Эльфы, топор и всё остальное

46

Если вы никогда не выносили блевотину своей женщины, впавшей в забытье от морской болезни, значит, вы никогда по-настоящему не любили. Или вам просто попалась женщина с крепким желудком.[27]

Шторм благоразумно обождал, пока старина Фатик переварит оглушительную новость Валески (наш разговор был коротким, но весьма бурным), он дождался также, пока мои эльфы придут в себя и перекусят, дождался наших с Виджи объятий и моего сбивчивого рассказа всему отряду об истинном лице шкипера — негромко, ибо наверху, у румпеля, стоял человек Буна.

Затем шторм решил больше не миндальничать и грянул. Он раскачал на море волну, от которой «Горгонид» хрустел каждой своей косточкой, а иногда издавал рыдающие звуки. Корабль бросало из стороны в сторону, частенько водяная гора давала крепкого пинка в корму, и тогда в щели плотно запертого окна каюты брызгала вода. Мои эльфы снова рухнули на койки: морская болезнь скрутила обоих, да так сильно, что они почти не могли шевелиться, лишь изредка приподнимались, чтобы выжать из своих желудков то, чего там давно уже не было.

Желчь эльфа (да, Гритт, не эльфа, а околоэльфа) выглядит точно так же, как желчь человека.

Я смотрел за Виджи, Крессинда сама вызвалась смотреть за Квинтариминиэлем. Трогательное единение гномов и эльфов, вы только представьте. Олник крутился у нее под ногами и, как всегда, мешал. На гномов совершенно не действует морская болезнь, если вы успели забыть.

Конечно, я не сделал запас продовольствия в Мантиохии. Я спросил у кока сухарей и питьевой воды, и получил то и другое. Воду налили из общей бочки, так что я мог быть уверен, что присные Буна не подсыпали туда снотворного порошка, если он у них был, разумеется. У шкипера я заполучил флягу пристойного бренди — за отдельную плату. Вот уж туда Бун ни за что не стал бы сыпать снотворное либо яд.

Безумная качка оставляла мой желудок спокойным, Скареди и Монго тоже держались на ногах. Худо было Имоен — она, как и эльфы, свернулась калачиком на откидной койке, но по крайней мере могла самостоятельно двигаться в случае, если ей требовалось опорожнить желудок. Альбо, которого я снова напоил до бесчувствия, дрых в трюме.

Мой гарем… А, яханный фонарь, не мой, а… Короче говоря, гарем, на мою беду вызволенный из плена Фаерано, в соседней каюте чувствовал себя местами хорошо, а местами — плохо. Кок, ругаясь, отдал в каюту девиц остатки корабельной посуды. Валеска, к счастью, не проболталась девушкам: у нее хватило ума сообщить тайну лишь мне, своему, гм, опекуну.

Сам я устал как собака, меня клонило в сон, раненое плечо ныло. Нужно промыть рану и поесть, и — теперь уж наверняка! — выпить. Черт с ней, с клятвой. Слишком много событий — пугающих и ужасных, случилось одновременно. И слишком много такого же рода событий ждало нас впереди, а спиртное — это та вещь, которая всегда подкрепит силы, пускай и на короткое время.

Я выставил Монго в коридор — в качестве часового. Военный совет проходил под стонущие вокализы принца и жалобные вздохи Виджи. Иногда она открывала глаза (под ними залегли темные круги) и, слепо шаря рукой, находила мои пальцы. Я сжимал ее тонкую холодную кисть, стараясь передать свое тепло, ибо ее колотил озноб. Укрытая двумя одеялами, она тряслась, как в самой скверной лихорадке, и я уже научился предугадывать момент, когда ее скрутит рвотный спазм.

— Значит, пират… — обронил Скареди, подвигав морщинистой шеей. Он присел под свечным фонарем, укрепленным на переборке около входа, поставил между ног меч — тот самый полуторник, что так подвел его в схватке с кверлингами, свесил с крестовины тяжелые, жилистые кисти.

— Так и есть, — сказал я. — Пират и работорговец. Оба бизнеса смердят, как дюжина тухлых крыс, но весьма доходны… Бун перевозил рабов на продажу из Дольмира в Мантиохию и обратно, часто выступая в качестве посредника. Валеска слышала, как он хвалился торговцу рабами, что набирает в Мантиохии проезжих, грабит их по пути, убивает ненужных, а в Дольмире продает на рынке знакомым торговцам крепких мужчин и красивых женщин. Нападать на дворян Мантиохии, что следуют в Дольмир по торговым делам, он, конечно, не решается, но мы-то ни разу не дворяне, мы проезжие, и он об этом знает. Если пропадем — кто нас хватится?

«Горгонид» получил удар в борт и дал заметный крен, но быстро выровнялся. Бун заревел что-то на палубе, кажется, о том, что ветер порвал штормовой парус.

— Нет занятий подлее, чем пиратство и работорговля! — гневно заявила Крессинда. — Недаром мы, Жрицы Рассудка…

Ее слова утонули в рокоте грома.

Монго, что слушал в коридоре, просунул голову в каюту. Его теперь уже навсегда перекошенное судорожной гримасой лицо было бледно.

— Н-но… м-мастер Ф-фатик… Где ув-веренность, что все так и есть, как рассказала Ва-валеска?

— Димеро Бун решил изнасиловать ее, когда вместе с другими рабами вез из Дольмира в Мантиохию.

— М-мразь!

— И я о том же. Она хорошо запомнила его облик и голос. И его имя. И имя его боцмана. Если бы не торговец рабами, который сопровождал Валеску, Бун вдоволь бы поглумился над ней. К счастью, торговцу удалось уговорить шкипера не портить… товар…

— Кошмарно! — воскликнула Крессинда. — У нас в Шляйфергарде, если женщина изнасилует мужчину, или мужчина — женщину… Что случается, конечно, реже, но…

Я поднес палец к губам, другой рукой велев Монго занять пост в коридоре.

— Она запомнила Буна. Я ей верю. Косвенным доказательством ее правоты служит и то, что Бун спешно нанял пятерку странных пассажиров, по всей видимости, опытных головорезов. Он нас опасается. Мы имеем зубы. И деньги — как он уже успел убедиться. Много денег. Деньги и рабы — что может быть слаще для подлого пирата?

Олник посмотрел на меня круглыми глазами.

— А… и меня в рабство? И… и Кри?

Слыхали, уже называет ее «Кри»!

Я вздохнул.

— Он нацелен на эльфов в первую очередь, я полагаю. На Южном континенте остроухих нет, и их всегда можно там выгодно продать. И женщин, и мужчин. Ну а гномов всегда можно выгодно продать в глубине континента, из них получаются выносливые рабы для тяжкого труда. Ах да, с нами еще и гаремные девчонки… — Я стянул пропитавшуюся потом рубашку. Кровь из раны спеклась, и перевязка напоминала на ощупь кусок древесной коры. — А теперь давайте посчитаем наши силы. Минус эльфы, минус их магия, минус Имоен… Получается, нас пятеро. Я, Крессинда, Скареди, Монго и Олник.

Гномша взвесила в руке боевой молот и покосилась на приоткрытую дверь, за которой, уткнув в мокрую палубу меч, маячил наследник Фаленорской империи.

— Гшантаракш гхор!.. Их там добрый десяток, да еще капитан с боцманом! — она удивительно ловко сохраняла равновесие, будто всю жизнь проплавала в штормовых морях Юга, впрочем, то же относилось и к Олнику. У гномов, очевидно, имелись скрытые таланты, о которых я не подозревал.

— И палубные пассажиры, — заметил я, надрезая кинжалом перевязку.

Клинки Гхашш звякали под койкой. Не люблю, когда с оружием обращаются, как с садовым инвентарем, но в тесноте каюты мне больше некуда было положить два лишенных ножен клинка так, чтобы можно было выхватить их в любой момент.

— Воистину, он взял еще помощников для совокупного греха! — высказался Скареди и с неодобрением покосился на собственный полуторник. Без верного Аспида (пускай и превращенного в Большой Костыль) он чувствовал себя обнаженным. — Ох, святая Барбарилла, что за качка… Клянусь полушкой, я не смогу рубиться при такой волне!

Я кивнул.

— Буря разыгралась серьезная. Шкипер пока не станет нападать: все его усилия сосредоточены на том, чтобы «Горгонид» не слишком пострадал от урагана.

Эльфийский принц внезапно издал утробный, клокочущий звук, который поглотил рокот грома.

— Я не хочу быть бэ-э-э-э и о-о-о-о! Я могу провернуть это внутри себя! — заявил он, привстав на локте. — Я смогу выдавить решение!

Тут его хорошенько скрутило, и он действительно выдавил решение со звуками «бэ-э-э-э» и «о-о-о-о», Крессинда едва успела подставить тазик.

— Всего против нас семнадцать человек, — я вытащил из-под лавки флягу с бренди и протянул Олнику. — Плеснешь на рану, когда скажу. Да не тяни ты ее в рот, как малое дитя! — Я глубоко вздохнул и раздвинул края раны пальцами; струйка крови закапала на палубу. — Лей!

Олник плеснул от души, я едва сдержал стон. От запаха алкоголя почему-то замутило. Крессинда быстро и умело наложила свежие перевязки. Рану заштопаю в Дольмире, надеюсь, там мне не придется размахивать клинками.

Я отобрал у Олника флягу и сделал три щедрых глотка.

В моем животе взорвалась дымовальная машина гномов.

Через миг я, поймав тазик Крессинды и кое-как придвинувшись, изверг из себя выпитое, при этом у меня было такое ощущение, что я извергаю солнечное пламя.

Что за… Я пытался отдышаться, стоя на коленях.

— Фа… ик… — как сквозь туман, донесся голос Олника.

— Свя… я… Б… ла!..

— Мастер?

Я приподнял голову, кое-как проморгался. Олник умудрился спасти фляжку, подхватил из моих ослабших рук и прижал к груди, как младенца.

— Фатик, эркешш махандарр, там что, яд?

Я привстал и сплюнул остатки пламени.

— Ну-ка, отхлебни.

Бывшего напарника не потребовалось просить дважды. Не слушая протестов Крессинды, он приник к фляге, точно это была материнская грудь. На четвертом глотке я отобрал флягу и сам приложился к живительной влаге. Теперь я действовал осмотрительнее — всего один глоток…

Удар. Взрыв. Я очнулся, стоя на коленях перед тазиком.

— О… Олник?

— Мастер Фатик, вы же не будете пробовать это еще раз?

— Тихо! Всем молчать, яханный фонарь!

Я взял флягу и попробовал пойло на язык.

Меня окатила волна дикого, ни с чем не сравнимого отвращения, тошноты… Один вид алкоголя, запах, наметившийся во рту вкус…

Гритт, да что же это?

Я сел на койку и поднес флягу к носу. Осторожненько…

Результат был тот же. Отчаянным усилием воли я сдержал рвотный спазм. Так… На гномов не действует, а если заново испробовать на человеке?

— Скареди?

Он молча отпил приличный глоток, причмокнув от удовольствия. Вновь причастился. Издал глубокий вздох наслаждения.

— Хороша…

Я ничего не понимал. Взял флягу, принюхался и чуть не выронил из рук — так замутило.

«Мои дары проявятся не сразу…»

Слова Талаши накатили гулким эхом, смешались с урчанием грома и моей руганью.

Проклятая… богиня!

Все сразу прояснилось. Ну спасибо, удружила! Олнику ты вернула бороду (дело, безусловно, благое) и вылечила его аллергию на эльфов (вообще замечательно), с меня сняла татуировку (тоже неплохо, тем более этот дар — не считается) и — вот так новость! — внушила мне непередаваемое отвращение к спиртному!

Яханный фонарь!

Нет, богиня, я понимаю, что тебе, как существу высшему, наверное, виднее, но мне-то как теперь жить? Какой же я варвар без способности употреблять спиртное в любых количествах? А что скажет на это дедушка? Варвар Фатик, его надежда и предполагаемый наследник глав старейшин клана Мегарон — подлый трезвенник! Да какой — вынужденный! Может быть, он и хочет выпить, да вот поди ж ты — не может!

Мне оставалось только лезть на стенку и браниться. Вероятно, богиня возжелала, чтобы я добрался до Оракула (а затем и до Источника) трезвым и не завис по пути в каком-нибудь кабаке. Гритт, какая насмешка судьбы, какая досада!

Ладно, черт с ним, с проклятием вечной трезвости, как-нибудь перебуду. Возможно — привыкну. Хотя — это вряд ли. Жаль дедушку… Я пропил его топор, а теперь фактически, во искупление греха, стал трезвенником. Но то и другое — ранит его до глубины души, оставит рубец на сердце!

Непутевый варвар, тьфу ты!

К черту, сейчас есть дела поважней.

Я не стал пояснять свои метаморфозы, просто велел закрыть флягу и сунуть под койку, сам же натянул рубаху и набросил куртку. Затем взял сухарь и старательно его сжевал. Не люблю воевать на голодный желудок.

— У пиратов значительное преимущество: они умеют драться на вихляющей палубе. Буря продлится долго. Думаю, не утихнет и до завтрашнего вечера. Димеро Бун нападет сразу же, как волна начнет утихать.

— Завтра? — уточнила Крессинда.

— Он не рискнет нападать, пока море так треплет корабль. Да, завтра. Завтра к вечеру или, может быть, днем.

— А мы…

— А мы, Крессинда, — я понизил голос, — нападем сейчас.

— Святая… — Старый рыцарь прерывисто вздохнул. — Прямо…

— Немедленно, Скареди. Мы нападем первыми. Хитро. Внезапно. Пираты не готовы к схватке и толком не вооружены. Я пойду первым. Прикинусь, что мне плохо, подберусь к капитану и убью его. Крессинда, ты, Скареди и Монго будете ждать у дверей юта с оружием и моими клинками. Олник — пойдешь со мной. Сунь под куртку свою колотушку. Будем изображать, что нам хреново от морской болезни…

— Эркешш… ясно.

— Нагрудники не надевать. Плавать в железе… несподручно.

— Они… без оружия? — уточнил Скареди. Он опустился на колени в молитвенной позе, вновь свесив кисти с крестовины меча.

Старая песня рыцаря прозвучала несколько менее убедительно. Возможно, он все же кое-чему научился за время похода.

— Напасть, убить, спасти отряд. Напасть на подлецов. Спасти праведников. Вы придете на помощь, когда услышите вопли. Или мой крик.

— Крик?

— Вы поймете, когда услышите. Выбирайтесь на палубу и начинайте убивать всех, кроме, разумеется, нас. Вам не потребуется фехтовальное искусство.

Вислые усы старого рыцаря дрогнули.

— Резня, будь я проклят!

— Резня во спасение. Судьба поставила нас в такие условия, когда благородство и милосердие к врагу — гибельно, ясно? Меня наняли, чтобы я привел нас к Оракулу, — на этих словах гномша и рыцарь обменялись странными взглядами, — и я это сделаю. Любой ценой. Мы убьем капитана, боцмана и столько матросов, сколько сумеем. Главное — прикончить Димеро Буна. Без него пираты быстро сдадутся.

Я думал, что Скареди снова начнет мне перечить, но меж бровей рыцаря наметилась глубокая морщина. Он встал, сгорбился и замедленно кивнул.

— Я… исполню.

— Крессинда, ты готова?

— Да, мастер Фатик. Я выйду на палубу и начну убивать.

— Держись рядом с дверями юта все время, кто-то должен следить, чтобы матросы не причинили вреда эльфам и гарему.

— Брутально, яханный фонарь! А корабль?

— Что корабль?

— Кто поведет корабль, если мы вырежем весь экипаж?

Я вздохнул. Нашарил ладонь Виджи и погладил… Она ответила едва ощутимым пожатием. Не думаю, что она слышала разговор… Я не хотел знать, что она скажет, когда узнает, как мы расправились с экипажем…

— Вместо капитана буду я.

Сказал и не соврал: я действительно кое-что смыслил в морском деле.

Я сбросил ботинки, знаком велел Олнику сделать то же.

— Старайтесь держаться середины палубы. Бойтесь волн. И разуйтесь. Босиком на мокрой палубе легче. Скареди, вы передадите мне клинок Гхашш, когда… начнется. Один клинок. С двумя я на такой палубе не управлюсь.

Он кивнул. Когда я выходил, хриплый голос, проникнутый болью, сказал мне в спину:

— Фатик… Аллин тир аммен…

Угу, высшая справедливость для подлецов — смерть.

Говорил, вы не поверите, — принц.