Продолжаем публиковать эпиграфы из печатных номеров. На очереди — научно-фантастическая история дуэта Дяченко, которая рассказывает о контакте с неизвестным Объектом. Впервые мы её напечатали в «Мире фантастике» № 96.
«Я знаю, что такое Объект».
Когда я снова решился посмотреть на него, мне показалось, что всё нормально. Что наваждение прошло.
— Эрик?
Он стоял, чуть разведя руки, будто примеряя массивный скафандр.
— Эрик, всё в порядке?
Над самым моим ухом дышал сержант — по звуку дыхания я понимал, что секунду назад сержант видел то же, что и я.
Шёл пятый час нашего пребывания на Объекте. Мы увязли. К моменту, когда Стадников взломал наконец защиту и открыл замки на всех этажах, мы чувствовали себя мухами в сиропе. Или уже в янтаре.
Объект не терпел фамильярности. Всё, что мы смогли выяснить: здесь работали люди или существа, похожие на людей. Что они изучали, что производили или чем управляли — гипотез было много, но ни одна не подтвердилась.
Не сохранилось ни подъездных путей, ни складов или казарм, ни точек связи. Объект казался фрагментом другой реальности, вырезанным по контуру и помещённым на базальтовое плато среди горного массива. И вот Стадникову удалось взломать систему, мы вздохнули с облегчением, в шаге, может быть, до разгадки, — когда с Эриком случилось это, и свидетелями были только мы с сержантом.
— Эрик, всё в порядке?
— Да, — отозвался он глуховато. — Разве что…
Он затрясся, как желе.
Каждая ворсинка на его лице, каждая мембрана каждой его клетки, каждая нитка камуфляжной куртки — всё пришло в движение. Это длилось долю секунды — я даже не успел отвести глаза, как в первый раз.
— Назад! — рявкнул сержант, оттаскивая меня за плечо. — Зам, у нас здесь…
— Мою жену зовут Александра, — сказал Эрик, глядя перед собой. — Мою дочь зовут Мишель. Я родился четвёртого января…
Он замолчал. И вдруг дёрнулся, будто от нервного тика, и молодцевато притопнул ногой.
— Эрик?!
— Я воплощаюсь, — сказал он задумчиво.
За моей спиной разъехалась автоматическая дверь. В низкое помещение с бетонным полом ворвались Зам по чрезвычайным ситуациям и очень бледный Капитан.
Эрик не сдвинулся с места — так и стоял, чуть разведя руки.
— Что у вас? — отрывисто бросил Зам.
— Он сошёл с ума, — сказал сержант. — Он бредит.
Он говорил и знал, что ошибается. Взрослый опытный человек пытался вслух переубедить себя, и мне не понравилась эта попытка.
Зам подошёл к Эрику. Заглянул ему в глаза. Взял за руку; тот не сопротивлялся.
— Эрик?
Нет ответа.
— Скверно, — бросил Капитан. — Если это реактивный психоз…
Он замолчал, потому что правый рукав куртки Эрика вдруг разошёлся по шву. Нитки рассыпались.
Из узкого технического колодца выбрался взъерошенный Стадников:
— Я знаю, что такое Объект. Это колоссальный… смотрите…
И развернул перед собой экран — объёмное операционное поле. Ткнул пальцем, желая нам что-то показать, и Эрик, стоявший в пяти шагах, вдруг засмеялся, как от щекотки:
— Хватит…
Зам и сержант попятились.
— Это что? — Стадников не выказал удивления.
— Меняется суть, затем форма, — сказал Эрик. — Я перехожу.
— Куда? — спросил Стадников после крохотной паузы. Пожалуй, из всех нас он соображал быстрее.
Эрик переступил с ноги на ногу.
— Что ты говорил про Объект? — напомнил Капитан. — Что это колоссальный… что?
— Пульт управления, — хрипло сказал Стадников. — Просто огромный пульт.
— Чем? — спросили мы в три голоса.
— Вот этим.
Он показал на Эрика, а тот стоял, безучастный, пока Стадников не тронул свой экран. Тогда Эрик заплясал и зачесался, будто обирая насекомых:
— Хватит… хватит…
— Уходим отсюда быстро, — сказал Стадников.
Он хорошо соображал — такая работа.
Эрик был моим другом и одноклассником. Остальные знали его три дня.
Но что это меняет?
Он шёл спокойно — только в двух шагах от капсулы остановился, выпрямился и выше поднял руки:
— Я воплощён. Я космический корабль.
Мы стояли на ровной площадке, позади был вход в Объект, впереди — трап, ведущий домой. Над нами висело облачное низкое небо, и в это небо он ушёл.
Как он стартовал! Как он взлетел на огненном столбе, за облака, на орбиту и дальше, к звёздам!
И жаль, что физическая его оболочка оставалась при том человеческой.