Эльминстер в ярости

ГЛАВА 13. ПРЕДАТЕЛИ СРЕДИ НАС

У основания противоположной лестницы стоял последний из трёх новоприбывших боевых магов. С его протянутых рук поднимались мерцающие огни заклинания, угасая один за другим.

— Даже лордов-констеблей, - сказал он Фарланду, - ожидает наказание за убийство боевых магов. Имбрульт не угрожал вам. Увиденное вами — проклятие, с которым он живёт каждый день, а не попытка каким-то образом на вас напасть.

Лорд-констебль посмотрел на него долгим оценивающим взглядом, затем повернулся, чтобы получше разглядеть мага с щупальцами — или тем, во что они превратились.

— Магическое проклятие, - тихо объяснил боевой маг Имбрульт Лонклоус, поднимая свою левую руку. Сейчас она выглядела, как выкопанный в саду изломанный корень… огрызок, на котором быстро отрастали длинные, колючие волосы. - Затронуло только мою левую руку. Она постоянно меняется. Принимает различные чешуйчатые, грибные, щупальцевидные формы. Даже несколько лет спустя иногда эти формы меня поражают.

— Боевой маг, страдающий от магического проклятия? Никогда о подобном не слышал! Почему Ганрахаст или один из старших магов не избавил тебя от него?

— Проклятье сдерживает куда худшую магию, - терпеливо объяснил Лонклоус; очевидно, ему много раз приходилось повторять это объяснение. - Активные заклинания, о которых мы слишком мало знаем, чтобы осмелиться их потревожить. Если их высвободить, пострадает куда больше людей, чем единственный маг Короны.

Фарланд снова перевёл взгляд с одного волшебника на другого, затем отрывисто сказал:

— Приношу свои извинения, господа маги. У нас с вами и так хватает проблем.

Он махнул вниз по лестнице.

— Это последняя и самая насущная. Итак?

Маг, который выбил булаву у лорда-констебля — высокий, плосколицый мужчина — присоединился к Фарланду у начала лестницы.

— Здравствуйте, - с сухой иронией сказал он, кивнув лорду-констеблю, как равному. - Дат Гулканун, - добавил он, стукнув себя в грудь. Затем бросил взгляд вниз. Его лицо приобрело такое же равнодушное выражение, что и у Имбрульта. Они оба не любили своего командира. - Вандур. Столкнули, я полагаю?

Фарланд кивнул.

Гулканун пожал плечами.

— Я поблагодарю того, кто это сделал, за ценную службу, сослуженную им Кормиру и нам обоим, после того, как мы поймаем его и выпытаем причину этого поступка. Кто-нибудь видел, как это произошло?

Он пристально уставился на Арклета с Амарун.

Оба покачали головами, ничего не сказав вслух. Судя по всему, так было безопаснее.

— Сам убийца, очевидно, - сухо произнёс Лонклоус, с порождённой долгой практикой сноровкой оборачивая свой плащ вокруг продолжавшей меняться руки.

— Никогда бы об этом не подумал. Я знал, что поступаю правильно, послав за гениальными боевыми магами, когда всё пошло наперекосяк, - саркастично заметил Фарланд.

— Лорд-констебль, - успокаивающе произнёс Арклет. - у вас не найдётся выпить чего-нибудь покрепче в кабинете или в другом месте, где можно было бы усесться всем вместе в относительном уединении?

— Вдали от прочих моих благородных гостей, вы имеете в виду? - спросил Фарланд с натянутой улыбкой, закрывая ворота и со звоном ключей запирая их на замок. Он повернулся обратно в направлении далёкого кабинета. - Пойдёмте.

Они зашагали рядом с ним, Лонклоус пошёл сзади, а Гулканун спереди — без всякого сигнала или обсуждения. Амарун спросила:

— Лорд-констебль, а где же все… ээм, «гости»? Я думала, что они все соберутся здесь поглазеть и позлорадствовать.

— Согласно уставу, - сказал ей высокий волшебник, - мы пустили змей страха по коридорам, когда отправились выполнять отданные Вандуром приказы.

— Змей страха?

— Заклинания, которые уходят с места, где их сотворили, как можно дальше, пока не встретят большую и не поддающуюся преграду — стену или дверь. Они излучают магию, которая заставляет бояться и дурно себя чувствовать любое существо, способное слышать и чувствовать запахи. Это вынудило лордов покинуть коридоры и вернуться в свои камеры. Змеи страха быстро угасают; их действие вскоре закончится.

— Значит, заклинание не подействовало на убийцу?

— Скорее всего, он носил значок пурпурного дракона или кольцо Короны, какое носят большинство боевых магов, - ответил Гулканун, - или просто преодолел магию. Такое возможно.

— Тогда есть вероятность, что мы ищем предателя среди нас, - тихо сказал Арклет. - Среди стражников, я имею в виду.

— Мы всегда ищем среди нас предателей, - мрачно ответил ему Фарланд. - Изо дня в день. Иногда даже находим.

Эльминстер опустилась обратно на камни. Её глаза и горло жгло огнём от едкой вони копившегося на протяжении многих лет драконьего дерьма.

Боковых пещер не было. Все проходы сужались до узких расщелин и трещин в твёрдой скале, и не было ни одной, которая шла бы в верном направлении, позволяя достичь поверхности минуя пещеру вирма. Она, конечно, могла оставить своё дровское тело и легко просочиться на поверхность в виде облачка пыли. Но нет. Она сражалась в этом теле, наслаждалась его ловкостью и отсутствием постоянных болячек, и не хотела оставлять его так быстро. Она полюбила это тело. Не хотела она и жестоко поступать с Симрустар, бросая умирать в одиночестве её искалеченное эхо, пойманное в ловушку тела, которым умирающая Избранная не могла управлять.

И дракон не спал.

Того хуже, этот вирм был ей знаком. А следовательно, он тоже знал её, пускай даже как мужчину с другим запахом, и эти воспоминания — а память большинства драконов была очень отчётливой, когда они того хотели — заставят его страстно желать мести.

Однажды, около семи веков тому назад, Алоргловенемаус…

Но нет, сейчас давно минувшие дни и дела тех дней значения не имели. Дракон не спал, и в его глазах мерцала злоба, когда в ожидании нарушителя взгляд чудовища упал на тёмную дыру.

Он знал, что за этой дырой неподалёку скрывается кто-то живой, и свернулся на своих великих сокровищах, устроившись на звенящих и осыпающихся волнами монетах в новой позе, чтобы опустить голову в сторону провала, в котором он чуял и слышал незванного гостя.

Движение продолжалось даже после того, как он дважды изрыгнул туда потоки губительной кислоты, хоть и с большой скрытностью и терпением.

Там внизу что-то было, что-то, желавшее взобраться наверх. И когда оно покажется наружу, Алоргловенемаус будет ждать, поскольку нет никого терпеливее дракона.

Эл могла бы начаровать следящее око, чтобы взглянуть на вирма, возможно даже заставив его снова исторгнуть кислоту — но в результате дракон узнал бы, с чем имеет дело, а некоторые драконы овладели или собрали достаточно магии, чтобы причинить волшебнику значительный вред. Более того, ей не требовалось видеть, как дракон занимает новую выжидающую позицию, чтобы знать, что он делает; она слышала немало драконов, даже сама превращалась в прошлом в дракона, и знала, что вирм наготове и ждёт её.

Нет, была магия получше. Существовал способ, которым дракона можно было раздразнить так же легко, как поглощённого золотой лихорадкой дварфа. Нацелься на его сокровища, тронь богатства, которые дракон считает своими — и вирму придётся изо всех сил постараться, чтобы воспротивиться пробудившейся в нём ярости.

Алоргловенемаусу придётся постараться ещё сильнее, чем прочим, поскольку он начал погружаться в осёдлую, домоседскую жизнь дракона, который больше не вселял ужас и уважение, силой освобождая себе место в жизни той части Королевств, которую выбрал своими владениями. Он заключал сделки с людьми и прочими меньшими существами, чтобы те служили ему руками, зубами и представителями его влияния, а сам лежал, размышлял и спал. Алоргловенемаус почувствует большую угрозу, чем молодой дракон, но всё-таки будет злее и охотнее рваться в битву, чем вирм, чья древность сменяется сумерками.

Эл перекатилась, посмотрела в сторону незримого каменного свода над головой, прикусила губу, извлекая каплю крови, необходимую, чтобы наделить магию достаточной силой, широко раскинула руки и начала читать заклинание.

Она работала медленно и осторожно, стремясь к спокойной точности и тишине вместо быстрых, смелых жестов, которые сопровождали боевую инкантацию.

У того, кто достаточно хорошо знал Искусство, работали оба варианта. А она, с Плетением или без, свою магию знала.

Это было очень старое заклинание, могущественное, но по сути своей простое. Некоторые нетерезские маги называли его «Пробуждением», когда не начинали давать излишне витиеватые имена, пытаясь присвоить себе магию древнее их собственной. Пробуждение с большой буквы, сильнее и не столь ограниченное, как другое подобное волшебство. В эти дни, когда волшебники превратились в ходячие хранилища незначительной магии, носимой на пальцах рук, ног, на мочках ушей и во всех прочих местах, его использовали редко. Использование Пробуждения активировало бы весь этот зачарованный мусор.

Они получили его от нас, эти выскочки-архимаги, раздражённо сказала Симрустар.

«Разве не все человеческие архимаги — выскочки?» - подумала Эл.

Ответ сопровождался ноткой веселья.

Эти конкретные выскочки-архимаги.

Эльминстер послала своей ментальной гостье безмолвную улыбку. Она уже сняла с себя все скипетры и другие волшебные вещи, и оставила их в нише в пещере под той, где сейчас находилась. Она знала, какое заклинание ей потребуется, и знала, какое необходимо будет использовать следующим.

— Вставай, Алоргловенемаус, - прошептала она, когда первая инкантация завершилась. - Пора танцевать!

Затем она перекатилась и бросилась к стене рядом с выходом. Когда взрывы заставляют камень по-настоящему дрожать, в любой пещере сверху кинжалами могут посыпаться сталактиты,

Как по команде, в драконьем логове разразились Девять Адов.

Всё началось с оглушительного грохота и дикого залпа трескучих рикошетящих молний, которые ослепили её и хлынули вниз по опускавшей в Подземье шахте расплавленного, сглаженного камня. Молнии скакали, грохотали и рвали на своём пути воздух. Затем вспыхнули крупные сгустки изумрудного и рубинового сияния, гоняясь за молниями, и камни принялись стонать и содрогаться, раскалываясь и рассыпая отколовшиеся куски с пронзительным скрежетом, терявшемся в нарастающем громком шуме, не желающим затихать и почти утопившем глубокие рыки драконьей ярости.

В самой гуще всего Алоргловенемауса швыряло из стороны в сторону, обжигало и било об острый, раскалывающий чешую свод то, что высвободилось под ним. Сначала испугавшийся, потом потрясённый, затём разъярённый, вирм громко и долго ругался на драконьем языке — громким рёвом, эхом раздающимся среди беспорядочных взрывов. Ярость неизбежно сменилась страхом.

Он должен был спасаться. Он должен был бежать, пока ещё мог.

Опалённый и обожжённый, оцарапанный и побитый дюжиной волшебных эффектов, рвущих его, каменные стены и друг друга, дракон взмыл в воздух, выбираясь прочь из своего логова. Скачущие и кружащиеся вихрем сокровища швырялись в него монетами, осколками драгоценных камней и свистящими мечами, когда дракон вылетел наружу, с широким взмахом хвоста развернувшись, чтобы взглянуть назад, туда, откуда сбежал, разыскивая незримого врага.

Пещера являла собой бушующий хаос исторгающейся магии, заклинаний, что рвали друг друга, били друг друга, образуя несовместимые эффекты в разворачивающемся беспорядке. В воздухе стучал град блестящих, сталкивающихся монет, рикошетящих звенящим, ревущим штормом, в котором с шумом носились и рушились более крупные вещи.

Очень старое заклинание Эльминстер просто разбудило всю магию в небольшой области — в данном случае, в самом сердце груды сокровищ, на которой лежал дракон — избранную магию, которую тот набрал в тысячах гробниц, башен волшебников и полях битвы.

Свет Селдарина! Это Сринши научила тебя этому? Симрустар была потрясена, и от её трепета голову Эльминстер охватил пощипывающий мысленный огонь возбуждения.

Грохот стал громче. В пещере по другую сторону стонущей стены твёрдого камня, ещё несколько мгновений назад казавшейся достаточно толстой и крепкой, жезлы, посохи и скипетры продолжали выплёвывать свои заряды в великий визжащий и сверкающий вихрь Искусства. Взрыв за взрывом разбивал сокровища и швырял их к стенам пещеры. Печати ломались, небольшие металлические тюрьмы сдавались, и из них сбегала, пробуждаясь к жизни, новая магия. В воздух поднялся посох, вращаясь и рассыпая во все стороны губительные лучи, падали опалённые сталактиты, и в бушующем шторме, как гневная стая пчёл, носились мерцающие драгоценные камни.

Ошарашенный и разъярённый, Алоргловенемаус напрасно вглядывался в хаос, разыскивая причину, ту самую причину, врага, с которым он мог сражаться, рвать, и взыскать с него кровью подобающую плату за это разрушение.

Магия хлестала и жгла его, била и царапала его чешую, врезалась в него с такой нарастающей болью, что дракон наконец-то сбежал, бросившись на холодный воздух снаружи. Кто осмелился шутить с его магией? Кто?

Может быть, были и другие, пособники врага внутри?

Ведь наверняка одно жалкое существо, «ходячее мясо», не могло устроить такого!

Дракон расправил исцарапанные только что крылья и описал в воздухе узкий круг, чтобы скользнуть вдоль склона горы, где находилось его логово, пристально вглядываясь…

Нет. Здесь не таилось ни единого живого существа, не было видно никого, кроме нескольких крошечных, сжавшихся птичек на их обычных насестах. Врага здесь нет…

Что ж, если этот враг или враги находились внутри и пришли снизу, рано или поздно им придётся выйти — и Алоргловенемаус будет ждать. А если они замыслили кражу, хотели забрать золото или драгоценные камни обратно в глубины, из которых явились, придётся подождать, пока не угаснет вся эта высвобожденная магия, чтобы добраться до сокровищ. И когда магия угаснет, придёт Алоргловенемаус, отбросив милосердие и снисходительность. Не стоит красть у могучего чёрного дракона — только не в том случае, если он может забрать кости воров силой.

Алоргловенемаус резко развернулся в воздухе, чтобы снова пролететь над входом в своё логово. Скоро…

Мэншун улыбнулся. Лорд Краунруд, королевский канцлер, испытал нужду побеседовать с определёнными трезвомыслящими и справедливыми дворянами Кормира о действиях ведущих семей — а также двора и Короны — в эти беспокойные времена.

Были разосланы приглашения, выбрано время и место. Андольфин, Лорун и Блэксильвер, разумеется, приглашения примут.

Об этом позаботится Мэншун, как тень скрывающийся в их головах. Точно так же, как в первую очередь он позаботился, чтобы Краунруду вообще пришла на ум сама идея встречи. Будет интересно посмотреть, какая из более крупных, ещё не угодивших в его сети рыб, всплывёт, чтобы попасться на крючок.

Терпение. Искусное и изящное терпение. До сих пор он никогда не понимал, в чём состоит привлекательность рыбалки — куда больше его привлекало дымящееся блюдо с её результатами — но сейчас начал ощущать, насколько это может быть весело. Поистине неторопливое вмешательство, тонкая манипуляция… он начинал понимать долгую игру, которой так наслаждался Эльминстер.

Будь проклят Старый Маг и будь проклята Мистра, но некий Мэншун наслаждался изяществом и неторопливостью. Наконец-то.

Оглушённая несколькими из самых первых молний, но в остальном не пострадавшая, Эл вытянула руки, на пробу поскребла воздух своими длинными пальцами — и пригибаясь пониже, выглянула из-за края ведущей в пещеру вирма расщелины.

Взрывы жезлов по-прежнему били в потолок в дальнем конце пещеры, заставляя всё большие куски камня с грохотом падать вниз на и без того засыпанную груду сокровищ. Алоргловенемаус будет… весьма разгневан.

— Что ж, в этом он не одинок, - вслух прошептала Эл, удивляясь дрожи нарастающего гнева в собственном голосе. Она устала от постоянных битв… хотя впереди её наверняка ожидало куда больше сражений.

Ничем не защищённая и не стесняемая, Эльминстер бросилась в пещеру. Её взгляд не отрывался от особенно крупного сундука с сапфирами, который лежал торцом вверх в огромной куче монет, будто нос корабля, разрезающий особенно высокую волну. Его крышка была открыта, демонстрируя сверкающее содержимое. Пока в пещере бушевала другая магия, кольца, разбросанные тут и там среди осыпавшихся камней, весело поблёскивали, как будто с одобрением — или с симпатией. Ах, как она скучала за Плетением, которое позволило бы её почувствовать, что за магия здесь лежит, оставшись спящей и нетронутой, и есть ли среди Искусства в этом логове хоть какая-то кроха сознания…

Эл надо было коснуться этого сундука, произнося последнее слово инкантации, затем убираться из пещеры, не пострадав.

Кое-где монеты дымились от жара, вырвав у неё стон боли, и когда она бросилась через дюну из монет, под ней медленно поднялось нечто мерцавшее фиолетово-зелёным, выплюнув в потолок огромный вихрящийся огненный шар — но Эльминстер, заскулив, достигла сундука, положила ладонь на его серебряно-чёрный бок и выдохнула единственное слово, которое должна была сказать. И сундук поднялся в воздух, вырываясь из сверкающей кучи, как неохотно взлетающий тяжёлый дракон, постепенно набирая скорость…

Эл бросилась обратно к своей расщелине, прыгнув туда головой вперёд, когда воздух разорвался от нового приступа ярости взрывающихся жезлов, а сундук тем временем, подчиняясь её воле, поднялся высоко в воздух над лесом Хуллак.

Ты по-прежнему любишь играть в кости со смертью, Эл, сухо прокомментировала Симрустар мысленным голосом, перевитым мимолётными вспышками эмоций. Восхищение? Или презрение?

Эл не знала, зато знала, что чувствует сама: гнев. Гнев на необходимость постоянно танцевать под чужую дудку.

Прямо сейчас — под дудку вирма, который был достаточно стар и мудр, чтобы понять, что лучше бы так не делать.

Ха. Ещё до того, как она в болезненном кувырке приземлилась на твёрдые камни с безопасной стороны расщелины, Эл знала, что древний чёрный дракон поддался своей природе. В горном воздухе снаружи он бросился в погоню, с рёвом преследуя свои сбежавшие драгоценности. Эл заставила сундук резко развернуться, набрать высоту, затем снова развернуться и спикировать, пытаясь держать его подальше от челюстей Алоргловенемауса как можно дольше.

Она хотела увести дракона как можно дальше от его логова, поскольку драконы могут двигаться по-настоящему быстро, когда захотят — и дела для неё обернутся скверно, если Алоргловенемаус вернётся со своим сундуком в пасти и поймает её в своём логове или на открытом склоне, спускающейся к более надёжным укрытиям и безопасности.

Лучше не брать ничего из его сокровищ, чтобы её нельзя было выследить. Брать лишь то, что она взяла из разрушенной цитадели дроу, и убираться отсюда, к утёсам и ниже, ниже под покров кормирских лесов!

Мудрая идея, сухо сказала Симрустар. Дракон возвращается.

Огромная туша взмахивающая крыльями дракона становилась больше, хотя была ещё наверное достаточно далеко — примерно над Виверновым ручьём.

Эл мысленно приказала сундуку неожиданно рвануться, затем дёрнуться вверх, потом нырнуть.

Дракон резко развернулся. Очевидно он выпустил сундук из своей хватки. Эл заставила далёкий контейнер с драгоценными камнями снова нырнуть вниз. Бросившись следом, уменьшающееся пятно дракона опустилось. Улыбаясь, Эл заставила сундук выписывать зигзаги, взлетать и пикировать, снова и снова закладывая крутые повороты под необыкновенно крутыми углами. В конце концов, даже древним чёрным драконам требуется хорошая разминка…

Не прекращая управлять этой воздушной акробатикой, она бросилась наружу через всю пещеру, затем стала осторожно спускаться по горному склону.

Стоило использовать второе заклинание полёта на себя, сказала в голове Симрустар после того, как Эл второй раз соскользнула, ободрав до крови пальцы.

— Мне многое стоило сделать за последнюю дюжину веков, - отозвалась Эл, глядя, как к острым скалам внизу катится оживлённая процессия сброшенных её сапогами камней. Храст, среди этих поджидающих каменных лезвий виднелись кроны деревьев! - Я никогда не была самым острым клинком в арсенале, зато провела кучу времени среди самых больших тупиц Фаэруна.

Что ж, так всё и было. Возможно, она поддавалась своей собственной натуре. А может быть, просто пыталась остаться в живых, когда на неё или на людей и края, которые она любила и хотела — или поклялась — защищать, нападали более эгоистичные, безрассудные и злые существа. Храст их всех побери…

Судя по заметным следам на камнях вокруг неё и ниже, дракон постоянно срывал кустарник и те участки, по которым было легче всего карабкаться, чтобы сделать своё логово как можно более труднодоступным для всех тех, кто не умел летать.

Однако спускаться было проще, чем подниматься наверх — для обладателей стальных нервов. Требовалась только сила, ловкость и решительность, чтобы перескочить на следующий склон, в подходящее место, где давно минувший шторм, а может быть, битва драконов обрушили гору дождём огромных булыжников, осыпавшихся между двумя вершинами как неровный, изломанный естественный мостик.

Эл нашла место, которое показалось ей самым подходящим, затем прыгнула. В конце концов, останется достаточно времени, чтобы наколдовать лёгкость пёрышка, прежде чем она превратится в кровавое пятно на этих поджидающих внизу камнях…

Она на это надеялась.