Эхо шагов разносилось по темному коридору, извещая о его приходе. В темноте, потрескивая и мерцая, тускло горели люминесцентные лампы. Уже второй раз он идет по этой открытой галерее в, как ему сказали, Резиденцию. В первый раз он сделал это в сопровождении отряда из девяти других, одетых в кобальтово-синий. Сейчас он идет один и его броня не обезображена войной. То облачение исчезло сразу, как он вернулся на Макрагг. Он намеревался преподнести его в дар, но теперь, мгновенно забранное сервиторами по его прибытии, оно затерялось во всей этой мелочной бюрократии, господствующей в Ультрамаре. Целая вереница глаз смотрит на него с мраморных лиц, наполовину скрытых в альковах, и он не может избавиться от чувства осуждения в их взглядах. Тиель не дал воли фантазии. Это непрактично. Но он желал знать, отличат ли они его от другого — того, что притязал на его имя.
Впереди показались ворота, отделанные сталью и латунью. На больших деревянных дверях золотой гравировкой был изображен самый первый Боевой Царь Макрагга. Конор, отец Робаута Жиллимана. В своей работе мастер запечатлел величественное, но ожесточенное лицо. Возможно, такое же ждет Тиеля по ту сторону дверей. Он считал странным то, что это место сохранили в соответствии с традициями и старым культурным стилем Макрагга. Во всех остальных сейчас утверждался стиль с более явно выраженной эстетикой — в камне и стали говорилось о союзе многих легионов и их единстве под общим идеалом Империума Секундус. Он задается вопросом, затем ли он здесь, чтобы обсудить свою роль во избежание дальнейшего порицания за то, что он совершил по возвращении с Калта.
Скрежет клинков двух Инвиктов, охраняющих двери, вернул Тиеля к настоящему.
— Сдай свое оружие, брат-сержант, — сказал один из них.
В этом их предназначение. Они облачены во всеохватывающую терминаторскую броню XIII-го Легиона, их визоры опущены, а алебарды преграждают путь. Они защитники, но в их движениях и словах сквозит неподдельная напряженность. Намек на прошлую неудачу.
Они забрали его боевой шлем, что он держал на сгибе локтя. Он сдал его без колебаний. Что странно, ему позволили оставить Длинный Меч — клинок, висящий у него за спиной. К уже имеющимся вопросам без ответов добавился ещё один. Так много теории… Его не должно это беспокоить.
По невидимому сигналу охранники отошли в сторону и двери стремительно открылись. Тиель быстро переступил через порог, прежде чем они с грохотом вновь закрылись за ним.
Слышно лишь тиканье часов.
В Резиденции царствуют тени. Их оставили в попытке замаскировать повреждения. В меньшей степени — шрамы атаки, дробные осколки, все ещё торчащие из дерева картинных рам или же пыль от разбитого бюста Конора, только недавно восстановленного. В большей — гордость примарха, скрытую за ширмой неуместной сентиментальности и высокомерия.
Робаут Жиллиман обтачивает мощную внушительную статую. Примарх стоит рядом со своим столом. Свежий камень, добытый из внушительного массива гор Короны Геры, недавно доставили в Резиденцию. Некоторые участки светлее, они более блестящие, чем другие, новые сменяют старые. На этом исчерпывающе прилежном произведении лежит много свитков и бумаг.
— Сержант Тиель… — почтительно поприветствовал его примарх.
Хотя в блеске его глаз сквозит больше тепла, пока они оценивают и рассчитывают. Боевую броню сменила церемониальная — это осознанное заявление об уверенности в своей собственной защите. Пластрон несет на себе вездесущую Ультиму легиона, два плечевых щитка удерживают на месте багровый плащ. У него нет ни болт-пистолета, ни клинка. Я не боюсь, говорит он тем самым. Это была, есть и всегда будет моя вотчина.
— Мой господин, — кланяясь, отвечает Тиель.
Жиллиман улыбается, но его волевая челюсть недвижима. Пряди его светлых волос неравномерны в своем цвете — они светлее в тех местах, где исцелившиеся раны оставили это необъяснимое несоответствие. Раны заживают. Шрамы — нет. Ещё одна бронированная фигура наблюдает за ними из тени, но Тиель делает вид, что не замечает её. Возможно, это новая охрана. Он не чует запаха мокрой псины, поэтому это не может быть Фаффнр. Может быть, Драк Город убедил, наконец, Жиллимана, что тот нуждается в тени.
— Могу я взглянуть на меч? — спрашивает его примарх.
Тиель подчиняется и вытаскивает клинок из-за спины. Тусклый свет ярко отражается от лезвия. На мгновение он активирует его электромагнитную кромку. Примарх не дрогнул, но Тиель увидел его реакцию. Трудноуловимое дерганье скулы.
— Хотите, чтобы я его вернул?
Жиллиман мотнул головой.
— Верни его в ножны, Эонид. Теперь это твой клинок.
Тиель хочет поблагодарить его, но считает, что будет неучтиво поступать так, учитывая, что он, в первую очередь, украл это оружие. Вместо этого он кивает и со всей любезностью принимает подарок. Звук деактивации лезвия прерывает краткое, но в то же время неловкое молчание между отцом и сыном.
— Могу я говорить открыто, милорд?
— Конечно. Не желаешь присесть? — Жиллиман предлагает Тиелю кресло, якобы непринужденно садясь за стол.
— Я лучше постою.
Жиллиман пожимает плечами, как будто это не имеет значения.
— Она была здесь, когда это произошло? — спросил Тиель.
— Думаю, тебе уже известен ответ на этот вопрос.
— Тогда зачем все возвращать? Почему бы не усилить меры безопасности? Зачем возрождать это?
— Потому что господин должен чувствовать себя непринужденно в своей собственной вотчине, — ответил примарх. — Это моя личная резиденция. Я не позволю ей стать тюремной камерой, с Городом и Ютином в качестве караульных.
Жиллиман сцепил пальцы. Его взгляд суров, пронзителен.
— Когда в тот раз легионер, что притязал на твое имя, вошел в это помещение, он пришел, чтобы убить меня. Пришел не один — с ним были девять его товарищей. Я пригласил их. Я выжил. Это что-то да значит. Это сигнал. И я хочу, чтобы он резонировал.
Внешнее доверие и надменная воля примарха убедили его не предпринимать ещё одну попытку. Это очень целесообразная реакция, напоминающая Тиелю, насколько силен разум его отца, как он всегда рассчитывает, оценивает, планирует. Мысль об этом просто ошеломляет. Жиллиман указывает на большие окна, выходящие на Макрагг Цивитас.
— Ты видишь что-либо за стеклом, Эонид?
Сейчас ночь, и большая часть городского великолепия окутана тьмой, но одно строение возвышается среди всего этого, ярко освещаемое с земли.
— Крепость Геры, — отвечает Тиель.
— Да, место императора, который не занимает своего трона на совете своих же людей.
— Владыки Сангвиния.
— Поиск моего брата — нелегкая задача. Я знаю, что у Льва были некоторые… трудности с этим в последнее время.
Жиллиман улыбается этому, его намерение и мнение трудно различить, но Тиель считает, что примарх видит в неудаче Льва некое братское соперничество и забаву.
— Я понимаю, что несметное число моих врагов скрывается среди того, что осталось от Пятисот Миров. Но я отказываюсь являть им что-либо, кроме своего пренебрежения и силы.
Снова то самое подергивание, на этот раз от гнева, а не тревоги. Государственный деятель внутри Жиллимана советовал ему заниматься укреплением и возвышением империи, но воин в нем по-прежнему требовал мести. Тиель знал, что этот долг никогда не будет исполнен. Однако примарх никогда не оставит попыток сделать это.
— Ради этого мы продолжаем отстаивать Калт? Ради сигнала?
— Ты и я занимаем разные позиции по этому вопросу, и этот факт нам обоим хорошо известен, — оперевшись ладонями на стол, Жиллиман прищурился. — О чем ты на самом деле хочешь спросить меня, Эонид?
Тиель никогда не был силен в искусстве лжи, так что решил сказать, как есть.
— Зачем я здесь?
— Потому что мне нужна твоя помощь в одном деле, — ответил Жиллиман.
— Я к вашим услугам, господин.
Жиллиман снова улыбнулся. На этот раз теплее, но за улыбкой явно что-то скрывалось. К чести примарха, он не стал долго ждать и сразу раскрыл это.
— Скажи мне, сержант Тиель, что представляют собой Отмеченные Красным?
Тиель позволил себе снисходительную улыбку.
— Это так они нас называют?
— Нас? То есть ты признаешь существование этой группы?
— Признаю. Я образовал её, милорд. Только добровольцы, люди, которых можно заменить…
— Не мне ли решать, кого можно заменить, Эонид? — перебил его Жиллиман.
Тиель склонил голову, но быстро поднял её снова. У него не было желания надолго погрязать в раскаянии.
— Я видел, что являлось необходимостью, и действовал.
Жиллиман пытается, но не может полностью скрыть восхищение, вызванное безрассудной смелостью его сержанта. Именно она делает Тиеля таким исключительным воином.
— И что же, на твой взгляд, является необходимостью?
— Защита наших границ и государства, — ответил Тиель. — Вы сами сказали, господин, у нас есть враги. Я согласен. Они скрываются в развалинах некогда наших миров. Некоторые из них имеют корабли и собираются в банды. Если ничего не предпринять, они вновь объединятся. Предназначение Отмеченных Красным — искоренить этих ренегатов.
— Расскажи мне о них, Эонид, — Жиллиман наклонился вперед. — Как они действуют?
Необычно, когда тебе задает вопросы тот, кто, как правило, дает ответы. Когда от тебя требует знание такой несравненный лидер и тактик. Тем не менее, Тиель ответил.
— Небольшими подразделениями, два или три отряда, иногда меньше.
— Этот метод позволяет действовать быстрее? Развертываться, реагировать?
— Да, он обеспечивает гибкость. В некоторых ситуациях один легионер может сделать работу многих.
— Что позволяет избавиться от излишнего числа бойцов.
Тиель снова кивнул.
— А их состав? — продолжил Жиллиман.
— Адаптивен. Тактичен, что обеспечивает практически безграничные возможности. Я назначил специалиста в каждый отряд.
— Тем самым ты нарушил традицию и проигнорировал догматы Принципиа Белликоза.
Эти слова звенели обвинением в ушах Тиеля. Он ожидал того, что понесет за это наказание.
— Я сделал это, милорд. Если я в чем-то ошибся, то…
— Нет, Тиель, не ошибся, — перебил его примарх. — Я поддерживаю это твое стремление. Бери тех, кто нужен тебе в рядах Отмеченных Красным, и очисти наши погрязшие в беззаконии границы. Знай, что ты получишь все необходимые для этого полномочия.
Полномочия… Тиель бросил взгляд на вторую фигуру в комнате. На ту, что он до сих пор игнорировал. Ту, что не шевельнулась и не сказала ни слова с тех пор, как он вошел в Резиденцию.
— Именно по этой причине мы здесь не одни? — произнес сержант.
Тиель жестом указал на безмолвного воина. Вне сомнения, более сильного, опытного и менее безрассудного, умеющего держать себя в руках.
— Прошу, представьте нас друг другу, повелитель, и скажите мне, как зовут достопочтенного легионера, которому я буду подчиняться.
Жиллиман рассмеялся.
— Ты неверно истолковал мои намерения, Эонид.
Зажегся направленный свет, осветив легионера, который, как полагал Тиель, займет его место. Он узнал эту пустую броню, потому что она принадлежала ему. Облачение боевой брони было расписано тактическим арго самого Тиеля.
Жиллиман встал.
— Твой подарок… — смеясь, произнес он.
— Я считал, что она потеряна.
Жиллиман проводит рукой над множеством свитков и бумаг на своем столе.
— Знаешь, что это? Тактика, доктрина, стратагема, Эонид.
Он подходит к броне.
— Эти отметки… — Жиллиман изучает их, поглощая информацию и размышляя о ней. Он поднимает взгляд и произносит то, чего Тиель никогда не ожидал услышать из уст примарха:
— Я признаю тактику, которую они описывают, но также вижу и выходящую из них методологию, которую мне раньше не приходилось рассматривать. Имеет ли смысл навязывать точку зрения одной стратагемы другой? Я полагаю, тут есть взаимосвязь с моей собственной работой.
Тиель сбит с толку способностью примарха расшифровать смысл и даже интерпретировать новую цель из такого своеобразного набора инструкций. Он не задумывался о том, как относительная точка зрения каждого элемента тактической доктрины может повлиять на другой. Он отвечает так полно, как только может:
— Я использовал их, закладывая основы Отмеченных Красным. Каждая из них практична, все они выучены и проверены мной на Калте.
— Более мелкая и гибкая структура, — отмечает примарх. — Опытность распространяется среди отрядов, а не дивизий и рот.
Тиель кивает, понимая, что ему практически нет нужды стимулировать внушительную логику Жиллимана.
— Нас было мало, и мы вели партизанскую войну. Для Отмеченных Красным эти понятия неразрывно связаны. Практически, они составляют их суть.
— Эффективность? — продолжил Жиллиман.
— Выше приемлемого.
— То есть оптимальная?
— Говоря по делу… да.
Жиллиман ненасытен в своей жажде знания. Его интеллект и сознание воина обнаружили частичное откровение, кого он возжелал воспринять, приспособить, приютить и довести до стратегического совершенства.
Тиель понимает, что он — катализатор этого квантового скачка в непостижимом мыслительном процессе своего отца и ничего не может с этим поделать, но он смирился с этим.
— Я был не прав кое в чем, — Жиллиман возвращается к своему столу и собирает все бумаги, что на нем есть. Он рвет их на части, в основном в качестве эффектного жеста, а не ради их уничтожения.
— Что вы делаете? Это же ваша доктрина, ваша работа… — Ужас Тиеля отразился на его лице.
— Она имеет недостатки, Эонид. Мне понадобился ты, чтобы увидеть их.
— Имеет? В смысле… Я? — неуверенно произнес Тиель.
— Действовать так, как мы поступаем в наших громоздких легионах, уже не разумно, — продолжил примарх. — Я думал, что эти истины обоснованны. Полагал, что они — наиболее эффективный способ развертывания и объединения нашей мощи в бою. Но из-за своей закоснелой слепоты я упустил выгоду, которая лежала у меня прямо перед глазами.
Жиллиман кивком указал на Тиеля.
— Тебя, Эонид…
Тиель нахмурился.
— Я… — неуверенно начал он, — не… понимаю, милорд.
— Мы не родня армиям древности, их полководцам и ордам, что следует за ними. Мы больше не единый легион.
Жиллиман улыбнулся и его глаза заблестели от столь воинственной перспективы.
— Мы — сотни тысяч отдельных легионеров, дополняющих друг друга. Приспосабливающихся и перестраивающихся. Заточенные не под одну, а под многие задачи. Все вместе, и каждый по отдельности.
Тиель озадачен. Он никогда не видел своего примарха таким воодушевленным. Жиллиман не закончил.
— До того, как я увидел броню и услышал о твоих Отмеченных Красным, я думал о нас как о молоте, — Он сжал руку в кулак. — Мы — он, мы можем им быть, но в этом нет нужды. Чтобы мастерски пользоваться молотом, нужно стараться, это требует усилий. Это неэффективно, расточительно. Рапира убивает одним ударом, хирургическим, эффективным, смертельным. — Примарх вновь раскрыл ладонь, выпрямив пальцы наподобие кинжалов. — Мы должны стать быстрой смертью, клинком, бьющим прямо в сердце.
Жиллиман подходит к Тиелю и кладет руку ему на плечо, глядя на сына с благодарностью за то откровение, что он дал ему.
— Ты опробовал эту теорию на практике, Эонид. Один раз Лоргар превзошел меня. У меня не было теории, которая учитывала бы его предательство, а также готового практического ответа на неё. Больше это не повторится. Практика… Теория… Новое видение должно преобладать над этими устаревшими понятиями. Мы должны стать более тактичными.
Тиель обнаружил, что соглашается с этим, и задал очевидный вопрос:
— Как?
— Кодекс… сумма всех практических знаний и их применений. Если эта война и научила меня чему-нибудь, так это тому, как опасно отчаяние. Это твоя мудрость, Тиель.
Ошеломленный Тиель поклонился и припал на одно колено. Его переполняла гордость.
— Вы оказали мне честь, которой я и не смел желать.
— Ты тоже заслужил её. Теперь встань. С этого момента мы начинаем усиленно работать. Мне нужно закончить Кодекс. Твое побуждение вдохновило меня, и будущее легионов не будет отложено.