Эпоха Сочувствия Том 1: Балы и бомбы

Глава 1

2625 год, 23-е число Месяца Ветров.

Сидема, Республика Ортезия, Объединённое Королевство Лар-Кювэр

Дарианна Одэтис

Клубы паровозного дыма поднимались к треугольному дебаркадеру над станционными путями, по платформам сновали пассажиры, сопровождающие их носильщики с тележками, загруженными чемоданами и саквояжами. Одного из них Энаццо как раз отправил грузить багаж, а сам достал выданный в кассе билет и предложил Дарианне пойти уже к нужному вагону.

– Подожди! – попросила она, чуть нагибаясь, чтобы получше рассмотреть выкрашенное маслянистой чёрной краской оборудование под днищем трёхосного вагона.

– Очень интересно, – пояснила она брату, с лёгкой улыбкой наблюдающему за ней. – Знаешь, меня даже… в восторг приводят все эти механизмы… Тяжело представить… что это создано человеком!

Тот фыркнул.

– Ну, я-то больше занимаюсь механизмами социальными.

Сказанное скорее относилось к другому её брату и отцу, но Дарианна решила не развивать эту тему. Родители их, разочаровавшись в результатах революции шестнадцатого года, вместе с тогда ещё десятилетней Дарианной уплыли на далёкую Раппалонгу. Отец сумел наконец реализовать свои политические амбиции… А Энаццо выбрал не чужой континент и семью, а родную страну – и Дарианна его совершенно не упрекала. Тут и климат лучше, и культура разнообразнее, чем в колониях. Уж она-то, успевшая раз пять туда-сюда смотаться, могла сравнить.

Впрочем, скорее всего, на выбор Энаццо повлияла его жена.

– Доброе утро! – к ним подошёл Бернан Варидэн, с которым Одэтисы познакомились два дня назад. Дарианна не удержалась от довольной и приязненной улыбки – молодой человек был весьма хорош собой. Черноволосый и кареглазый, как ортезийцы, светлокожий, с тонкими усами. Как жаль, что Дарианна с ним мало общается… Сейчас она уезжает в Эрминкталь, а он…

– Доброе утро, – ответила она, надеясь, что язык её не подведёт.

Если он тоже здесь, на платформе, то, получается, куда-то собрался?

– Какие у вас места, позвольте вас спросить? Вы ведь на этот поезд садитесь? – он покосился на синий, новенький вагон, из печной трубы которого тонко струился дымок.

– Мы на этот, – ответил Энаццо. – Первый вагон…

– У меня второй, – разочарованно вздохнул Бернан Варидэн. – Однако, мы ещё сможем продолжить наше знакомство…

Дарианна уловила его короткий взгляд – ей даже показалось, что он ей подмигнул.

– Я по делам своим ненадолго в Эрминктали останусь. Не посоветуете хорошую гостиницу?

Энаццо призадумался, но громкий звонок колокола, висевшего на открытой площадке вагона, отвлёк их.

– Время садиться, – помотал головой Бернан. – Я, пожалуй, пойду. Опоздать не хочу, у меня важная встреча. Партнёры по предпринимательской деятельности…

Вместе они дошли до второго вагона. Бернан, сделав виноватый вид, развёл руками и, приподняв в прощальном жесте невысокий цилиндр, поднялся на открытую площадку вагона. Дарианна с трудом оторвала от него взгляд и проследовала за братом.

Внутри поезд был роскошным – синяя обивка, большие оконные рамы. Между каждой парой кресел – откидной столик. На стене висели газовые фонари в изящном абажуре, напоминавшем бутон розы. Сейчас уже давно наступило утро и потому фонари никто не зажигал.

Дарианна с Энаццо сели друг напротив друга. Почти весь вагон был занят людьми – лишь несколько свободных кресел ещё, казалось, ждали пассажиров. Переливисто зазвенел третий звонок, но поезд так и не тронулся.

– Что ж мы стоим? – прошептала Дарианна, поглядывая через окно на соседний, пустой путь.

– Мама, когда мы поедем? – раздавался громкий детский голос с другого конца вагона.

– И вправду, чего ждём? – отвернулась от окна Дарианна.

Ответ на вопросы она получила достаточно скоро: внутрь вошли около десятка мужчин, и полупустой вагон мгновенно заполнился. Двое вошедших оказались довольно примечательными: жандармский офицер в шинели и его спутник – мужчина с острой вьющейся бородкой, но без усов; он держал в руке портфельчик и постоянно поправлял на носу пенсне.

– Полиция, – поморщился Энаццо, краем глаза поглядывая на новых пассажиров.

– И что же она тут делает? – Дарианна непонимающе посмотрела на него.

– Нам же вчера на музыкальном вечере… да, как раз-таки Бернан Варидэн говорил, – пояснил брат. – Гарола Фазая, полицмейстера Ортезии, сняли с должности за жестокое обращение с арестованными. Это, мне кажется, он и есть… Уезжает в другой регион.

– Его накажут? – Дарианна ещё раз рассмотрела жандармского офицера, который этим Фазаем, наверное, и был. Держался, по крайней мере, по-аристократически, и на окружающих свысока поглядывал. Да и поезд ожидал его прибытия…

Да, тут, конечно, и климат другой и культура интереснее… А ещё в этих местах, на континенте Мардхивари, постоянно что-то происходило… Как-то на Раппалонге жизнь казалась немного спокойнее и размереннее.

Наконец паровоз засвистел и тронулся, вагон резко дёрнулся, покачнулся и медленно покатился по рельсам на север, к Белым Горам. Дарианна отвернулась от Фазая, прильнув к окну и рассматривая привокзальное путевое развитие. У кирпичных складов с дощатыми крышами разгружались несколько товарных вагонов. В стороне, около высокой водонапорной башни, заправлялись водой из чёрно-белых кранов паровозы. Поезд, будто бы борясь с некой противоборствующей силой, с трудом набирал ход и продирался сквозь хитросплетения стрелочных переводов.

Сидема была одним из центров Лар-Кювэра, столица Ортезии, единственного региона с выходом к морю. Поезд катил по той самой железнодорожной линии, которая использовалась для вывоза из ортезийских портов колониальных товаров – встречные товарные поезда следовали друг за другом. Какие-то ехали порожняком, чтобы загрузиться в порту, какие-то везли предназначенные для продажи в других странах или тех же колониях грузы. Сидемская железная дорога бурлила кипучей энергией… И её тоже ведь построили люди!

Дарианна поняла, что сложность мира иногда не интригует её, а пугает и раздражает. Она вновь перевела взгляд на беседовавшего со своим соседом бывшего полицмейстера.

Гарол Фазай был уже не молод – лицо морщинистое, тонкие усы, почти сросшиеся с густыми, длинными бакенбардами, как-то печально поникли вниз. Глаза его Дарианна через полвагона рассмотреть не могла, но ей казалось, что, если б ей довелось приблизиться к бывшему полицмейстеру, то увидела она бы в его глазах усталость и жесткость, даже жестокость.

Энаццо, как и все члены семьи Одэтисов, был человеком республиканских взглядов и не одобрял заведённых в Лар-Кювэре порядков, однако и вполне лояльные власти люди выказывали недовольство деятельностью Гарола Фазая. Дарианна постаралась вспомнить, что слышала о нём.

– Героические действия полковника Фазая… – морщился вчера на музыкальном вечере один из ортезийских аристократов. – Я не должен вообще-то так говорить… Но я вынужден заметить: весь заговор так называемых Индепендентов выдуман! Дело шито белыми нитками, заговор на скорую руку состряпан агентами и провокаторами полиции. Сами посеяли и сами пожали, как говорится – только если в сельском хозяйстве это нормально, то в сыскном деле – нет!

Энаццо полушёпотом поддакивал тогда. Он всегда – как, впрочем, и его жена Лиомелина – любил порассуждать о политике и социальных проблемах кювэрского государства. Дарианну же… сами эти разговоры несколько раздражали. Вся её семья будто бы видела в мире людей только плохое, закрывая глаза на достижения последнего времени, на все улучшения…

– Толкают на преступление и затем же наказывают, деньги, награды и новые чины за это получая, – возмущался ортезиец. – Так дела в нашей «республике», с позволения сказать, нынче делаются. А всё для того, чтобы, простите за откровенность, нашу общественность запугать, чтобы и не думали об отделении от объединённого королевства!

Впрочем, Гарола Фазая всё-таки за излишнюю жестокость заставили покинуть пост полицмейстера – хотя Энаццо считал это «показухой». Ничего страшного с Фазаем не сделают. Пожурят – и отправят руководитель полицией в другое место.

А Дарианна глядела на этого седеющего человека и никак не могла его представить страшным, жестоким… злодеем – иначе не скажешь! Заговорщики или нет, но нельзя же связанных людей избивать! А ударить беременную женщину… Говорили, Гарол Фазай сам это сделал за то, что та невежливо с ним заговорила. У неё произошёл выкидыш прямо в тюремной камере, и чудо, что она не умерла!

Но неужели совершенно обычные с виду люди способны на такое? Почему так? Что за странный мир…

– Говорят, боевая организация Ортезийских Индепендентов уже начала охоту на него… – шепнул Энаццо, сидя вполоборота и поглядывая на бывшего полицмейстера Ортезии.

– Он же их заговор разоблачил, и Индепендентов поймали? – Дарианна бросила на него непонимающий взгляд, не сразу даже заметив, что позволила ему втравить себя в политический разговор.

– Не знаю, что он там разоблачил, – вздохнул брат. – Но Индепенденты хотят отомстить… Методы у них, конечно, не самые… не самые пацифистские… Запугивание, покушения, убийства. Однако наша страна не только насильно присоединила Ортезию, но и посылает туда королевских наместников и представителей, которые ведут себя как оккупационные войска на захваченной земле! Это вполне объясняет, почему ортезийцы так не любят кювэрские власти…

Дарианна сглотнула, вспомнив вчерашний музыкальный вечер.

– Многие из них не любят не только кювэрские власти, – заметила она. – Но и просто кювэрцев.

– К сожалению, это так, – кивнул Энаццо. – Конечно, не следует смешивать власть и подданных, да и сами подданные неоднородны. Но люди склонны обобщать и упрощать.

– Меня просто… ну, удивляет или… не знаю, – Дарианна покачала головой. – Но это даже немного смешно. И обидно. Мерьетта Нецтэтси, эмансипистка и республиканка, мне вчера сказала: «Попадаются среди кювэрцев и нормальные люди…». Очевидно, имела в виду нас с тобой.

– Да уж, обидно было… – протянул Энаццо. – А родители твоей Ксардии, ретрограды и горе-патриоты, наоборот кювэрцев очень любят. Я понимаю этот… диссонанс… Надо было тебе Мерьетте рассказать о Лиме, – он рассмеялся. – Мне кажется, в эмансипистских кругах её ценят.

– Я не уверена, что Мерьетта с её книгой знакома, – поморщилась Дарианна. Подруга Ксардии, почти такая же красивая – да были ли среди ортезийских женщин те, которых нельзя было бы назвать таковыми? – показалась Дарианне довольно ограниченной и… да, неумной.

«Не уверена, что Мерьетта вообще книги читает, тем более, публицистику» – подумала она. Сама Дарианна-то читала много, но, в основном, художественную литературу. И даже пробовала писать… Получалось, как она сама могла оценить, не очень.

– На самом деле, я даже удивлён, что Ваэрдэтси позволяют своей дочери общаться с такими, как Мерьетта, – задумавшись, сказал Энаццо. – Ну, и с нами. У нас родители с братом бежали из страны в бывшую карнбергскую колонию! Нет, понятное дело, это хорошо, что у Ксардии есть какая-то степень свободы…

А ведь он прав! Дарианна даже и не думала об этом… Риббос и Малайна Ваэрдэтси пришли вместе с дочерью на музыкальный вечер, но, действительно, нисколько не мешали её общению с сомнительными, со своей точки зрения, людьми.

– Может, у них нет времени или особого желания контролировать её? – пожала плечами Дарианна.

Или Ксардия научилась противостоять воле родителей и навязывать им свою? «Хотите, идите со мной на вечер, иначе я возьму и пойду сама!» – или как-то так. Конечно, явиться в гости молодой девушке одной совсем неприлично – хуже только с неродным ей мужчиной, но Ксардия очень смелая и могла пойти на это.

– Да, – решила Дарианна, – скорее всего её родители выделяют ей… область, внутри которой она может делать, что хочет… Просто, чтобы она не натворила чего-нибудь исключительно неприличного, того, что обрушит всю их репутацию…

Учитывая, что Ксардия на короткой ноге со своей гувернанткой и слугами, запереть дома её вряд ли представлялось возможным. Да, наверное, она в прошлом что-то такое вытворила…

Дарианна отрешилась от размышлений и снова прижалась щекой к окну, наблюдая сквозь стекло, как пролетают мимо небольшие домики. Поезд пронзительно засвистел перед заездом в тоннель под холмом, на котором расположились известные всему миру Сады Фасуэтси. Дождливой и грязной зимой, конечно, там смотреть нечего… А вот весной, когда зацветают всевозможные, не встречающиеся в других регионах Лар-Кювэра, деревья это уже другое дело… Или осенью, когда в Ортезии наступает курортный сезон и всё вокруг такое… жёлто-оранжевое.

Эрминкталь, графство Беллуно, объединённое королевство Лар-Кювэр.

Лиомелина Одэтис

На улице шёл лёгкий снег. Впрочем, смотреть изнутри через окна было сложно – заляпанные грязью, они отражали и преломляли пробивавшийся сквозь светло-серые тучки солнечный свет, из-за чего Лиомелина вынуждена была щуриться, когда поворачивала голову в сторону окон. Собеседник её, однако, щурился постоянно, да и сидел почти зажмурившись, потому что рабочее место его располагалось так, что солнце светило ему в глаза. Конечно, можно было прочистить стёкла, прикрыть ставни и зажечь лампы, однако сотрудники Службы Охранения Общественного Спокойствия предпочитали, видимо, понапрасну газ не расходовать.

«Надеюсь, грязь на стёклах – это просто грязь, а не засохшая кровь жертв монархии…» – подумала Лиомелина.

– Так что вы ещё раз, хотели, Лиомелина Одэтис? Каков ваш вопрос? – немного нетерпеливо поинтересовался её собеседник. Он сел как-то полу-боком, чтобы свет не слишком мешал ему смотреть на неё. Лицо его приняло странное выражение, он будто бы хотел добавить: «Извольте поторопиться, у меня ещё много дел», но не стал, очевидно понимая, что это выглядело бы смешно в его положении. Мельчает когда-то страшная служба… Во всех смыслах – например, во всём графстве Беллуно Охранителей было человек шесть, половина которых постоянно путешествовали по крупнейшим городам и принимали просителей. Этот, сидевший перед ней Охранитель, был из таких и лишь два дня в декаду находился в Эрминктали. Однако, несмотря на это, он всё равно не мог заявить ей, что у него много дел, потому что значительное количество их обязанностей перешло после революции к полиции. Охранителям оставалось только одно – цензура. С трудом их служба вообще избежала упразднения.

– Я бы хотела… для начала, я бы хотела получить объяснения, почему моя книга была запрещена к продаже, – сказала Лиомелина. – Книга называется «Освобождение женщины». Можете пожалуйста пояснить?

Собеседник выдавил из себя кривую улыбку.

– Прошу прощения, мне кажется, письмо с пояснениями должно было вам прийти… Или вы не хотите довольствоваться сказанным? Извольте, прошу вас, в таком случае… – не дожидаясь её ответа, продолжал он. Очевидно, Охранителю очень хотелось лично изложить ей свою точку зрения. Скучно ему… Что ж, пускай излагает.

– Я повторю. Я написал вам в письме, что ваше произведение запрещено за, цитирую, «активную пропаганду некоторых идей, которые наше государство правильными не признаёт».

Лиомелина кивнула, жестом подтверждая то, что всё это она уже читала. С Охранителем она общалась впервые и, на самом деле, даже не знала, что делать и как убедить его пропустить её работу. Именно – работу, она потратила много времени и сил, чтобы перенести свои идеи на бумагу.

– Могу ли я вас спросить, что именно в этой формулировке вызвало у вас вопросы? – с нарочито притворной вежливостью поинтересовался он.

Действовать она решила так: воспользуемся прецедентом, благо, он уже был.

– Уважаемый, известно ли вам про мою предыдущую книгу «Новая женщина»? – осведомилась она, стараясь звучать как можно более любезно.

По лицу Охранителя она поняла, что тот хотел бы, чтобы название это звучало для него незнакомо.

– «Освобождение женщины», «Новая женщина», – недовольно пробурчал её собеседник, даже не обратив внимание на её вежливые излияния. – Неужели сейчас темы нет другой, кроме половой? Мне кажется, тем предостаточно. Научные открытия… В век прогресса живём!

Вопрос его, кажется, был риторическим, и потому Лиомелина не ответила. Тем, конечно, имелось очень много. Только без разрешения половой темы, мнение женщины, пусть сколько угодно умной, по другим темам практически не учитывалось.

– Хотя и разбирал вашу первую книгу мой нынешний начальник, я с ней по долгу службы попробовал ознакомиться…

«Попробовал? То есть, не дочитал? Ума не хватило?» – промелькнуло у неё в голове. Чтобы совладать с внезапным приступом истерического смеха, Лиомелина сначала улыбнулась, затем закашлялась.

– Я видел разрешение к печати, – продолжал собеседник, – и написано там следующее, цитирую по памяти: «Не обнаружено ничего, что могло бы подвергнуть опасности государственное устройство».

– Именно! – не выдержала Лиомелина. – Поверьте мне, в новой книге я лишь ещё больше раскрываю заданную прежде тему, и не касаюсь вопросов государственного устройства, монархии и республики…

– Прошу подождать! – голос её собеседника стал резким. – Я не окончил. Я пытался понять, почему всё же вашу первую книгу пропустили. И пришёл к выводу, что на то было несколько причин.

Лиомелина, поджав губы, покивала. Да уж – она спрашивает, почему не пропустили новую книгу, он рассказывает, почему пропустили старую. Как будто нужно это объяснять… Выпуск книги в печать – нормальная ситуация, запрет – нет! Но для Охранителей всё ровно наоборот.

Эх, вроде и произошла восемь с половиной лет назад революция, а как цензуру вернули быстро!

– Во-первых, времена тогда были более спокойные. Никаких заговоров, революционеры не нападали на людей на улицах… Сейчас же требуется больший контроль, дабы обеспечить безопасность подданых Её Величества! Да не поколеблется вовек престол её!

– Да не поколеблется! – сбивающимся, охрипшим голосом повторила Лиомелина. Она чуть не задохнулась, вытягивая из себя соответствующий хорошему тону ответ. Нет, решительно, с каждым годом ей становится всё сложнее и сложнее изображать из себя ту, кем она не является. Правильно сделали родственники её мужа, уплыв на Раппалонгу – там хотя бы дышится свободно!

Охранитель, к счастью, даже не заметил, как изменился её голос и продолжил.

– Главным образом, ту книгу пропустили по той причине, что, заранее прошу прощения… эм-м… абсурдность изложенных там идей очевидна всякому, даже и дураку. Какой смысл запрещать печатать подобные глупости? Никто ради них не пойдёт стрелять в верных слуг Её Величества, зато люди посмеются.

«Глупости? Никто стрелять не пойдёт?» – хотелось ответить ей. Лиомелина никогда не поддерживала насильственные действия, однако она даже и рада была, что Охранитель неправ. Многие женщины осознали – и самостоятельно в том числе – что нынешнее мироустройство несправедливо. Некоторые из них пошли по пути насилия, и поодиночке и вместе с мужчинами… Как, например, в Сигневерде был убит богатый и знатный насильник, выигравший дело в суде, несмотря на то что жертву его защищал известнейший адвокат…

Лиомелина поглядела на скучного Охранителя, который ненавидел любую идею, противоречащую государственным и общепринятым нормам. Он либо слишком туп, чтобы ставить под сомнение навязываемые ему идеи и нормы, либо подсознательно понимает, что эти самые идеи и нормы ставят его выше других, и он довольствуется этой малой властью.

– Что же вы не дадите людям посмеяться и над продолжением? – хмуро спросила она. Ох как ей было противно, как это всё унизительно и мерзко… И всё ради чего? Насилие может решить – жестоко решить – одну проблему, но сдвинуть с места огромную глыбу государства, которая давит на людей, оно не способно. Об этом говорила вся жизнь Лиомелины! Например, та же революция шестнадцатого года – к чему всё это привело? Да ни к чему! Вернее, к чему-то, но не к тому, чего ожидали выступившие за республику революционеры. А Альдегерда медленно, но верно, возвращается к отцовским порядкам.

– Почему я не даю людям посмеяться над продолжением? – повторил её слова Охранитель. – Потому что оно несмешное. Более того, если я его пропущу, особенно несмешно будет мне, когда объявят строгий выговор.

– Да что ж вы такого там увидели? Возможно, я смогу исправить… удалить нежелательные элементы…

«Эх, Лима-Лима, ты до какой степени готова унижаться, унижаться лишь ради того, чтобы эту книгу пропустили, чтобы ничего не изменилось…»

Напечатать её в подпольной типографии, и дело с концом. Вот, у Эррона Дэрши есть аж несколько, где постоянно выходят газеты для сторонников реформ и республиканского строя.

– Может, и сможете, – пожал плечами Охранитель. – Извольте, основная проблема – это то, что вы говорите о некоей мировой системе угнетения. Мало того, что угнетение женщин – само по себе глупость и ерунда, уж прошу простить… Вам любой уважающий себя мужчина дверь придержит, сесть в карету поможет или тяжёлый чемодан перенесёт – и вы говорите, это вас угнетают? Угнетают женщин в Империи Вайзен!

– Но не это вас смутило, я об этом в прошлой книге писала, – сказала она. Руки её что-то дрожали, она постоянно дёргала за вязаную варежку, то стягивая её с руки, то опять, наоборот, надевая назад…

– Не это! Пытаясь объяснить так называемое угнетение, вы находите корни его в иерархическом обществе, где, мол, вышестоящие всегда нижестоящих угнетают…

«Так и есть! – хотелось ответить Лиомелине. – Вот вас, уважаемый, взять… вы боитесь нагоняя от начальства. Оно угнетает вас, а вы, соответственно, меня, посягая на моё творчество, запрещая его… Вы, сам угнетённый, вы угнетаете меня, вы мыслите, будто я вообще не могу иметь творческого начала, будто я глупее вас из-за своего пола…»

– Вот это вот я не хотел бы, чтобы подданные Её Величества увидели, – закончил Охранитель. – Возможно, мы бы выпустили книгу, если бы вы убрали данный фрагмент, порочащий наше общественное устройство и наше государство.

– Этот фрагмент порочит не наше государство, – пораздумав, сказала она. – Взять любое… Везде есть иерархия, и везде вышестоящие требуют…

– Извольте прекратить! – перебил её Охранитель. – Везде! Вы сказали, вы порочите не наше государство… Правильно было бы выразиться – не только наше, а, в принципе, все! Может, вы вообще отрицаете само понятие «государство»? Как вы представляете себе жизнь без тех, кто мог бы направлять нас? Направлять невежественные людские массы?

А он хорош! Не туп… Даже по-философски как-то заговорил…

Лиомелина против воли улыбнулась.

– Вам, я гляжу, смешно? – нахмурился он.

– Нет, просто я вижу, чем мы отличаемся. Помимо пола, конечно. Вам нужен кто-то, кто мог бы вас направить. Я в таком человеке не нуждаюсь.

Он промолчал, не сразу сообразив, что ответить.

– Кстати, а кто направляет Её Величество, если не секрет? – добавила Лиомелина.

Она, кажется, зашла слишком далеко, и этот человек никогда не пропустит её книгу, разве что Лиомелина напишет, как рада служить монархии…

– Её Величество направляет Господь Ир-Шаддай, – с серьёзным видом ответил Охранитель.

– Но Её Величество – она же женщина, да?

«Зачем ты, Лима, продолжаешь этот бесполезный спор… Неужели надеешься вызвать у него когнитивный диссонанс?»

Такие люди лучше всего умеют придумывать оправдания своим воззрениям! А если оправданий нет, то они попросту не замечают, что воззрения их противоречат – одни другим.

– Её Величество – определённо, женщина, – холодным тоном ответил Охранитель. – И, замечу, она не говорит о каком-то там угнетении. И она не спешит ввести избирательное право для женщин, или что вы там ещё хотите, Лиомелина Одэтис.

«Королеве оно не нужно, потому что либо она не ассоциирует себя с другими женщинами, либо лицемерно считает, что у женщин другая, не связанная с политикой домашняя роль, либо попросту не хочет идти против желаний своего ближайшего окружения…» – говорить такое Охранителю – глупо, и Лиомелина оставила комментарий при себе.

– Большинству женщин – это не нужно, – добавил Охранитель. – А вы представляете меньшинство. Вы, все ваши эмансипистки и всякие республиканцы… Они представляют меньшинство, говоря при этом, что важнее всего воля большинства!

– Я вам такого не говорила, – ответила Лиомелина, понимая, что тот действительно хитёр. Пытается её саму на когнитивном диссонансе подловить – но ничего у него не выйдет. Она с подросткового возраста эту полемику вести умеет.

Конечно, тут у Охранителя преимущество – его устами говорит государственная идеология, а если Лиомелина начнёт аргументированно ему противостоять, то рискует отправиться даже под суд.

«Когда говорят, что меньшинство должно подчиняться большинству, – могла сказать она, – под меньшинством обыкновенно имеют в виду королеву, её приближённых, богатых землевладельцев и крупных промышленников, которые навязывают свою волю остальным. И молчание остальных – это не знак согласия. Это знак того, что люди боятся выразить протест»

И Лиомелина сама спорить не стала и промолчала. Увидела, что оставаться дальше в этой душной комнате, с её выцветшими жёлтыми обоями, белым потолком, с которого осыпается штукатурка, с её странной пустотой, неудобными стульями и длинным столом, с одной стороны которого сидели посетители, а с другой – единственный Охранитель, она не могла.

– До свидания, Лиомелина Одэтис. Если надумаете исправить свою работу, сообщите, – зачем-то напоследок добавил собеседник, прощаясь с ней. Он встал, расправил свой сюртук и направился к расположенной с его стороны стола двери, в соседнюю комнату. Лиомелина тоже подалась к выходу.

Она вышла из-под каменной аркады первого этажа заштукатуренного красным небольшого, втиснутого между другими домами, здания, где расположились местные органы сразу нескольких государственных служб, и попала под слабый снегопад. Блестевшие на свету снежинки, кружась, медленно опускались на площадь, на крыши зданий, на лёд озера Эрми – заледенели даже расположенные в озере, у самого берега фонтаны, создав причудливые геометрические фигуры. Дома подковой огибали площадь у озёрной гавани; впереди, на другой стороне этой гавани, виднелось ещё одно здание государственных служб, где находилось отделение беллунской полиции.

Лиомелина засунула руки в муфту – было довольно холодно, она даже специально надела вязаные варежки вместо обычных перчаток. По улице порывы ветра гоняли снежную пыль, вихрями закручивая её. Недалеко от здания её ожидал извозчик на крытом санном экипаже. К стенкам, у окон, крепились маленькие габаритные фонари. Козлы располагались сзади и высоко – извозчик сидел почти что над самой крышей.

– Госпожа, – мужчина лихо спрыгнул, чтобы открыть ей дверь – хорошо, что не поскользнулся. Она вспомнила слова Охранителя об услужливости мужчин… Да-да, очень им сложно дверцу придержать, чемоданчик поднять, прямо руки отваливаются от непосильной ноши! Нет, если бы можно было променять подобную услужливость на равноправие, то пожалуйста, но ведь нельзя же!

– Давайте на вокзал, – улыбаясь над собственными измышлениями, она забралась внутрь и вполне нормально устроилась на кожаном сиденье.

Людей сегодня на улице было немного – хотя вон сейчас из переулка выбежала непонятная группа детей. С хохотом они бросились за экипажем, извозчик что-то кричал им. Лиомелина думала подать денег, но дети уже отстали и забежали в другой переулок.

У вокзала Лиомелина отпустила извозчика – вообще, она могла бы и пешком добраться, недалеко – ехала минуты три, не больше. Наконец-то её… лёгкая печаль и разочарование от бессмысленного посещения Охранителя испарились, сменившись воодушевлением – муж и его сестра, живущая с ними с лета, наконец-то возвращались из солнечной – хотя, зимой, скорее, дождливой – Ортезии. Эрминктальская станция находилась на важном железнодорожном маршруте из приморской Ортезии к северным регионам объединённого королевства. Вокзал представлял из себя бледно-жёлтую постройку с двумя, разделёнными небольшим выступом, этажами, с трёхарочным входом и двойными окнами под полукруглыми фронтонами.

Внезапно её взгляд наткнулся на знакомое лицо – у бокового входа в пристройке к вокзалу, использующемуся обыкновенно для работников станции, подбежал почтальон Нердис.

– Лиомелина Одэтис, добрый день! – говорил он, приподнимая кепку. Да уж, удобный головной убор! Уши-то, наверное, он отмораживает, пока на санях ездит и по улицам бегает … – Я так-то на вокзал, но мне сегодня передали и для вас…

– Для меня? – удивилась она. Телеграмма от Энаццо и Дарианны?

Нердис вытащил из своей сумки конверт, адресованной именно ей и запечатанной красной восковой печатью: значит, из государственного учреждения.

– Спасибо, – поблагодарила она. – Подождите минутку, я быстро…

Лиомелина сняла варежку, ногтем сковырнула воск и открыла конверт. Повестка в полицейское отделение, этого не хватало… Что за ерунда!

– Тут они требуют явиться в полдень, – заметила она. – Сегодняшнего дня.

Лиомелина приподняла глаза к вокзальным часам. Полдень давно уже прошёл.

– Это полиция, госпожа? Я только что оттуда, – ответил Нердис. – Ничего нового!

Лиомелина задумчиво посмотрела на письмо, убрала его в сумку и развернулась. Извозчик, конечно же, у железной дороги быстро нашёл нового пассажира и уже укатывал прочь.

Она запрокинула голову. Снежок всё ещё шёл, но небо уже совсем прояснилось, и ярко, но холодно, светило солнце. Лиомелина обвела взглядом возвышающиеся над городом и озёрной долиной горы – заснеженные еловые леса контрастировали с голыми, красно-розовыми скалами.

«Ладно, пора уже идти… Итак уже за полдень перевалило…» – сказала она себе. До прибытия мужа и его сестры оставалось ещё часа два, так что времени у Лиомелины хватало.

Дарианна Одэтис

Да, Дарианна обожала железные дороги. Но даже интересное и увлекательное спустя три с лишним часа имеет свойство надоедать. Через горы поезд ехал медленно, с трудом борясь с силой тяжести, пытавшейся стянуть состав обратно вниз. Дорога виляла, повторяя часто маршрут горных речушек, поднимаясь выше в горы, к Низкому Перевалу.

Из деревьев остались только припорошенные снегом пирамидальные ели. Поезд периодически пересекал по мостикам тёплые ручейки, сбегавшие вниз по скалам к местной речке.

– Посмотри, посмотри! – указал ей Энаццо. На другой стороне долины красовался причудливый замёрзший водопад. Природа сумела запечатлеть воду в движении, словно художник.

Да, красиво. Но всё равно… скучновато. Дарианна снова бросила взгляд на Гарола Фазая… Его спутник куда-то ушёл… Но куда? Очевидно, куда. Сам бывший полицмейстер мрачно и подозрительно осматривался, будто бы подозревая скорое нападение.

Скучно, снова подумала она. А ведь ехать ещё столько же. Хотя, конечно, с морским путешествием не сравнится… Пятнадцать дней от Ортезии до портов Раппалонги на быстрейшем пакетботе.

Поезд пересёк кривой арочный виадук и въехал в тоннель. Наступила тьма, которая, как знала Дарианна, продлится несколько минут. Тоннель пересекал главный хребет Белых гор… В темноте громко стучали колёса, иногда свистел паровоз, с усилием вытягивая вагоны вверх. В окно ничего не видно… Даже отражения… Даже брат – смутный силуэт…

Дарианна аккуратно подобрала пышные юбки на турнюре – а то вдруг часть подола в проход попадёт, и какой-нибудь любитель шляться во мраке наступит на него и порвёт.

Тоннель тянулся мучительно долго. Дарианна отчего-то испытывала… несколько, по её мнению, иррациональный страх, что туннель вдруг обрушится. В её воображении, она уже задыхалась, пытаясь выбраться из-под обломков вагона и обвалившихся камней. Нет, не может никакого обвала произойти, не может… Никогда ещё такого не было… Было, конечно, но это единичный случай.

«Мы живём в век прогресса, тоннель сделан надёжно, потолок не упадёт!»

Глаза её привыкли к темноте – она поглядела на мрачный силуэт Энаццо. Тот молчал, о чём-то, наверное, размышляя. Наконец в её мир ворвался свет, яркий и режущий. Дарианна прикрыла глаза рукой.

Поезд вынырнул из тоннеля, и она вздохнула спокойно. Брату о своих страхах говорить не стала. Зачем? Это глупое, детское… Она уже не ребёнок, а он не ребёнок давно!

Поток её мыслей вдруг оборвался, потому что её взгляд внезапно привлекло резкое движение. Молодой человек с тонкими линиями бакенбард на щеках, один из спутников Гарола Фазая, тряс спящего, откинувшего голову назад, бывшего полицмейстера.

– Что же это… – громко пробормотал он, жестом подозвав ещё одного полицейского. – Куда доктор Варрисар делся?

– Не знаю…

Молодой человек отшатнулся, рассеянно обвёл салон вагона взглядом, ища, видимо, врача.

– Он же здесь был только что! – закричал он на второго полицейского. Затем снова повернулся к Фазаю, наклонился, пощупал пульс, что-то прошептал… Рука его прошлась по шее бывшего полицмейстера. Молодой человек распрямился и неловко закрутил головой.

– Умер… – кажется, произнёс он. Дарианна прочитала по его губам.

Да уж…

Дарианна испуганно расширила глаза – и действительно, цвет лица бывшего полицмейстера казался неестественным, каким-то бледно-синим, между губами, кажется, слабо пенилась слюна, а на шее блестели в солнечном свете капельки крови. И сидел он странно… Да, он был мёртв! Когда Дарианна посмотрела на труп, её внезапно обуял самый настоящий экзистенциальный ужас.

Умер ли он спокойно, или же был в сознании и чувствовал, как жизнь его вытекает капля за каплей?

Ещё один из полицейских попросил у сидевшей рядом дамы складное зеркальце, та, непонимающе посмотрев на него, всё же зеркальце уступила. Полицейский передал его тому самому молодому человеку. Очевидно, именно тот тут был главным.

Поднеся зеркальце к носу и губам Фазая, молодой человек отрицательно покачал головой и вернул его своему помощнику. Наблюдавшая за этим дама, кажется, поняла, что происходит и испуганно вскричала. Дарианна невольно закрыла рот ладонью, хотя сама присоединяться к крику не собиралась.

Если бы бывший полцимейстер дышал, зеркальце бы запотело.

– Он умер! – громко объявил молодой человек.

– В поезде труп! – испуганно завизжала девушка, сидевшая буквально спиной к спине с мертвецом. Она мгновенно вскочила с места и отбежала в сторону, бешено вращая глазами. Мужчина, сопровождавший её, грозно встал и как по команде принялся возмущаться.

– Пересадите нас, я требую… Мы не собираемся ехать рядом с трупом… Пересадите немедленно, вы хоть понимаете, кто я!

Другие пассажиры вели себя тише – лишь перешёптывались, поглядывая в сторону трупа. Мать мальчика, который спрашивал в Сидеме, когда отправится поезд, обняла ребёнка и утешала его. Некоторые закрылись газетами. Кто-то охал, кто-то приподнялся, пытаясь рассмотреть мертвеца.

А Гарол Фазай… Его труп словно примагнитил к себе взгляд Дарианны… Глаза были выпучены, на лице отпечаталось страдание… И да, ей было жалко, наверное, этого страшного человека. Почему? Потому что он страдал, потому что он боялся? Нет… Сам вид трупа не внушал никакую жалость, остатки чиновника вызывали лишь омерзение и тошноту… Дарианна даже обрадовалась как тому, что ела давно, так и тому, что сидит далеко.

«Тебе жалко Фазая, потому что его смерть заставляет тебя думать и о смерти собственной».

Дарианна сглотнула. Она поняла, что всю жизнь практически провела в пузыре… в крепости с мощными стенами, которые ограждали её от зла. Родителей она полагала пессимистами, потому что те это зло видели и осуждали его…

«Ох, эти мысли о смерти в таком юном возрасте…» – Дарианна увидела, как её смутное отражение в окне смешно сморщило носик. – «Нет, не к добру такие мысли… Нечего об этом размышлять! Жить тебе ещё долго… Тебе, и Энаццо, и твоим родителям, и даже их родителям…»

Она посмотрела на Энаццо, и ей показалось… При одной мысли о том, что он может умереть, у неё сжималось сердце. Именно с ним она всегда была очень близка… Он был как второй, нет, даже как первый отец – потому что настоящий, пусть и любил её, слишком много времени уделял другим делам. А Энаццо всё её детство был рядом…

Со стороны уборной в салон вагона зашёл, судя по всему, тот самый доктор Варрисар. Именно он всю дорогу сидел рядом с бывшим полицмейстером.

– Вы представляете – его убили! – молодой полицейский не кричал, но в голосе его всё равно слышалось отчаяние.

– Не может быть… Господь Ир-Шаддай… – рука врача поднялась в оберегающем жесте.

– Доктор Варрисар… Вдруг, вы сумеете…

Нервный мужчина закивал, пощупал пальцами шею Фазая, потёр её ладонями, затем помотал головой и поглядел на молодого человека.

– Полковник Фазай мёртв, – холодно объявил доктор Варрисар. Его лицо выражало беспокойство – но это, очевидно, было беспокойство постоянное, никак не связанное со смертью бывшего полицмейстера. Врачу, который Фазая сопровождал, было всё равно…

Дарианне показалось это странным.

– У полковника были проблемы с сердцем, – безразличным голосом добавил доктор Варрисар.

Молодой полицейский сглотнул. Он протёр глаза ладонью.

– Это не похоже на сердечный приступ. Я убеждён, что его убили, – заявил он. – На шее, у самого воротника, заметьте… капли крови…

Он подозвал к себе двух спутников.

– Составьте описание мёртвого тела. Не упустите ничего – особенно важны капли крови на шее… Возможно, куда-то его ударили лезвием…

– Да-да, господин, капли крови… – забормотал под нос один, второй же, бросив взгляд на тело Фазая, очень удивился:

– Прошу прощения, о каких каплях крови вы говорите? Я не вижу никаких… Доктор Варрисар, присмотритесь пожалуйста…

Дарианна прищурилась – кровь действительно отсутствовала. Об этом же доложил и доктор Варрисар. Но ведь ей не показалось… Да и сам полицейский о крови говорил…

Молодой человек нахмурился.

– Вы нас пересадите или нет? – продолжали возмущаться те же люди. Дарианна понять их всё же могла: рядом с трупом ехать не слишком приятно.

– Прошу внимания, верноподданные пассажиры! – объявил, подняв согнутые в локтях руки вверх, молодой полицейский. – Я, Алдон Родраген, был заместителем полковника Фазая… Гарол Фазай, героически разгромивший злодейский заговор, мертв!

– Все и так поняли это, – скривившись, прошептал Энаццо. Дарианне на секунду его слова показались кощунственными… О смерти не шутят… Затем она решила, что её чувства вызваны простым страхом перед этой самой смертью. Простым, но сильным…

– Прости, – сожалеюще произнёс Энаццо. – Я тут смеюсь, а зрелище это не из приятных… Но… не могу сказать, что скорблю о кончине этого человека.

Он мягко дотронулся до её руки.

– Ничего, – ответила Дарианна, вымученно и криво улыбнувшись. – Просто напоминание о том, что смерть существует и никуда не девалась.

И все её неприятные ощущения происходит из страха, из страха, что она сама – или кто-то из её близких – будет так же лежать и пялиться в пустоту…

«Умер он, да! Но ты не обязана себя вести так, будто умер хороший человек!» – попыталась убедить себя Дарианна. Всё это от страха смерти, всё это от идеи, что смерть всех уравнивает, а значит, о смерти мерзавца тоже следует горевать…

Дарианна решительно отбросила прочь эти эмоции и ещё раз заставила себя посмотреть на труп Фазая. На самом деле, ничего в нём не было. Просто гадкая деталь, испортившая поездку и весь день.

– Он был убит… кем-то, кто, скорее всего, сейчас находится в этом вагоне… – Алдон Родраген обвёл салон подозрительным взглядом. Мужчина, всё ещё продолжавший возмущаться вмиг успокоился и стушевался, предложив своей спутнице поменяться с ним местами. Сам же садиться рядом с трупом не захотел и остался стоять.

– Убийца здесь? – испуганно спросила пожилая женщина, даже в отапливаемом вагоне не снявшая длинной, отороченной мехом, зелёной куртки. – Убийца! Он же может и нас на тот свет отправить!

– Да уж, теперь в поезде убивают средь бела дня! – возмущённо воскликнула её спутница. – Вот к чему всякие революции привели!

«Средь тёмного тоннеля» – мысленно поправила её Дарианна.

– Я сейчас проведу расследование по горячем следам. Я убежден, что выявлю преступника в самое ближайшее время! – заявил Родраген.

– Вы слишком самоуверенны! – крикнула одна из пожилых дам.

Дарианна, воспользовавшись своей любовью к разного рода детективным историям, сумела наконец оторвать своё внимание от мертвеца и переключилась на молодого полицейского. Тот говорил довольно логичные вещи… Раз Фазая убили, пока поезд ехал в тоннеле, убийца, очевидно, находился в этом самом поезде. И сейчас находится: вряд ли бы преступник стал бы спрыгивать с поезда на ходу. Тем более, после окончания тоннеля никто из салона вагона не выходил никуда – наоборот, людей прибавилось: врач вернулся из уборной.

Конечно, теоретически человек, убивший Фазая, мог бы и во мраке тоннеля выбежать на открытую площадку, а после тоннеля уже спрыгнуть с поезда в сугроб. Или просто перебраться на открытую площадку следующего вагона.

Дарианна никаких шагов, пока поезд ехал через тоннель, не слышала, но это ничего не означало. В тоннеле стук колёс был очень шумным, к тому же, она сидела далеко.

Не дожидаясь согласия или возражений, Алдон Родраген пошёл проводить допрос.

«Вообще, по-хорошему надо бы обследовать тело, и понять куда и чем нанесли удар…» – подумала Дарианна. Но, видимо, Родраген хотел, чтобы сначала полицейские описали место преступления.

– Никто не давал ему разрешения нас допрашивать! – буркнул Энаццо. – Мы находимся уже в Беллуно, в зоне ответственности именно беллунской полиции.

Он понизил голос и шёпотом признался:

– Я бы не хотел этого убийцу выдавать.

– Какими бы мотивами он ни руководствовался, убийство – это убийство, – не могла не возразить Дарианна.

– Да, я тоже до недавнего времени так полагал. Но я… да, я в итоге примирился с… наверное…

Он помотал головой и замолчал, потому что Алдон Родраген спрашивать начал с конца вагона – а Одэтисы сидели как раз там, недалеко от двери к уборной и открытой площадке.

Надо было начинать допрос с той визгливой девушки. Она ближе всего к убитому находилась, могла что-то слышать. Дарианна, правда, полагала, что Родраген не глуп и об этом тоже подумал: визгливая девушка сейчас, скорее всего, находилась в таком состоянии, что вряд ли была способна нормально отвечать на вопросы…

Перекинувшись парой слов с мужчинами, сидевшими у окна напротив Одэтисов – именно они старательно отгораживались газетами, делая вид, что вокруг ничего не происходит – молодой полицейский подошёл к Дарианне с Энаццо. Она почувствовала, как участилось её сердцебиение – не потому, что она чувствовала страх перед полицией – она не чувствовала! – и не потому, что Родраген как мужчина был вполне неплох собой, а потому что сейчас она… она участвовала в настоящем расследовании, о которых читала в книгах!

– Когда поезд ехал сквозь тоннель, вы не слышали ничего… странного? – спросил он.

Дарианна не могла не поделиться с ним одной мыслью…

– Знаете… Я считаю, что убийство было запланированным! – заявила она сразу же, уже ни о чём не думая. – Убийца хорошо знал маршрут поезда, знал, что по дороге попадётся длинный тоннель, и поезд по этому тоннелю будет ехать с черепашьей скоростью из-за сложного подъёма перед ним!

– Скорее всего, это так, уважаемая госпожа, – слабо улыбнулся Родраген. – Тем не менее, вы точно ничего не видели и не слышали?

То, что он не очень хотел принимать во внимание её догадки, Дарианну лишь раззадорило и распалило.

– Убийство было запланированным, – повторила она. – Это означает, что убийца знал о сегодняшней поездке… убитого… бывшего полицмейстера, – запнулась Дарианна, – в этом поезде в это время в этот день. Вам лишь осталось понять, кто и как мог выяснить, что вы поедете именно этим поездом и в этом вагоне.

Энтузиазм полностью захватил её – она окунулась в воспоминания и внезапно её осенило. Дарианна знала, куда делась кровь… И кто убийца!

Она не сдержала довольную улыбку. Но затем всё тело её словно пробило спазмом, скулы её дёрнулись, и она отвернулась, чтобы Родраген не смог заметить…

«А если благодаря моей наводке… если благодаря моей наводке он, он поймает убийцу…»

Да, убийство – это убийство… Но не все убийства равны. Убийство жестокого полицмейстера, который и сам загубил не одну жизнь, не то же самое, что и убийство невинного… Дарианна поглядела на Энаццо – тот смотрел куда-то сквозь неё, очевидно, страдая от того, что не может ничего поделать…

– Вы абсолютно правы… – раздался сбоку голос Алдона Родрагена. – Вам бы в полицию пойти… Я даже жалею, что женщин туда не берут. Вы бы стали отличной сыщицей.

Хмыкнув, он недоумённо посмотрел на Дарианну: только что та восторженно ему рассказывала о том, как облегчить поиски убийцы, а теперь сидит и дрожит от чего-то…

Алдон Родраген пересёк проход посреди вагона и подошёл к следующим пассажирам.

– Убийца – врач, – прошептала она, наклонившись к брату, а глаза её сверлили спину Родрагену. – На шее у Фазая были капельки крови… А врач трогал её и капельки эти стёр.

Поэтому он казался таким настороженным всю поездку…

– Он мог случайно сделать это, – помотал головой Энаццо, очевидно, не особо доверявший её способностям.

Дарианна сглотнула и схватила себя за плечи. Если уж Родраген раскроет доктора Варрисара – пускай догадается сам!

Внезапно, Дарианна заметила, что врач, всё это время находившийся около мертвеца, пользуясь тем, что Алдон Родраген отвернулся, нагнулся и подхватил что-то с пола… Кажется… шприц…

Он действительно и есть убийца! Только бы Родраген не заметил…

Дарианна зажмурилась.

«Я не выдам его… Нет, может, мне и следовало бы… Он убийца… Возможно, даже и не республиканец, а из Индепендентов-монархистов… Такой же как Фазай, только находится на другой стороне… Наверное, его надо выдать!»

– Почему мы поехали на этом поезде? – сквозь зубы прошептала она, сжимая руку брата. Дарианна отчаянно заморгала, пытаясь избавиться от резко нахлынувших слёз. Хорошо, что Алдон Родраген уже отошёл…

И как же получилось… Смерть Фазая не вывела её из себя, но это… её поступок!

– Дари, Дари, сестрёнка… – Энацо подался вперёд и, обняв, прижал её к груди. Дарианна почувствовала, как от дыхания его трепещут её волосы в большом пучке на затылке. Ей показалось, что по всему её телу разлилось тепло, тепло любви, передаваемое старшим братом. В отличие от его жены Лиомелины она не была одарённой и не могла напрямую ощущать истинные эмоции других людей… Но в этот момент ей казалось, что она на это способна.

– Я люблю тебя, Дари, и всё будет хорошо. Ты ничего ему не сказала! Всё будет хорошо, – повторял он, и эти слова… приятные и успокаивающие, но довольно бессмысленные, они, вопреки всему, действительно помогали. Дарианна глубоко вдохнула и высвободилась из объятий Энаццо. Достала из кармана юбки платок и осторожно протёрла глаза.

«Наверное, и он ко мне относится как к дочери, а не как к сестре… Большая разница в возрасте, двенадцать лет…»

– Ага! – внезапно отвлёк её театрально звучащий голос Алдона Родрагена. Тот пальцем указывал на врача, застывшего со шприцом в руке. – Так это был ты… Надо было мне сразу поискать рану…

– Он бы и без твоей подсказки догадался, Дари! – утешал её Энаццо. – Да и подсказка эта… Ты ничего ему не сказала!

Широкими шагами Родраген пересёк вагон и вырвал у врача из рук шприц с длинной, устрашающей иглой.

– Уважаемый… – чуть ли не заикаясь, доктор Варрисар опять поправил пенсне. – Какой идиот будет использовать орудие убийства, однозначно указывающее на него?

– Такой, у которого нет другого орудия, – припечатал Родраген.

– И всё же, почему я оставил его на месте преступления? Раз уж вы считаете, что убийцей был я? – лицо врача нервно дёргалось.

– Случайно уронили.

– У меня алиби! – завопил доктор Варрисар на весь вагон. – Когда произошло убийство, меня здесь не было! Я находился в уборной…

Дарианна ещё раз протёрла платком глаза.

«И пока он находился в уборной… ведь кто-то мог бы залезть в его вещи и достать этот шприц. Особенно, если этот кто-то знал, где шприц лежит» – мелькнуло у неё в голове. Но эту идею она отмела. Пока поезд был на улице, копошащийся в вещах врача человек привлёк бы внимание полицейских, да того же Фазая, который сидел напротив врача. В темноте же найти шприц… сложно… И наполнить колбу шприца ядом… Или яда и вовсе не было, а медицинский инструмент просто воткнули в шею?

– Конечно, возможно, это не ваш шприц, – кивнул Родраген. – Достаньте ваш. Если вы невиновны, очевидно, убийца имел такой же.

Доктор Варрисар между тем вывернул всю сумку наизнанку, выкинул все вещи наружу, но второго шприца не нашёл и потому заявил, что, видимо, забыл его в Сидеме.

– Почему-то вы об этом раньше не сообщили, – мрачно заметил Родраген, засовывая в сумку руку. Оттуда он вытащил небольшой флакончик с мутной жидкостью. – Это яд?

Родраген передал флакончик помощнику.

– Надо будет потом исследовать…

– Алдон Родраген, я вас прошу! Я же в уборной был, я не мог же… на расстоянии убить полковника Фазая! – отчаянно завопил доктор Варрисар.

– А вы его на расстоянии и не убивали. Вернее, вы убили не на расстоянии.

– Меня не покидает ощущение, что всё это – какой-то спектакль для пассажиров вагона, – сообщил ей Энаццо.

– Он наслаждается своей победой, ему нравится, что все видят её… Он очень самолюбив!

– Вы просто-напросто в темноте вернулись из уборной, сделали своё чёрное дело и ушли обратно. Времени у вас было предостаточно, – действительно, в голосе Родрагена чувствовался триумф. – Вам даже яд не нужно было использовать – воткнули шприц в шею и дело с концом… Впрочем, темнота, ваша союзница, вас предала. В темноте вы не заметили оставшиеся капли крови. В темноте вы выронили шприц и не смогли его обнаружить…

– У вас нет доказательств, что я это сделал! – голос врача стал жёстким, а затем опять превратился в жалобный стон. – Я не мог… Я три года лечил полковника, он стал мне другом…

– Вы его лечили, потому что внедрились к нему по заданию Индепендентов, – Родраген обвиняющим жестом ткнул врача в грудь. – Вы арестованы!

Доктор Варрисар снова потянул руку к пенсне и, резко сорвав, кинул в Родрагена. Тот закрыл лицо руками и отбил летящее в него пенсне, а врач уже поднял с сиденья – все вещи из его чемоданчика-то выложили! – скальпель. Не успели пассажиры испугаться, как двое полицейских накинулись на врача, вывернули ему руки, заставив выронить оружие.

– Думаю, других доказательств и не требуется, – мрачно подытожил Родраген.

– Слава свободной Ортезии! – завопил доктор Варрисар, пытаясь вырваться. Подошёл быкообразный полицейский и резко ударил врача в челюсть. Что-то хрустнуло.

Дарианна поморщилась.

– Мерзавцы… преступники… – кашляя кровью, прохрипел врач. Кажется, ему выбили зубы…

– Какая… – скулы Энаццо дрогнули, он опустил взгляд. Дарианна почти чувствовала: если бы не её присутствие, брат бы попытался вмешаться.

– Не лупите его, мы же не революционеры, – расслабленно приказал Родраген, легким прикосновением остановив быкообразного полицейского. – Доктор Варрисар, вы называете нас преступниками, но преступник здесь один – вы. Это вы совершили убийство государственного служащего. Мы же защитники закона!

Дарианна прикрыла лицо руками. Чувствовала себя она как выжатая губка.