Накрыло дома. Странным колпаком, сделавшим звуки — приглушёнными, ноги — ватными, руки — ледяными. Внешний мир отдалялся, потом наваливался лавиной звуков и ощущений и снова скрывался за пеленой.
Страх — слишком прозаичное слово, чтобы охарактеризовать состояние Роми. Каждая косточка, каждая мышца, каждый миллиметр кожи, капля крови горели огнём. Боль не заглушали таблетки — она сожрала уже целую пригоршню, потом воспользовалась тем единственным кругляшом, что забрала у Алэя на всякий случай, впрок. Не веря, что пригодится, а поди ж ты!
Мощнейшее обезболивающее не спасло.
Боль не снимало и солнце. Впрочем, под ним Роми проторчала недолго — яркий свет раздражал глаза и давил на виски. К тому же, она не чувствовала себя пустой, наоборот, тело переполняла энергия, — и всё равно оно корчилось в муках.
Столько эмоций за неполных два дня! От пустоты до безудержного восторга, от невероятной ясности и понимания вещей, которые казались недостижимыми, до полной растерянности.
Роми держалась, улыбалась и надеялась, что Мира не заметит и не станет задавать вопросы. Пока скрывать, кажется, удавалось. Либо девчонке было плевать, что устраивало ещё больше.
В какой-то момент Роми вдруг поняла, что у всеобъемлющей боли нет физического основания, что всё это — в её голове. Что это разум заставляет ощущать тело оголённым нервом, потому что такого с ней никогда не было: она едва не умерла дважды за пару суток.
Первый раз всё казалось понарошку — внезапно, быстро. Мгновение острой опасности, мгновение беспомощности, мгновение темноты. А затем свет, тепло, Алэй… И как будто ничего не случилось.
Во второй раз, на скале с Аданом, когда она перестала чувствовать его руки в воде, когда, глядя ему в глаза, увидела лишь дымку, Роми на миг стало страшно. Возбуждение и восторг свернулись тугим комком в ноющую тяжесть в животе, воздух обернулся кислым удушающим туманом, но она по-прежнему не верила в собственную смерть. Атради бессмертны. Почти боги. Они были всегда. Они всегда будут.
И даже в последнюю секунду, когда удушье сменилось сладким запахом цветов, когда сиреневый мир побелел, когда Роми смирилась и поверила, что конец действительно существует — ей всё так же не было страшно. Последняя мысль — чёткая, яркая — вонзилась в сознание, как игла: неужели действительно можно умереть? Что-то не успеть, никогда не узнать, не почувствовать? Совсем новое, неизвестное Роми сожаление.
А потом всё вернулось. Рядом был Ллэр. И Мира с Аданом.
Роми быстро пришла в себя, ещё быстрее привела мысли в порядок, выкинула из головы непонятные ощущения, которым нет названий. Ничего ведь не произошло. И смерти как не было, так и нет. И конца нет.
И вот теперь она сидела на длинном обеденном столе, скрестив ноги под собой, смотрела на Миру, уплетающую вторую порцию мяса с овощами, и думала вовсе не о том, что с ними произошло. Не о пугающих существах-Тенях, способных на невозможное, не о странной девчонке, переплюнувшей по способностям всю их троицу вместе взятую. Не о Ллэре и его поисках, происках и планах, которые привели её на скалу, не о Таль, к которой Адан и Ллэр отправились за ответами. Не об удивительной фиолетовой Луне. Уж тем более не о том, чему им с Аданом так немилосердно помешали.
Она пыталась вспомнить, что ещё было за миг до мнимой гибели. За полмига. В момент, когда поверила, что умирает. Старалась понять Ллэра и Алэя так, как никогда не понимала раньше, хотя думала, что знает всё. И чувствовала себя сейчас, как, должно быть, чувствуют ничего не смыслящие младенцы. Нет, хуже — самоуверенные идиоты.
— Тебе необязательно со мной торчать, — нарушила молчание Мира, отодвигая пустую тарелку. Голос был непривычно тихий, без язвительных ноток. — Я могу сама… дальше…
— Я… Мне не сложно, — с запинкой пробормотала Роми. Не получилось признаться, что одной оставаться не хочется.
— Ладно, — Мира смущённо улыбнулась, потом нахмурилась. — Я понимаю, что неподходящая компания, — и снова улыбка. — Но лучше, чем ничего. Спасибо. — Она опять нахмурилась, напряглась. Стала похожа на ту бесючую девчонку, которую Роми встретила в Плеши — напуганную, но готовую за себя постоять. — Если хочешь, могу уйти.
— Куда?.. За…чем? — Роми удивлённо моргнула. — Ты… нормальная компания, — она покачала головой и тоже попыталась улыбнуться. Вероятно, в этот момент и сама была чем-то похожа на Миру. — Не надо никуда уходить.
— Тогда рассказывай что-нибудь. Говори. Всё равно о чём, только не молчи, — попросила Мира. Посмотрела по сторонам, будто что-то искала, встретилась с ней взглядом. — У тебя есть что-нибудь выпить? Кроме воды? Мне бы, кажется, не помешало.
— Чай, кофе, сок, энергетики, вино, крепче вина, — перечислила Роми и огляделась.
Если они начнут пить, отсюда лучше убраться. Самая маленькая, самая уютная из всех, куда они могли попасть в замке в поисках еды, эта столовая спокойно вмещала человек сто за обеденным столом, а потому не располагала для расслабленных посиделок.
— Ещё коктейли из опиатов… Ну или всё вместе. — Роми заметила, как округлились глаза Миры, и улыбнулась уже естественнее. — Здоровью атради нельзя нанести вред, поэтому мы не ограничиваем себя в низменных экспериментах.
— Из опиатов не надо. Я и без них заглюченная. Чего-нибудь попроще. Чтобы расслабиться и не думать, куда меня швырнет и какая фигня случится.
— Лучше бы не швыряло, — она спрыгнула со стола. — Я тот ещё спасатель.
За спиртным, к удивлению, далеко идти не пришлось. Роми уже настроилась петлять непослушными коридорами, но вход в винный погреб обнаружился тут же, напротив столовой. Замок то ли был благодушно настроен на гостью, то ли им сегодня везло.
— Прошу. — Зажёгся неяркий свет, выхватывая ряды, уставленные бутылками. — Градус по возрастающей. Здесь есть ещё погреба побольше, но путешествие по Замку — сомнительное удовольствие.
Перемещаться она почему-то боялась и не сразу себе призналась. Хотелось свести использование способностей к минимуму.
Мира вскинула руку, и неожиданно бутылка с верхней полки оказалась в воздухе, медленно поплыла к протянутой ладони, но, не долетев, рухнула на каменный пол и со звоном превратилась в осколки.
— Ой! Давай лучше ты, а то я вам тут всё разнесу, — Мира виновато покосилась на бурую лужицу. — Что-нибудь не очень крепкое.
Роми изумлённо уставилась на стёкла, потом тоже вскинула руку. Бутылки и не подумали прыгать к ней навстречу, что не удивительно — телекинез в стенах замка не работал. Похоже, на Миру этот закон не действовал.
— Наверное, это была плохая идея, — прислонившись к косяку, пробормотала та. Вздохнула, сунула руки в карманы джинсов. — Или надо сразу опиаты, чтобы вырубило надолго.
Пришлось взять совок, веник, осторожно смести битое стекло.
— Это абсолютно нормальная идея. Проблему не решит, но полегчает. А вот опиаты… Вероятно, действительно не стоит. По крайней мере, без дополнительных наблюдающих.
Роми избавилась от стекла, вернулась.
— Кстати, если хочешь поэкспериментировать. Мы, конечно, можем. Тут есть несколько тренировочных залов. Я попро… — она осеклась, сообразив, что вряд ли Ллэр обрадуется, если она введёт в курс дела ещё с десяток «родственников» даже в качестве подстраховки. Не то чтобы те проявят несвойственное атради любопытство и потребуют участия в дальнейшем, но зачем создавать провокационные ситуации?
— Не…е надо, — запинаясь, проговорила Мира. — Я боюсь. Лучше вино или что-нибудь попроще. Хотя бы пока Ллэр с Аданом не вернутся.
Роми поймала себя на мысли, что их отсутствие вызывает у неё смутную тревогу. Казалось бы, что может противопоставить Таль таким, как они? Даже учитывая, на что она способна и что сотворила с Мирой, всё равно — ничего. И всё-таки.
— Надеюсь, они там без приключений. — Роми взяла с полки пару бутылок. — Идём?
Синий коридор первого этажа, куда выходили столовая и кладовая, закончился быстрее обычного, но не привычной лестницей, а узким проходом в бежевый коридор. Жилой. Старшего крыла.
Роми изумлённо замерла, уставившись на невысокий порожек. Будто здесь должна была быть дверь, но её сняли с петель, и петли сняли, и косяки дверные вырвали, и стены отшлифовали, но неправильное ощущение невидимой двери осталось.
Что-то происходило. Сначала они с лёгкостью вышли на столовую, потом мгновенно отыскали кладовую. Если теперь так же быстро доберутся в комнату…
Роми вздохнула, пропустила Миру вперёд, поспешно шагнула следом. Оглянулась. Проход за спиной исчез, будто никогда не существовал. А нужная дверь оказалась первой по коридору. В этот момент Роми чётко поняла, что её беспокойство перерастает в то, что обычные люди назвали бы паранойей. Замок никогда не был настолько благосклонен к чужакам. Или Мира перестала быть для него таковой?
Кажется, им стоило не только воздержаться от использования способностей, но и вообще в замок не возвращаться. Вдруг многомерное чудовище взбеленится, как море Истока? Пока всё обходилось.
Роми посторонилась, приглашая войти.
— Чувствуй себя как дома.
— Ты одна живёшь?
— Да. Мы очень редко живём с кем-то.
Атради считали себя одной большой семьёй. Роми всегда казалось, что при этом все они — одиночки, хоть и не одиноки. Во всяком случае её чувство одиночества никогда не посещало. То самое тоскливое одиночество, которое граничит со страхом и болью и которого так боятся люди. Быть одному, самому по себе для атради так же естественно, как не задумываться о том, что такое конец жизни.
— Пары, конечно, возникают. Взять, к примеру, того же Маррена. Я ведь говорила тогда, в Плеши, что с вечеринки? Ты садись, что ли. Или сейчас… погоди.
Роми прошлась по комнате, поставила бутылки на низкий круглый столик. Хотела пойти сразу за бокалами, но остановилась на полушаге. К дивану прилагались еще четыре невысоких квадратных пуфа. Как раз таких, чтоб можно было с удобством устроиться, полулежа, вокруг столика. Вот их она и выволокла из шкафа в спальне.
— Прикольно, — Мира подвинула один себе, оглядела. Потом с размаху плюхнулась на него. Сменила позу, устраиваясь поудобнее. — Класс! В нём же даже спать можно. А там что? — она кивнула на дверь с левой от дивана стороны, настороженно посмотрела на Роми. — Если что-то не трогать, куда-то не ходить, лучше сразу говори.
— Там комната. Есть кровать. — Роми уставилась на дверь. До сегодняшнего дня даже не задумывалась, зачем ей ещё одна спальня. Гостей, которые бы там останавливались, у неё никогда не бывало. Или она что-то забыла?.. — Туда тоже можно. Да везде можно. Камин лучше не зажигать. Не помню, когда последний раз им пользовалась. — Роми достала бокалы, откупорила бутылку, разлила вино, и только тогда устроилась на соседнем пуфе. Запрокинула на несколько секунд голову, блаженно закрыла глаза. — Спать на них неудобно, шея будет болеть. А вот так…
— У меня не будет. Видела бы ты, на чём мне приходилось спать, — хмыкнула Мира, снова огляделась. — А зачем вам такие хоромы, если вы по одному живёте?
— А почему нет? — Роми сделала глоток, вино приятно грело желудок. — Зачем ютиться в норках, если есть возможность занять целый дворец? Да и не все живут по одному. Тот же Маррен. Решил вот жениться. Серьёзно решил, девушку нашёл. Не атради, но из тех, кто знает о нас почти всё. Привёл знакомиться с роднёй, потом удерёт с ней в её мир. Здесь ей не жить — солнце не позволит. Переберётся, значит, поживут лет пять, как есть, потом усыновят ребёнка, или она забеременеет искусственно. Потом… Потом рано или поздно всё начнется сначала.
Они женились и расставались, не женились, жили вместе, жили порознь. В соседних комнатах гигантского замка, который, словно живое существо тоже начинал что-то понимать и радушно выводил двери новоявленной пары в коридор рядом. Через сто, двести, триста лет сходились снова, будто в первый раз. Или убегали в какой-нибудь мир, чтобы раз в день-два, втайне от своей новой семьи или открыто — вместо работы — возвращаться на Тмиор набираться энергии. Это была повторяющаяся несущественная суета. Совсем не то, что вкладывали в понятие семьи люди.
— Завтра или через сто лет — всё обязательно изменится, и это одинаково малый срок, — тихо проговорила Роми. — Ллэр бы сказал — всё потеряет смысл.
Мира залпом опустошила бокал. Поставила обратно на столик, откинулась на пуф.
— А кто здесь убирается? Ну, в самом замке? Готовит? Продукты откуда? Вещи… Не само же.
— У нас есть работники. Мы хорошо платим. В коридорах и без уборки почему-то всегда чисто. Пыли нет, паутины нет, мусор в вечно закрытые окна не залетает. Готовит бригада поваров. Кухарки, горничные. Кто пожелаешь. Все из одного мира. Продукты завозить тоже наловчились.
Они помолчали. Роми почувствовала, что исчезнувшее напряжение неожиданно вернулось, и теперь от неё зависит, отступит ли.
— Он всё-таки успел тебя достать? — Она сама не знала, почему этот вопрос сорвался с языка, и какой смысл она вкладывала в него. Уж точно не желание уколоть.
Ещё вчера… Да ладно вчера! Ещё несколько часов назад, утром, Ллэр выводил её из себя главным образом поведением с Мирой и уж только потом интригами и затеями. Не только Ллэр. Адан тоже нянчился с Мирой. А теперь Роми чувствовала себя так, словно долгое время сдерживала дыхание и наконец позволила с шумом выпустить воздух. Все необоснованные негативные чувства куда-то подевались. Да и сама Мира вроде бы больше не была настроена враждебно.
И вот дёрнул чёрт спросить!
— Он — это Ллэр? — Мира села, подтягивая колени к груди. Ловко обхватила их руками и мечтательно улыбнулась. — Он… нет. Он милый. Просто он не для меня. Или я не для него. — Её улыбка трансформировалась в ухмылку, в фиолетовых глазах зажёгся и погас огонёк. — Мы разные. Слишком. Я не хочу как… Маррен.
Она удивила. Не тем, что назвала Ллэра милым. Роми не сомневалась — и таким он тоже может быть, Ллэр мог быть любым, — тем, что вообще поддержала тему.
— Если Ллэр получит то, что ищет, возможно, и не придётся, — Роми поняла, что всё ещё держит бутылку в руке, поставила её на стол. — Как Маррен не придётся.
— Никак не придётся, — пожала плечами Мира. Приоткрыла рот, видимо, собираясь что-то сказать, но в последнюю секунду передумала. Молча потянулась к наполненному бокалу.
— Почему?
— Ты, наверное, считаешь, что я полная дура? — спросила Мира. Спокойно, без вызова, без ехидства — так, как будто такая мысль о самой себе посещала её не раз. — И, наверное, ты права. Но я всё-таки не настолько дура. Понимаю, что для Ллэра… да для вас всех… я просто обуза или средство достичь… Не важно, — она испуганно замолчала, словно сболтнула лишнее. — Я теперь чёрте кто и сбоку бантик. А если Таль права, и я умираю, то, — Мира бросила выразительный взгляд на Роми, — это будет лучший выход для всех.
— Да с чего ты решила? Чем — лучший? Ллэр говорил, что ты — обуза? Откуда этот пессимизм, обречённость?..
— Он говорил, что знал обо мне, но в его планы не входило близкое знакомство.
— Ну, не входило, — усмехнулась Роми. — Это же не повод считать себя обузой. Так уж вышло. В мои планы тоже не входило дежурить в тот день, когда я встретила в Плеши Алэя. Случайность, как и в этот раз. Просто какой-то дикий набор случайностей. Будто что-то хочет, чтобы всё было именно так. Здесь. Тогда. Сейчас. Кто ты, в техническом смысле, на самом деле вряд ли имеет большое значение. Что бы там ни намешала Таль… Пусть мы пока не знаем, но узнаем. Они разберутся. Ллэр уж точно разберётся, поверь мне.
Мира уставилась на бокал в руке, покрутила его, чуть не расплескав содержимое. Снова подняла взгляд на Роми.
— Разберутся, и что дальше? Думаешь, я смогу вернуться на Актарион? У меня и дома-то теперь нет.
— А ты хочешь назад в свой мир? Чтобы всё было, как прежде?
Мира пожала плечами.
— Как прежде уже не будет, потому что… — она опять осеклась. Отвела взгляд. — Я ведь попала в Плешь случайно. К вам сюда — тоже. Я не могу быть атради, у меня нет никаких врождённых способностей. Рано или поздно мне придётся уйти, где-то жить. Нужно будет работать и вообще. Да и сейчас никто из вас не должен обо мне заботиться. У каждого свои заморочки. Адан… У него наверняка куча проблем. А Ллэр… Он… Я ему не нужна.
А ведь девчонка вляпалась сильнее, чем сама подозревает. Достал, зацепил. Сильнее, чем она признаётся себе.
— Я даже не понимаю, почему ты возишься со мной, — Мира посмотрела на неё и усмехнулась.
Все её доводы Роми могла отмести легко. Мира цеплялась за что-то, что было ей привычно. За прошлую жизнь, куда дороги нет вне зависимости, чем закончится вся история. И уж точно независимо от того, что планировал Ллэр в самом начале. Его затея давно живёт своей жизнью.
— На всё можно взглянуть иначе, — Роми ободряюще улыбнулась. — Солнце тебе не вредит. Уходить отсюда нет никакой необходимости. «Как-то» ты можешь жить и здесь. И даже весьма неплохо. На любых условиях, которые будут тебе нужны. А Ллэр… — Роми с улыбкой покачала головой. — Знаешь, я первая ворчу и возмущаюсь, что он такой, он сякой… Эгоист, расчётливая сволочь и тому подобное. Но я необъективна и признаю это.
Впервые признаю, подумала она. А ведь всё потому, что так и не смогла дать определение тому, что связывало её и Ллэра на протяжении всех этих лет. Кроме, конечно, Алэя и ещё — взаимных упреков, обид и обвинений.
— Ллэр — не подлец. Поверь, если… что бы там ни было изначально в его планах, теперь ты уже не просто пешка в играх.
— Не в этом дело. — Мира шумно вздохнула, словно решаясь сказать то, что давно хотела, но опасалась. — У нас с ним не так, как было у вас, когда ты привела его на Тмиор.
Роми удивлённо вскинула брови:
— Он, что, рассказывал тебе, почему я привела его к нам?
— Да, — Мира уныло кивнула. — И вряд ли ты должна была об этом узнать.
— Не думаю, что ему есть дело до того, что я знаю, — Роми пристально посмотрела на неё. Захотелось, чтобы Мира призналась, хотя она и так видела, как далеко за столь короткий срок успели зайти отношения с Ллэром. — И как же он всё обрисовал?
— Я не… Это не важно. Вы… Всё, что было… у вас. И как было. И почему вы…
Роми залпом допила вино. Неожиданно для себя призналась:
— Между нами ничего не было. Такого, о чём ты думаешь.
Мира окончательно смутилась. Совсем тихо попросила:
— Давай лучше сменим тему.
— Хорошо.
Мира благодарно кивнула и уставилась на бокал в своей руке. Мизинцем, едва касаясь, провела по его краю. Круг, ещё круг, ещё, чуть ускоряя движение, пока хрусталь не отозвался тоскливым, гипнотизирующим и необычайно громким в повисшей тишине звуком.
— Знаешь, Алэй и Ллэр… — заговорила Роми. — Они особенные. Не сами по себе, а потому что есть друг у друга. Настоящая семья. Единственные атради, которые связаны кровными узами. Он же рассказал тебе про Алэя?
Мира подняла голову, пару секунд изучала Роми. Затем осторожно вернула бокал на столик. Мягко улыбнулась, но во взгляде застыли острые льдинки.
— Расскажи мне ты. Про Алэя.
Роми растерялась. Рассказать? О чём? Как?
И вдруг нахлынули образы. Она не просто вспомнила, а словно заново оказалась в прошлом и в то же время смотрела со стороны. На себя. На Алэя. На льющийся с потолка свет. На мрачный зал, огромный, но не бесконечный. На колонны, пыль, паутину. На затянутые потрёпанными гобеленами стены. На каменный прохладный пол.
Полное отсутствие красок. Чёрно-белый мир и яркое пятно её волос. Огненно-рыжих.
Тогда Роми казалось, что она сияет так ярко, что слепит саму себя. Будто там, за чёрным высоким потолком действительно существует серебряное солнце, пробивается в единственное узкое окно, окунает её в мягкий, тёплый, осязаемый кокон света.
Сейчас она замечает, что её полупрозрачная одежда в этом свете кажется плотнее, скрывает больше, чем могла бы. Роми помнит, что предупреждающие «колокольчики» звякнули, выдернув в Плешь из постели, а потому на ней прозрачный, невесомый, длинный — до пола — пеньюар.
Тогда Роми разозлилась, подумала — ну почему в Плешь всегда затягивает из таких неподходящих условий? Но раздражение исчезло, не успев оформиться. С ней заговорили, и голос заставил вздрогнуть.
Сейчас Роми думает, что в тот момент была похожа на вставшего с трона монарха. Босого, простоволосого… Она снова дрожит, но не переживая то самое непонятное чувство, а вспоминая, что будет потом. Через много удивительно длинных, тягучих дней.
— Я всегда считал, что Встречающие — бесполые, бесформенные существа. Я рад, что ошибся. — Алэй сделал шаг, поднимаясь навстречу. Пока только на одну ступеньку. Прищурился — ему, в отличие от Роми, свет мешал.
Перепад светотени не мешал его разглядеть. Он, как и Роми, тоже стоял босиком, чёрные брюки были закатаны почти до колен, будто он ходил по воде, когда перенёсся сюда. Белая рубашка — застёгнута на пару пуговиц, рукава — тоже закатаны.
Сейчас Роми помнит — ему было интересно. Он думал, что умер, но любопытство взяло верх над страхом. Потом он много расспрашивал, много рассказывал сам. А потом заявил, что раз это не жизнь после смерти, то хотел бы вернуться домой и обо всём забыть.
— Покажи ещё, — требует Мира. Её голос звучит близко. Тихий, настойчивый, ему невозможно не подчиниться.
Неужели и Мира тоже здесь, внутри её памяти? Как это возможно обдумывать нет ни сил, ни желания. Противиться тоже не выходит.
…Алэй так и не понял ничего из того, что Роми говорила. Или не поверил. Она объясняла раз за разом, что забыть не получится, что его психокинетическая сила будет вновь и вновь выбрасывать его в Плешь и восстанавливать воспоминания, сколько ни подправляй память. Но Алэй продолжал настаивать.
— Хорошо, — прошептала стоящая в центре зала Роми, сдаваясь. — Ты меня уговорил.
Алэй взял её за руку. Потом — за вторую. Она не ждала этого, как не ждала, что он посмотрит ей в глаза, сожмёт ладони.
Роми будто обожгло. Алэй в тот момент был счастлив и смог поделиться этим чувством с ней. Она понимала, что не имеет отношения к тому, что с ним творится. Но это потеряло значение. Ничего не умея, никогда не пользуясь данными ему способностями до этого, он сумел окунуть её в тёплые волны чего-то невероятного.
— Что было дальше? — спрашивает рядом Мира.
Роми послушно продолжает показывать.
— Дальше я могу с уверенностью назвать миг, когда впервые задумалась о смерти. Когда испугалась её.
…Тёмный зал рассыпался голубым небом.
Она пошла за Алэем, оставаясь в надпространстве. Хотела убедиться, что возвращение из Плеши пройдёт гладко и с ним всё будет в порядке. И только тогда поняла, что всё это время, пока сознание Алэя находилось в Плеши, тело оставалось лежать в воде.
— Господи… ты!.. Алэй! — Девушка, невысокая, хрупкая, похожая на подростка, выбежала на берег словно вихрь. Упала на колени, пытаясь помочь ему встать.
Роми испугалась, что та не справится: Алэй был намного крупнее. Едва не выскочила к ним, но вмешаться означало проявить себя. Близость атради гарантированно разбудит приглушённые воспоминания, не позволит Алэю вернуться к оставленной жизни. Это не то, чего он хотел.
— Куда тебя понесло? — продолжала причитать девушка. — Мы же договаривались! Ты же обещал!
— Илара? — голос Алэя звучал глухо, растеряно. — Что я… Где?.. Что случилось?..
Роми понимала, что происходит в его голове. Он ничего не помнил, ему казалось: что-то ещё должно было быть, но это что-то ускользало, и ухватить эту мысль у Алэя не получалось. И не получится.
— Ты сказал, тебе нужен свежий воздух. Это разве воздух? Зачем ты пошёл к воде?! — не унималась Илара, пока Алэй с трудом вставал, опираясь на её плечо.
Было видно, как ему тяжело. Что он, не удержавшись на ногах, сел на песок. Шумно дышал, переводя дыхание и медленно втягивая воздух, будто пытаясь сдержать кашель. А потом всё-таки закашлялся. И Роми заметила кровь, на его ладони и губах.
Песчаный берег исчезает. Она снова на Тмиоре.
— Я сбежала. А потом долго не могла заснуть, — тихо поясняет Роми невидимой Мире.
— Покажи ещё, — требует та.
И память обрушивается на Роми с новой силой.
Ночь. Обе Луны спрятались за горизонтом. Так бывало крайне редко — ведь большая слишком огромна, чтобы полностью исчезнуть с небосвода, но сейчас, разве что долго присматриваясь, можно было разглядеть куцый бочок над самой листвой.
Роми сидела в темноте на парапете, обхватив колени руками, на самой верхней террасе. Стоит пошатнуться, и можно весело спикировать вниз, переломать руки-ноги и потом долго и скучно зализывать раны.
Её трясло. Она пыталась разобраться в собственных мыслях и эмоциях. Не понимала, почему тот, кому отмерено так мало жизни, отказался обмануть смерть и стать вечным? Но единственный результат всех её размышлений — иррациональный страх не за себя.
— Я объявила остальным смотрителям, что какое-то время буду следить за Плешью сама, — рассказывает Роми невидимой Мире. — Возражающих не нашлось. Через три дня Алэй снова стоял передо мной. Он вспомнил всё и опять попросил вернуть его домой. Я опять попыталась его отговорить.
…Они сидели на ступеньках, ведущих к пыльному трону в центре всё того же гигантского зала — Плешь Алэя так и будет представать в одном и том же виде, раз за разом.
— Ты была права.
— Я знала, что говорю. Ты силён.
— И от этого не избавиться?
— Предпочтёшь умереть?
Алэй долго смотрел на неё. Будто спрашивал — что ей известно. Роми молчала в ответ. Она так и не сказала ему, что пошла за ним следом, потому что пришлось бы признаться, что сбежала. Что испугалась. Что никогда ещё не верила в смерть так, как в тот день.
— Ты не понимаешь, Ромиль. Я в любом случае умру. Будь ты Ангелом, Встречающей, Смертью во плоти или бессмертной из другого мира — это всего лишь семантика. Суть не меняется. Ты — вестник, что меняет жизнь. Одна заканчивается, другая начинается. Иная. Бесконечная. Что это как не смерть?
— Но ведь ты остаёшься самим собой!
— Нет. Новым. Другим. Моя у меня будет только память. И вернуться к тому, что оставлю, к своей семье, своей жизни, я не смогу.
— Сможешь.
— Не стану, — Алэй мотнул головой.
— Это другое дело.
— Но тем не менее — тоже смерть. И это больно. Больнее, чем по-настоящему. Для них.
Он не знал, что известно Роми, но, видимо, предполагал, что гораздо больше, чем она говорит. Роми же не спешила признаться, что уже выяснила всё об Иларе — девушке, на которой он женился чуть ли не сразу после школы. О его книгах, о брошенных увлечениях. Нет, конечно, не всё, только факты, которые почему-то казались не главным — и подобные мысли тоже были непривычны.
— Значит, лучше совсем ничего?
— Я этого не говорил. Ты дашь мне время?
— Ты не послушалась? Неужели украла его у Илары и приволокла на Тмиор? — Осуждающие нотки в голосе Миры мигом превратили образ Алэя в разноцветное конфетти.
Видение обрывается, и мир, воссозданный из памяти, пропал. Роми снова сидела в комнате на пуфе рядом с Мирой. Но её частичка по-прежнему оставалась в воспоминаниях. На берегу и в Плеши. Всё ещё заново переживала то, что случилось века назад, всё ещё испытывала сбивающие с толку эмоции.
— Я не крала…
— А потом повторила то же самое с Ллэром?
— Я не… Что?..
Она не крала. Того, что случилось, она никогда не хотела, не просила, не могла представить, что так будет. Не смогла отказаться. Не понимала — почему должна была.
Ровная, тягучая, бесконечная, во всем устраивавшая жизнь встала на дыбы водопадом чувств. Захватила, захлестнула, перевернула, заставила утонуть и выплыть иной. Захотелось рассказать Мире больше. Поделиться остальным. Показать, почему возможность привести Ллэра была единственным выходом.
Роми посмотрела на Миру, сама сделала шаг навстречу её разуму, не задумываясь, к чему это приведёт.
Чтобы вернуться, особых усилий не понадобилось.
Поначалу Мира услышала только голоса. Остальное — лишь размытые силуэты в призрачной дымке, похожей на густой туман. Но сомнений не возникало — перед ней Роми и Алэй. В Плеши. В очередной раз.
— … знаешь… Я был готов.
— Тебя не злило?
— Когда-то давно. Ещё в школе, когда поставили диагноз, когда прошёл отрицание и понял, что рано умру, то да. Злило. Ох, как злило. И подталкивало. Я мог… смог. Ты ведь сама знаешь!
— Знаю.
— А теперь я даже хотел бы.
— Как можно хотеть такое?
— Усталость и боль. Постоянная усталость и постоянная боль. Будто живёшь в коконе из иголок и надо ежесекундно напрягать мышцы, чтобы не уколоться и не уколоть тех, кто рядом. Их — сложнее…
Слишком мало. Мира жаждала видеть, а не просто слышать. И вдруг, как на скале, что-то внутри проснулось, лишило воли. Подчинило. Не объясняя зачем, научило как.
— Поделись, со мной, Роми. Откройся.
— Не могу.
— Можешь!
— Не хочу.
Первый шаг был сделан. За вторым Мира почти перестала дышать, понимая — увидеть будет уже недостаточно. Картинки, слова не помогают разобраться, почувствовать. Необходимо стереть грань, суметь окунуться в чужие эмоции. И та, вторая, уже знакомая Мира внутри, знала, как это сделать.
Хрупкая преграда исчезла, позволяя снова проникнуть глубже в воспоминания. Слиться с ними, будто она сама сейчас — Роми.
Вот она протягивает Алэю руку. Его ладонь тёплая, сильная. Он ловит её взгляд, улыбается. Она понимает, что он действительно не хочет. Мог бы или нет — не играет роли. Алэй не хочет, точнее — боится. Она самоуверенно начинает давить. Лишь на миг пробивается через барьер, прикасается к его ощущениям. Этого оказывается достаточно. На мгновение глохнет, слепнет…
— За…чем?.. Я… — Роми начинает задыхаться. Коктейль из колючей боли, страха и желания всё прекратить передаётся и Мире, но она не думает останавливаться. Даже когда Роми удаётся на миг захлопнуть дверцу в свою память, Мира давит сильнее.
— Не сопротивляйся, так нам обеим будет только больнее, — тихо просит она. — Покажи ещё. Ты же хотела мне показать.
— …останусь.
Роми кивнула ему, потому что на слова сил не хватало. Если бы Алэй ещё раз попросил вернуть его домой, вернуть его боли и болезни — она бы отказала.
— Я ничего с Алэем не сделала. Мы… — шепчет в настоящем Роми. — Мы сде… ла… ли друг с дру… гом… — Последнее почти по слогам. — Не… дам… Нет.
Мира чувствует, что Роми снова пытается вытолкнуть её из своего сознания. Отчаянно и безуспешно. Мира сильнее.
…Тихий звон, мягкое прикосновение смеха… в самое ухо. Горячие лапки бегущих по коже мурашек. Горячее дыхание.
— Ничего подобного, Рэм!
— Рэм?
— Да. Мне хочется так. Могу? Рэм… Если нет, скажи, и я больше не…
— Пусть! — Роми прижала указательный палец к его губам. — Пусть…
Оба замолчали. Ей показалось — на маленькую вечность. Смотрели друг другу в глаза. Потом Алэй мягко поцеловал её палец, едва-едва коснувшись.
Мира в настоящем опускается на колени. Замирает, глядя в растерянные глаза Роми. И прежде чем та успевает пошевелиться, обхватывает её голову пальцами, сжимая виски. В подушечки впиваются сотни острых шипов. Сопротивление обжигает разум ледяным холодом, боль нарастает, пробегается волнами по всему телу, не давая дышать.
Мира уверена — Роми чувствует тоже самое. Кажется, ещё секунда, и они не смогут вытерпеть. Ещё миг, и обе истошно заорут, рухнут на пол, корчась в судорогах и жадно хватая ртом воздух. Но что-то внутри Миры сильнее невыносимой боли. Что-то заставляет её продолжать. Стиснуть зубы, проглотить рвущийся наружу крик. Выдержать, чтобы позволить почувствовать, увидеть, осознать. Чтобы Роми смогла поделиться, а она — принять. Потому что по-другому не рассказать.
Ещё мгновение, и лёд голубых глаз превращается в прозрачную прохладную воду, куда так легко окунуться. Мира сомневается лишь на мгновение, а потом решается. Движется навстречу памяти, успевая заметить собственное отражение в чёрных зрачках, как будто смотрит в огромное зеркало.
…Грунтовая дорога делает крутой поворот и плавно поднимается на невысокий лысый холм. Сразу за ним неожиданно заканчивается, и вместе с ней обрывается мир.
Трава, перетекающая в небо. Облака, похожие на вату. На такой высоте воздух должен быть тяжёлый, непригодный для лёгких, но нет — дышалось легко, свободно. Везде бы так.
Чем-то похоже на дом, но совсем иначе. Здесь самое обычное солнце, самый обычный мир. И самый необычный — тоже.
Вдалеке, словно остров, сквозь бело-синее море, залитое красными пятнами садящегося солнца, виднелась такая же горбатая плоскость — может быть, там ещё один город, им не довелось проверить. Атради не могут просто взять и перенестись на другой край. Чтобы оказаться там, пришлось бы сначала долго спускаться в Низины, потом топать по неизведанной местности. Непонятно почему в этом мире их способности не работают. Только войти и выйти, а ещё наблюдать.
Зато местные могут многое. И живут долго. Можно даже забыть, что у тебя впереди вечность.
Роми нашла это место. Она виновата в том, что скоро произойдёт. Скоро — по её, их меркам. На самом деле пройдёт несколько сотен лет. Но сейчас они находились здесь впервые. И никогда ещё понятие «край мира» не было столь буквальным.
Роми легла на мягкую траву, заглянула в пропасть, провела ладонью по гладкой, отвесной скале.
— Всё ускользает. — Алэй сидел на обрыве, окунув в облака, как в воду, ноги.
Она перевернулась на спину:
— Всё?
— Мир. Реальность. Память. Ощущения. Ускользают от меня, Рэм. Сквозь пальцы. Всё — как вот эти облака. Они же есть. И в то же время их нет. Они не в состоянии задержать, они не могут дать опору. Ты тоже облако.
— Я не смогла стать опорой?
— Ты замечала, что любишь переспрашивать? — он тихо засмеялся. — Не надо, не отвечай. Ты стала большим. Шансом. Частью… нет. Всем — мной. Как бы банально и упрощённо это ни звучало. Все эти тридцать два года я дышал, потому что дышала ты.
— Тридцать три. Почти.
— Три? Пусть три. Как же я давно не был дома. — Он опять посмотрел на облака. — Если я умру, я окажусь там? Если прыгну сейчас вниз? Разобьюсь? Не говори… Ничего не говори. Я схожу с ума, Рэм. Безумных атради у вас ещё не было?
— Хватало. Это тоже проходит.
— Вот видишь. Даже это!
— Алэ, ты не безумен и никогда не был!
— Нет. Конечно, нет, — он снова рассмеялся. — Я всего лишь путаю вчера и завтра. Потому что завтра будет как вчера.
— Ты жалеешь?
Она села.
— Жалею? — Алэй вмиг оказался рядом, взял её руки в свои, сжал, потом отпустил, чтобы тут же обхватить ладонями её лицо. Поцеловать. Провести по щекам, убрать падающие на лоб рыжие пряди. Прошептать: — Жалею? Нет! Никогда. Ни за что. Но ты тоже ускользаешь. Я так не хочу, так боюсь этого. Ты быстрая. Такая быстрая. А я нет. Я все ещё тот человек, которого ты встретила в Плеши. Пытаюсь поймать луч солнца.
Роми тоже коснулась его лица, провела пальцами по щекам. Он грустно улыбнулся, прервался, чтобы поймать губами её ладонь.
— Помнишь, тогда, в Море Истока? Помнишь — быстрее ветра? Мне иногда кажется, что я всё ещё там. Всё ещё бегу за тобой. Или ты за мной?.. А это — иллюзия. Образ. Предположение. Возможное будущее. Мечта умирающего мозга. Что вот я тебя догоню, мы снова упадём в воду, море примет нас — и потом всё будет иначе. Всё пойдёт иначе. До поры до времени. А потом — я снова всё потеряю, и снова буду проживать по кругу тысячу жизней. И никогда не проснусь.
— А если я смогу изменить? Если завтра станет другим? — вырвалось у Роми. Она не собиралась этого говорить. Ещё не время, слишком рано. Она сама не была готова к разговору.
Алэй отстранился, прищурился и в этот миг как никогда напомнил Ллэра. Роми потерялась под его проницательным взглядом. Больше тянуть нельзя.
— Ты был… ты успел сделать кое-что, чего никогда до тебя… Ты не исчез. У тебя есть семья, понимаешь? Другая семья. Не мы. У тебя есть сын.
Мира в настоящем благодарно кивает. Наконец-то мозаика складывается. Ллэру было двадцать девять, когда Роми явилась к нему. Три года ушло на то, чтоб превратиться в атради. Для тех двоих на обрыве прошло почти тридцать три года.
Картинка опрокидывается. Мира замирает. Каждая клеточка тела ноет, кровь в венах беснуется, готовая взорваться.
…Плешь всё-таки пропустила Ллэра. Он выглядит моложе — лишь на несколько лет старше Миры, хотя лицо — такое же. Наверное, это благодаря его глазам. Серым, ухмыляющимся, почти родным. В них ещё нет горечи вечной жизни.
— Чёрт. Это и есть Плешь? — Тёмный зал его не устроил. — Как это изменить?
Ответа Ллэр не ждал. Место начало преображаться. Исчезла пыль, расползлись гобелены, покрылся трещинами потолок. Из всех щелей теперь бил свет.
Алэй встал, молча протянул Роми руку, помогая подняться прежде, чем всё окончательно изменится: пропадут привычные ступеньки, ведущие к трону, да и сам трон, а потом станет светло, как днём.
Отпустив её руку Роми, Алэй сделал несколько шагов вперёд. Роми неподвижной статуей замерла в стороне. Внешнее сходство Алэя с Ллэром было невероятным. Сейчас, когда они стояли друг напротив друга, казалось, что один — отражение другого. Только Алэй был чуть выше, и волосы у него были светлее.
— Ты тоже атради, — сказал он.
— Сильные гены, — кивнул Ллэр…
— Ты — атради, — повторил Алэй. Он выглядит растерянным и немного испуганным.
— Это плохо? — Ллэр ухмыльнулся. Уже тогда почти так же, как сейчас.
— Плохо? Нет. Неожиданно. И очень странно. Действительно, завтра будет другим.
Колючий, отрезвляющий страх оказывается сильнее глупого любопытства. Мире удаётся блокировать сознание, отстраниться от памяти Роми, и бьющий в глаза свет в Плеши Ллэра сменяется темнотой. В тело снова впиваются острые невидимые иголки, снова трудно дышать. Нестерпимая боль накатывает волной.
А потом что-то происходит — быстро, почти молниеносно.
Мира не успевает понять, что именно и как происходит. Только с опозданием осознаёт, что больше не держит руки на висках Роми, не стоит перед ней на коленях, а находится совсем в другом месте, и сжатые в кулаки пальцы упираются в жёсткие диванные подушки.