ЭНЕРГОСТАНЦИЯ ОЛИМП

Первым ощущением была сила. Могучий поток силы, струящейся через каждую клеточку его плоти. Ричард ощутил его даже раньше, чем само новое тело.

Прежняя псионика Мастера была в сравнении с этим — как огонёк свечи рядом с мощным прожектором. Дело даже не в том, что прожектор мощнее. Он светит намного РОВНЕЕ, стабильнее, более чётко.

Если бы эта сила была подобна прежней силе Мастера, она бы в несколько мгновений разорвала своего обладателя на агонизирующие куски. Но ему достался очень сильный и дисциплинированный мозг. По меркам землян это существо обладало поистине железной волей, хотя среди своих сородичей считалось весьма недисциплинированным, вялым и капризным. «Ужасный ребёнок», «в семье не без урода», «бог шельму метит» и «бодливой корове бог рогов не дал» — это всё было о нём. О реципиенте, прежнем обладателе этого тела, чью память экс-Мастер сейчас непринуждённо выпил, как делал это уже сотни раз.

Хотя он был вынужден признать, что у реципиента были причины для такого поведения.

Его звали Ма-Алефа-Ак. Впрочем, немногочисленные друзья (или скорее, те, кто считали себя таковыми) отбрасывали официальный префикс и окончание, называя его просто Алеф. Ричард решил мысленно называть своё тело так же, так как каждый раз выговаривать все эти непроизносимые человеческим языком звуки — можно быстро с ума сойти.

Он родился на планете, которую её жители называли Ма-Алека-Андра. Окончание «Андра» означало «Дом», «ка» — суффикс принадлежности. То есть «дом народа Ма-Алек». Ричард опять же про себя сократил название народа до «малки», а планету перевёл как Родина (The Homeland).

Поверхность планеты была мертва и пустынна. Воздуха на ней не хватало для нормального дыхания. Все известные разумные существа обитали в огромных подземных убежищах (Ричард ощутил острый приступ ностальгии). Хотя удивительные природные способности малков позволяли им находиться на поверхности сколько угодно даже без скафандра, не рискуя ни здоровьем, ни жизнью — большинство находило это некомфортным. На поверхности обитали лишь изгои и преступники. Ну и соответственно, Преследователи — местная разновидность стражей порядка, нечто вроде шерифов-одиночек с очень широкими полномочиями.

О преступниках и изгоях, впрочем, отдельный разговор. Оба понятия на Родине сильно отличались от земных. Причиной была специфика местного общества, в свою очередь глубоко завязанная на физиологию и способности.

Все малки были мощными телепатами. Причём не просто умели читать или проецировать мысли — это здесь было уровнем школьника. Когда малк достигал зрелости, он подключался к могучему коллективному разуму всего своего вида. При этом не растворялся в общем поле сознания, а напротив — обогащал его и обогащался сам, лишь развивая и усиливая свою индивидуальность.

С этого момента судьба физического тела интересовала его очень мало. Машины обеспечивали ему необходимый минимум комфорта — вкусную еду, мягкую постель, удобную температуру и воздух для дыхания. Вернее, восстановительную смесь. Малки потребляли водород, ацетилен и этан, и выдыхали метан вместо углекислого газа. А разум их в это время плавал в эмпиреях — в сложнейшей сети видений, созданных коллективным разумом. Эти видения заменяли малкам практически всю культуру — книги, кинотеатры, компьютерные сети, памятники и ландшафтный дизайн. Все подземные аркологии выглядели одинаковыми, удивительно стерильными и скучными. Человек бы сбежал отсюда на третий день, захлебнувшись в этом чудовищном однообразии. Или попытался хоть как-то украсить, придать хоть своему жилью индивидуальность, сделать его более цветным…

Малков такие мелочи не беспокоили. Сочетание телепатической «виртуальной реальности» и «расширенной реальности» удовлетворяло все их потребности. Они могли видеть все вещи такими, какими хотели их видеть. Какой облик имеет эта штука НА САМОМ ДЕЛЕ — их меньше всего беспокоило. Их телам приходилось тратить минимум энергии на адаптацию ко внешним условиям — и это всё, чего они хотели от скучного и неподатливого физического мира.

Исключением из унылого ландшафта были только Питомники — местная замена школ и детских садов. Здесь всё было достаточно ярко и пёстро, любое земное учебное учреждение, даже довоенное, показалось бы убогим в сравнению с этим парком обучающих аттракционов. Поскольку дети к коллективному разуму подключены не были, им требовались реальные впечатления. Но даже им были доступны индивидуальные видения, которые проецировали учителя и ровесники. Последних, кстати, было меньше. Если земной класс выглядел как «один учитель и три десятка учеников», то на Родине всё было наоборот — один ученик и три десятка учителей. Дети здесь рождались редко, и каждому уделялось очень большое внимание.

По той же причине — поголовные телепатические способности — на Родине было совершенно неизвестно любимое занятие землян — убийство. Не по моральным соображениям, а потому, что даже ранить сородича было как выстрелить себе в ногу, а убить — означало пережить вместе с ним кошмарный процесс распада сознания. Самыми серьёзными преступлениями считались уклонение от труда на благо общества и ментальное изнасилование — глубокое слияние разумов без согласия партнёра. Самым серьёзным наказанием за них — отключение от коллективного психополя.

Но Ма-Алефа-Ак подвергался этому чудовищному наказанию с рождения без всякой вины перед личностью или обществом. Он родился с редчайшей генетической аномалией — так называемым «сейфом». Полностью неспособным к телепатии. Он не мог уловить мысли, исходящие от кого-либо, и никто не мог уловить мысли, исходящие от него.

Для малка это то же самое, что для человека вырасти слепоглухонемым. Это не просто трудности в общении — это полная изоляция от всей культурной жизни общества. Там, где другие погружались в цветущие сады видений, он стучался лбом о гладкие белые стены. Там, где другие купались в море любви и заботы, он вынужден был довольствоваться неуклюжими словами и робкими поглаживаниями.

Уже в двадцать местных лет (примерный аналог земных десяти по биологическому возрасту малка, тридцать восемь земных по хронологическому), он регулярно таскался на поверхность, чтобы хоть как-то разнообразить своё тусклое существование. Туда, куда нормальных сородичей, что называется, калачом не заманишь. Но поверхность оказалась почти столь же тоскливой, как и убежища — скалы и пески, пески и скалы. Родина оказалась очень холодной и жестокой матерью для тех, кто не умел правильно припадать к её груди.

Неудивительно, что характер у него сформировался — врагу не пожелаешь. Вздорный, капризный, драчливый, в высшей степени мизантропический. Алеф терпеть не мог своих сородичей, и в то же время был глубоко убеждён, что они все ему по гроб жизни должны. То, что сородичи жалели инвалида и старались по мере сил скрасить его тоскливое существование, лишь подливало масла в огонь. Его одинаково бесили те, кто его любил, и те, кто его ненавидел. Но больше всего — те, кто были к нему равнодушны.

Больше всего он третировал родителей и своего старшего брата, который, как назло, родился вполне здоровым и со всеми положенными нормальному малку чувствами. При том, что старше был всего на пятнадцать минут — близнецы, как-никак. Мысли о том, насколько близко от него прошло возможное счастье, просто сводила с ума.

И если родители порой серьёзно страдали от выплесков его агрессии, то достать брата не удавалось ну никак. Особенно после того, как последний прошёл полный курс подготовки Преследователя, и научился ограждать себя и других от любых посягательств на свою персону. Нет, в принципе если бы Алеф всерьёз поставил себе цель ликвидировать брата — были способы… но убийство малкам, как уже выше говорилось, неизвестно, а все более мелкие проявления агрессии на гнусного старшего не действовали. Более того, он как назло стремительно поднимался по карьерной лестнице, поймал пару известных преступников, удачно женился… в общем делал всё, что для Алефа оставалось совершенно невозможным.

Под конец его бы устроило, если бы он хотя бы смог спровоцировать ненависть со стороны близнеца. Просто раздразнить, заставить выглянуть из-под этой маски идеального хорошего мальчика… Но даже это не удавалось. Семья продолжала любить непутёвого родственничка. Любить и жалеть.

К своему столетнему юбилею Ма-Алефа-Ак окончательно впал в депрессию и ничтожество. Землянин на его месте вероятно спился бы или покончил с собой. Но наркотические вещества на Родине неизвестны — за ненадобностью. Их с избытком заменяли те же телепатические грёзы. А самоубийство в менталитете их вида отсутствовало как разновидность убийства.

Он не мог даже опуститься, перестав следить за собой. Его идеальное тело само поддерживало себя в форме.

Чтобы хоть как-то заполнить пустоту в своём сердце, Алеф перебрался на самую удалённую энергостанцию, где стал отшельником. Он ударился в науку и религию. Присмотр за машинами, построенными задолго до его рождения, и рассчитанными на сотни тысяч лет бесперебойной работы, не отнимал много времени, и «сейф» проводил его, читая древние записи, отчёты археологических экспедиций и наблюдая в телескоп за соседними планетами.

И тут добравшийся до этого слоя воспоминаний Ричард Моро медленно стёк по стенке.

Всё, что он до сих пор встречал, было абсолютно чуждым. Инопланетным в высшем смысле этого слова. Он был уверен, что находится невероятно далеко от своего прежнего дома, от Пустошей, Собора, Марипозы и всего, что знал в прошлой жизни. В другой звёздной системе, возможно вообще в другой вселенной. Он был уверен, что никогда больше не увидит ни одного человека (в земном смысле этого слова).

Но то, что его реципиент в течение пары веков видел в телескоп на третьей планете, оказалось прекрасно знакомым.

Кислородная атмосфера. Водяные облака. Мощные ледяные шапки на полюсах. Широко раскинувшая свои крылья Евразия. Кокетливый изгиб обеих Америк.

Ма-Алека-Андра была четвёртой планетой своей системы. Четвёртой после… Земли.

«Я на Марсе. Твою мать. Я не какой-то там «малк». Я! Грёбаный! Марсианин! Зелёный человечек из космоса! Я персонаж грёбаного довоенного палп-фикшена!»

Жить и верить — это замечательно.

Перед нами — небывалые пути:

Утверждают космонавты и мечтатели,

Что на Марсе будут яблони цвести.

Хорошо, когда с тобой товарищи,

Всю вселенную проехать и пройти,

Звезды встретятся с Землею расцветающей

И на Марсе будут яблони цвести.

Я со звездами сдружился дальними,

Не волнуйся обо мне и не грусти.

Покидая нашу Землю обещали мы,

Что на Марсе будут яблони цвести!

Что и говорить, непросто построить общество Единства, когда ты оказался единственным представителем своего вида, неспособным к телепатическому единению. И вдобавок успел восстановить против себя всех, кто тебя знал.

Да и нуждается ли народ Ма-Алек в помощи от неудачника с Земли? Конечно, с точки зрения рядового землянина это общество было на редкость дегенеративным. Убежище-112 в планетарном масштабе. Ушедшее в поток фантазий. Отказавшееся не только от звёзд, но даже от собственной планеты. Бездарно растрачивающее уникальные возможности своих тел и разумов.

Серьёзно, по сравнению даже с самым хилым и бездарным малком, супермутант покажется просто слабоумным ребёнком с ожирением, смертокоготь — хомячком, а паладин Братства стали — инвалидом с ведром на голове. Десяток марсиан мог бы завоевать Пустошь, а пара сотен — довоенные США. И на что они используют эти потрясающие возможности? Вот если бы им настоящего вождя… типа его, Мастера… уж он бы тогда…

Но посмотрим правде в глаза — они тут создали куда более гармоничное и мирное общество, чем людям когда-либо удавалось. Что ты там думал перед смертью? Война никогда не меняется? Ха, здесь — война никогда не начиналась!

Ну, по крайней мере последние пятьсот местных, почти тысячу земных лет. До этого… да, было. Довольно-таки жарковато. Но люди и сотни лет не могли прожить в мире — им ли учить чему-то марсиан? Да и Единство, сляпанное им, будем честны, на скорую руку — может ли оно вообще сравниться с Великим Голосом — коллективным сознанием всех малков?

«Пока не буду ничего активно делать. Только укреплять свои позиции и развиваться. Сначала я должен понять, что тут происходит, прежде чем переходить к активным действиям. Не исключено, что под маской благополучной утопии скрывается кровавый ад. Я такое уже видел. Я и сам такое делал, если быть до конца честным. Достаточно вспомнить Собор. И тогда, если это общество окажется порочным, я его уничтожу и создам на его руинах новое. Но — только в этом случае. Реформаторское рвение не должно в этот раз затмевать разумную оценку. Хватит с меня и первого раза…»

А развивать там было что, ох было… И речь идёт не только и не столько о социальных позициях. В конце концов, можно вполне неплохо жить и отшельником. Если ты марсианин. И не страдаешь от кучи комплексов, как Ма-Алефа-Ак.

Ведь «неспособный к телепатии» отнюдь не означает «неспособный к псионике вообще». У самого закрытого «сейфа» всё ещё оставалась куча других возможностей — и прикидывая их список, Ричард впадал в священный трепет.

Он мог передвигать предметы телекинезом, развиваемое усилие было обратно пропорционально квадрату расстояния — до ста тонн в радиусе метра, до тонны в радиусе десяти метров, до десяти килограммов в радиусе ста метров, и так далее. Применяя телекинез к самому себе, он мог летать.

Он полностью контролировал собственное тело на молекулярном уровне. Там, собственно, и не было никакого уровня, кроме молекулярного. Его тело (как и тела всех его сородичей) представляло собой полимерный раствор, нечто вроде пластика, которому Ма-Алефа-Ак мог мысленным усилием придать любую форму, любой цвет и консистенцию — от совершенно жидкой до твёрдой, как сталь. В этом растворе плавали отдельные несвязанные клетки его «истинного тела». Биопластик служил для них одновременно доспехом и системой жизнеобеспечения. Дышали они вообще-то водородом, но марсианин мог создать систему фильтров, извлекающую водород почти из любой среды. Даже разлагать воду электролизом на каталитических мембранах.

«Но как же закон сохранения энергии?» — возмутилось всё, что знал Мастер о физике и биологии.

На закон сохранения марсиане чихать хотели. С высокого дерева. Их псионика по существу была основана на взаимодействии с параллельным пространством, откуда и выкачивалась энергия на все эти трюки. Предельную мощность Алефа Ричард оценил в сотню мегаватт или в 136 тысяч лошадиных сил — тяга крупнейших довоенных авиалайнеров! Правда, после замены личности его энерговооружённость упала примерно вдвое — но даже так оставалась более чем солидной и раза в два выше, чем у среднего малка. Вот только «средний малк» мог подключиться к коллективному психополю, если ему не хватало собственной мощности. Собратья охотно делились. Для «сейфов» этот путь был закрыт, они могли полагаться лишь на собственную энергию.

«Да вы зажрались, господа…»

Частично переходя в это самое другое измерение, марсианин мог становиться полупрозрачным и неосязаемым. А если при этом ещё и перевести биопластик в «режим хамелеона» — то невидимым полностью. Если же он хотел стать невидимым, не утратив осязаемости, то в параллельное пространство соскальзывала только клеточная структура, а биопластик становился полностью прозрачным и с показателем преломления, неотличимым от воздуха. Правда, всеми трюками из этой категории владели лишь Преследователи, но Алеф их изучил на всякий случай — стараясь хоть так сравниться с братом.

Полностью прозрачный невидимка будет слеп? Да, конечно. Но обычно прозрачность накладывалась лишь в одном избранном диапазоне. А видели марсиане… ооо, их чувства достойны отдельной поэмы в двадцати четырёх песнях.

Девять независимых каналов восприятия! Девять центров обработки данных. Два воспринимают электромагнитное излучение в разных диапазонах — один радиоволны, второй от инфракрасного до рентгена. Третий для сенсоров статического сжатия (чувство равновесия, осязание и восприятие атмосферного давления). Четвёртый для сенсоров динамического сжатия (слух, восприятие вибраций и эхолокация). Пятый для хемосенсоров (обоняние и вкус в одном флаконе). Шестой — прямое восприятие электрических и магнитных полей (он же косвенно воспринимал гамма-излучение и потоки заряженных частиц — по ионизационным трекам). Седьмой — психокинетическая чувствительность (примерный аналог кинестетического ощущения мышц у людей, позволяет понимать, в каком фазовом состоянии и в какой форме сейчас биопластик тела, а также ощущать массу и скорость телекинетируемых объектов). Восьмой — температурная чувствительность и чувство боли. Девятый — телепатия.

Причём все девять чувств имели два режима — пассивный и активный. Он мог не только воспринимать множество частот, но и излучать в этих частотах, превращая тело в биологический лазер или мазер (правда, довольно маломощный, на уровне чуть более лазерной указки — но если не бояться поджариться самому, то разогнать его до пары киловатт вполне реально). Мог генерировать вибрации и широкий спектр ароматических молекул, управлять статическим электричеством на поверхности тела и его магнитным моментом.

Разумеется, когда Ричард переместился в это тело, он подсознательно «ужал» восприятие до привычных ему семи каналов. Сейчас, анализируя воспоминания Алефа, он постепенно «разворачивался» в полный спектр чувств, доступных нормальному марсианину. Ну хорошо, не нормальному — «сейфу». Девятого чувства нет. Зато остальные восемь… ммм… песня. Он просто ходил по пустыне, любовался восходами и закатами в разных диапазонах, трогал и левитировал камни, летал сам в холодных марсианских небесах, без труда достигая границы космоса, пел на несколько голосов, аккомпанируя себе выращенными из тела инструментами… Алеф, да ты с ума сошёл! Считать себя при таких возможностях — инвалидом?! Верить, что тебе чего-то там не додали?! У тебя же идеальное тело для познания, развития и наслаждения! В Пустошах такому цены бы не было, сам Мастер за него бы душу продал не задумываясь (если предположить, что у мутанта осталась душа, и что на неё найдётся покупатель, да ещё по ТАКОЙ цене).

Ричард, благодаря своему уникальному опыту в прошлой жизни, достаточно разбирался в работе сознания, чтобы понимать — его далеко не просто «переписали» в тело марсианина. Если бы на его месте оказался обычный человек, он бы просто сошёл с ума от сенсорной перегрузки. Или навсегда заблокировал всё лишнее и остался ещё бóльшим калекой, чем изначальный Алеф. Сам Мастер… ну, вероятно, хорошенько повозившись со своим телом и мозгом, смог бы наладить сносное управление и стать более-менее нормальным марсианином. Лет за пять.

Но тут всё буквально само падало «в руки». Прежний опыт и восприятие обладателя тела были очень аккуратно сращены с памятью и навыками «попаданца». Оставалось только подхватить их. Как на велосипеде — сел и поехал. Уехать на ТАКОМ велосипеде он мог очень далеко.

В конце недели опьяняющий наркотический восторг наконец спал, он смог вернуться на свою станцию, проверить машины, после чего вернулся к холодной аналитической работе. Изучить всё ещё предстояло многое. Он не собирался повторять ошибки Мастера, и просто механически впитывать чужую память. Её надлежало пропустить через себя. Переоценить. Осознать.

И при первом же глубоком погружении в цепь ассоциаций, связанных с марсианскими чувствами, он наткнулся на такое…

«Боже ты мой… да я сюда вовремя успел! На год позже, и никакой Ма-Алека-Андры не осталось бы! Только Марс…»

Загрузка...