Эра Броуна

Глава тринадцатая 10 ОКТЯБРЯ (окончание)

По сообщению агентства «ПРЕСС-Африк», драматические события в Восточной Африке сегодня достигли кульминации. «Генерал-Могила» снова показал свое истинное лицо.

С раннего утра на позиции так называемых миротворческих сил ООН двинулись из ТАР колоссальные толпы беженцев, которых стронул с родных мест ужасающий голод, спровоцированный военной блокадой. Несмотря на то, что командующий войсками ООН генерал-лейтенант Игорь Примак заблаговременно был информирован о приближении огромных скоплений гражданского населения, проходы в минных полях и проволочных заграждениях проделаны не были. Женщины, дети, старики каждую минуту гибли тысячами, устилая своими телами подступы к ооновским позициям. Солдаты в голубых касках безучастно наблюдали за истреблением безвинных людей.

Очевидцы подтверждают, что среди сотен тысяч африканцев, переходивших линию фронта, не было ни одного военнослужащего. Не было отмечено и ни одного факта принуждения гражданских лиц к подобному «маршу смерти» со стороны властей ТАР.

В результате чудовищных действий генерала Примака при преступном попустительстве Генерального секретаря ООН произошел акт невиданного в истории человечества геноцида: всего за один день было истреблено полмиллиона беженцев. Ненависть белых сановников к свободолюбивому черному населению Африки еще раз продемонстрирована со всей очевидностью. Можно констатировать, что так называемые миротворческие усилия ООН в Восточной Африке полностью разоблачены в глазах мировой общественности и окончательно провалились. Остается надеяться, что мировое сообщество осознает весь ужас содеянного «генералом-Могилой» и добьется скорого суда над палачом и его высокими покровителями.

– Вы хоть понимаете, в какое положение поставили меня?! – Равандран почти кричал.

– Я остановил новое и самое опасное наступление Хабада. Это единственный непреложный факт, остальное – слухи, домыслы, доносы и благие пожелания. Если б мне не удалось это сделать, моему преемнику пришлось бы оборонять Асуанскую плотину и отбивать морские десанты в Йемене.

– Вопрос о вашей отставке уже решен. Я хочу, чтобы вы немедленно передали дела своему начштаба. Я с ним переговорю и надлежащим образом проинструктирую. Он же и вручит бразды правления новому командующему.

– И кто окажется этим «счастливцем», если не секрет? – с лихорадочной веселостью осведомился Примак.

– Генерал-лейтенант Мис… Он лучше других знает обстановку, – стал оправдываться Генсек, а ведь только что у него был прокурорский тон. – На всякий случай я держал его в курсе всех изменений военной и политической ситуации…

Пауза.

– Вы сами не ведаете, что творите, – наконец проговорил Примак негнущимся голосом. – Он же совершенно беспомощен и все наши успехи сведет на «нет». Все усилия, все жертвы будут напрасны.

– Мне лучше знать!.. Уж кому-кому меня судить, но только не вам! – Равандран перевел дух и сказал уже гораздо спокойнее: – Надеюсь, вы выполните мое распоряжение.

– Само собой, господин Генеральный секретарь.

– Вот и хорошо. Тогда пусть подойдет к фону ваш начштаба.

– Сейчас…

Генералу действительно удалось остановить наступление Народной Революции. Захваченную десантниками в Кисангани пленку с «Хабад КОМАНДОЙ» спешно доставили в штаб. Вторая была добыта батальонными разведчиками в расположении «смертельной» бригады имени Нкрумы. Размножали их, когда черные камикадзе снова пошли на прорыв. Одновременно было смонтировано несколько стационарных телепередатчиков. Ооновская авиация в это время уничтожала переправы через Конго, Убанги и другие реки в тылу врага. Военными и гражданскими самолетами начали прибывать телемониторы и видеомагнитофоны из соседних стран. Власти Кении, Уганды, Эфиопии и Республики Белого Нила были кровно заинтересованы в поражении Хаба-да и активно помогали «голубым каскам». Саперы спешно проделывали узкие проходы в минных полях, чтобы выдвинуть навстречу штурмующим ооновские позиции толпам свое новое оружие.

Наконец копии пленки вместе с «ящиками» попали на передовую. Тем временем валы из спиралей Бруно были преодолены уже в трех местах, и неграм оставалось пройти последние двадцать минированных метров. Снова гремели взрывы. Кое-кто из жителей ТАР уже добрался до свежепроделанных саперами проходов и устремился к первой линии окопов. Солдаты сдерживали их голыми руками. Все оружие было заблаговременно вывезено в тыл. Наконец передача началась…

– Хабад КОМАНДА! – вещал с экранов Лидер Революции, и толпа замирала. Так было по всей линии фронта. В воцарившейся невероятной тишине люди стояли, застыв в ожидании последующего приказа, словно кролики, загипнотизированные удавом. Но приказа все не было – в полевых условиях не удалось синтезировать голос Хабада, а ученые только еще вылетели двумя рейсами из Парижа и Нью-Йорка.

Потом – примерно через полчаса – начиналось какое-то шевеление, и вот уже люди один за другим стряхивали с себя оцепенение и возвращались к исполнению прежнего приказа, правда, чуть более вяло.

– Хабад КОМАНДА! – тут же звучало снова и все повторялось. Так проходил час за часом. С каждым разом возвращаться к активным действиям было все труднее – стала возникать заторможенность, да и голод с усталостью брали свое.

А когда из-за линии фронта открыла огонь уцелевшая Хабадова артиллерия, пытаясь уничтожить ооновские телепередатчики, она была моментально подавлена шквальным огнем и бомбо-штурмовыми ударами «голубых касок».

К ночи последние африканцы в изнеможении попадали перед экранами. Силы окончательно покинули их. Можно было начинать операцию по их вывозу в тыл и «раззомбированию».

Все это время Примак самым наглым образом игнорировал беспрерывные вызовы из Штаб-квартиры ООН. Генерал-лейтенант прекрасно понимал, что уже этим одним подписывает себе приговор, но другого пути остановить «марш смерти» не было.

…«Пятачок», который дожидался в соседней комнате, неторопливо подошел к видеофону. Он был бледен и лишь на круглых бритых щеках проступил багровый румянец.

Примак успокаивающе похлопал его по плечу и вышел. Адъютант хотел что-то доложить, но генерал-лейтенант остановил его:

– Погоди. Доложишь генерал-майору Сидорову. – Так на самом деле звали «Пятачка». – Я передаю ему командование.

– Слушаюсь, – растерянно ответил тот. – А что случилось, Игорь Николаевич?

– Я передаю ему командование, – повторил Примак. Голос его был сухим и ломким. Он разозлился на себя: еще не хватало распускать нюни на глазах подчиненных!

Генерал-лейтенант сел, облокотившись на спинку стула. Он вспомнил вдруг свой отъезд из Москвы.

На огромном летном поле маленькие фигурки жены и старшей дочери казались какими-то неприкаянными, даже жалкими. Рядом с ними неподвижно стоял офицер охраны, одетый в штатское, он курил, время от времени быстро посматривая по сторонам.

Игорь Николаевич убедился, что погрузка штабного имущества идет полным ходом, что ЕГО самолет уже готов к вылету, и быстрым шагом направился к Жанне с Иринкой. Жена припустила ему навстречу, а дочка немного отстала.

Жанна повисла у него на шее.

– Ей богу, неудобно… – он не договорил, пришлось ответить на поцелуй. – Ну ты уж… Как будто навсегда прощаемся… – Отдышался и впился в ее губы снова.

Иринка терпеливо ждала своей очереди.

– Тяжко что-то на душе, – прошептала жена ему в самое ухо. – Береги себя, Ига…

– Ну ты же знаешь: я – заговоренный! – усмехнулся Примак. – Лоб чугунный, сердце луженое, а затылка и вовсе нет. – Но она и не думала смеяться в ответ.

– Ты надолго?

– Ну… не знаю. Месяца два или три. На таких должностях долго не засиживаются.

– А мне нельзя к тебе? – Взгляд просительный, а в голосе уже изначально безнадежность.

– Не положено. Ты же знаешь, котенок.

Он крепко прижал ее к груди, уже больше ни на кого не обращая внимания. Потом мягко отпустил жену, рывком – как в прежние годы – подхватил на руки «дочурку», которая была теперь едва ли не с него ростом.

– Ну ты и вымахала – не поднять!.. – Будто только сейчас заметил генерал. Поцеловал Иринку в щеку.

– Папа, ты только нас не обманывай – как обещал, так и приезжай, – сказала она как бы за всех Примаковых женщин.

Жанна прильнула к его плечу, «зафыркала» носом.

– Ну, начинается!.. – Игорь Николаевич обнимал их обеих, вдруг почувствовав: что-то наверняка случится…

На столе, рядом с оперативными сводками, Примак обнаружил текст сообщения агентства «ПРЕСС-Африк» и заявление Комитета по миротворческим силам. Еще когда брал в руки, сердце провалилось. Да, он представлял, как все это будет – в теории, бодрясь и посмеиваясь над своими оппонентами. Но действительность превзошла все ожидания. Вот, значит, как!.. Военный преступник – это тебе не отставка, не гарнизон в Тмутаракани. В одну компанию с Кейтелем и Хусейном…

К нему подошел «Пятачок».

– Не читай всякую дрянь. Одних купили, другие – отмываются… Потом совсем иначе напишут. Так и получится: баш – на баш. – Положил руку на плечо.

Если Сидоров утешает, значит, действительно дело швах, – подумал генерал-лейтенант.

– Ну и что тебе приказали? – осведомился с мнимым безразличием.

– Строить лагеря для гражданских, вывозить их из фронтовой полосы. Боевых действий не предпринимать, границу не пересекать.

– По-ня-ятно… – выдохнул Примак.

– Ты куда сейчас? Домой? Или в «Коробок» с отчетом?

– Генсек ничего не сказал. Подожду Миса. Да и отоспаться бы не худо. – Генерал-лейтенант поднялся, по-дружески пихнул «Пятачка» в бок и пошел к двери.

– Ну тогда спокойной ночи.

…Примак лежал на койке и смотрел в потолок. Несмотря на сумасшедшие последние дни, когда вовсе не ложился, сна не было ни в одном глазу.

«Всегда ли я был прав? Или все-таки можно было спасти положение меньшими жертвами, остановить обезумевших людей, не пуская в ход оружие?.. Вот революция СПИД… Был ли я прав тогда? Судя по всему – да: закон о спидолечении принят подавляющим большинством Думы, одобрен Советом Федерации, утвержден президентом, встречен на „ура“ населением. Собственно, его принятие и было вызвано массовыми протестами трудящихся. А с другой стороны… Схватить десятки тысяч больных, которым до сей поры была гарантирована полная анонимность, и вывезти к черту на рога – в богом забытый Ларнах, чтобы они никогда уже не увидели ни своих близких, ни мест родных, ни работы любимой… Женщин и мужчин – всенепременно порознь, так чтоб и остатки семей – вдребезги… И до конца дней обречены ковыряться в земле и пасти скот в своих СПИДозори-ях… Можно ли осудить этих людей за то, что они в конце концов восстали? Да. Непременно. Ведь их методы… Методы… А если б все было цивилизованно и они никого не брали бы в заложники, не заражали пленных солдат? Что – приказа о подавлении не было бы? И я не пошел бы карать? Хрен-два!.. Конечно, можно успокаивать себя тем, что и так сделал все, что мог: число жертв не достигло и сотни, а если б пустили в ход „шквалы“, как предлагали в Генштабе, страшно и подумать. Однако ж если до сих пор на душе тяжесть, значит, это давит ГРЕХ…

А что теперь? Я просто не позволяю себе осмыслить это число: четыреста шестьдесят тысяч… Целый областной город – почти как Рязань. Рядышком их положить… И деток тоже… Если б я открыл фронт!.. Сейчас «голубые шишки», конечно, разорвали бы меня в клочья за «предательский отход», зато людей… Но ведь я физически не мог успеть разминировать, убрать заграждения!.. По времени… Нет, вру! – одернул, хлестанул себя. – Если полить огнем, отбомбиться на полную катушку – перепахали бы за пару часов… Был ВЫХОД, был! А ведь даже мысли подобной не возникло!.. Потому что профессия такая – УБИВАТЬ.

Как профессиональному военному и помыслить-то: без приказа сдать позиции, спасаться бегством от безоружных?! Перед тобой – враг смертельный: фанатики, убийцы, готовые на любое преступление во имя своих бредовых целей… За всеми этими несчастными горожанами их смрадные хари маячат!.. А другого зрения у меня быть не может. Наверное, и гены такие… Зато теперь будет «Гаага». Теперь уж без дураков. На полном серьезе. И посыплется со всех сторон, не остановишь: «русский убийца», «имперский выкормыш»… Слова – не танки, в окопе не пересидишь… И всё ведь прошлое изроют, чтоб фактов набрать, преступный путь проследить. По эпизодику вытянут, разложат по полочкам – попробуй отличи теперь правду от лжи, когда столько лет и правительств ушло!.. А уж доносов-то на меня накопилось по чиновничьим столам – Эверест…

И еще… Сегодня я первый раз в жизни нарушил свое слово. Хоть обещание и было дано ублюдку, но разве в этом дело?.. Я клялся, что не начну военных действий до истечения трех часов, и вполне сознательно отдал приказ атаковать. Да, я уже по всем статьям конченый человек…»

На какое-то время Примак все же провалился в душное одуряющее забытье. …Его вели подлинному коридору. Руки свободные, но ремня нет и погон тоже. Два охранника по бокам, не поймешь, какие, – молчат. Вроде, и лиц не видно. Шаги отдаются гулко – в жизни так не бывает. А вдоль стен стоят незнакомые люди в два ряда, без разрывов: женщины, дети, мужчины, старики – всех возрастов, в самой разной одежде, разного цвета кожи. Уставились в пустоту неподвижными остекленелыми глазами. Потом он понимает: все они мертвые, и убил их он, Примак Игорь Николаевич… Конец коридора теряется в темноте, световое пятно, сопровождающее генерала, выхватывает из нее все новые и новые лица…

Проснулся, протер глаза, сел на койке, достал из планшета фотографии жены и дочерей, поставил на сиденье стула, прислонил к спинке, предварительно поцеловав по очереди. Разглядывать не было сил…

Сухой щелчок. Осечка? – пронеслась мгновенная мысль, всего окатило потом. И тут же что-то хрупнуло в груди, будто раздавленное стекло под каблуком, и в глазах замерцал белесо экран – конец фильму… Потом и он погас.

По сообщению агентства «Франс-Пресс», 27 октября в 23 часа по местному времени президент имамата Халистан шейх Гадрут объявил о выходе государства из состава Исламской Конфедерации и присоединения к Объединенным Индуистским Штатам. Немедленно прошли видеофонные переговоры с премьер-министром ОИШ, получено официальное согласие на вхождение в состав этой страны. Войскам Халистана, стоящим на демаркационной линии, шейх Гадрут приказал беспрепятственно пропускать через боевые порядки воинские части ОИШ, сдавая им тяжелое вооружение.

Сегодня в 2 часа ночи в столице имамата Халистан произошел военный переворот при поддержке сброшенной на город воздушно-десантной дивизии, базирующейся близ Лахора. По непроверенным данным, поступившим из французского посольства в Исламабаде, президент Гадрут убит в перестрелке. Его резиденция в Амритсаре захвачена. Спецотряд исламской гвардии, охранявший дворец, серьезного сопротивления пакистанским коммандоане оказал.

На демаркационной линии Халистана и ОИШ произошли отдельные вооруженные столкновения. Части индуистской армии не успели сколько-нибудь серьезно продвинуться на сопредельную территорию, застряв в минных полях.

Новый военный руководитель Халистана генерал Хин-набир в 6 часов утра объявил по радио о переходе всей полноты власти в руки командования исламской гвардии в связи с внезапной болезнью и кончиной великого вождя халистанской нации шейха Гадрута, от имени которого изменники родины вступили в преступный сговор с врагом. При этом имена предателей названы не были. На всей территории имамата объявлено военное положение.

Анджей медленно ПРИХОДИЛ В СЕБЯ, продираясь сквозь что-то тугое, упругое, вязкое, как расплавленная резина. Петеру пришлось оглушить взбунтовавшееся тело Краковяка двойной дозой снотворного – выстрелил капсулой из карабина в правое бедро. Так обычно обездвиживают диких животных. «Постоялец» в это время громил его комнату.

Кое-кто из обитателей СИАЯ-6 сбежался на шум, и фон Регу не без труда удалось убедить их разойтись. Он клялся, что все дело в йети, который показался в окне, сильно напугав гостя, и теперь Крок, приняв успокоительного, решил поспать.

Петер прибрался, замел в совок и ссыпал в мусорную корзину осколки зеркала и стаканов, задвинул в шкаф обломки стула (вынесет на улицу, когда все лягут спать) и, усевшись на табурете у двери, стал размышлять о том, что смертельно устал от всей этой неразберихи, от того, что не с кем поделиться своими мыслями, нащупать истину в споре… Конечно, можно написать коллегам в Европу, но фон Регу меньше всего хотелось, чтобы его посчитали сумасшедшим или посмеялись над его неизлечимым чудачеством. Хотя в мире явно происходили совершенно безумные вещи, отсюда, из горной глухомани, все наверняка воспринимается по-другому. Петеру казалось, что коллеги, ну хотя бы в силу большего консерватизма, стараются не замечать вокруг себя ничего странного или совершенно иным образом интерпретируют увиденное. Ведь о чудесах охотно рассказывают лишь воскресные приложения, а официальные лица пока что хранят гордое молчание.

Потом в дверь постучал Рудольф Зиновьев. Фон Рег вышел в коридор и повторил свою версию случившегося.

– Странно, – почесал затылок Рудольф. – Кроме вас двоих почему-то никто йети не увидел и, главное, не почувствовал.

– Неужели? Мне тоже показалось странным, что эффект на сей раз очень слаб. – Петер уже сам ругал себя за эту идиотскую выдумку. Можно было сочинить нечто гораздо более реальное.

– Ты явно что-то не договариваешь, – пробормотал Зиновьев, пристально глядя на него.

– Безосновательные подозрения, – ответствовал ксенопсихолог, с вызовом посмотрев на и. о. директора станции. – Кажется, я не давал вам повода…

– Да-да, – уже думая о чем-то своем, Зиновьев повернулся и медленно пошел по коридору. Потом бросил через плечо: – Когда Крок проснется и приведет себя в порядок, позвони – мне надо с ним побеседовать…

…Анджей окончательно проснулся и сел на койке. Недоверчиво ощупал простреленный бок – вроде бы все цело, но он еще помнил эту нестерпимую, садняще-долбящую боль. Откуда она берется, если ранения нет? Она ведь все еще сидит в нем…

Фон Рег услышал скрип пружин, проскользнул в комнату, быстро запер дверь изнутри. Краковяк поглядел на него с подозрением – уж не замешан ли он в этом приключении? Затем громогласно зевнул, едва не разорвав рот.

…Их разговор завязался не сразу: легко переступив через естественное недоверие, собеседники долго не решались преодолеть внутренние запреты, воздвигнутые каждым для защиты рассудка. Но уж когда все препятствия были преодолены… Они словно очищались этим разговором, утверждались в новой реальности, снова начиная ощущать твердую почву под ногами. Постепенно договорились о терминах, выработали несколько аксиом, и дело пошло на лад. Наивысшее удовольствие для думающего человека – складывать цельную картину из, на первый взгляд, совершенно разрозненных, противоречивых фактиков.

– При попадании души йети в человека и наоборот (не суть важно) «постоялец» тут же теряет сознание – до того сильна реакция отторжения. И очень скоро его вышвыривает обратно.

– Похоже на неудачную пересадку органа.

– У людей же несколько типов реакции на ПЕРЕСЕЛЕНИЕ: «постоялец» продолжает действовать, как будто находится в прежнем теле, то ли ничего не поняв, то ли пытаясь таким вот образом не сойти с ума. Это раз. Изо всех сил пытается подражать обычному поведению хозяина оболочки, чтобы воспользоваться ситуацией в своих интересах или боясь разоблачения. Это два. «Постоялец» впадает в оцепенение. Чисто защитная реакция – психика не выдерживает и «закукливается». Это три. И, наконец, четвертый тип: истерика, буйство, способное привести даже к самоубийству. Ты был свидетелем этого в Катманду.

– Тогда наш случай подпадает под тип два.

– Пойдем дальше… Есть четко выраженная закономерность: переселение душ происходит только у взрослых, а языковой синдром – только у детей.

– Быть может, детская психика отторгает?..

– А как же тогда индусские истории? (Ну, я тебе рассказывал…) Нет, здесь какая-то другая причина. Возможно, детям просто не выдержать такого шока, и к ним… ну что ли… проявили снисхождение…

– КТО?

Фон Рег только пожал плечами.

– Ну а что служит непосредственным толчком для ПЕРЕНОСА? Можно ли как-то защититься от него? И есть ли механизм скорого возвращения? – засыпал его вопросами Анджей-Эндрю.

– Спроси чего полегче… Мне кажется, эти ПЕРЕСКОКИ не носят абсолютно случайного характера. Шанс попасть в тело человека, о котором постоянно думаешь, чей облик, образ мыслей хорошо знаешь, гораздо выше… Что же касается возвращения, порой таким инструментом оказывается потеря сознания, но если Ли из тела «постояльца» выбросило сразу, то я только зазря разбил себе голову. Ты же и вовсе терял сознание десяток раз, а ВОЗВРАЩЕНИЯ все не было.

– Но все-ж-таки что стало первопричиной всей этой «эпидемии»?

– Могу сходу предложить несколько в разной степени бредовых гипотез. Вот например: ноосфера пытается избежать надвигающейся гибели – стремится перемешать, соединить раскалывающееся от ненависти и непонимания человечество. Переселяя души, она надеется чему-то научить нас, доказать цельность, единство всего сущего, бренность каждой отдельной оболочки и бессмертие общности в ее единстве, многообразии и временной непрерывности…

– То есть сеанс шоковой терапии?.. А если это чисто рефлекторная реакция ноосферы? Агония или истерика?

– Зачем тебе мои гипотезы, если сам можешь «настрогать» воз и маленькую тележку?

– А аномалии в поведении животных!? В какую схему укладываются они?

– Под агонию и истерику ноосферы можно подогнать почти все… А если братья меньшие просто попали под «горячую руку»? Звери ведь всё равно уроков не извлекут, ну а мстить им и вовсе не за что. Или это тоже для нас – как бы тревожный звонок, информация к размышлению?.. Все что ни делается, делается для человека? Пытаясь нас разбудить, кричат, теребят за плечо и обливают ледяной водой – всё одновременно. – Потом фон Рег продолжил: – Но это ноосфера. А может быть, во всем виновато психотропное оружие, пришельцы или гнев Господень – на любой вкус…

– Ну а «тряпичный камикадзе»? Самозарождение людей и механизмов из грязных тряпок и рухляди – это куда «пристегнуть»? Явное смешение жанров.

– Не все сразу, Эндрю… И так голова кругом идет… Мощный заряд ноосферной энергии, нацеленный на неживую природу, и кратковременная квазибиолбгическая реакция. Почему нет?..

…Наконец они выдохлись и умолкли. Петер вытер пот со лба. Воцарившееся молчание было красноречивей любых слов.

– Не пора ли бить в набат, Петер? Создать нечто вроде альянса против конца света? – прервал паузу Краковяк.

– Даже если удастся выйти на власть имущих, что изменится? Даже если нам поверят, что они в силах изменить? На словах ведь все за райскую жизнь, а на деле каждый – заложник Системы, инерции, традиций, предрассудков, инстинктов…

– О каком это альянсе вы говорите? – внезапно распахнув дверь, зловеще спросил Рудольф Зиновьев, шагнув в комнату. В руке его был пистолет.

Арсений Тарковский