Эмпат

Глава 3

«Беги, Лола, беги»

Архитектура Таллина восхищала. Узкие улочки, старинные приземистые здания, разноцветные крыши: голубые, бордовые, оранжевые. Не менее яркие фасады: желтые, розовые, оливковые. Куда не взгляни – все радовало глаз.

Под лучами весеннего солнца, в своих любимых бежевых мокасинах Анья топала по затертой брусчатке, разглядывала каменную улицу, тогда как под боком в куполообразной переноске лежал котенок. Да не котенок. Почему-то Анья решила, что получит под опеку котика месяца-двух отроду. А данный малец был старше: котенок успел вытянуться и превратиться в шкодливого «полукота». Стоило только вспомнить, как Анья доставала его из-за книжного шкафа, куда он с перепугу юркнул, не желая попадаться им с Гретой в руки. Черный, длинный и тощий, он смотрел на нее желтыми глазищами.

Такими же огромными глазищами он смотрел на нее сейчас и беспокойно шевелился. Конечно, возраст значения не имел, Анья забрала бы его любого. Значение имело то, где его теперь оставить. После пар Анья сразу же побежала к Грете домой получать свое новое сокровище, а сейчас ей следовало бежать на работу в клинику. А кота оставлять не пристроенного, да в незнакомом для него месте было боязно. В компании других животных и вовсе небезопасно. Неизвестно поладят или нет. Потому пришлось пойти на крайние меры: навестить родственников.

София Михельсон распахнула двери с присущей ей радужной улыбкой. Высокая, статная, чуть раздобревшая, но от этого не менее утонченная, она как всегда выглядела обворожительно. Платиновые с проседью волосы были забраны в аккуратный пучок, высокие скулы выдавали породу, кремовые одежды подчеркивали дорогую простоту безупречного образа, к которому она всегда стремилась, и довольство жизнью, которую вела.

– Анья, милая, какой сюрприз, – расплылась она в доброй улыбке. – Обычно ты предупреждаешь о своем визите.

– Не было времени, – улыбнулась Анья. « И желания», подумала про себя, так как расстраивать раньше времени не хотела.

Анья прошла в уютный холл, напоминавший королевский сад. Теплые бежевые стены с витиеватым цветочным орнаментом вызывали желание зарыться в них с головой и вдыхать несуществующий запах. Вазы с живыми цветами стояли рядом, а так же у входа в гостиный зал. Поблизости примостились мягкие, изящные банкетки, на которых очень комфортно было сидеть. Дизайн дополняли минималистичные картины с изображением ветвей и бутонов на девственно белых холстах.

– Раздевайся, милая, сейчас накрою на стол. Как раз вернется дедушка, он на прогулке с Джибой…

Виделись они обычно раз в неделю, по выходным. Но с тех пор как Анья устроилась в клинику, они не встречались. Соответственно, бабушка с дедушкой не знали о переменах в жизни внучки.

– Простите, но не могу. Мне нужно бежать на работу.

Бабушка в удивлении выгнула бровь.

– На стажировку… позже обязательно расскажу. У меня к вам просьба.

Анья виновато улыбнулась и посмотрела на кошачью переноску, которая до сих пор висела на плече, скрытая рукой. Бабушка перевела взгляд следом. А, осознав в чем дело, укоризненно посмотрела на внучку.

– Анья, мы же договаривались, – сказала госпожа Михельсон, которая при желании могла перевоплощаться в ментора и поборника справедливости.

– Всего лишь до вечера. Я не могу оставить его дома одного в компании новых друзей. Пожалуйста. Сегодня же забегу и заберу его. И расскажу о своей работе, – добавила Анья весомо, зная, что от такого предложения бабушка отказаться не сможет.

Бабушка вздохнула, понимая, что выхода у нее, в общем-то, нет.

– Это молодой кот, – заговорила Анья быстро, пока удача не уплыла из рук. – Все необходимое для него вот в этой сумке. – Анья поставила на пол небольшой пакет с кошачьими принадлежностями: кормом, мисками, туалетом, опустила переноску. – Пока кормить не нужно, думаю, успею сама. Поставьте туалет и…

– Знаю, Анья, мне не впервой, – добродушно проворчала бабушка и оттолкнула Анью от кота, тем самым, забирая власть над живностью в свои мягкие руки. Кот жалобно замяукал.

– Передай привет дедушке. И не подпускайте к нему Джибу, – посерьезнев, добавила Анья, подумав о добродушном, но непредсказуемом спаниеле. А после поцеловала бабушку в щеку и выбежала за дверь. Госпожа Михельсон лишь беспомощно покачала головой.

Бабушка с дедушкой жили в центре, недалеко от самой Аньи. А вот клиника доктора Бергмана располагалась в совершенно другом районе Таллина, на периферии. Потому и добиралась до нее Анья дольше.

Анья влетела в приемный кабинет доктора Бергмана, опоздав всего на пять минут: Анья договорилась, что приедет в три. Она намеревалась начать извиняться, как только переступит дверной порог: была она обязательной и не любила подводить людей. А затем, прослушав очередное задание, отправиться его выполнять. Разумеется, с доктором Бергманом. Однако доктора Бергмана в кабинете не оказалось. Вместо него Анью встретила миловидная медсестра: сероглазая блондинка Ильзе, которая, бросив что-то про поручение доктора, повела Анью обратно на первый этаж.

Медсестру Анья видела впервые, однако повиновалась ей беспрекословно, поймав и словно пропустив через себя благожелательный, но решительный настрой. Настрой ввести Анью в курс дела.

Ильзе привела ее в незнакомое помещение, хотя таковыми для Аньи являлись практически все помещения клиники. Ильзе привела ее в архив. Средняя по размерам комната с крашеными стенами, которая вела в еще одну комнату: Анья приметила в сторонке открытую дверь. Здесь ее и оставили, поручив Анье не самую вдохновляющую работу.

Анье поручили разбирать истории болезней пациентов. Груды листов лежали, как бог на душу положит, совершенно бессистемно. У стен стояли стеллажи, по центру комнаты – два стола, расположенные лицом друг к другу, на них разместились компьютеры. И везде лежала бумага. Куча бумаг. Справки, выписки, рекомендации; находились они в папках, вне папок, в тетрадях. А так же в коробках, примостившихся недалеко от входа. Анье предстояло их перебрать.

Удивляться заданию не стоило: кому как не ей, бедному, невзыскательному стажеру поручать эту нудную работу?

Либо доктор Бергман был настолько разочарован работой Аньи накануне, что сослал ее в архив…

За время монолога Ильзе Анья не проронила ни слова: говорила медсестра убедительно, четко и конкретно. А потому и надобности что-либо уточнять не возникло. Хотя, если бы и возникло, Анья вряд ли решилась бы что произнести: сморозить глупость не хотелось. Потому, когда Ильзе предложила ей задать интересующие вопросы, Анья отрицательно покачала головой и… с облегчением проводила Ильзу взглядом в коридор.

Анья принялась за работу.

Копошась в архивах, перебирая данные, Анья просидела до позднего вечера. В восемь часов заглянул доктор Бергман и велел прекращать трудиться в поте лица и идти домой. Анья до того увлеклась расстановкой аккуратно подшитых переплетов в алфавитном порядке, а также сверкой их содержимого с информацией, содержащейся в базе компьютера, что совсем потеряла счет времени. Анья собралась и пошла домой, да не к себе. К бабушке с дедушкой, у которых Анью дожидался юный подопечный, а также обещанный родственникам разговор.

– Ты уверена?! – воскликнула бабушка, как только услышала, где стажируется внучка.

– Уверена, бабушка. – Анья отпила горячего чая и поставила чашку на блюдце: на вручную расписанное блюдце.

– Но это же непросто! Там же…там же люди… со сложной судьбой, – была как всегда деликатна бабуля.

Анья улыбнулась.

– У меня профессия такая, бабушка: помогать людям со сложной судьбой.

– А как с устройством? Все официально, документально заверено? – был куда более рационален дедушка, профессор и доктор экономически наук. Амбрус Михельсон преподавал в одном и таллинских университетов. Высокий, поджарый, величавый – королевская осанка в их семье передавалась по наследству, – с густыми белоснежными волосами, внешне, да и не только, он идеально гармонировал с женой.

Дедушка сидел перед ней за столом в домашних штанах и в футболке-поло и, поглаживая аккуратно подстриженную бородку, с особым пристрастием заглядывал в глаза.

– И кто этот доктор Бергман? Ему можно доверять?

Анья заверила, что можно, что Анью посоветовал ему профессор Андерсон, а профессор Андерсон дедушке нравился, потому он слегка успокоился.

Она еще не много поотвечала на вопросы, в процессе допила свой чай с чабрецом, и, забрав, как оказалось, пугливого котенка, который «не переставая прятался по всевозможным укромным уголкам», поехала к себе.

– Как доедешь, обязательно позвони! – велела на прощание госпожа Михельсон.

Анья позвонила.

Та же мышиная возня продолжилась на следующий день. Анья сортировала анкетные данные и вводила, что нужно, в базу, когда в руки попалась очередная анкета. Внимание привлекло имя: Рейнард.

Рейнард. Так звали того желтоглазого психопата, который устроил в столовой едва ли не смертельное представление. Анья посмотрела на фотографию, приклеенную на первой странице – это был он. Хлесткий, проникновенный взгляд, выражение лица, явно делающего одолжение. Не захочешь, узнаешь.

Анья прочитала: «Рейнард Либлик. Дата рождения: 25.03.1988. Место рождения: Тарту, Эстония. Диагноз: диссоциальное расстройство личности отягощенной формы, с агрессией, переходящей в физическое насилие. Симптомы: девиантное поведение, слабый контроль действий, извращенность аффекта, нарушение границ, эмоциональная неустойчивость, непризнание общепринятых моральных ценностей, провокатор конфликтов, отсутствие критики своего поведения, отсутствие эмпатии, отсутствие жалости, отсутствие принципов…».

Список внушительный и он продолжался.

«Подозрения на…». А здесь пустота. Отчего-то не дописали.

Анья перелистнула страницу.

ОСУЖДЕН. Намеренное нанесение увечий, повлекших за собой летальный исход. Агрессивное избиение. Вину не признал, в содеянном не раскаялся.

ОСУЖДЕН. Жестокое убийство. Вину не признал, в содеянном не раскаялся.

Дважды направлялся в колонию строгого режима и дважды перенаправлялся в реабилитационные центры. В первый раз, не просидев и года. Во второй: спустя два года. Как так? Тогда почему не сразу? А до того – колонии для малолетних. Множество мелких правонарушений: нарушение порядка, скоростного режима, воровство… В результате, множество «повесток» на принудительное лечение к психотерапевту. Конечно же, не проходил. А если и проходил, то с печальным исходом. Для обратной стороны.

«Психотерапевт отказался.

Отказался…

Отказался…»

И Анья понимала почему. Ассоциальные личности – тонкие психологи, они хорошо разбираются в людях. И если специалист не опытен в общении с подобным пациентом, пациент их просто съедал: расковыривал душу, узнавал сокровенное, причинял такую адскую боль,…которую в детстве причиняли ему.

Анья ни за что бы такого не взяла. Потому что в голове у такого – черная дыра. Забитая болью, депрессией и страданиями.

В клинику доктора Бергмана Рейнард Либлик так же попал в принудительном порядке. До того были другие клиники, больницы, центры. Почему он в них не задержался?

Анья покачала головой: куча белых пятен, куча неясностей.

«Подозрения на…». И снова та же фраза. Неоконченная. Написанная кривыми размашистыми буквами. К слову, подчерк везде разный, было видно, что писали разные специалисты.

Перелистав анкету, Анья отложила ее подальше. Биография, история болезни. Ей в руки попалось личное дело полоумного социопата!

Затем для чего-то снова потянулась к бумагам.

Асоциальные личности – яркие харизматики, и Рейнард Либлик один из них. Они легко влюбляют в себя людей, беспроблемно входят в доверие. А затем плюют людям в душу, поскольку тем и питаются: болью и унижением других.

Анья снова отложила анкету. Ей было интересно сопоставить знания, полученные в процессе учебы, с реальной биографией человека: в теории Анья знала многое, тогда как практического опыта не имела. Однако что-то ее тревожило, что-то занозой засело в голове.

Только углубляться в это Анья не хотела.

На следующий день Анья явилась в клинику раньше, где-то под конец обеда, так как пары закончились в одиннадцать. Она намеревалась сразу же отправиться в архив: работы оставалось много. Только доктор Бергман изменил ее планы: встретив Анью в главном холле, он повел ее за собой.

– Сегодня проведете со мной групповой сеанс, – ответил доктор Бергман на незаданный ею вопрос. А затем завел Анью в просторную аудиторию.

Клиника доктора Бергмана была удивительна тем, что современность и передовые технологии сочеталась в ней со стариной. Еще вчера она просидела под давлением скромненьких стен, тогда как сегодня входила ультрасовременную белоснежную комнату. Точечный свет и белый ковролин. У стены стояли аскетичные столы с белыми тонкими столешницами и хромированными ножками, хромированные стулья с мягкой белой обивкой расположились по центру комнаты и образовывали круг. Часть стояла у окон. Местами наблюдались ультратонкие компьютерные мониторы: некоторые имели опору, другие висели на изогнутых конструкциях вместе с парочкой плазменных телевизоров. Видимо, никто не опасался, что непредсказуемые пациенты их разобьют.

В общем, понять, для какой категории граждан рассчитана данная клиника, было сложно.

Анья вошла за доктором Бергманом и вместе с интерьером приметила и людей. Совсем как в первый день пребывания Аньи в клинике. Только люди эти были другие,… «нормальные». Или таковыми выглядели.

Группа собралась небольшая, Анья насчитала пятерых человек: женщина лет сорока пяти с яркой губной помадой цвета «Фуксия», девушка, похожая на балерину, двое взрослых мужчин, совершенно непохожих друг на друга. Один напоминал фермера: загорелый, в простой серой рубашке из плотной ткани с укороченными рукавами; второй – владельца арт галерей: в бордовом пиджаке с зеленым шарфом, повязанным на шеи.

И Он.

Анья застыла. На пятом стуле, развалившись, восседал социопат. Нет, восседал психопат! Рейнорд Либлик – теперь она ни за что не забудет это имя. Никогда, ни при каких обстоятельствах. Анья будет выискивать его в сводках новостей, ожидать появления в криминальной хронике по тв, в газетах, журналах – везде, где только можно.

Анья посмотрела на доктора Бергмана. Он должно быть шутит. Зачем он привел ее сюда, зная, о присутствии здесь этого человека, зная, чему она недавно подверглась, и все по его вине?

Доктор Бергман посмотрел на нее в ответ, словно ждал вопросительного взгляда.

– Вы должны уметь взаимодействовать со своими пациентами при любом раскладе, – спокойно проговорил мужчина. – Вы не можете от них просто отказаться. В будущем вам со многим придется столкнуться, ситуации возникнут всякие. Даже куда более опасные, чем та, которую вы пережили.

– Но он же преступник! – возразила Анья, и ей казалось, это аргумент. – Он же небезопасен! – Конечно. Анья совсем недавно читала его досье.

– Здесь все преступники, – вздохнул доктор Бергман, раскрывая Анье глаза. Он задержал на ней сочувствующий взгляд. А затем отвернулся и прошел к пациентам.

Анья смотрела доктору вслед. Затем посмотрела на социопата. Он явно скучал…

…ровно до тех пор, пока не повернул голову и не увидел ее. Анья ощутила себя затравленной ланью и будто в замедленной съемке проследила за переменами в мимике необычного лица. Брови удивленно поползли наверх, взгляд зажегся, заблестел, заискрил, мол, «Ооо, какие люди!». На губах заиграла мальчишеская улыбка. Он даже выпрямился и сел по-человечьи, словно растекание по типу патоки мешает разглядывать растерянную Анью.

Теперь Рейнард Либлик не скучал. Теперь Рейнард Либлик наблюдал, как Анья приближается к их дружной компании и занимает место рядом с доктором Бергманом. Он разве что на стуле не подпрыгивал от охватившего его…чего? Азарта? Выработанного адреналина? Он словно дожидался циркового представления.

Анья прочистила горло: внимание психопата не могло не напрягать. Анья сидела прямо напротив него, поскольку напротив него сел доктор Бергман.

Она старалась на мужчину не смотреть, но все же приметила рассеченную бровь, ссадины на скулах, ушибы на лбу. Видно, хорошо ему попало. Только почему он теперь не закрыт?

Анья заставила себя сосредоточиться на других участниках группы.

Несмотря на то, что микромодель социума собралась разношерстная, имелось то, что объединяло людей: каждый из них пытался понять себя, разобраться в себе и в своих отношениях с другими людьми. Они должны были выстроить свой внутренний мир заново, в гармонии с окружающей средой. А выстроить его проще всего в доверительной обстановке, которую и пытался создать психотерапевт. Пациент должен расслабиться и научиться взаимодействовать с оппонентами при личном общении, чтобы перенести этот опыт в реальную жизнь. Чтобы не конфликтовать ни с собой, ни с другими. Поскольку Рейнарду Либлику эти навыки необходимы в первую очередь, он и сидел сейчас перед ней.

– Ну, что, Лууле, готова рассказать нам, что тебя беспокоит?

Доктор Бергман обратился к импозантной женщине, которая не могла не привлечь внимания: волосы цвета вишни, не достигавшие округлых плеч, яркие губы и черная кофта с изображением все тех же красных вишен, против воли притягивали взгляд.

– Возможно, – пробасила женщина хрипловатым голосом. Она помялась и недовольно добавила: – Да, наверное, готова.

– И что же это? – мягко подталкивал доктор Бергман.

Женщина еще немного поколебалась…

– Ах, к черту… – сказала в сердцах. – Боюсь, что теперь я не буду нужна мужикам!

Принцесса-лебедь с длинной шеей, сидевшая рядом с Лууле, усмехнулась. Другие участники беседы с любопытством воззрились на говорящую.

– Отчего же? – был непроницаем доктор Бергман.

– Ну, как «Отчего же»? Оттого же! – возмутилась Лууле. – От страха, что я и их прирежу. Вот отчего! Но я же не прирежу, не пырну ножом! Я же не специально! Ну, нет, ну, не нужно было меня доводить, он же знал, что я отчаянная!

Женщина отвернула голову и в защитном жесте сложила руки.

– А для вас это очень важно, не так ли? Внимание мужчин.

– Конечно, важно! – обернулась Лууле. – Когда очередная сука-бывшая подруга расскажет ему, что я сделала, он сражу же от меня убежит. А такая найдется. Потому что подруги у меня – завистливые твари! Знала бы раньше – их бы прирезала!

Анья не знала, как реагировать. Потому, уставившись в свой планшет, молча фиксировала для себя основные моменты беседы – шпаргалка на будущее.

– У кого-нибудь есть, что сказать Лууле? Может, посоветовать? Дауцен? Почему ты смеешься? Проблема Лууле кажется тебе забавной?

Принцесса-лебедь, смеясь глазами, посмотрела на доктора Бергмана. Длинные светлые волосы, собранные в «хвост», в легком бежевом платье на бретельках. На преступницу она не походила.

– Могу посоветовать искать мужиков в местах не столь отдаленных: в колониях. Зеки любят всяких, с судимостью и без. Для них в приоритете любовь. – Дауцен мечтательно обернулась к Лууле. – Главное, смириться с тем, что ты не единственная дура в его судьбе.

Дауцен засмеялась, тогда как лицо, заметно напудренное, исказилось в псевдо улыбке.

– Съездить бы тебе по мозгам, Дауцен! – бросила соседке женщина.

– Да не парься ты! Я ж не в обиду. Но это реально решит твою проблему.

Дауцен повеселилась, тогда как доктор Бергман, мягко и ненавязчиво, перевел разговор в другое русло, а затем и на других пациентов переключился.

Общение с группой продлилось еще час. За это время Анья узнала, что «фермер» Матис вовсе не фермер, а некогда дантист высококлассной клиники, и привели его сюда бурный нрав и потасовка с летальным исходом. А вот «арт-галерейщик» Андрес в «прошлой» жизни занимался продажей кукол: авторских, дорогих и любимых, которых сам же одевал и разрисовывал. Психическое расстройство привело к печальным последствиям, о которых он говорить не захотел.

– Рейнард, тебе есть чем с нами поделиться? – спросил доктор Бергман у психопата, на удивление сегодня мирного: весь сеанс он просидел с улыбкой на губах.

– Шутите? – заблестел глазами.

Доктор Бергман помолчал.

– Ты уверен?

– Да. Мне сложно делиться личным, – наигранно вздохнул мужчина.

– Уже полгода прошло. Может быть, расскажешь о себе подробнее? Нам очень интересно.

– Новые люди меня смущают.

Анья подняла глаза с записей: мужчина смотрел на нее. Ей улыбнулись.

– Понятно. Тогда набирайся храбрости. Надеюсь, в следующий наш сеанс тебе будет, что поведать.

В группе не дано было всем идти в одном темпе. Кто-то говорил больше, кто-то меньше, кто-то легче выражал эмоции и делился переживаниями, кому-то подобное давалось сложнее, он зрел дольше. Порою, зрел месяцами. Только в какой-то момент, наблюдая за активностью «коллег», и для молчуна становилось естественным чем-то поделиться. Но, видно, Рейнард Либлик не из таких. Так просто в руки он не давался.

Под конец терапии у Аньи разболелась голова. Обычно мигрени ее не мучили, она могла пробегать, занимаясь делами, целый день, и на самочувствии загруженность не сказывалась. Но то ли переутомилась, то ли опыт для нее в новинку, но организм отреагировал по-своему.

Пациентов уводили. Еще до начала терапии, когда вошла и осматривала аудиторию, Анья заметила крошечные камеры, установленные по периметру потолка, а также дежурящий в помещении персонал: стояли, зорко глядя, у стен. Анья заключила, что в целях безопасности. Однако утверждать полицейские дежурили, охрана или сами врачи Анья не могла, а спросить у доктора Бергмана тогда не решилась: он уже сосредоточился на пациентах.

Сейчас эти же дежурные сопровождали пациентов в палаты…и в камеры. К Рейнарду Либлику приставили не одного – двух человек.

Следом за ними и Анья покинула аудиторию: получив напутствие от доктора Бергмана, Анья пошла в архив, доделывать недоделанную работу.

Анья подошла к стальным дверям и ввела на настенной панели код, который ей сообщили еще в первый день работы с бумагами.

Она не успела потянуть за ручку: по спине прошел холодок, на затылке волосы встали дыбом.

Анья обернулась и в тот же момент от страха вжалась в дверь: перед ней стоял социопат. Перед ней стоял Рейнард Либлик.

Крик застрял в гортани. Ладони пытались продавить металл, да не получалось.

Что он…что он здесь делает?!

Опершись рукой о стену поверх гудящей, звенящей головы, мужчина подался к ней: он подался к Анье, но саму Анью не касался.

– Обычно я таким, как ты не помогаю… – заговорило с нею чудище. – Я вообще никому не помогаю, но ты мне нравишься, – обрадовали Анью, – потому дам тебе совет. Беги. Улепетывай отсюда так быстро, как можешь. Прямо сейчас, со всех ног. Если, конечно, хочешь жить.

Мысли завертелись каруселью. В голове один за другим вспыхнуло множество вопросов: бессмысленных, хаотичных, несвязанных. Куда бежать? Почему, как она? Анья что прокаженная? Где охрана? Куда бежать? Почему он здесь?

Рейнард Либлик отстранился.

– Затем не говори, что я тебя не предупреждал, – укоризненно ткнули в Анью пальцем. А после улыбнулись, отвернулись и, напевая что-то под нос, неторопливо и подтанцовывая, Рейнард Либлик стал отдаляться. Он вел себя так свободно…

Она простояла, прижимаясь к двери, некоторое время. В этой забытой Богом части клиники люди не ходили, только Анья. И Рейнард Либлик, который исчез. И в этот момент, словно озарение, Анью пронзило стрелой понимание: она распознала невнятные слова. Разобрала мелодичную фразу: «Беги, Лола, Беги».

– Беги, Лола, Беги, – повторила Анья. Вот что он напевал.