Танцы с мечами

Эрагон нетерпеливо постукивал каблуками по валуну, на котором сидел; ему было скучно и хотелось поскорее уйти отсюда.

Он, Сапфира и Арья, а также Блёдхгарм и прочие эльфы расположились на обочине дороги, ведущей на восток от города Белатона через поля еще зеленой, но уже набравшей колос пшеницы, через большой и широкий каменный мост, дугой перекинутый через реку Джиет, и дальше, по самой южной оконечности озера Леона. Там эта дорога расходилась в разные стороны, и одна сворачивала вправо, к Пылающим Равнинам и Сурде, а вторая шла на север, мимо Драс-Леоны и прямиком к Урубаену.

Тысячи людей, гномов и ургалов кишели перед восточными воротами Белатоны и в самом городе, и все они спорили и кричали, пытаясь вновь создать некое единое целое. В придачу к этим разрозненным группам пеших воинов имелась еще и кавалерия короля Оррина – немалое количество пляшущих на месте, фыркающих и ржущих лошадей. А в самом арьергарде, за боевыми отрядами, тащился хозяйственный обоз – вереница всевозможных повозок, фургонов и клеток, растянувшаяся мили на полторы. По бокам этой вереницы брели стада скота, прихваченного варденами еще из Сурды; эти стада, впрочем, они постоянно пополняли за счет тех животных, которых им удавалось «позаимствовать» у фермеров, попадавшихся им на пути. Над обозом и стадами висел неумолчный шум – мычание волов, пронзительные крики мулов и ослов, гогот гусей и громкое ржание рабочих лошадей.

Этого было вполне достаточно, чтобы Эрагон попросту заткнул уши.

«Можно подумать, что так нам будет лучше, хотя мы столько раз уже делали это», – сказал он Сапфире, продолжая молотить валун пятками.

Она фыркнула:

«Им следовало поручить это мне; я бы привела их в чувство; получаса бы хватило с избытком. И нам не нужно было бы тратить столько времени на ожидание».

Эта идея позабавила Эрагона.

«Да уж, ты бы точно это сумела… Но осторожней: не вздумай сказать это вслух! Не то Насуада и впрямь заставит тебя этим заниматься».

Затем мысли Эрагона переключились на Рорана, которого он не видел с той ночи, когда исцелил дочку Хорста и Илейн. Интересно, думал он, куда это Роран запропал? Его беспокоило, что брат так долго не появляется.

– Черт побери, до чего он глупо поступил! – пробормотал Эрагон, вспомнив, что Роран так и ушел из лагеря, не позволив Эрагону обновить его магическую защиту.

«Ничего, он – опытный охотник, – заметила Сапфира. – Он не станет вести себя глупо и не позволит собственной добыче его сцапать».

«Я знаю, но иногда так все же случается… Ему всего и нужно-то проявить побольше осторожности. Только я сомневаюсь, что он ее проявит. А мне совсем не хочется, чтобы он вернулся изуродованным, а то и вовсе завернутым в саван».

Эрагоном овладели мрачные мысли, но он заставил себя встряхнуться и даже немного попрыгал, разминаясь; он испытывал беспокойство, и ему очень хотелось заняться каким-то физическим трудом, прежде чем следующие несколько часов провести верхом на Сапфире. Он с радостью предвкушал их совместный полет, однако ему совсем не нравилась перспектива кружить, как привязанному, над одной и той же дюжиной миль в течение целого дня, точно стервятнику над медленно ползущим войском. Сами по себе они с Сапфирой могли бы достигнуть Драс-Леоны уже сегодня к полудню.

Эрагон рысцой отбежал чуть в сторону от дороги, заметив там относительно ровную полоску земли, поросшую травой, и, не обращая внимания на предостерегающие взгляды Арьи и остальных эльфов, вытащил Брисингр, встал в оборонительную позицию, которой когда-то давно первым делом научил его Бром, медленно вдохнул и погрузился в некий транс, отчетливо ощущая сквозь подошвы башмаков каждый камешек, каждую песчинку.

Затем с коротким и мощным выкриком он взмахнул мечом и резким рубящим движением опустил его – такой удар легко мог бы разрубить пополам и человека, и эльфа, и ургала, какие бы доспехи его ни защищали. Эрагон остановил меч буквально в дюйме от поверхности земли и удерживал его в такой позиции, чувствуя, как напряженно дрожит в его руках клинок. В густой траве синий металл Брисингра казался очень живым, но каким-то нереальным.

Эрагон снова набрал в легкие воздуха и сделал выпад вперед, пронзив воздух, как своего смертельного врага. Так одно за другим он повторил все основные приемы фехтовального искусства, сосредоточившись не столько на скорости движений или на их мощи, сколько на точности.

Он согрелся и был вполне удовлетворен тем, что не утратил мастерства; оглянувшись на своих стражей, которые полукругом стояли в стороне, он спросил:

– Не угодно ли одному из вас скрестить со мною меч? Хотя бы на несколько минут, а?

Эльфы переглянулись, но по их лицам ничего прочесть было нельзя; затем вперед вышел эльф Вирден.

– Я могу, Губитель Шейдов, если это доставит тебе удовольствие. Однако же я попросил бы тебя сперва надеть свой шлем. Во время разминки всякое случается.

– Ладно.

Эрагон сунул Брисингр в ножны, сбегал к Сапфире и быстро взобрался ей на спину, как обычно порезав при этом палец об одну из ее чешуй. Кольчуга, как и все прочие доспехи, была на нем, а вот шлем он засунул в одну из седельных сумок, чтобы не скатился у Сапфиры со спины и не затерялся в траве.

Вытаскивая шлем, он заметил сосуд, в котором содержалось Элдунари Глаэдра; сосуд был тщательно завернут в одеяло и уложен на самое дно сумки. Эрагон быстро сунул туда руку, коснулся узла с Элдунари и молча вознес молитву тому, что осталось от великолепного золотистого дракона. Затем он закрыл сумку, скатился со спины Сапфиры и двинулся к Вирдену, на ходу надевая мягкий подшлемник и шлем.

Облизнув окровавленный палец, он натянул латные перчатки, надеясь, что кровь скоро течь перестанет и не слишком сильно намочит перчатки изнутри. Воспользовавшись одним и тем же заклинанием, хоть и с незначительными вариациями, они с Вирденом окутали свои клинки невидимой и тонкой защитой, заметной разве что по легкому дрожанию воздуха, дабы никого не поранить во время поединка. Себя они также окутали магической защитой.

Затем оба встали в исходную позицию, поклонились друг другу и подняли клинки. Эрагон смотрел прямо в немигающие черные глаза эльфа; Вирден отвечал ему столь же пристальным взглядом. Не сводя глаз с противника, Эрагон первым сделал выпад и попытался атаковать Вирдена справа, где праворукому эльфу было труднее себя защитить.

Вирден медленно поворачивался вокруг собственной оси, топча сапогами траву, и глаз с Эрагона тоже не сводил. И Эрагон, сделав еще несколько шагов, остановился. Вирден явно был опытным фехтовальщиком, чтобы на него можно было напасть с фланга. А застать его врасплох было совершенно невозможно.

«Если, конечно, не удастся чем-то его отвлечь», – думал Эрагон.

Но завершить эту мысль он не успел. Вирден сделал слабый выпад, словно намереваясь поразить его в колено, и вдруг, прямо посреди движения, изменил направление удара, вывернул кисть и нанес Эрагону рубящий удар поперек груди, слегка задев шею.

Но как бы ни был быстр Вирден, Эрагон все же оказался проворнее. Уловив ту особенность в движениях эльфа, которая выдавала его намерения, Эрагон моментально отступил на полшага, согнул руку в локте и резким движением разрубил воздух в нескольких миллиметрах от собственного лица.

– Ха! – выдохнул он, перехватив своим Брисингром меч Вирдена. Столкнувшиеся в воздухе мечи пронзительно взвизгнули.

С некоторым усилием оттеснив Вирдена на прежнюю позицию, Эрагон прыгнул на него, один за другим нанося яростные атакующие удары.

Так они рубились несколько минут, потом Эрагон нанес первый «укол» – слегка оцарапал бедро Вирдена, – а потом и второй, но после этого счет практически сравнялся, поскольку эльф понял его тактику и стал предвосхищать его действия, ловко орудуя мечом. Эрагону редко доводилось испытать свои силы на столь быстром и сильном противнике, как Вирден, и он прямо-таки наслаждался этим поединком.

Впрочем, от наслаждения вскоре не осталось и следа, ибо Вирден ухитрился нанести ему четыре «укола» подряд: один в правое плечо, два в ребра и один весьма ощутимый в низ живота. Удары, разумеется, оказались смазанными, но гордость Эрагона была задета. Его встревожило то, что эльф сумел так легко воспользоваться его невнимательностью. Если бы они сражались по-настоящему, он, конечно, мог бы победить Вирдена еще в первые несколько минут боя, но теперь даже мысль о возможности подобной победы приносила мало утешения.

«Ты позволил ему нанести слишком много ударов», – упрекнула его Сапфира.

«Да, я и сам это прекрасно понимаю», – сердясь на себя, буркнул Эрагон.

«Хочешь, он у меня полетит вверх тормашками?»

«Нет… не сегодня».

Настроение у Эрагона окончательно испортилось. Он опустил меч и поблагодарил Вирдена за возможность потренироваться. Эльф с поклоном сказал:

– Всегда к твоим услугам, Губитель Шейдов, – и вернулся к своим товарищам.

Эрагон воткнул Брисингр в землю между сапогами – ничего подобного он никогда бы не позволил себе сделать с мечом из обычной стали – и, опершись руками о рукоять, стал смотреть, как по дороге из города тянутся вереницы людей и животных. Правда, суета несколько поутихла, и было ясно, что вскоре рога варденов протрубят сигнал к началу похода.

А пока приходилось ждать, и Эрагон по-прежнему не находил себе места.

Оглянувшись, он увидел, что Арья подошла к ним и стоит рядом с Сапфирой. Блаженная улыбка тут же расползлась по лицу Эрагона, и он, положив Брисингр на плечо, в два прыжка подскочил к эльфийке и указал на ее меч.

– Не хочешь немного размяться? – спросил он. – Мы с тобой фехтовали только один раз в Фартхен Дуре, но с тех пор мои возможности в этом плане несколько возросли.

– Пожалуй что так.

– Ну, и каков будет твой ответ?

Арья бросила оценивающий взгляд в сторону варденов, потом пожала плечами:

– Что ж, почему бы и не размяться?

И они направились к той же ровной, поросшей травой полоске земли.

– Надеюсь, теперь тебе будет уже труднее со мной справиться, – сказал Эрагон.

– Не сомневаюсь.

Арья вынула меч из ножен, и они заняли позицию шагах в двадцати пяти друг от друга. Эрагон чувствовал себя уверенно и сразу стал наступать, намереваясь нанести первый удар в левое плечо Арьи.

Эльфийка не отступала и не пыталась уклониться от ударов. Когда Эрагон был от нее шагах в четырех, она вдруг улыбнулась ему такой теплой, светлой улыбкой, очень ее красившей, что он моментально отвлекся, мысли беспорядочно заметались у него в голове, а перед носом у него вдруг блеснула полоска стали.

Он запоздало попытался парировать удар, и рука его загудела, когда клинок ударился обо что-то твердое – может, о рукоять ее меча или еще обо что-то, а может, и о тело, – но что бы это ни было, он уже понимал, что неправильно оценил расстояние и, нанеся ответный удар, сам остался незащищенным.

И прежде чем он сумел хоть немного замедлить движение вперед, новый удар Арьи заставил его резко отвести правую руку в сторону; и почти сразу же под ложечкой возник тугой узел боли, поскольку она нанесла ему туда колющий удар, заставив упасть.

Хлопнувшись на спину, Эрагон что-то сердито проворчал, хватая ртом воздух и тщетно пытаясь вдохнуть. Он смотрел в небо, и перед глазами у него плясали красные пятна; в течение нескольких малоприятных секунд он никак не мог наполнить легкие воздухом и опасался, что потеряет сознание. Затем сведенные судорогой мышцы расслабились, нормальное дыхание возобновилось, и в голове у него постепенно прояснилось.

Медленно поднявшись на ноги, он стоял, сгорбившись и опираясь на Брисингр, и ждал, когда утихнет боль под ложечкой.

– Здорово ты меня провела, – с трудом выговорил он сквозь стиснутые зубы.

– Нет, всего лишь воспользовалась твоей слабостью. Тут есть разница.

– Значит, ты считаешь… что это слабость?

– Когда идет сражение – безусловно. Ну что, хочешь продолжить?

Эрагон молча выдернул Брисингр из земли, отошел на прежнюю позицию и вновь поднял меч, готовясь к поединку.

– Хорошо, – одобрила Арья и приняла точно такую же позу.

На этот раз Эрагон вел себя куда осторожней, да и Арья, когда они начали сходиться, уже не стояла на месте, а тоже осторожно двигалась ему навстречу, не сводя с него своих зеленых глаз.

Потом она сделала легкий выпад, и Эрагон вздрогнул. И сразу понял, что невольно затаил дыхание; пришлось заставить себя расслабиться.

Он сделал еще один неторопливый шаг вперед, а потом вдруг резко бросился вперед, мощно атакуя.

Арья успешно блокировала его удар и ответила ему колющим ударом в область незащищенной подмышки.

Острый, но почти обезвреженный с помощью магии конец ее меча скользнул по тыльной стороне левой руки Эрагона, оставив царапину на металлической пластине доспеха. Но ему удалось все же успешно отбить этот удар, и он заметил, что вся верхняя часть тела Арьи оказалась незащищенной. Но нанести действенный удар он не мог: они стояли слишком близко друг к другу.

Вместо этого он просто прыгнул вперед и ударил ее в грудь рукоятью меча, желая сбить ее с ног, уронить на землю, как только что поступила с ним она.

Однако Арья сумела вывернуться, и его удар рукоятью пришелся… в воздух, а Эрагон, не удержавшись на ногах, шагнул вперед и, сам не понимая, как это произошло, обнаружил, что не может пошевелиться, ибо Арья одной рукой обхватила его за шею, а другой прижала холодное лезвие своего клинка к его нижней челюсти.

И откуда-то снизу, чуть ли не у него из подмышки, донесся шепот Арьи:

– Мне сейчас ничего не стоило бы голову тебе отсечь – все равно что яблоко с дерева сорвать.

Затем она ослабила хватку и даже слегка оттолкнула Эрагона. Разозленный, он резко обернулся и увидел, что она уже готова и ждет: меч в руке, лицо сосредоточено.

И Эрагон, дав волю своему гневу, ринулся на нее.

Они обменялись четырьмя ударами, и каждый последующий был более яростным, чем предыдущий. Арья первой нанесла рубящий удар ему по ногам. Эрагон парировал и попытался рубануть ее по талии, но она ускользнула от блеснувшего в солнечных лучах Брисингра. Не давая ей возможности опомниться, он продолжал атаковать и нанес ей весьма хитрый, как ему казалось, удар из-под согнутой в локте руки, который Арья блокировала с обманчивой легкостью, а затем, шагнув вперед, легким, как прикосновение птичьего крыла, туше приставила меч к его животу.

В этой позиции она и застыла, как бы завершая удар; ее лицо находилось в нескольких дюймах от лица Эрагона. На лбу у нее блестели капельки пота, щеки разрумянились.

С несколько преувеличенной осторожностью они разошлись в разные стороны и решили передохнуть.

Эрагон оправил одежду и присел на корточки рядом с Арьей, чувствуя, что пыл схватки совершенно перегорел. Теперь он был полностью сосредоточен, однако чувствовал себя с нею гораздо свободней.

– Я не понимаю… – тихо сказал он.

– Ты успел слишком привыкнуть к тому, что все время сражаешься с воинами Гальбаторикса, которым нечего и надеяться стать тебе равными. Вот ты этим и пользуешься, не замечая, что в определенных обстоятельствах демонстрируешь явную слабость и невнимательность. Твои атаки слишком очевидны – тебе не следует полагаться лишь на грубую силу. И потом, ты стал как-то слишком вяло защищаться.

– А ты мне поможешь? – спросил он. – Будешь со мной фехтовать, когда у тебя найдется свободная минутка?

Арья кивнула:

– Конечно помогу. А если у меня не будет такой возможности, обратись к Блёдхгарму – он не хуже меня владеет мечом. Практика – вот единственное, что тебе сейчас нужно. Практика с достойными партнерами.

Эрагон уже открыл было рот, чтобы ее поблагодарить, но вдруг ощутил, что в его мысли пытается пробиться кто-то другой, но не Сапфира; этот другой был поистине огромен, пугающе огромен и полон некой чрезвычайно глубокой меланхолии и такой великой печали, что у Эрагона перехватило дыхание. На мгновение ему показалось даже, что померкли все краски окружающего мира. А потом он услышал, как медленно, глубоким голосом, словно говорить ему было трудно из-за собственной невероятной величины, золотистый дракон Глаэдр мысленно говорит ему:

«Прежде всего… ты должен научиться… видеть то, что у тебя перед глазами».

И голос тут же умолк, оставив после себя черную пустоту.

Эрагон изумленно посмотрел на Арью. Она, похоже, была потрясена случившимся не меньше, чем он; она ведь тоже слышала сказанные Глаэдром слова. У нее за спиной зашевелились и зашептались Блёдхгарм и другие эльфы, а на обочине дороги Сапфира вытянула шею, словно пытаясь разглядеть что-то в седельных сумках, привязанных у нее на спине.

Все они слышали, понял Эрагон.

Вместе с Арьей они вскочили и бегом бросились к Сапфире, но она сказала им:

«Он мне сейчас не ответит. Где бы он ни был, он оттуда вернулся, но, увы, пока что он не станет слушать ничего, кроме голоса собственной великой печали. Вот, попробуй сам…»

Эрагон, Сапфира и Арья, соединив свои мысленные усилия, попытались снова установить мысленную связь с Элдунари Глаэдра, спрятанным в одной из седельных сумок. Сердце сердец огромного дракона стало, похоже, еще крепче, но разум его был по-прежнему закрыт для проникновения извне, а душа казалась безжизненной и равнодушной, как и в тот день, когда Гальбаторикс убил его Всадника, Оромиса.

Эрагон, Сапфира и Арья пробовали взбодрить Глаэдра, вывести его из ступора, однако он обращал на них не больше внимания, чем пещерный медведь на жалких мушек, жужжащих у него над головой.

И все же Эрагона не покидало упорное ощущение, что равнодушие Глаэдра уже не столь всеобъемлюще, как прежде, особенно если учесть то замечание, которое дракон только что ему сделал.

Наконец все трое признали свое поражение и прервали мысленный контакт со старым драконом. Но Арья почти сразу сказала Эрагону:

– А может, нам все-таки удастся поговорить с его Элдунари?..

Эрагон моментально сунул Брисингр в ножны, влез по правой передней лапе Сапфиры к ней на спину и, устроившись в седле задом наперед, принялся развязывать седельную сумку.

Он уже перерыл все в одной сумке и принялся за вторую, когда прозвучал резкий сигнал горна и передние ряды варденов сразу пришли в движение. Длинная вереница людей и животных поползла по дороге – сперва несколько неуверенно, но все время набирая скорость и силу.

Эрагон с глубоким разочарованием посмотрел на Арью, стоявшую внизу, но она тут же разрешила его сомнения и, махнув рукой, сказала:

– Ничего страшного. Вечером мы обязательно с ним поговорим. Скорей! Летите на крыльях ветра!

Эрагон быстро затянул седельные сумки, сунул ноги в ременные петли по обе стороны седла и туго затянул ремни, чтобы нечаянно не свалиться со спины Сапфиры, когда она будет реять в воздушном пространстве.

Дракониха присела и, с радостным ревом подпрыгнув, полетела над дорогой. Завидев ее, летящую так низко, люди в ужасе приседали и закрывали голову руками, а лошади ржали и взвивались на дыбы. И тогда Сапфира, развернув крылья, легко взмыла ввысь, подальше от этой недружественной земли, в чудесную, лишенную каких бы то ни было препятствий голубизну небес.

Эрагон закрыл глаза и запрокинул голову; он был рад наконец-то покинуть Белатону. После того как он целую неделю проторчал в этом городе и не делал ничего, только ел да спал – ибо на этом настояла Насуада, – он был особенно рад возобновить поход на Урубаен.

Когда Сапфира выровняла полет, поднявшись на несколько сотен футов выше любых горных вершин, и городские башни остались далеко внизу, Эрагон мысленно спросил у нее:

«Как ты думаешь, Глаэдр поправится?»

«Он никогда не будет таким, как прежде».

«Не будет, это я понимаю, но все же надеюсь, что он сумеет как-то преодолеть свое горе. Мне очень нужна его помощь, Сапфира! И мне еще так много нужно узнать. У кого мне еще спрашивать, как не у него?»

Сапфира некоторое время молчала, слышно было лишь, как шелестят ее могучие крылья.

«Мы не можем его торопить, – сказала она. – Он получил самый тяжкий удар, какой только может постигнуть дракона или Всадника. Прежде чем он сможет помочь тебе, мне или кому бы то ни было еще, он должен решить, хочет ли он продолжать жить. А до этих пор никакие слова не смогут его достигнуть».

Загрузка...