Вернувшись в дачный домик, все сразу почуяли восхитительный аромат домашней еды: похоже, няня приготовила обедать. Маленький Милеон вертелся вокруг красноволосого панты, принося ему то машинку, то формочки, то ещё какую-нибудь игрушку похвастаться. А тот отмахивался от него, увлечённый компьютерной игрой.
– Вот, я сейчас двадцать бомб соберу – и как бабахнет!!! – восторженно закричал он. – Обожаю взрывы! Милеон, смотри!
– По-моему, Милеон ещё маловат для таких серьёзных игр, Кииран, – улыбнулась нянечка. – Пойдёмте лучше обедать.
– Ура! Еда!
Красноволосый Кииран сразу пулей вылетел из-за компьютера, а двухлетний малыш вдруг «прилип» к его светящемуся экрану, замерев на минуту. А потом полез под компьютерный стол и принялся играть проводами, за что был отруган нянечкой.
– Посмотрите, какой хулиган! Нельзя трогать проводочки! А если тебя током ударит – что я скажу папочке?!
Расселу вдруг показалось необычным его поведение… Он невольно нащупал спрятанный в кармане элькса-тестер, но тут же укорил себя в излишней подозрительности. В конце концов, что тут странного? Любые малыши тянутся к проводам, ведь запретный плод сладок. К чему подозревать, будто он за техногенным компонентом полез туда?! Ну нет, это просто бред. Профдеформация, что ли? Милеон никак не может быть пантой. Блин, да ведь сейчас вовсе не время интересоваться младенцами!
– Профессор, – Рассел приглушённо обратился к Кастанеде, кивнув на Киирана. – А ему вообще можно сейчас есть? Мы ведь собирались…
– Это твой эксперимент, Рассел. Ты и решай, – махнул рукой Эрих.
Юноша, похоже, всё ещё не верил своим ушам.
– Вы действительно доверяете мне вести его элькса-мутацию?
– Рассел, я ведь сказал.
По-видимому, объект эксперимента не кормили с самого похищения, которое состоялось ночью, и конечно, он успел изрядно проголодаться. Сидя за столом, он в нетерпении исходил слюной, ожидая своей порции супа. «Разрешить ему есть? – мучительно размышлял Рассел, наблюдая за ним. – Но тогда придётся ждать ещё два часа… Или не разрешать? Тогда мы сможем запустить процесс прямо сейчас. Но… он ничего ещё не ел сегодня? Значит, организм ослаблен, так не пойдёт! Ведь это колоссальная нагрузка». В итоге он так и не вмешался, и маленький панта смог беспрепятственно удовлетворить голод. Но когда он потянулся за сладкой булочкой, которую няня Милеона заботливо подала на десерт, и сразу откусил большущий кусок, да ещё ухватил заодно вторую…
– Кииран, не надо сейчас есть булки, у тебя живот заболит…
Несмелая попытка контроля со стороны медикомеханика встретила яростный отпор.
– Мои булочки! – закричал панта и, выбежав из-за стола, быстро покинул столовую.
– Если хочешь, мы их на потом оставим!..
Объект эксперимента положительно не желал слушаться.
– Орис!
Кастанеде не пришлось ничего приказывать эльксариму: он уже направился следом, чтобы проконтролировать его и не допустить побега. Однако булки он всё-таки стащил… Теперь ещё всухомятку будет их в себя пихать, давясь и набивая рот, чтобы не отняли. «Как только у профессора получается разговаривать с этими детьми?» – Рассел удручённо вздохнул.
– Это так мило, – обратился к нему Эрих, – что ты сначала разрешил ему есть, а теперь трясёшься над каждым куском, который он в рот себе положит. Ведь ты мог его просто не кормить.
– Но ведь… секреторный коллапс, – пробормотал Рассел растерянно.
– Так поставил бы капельницу: у нас здесь всё есть.
– Это не то!
– Хотя может, ты и прав, – согласился вдруг Эрих. – Боли в животе и тошнота всё же лучше секреторного коллапса. Я доверяю твоему чутью.
– У него инфаркт кишечника будет… – заранее сокрушался ассистент, нервно стуча по столу пальцами.
– Рассел, не комплексуй. Контролируй уровень металла – и не будет ничего, кроме секреторной колики. Главное имплантировать вовремя, – Эрих похлопал его по плечу, ободряя. – Да если и разовьётся – это пустяки. Он ведь станет эльксаримом. Заживёт у него. Давай уверенней. Пару часов выждем – и за дело. Скажу только одно, – вдруг приглушённо добавил он. – Генерал не должен узнать, что ты его создал. Понимаешь, что это значит? Киирану известно, что генерал приказал мутировать его. Следовательно, основным хозяином его станет генерал. Никак не я. Эльксарим Кииран будет помнить подгорную лабораторию. Но он не знает, что это какое-то необычное место. А вот если поймёт, что его автором буду не я – а ты, это точно будет необычным. Он может рассказать генералу об этом. А он не должен быть в курсе твоего уровня мастерства, Рассел. Ты понял? Будь осторожен.
Ассистент напряжённо сглотнул.
Образовавшееся свободное время решили вновь потратить на прогулки и игры. Юный Кииран выглядел столь искренне счастливым рядом с Орисом, а маленькое тельце его казалось столь гармонически правильным и совершенным, столь красивым – что Рассел невольно залюбовался им, наблюдая. Он не мог допустить и мысли о возможности повредить этот молодой организм. Сегодняшний эксперимент просто обязан пройти успешно! Находясь рядом с эльксаримом, маленький панта мог чувствовать себя расслабленно, не думая о предстоящей боли, хотя, несомненно, догадывался о том, что его ожидает. Рассел присел рядом с ним на траву и, протянув руку, коснулся мягкой щеки ребёнка.
– Кииран. Посмотри на меня и не моргай, – попросил он мальчика
Как только тот обернулся, он достал из кармана прибор и посветил ему в глаз.
– Эй! Мне не нравится, – недовольно пробормотал панта.
«Ровно семьдесят», – подметил про себя учёный. Кииран убежал к Орису, а вместо него вдруг возник малыш Милеон и протянул за прибором ручки.
– Фонарик!
Рассел огляделся вокруг. Профессора Кастанеды не оказалось рядом. И даже нянька, похоже, отвлеклась и смотрела в другую сторону. Он не смог упустить такой шанс. Ухватив ребёнка, Рассел прижал его к земле своим телом, быстро раздвинул одной рукой его веки, а другой произвёл измерение. От неожиданности малыш сперва опешил, но потом вырвался из его объятий с такой силой, что юноша даже упал. У него перехватило дыхание, и боль на миг сковала его грудную клетку. Он даже не понял сперва, отчего. И только постепенно осознал, что виноваты были маленькие пухлые ручки, которыми Милеон оттолкнул его. Внутри у учёного похолодело, по спине пробежали мурашки. Неужели снова показалось? Отдышавшись, он быстро схватил откатившийся прибор, взглянул на его экран и… остолбенел. «Какого дьявола?!»
– Плохой дядя! – заревел Милеон, неуклюже ковыляя туда, где Кииран играл с Орисом.
Ну конечно же, он побежал за утешением не к своей няне, к которой должен был быть привязан – а к эльксариму. Потому что инстинктивная привязанность к нему по умолчанию была сильнее… Сам эльксарим, несомненно, видел произошедшее, но не стал вмешиваться, ведь Рассел не причинил Милеону вреда, хотя некоторое насилие и имело место – он просто измерил его элькса-потенциал. Выходит, чутьё его всё-таки не подвело.
«Какого дьявола Милеон – панта?!
Что здесь происходит?»
Эльксарим Орис взял на руки испуганного малыша. Лицо его было обращено в сторону медика, абсолютно нейтральный бездонный взгляд – направлен куда-то сквозь пространство. Несомненно, он уже знал. Он должен был чувствовать…
Когда подошло время эксперимента, весёлое настроение Киирана испарилось. Орис принёс его в лабораторию на руках, и теперь Рассел был уверен, что если б не это – панта точно бы сбежал. Он вцепился в мокрую от собственных слёз майку эльксарима, так что побелели пальчики, всхлипывал и трясся от страха.
– Я не хочу! Не надо! – отчаянно прокричал он, крутя головкой.
– Всё хорошо, брат, тебе просто помогут развиться, – тихо произнёс киборг.
– Они сделают мне больно!
– Да. Но это не важно. Ведь потом ты сможешь ощутить Гармонию.
– Гармонию? – переспросил Кииран, вытерев лицо о его майку. – Это приятно?..
– Очень.
– А Гармония – это больше приятно, чем элькса-мутация – больно? – запутанно перепросил он.
– Да, – сразу ответил эльксарим.
Он отвечал так быстро и с такой уверенностью, что не поверить ему было попросту невозможно. Маленький панта смог немного расслабиться.
– Тогда я потерплю…
«Наверное, интересно стало, что это за Гармония такая, – внутренне усмехнулся Рассел, заканчивая приготовления. – Любопытство пересилило страх». Кастанеда подошёл сзади и прошептал ему на ухо:
– Рассел, ты ведёшь. Эйвери ассистирует. Я вас подстрахую, если понадобится.
– Орис нас слышит, – так же шёпотом ответил юноша.
Эрих бросил взгляд на эльксарима, который закреплял тело панты эластичными ремнями на операционном столе.
– Орис знает, – прошептал он. – Он не проговорится генералу без прямого вопроса.
Рассел только повёл головой. «Сделал из него двойного агента, – подумал он про себя. – Должно быть, это весьма неприятно эльксариму. Ещё бы он узнал, что Эрих собирается убить генерала… Интересно, он бы тогда предупредил его? Однако я должен сосредоточиться на эксперименте». Убедившись в полной готовности приборов и наличии всего необходимого, проверив на мониторе объект, а также подтвердив готовность своей ассистентки, он поставил на весы блюдце и, достав из шкафчика банку со знаком радиации, сделал навеску препарата. «Один грамм». Серебристые крупинки порошка эльксагена переливались сиреневатым и малиновым оттенками, испуская еле заметное свечение.
– Погнали, – произнёс Рассел, оглядев собравшихся.
А потом поднёс блюдце к лицу панты. «Интересно, он хоть знает, что это такое?» Вполне вероятно, что Кииран не знал. Но увидев препарат, он шумно вздохнул, приоткрыл рот, и дыхание его сразу заметно участилось. Не колеблясь ни минуты, он слизал вещество языком с поверхности блюдца и запил водой из стакана, который подал ему Рассел. Похоже, ему не нужны были знания для этого, достаточно инстинкта.
– Катализатор введён, время: шестнадцать ноль две, – констатировал ассистент и сделал запись в журнале.
– Признаки реакции влечения, – отметила Эйвери.
– Да, были. У него элькса семьдесят.
– Хорошее. Должно без осложнений всё пройти.
«Только если я справлюсь», – прозвучал предательский голос в мозгу Рассела. Велев Эйвери следить за жизненными показателями панты, он пододвинулся на кресле к операционному столу и спросил у мальчика:
– Кииран, ты любишь футбол?
– Нет, я его не смотрю, – равнодушно признался тот.
– И не играешь?
– Нет. Я люблю плавать.
– Ты уже плавать умеешь?! – поразился медик.
– Умею. У меня само получается, – похвастался панта, улыбнувшись. – Я и ныряю глубоко. Хотя мама и папа всё время боятся, вдруг я утонул.
Вспомнив о родителях, он вновь погрустнел.
– Ничего, – ободрил его Рассел. – Станешь эльксаримом – ещё лучше плавать и нырять научишься.
– Интересно, каким я эльксаримом стану? – задумчиво протянул Кииран.
– А мне уж как интересно, – искренне заметил Рассел. – Знать бы заранее, что тебе ставить. Жаль, это невозможно. А в какие игрушки ты любишь играть? Конструкторы любишь? Или роботов?
– Я в компьютер играю.
Они поболтали ещё немного о компьютерных играх, и юношу немало поразило, в какие игрушки, оказывается, играют пятилетние панты.
– …Я тогда играл… за… некроманта. А Бобби – за светлого… мага… – Кииран так воодушевлённо рассказывал о своих играх, что сам не заметил, как начал задыхаться между словами, словно устав.
Глаза его закатились на миг, а ярко окрашенные волосы слиплись от обильно проступившего на лбу пота.
– Рассел, инициация, – раздался со стороны приборов голос Эйвери.
«Как он его заболтал, однако, – изумился Кастанеда, наблюдая. – Мальчик собственной инициации по элькса-типу не заметил. Он не потратил лишних сил на переживания и слёзы – хороший ход». Отойдя, медик записал нужные данные в журнал, а потом намочил полотенце водой из-под крана и, вернувшись к пациенту, принялся сам протирать его тело от пота.
– А ты… за кого любишь… играть? – всё не унимался Кииран, словно всё ещё не замечая нарастающих симптомов.
– За паладина, – ответил ему Рассел.
– Круто…
Вдруг он сдавленно вскрикнул, прогнувшись в спине, и маленькое тельце его охватило дрожью.
– Мне жарко… Очень жарко… – тихо пробормотал он.
– Не бойся, Кииран, с тобой всё в порядке. Сейчас станет больно. Ты не пытайся сдержаться. Хочешь – кричи, хочешь – двигайся, ремни тебя удержат, – объяснил ему Рассел. – Не бойся, ты не умрёшь. У тебя хороший элькса-потенциал. Скоро всё закончится, и ты уснёшь. А когда проснёшься – будешь уже эльксаримом.
– Как Орис? – сквозь зубы выдавил панта.
– Да, вот таким.
Процесс элькса-мутации прогрессировал, и ощущения в теле Киирана становились всё более резкими и труднопереносимыми. Когда Эйвери сообщила о начавшейся секреции металлических частиц его организмом, маленький панта, на удивление, не вырывался и почти не кричал. Но смотреть на него было страшно: лицо его, несомненно, отражало всю степень испытываемого мучения. По щекам непрестанно катились слёзы. Он то приоткрывал, то вновь отчаянно зажмуривал глаза, дёргаясь и мотая головой то в одну, то в другую сторону. Время от времени мышцы его конечностей сводило судорогой, и тогда панта всё-таки вскрикивал. Орис помогал ему перенести страдание, массируя спазмированные области тела.
– Всё в порядке, не бойся, – прошептал он, склонившись над его ухом.
– Рассел, конденсация пошла, – тихо сообщила Эйвери.
– Больно… – сдавленно прохрипел Кииран, сжимая побелевшими пальцами руку эльксарима.
Выражение его детского личика было просто душераздирающим… Глядя на него, Рассел чувствовал, как болезненно сжимается в груди, и оттуда по всему телу распространяется жар. Но с ним самим, конечно же, ничего не происходило. Температура его тела, разумеется, тоже осталась нормальной. То было всего лишь сострадание… «Как он мужественно держится, – поразился он, не решаясь ничего произнести вслух. – Кто бы мог подумать, что этот капризный мальчишка…» Слёзы, катившиеся по щекам пациента, приобрели уже явственный металлический блеск.
– Рассел, конденсация, – повторила Эйвери громче, тронув коллегу за плечо. – Ты запись собираешься делать?
– Ох, забыл… – встрепенулся ассистент, с трудом узнав собственный голос.
– Не смотри на него, – посоветовал ему Кастанеда. – Тут Орис справится. А ты смотри лучше в монитор. Сейчас работать надо будет, отставить сопли.
Рассел покорно отвернулся и уставился в монитор наблюдения. Подвигал изображение немного.
– Есть мысли по поводу его конфигурации? – задал вопрос Кастанеда.
– Здесь ничего ещё нет… – неуверенно отозвался Рассел.
– А я вот вижу.
Он обернулся и окинул пациента внимательным взглядом. Помимо отдельных случайных металлических бляшек, образовавшихся в ходе неспецифической конденсации, бросался в глаза странный оттенок покровов мальчика… Равномерно, по всему его телу. Ассистент прикоснулся и провёл рукой. Жестковато на ощупь.
– Равномерный конденсат, голубоватого оттенка. Ничего не напоминает? – подсказал ему Эрих.
– Бакки? – Рассел сразу вспомнил знакомого эльксарима, и Кастанеда кивнул в ответ. – Барическая адаптация?
– Похоже на неё.
Рассел проверил ещё что-то на мониторе и торжествующе сжал кулаки.
– Оно! Как мы кстати поболтали, однако! – рассмеялся он. – Про плаванье. Да ведь ты подводник, Кииран! Вот уж научишься теперь плавать. Ещё на километр глубины нырять будешь!
– Правда?.. – процедил мальчик между стонами.
– Я ведь не вру? – кинул медикомеханик профессору.
– Вроде как да, у Бакки максимальное погружение под километр как раз выйдет… Он у нас глубоководный водолаз.
Рассел склонился над пантой и улыбнулся, положив руку ему на плечо.
– А ты как думал? Элькса-мутация даёт реальные перспективы развития заложенных в тебе способностей! Выходит, хоть тебе всего пять лет – ты уже чувствовал этот потенциал! Не зря ты полюбил плавать…
Панта хрипло вскрикнул и закашлялся, повернув голову на бок.
– Дышать… тяжело, – пожаловался он.
– Рассел, металл приближается к критическому уровню, – прозвучал предостерегающий голос Эйвери.
– Как же быстро… Извини, я сейчас. Сейчас будет легче.
– Знаешь, что искать? – осведомился Кастанеда на всякий случай.
– Сейчас…
Рассел кинулся к приборам и, сверяясь с экраном, быстро собрал микросекционную форму для выплавки. Но вместо того, чтобы немедленно изготовить деталь, он замешкался с формой, что-то быстро высекая на её поверхности. Какой-то узор…
– Рассел, ты что там мудришь? – спросил профессор, прищурившись. – Не увлекайся!
– Смотрите, как прикольно: на чешую похоже! – удовлетворённо похвастался ассистент.
– Мальчика ведь порвёт, пока ты красоту наводишь! Смотри, уровень металла критический! – заволновался было Эрих, но Рассел уже передал две готовые формы Эйвери.
– Я уже закончил.
Погрузив формы в расплав и заполнив, девушка сразу вынула их и оставила застывать. На застывание каталита требовались считанные секунды, но состояние Киирана уже успело стать угрожающим. Он кашлял и захлёбывался розоватой слизью. Увидев это, Эрих бросил взгляд на его жизненные показатели и побледнел. А потом быстро вытащил откуда-то баллон со знаком радиации и надел на мальчика газовую маску.
– Я сделал радон семёрку, имплантируй скорее! Оксигенация падает! – крикнул он Расселу, который уже схватил с поддона скальпель.
Эйвери освободила затвердевшие детали от форм, постучав со всех сторон пальцами, а потом смахнув отошедшие прозрачные осколки, и сразу передала юноше. Он сделал несколько параллельных надрезов на голени панты, и тут же плотно прижал две половинки детали брони к его коже. Кииран дёрнулся и хрипло закричал. Крик его перешёл в кашель. Кастанеда приподнял маску и вытер розоватую пену на его лице. А Рассел уже приступил к конструированию следующих имплантов.
– Успешно, Рассел! – с облегчением воскликнула Эйвери, отслеживая цифры на экране.
– Да ещё бы нет.
Эрих повёл головой, отрывисто вздохнув, и приглушённо выругался. А потом уставился на деталь брони, покрытую незатейливым орнаментом в виде черепицы.
– Рассел. Прекрати делать такие вычурные импланты: генерал поймёт, что это не моя работа!
– Скажем, что конфиг такой, – отговорился юноша, как раз расчерчивая полосами новую форму для выплавки.
– Ну какой конфиг! Такие тонкости никогда не задаются конфигурацией, ясно, что медикомеханик выпендрился, – упрямо парировал Кастанеда.
– Вам ясно – генералу нет. Он ведь не специалист.
– Ох… Шут с тобой, главное, делай скорее. А то металл опять вырастет.
Казалось, что Флинт совершенно не беспокоится. Он выполнял свою работу чётко и хладнокровно, не мешкая и не отвлекаясь больше. Наблюдая за ним, профессор всё больше уверялся, что не зря выбрал именно этого ученика своим наследником. Он больше не теряет головы в критической ситуации. И ассистирование элькса-мутаций для него, похоже, уже стало родной стихией. «На чешую, говоришь, похоже… Скульптор. У него есть свой стиль, – оценил Кастанеда, разглядывая серебристые детали на теле пациента. – Мне бы такое и в голову не пришло».
– Эта броня стандартной конфигурации, смотри, другие детали могут отличаться от Бакки. Они одного подкласса – но всё же не копии друг друга, – предостерёг он своего ученика.
– Я вижу, вот тут на голове диффузный слой интересной формы…
Рассел принялся за изготовление очередной детали, а Эрих провёл рукой по голове панты, и на пальцах его остался целый клок бардово-красных волос.
– Всё-таки вылезают… – с сожалением заключил он.
– Ничего не поделаешь, – отозвалась Эйвери, которой Рассел как раз поручил сбрить оставшиеся волосы на голове пациента, чтобы не мешали имплантированию. – Барическая адаптация. У Бакки ведь, вспомните – две волосины. И у него едва ли будут густые. Конденсат не даёт им расти.
Профессор утвердительно покачал головой.
– Голову не трогайте, не надо! – отчаянно прокричал Кииран, увидев приближающийся к своему лбу скальпель.
Орис придержал с боков его голову, чтобы предотвратить смещение импланта.
– Потерпи, брат, немного осталось, – прошептал он.
– Больно!!! Горячо, отпустите!
Эриху до сих пор нелегко было слышать эти истошные крики пант во время операций… Несмотря на всю его долгую карьеру. При имплантировании всегда используется вдыхание радона – но это простой радиоактивный газ, он не убирает боль, а лишь отводит от неё внимание, за счёт приятного опьяняющего действия радиации на элькса-изменённый организм. Ожог горячей деталью импланта – это действительно больно, хотя такие неизбежные повреждения потом быстро регенерируют у эльксарима. Однако ждать полного остывания детали – было бы непозволительной роскошью в условиях, когда с каждой минутой промедления уровень металла в тканях организма пациента растёт за счёт непрекращающейся активной секреции, а превышение его может разрушить живые структуры. Тем более, Эрих по опыту знал, что приживление холодной детали может занимать от пяти до десяти минут времени. Непозволительно долго. Горячая деталь приживается гораздо быстрее – за считанные секунды. Он смочил под краном полотенце и обтёр тело панты, чтобы избежать излишнего перегрева тканей. «Прости…» Профессор каждый раз чувствовал вину за эту неизбежную боль.
– Профессор, у вас есть светодиоды?
Кастанеда не сразу заметил, что Рассел обращается к нему, сосредоточенно глядя в экран мониторинга.
– Должны быть здесь… А что? – Эрих придвинулся к ученику.
– Вот эти проводники… видите? Как будто светодиодная трубка должна быть, вот здесь, и вот здесь тоже… – показал на экране Рассел.
– Вижу, – согласился Кастанеда. – У Бакки было другое расположение.
– Вот сюда поставлю по числу подключений. А чем закрывать?
– Каталитом, конечно, – уверенно отвечал Эрих. – Ну не пластиком же!
– Стандартным? У нас прозрачного нет, – переспросил Рассел с сомнением.
– Ничего, осветлится.
– Вы уверены?..
– Рассел, не сомневайся. Делай. Оно осветлится, если организму так нужно.
– Ну ладно. Делаю. В конце концов, какой у нас выбор?
Когда все требуемые операции имплантирования были завершены, и пациент ушёл в бессознательное состояние – медикомеханики смогли, наконец, выдохнуть. Орису поручили отнести нового эльксарима в машину – его следовало доставить обратно на базу как можно скорее, желательно, пока генерал не заметил пропажу. Эйвери отправилась с ними, а профессор и его преемник присели передохнуть на каменных ступенях лестницы, высеченной в скале. Солнце начинало медленно клониться к закату, озаряя верхушки деревьев сиянием.
– Поздравляю с первым успешным экспериментом, Рассел, – похвалил Кастанеда своего ассистента. – Похоже, я могу на тебя положиться. Хотя, признаюсь, в тот момент, когда ему лёгкие порвало, я немного струхнул…
Флинт никак не отреагировал на похвалу из уст своего учителя, он сосредоточено глядел вдаль, сквозь древесные кроны, словно обдумывая что-то.
– Профессор, – произнёс он наконец. – Почему Милеон – панта?
Эрих поднял на него потревоженный взгляд, не убирая ладонь с пушистой головки маленького сына, который возился у его ног.
– Потому что его беременная мать провела достаточно времени в АЭИЗ, чтобы это могло получиться, – ответил он отвлечённо. – Это единственная причина мутации…
– Нет, не так. Зачем? – исправился Рассел.
– Зачем?..
– Вы что… собираетесь мутировать его? – сказал ассистент напряжённо. – Он пригоден по величине элькса-потенциала. Генерал, разумеется, не в курсе? Вы серьёзно?! Хотите использовать этого ребёнка?!
Эрих только вздохнул.
– Он инвалид! У него же… ДЦП?! – воскликнул Рассел, ужаснувшись.
– Лёгкая степень. Его жизненные функции полностью сохранны, – ответил ему Эрих. – Только двигательные нарушения, небольшая асимметрия опорно-двигательного аппарата, плюс выраженное снижение зрения. Да, он часто падает. Будто центр тяжести у него смещён кпереди. Но ничто не мешает ему успешно перенести элькса-мутацию в будущем.
– Профессор, вы вообще видели хоть одного эльксарима-инвалида? – скептически проговорил Рассел.
– Нет. И я подозреваю, что их не просто нет. Их – не может быть. Ты понимаешь, о чём я говорю? – намекнул Кастанеда.
Малыш у его ног достал что-то из щели между камнями и показал отцу:
– Папа, смотри! Червяк! Чер-вяк!
Рассел переводил взгляд расширившихся в изумлении глаз с него на Кастанеду и обратно и не знал, как облечь такие дерзкие мысли в слова.
– Тебе известна история Люки? – спросил у него профессор, показав промежуток между пальцами. – Эта девочка носила очки с вот такой толщины линзами. И после своей элькса-мутации она проснулась – со сверхъестественно острым зрением. Как у всех эльксаримов.
– Вы считаете…
– Я считаю, что если мутировать Милеона – у него больше не будет ДЦП, – всё-таки озвучил дерзкую мысль Кастанеда.
– Люка? Это эльксарим-физик с передатчиком, элькса шестьдесят четыре? – припомнил Рассел.
– Да, верно.
– Но у неё не было ДЦП. Мы не можем быть уверены…
– Рассел! – Эрих обернулся и взглянул на него, как на глупца. – В феномене эльксарима ни в чём нельзя быть уверенным!
– Ну да… – стушевался ассистент.
– Но они обладают феноменальной способностью к регенерации, в том числе нервных тканей – это факт, – произнёс Кастанеда. – Милеон – моя надежда. Ни слова генералу.
«Как будто я собираюсь ему настучать, профессор, ну в самом деле…»