все вещи на месте, поехал дальше на восток. Попутного и встречного транспорта попадалось мало, те, что были, в основном грузовые моторные фургоны или обозы по три-четыре телеги на конной тяге.

Кинт притормозил, въехав на невысокий холм, когда солнце уже начало свое движение из зенита к закату. Причины тому были, во-первых, нужно было дать немного остыть двигателю и залить воды, во-вторых, долить горючее и, в-третьих, на горизонте он увидел четырех всадников. Кинт достал подзорную трубу и осмотрелся – кругом степь, несколько холмов со склонами, поросшими кустарником и редкими рощицами, от горизонта с севера на юг, узкая лента неторопливой речки, на берегу которой не то большая ферма, не то маленькая деревушка. Пасутся стада, с десяток крестьян копошатся на вспаханной земле у реки… Скатившись к реке, Кинт выставил подножку одноколейника, спустился к берегу и набрал чистой воды в кожаный бурдюк, напоминающий растолстевшую гусеницу. Когда возня с транспортом была закончена, он выдернул из чехла карабин и снова подошел к берегу, где тоже напился чистой воды из речки, зачерпывая ладонью, потом присел на большой теплый камень, торчащий из песка и закурил трубку, уже в который раз, думая о том, что сказать Григо…

Внезапный выстрел раздался совсем близко, потом еще один, ружейные… Кинт подскочил, вскинув карабин, и повернул ствол в сторону, откуда донесся звук. Через минуту послышалось задорное гиканье и свист… как же знакомы эти звуки Кинту, сколько раз ему приходилось их слышать перед началом серьезной драки с кочевниками… да, это были кочевники. Кинту было тяжело понять на слух, что твориться за холмом, и он решил посмотреть… Осторожно ступая короткими шажками, держа карабин готовым к выстрелу, Кинт стал подниматься от реки на холм. Картина, которую Кинт увидел, была ему пока непонятна – четверо всадников скакали по степи от холма, к двум лошадям были привязаны тушки степных гиен, немаленьких таких, в половину роста лошади. Доскакав до деревни, всадники бросили одну тушу у забора единственного на всю деревню каменного дома и поскакали на восток прямо через степь.

«Добычей что ли поделились с фермерами?» – подумал Кинт, еще раз осмотрел горизонт в подзорную трубу и пошел к своему транспорту.

Через владения фермеров Кинт ехал медленно, внимательно наблюдая за обстановкой – все спокойно, двое мужчин, что со знанием дела подвесили тушу гиены на забор и раздевали ее, даже кивнули Кинту в знак приветствия и с любопытством посмотрели на одноколейник. Кинт остановился и заглушил двигатель…

– Приветствую вас, – Кинт поднял на лоб очки и опустил походный платок.

– И тебе, путник, всего хорошего, – выпрямился коренастый мужчина в льняных штанах и рубахе, поношенных, но чистых.

Второй был моложе, и чем-то похож на старшего, и Кинт сделал вывод, что это отец и сын.

– Скажите, а кочевники что, действительно решились вести оседлый образ жизни? И добычей, смотрю, поделились, – Кинт кивнул на тушу.

– Как сказать, – тот, что старше, продолжил возиться с тушей, – дальше, на восток они деревушку основали у Дикой реки, там мост еще старый, у них и постоялый двор есть, к вечеру на своей коляске доберешься. Потом будут еще их деревни, но не все такие… Здесь относительно спокойно, кочевники сами порой тут патрулируют, хищников вот отваживают от стад наших. Тебе надо ехать на восток?

– Да.

– Это старая дорога, – старший вздохнул, – обозы редки, да и дорожные жандармы сюда не заглядывают с момента, как сюда пришли кочевники, но ты можешь с ними договориться, если есть десяток кестов серебром, они проводят до своих границ.

– Да, пока можешь езжать смело, – вмешался в разговор молодой, – говорят, племя Рыжих шапок на север ушло уж неделю как, а других опасностей тут нет пока, оседлые тут порядки соблюдают.

– Благодарю, и Небеса вам в помощь, – Кинт сделал несколько оборотов взвода пружины маховика, а затем сорвал запуск, еще не остывший двигатель ровно затарахтел.

Фермеры продолжили свое занятие, а Кинт, вернув на место очки и платок, тронул одноколейник с места. Диковинный для этих мест транспорт стал разгоняться, пыля по узкой улочке меж заборов, из-за которых его сопровождали своим лаем собаки. Кинт настроился на длительную поездку, к вечеру хотелось добраться до ночлега, чтобы не останавливаться в степи и караулить самого себя от хищников.

Актур

Посыльный, что рано утром постучал в дом Горнов, вручил Маани депешу от полковника Мореса, в которой сообщалось, что она переведена на службу в его новое управление, и что ей предстоит принимать новый скревер в Майнге. На полуночный рейс дирижабля в столицу науки и промышленности для нее уже забронировано место.

– Милый, – выпроводив посыльного, Маани вернулась на кухню, где они с супругом завтракали, – сегодня вечером я лечу в Майнг.

– Что-то срочное?

– Было бы срочное, то лететь пришлось бы сейчас, – Маани улыбнулась, села напротив за стол и продолжила завтрак, – надо предупредить няню, неизвестно, как долго я там пробуду.

– Хорошо, по дороге на телеграф заеду и предупрежу, – Горн отложил столовые приборы, сделал глоток чая и спросил: – то есть, мне передать доктору Мадату, что тебя сегодня не будет?

– Что ты! Я буду, только немного позже, нужно собраться в поездку, а потом я навещу мадам Далли, раз уж мое общество на нее положительно влияет, да и есть в ней что-то, не знаю… Да, я надеюсь, ты телеграмму не ее супругу отправлять собрался?

– Отцу, пусть навестит своего соседа и попробует что-нибудь выяснить в беседе, отец справится, он еще тот старый лис!

– Совсем он у тебя не старый, – Маани тоже принялась за чай… Ступай, я пока разбужу детей и накормлю их завтраком к приходу няни.

В лазарет Маани приехала ко времени, когда большинство подопечных доктора Мадата либо отдыхали в своих уютных комнатках после обеда, либо прогуливались у озера или в каштановой аллее, ведущей к нему. У озера Маани Далли не нашла, а обнаружила ее в своей комнате, увлеченной работой с красками. Мадам Далли даже немного улыбнулась, приглашая Маани войти и снова погрузилась в творчество… Маани присела на кушетку у трюмо, решив не отвлекать девушку от ее занятия и просто наблюдала, ей не было видно результатов работы, зато лицо мадам Далли жило – то чуть уловимая улыбка, то взлет бровей, то взгляд, какой-то трогательный… Таким взглядом женщина смотрит только в одном случае – когда в ее сердце живет любовь.

– Господин Мадат принес краски! Краски, кисти и два холста… набросок я сделала еще вчера, – даже голос Далли изменился, она говорила без долгих пауз и не подбирая слова, – наберитесь терпения, я скоро закончу, и мы пойдем гулять к озеру… вы пойдете со мной, Маани?

– Конечно. А что вы рисуете? Вы так увлечены…

– Скажите, Маани, – Далли быстро взглянула поверх мольберта на гостью, – я вас не очень хорошо знаю, но мне кажется, я могу вам доверять, ведь правда, могу?

– Конечно.

– Мне очень тяжело дается вспомнить, я вообще очень сомневаюсь в том, что является моими воспоминаниями, что снами, а что явью последних лет, – Далли замолчала на несколько минут, сосредоточенно делая короткие и точные мазки тонкой кистью.

Маани боялась спугнуть это состояние просветления в разуме Далли и сидела, практически не шевелясь.

– Одно я могу сказать точно, мадам Маани, то место, откуда вы меня привезли, оно мне чужое, и этот противный старик, который называется моим мужем, он мне тоже чужой, но, к сожалению, я хорошо помню только последние четыре года жизни.

– Я верю вам, и хотела бы помочь, но пока не знаю, как.

– Найдите человека… я никак не могла вспомнить его лица, все время пыталась рисовать его углем – и никак, но вот с красками получилось, я вспомнила.

– Как его зовут?

– Имени не помню… – Далли отложила кисти и стала вытирать руки ветошью, внимательно глядя на рисунок, а ее глаза заблестели, – пока мы будем гулять у озера, холст высохнет… Взгляните.

Далли поднялась со стула и отошла к окну, поманив рукой Маани, а та, обойдя мольберт, взглянула на портрет и замерла, прикрыла ладонью рот и медленно опустилась на стул, не отводя взгляда от глаз, смотрящих на нее с портрета.

– Что, плохо получилось?

– Нет, – Маани медленно помотала головой, – получилось даже лучше, чем жизни. Кто он вам?

– Я не помню, но уверена, это близкий мне человек, возможно, он расскажет и поможет вспомнить.

– Да уж, теперь осталось его найти, – Маани глубоко вздохнула, – что будет трудно сделать, пока он снова не вляпается в историю…

– Вы его знаете? – оживилась Далли и повернулась к портрету.

– Да, и похоже, я знаю, как зовут вас на самом деле… Пойдемте, Сэт, – Маани взяла за руку девушку, – я расскажу вашу и его историю, ту ее часть, которая известна мне.

– Да! – девушка громко и звонко рассмеялась, – Сэт! Это мое имя! Я вспомнила!

– Сэт Григо, – уточнила Маани и поднялась со стула, – пойдемте, у меня мало времени, а мне нужно вам многое рассказать, а потом то же самое рассказать доктору Мадату.

Девушки вышли из комнаты и пошли по коридору, Сэт улыбалась, ее глаза светились радостью, но вдруг она резко остановилась и тихо сказала:

– Кинт… наш сын… где наш сын? – Сэт качнуло, и только благодаря реакции Маани, она не рухнула потеряв сознание.

– Позовите доктора Мадата! – закричала Маани на женщину из прислуги, что сидела за конторкой у стены и возилась порошками в маленьких пузырьках. – И пошлите за доктором Горном!

Из стеклянной двери кабинета рядом на шум выскочили еще две женщины из прислуги, Маани замахала им рукой, удерживая Сэт:

– Скорее, помогите занести ее обратно в комнату.

Старый восточный тракт

К вечеру, когда было еще возможно ехать, не включая фару, Кинт добрался до редкой рощи на холме, через которую петляла старая дорога, остановился на границе рощи и увидел поселение. На окраине десяток стандартных жилищ кочевников из жердей, шкур и прочего тряпья, которые Кинт неоднократно наблюдал в свое время в подзорную трубу, будучи дорожным жандармом. Несколько свежих срубов, конюшни, скотники и птичники, на берегу реки в высоких штабелях бревна, которые сплавляют с севера, у реки несколько деревянных строений, недавно построенная пристань, дюжина лодок и даже один паровой катер. Там же у реки чадит высокая труба какой-то силовой установки, рядом с ней длинное деревянное здание без крыши, точнее, с половиной крыши, другую половину достраивают несколько человек, стуча молотками. В центре поселка большой одноэтажный дом круглой формы из песчаника, вообще все дома одноэтажные. Людей много, все заняты каким-то делом. Залаяли собаки, Кинт обратил внимание, что ветер дует в сторону деревни, и должно быть, его учуяли… Скинув ремешок, что удерживает револьвер в кобуре, Кинт поехал с холма вниз. Рабочая суета на время прекратилась, и все стали смотреть в сторону странной тарахтящей машины, спускающейся к поселку, но любопытство продолжалось недолго, все снова нанялись своими делами, разве что дюжина ребятишек побежали навстречу гостю, а следом за ними на окраину вышли четверо вооруженных мужчин.

Детвора расступилась, пропуская одноколейник и, гомоня, побежала следом. Кинт затормозил у четверых кочевников, опустил платок и поднял очки.

– Добрый вечер, – сказал Кинт, осматриваясь.

Четверо стояли спокойно, но оружие держали умеючи – надо будет выстрелить, выстрелят и очень быстро, тут сомнений не было. Простая одежда из грубой парусины, короткие сапоги с наборной кожаной подошвой, у троих традиционные меховые шапки, что кочевники носят круглый год, а у одного даже потертый котелок, должно быть, достался когда-то в качестве трофея. На приветствие Кинта все четверо почти одновременно молча кивнули.

– Мне на ферме, – Кинт показал рукой куда-то себе за спину, – сказали, что у вас есть постоялый двор. Верно?

– К реке езжай, – один из кочевников, что в котелке и заросший бородой почти до глаз, показал рукой направление.

– Благодарю, – ответил Кинт, медленно поехал к реке и спустя пару минут остановился у недавно построенного сруба, к нему примыкала конюшня, а над дверями была вывеска, которая гласила, что это постоялый двор некого Даша.

Ребятня догнала чужака и моментально обступила одноколейник…

– Дай… дядь… дай, – на разные голоса гомонили они и тянули они ладошки.

Дверь скрипнула и высокий парень, выйдя на крыльцо, крикнул:

– Ну-ка разбежались! – сказал он и потянулся к дрыну, что стоял у двери.

Ребятню как ветром сдуло, но кто-то из них все же успел, убегая, выкрикнуть что-то неприличное.

– Дети, – парень улыбнулся и приставил дрын обратно к стене, – многое меняется, порой очень быстро, но дети не успевают, и не понимают, почему их гоняют от проезжих…

– И почему чужака нельзя скормить собакам? – улыбнулся Кинт и слез со своего транспорта.

– И это тоже, – парень оценил шутку и, хмыкнув, спросил: – на ночлег?

– Да, поесть и выспаться, а завтра опят в путь, – ответил Кинт и присмотрелся к лицу парня, оно ему казалось знакомым.

– Надо закатить в ворота конюшни, – парень кинул на одноколейник, – я помогу…

Постоялый двор представлял собой таверну на одну треть постройки и небольшие комнатки, на пару шагов от стены до стены, действительно, только отдохнуть и двигаться дальше. Поспать было на чем – деревянный топчан с соломенным матрасом, еще из мебели в комнатке присутствовал табурет и тумбочка у крохотного окна, которое скорее было бойницей, о чем Кинт и поинтересовался у хозяина, когда тот проводил его в комнату.

– Да, случаются налеты, но сейчас реже, река отделяет от совсем уж диких земель. А к следующей зиме мы выставим дозоры по берегу. Но вам-то чего переживать? – хозяин кивнул на саквояж Кинта на табурете, поверх которого лежали патронташ и карабин.

– Я и не переживаю.

– Вас устраивает комната?

– Да, вполне.

– Ночлег и ужин двадцать кестов серебром.

– Ого!

– На день пути другого места нет, – хозяин пожал плечами, – если у вас нет денег, то я могу купить ваш карабин…

– Я его сам только что купил, – Кинт достал из кармана монеты, отсчитал и ссыпал их в протянутую ладонь парня.

– Тогда располагайтесь и выходите в зал ужинать, да… не усните с дороги, на ужин придут артельщики, что строят пилораму, и мой отец с другими старейшинами, ужинать многие приходят, может не хватить места.

– Да, я сейчас… только, а где у вас можно умыться с дороги?

– Вам принесут сейчас все.

– Спасибо.

Хозяин вышел, прикрыв за собой дверь, а Кинт снял плащ, шлем и бросил все на матрас, присел на табурет и раскурил трубку, глядя через маленькое окошко на склон холма напротив, по которому пастухи верхом на лошадях гонят к поселку большое стадо баранов, им помогают не менее десятка больших собак, со знанием дела выполняя пастушью работу. Солнце уже скрылось за горизонтом, и на степь стали плавно опускаться сумерки.

Дверь со скрипом распахнулась, причем предварительного стука не было, девушка вошла в комнатку спиной в перед, а до этого, сильно толкнув дверь местом, что ниже спины. Она принесла медный таз, в котором стоял медный же кувшин.

– Привет, – девушка повернулась лицом, поставила на тумбочку таз, сняла с плеча цветастое, но надо заметить, чистое полотенце и протянула его Кинту.

– Привет, – Кинт невольно улыбнулся этой непосредственности.

– А к нам редко вот так постояльцы заезжают, боятся… два года уже постоялый двор тут стоит, а люди все боятся.

Кинт поймал себя на мысли, что бессовестно пялится на удивительно красивую и юную девушку, ее черные как уголь волосы были заплетены в тугую и толстую косу, которая, свисая с плеча, огибала грудь и доходила до пояса. Выразительное лицо с просто огромными голубыми глазами, яркими кукольными губами и аккуратным, чуть вздернутым носиком. Легкое короткое платье из тонкой рыжей кожи отличной выделки подчеркивало фигуру, особенно в тех самых местах, на которые бессловесно пялился Кинт.

– Я никогда не видел так близко девушек вашего народа, – честно сказал Кинт, смутился и отвел взгляд, но ненадолго…

Девушка расхохоталась, улыбка была ослепительна.

– Времена меняются, да и не все девушки нашего народа похожи на меня, уж поверьте, – ответила она, кокетливо присела в поклоне, – я могу идти, господин…

– Кинт… Акан, – ответил он, снова уставившись на оказавшееся напротив декольте девушки, – да, можете.

– А я Ашьян, – ответила она и как-то очень юрко покинула комнату.

– Ого, Кинт Акан, – вслух сам себе сказал он, – ты бы полегче, неизвестно, какие у этих дикарей обычаи…

Умывшись и приведя себя в порядок, Кинт проверил свой арсенал – пистолеты на местах, восемь магазинов в подсумках портупеи, армейский револьвер в кобуре, штык за голенищем и еще и трость… да, он собрался просто поужинать, но поужинать в месте, где хозяйничают те, за головы которых когда-то неплохо платили. Пусть многие племена примирились с парламентом и ведут оседлый образ жизни на территориях, предоставленных им, но Кинт им не доверяет, несмотря на все их радушие.

По выходу из комнаты Кинта ожидал еще один сюрприз – хозяин не оставил ключа в двери, ни изнутри, ни снаружи, да и оставлять его негде, так как отсутствует замок. Изнутри дверь закрывалась на деревянный засов, а снаружи на железный крючок, скорее крючочек. Недолго думая, Кинт подсунул в щель между массивной дверью и косяком сверху, медный кест и, запомнив место, пошел в зал по узкому коридору, освещенному тускло горящими масляными светильниками.

Столов в зале было всего пять, три больших и длинных, из толстенных досок, они стояли по периметру зала, у трех стен, остальные два с квадрантными столешницами и по паре стульев рядом, были распределены по оставшемуся пространству, которого к слову, не так уж и много. Кроме Кинта еще никого не было, и он, решив не торчать болотной кочкой посреди таверны, присел с края длинного стола в углу у окна, приставив трость к стене.

– У нас сегодня баранина… как и вчера, как и на прошлой неделе, – перед Кинтом возникла Ашьян, все также улыбаясь.

Он даже не заметил, откуда она появилась, тем временем хозяин заведения возился у открытого очага, что-то помешивая в огромном чугунном котле длинной деревянной ложкой.

– Похлебка?

– Да с чечевицей, но могу попросить брата, и он просто нарежет мяса на доску со свежей зеленью и лепешкой.

– И похлебку, и нарезать, и… а пиво есть?

– Нет, но есть хорошее вино, вам понравится, господин Кинт.

– Я вино не очень…

– Вам правда, понравится.

– Хорошо, и вино.

«Чертовка» – подумал Кинт, проводив взглядом Ашьян, точнее, не сводя глаз с ее зада, но снова поймал себя на этом бессовестном занятии и отвернулся, глядя в окно.

К тому времени, как Кинт с удовольствием и аппетитом разобрался с похлебкой и теперь без спешки поедал мясо, посыпанное зеленью и специями, в заведение ввалилась развеселая компания в десять человек, нет, не кочевников, артель строителей, судя по натруженным рукам, опилкам и стружке в волосах и на рабочей одежде. Они все уселись за большой стол у противоположной от Кинта стены, на который Ашьян заблаговременно уже принесла несколько парящих чугунков и корзинку с лепешками. Разбирая глиняные миски и деревянные ложки, артельщики с интересом посматривали на Кинта.

Чуть позже, когда Кинт уже окончательно разобрался с ужином, весьма вкусным, надо сказать, и откинувшись на стену, пускал табачный дым к потолку, потягивая вино, в меру кислое и хмельное, в таверну вошла группа мужчин. Артельщики сразу сбавили тон своего гомона, а Ашьян будто из-под земли возникла перед вошедшими…

– Подавать, отец? – спросила она человека, который сразу повернулся к Кинту и очень внимательно стал его рассматривать.

– Да, сегодня никаких дел обсуждать не будем, так что только ужин… как у вас?

– Вот, постоялец, – Ашьян кивнула в сторону Кинта, – и сегодня утром обоз останавливался, коней накормить… сами обозники есть не стали, только чай выпили.

– Хорошо, – ответил он.

Мужчины, их было четверо, прошли и сели за один стол с Кинтом, но с другого края. Того, с которым говорила Ашьян, Кинт сразу узнал и вспомнил ночной визит их племени на постоялый двор в степи, свидетелем и участником которого Кинту пришлось стать. Широкие скулы, прямой нос и волевой подбородок, голубые глаза и пронзительный взгляд… этот человек, как и его дети, очень сильно отличаются от своих соплеменников, то есть никаких высоких и выпуклых надбровных дуг и чуть приплюснутых носов, широких ноздрей и глубоко посаженных глаз. Кинт сделал вывод, что это какое-то высшее сословие среди кочевого племени.

– Садись ближе, – вдруг сказал Кинту мужчина с голубыми глазами, а потом, повысив голос, сказал сыну: – Даш, принеси еще вина гостю!

Кинт отказываться не стал, во-первых, невежливо, во-вторых, вино действительно вкусное, не обманула Ашьян.

– В прошлый раз мы не познакомились, – сказал мужчина с голубыми глазами.

– Да, вы порядком напугали людей на том постоялом дворе, – Кинт сел рядом.

– Но и ты тогда не испугался… Как твое имя?

– Кинт! – ответила за Кинта появившаяся с большим подносом в руках у стола Ашьян.

– Кинт Акан, – подтвердил.

– Я первый старейшина этого племени, племени восточных погонщиков, Доту Прак.

– Очень приятно, господин Доту, – кивнул Кинт.

– Интересно, – Доту задумался…

– Интересно что?

– Знаешь, что означает твое имя на древнем языке Матери Эрты?

– А есть такой язык?

– Был, он давно забыт, но мы, – Доту повел рукой, показав на своих людей, – кое-что помним.

– И что же? – поинтересовался Кинт, принимая от вернувшейся Ашьян глиняный кувшинчик с вином.

– Человек обманувший смерть, примерно так.

– А-а-а-а, – хмыкнул Кинт, – а я-то все думаю, что же оно никак не случится.

– Но от тебя пахнет ей, – Доту глубоко и шумно втянул носом воздух, чуть наклонившись к Кинту, – пахнет смертью.

– Вот вы и в прошлый раз несли что-то про голод крови, – Кинт уже захмелел, несмотря на легкость, с которой пьется вино.

– Отец слышит голоса мертвых, – Ашьян пихнула в бок Кинта, усевшись рядом и подперев кулачком щеку, внимательно слушая.

– Раз такое дело, то может скажете, есть ли среди мертвых один человек?

– Подумай о ней, – еле заметно, но как-то неприятно улыбнулся Доту.

Кинт допил вино, закрыл глаза и подумал о Сэт, отчего-то он вдруг смог вспомнить ее лицо, что раньше не получалось… он всем сознанием впился в ее образ, который был неподвижен пару секунд, а потом стал растворяться.

– Я не вижу ее среди мертвых, но и среди живых она будто лишняя… Хочешь вернуть ее?

– Хочу.

– Тогда ищи, не оставляй надежду.

– Я искал, долго искал, изъездил весь юг, те места, где она была, но ничего.

– Наберись терпения, сил и снова ищи, ищи, если в этом будет твой покой…

Это были последние слова, что Кинт услышал, и то ли молодое вино сыграло злую шутку, то ли это проделки вождя кочевников, но Кинт сник и опустился головой на столешницу, уйдя в небытие…

Кинт проснулся на рассвете в своей комнате под многоголосое блеянье стада, что гнали через улицу пастухи в сторону холма. Проснулся и был весьма удивлен тем, что он в исподнем, одежда висит на крючках у двери, на полу у тумбочки сложено его оружие, а сапоги стоят у топчана, начищенные…

– Вообще-то за это я не платил, – пробубнил он, усевшись и прислушиваясь к своему состоянию.

Голова не болела, разве что немного сушило во рту, а в целом даже ощущался какой-то прилив сил. Умывшись, Кинт влез в штаны, намотал портянки и натянул сапоги, не забыв сразу сунуть за голенище штык, вышел в зал таверны. Даш уже возился у очага и, увидев Кинта, поинтересовался:

– Сделать завтрак?

– Да, пожалуйста.

– Минут через десять будет готово.

– Скажите, а я вчера…

– Это все вино, мы его зовем «путь погонщика»…

– Да уж, в путь я отправился как-то незаметно для себя, – хмыкнул Кинт и подумал, что надо бы проверить содержимое саквояжа и потайное отделение в нем.

– Оно на всех действует так, кто пьет его в первый раз… оно придает сил.

– Я заметил, – Кинт повернулся и пошел обратно в комнату.

– Господин Кинт! – окрикнул его Даш, – у вас на спине кровь!

– Да, я знаю, надо просто перевязаться.

– Помочь?

– Справлюсь… Занимайтесь завтраком, еще подгорит.

Вернувшись в комнату, Кинт отыскал в саквояже несессер, достал маленькое зеркало и, сняв нательную рубаху, которая действительно пропиталась кровью на уровне поясницы, попытался разглядеть, что там со швом…

– Доброе утро! Давай помогу! – все так же, как к себе домой, в комнату влетела Ашьян.

– Тебя стучаться не учили? – нахмурился Кинт.

– Давай посмотрю же! Я умею…

– Вот, держи бинт, – смирившись, сказал Кинт и достал из саквояжа бумажный пакет, что собрал ему аптекарь в Актуре, – вот этим порошком надо присыпать там, где кровит.

– Порошко-ом, – передразнила его Ашьян, после того как осмотрела вспаханную осколком спину, – сейчас приду.

Ашьян вышла, а Кинт достал стеклянный пузырек, зачерпнул содержимое крохотной ложечкой, высыпал белый порошок себе на язык и, поморщившись отвратительному вкусу, хапнул с тумбочки кувшин и запил водой.

– Вот и я! – вернулась Ашьян, с глиняным горшочком в руке, от которого сразу разошелся по всей комнате мятный запах, – снимай штаны, ложись. Этот бальзам и не такие царапины заживляет.

– От чего такая забота? – Кинт лег на топчан, решив, что даже если с него и возьмут пару лишних кестов за такие настойчивые услуги, то ничего страшного…

– Ты мне нравишься, – Ашьян начала промазывать рану от поясницы, точнее, от места пониже.

– Вот как!? – Кинт даже приподнялся на локте и повернулся.

– Не вертись!

– И часто тебе нравятся постояльцы? – Кинт снова улегся на подушку.

– Ты первый.

– Просто великолепно, надеюсь, согласно каким-нибудь вашим обычаям я теперь не обязан просить твоего отца о…

– Замолчи! – Ашьян придавила пальцем рубец раны, чем заставила Кинта зашипеть от боли, – ты спросил, я ответила…

– Ну извини, – сказал Кинт, «считая звездочки» перед глазами, которые появились из-за боли, – сейчас редко встретишь человека, который сразу отвечает то, о чем думает и как есть на самом деле.

– В нашем племени все так делают. Всё, бинт не нужен, просто полежи так минуту-другую и потом можешь одевать рубаху, и вот это себе оставь, пригодится, – Ашьян грохнула горшочком по тумбочке и быстро вышла.

– Спасибо, – сказал ей вслед Кинт, но она уже не слышала.

Ощущения от этой дикарской мази были странные, но приятно холодило, и Кинту казалось, что как будто натягивается кожа в обработанном мазью месте, по мере ее высыхания. Полежав пару минут и думая о том, что напрасно обидел девчонку, Кинт встал и начал одеваться и собираться, не забыв сунуть в саквояж горшочек, закрытый деревянной крышкой.

Прихватив свой скарб, Кинт вышел в зал таверны. Даш кивнул на стол у окошка, где уже стояла тарелка с завтраком и высокий медный чайник. Завтракал Кинт молча, глядя в окошко и прикидывая дальнейший маршрут, вспоминая изображения нужного куска карты… За что Кинт еще должен быть благодарным Стрелку, который отправился к праотцам, рухнув с неба, так это за занятия по топографии. Кинт помнил почти наизусть карты практически всех провинций терратоса, основные дороги и ориентиры.

– Что-то не многолюдно, – заметил Кинт глядя в окно.

– Отец с обозом домой уехал, – продолжая возиться у очага ответил Даш, – мы торгуем мясом… он его продаст.

– Домой?

– Это мое поселение, наше племя большое, а поселение отца в двух днях пути на юго-восток.

– А Ашьян, у нее тоже свое поселение?

– Нет, она еще молода, но учится, у отца и у меня, как управляться с людьми.

С нарастанием стал доноситься топот копыт, мимо окошка промчался всадник, а через несколько мгновений в таверну держась за плечо, ввалился парень, он был ранен…

– Даш! Рыжие шапки… большой разъезд, две дюжины всадников, из дозора только я выжил… с севера едут.

– Предупреди всех! – прикрикнул на него Даш. – Женщин и детей в дом отца!

– Что, не доброе утро? – спросил Кинт у Даша, который уже застегивал ремень-патронташ с кобурой.

– Если поедешь сейчас, то успеешь уехать, – ответил он, снимая со стены карабин.

– Уверен? Сколько воинов осталось в твоем поселении?

– С отцом половина моих воинов уехала, дозор перебили, не больше десятка выходит вместе со мной и раненым Корхом, артельщики не в счет, они не воины… и, похоже, Рыжие шапки про это узнали.

– Что ж, – Кинт нагнулся и отвязал от саквояжа карабин, – пойду, схожу к одноколейнику, там патроны к карабину…

– Зачем тебе это?

– Считай, что расплачусь… за начищенные сапоги, – ответил он и вышел.

Кинт быстро прошел на конюшню, где из багажного кофра одноколейника достал несколько бумажных упаковок патронов и осмотрелся – самое высокое место, это односкатная крыша какой-то пристройки к таверне. Обнаружив лестницу у стены сенника, Кинт приставил ее к стене пристройки и забрался на крышу, прихватив скрутку походного одеяла. Устроившись на черепичной крыше лицом на север, Кинт положил перед собой скрутку, на нее карабин, выставил прицел на максимальную дистанцию выстрела, а затем положил перед собой одну упаковку с патронами и надорвал ее…

Около двадцати всадников с гиканьем выскочили из рощи на холме и устремились к поселению, будто зная, что не встретят серьезного сопротивления. Кони неслись по склону, выбрасывая копытами комья земли, всадники приникли к шеям лошадей, чтобы уменьшить силуэты, не давая возможности обороняющимся хорошо прицелиться. Видя, что нападающие не утруждают себя построением в клин или еще каким-либо вариантом кавалерийской атаки, а как выскочили из рощи, так и скачут всей группой, Кинт ухмыльнулся, прицелился и выстрелил в грудь лошади первого всадника… Дернув скобу, выстрелил еще, затем еще. Атака замедлилась, но быстро поняв свою ошибку, всадники в рыжих меховых шапках, которые Кинт уже мог разглядеть, поскакали, огибая поселение и стреляя наугад в сторону домов. Кинт быстро подполз к краю крыши, с удовлетворением отметил, что на улице нет ни единой души, вернулся на позицию, а из домов уже начали стрелять в ответ. Быстро затолкав в трубчатый магазин пять патронов армейского калибра с тяжелой пулей, Кинт стал не торопясь выцеливать противника и стрелять, стрелять точно, так, что после каждого выстрела кто-то из нападавших вываливался из седла, а лошади без седоков продолжали скакать вместе с остальными. Наконец нападающие сообразили, что что-то в их плане не сработало, и потеряв около десятка человек, поскакали к мосту, намереваясь пересечь реку. Кинт повернулся, выбирая нужный сектор огня, и увидел, как два парня из местных, тщетно пытаются вытолкать на мост большую телегу, вот к ним подбежал третий и налег на спицы колеса, это был Даш, и дело пошло на лад, телега медленно покатилась.

– Правильно Даш, никто не должен уйти, – процедил Кинт сквозь зубы, загоняя в магазин патрон за патроном, и снова прицелился…

Когда Кинт свалил еще троих из остатков нападающих, со стороны строящейся лесопилки загрохотали револьверные выстрелы, один из парней, что толкал телегу рухнул как подкошенный.

– Так значит, не воины, ну-ну, – недовольно скривился Кинт, – артельщики значит с ними заодно… Хорошо, и этих проредим.

Кинт снова развернулся, уже в сторону лесопилки, и увидел, как за стропилами недостроенной крыши сидят трое и палят по спрятавшимися под телегой Дашу и еще одному парню, те отстреливаются, но безрезультатно, им просто не дают поднять голов. Кинт свалил одного за другим двух артельщиков, третий, быстро сообразив, юркнул в тень готовой части крыши. Оставшиеся пятеро всадников уже скакали прочь от поселения, но отъехав на недосягаемое для точного выстрела расстояние, остановились и стали наблюдать. Стрельба в стороне лесопилки продолжалась, зарядив остатками патронов из упаковки карабин, закинул его себе за спину, быстро спустился по лестнице, подбежал к одноколейнику, и схватив две чугунные чушки гранат из кофра, скрываясь за постройками припустил к лесопилке… Бежать было не так далеко, но стала беспокоить нога, она предательски отказывалась слушаться и Кинту пришлось перейти на шаг, дабы не упасть. Оказавшись на расстоянии броска, укрывшись за штабелем досок, Кинт зашвырнул на крышу гранату, и как только она грохнула, то сразу перебежал еще ближе, к небольшому окну, быстро заглянув в которое, он забрался внутрь и присел у стены, привыкая к темноте. Пахло порохом и страхом, чужим страхом… Сунув гранату за пояс, со штыком в одной руке и с револьвером в другой, Кинт стал пробираться к лестнице, что вела на чердак, и откуда доносились выстрелы, подумав, о том, что с некоторых пор он не любит чердаки. Вдруг под ногой Кинт ощутил что-то мягкое, присел и в полумраке разобрал три тела, у всех перерезано горло. Эти, похоже, не заодно со стрелками, – подумал Кинт, сунул штык за голенище, взвел гранату и швырнул ее в люк чердака, в направлении, откуда примерно доносились выстрелы, сгруппировавшись словно пружина, он дождался взрыва, быстро забрался по лестнице и высунувшись по грудь, повел стволом по сторонам, сделав еще два выстрела. Вылез на чердак, избавил от мук еще одного артельщика, выстрелив ему в грудь и внимательно осмотревшись, снял со спины карабин. Кинт все-таки умудрился на предельной дистанции свалить еще одного кочевника из тех, что наблюдали. Оставшиеся четверо пустили лошадей в самый быстрый галоп прочь от поселения…

Стало тихо, так тихо, что Кинт расслышал, как шумит река и кто-то переговаривается на улице. Выбравшись из здания лесопилки, Кинт пошел обратно к таверне, на ходу сунув в магазин еще один патрон. Подойдя к одноколейнику, он все надежно увязал, и, усевшись на сиденье, закурил трубку.

– Вот дожили… дорожный жандарм, пусть отставной, защищает одних кочевников от других, – сказал он вслух, выдохнув к небу дым, – скажи мне это кто лет десять назад…

Докурив, Кинт завел одноколейник, застегнул плащ на все крючки, повязал на шею и поднял на нос походный платок, опустил очки и выехал со двора таверны. Доехав до моста, Кинт крикнул:

– Даш, телегу-то откати, поеду я… и артельщиков себе ищите других, эти все вышли.

Когда телегу откатили, Кинт помахал рукой нет, не испуганному, скорее потрясенному произошедшим Дашу, переехал мост и, добавив мощности двигателю, поехал строго на восток, пыля по степной дороге…

Актур. Лазарет Святых предков

Доктор Мадат привел в чувства Сэт, но потом с помощью доктора Горна пришлось справляться с ее истерикой по поводу потери сына и старшей подруги Мадэ. Ее напоили большим количеством успокоительного и под присмотром прислуги оставили в комнате.

– И что, коллега, мы будем с этим делать? – доктор Мадат прохаживался по своему кабинету от стены до стены, заложив руки за спину.

Доктор Горн курил, стоя у окна… он вообще давно забросил эту, привычку, но у доктора Мадата был отличный вкус на табак, и доктор Горн соблазнился, да и нервы, дабы не стать самому подопечным этого заведения, нужно было успокоить. Маани же сидела в углу кабинета и пыталась разложить все услышанное от Сэт по полочкам сознания, с каменным лицом и периодически стекающими по щекам слезами.

– Дорогая, – обратил внимание на супругу доктор Горн, – может быть, тебе тоже стоит принять успокоительных капель?

– Мне через час улетать, давайте решим, что делать, – с металлом в голосе сказала она, – только здравый смысл и, возможно, излишняя доброта к людям, меня удерживает от того, чтобы не полететь на юг, и расстрелять весь запас зарядов картечницы по имению соседа твоего отца!

– Вы очень добрый человек, мадам Маани, – подошел к ней доктор Мадат, – вот такой и оставайтесь, а всякие расстрелы и прочее возмездие оставьте тому, у кого на это есть законное право… как вы сказали его зовут?

– Кинт, Кинт Акан, – глядя прямо перед собой ответила Маани.

– Вот, – Мадат присел рядом на пуфик, – пускай все решает господин Кинт.

– Из-за распада терратоса на провинции теперь нет надежды на жандармерию правопорядка, в каждой провинции свои законы и свои министры… Как еще твоя служба умудряется работать по всему терратосу, – обратился Горн к супруге, – а может, господин Морес как-то…

– Я попрошу господина Мореса вмешаться, но не думаю, что он сейчас сможет что-то сделать. Разве что, в частном порядке… единственное, господин полковник знает, как и где найти ее отца.

– Так, давайте еще раз все проясним, а то знаете ли, у меня смешалось все в голове, – сказал доктор Мадат, быстро прошел за свой стол, достал листы бумаги и авторучку и приготовился записывать… – Предлагаю записать сначала слова этого подлеца, а потом все, что мы услышали от мадам Далли, ой… от мадам Сэт Григо… Передадим это все мадам Маани, а она уже попробует как-то дать ход этим бумагам… Ведь они будут составлены в присутствии трех уважаемых особ аристократического сословия и ими же засвидетельствованы!

– Пишите, господин Мадат… – тяжело вздохнула Маани, – у нас мало времени.

Решив не искушать судьбу, и не проверять насколько соответствует его имя древнему языку Матери Эрты, Кинт провел в пути еще четыре дня, ночуя в укромных местах теперь часто встречающегося редколесья в стороне от тракта. Дорогой ему попадались несколько попутных обозов, но ехали они медленно, и в таком режиме расход горючего был много больше, его и так плескалось на дне бака уже совсем мало, а бочонок с запасом горючего уже пуст. Вечером четвертого дня Кинт добрался до станции «Дов и сыновья», сдал одноколейник механику гаража на осмотр, пополнил запасы горючего да и впрок прикупил еще один двухведерный бочонок, после чего скромно поужинал и, сняв неплохой номер с ванной комнатой, вымылся с дороги и лег спать. Недалеко от станции был новый пост дорожной жандармерии, но Кинт все же решил остановиться в гостинице господина Дова.

Уезжать Кинт собрался на рассвете, о чем пожалел тощий парень из прислуги ресторанчика, которому пришлось рано просыпаться и подать гостю блюдо с лепешкой, обжаренной ветчиной и чаем. Теперь Кинту предстояло ехать строго на восток, еще через четыре дня он достигнет перекрестка старых трактов и железной дороги. От перекрестка всего в полудне пути на одноколейнике будет место гибели экспедиции профессора Дакта, все равно по пути, и Кинт решил съездить туда.

Путь лежал через осваиваемые кочевниками земли. По сути, они и так всегда были хозяевами в этих диких краях, а теперь у них есть все законные основания владеть этими землями в составе терратоса Аканов. Ранний рассвет и поздний закат позволяли ехать весь световой день, а потом ночевать в стороне от тракта. Кинт великолепно высыпался на свежем воздухе, разве что лето в этих местах еще не окончательно вступило в свои права, и по утрам было прохладно. К исходу четвертого дня, когда одноколейник катил более резво из-за двух опустевших бочонков, Кинт наконец выехал к заболоченной долине меж двух невысоких холмов, поросших лесом. Уже стемнело, в долине были видны огни, доносились голоса, лай собак и пыхтение какого-то паровика. Спускаться к поселению, или что там теперь, Кинт решил при дневном свете завтра, а пока он нашел в стороне от дороги, на удивление наезженной, полянку меж болотных проплешин с кочками и высоким камышом. Под разбитым грозой большим старым деревом, что одиноко возвышалось над поляной и в темноте выглядело как чудовище из детских сказок, Кинт обнаружил старое кострище и заботливо кем-то припасенный хворост у корней дерева. Жечь огонь и чужой хворост Кинт не стал, а ограничившись вяленым мясом, сыром и почти засохшей лепешкой, он запил свой скромный ужин водой и расположился на ночлег в обнимку с карабином.

Наутро, осматривая долину в подзорную трубу, Кинт долго не мог сообразить, что он видит. Ферма – не ферма, лаборатория – не лаборатория, разве что временные жилища кочевников по периметру этого непонятного поселения, и небольшое стадо буйволов говорили о том, что это все же поселение кочевников оседлых, а не из непримиримых племен. Была еще одна деталь, очень о многом говорящая – швартовочная башня для дирижаблей с развивавшимся вымпелом терратоса. Прогрев двигатель, Кинт выехал на дорогу.

Это было не поселение, это уже походило на городишко, наполовину населяемое кочевниками и наполовину… кого только Кинт не увидел, пока ехал по главной улице. И рабочие – столяры, плотники и каменщики; и механики с инженерами. Было заметно, что кочевники живут в основном по окраинам, особо не участвуя в городской жизни. Перед двухэтажным большим каменным домом с деревянной башней Кинту пришлось резко тормозить так, что заднее колесо даже вычертило в рыжей земле глубокий след. Кинта остановил городовой, причем в звании мастера, судя по шевронам. Он смело шагнул Кинту навстречу от моторного фургона с надписью «Управление правопорядка геологического треста второй гильдии промышленников».

– Вы кидаетесь под колеса всем проезжающим через эм… – Кинт едва не наехал на городового и хотел сказать все, что о нем думает, но сдержал эмоции перед представителем местной власти.

– Джевашим, так называется этот город, – голос у городового был низким, даром что сам он худой, жилистый, но форменный китель сидит ладно.

– Странное название, – Кинт поднял на лоб очки и опустил походный платок.

– Это что-то на древнем языке кочевников… остановите двигатель, – тон у городового был весьма настойчив.

Подчинившись, Кинт заглушил двигатель и ногой выставил подножку от рамы.

– Это вы ночевали над холмом у болот? – городовой обошел по кругу одноколейник и присмотрелся к рисунку колес.

– Да, а это что, запрещено?

– Нет, – городовой кивнул каким-то своим мыслям, – просто, руководство треста очень щепетильно относится к безопасности рудника.

– А здесь еще и рудник? Да уж… много изменилось в этих местах.

– Вы проездом или остановитесь?

– Остановлюсь, хотелось бы с дороги хорошей еды, мягкой постели, да и пыль смыть.

– Тогда, будьте любезны, ваш жетон гражданина.

Городовой записал приезжего в толстый блокнот, убрал его в карман и, указав на добротный двухэтажный сруб через дорогу от каменного дома с башней, сказал:

– Вот от ратуши через дорогу гостиница транспортного треста господина Дова, если желаете сэкономить, то на окраине постоялый двор кочевников.

– Мне нужен механик, – Кинт похлопал по рулю, – и запасы горючего пополнить.

– Тогда вам туда, – городовой снова показал рукой на двухэтажный сруб за высоким забором.

– Благодарю, – Кинт начал крутить ручку взвода пружины маховика.

– Хочу предупредить, в этом городе любят порядок.

– Это радует, я тоже люблю порядок.

– Хорошего дня, господин Кинт, – городовой коснулся пальцами узких полей форменного котелка и пошел к фургону, внутри которого Кинт заметил еще троих городовых.

Городок активно строился, за высоким забором особняком расположился сам рудник, там же виднелись крыши цехов и трубы лабораторий. Люди вполне приветливы, а в гараже при гостинице к Кинту вышли аж двое механиков и двое мальчишек из прислуги. Оплатив услуги по обслуживанию транспорта, Кинт в сопровождении мальчишек, что несли вещи, вошел в гостиницу со двора гаража, опираясь на трость и держа в руке саквояж. Внутри достаточного просторного помещения ресторанчика при гостинице было пусто, оно и понятно – утро, завтрак давно закончился, а до обеда еще далеко, да и постояльцев, судя по всему, немного.

– Надолго? – вместо «здравствуйте» поинтересовался у Кинта крепкого сложения старик, явно отставной вояка.

– До завтрашнего утра, скорее всего, а на рассвете уеду. Есть апартаменты с ванной комнатой?

– Есть, – кивнул старик, – приказать греть бойлер?

– Будьте добры.

Старик многозначительно посмотрел на одного из мальчишек, тот вручил баул Кинта второму и выбежал наружу.

– В стоимость проживания входит только завтрак. Обед, ужин и расчет с механиками отдельно по выезду.

– И сколько с меня?

– Так как завтрак вы пропустили, да я его собственно и не готовил, гостиница пуста, – пожал плечами старик, – то с вас восемнадцать кестов серебром.

– Не часты здесь постояльцы? – поинтересовался Кинт, выкладывая на стойку монеты.

– Бывает, – старик дождался, пока все восемнадцать монет легли на столешницу, привычным жестом смахнул их в карман кожаной жилетки, – у нас дорого, господин Дов держит цену… те, кто не первый раз тут проезжают, они обычно у кочевников останавливаются, научились дикари монету постоем сшибать…

– Как они любят говорить – времена меняются.

– Это точно, – согласно кивнул старик и пригладил седые усы, – обед готовить?

– Да, и после обеда я отъеду ненадолго, мне с собой бы бутыль хорошего шанта.

– Сделаем, а бойлер… как согреется, я пришлю кого-нибудь из прислуги.

Помыться, переодеться в чистое и задремать в мягкой постели было просто верхом блаженства после долгой дороги и ночевок среди болот и в рощах. Что Кинт с удовольствием и сделал, правда, прежде чем улечься, он, поминая добрым словом Ашьян, обработал мазью рубец раны, куда смог дотянуться, стоя перед зеркалом в ванной комнате.

Осторожный стук в дверь разбудил Кинта.

– Кто?

– Господин, – обратился из-за двери один из мальчишек, – вам обед подавать в комнату или вы спуститесь?

– Спущусь, – ответил Кинт, сел в постели с удовольствием и хрустом потянулся и отметил, что это уже не доставляет болезненных ощущений в спине.

Одевшись для поездки, Кинт спустился в ресторанчик, прихватив чехол с карабином и саквояж. Гостиницы и постоялые дворы господина Дова слывут дороговизной услуг и честностью прислуги, но Кинт уже достаточно долго живет, поэтому он прихватил саквояж с самым ценным с собой.

– Вы надолго собираетесь отъехать? – выставляя на столешницу стойки тарелки и выкладывая столовые приборы, старик поинтересовался у Кинта.

– К ужину вернусь.

– Хорошо… я, пожалуй, тоже перекушу, – старик выставил еще одну тарелку на стойку.

Кинт ел молча, рассматривая помещение ресторанчика, построенного не более чем пару лет назад, хотелось спросить, но старик сам начал разговор, словно угадал мысли Кинта.

– Я тут только год… – начал он уже расправившись с обедом, обошел стойку и стал возиться с чайником, – до того командовал охраной перевозок в западном направлении. А вы, как я понимаю тоже, от жандармской жизни недавно отошли?

– Что, так заметно?

– Осанка, левую руку у бедра держите, словно рукоять палаша придержать хотите, да и прежде чем в ресторан войти, вы внимательно все осмотрели и посчитали двери, окна и столы…

– Вы наблюдательны.

– Так в дорожных жандармах тридцать лет, и у господина Дова в наемниках еще десять, с самого основания треста…

– А в каком звании закончили службу в жандармерии и где служили?

– Начинал службу в восточном форту, а заканчивал в северном, мастером-жандармом.

– Я тоже, службу в жандармах закончил в северном форту, – Кинт отодвинул пустую тарелку, с удовольствием приговорив порцию наваристой похлебки, – точнее мою службу закончил парламент…

– А, помню… лихое было время, потом-то, слава небесам, опомнились… А кто в северном форту-то командовал? Капитан Докк? – старик прищурился.

Кинт в голос рассмеялся и показал на чайник.

– Наливайте уже чаю, а фортом командовал капитан Бретэ… вы меня проверить, что ли решили?

– Да как сказать, – старик чуть улыбнулся, и, наливая чай в кружку, добавил: – места тут дикие, люди всякие…

– Городовые вроде неплохо службу несут.

– Неплохо, но господин Дов, имея охранный патент, тоже ответственен за территории, на которых располагаются его заведения… А Бретэ службу знал, он на пару лет младше меня, жаль, что к выпивке слабость у него была, должно быть спился после расформирования…

– Погиб он… как герой погиб, с оружием в руках.

– Вот как, – почесал затылок старик, – это в северную войну, что ли?

– Да… – одним глотком Кинт выпил горячий чай, – шант приготовили?

– Вот, – старик достал из-под стойки бутыль с пробкой запечатанной сургучом, – двенадцать лет выдержки, такой товар сюда редко завозят, это из моих запасов.

– Отлично, сколько с меня?

– Пять кестов за обед и шестнадцать кестов за шант.

– Скажите, а найдется у вас лопата и немного краски?

– Продать?

– Нет, попользоваться.

– Сейчас, скажу прислуге – принесут.

Джевашим остался позади, за густыми клубами пыли, поднимаемыми колесами с сухой глинистой дороги. Кинт сначала ехал не быстро, внимательно осматривая подступающий к проселку подлесок и вспоминая ориентиры, и как только выехал на ровное как стол плато, сразу прибавил скорость, а уже через час он остановил одноколейник у развороченного остова экспедиционной машины. Ржавчина покрыла торчащие из земли фрагменты, по которой зеленым цветом расползлись следы окисла медных элементов…

– Кто-то неплохо здесь порезвился, – вслух сказал Кинт подойдя к останкам машинного, обнаружив, что большинство элементов демонтировано.

Низкая степная трава и полевые цветы, набирающие бутоны, пестрым ковром затянули место кровавой бойни, памятником которой теперь торчат ржавые железяки повсюду. Чтобы не пропороть колеса, Кинт решил дальше не ехать и заглушил двигатель, но предусмотрительно взвел пружину маховика заранее, хоть это и противоречит наставлению по использованию подобного вида двигателей.

Яма получилась неглубокой и небольшой, Кинт с трудом отыскал объеденные хищниками кости… Проломленный череп Волье он положил поверх остальной груды костей и засыпал яму землей. На образовавшийся холмик Кинт притащил кусок обшивки вагона…

Блеск на холме Кинт заметил краем глаза, потянул из кожаного тубуса на поясе подзорную трубу и присмотрелся – в полутысячи шагов рядом с моторным фургоном городовых стоял мастер-инспектор и разглядывал Кинта…

– Бдительный какой, – пробубнил Кинт, убрал подзорную трубу в тубус, и пошел собирать полуистлевшие останки каких-то ящиков. Затем развел небольшой костер рядом с холмиком и пока горит огонь, принялся выводить надпись «Почтение и память» на обшивке, макая палец в жестяную банку с краской.

Угли от быстро прогоревших досок рдели алым. Усевшись на землю, Кинт отпил шанта из бутыли и плеснул крепкий напиток на угли, от чего с хлопком вспыхнуло синее пламя.

– Простите, друзья, что я так долго тянул с этим делом… всякое случилось за прошедшие годы, раньше не мог… – Кинт сделал глоток и снова плеснул на огонь.

Просидев у холмика с захороненными останками около часа и выкурив трубку, вспоминая Волье, Крея, ребят из охраны и студентов, Кинт собрался, завел двигатель и отправился назад, в Джевашим, в который приехал как раз к ужину.

– Вы не будете против, господин Кинт? – прихватив с собой кружку пива со стойки, к Кинту подошел мастер-инспектор.

Посетителей в ресторанчике при гостинице было мало, Кинт, трое обозников, что заселились только что и собственно начальник местных городовых.

– Присаживайтесь, – Кинт кивнул на стул напротив, отрезая ножом кусок отбивной.

– Я видел, чем вы занимались в долине…

– Хоронил останки друзей, пусть будет благословенен их путь на Небеса… а я видел, как вы наблюдаете за мной.

– У меня много ответственности за происходящее в городе и окрест. Вероятно, вы хорошо знали тех людей… но в той трагедии никто не выжил, кроме профессора Дакта, откуда вам известно это место?

Кинт чуть не поперхнулся.

– Я что-то не так сказал? – инспектор отпил пиво и уставился на Кинта.

– Нет-нет, просто мясо… мясо очень острое, – Кинт сделал несколько глотков шанта из бутыли и даже не поморщился, – от профессора Дакта известно, он рассказал пару лет назад об этом месте.

– Профессор Дакт?

– Да…

– Пару лет назад?

– Может не пару, может чуть больше… у меня был период жизни, когда я не считал, ни месяцев, ни годов.

– Что ж, приятного ужина, – мастер-инспектор допил пиво, учтиво поклонился и направился к выходу.

Кинт сразу, как только городовой покинул ресторанчик, поспешил в свою комнату, после короткого, но о многом говорящего диалога Кинту больше не хотелось задерживаться в Джевашиме ни на минуту.

Кинта встретили во дворе гаража… Тяжело сопротивляться, когда одной рукой ты опираешься на трость, а второй держишь саквояж. Да и не ожидал Кинт такой прыткости от городовых. Умелые удары короткими дубинками посыпались градом, прежде чем отключиться, он успел разглядеть в желтом свете фонаря городовых во главе с мастером-инспектором…

Сознание к Кинту возвращалось медленно, урывками. Все тело болело, саднило, правый глаз невозможно открыть, да и большого смысла в этом не было, так как открыв левый глаз, Кинт понял, что на голове плотный мешок. Пахло сыростью…

Подвал? Скорее всего.

Кинт попробовал пошевелиться, но тщетно – связали его со знанием дела. Откуда-то сверху донеслись шаги нескольких пар ног, послышался разговор, Кинт замер и превратился в одно большое ухо…

– … не понимаю, зачем все так усложнять, пулю в затылок и вывезти в степь, а хищники сделают свое дело.

– Нет, милейший, я все-таки обязан ему жизнью, и неоднократно. Я так не могу.

– Но он угроза! Угроза всему делу!

– Значит, надо эту угрозу свести на нет!

– Профессор, вы человек умный, думайте, как это сделать, но знайте, я все же за то, чтобы эту угрозу ликвидировать.

– Я уже все придумал… как скоро вы поедете встречаться с непримиримыми племенами?

– Вообще, в планах было вчера, но нут этот ваш Кинт со своим поминальным обрядом и ваша истерика.

– Продайте его им в придачу к оружию, которым вы с ними торгуете, пусть отвезут на побережье и продадут его в кочегары на корабль контрабандистов с западного материка.

– Хм… у него теперь товарный вид не очень… И знаете, профессор, мне кажется гуманней было бы его пристрелить…

– Ничего, он очень крепкий мужчина. Мастер-инспектор, считайте это моей личной просьбой.

– Тогда, чтобы выполнить эту вашу просьбу, мне придется ехать на побережье самому, иначе, кочевники из непримиримых просто скормят его собакам.

– Буду вам очень признателен, милейший, сделайте это!

Навалилась тошнота и нестерпимая головная боль, после чего Кинт снова провалился в забытье…

Северо-восточная провинция. Конинг

С приходом лета Конинг оживает – прибывают сезонные рабочие, и открывается навигация. С появлением несколько лет назад станции воздухоплавания и открытием постоянных маршрутов пассажирских дирижаблей, это забытое богами место стало развиваться и расти в границах. Мало того, после Северной войны в Конинге расквартирован пехотный полк, а с началом навигации в бухту приходят и встают на рейд два броненосца. Теперь, чтобы пересчитать количество увеселительных заведений и салонов города, не хватит пальцев обеих рук, но это все в основном на новой, построенной от пристаней к депо улице, а в старом городе «Пятое колесо» – единственное приличное заведение. Вообще, старый город даже живет как-то обособленно от новых поселенцев.

Неистово чадя и громыхая, моторная повозка подъехала к магазину с вывеской на штоке «Оружейная лавка Ллодэ», а над входом в лавку была вывеска поменьше – «Ювелирные изделия и прочие занимательные безделушки». Причем водитель, здоровенный детина с протезом вместо одной из рук, весьма умело управлял этим транспортом. Дверь лавки открылась, на крыльцо, опираясь на трость, вышел пожилой мужчина, в белой блузе, поверх которой был брезентовые фартук и нарукавники, на голове, покрытой густыми седыми волосами, пристроен монокуляр для тонких и точных работ…

– Григо! – водитель моторной повозки выскочил из кабины, перекрикивая паровую машину, – полезайте в повозку! Едем на телеграф!

– Что случилось, Маар? И вообще, я ведь тебя посылал встречать груз на станцию…

– Да вот тут ваш груз, – Маар постучал протезом по багажному ящику, – давайте, давайте, Григо, снимайте это вот все, надевайте плащ и поехали.

– Да что за спешка-то?

– Меня инспектор Талд встретил, как раз на повороте от станции, говорит ехать срочно за вами, потому как на вас пришел запрос на срочный телеграфный сеанс!

– От кого запрос? – Григо заволновался, стянул нарукавники и начал развязывать фартук, но узел не поддавался, и он рванул шнурок, а потом, повысив голос повторил: – Маар! От кого запрос?

– Морес, вроде да… Морес Таг, точно! Вам говорит что-нибудь это имя?

– Еще бы! – Григо скрылся за дверью, а через мгновение пулей выскочил назад, на ходу надевая плащ и шляпу.

– А кто этот Морес? – крикнул Маар, не поворачиваясь в салон, когда повозка уже неслась по центральной улице.

– Полковник тайной жандармерии, во всяком случае, до недавнего времени был таковым.

– А! Такой важный, длинный с тараканьими усами?

– Да, – подтвердил Григо, вцепившись в поручни сиденья.

– Может, про Кинта новости или про… – начал было Маар, но решил не продолжать и сосредоточился на дороге, дабы не переехать какого-нибудь зеваку.

В помещении телеграфа было тесно, у окошка оператора, облокотившись на столешницу, стояли Григо, Маар, инспектор Талд и Дукэ. Последний примчался на телеграф раньше всех, потому как Маар, известный своей постоянной конкуренцией с новостной полосой в газетах, сообщил ему о вызове для Григо…

– Ну, что там? – Дукэ привстал на цыпочки и посмотрел на неподвижный механизм телеграфа и катушки с лентой.

– Имейте терпение, – оператор встал со стула и прошел к зарешеченному окошку, где протирая носовым платком пенсне, ответил, – я отправил сообщение о готовности к сеансу теперь только ждать…

Вдруг донесся писк, катушка с лентой качнулась, и телеграф застрекотал шестернями и печатным механизмом, выдавая ленту…

– Читайте, что там? – снова засуетился Дукэ.

– «… Ваша дочь нашлась, пока проживает у хороших людей. Дирижабль нашей службы вылетает на север через две недели, могу посадить Сэт на борт. Сообщите, будете ждать, или сами отправитесь в Актур. Морес Таг».

Григо тихо, мелкими шажочками дошел до лавочки для посетителей, присел на нее, снял шляпу и уткнулся в тулью лицом. Дукэ присел рядом, помолчал пару минут, потом протянул Григо платок и спросил:

– Что будешь отвечать?

– Благодарю, – Григо высушил глаза платком, – отвечайте – приеду сам, пусть сообщат адрес.

– Я с вами! – оживился Маар.

К слову, Маар уже давно подрабатывает у Григо, возит грузы, развозит заказы из лавки, ну и вроде как телохранителем сам себя назначил, на что Григо не возражал и от помощи не отказывался.

После того, как в Актуре получили ответ и подтвердили его, сообщив дополнительно адрес семьи доктора Горна, вся компания, гомоня, выбралась на улицу.

– Господин Григо, – обратился к нему инспектор Талд, – столичный экспресс прибывает только через три дня, я могу посодействовать и забронировать билет.

– Я не так богат, как раньше, но достаточно обеспеченный человек, – Григо постучал тростью с позолоченной рукоятью по голени ноги, на которую он сильно хромал, – мы с Мааром уже к вечеру доберемся на моторной повозке до Мьента, а там я найму в артели рудокопов один из их дирижаблей, у меня там еще остались связи.

– Может… – инспектор задумался, – мне тоже поехать с вами? Мне все равно предстояло ехать с отчетами для тайной жандармерии, но в середине лета.

– Если соберетесь в течение часа, то жду вас у лавки, – ответил Григо, развернулся и обратился к Маару, протянув ему пару золотых кестов: – Дружище, купите нам припасов в дорогу и собирайтесь, через час жду…

Григо зашагал вверх по улице с гордо поднятой головой, его словно подменили – исчезла сутулость и глубокие, появившиеся от горя потери дочери морщины на лице. Он шел даже почти не хромая, высоко вскидывая трость и, приподнимая шляпу, здоровался со встречными горожанами, широко улыбаясь при этом. Его сердце трепетало, он был готов просто бежать, бежать в сторону Актура, на встречу с дочерью, с которой не виделся более пяти лет и уже тихонько оплакивал ее каждый вечер в маленькой комнатушке покойного старика Ллодэ.

Моторный фургон отправился в путь на юго-запад ровно через час. Маар, напялил поверх модного костюма в крупную клетку краги по локоть, а такое же клетчатое кепи примял очками… его атлетически сложенная фигура очень высокого роста, начищенный до ослепительного блеска медный протез правой руки, и этот вот клетчатый костюм смотрелись весьма комично. Но кто посмеет посмеяться над ним, не рискуя целостностью лица? Григо отрешенно смотрел в окно, сидя в салоне, а рядом инспектор Талд, проклинал тряску и пытался набить трубку…

Открытое море, недалеко от восточных берегов терратоса Аканов.

Кинт пришел в себя от холода и качки, неслабой такой качки. На руках чувствовалась тяжесть кандалов, мешка на голове уже не было, Кинт осмотрелся – чулан, или нечто подобное. Низкий потолок, комнатушка в длину на пару шагов и в ширину на один, массивная дверь в половину человеческого роста, окованная железными пластинами с крошечным окошечком, из которого на пол падает косой луч света. Кинт поджал ноги, кое-как уселся и оперся спиной на стену обнаружив, что сидит на грязном соломенном матрасе совершенно голый, а из одежды на нем только браслеты кандалов с мощной цепью. Доносились приглушенные крики, чувствовалась вибрация какой-то установки, пахло морем и сгоревшим углем.

– И что теперь? – вслух задал сам себе вопрос Кинт и зашипел от боли – давала о себе знать разбитая губа, да и пара зубов ощутимо шатались.

Снаружи что-то лязгнуло, дверь скрипнула и открылась внутрь. Кинт увидел только ноги в парусиновых штанах, заправленные в кожаные сапоги. Появился стул за дверью, а владелец сапог уселся на него…

– Я не знаю, парень, что там с тобой и как, но меня убедили, что я должен тебя купить… теперь ты убеди меня, что я не выбросил на ветер три золотых кеста, так как вид у тебя как будто конный экипаж переехал, причем не один раз, – Кинт уловил какой-то странный акцент.

– Что-то дешево, всего три кеста…

– Да неужели! – хохотнул человек снаружи, прокашлялся и сказал, – значит, так! Сегодня я дам тебе выспаться, возможно, накормлю… а завтра тебе принесут одежду и отведут делать то, ради чего я потратился. Да, не вздумай чудить, мы в открытом море, если мне хоть на секунду покажется, что ты что-то удумал, то пойдешь на корм рыбам!

Человек встал и ушел, кто-то убрал стул, волосатая, мускулистая рука закрыла дверь.

Когда стало темнеть, гул усилился, но пропала вибрация, а под потолком тускло загорелся плафон газоразрядной лампы. Лязгнул засов, дверь открылась, все та же мускулистая и волосатая рука поставила на пол миску, небольшой кувшин, а потом в комнатку влетело жестяное ведро, едва не угодив Кинту в грудь…

– Не вздумай нагадить на палубу, вот ведро! – пробасили снаружи, затем дверь закрылась.

Похлебка оказалась густа, но постна, скорее, это была жидкая каша из злаков крупного помола на воде, но даже эта еда вызвала у Кинта чувство, что он наконец-то сыт, еще бы, сколько он пребывал в полусознательном состоянии, неизвестно, может пару дней, а может и больше. К прохладе он уже притерпелся, хотя это больше из-за влажности кажется, что холодно. Как бродячий пес, Кинт свернулся на грязном матрасе и закрыл глаза. Чувствовалась качка, было слышно, как работает паровик, как шлепает по воде гребное колесо в стороне кормы, даже слышны крики чаек, значит, берег близко. Мысли в голову пока не приходили никакие, да и толку-то? Нужно сначала оценить обстановку, выяснить, куда идет эта посудина, а потом принимать решение…

Наутро дверь, скрипнув, снова открылась, разбудив Кинта.

– Просыпайся, вылезай и ведро прихвати! – пробасил обладатель волосатой руки с ладонью как лопата.

В комнатушку влетело какое-то тряпье.

– Надевай! Поторопись!

Кинт развернул тряпье, это оказались старые парусиновые штаны, обрезанные по колено и некое подобие сандалий из высохшей до состояния деревяшки кожи. Прихватив ведро, Кинт выбрался наружу, громыхая цепью кандалов, где перед ним предстал невероятного размера человек – выше на голову, хотя Кинт сам обладатель достаточно высокого роста… льняная рубаха, облегающая могучий торс, казалось вот-вот лопнет по швам. Лысая голова на короткой шее, поломанные уши и перебитый нос…

– Называй меня Марк, – пробасил великан, – иди за мной… да! Предупреждаю, вздумаешь обратится к хозяину или ко мне первым, сразу получишь зуботычину!

Кинт скосил взгляд на кулаки Марка, громыхнув цепью, поскреб многодневную щетину и сказал:

– То, что ты со мной заговорил, это уже означает, что я могу тебя спросить и не получить за это в морду?

Марк, который уже развернулся и зашагал по узкому коридору трюма остановился и, не поворачиваясь, сказал:

– Ну попробуй… – и продолжил движение.

– Чей это пароход, и кто меня купил?

– Не скажу, что тебе повезло… наверное, лучше бы ты сдох, но в любом случае, у тебя будет две миски похлебки в день и чистая вода, при условии, если ты будешь выполнять свою работу. Хозяин у нас господин Тома, и пароход этот тоже его.

– Господин Тома контрабандист?

– Господин Тома торговец! Все, закрой рот! – Марк остановился перед трапом вниз, откуда доносился шум и запах кочегарки, – давай, спускайся.

Кинт протиснулся между Марком и шпангоутом и начал спускаться. Внизу был крохотный тамбур, у массивной двери с зарешеченным окошком сидел еще один здоровяк, который, скептически осмотрев Кинта, спросил у Марка, что спускался следом:

– Не сдохнет?

– Это на наша забота, Дерий, кандалы снимай с него, объяснишь, что, как и пусть приступает, – Марк пошел назад.

Дерий указал взглядом на наковаленку в углу.

– Клади сюда, сейчас сниму…

Он весьма споро и умело срубил зубилом клепки кандалов, которые повесил на крюк на стене к еще паре таких же.

– В общим, чего я тебе буду растолковывать? Жить теперь будешь за этой дверью, посменно кидать уголь в топку и таскать тачки из угольного трюма в кочегарку… Спать на угле, есть на угле опорожнятся в уголь… – Дерий открыл засов двери и втолкнул Кинта внутрь, – и так пока не сдохнешь!

За спиной лязгнул засов, Кинт оказался в помещении кочегарки – посередине помещения шагов на десять в длину, и на пять в ширину, узкие рельсы, на которых стоит вагонетка. Одна ее стенка открыта, уголь ссыпался на железный пол и сейчас его подбирают широкими лопатами и забрасывают в две топки трое мужчин, хотя, один из них скорее старик, второй подросток… еще двое даже не проснулись, они спали на куче угля справа от двери. Кинт застыл с ведром в руке…

– Ведро туда слей! – крикнул Кинту подросток, с виду ему шестнадцать, может чуть больше… жилистый, взгляд уставший, – И сюда иди, подмени Гаста!

Кинт вылил отхожее ведро на угольную кучу слева, оставил там его там и пошел к вагонетке, где старик вручил ему лопату со словами:

– Кидай, пока не подменят, вода там, – показал он рукой на глиняный кувшин в веревочной сетке на балке…

Кинт взял лопату, подобрал добрую кучу угля и бросил ее в топку.

– Забирай поменьше, устанешь… – посоветовал мужчина, возрастом чуть старше Кинта, а потом кивнул на дверь, – и не болтай, они этого не любят.

Следующие четыре дня Кинт провел так, как и сказал здоровяк за дверью по имени Дерий – кидал уголь в топку или толкал тяжелую вагонетку по рельсам до двери угольного бункера, там накидывал в нее уголь и толкал обратно. Периодически из медного раструба под потолком доносился голос капитана – «поддать», «еще поддать», «хватит жара»… Уставал Кинт очень сильно, да и последствия побоев сказывались. Спали, ели и справляли нужду все действительно на кучах угля, на разных кучах, которые исчезали и появлялись на железном полу по несколько раз за день. Так же не было обмана в том, что было обещано – дважды в день кормить и давать чистую воду. Кинт успел лишь познакомиться с другими рабами, на остальное, то есть на беседы просто не было времени и сил, Кинт валился с ног, как только его сменяли. Вечером четвертого дня из медного раструба под потолком донесся голос капитана:

– Готовиться к загрузке угля!

В этот момент Кинт как раз прикатил вагонетку к опустевшему угольному бункеру, отдышавшись, он повернулся к собратьсям по рабству и спросил:

– Это что значит?

– Заходим в порт, где-то на восточном побережье, – старик Гаст сделал несколько больших глотков из кувшина с водой и уселся прямо на пол, – пристанем, и в бункер загрузят уголь, ты главное нос и рот чем-нибудь прикрой, когда сыпать будут, пыль потом часа два в воздухе клубится… хотя, если хочешь быстрей сдохнуть и не мучиться, то дыши полной грудью, будешь как я, кровью харкать…

– Зато пока идет загрузка и стоим в порту, то можно отдохнуть, – вмешался в разговор подросток, –

– И сколько будем стоять? – Кинт сел рядом с ним на кучу угля.

– По-разному бывает… бывает, что загрузят, и мы сразу дальше, а бывает, что и пару дней стоим.

– А где мы сейчас?

Все как-то недобро посмотрели на Кинта, а старик приложил скрюченный и почерневший палец к губам и тихо сказал:

– Тише, услышат охранники, за такие вопросы могут побить.

– А почему они без оружия? – шепотом спросил Кинт.

– А зачем оно им? Ты же их видел, они и голыми руками человека порвут на тряпье.

– Угу… – кивнул Кинт и покосился на ведро, что так сиротливо и валялось слева от двери, где он его бросил в первый день, и теперь оценивая на предмет вооружиться.

– А еще, дополнительную пайку могут дать, – мечтательно произнес подросток.

– Могут, если у хозяина будет к этому расположение духа, – подтвердил старик Гаст.

Посудина пристала, были слышны команды на швартовку, из медного раструба под потолком донеслось:

– Эй, в кочегарке! Отдыхать пока!

– День простоим точно, – старик Гаст поднял к потолку указательный палец.

Зарешеченное окошко открылось, и в него бросили связку мисок…

– Разбирай, подставляй!

Процедура приема пищи Кинту уже была известна, он дождался, когда все разберут помятые медные миски, и выстроятся к двери, и встал последним. Через окошко каждому плюхнули в миску каши, потом подали холщовый мешок с деревянными ложками, затем бурдюк с водой.

– Третий год я здесь, – старик Гаст подсел к Кинту и тихо прошептал, – пароход хозяина огибает материк с юга, идет близко к берегу, только у Актура выходит в море подальше, затем, поворачивает на север. Сегодня угля загрузят, его хватит еще на пять дней пути, а потом недалеко от Майнга в устье реки последняя остановка на Зарве и загрузка углем.

– А потом куда?

– К Мокку, мимо архипелага «Десяти зубов», опасное место… и штормит, и пираты бывает, нападают.

– А хозяин не пират?

– Нет, он возит что-то незаконное между материками, иногда рабов, иногда оружие.

– Людей у капитана много на пароходе?

– Точно не скажу, может десять человек, может больше.

– Вы сами-то откуда? – Кинт чуть плеснул из бурдюка воды в миску и сполоснул ее, потом наполнил водой и напился.

– У меня была ферма, недалеко от Тэка, а в Северную войну…

– … пришли северяне, разграбили ферму, а вас продали, – закончил за старика Кинт, – знакомая история.

– Да, так и было… только вот с хозяином лучше, хоть и тяжело уголь кидать, зато кормят и почти не бьют, а когда у северян был, – старик махнул рукой, – вообще, не знаю, как выжил.

Наверху, в стороне угольного бункера что-то заскрипело, а из медного раструба донеслось:

– Готовьтесь принимать!

Все как по команде отошли в сторону, намочив куски тряпок и прикрыв ими носы и рты.

Снова затрещало и заскрипело, сверху в опустевшее помещение угольного бункера упал столб света, затем показался широкий деревянный лоток, по которому, громыхая и поднимая клубы черной пыли, посыпался уголь. На рассвете следующего дня всех в кочегарке накормили, пароход отчалил и снова в море, снова бросать уголь в топки, но был и положительный момент – всем рабам дали выспаться прошедшей ночью.

На третий день перехода случилась беда – начало штормить, пароход кренился то на нос, то на корму, его то поднимало на волнах, то бросало вниз, из-за чего с тормоза сорвалась груженая углем вагонетка, она летела прямиком на молодого, который даже не видел этого. Старик Гаст, каким-то невероятным образом успел подскочить и оттолкнуть мальчишку, а сам угодил под тяжелую вагонетку, и ему раздавило голову…

– Жару! Вы там, в кочегарке что, уснули? – донесся сверху голос капитана.

Пока остальные трое рабов, едва держась на ногах из-за качки, продолжали кидать уголь в топки, Кинт и молодой бросились к Гасту, с трудом сдвинули и зафиксировали вагонетку, и оттащили бездыханное тело старика к двери.

– Лучше бы меня придавило, – всхлипывая, молодой растирал грязь от слез и угольной пыли по лицу.

– Не говори глупостей… – ответил Кинт и накрыл раздавленную голову старика тряпкой, – что делать теперь?

Молодой покосился на топку, а потом промямлил:

– Надо, надо только Дерию сказать о том, что случилось. Ты скажешь?

– Хорошо, – Кинт собрался было постучать в дверь, но молодой его остановил.

– Его там нет сейчас, шторм, все на палубе… – он сел на пол рядом со стариком, поджал к груди колени, уткнулся в них лицом и заплакал.

Кинт сел напротив, с справа от двери, отодвинув ведро, потом задумался ненадолго и сняв с него дужку из железного прутка, стал ее быстро сгибать и разгибать, то тех пор, пока она не сломалась пополам… никто этого не видел.

От шторма отошли только через сутки болтанки, было страшно, вся посудина скрипела, скрежетал металл, капитан все время орал, требуя не останавливаться и подкидывать уголь, вымотались все. Когда пароход причалил у небольшого портового городка в устье реки, где-то на северо-западе, кочегарам была дана команда отдыхать, все просто повалились от усталости. Все кроме Кинта, он подошел к двери и постучал в нее…

– У кого там руки лишние? – недовольно отозвался из-за двери Дерий, но окошко открыл.

– Старика придавило, умер он, – сказал Кинт и отошел в сторону, чтобы Дерий мог увидеть тело.

Дерий ничего не сказал, он лишь скривился, закрыл окошко, и было слышно, как он, бранясь и сетуя на то, что ему не дали подремать, поднимается по лестнице. Спустя несколько минут окошко снова открылось…

– Ну ка встали все и отошли к дальней стене топки! – это был уже Марк.

Все подчинились, лязгнул замок, сначала зашел Марк, осмотрелся, следом Дерий, а потом вошел обладатель парусиновых штанов и сапог, которые Кинт уже видел, это был хозяин, то есть господин Тома.

Это был седой крепкий мужчина, лет пятидесяти, его лицо на фоне белых волос и пышных бакенбард казалось черным, но попросту было обветренным и сильно загорелым, взгляд суровый и проницательный.

– И как так вышло? – спросил Тома, после того как присел на корточки и приподнял тряпку с головы старика.

Никто не решался заговорить, тогда Кинт сказал:

– Вагонетку с тормоза сорвало во время шторма.

– Ну да, рукой или лопатой так не разворотишь, – согласился Тома и покосился на угол вагонетки со следами крови.

– У вагонетки тормоз совсем разболтался, надо починить.

Марк быстро прошел к Кинту со словами: – Ты будешь указывать, что надо господину Тома? – и, замахнувшись, ударил Кинт в грудь, точнее попытался ударить, но Кинт просто довернул корпус и чуть сместился, из-за чего Марк, провалился в пустоту и приложился ладонью о горячую стену топки.

Тома и Дерий в голос засмеялись, а Марк взвыл от боли…

– Проклятье! Да я тебя…

– Оставь его! Или заплати за него три кеста золотом! – повысил голос Тома, – тормоз вагонетки починить! Свое зло выместишь на боцмане, по его вине я лишился одного кочегара, и теперь придется потратиться на другого, а в этих местах с рабами худо и дорого! Старика на переходе, как разгорится топка, предать огню!

– Теперь он тебя сгноит, – вздохнул молодой, когда хозяин и его мордовороты вышли.

– Это ему будет стоить трех золотых кеста, сомневаюсь, что он так богат, чтобы почесать кулаки за немалые деньги, – ответил Кинт, прошел в угол кочегарки и улегся на кучу, угля отвернувшись к стене, где достал одну из половинок дужки и продолжил ее точить о твердый камень, что попался среди угля.

Стояли в порту больше обычного, как заметил один из рабов, но причина задержки скоро нашла объяснение – на рассвете следующего дня лязгнул засов, и в кочегарку впихнули мужчину. Его возраст Кинт определить не смог, лицо густо заросло бородой почти до глаз, но по голому торсу было понятно, что он еще не стар, достаточно крепок и жилист. А еще Кинт заметил не менее десятка шрамов, такие остаются от клинков, а не от стараний хирургов, в придачу были и пулевые ранения. На мужчине из одежды, как, впрочем, и на всех, были старые парусиновые штаны, обрезанные по колено и сандалии.

– Объясните новому сами, что и как, и капитан приказал топить, скоро отходим! – просунув голову в дверь, сказал Дерий, потом посмотрел на Кинта, хмыкнул и закрыл дверь. А вагонетку чинить никто так и не пришел…

Молодой быстро все объяснил новенькому, да и что там объяснять – кидай уголь до конца своих дней. А новенький был молчалив и нелюдим, после нескольких часов работы он выпил почти всю воду из кувшина под потолком, затем уселся на кучу угля и начал смеяться, чуть ли не истерикой от смеха зашелся, причем периодически указывая на Кинта, сидящего напротив, пальцем.

– Наверное это… – молодой сел рядом с Кинтом и покрутил рукой у головы.

– Кому там весело? – донеслось из-за двери.

Новенький сообразил и затих, но закрыв ладонью рот, продолжал смеяться, его плечи тряслись…

– Точно, помешанный, – снова прошептал молодой Кинту, улегся отдыхать и добавил, – еще этого не хватало.

Но Кинт уже понял, он понял, что новенький вовсе не сумасшедший и на лице Кинта тоже появилась ухмылка.

– … уфф, давно я так не смеялся, Кинт Акан! Это же надо! Вот всякое думал про тебя, ненавидел, хотел разыскать и вспороть тебе брюхо, а кишки скормить бродячим псам, за это, – новенький показал на два шрама от пулевых ранений, а сейчас даже рад встрече…

– Шла война, ты выбрал одну сторону, а я другую.

– Все верно, Кинт Акан, все верно… Сколько за тебя заплатили?

– Три кеста золотом.

– Что-то дешево, – хохотнул новенький, – за меня шесть!

– Потом поболтаем, Тилет, отдыхай.

Тилет разлегся на куче и почти сразу уснул, а Кинт прошел «на свое» место, достал из щели у пола два коротких железных прутка, один был уже отточен с обоих концов, Кинт спрятал его в шов на поясе штанов, а второй принялся доводить до необходимой остроты, плюнув на камень.

На рассвете следующего дня в кочегарку не принесли еду и воду, на что молодой, когда Кинт спросил его об этом, пожал плечами и ответил, что иногда случается, что не накормят, но чтобы не дать воды, такого еще не было. Вообще у Кинта было какое-то ощущение нервозности с самого утра, нет, присутствие наемного убийцы Тилета не было этому причиной, в воздухе пахло кровью, большой кровью, Кинт уже давно научился это чувствовать…

– Эй, в кочегарке! – донеслось из раструба под потолком, – кидай чаще!

Потом раздались свистки боцмана, пароход сильно накренился на правый борт, выполняя маневр на скорости.

– К бою готовятся, – тихо прокомментировал молодой, закинув полную лопату угля в топку.

– С кем? – Кинт тоже подналег на лопату.

– Или пиратами или с морским патрулем решенцев…

– Чьим патрулем?

– Решенц, это южный терратос материка Мокк.

– И чем это грозит нам, рабам?

– Если пираты и нас захватят, то я даже боюсь представить нашу дальнейшую судьбу, а если патруль, то пароход просто потопят из пушек.

– Надо выбираться из этой скорлупы, – Тилет воткнул в кучу угля лопату и стал осматриваться, – Ты как, Кинт Акан?

– Умирать рабом я не собираюсь!

– Ну я вообще пока умирать не желаю, хотя многих весть о моей смерти порадовала бы, – нервно хохотнул Тилет, – тем более мы с тобой даже за встречу не выпили! Что думаешь?

– Думаю, надо дождаться начала боя и можно шуметь, – Кинт посмотрел на вагонетку, обошел ее и встал так, чтобы она и дверь оказались на одной линии.

– Что вы задумали? – молодой с опасением посмотрел на Кинта, а затем на Тилета.

– Хочешь быть свободным? – спросил Тилет молодого.

– Свободным и мертвым?

– Тут уж как получится.

Молодой замотал головой и с остервенением продолжил кидать уголь в топку.

– Покатили вагонетку к бункеру, надо ее полную накидать, – сказал Кинт Тилету, тот кивнул, сообразив, что задумал Кинт, и они покатили…

Наверху началась интенсивная стрельба, грохнул выстрел из какого-то орудия, и пароход снова накренился, совершая разворот. Ко времени, когда Кинт и Тилет накидали полную вагонетку угля, шум боя наверху разгорелся еще сильнее и вдруг удар! Удар, треск и скрежет, все повалились на оббитый железом пол.

– Абордаж… – сделал вывод Тилет, быстро вскочив на ноги.

– Похоже, – согласился Кинт тоже вскочив, уперся руками в вагонетку и заорал, да так что все вздрогнули, – что развалились? Бегом сюда! Толкайте!

Места для разгона было не так много, с десяток шагов, но вагонетка тяжелая и привод в шесть человеческих сил, давал надежду, что первая часть плана удастся, что касается части второй то она проста – драться.

Дверь выдержала, выдержал засов, но не выдержали петли, и она почти отлетела к стене маленького тамбура, уголь высыпался на пол, Дерия не было снаружи… Тилет шустро пролез через тележку и снял со стены в тамбуре кандалы.

– Вы идете? – Кинт обернулся к остальным, а те отошли обратно к топкам.

– Оставь их, они уже рабы навсегда… Что делаем?

– Идем и осматриваем каждый угол на предмет вооружиться чем-то серьезнее, – Кинт тоже снял цепь со стены, а затем достал один из заточенных прутков и протянул Тилету, – я надеюсь, ты не пихнешь мне это в бок?

– О! Кинт Акан, да это же просто подарок! – Тилет ловко поиграл между пальцами заточенным с обоих концов прутком, – я благодарный человек, поверь…

– Тогда пошли!

Актур

Дирижабль артели рудокопов из Мьента кружил над бывшей столицей уже час – капитан воздушного судна ждал, когда освободится причальная башня, и на ней поднимут соответствующий вымпел. В единственной пассажирской каюте Маар по своей старой привычке, приобретенной со времен, когда он стал зарабатывать извозом, дремал, водрузив ноги на дорожный баул и сдвинув кепи на нос. Инспектор Талд в очередной раз перечитывал бумаги с отчетами, которые он должен доставить в управление тайной жандармерии, а Григо, Григо уже час стоит неподвижно у входной двери гондолы, уткнувшись лбом в стекло маленького круглого окошка. Он рассматривает крошечные фигурки людей, что снуют, словно насекомые, среди домов по улицам и площадям, в надежде, что увидит во дворе особняка старого города знакомый силуэт родного человечка…

Наконец, от одной из причальных башен отчалил огромного размера транспортный дирижабль, натужно гудя винтами, лениво развернулся и, набрав высоту, взял курс на север. На башне подняли вымпел – белый, с двумя зелеными кругами.

– Господин Григо, – в тамбур выхода спустился помощник капитана, – пожалуйте в каюту, нам дали разрешение на швартовку.

– Да… да… спасибо, – Григо кивнул и подчинился.

Пусть Актур уже несколько лет не является столицей терратоса Аканов, но жизнь в нем кипит, как и прежде. Прогресс, который не остановить, поглощает город – плетет паутины трамвайных дорог и проводов по столбам улиц; множество моторных повозок и фургонов теснят конные экипажи и пугают зевак гудками; в порту, пароходы вытесняют парусники; промышленный район, где расположены мануфактуры, цеха и лаборатории, отвоевывают у степи на западе новые территории… и смог, смог и угольная взвесь висят над городом вместо облаков.