Элла покинула здание!

Глава 3

– Мужик косяком пошел, – едва слышно хмыкнула я себе под нос через полчаса, когда в приемную с деликатным стуком заглянул следующий любопытствующий.

Я только и успела, что отнести свою добычу в кладовку и вынуть из коробки средства гигиены. Чтобы не заниматься этим потом, я обыскала туалет начальника. В него вела неприметная дверь прямо из кабинета, а само помещение располагалось в конце довольно длинного коридора и было снабжено всеми нужными приспособлениями гномьего производства. Там я обнаружила те самые утерянные полотенца и заменила их свежими. В остальном же помещение не требовало моего внимания. Артефакты послушно делали свое дело, в мыльнице лежал совсем свежий брусок мыла, взятого явно не у хозяйственной Феклы. Да и в остальном место выглядело аккуратнее и чище, чем кабинет Белянского.

– Склонность к чистоте и гигиене – это жирный плюс в вашу характеристику, шеф, – усмехнулась я, возвращаясь в свои подсобки с полотенчиками, которые кто-то явно стирал, но опять же не вонючим казенным мылом. – Жена или любовница? Было бы неплохо.

И вот как раз тогда, когда я, засучив рукава, принялась за замачивание чашек, выстраивая их на столешнице рядом с мойкой и вливая в каждую воду со слабо разведенным моющим средством, явился высокий и весьма упитанный человек в вытертом серо-бежевом костюме-тройке. Услышав, что кто-то со слоновьей деликатностью крутится в приемной, я выглянула из кухоньки, приподняв бровь, оглядела посетителя, пока он стоял ко мне спиной и можно было не изображать гостеприимство.

Он был грузен и из-за своего роста казался просто огромным, широким и неповоротливым. Костюм на нем трещал – ни пиджак, ни жилетка не желали сдерживать рвущиеся во все стороны телеса. Щеки его виднелись даже со спины, сзади на затылке сквозь коротко стриженные темные волосы проступала кожная складка.

– Здравствуйте, – выдвинувшись немного в приемную, обратилась я к мужчине, – могу вам чем-то помочь? Я секретарь рейяна Белянского, его сейчас нет на месте, а я не в курсе расписания его дел. Вам назначено? У вас какой-то срочный вопрос?

Рейян как мог быстро повернулся и уставился на меня с видом толстого кота, который наконец разглядел мышь. Щеки мужчины тут же стали оттенка свеклы, а от улыбки глаза превратились в узкие щелки.

– Так это правда! – густым басом, чуть растягивая гласные, почти пропел он. – У нашего Белянского новый секретарь!

«Интересно, сколько раз за сегодняшний день я услышу эту фразу? – с тоской подумала я, ожидая, когда мужчина бесцеремонно осмотрит меня с ног до головы. – Если больше дюжины, то вечером я слопаю ту коробку печенья, что привезла с собой».

К липким изучающим взглядам я давно привыкла и прекрасно отдавала себе отчет, что в узкой юбке, шелковой блузке и на высоченных каблуках мне не избежать повышенного внимания в первый же рабочий день. На самом деле я сознательно выбрала именно такой наряд. За один день, полный всеобщего внимания, обо мне должно было сформироваться определенное мнение. Я просто обязана с этого и до последнего дня своей работы здесь в глазах коллег быть яркой, женственной, доброжелательной, умненькой и… обычной рейной. Здесь и сейчас я хотела начать жизнь заново, раз уж тут меня никто не знает, ведь я, как и многие другие, имела право на жизнь самой простой девушки. Пусть я никогда не стеснялась своих особенностей, но в глазах окружающих они слишком выделяли меня из толпы остальных рейн и рейян.

– Рейян Себастьян Калтуховский! – с важностью оперного конферансье произнес мужчина, продолжая беззастенчиво шарить по моей фигуре взглядом. – Судмедэксперт управления.

– Очень приятно, – старательно контролируя выражение лица, ответила я и чуть-чуть улыбнулась. – Так у вас срочное дело к рейяну Белянскому?

– Ах, это все мелочи, – ответил мужчина, махнув рукой. – Мое дело может и потерпеть. Так вы теперь…

Он так растянул фразу, пытаясь найти подходящий вопрос, не выглядя при этом нелепо, что просто не успел ее закончить – в приемной появился мой начальник. Я едва не расплылась в искренней улыбке. А когда Белянский при виде судмедэксперта и меня, застывшей на пороге, откровенно поморщился, мне захотелось расцеловать начальника в обе щеки. Спаситель!

– Калтуховский? – спросил рейян так, будто не узнал его. – Какими судьбами?

«Такими! – едва не ответила за эксперта я. – Известно какими!»

– Марьян, я на секунду, – пробасил великан. – Я лишь хотел кое-что уточнить по тому делу… – Он замялся, как-то разом под хмурым взглядом Белянского из огромного и представительного великана превратившись в подростка. – Ну… по тому делу. По прошлому!

– Я закрыл дело два дня назад, – прошипел мой шеф. – И там все ясно и без твоего экспертного мнения, Себ. Мне хватило консультации Харта.

– Да что знает этот мальчишка? – вспылил было рейян, но потом, сообразив, что еще секунда и он начнет брызгать слюной, стучать себя копытом в грудь и доказывать собственную значимость, поперхнулся, закашлялся и гораздо тише и мягче пробормотал: – Да я просто кое-что хотел сказать. Это, в сущности, пустяк…

– Ну давай ты мне расскажешь о своих пустяках, – с крокодильей улыбкой и ледяным взглядом произнес Марьян Белянский, пересекая приемную. – Проходи.

Калтуховский так затравленно глянул на дверь кабинета, которую мой начальник для него открыл, что мне в очередной раз захотелось рассмеяться.

– Проходи-проходи, – позвал мой начальник. Он был чуть пониже огромного быкоподобного мужчины и значительно мельче в сравнении с ним, но в этот миг выглядел грозно и даже устрашающе. – Бонс!

– Да, шеф? – внезапно для себя выпалила я.

– Кофе, – не глядя на меня, велел начальник и, обойдя Калтуховского, чуть подтолкнул того в спину.

Судмедэксперт вздрогнул, судорожно вздохнул, с сожалением оглянулся на меня и с обреченным видом потопал в кабинет. Я секунду постояла на пороге, дождалась, когда мужчины отвернулись, и с облегчением выдохнула.

Мужчин я никогда не боялась. Но порой явное внимание некоторых представителей этой части населения меня нервировало и раздражало. Например, как сейчас. А мне нельзя выдавать себя!

Вздохнув, я вернулась на кухню и тщательно вымыла и вытерла полотенцем пару чашечек, нашла к ним блюдца, ложки и зарылась в имевшуюся на кухне посуду, ища турку нужной мне формы – медную, с широким горлышком. Кофе в жестянках оказался именно таким, как я и предполагала, но пришлось безропотно смолоть пригоршню зерен и отдельно несколько семян кардамона. Лично мне нравился черный или зеленый кардамон, но я ничего не имела против белого. Все лучше, чем ничего. А вот сахар, на удивление, оказался розовым, очень хорошим.

Сосредоточившись, я насыпала в турку кофе, кардамон и долила воду, а после, тщательно себя контролируя, соединила раздвинутые камни плитки, прежде чем поставить на нее турку.

Такие плитки маги внедрили относительно недавно. Как именно они работали, я, естественно, не знала – людям без дара это даже родные-маги не объясняют, – но давно привыкла, что если сдвинуть на специальной металлической подставке две половинки разрезанной каменной плитки, то через несколько секунд та начнет нагреваться. Именно из-за камня, похожего на плоскую черепицу, которой крыли дома в большей части королевства, это магическое изобретение и называли плиткой. Разъединять части камня предлагалось специальной металлической палочкой. Ее втыкали в небольшое отверстие между половинками камня, и пружины растаскивали половинки в разные стороны.

Раньше использовалось изобретение поменьше и попроще, похожее просто на каменную подставку. Но механизм включения и выключения мог отреагировать на что угодно, и это приводило к ожогам, травмам, а иногда и пожарам, что совсем не радовало как владельцев артефактов, так и их соседей.

Наблюдая за процессом в турке, я вымыла еще несколько чашек. Когда на поверхности жидкости стала появляться пена, я чуть приподняла турку, а после проделала этот маневр еще пару раз, давая образоваться устойчивой пене.

Кофе в турке хватило не только на чашки для мужчин, но и на пару глотков для меня. Внимательно принюхавшись к жидкости, я сделала крошечный глоток, втянула щеки и вдумчиво погоняла жидкость во рту.

В моем личном деле и правда не были указаны те многочисленные дополнительные предметы и курсы, которые брали другие учащиеся. И совсем не потому, что у родителей не было денег оплачивать их мне или я прижимисто экономила на собственном образовании. Вовсе нет. Я со всей ответственностью сходила на вводные занятия по всем предметам, которые преподавали в учебке, и на все спецкурсы, которые проводили учителя вне учебной программы для общего развития. Сходила и поняла, что делать мне там нечего. Нельзя научиться готовить вкусный кофе или чай, сидя за партой, это как учить слепого видеть. Сухие буковки надиктованных инструкций позволят изобразить нечто, что, вероятно, будет пахнуть как чай или кофе, но и только.

Не ощутив в аудитории даже намека на ароматы кофе и чая, не говоря уже о многочисленных добавках к этим напиткам, я собрала свои вещи и ушла. Зачем оставаться там, где меня не научат чему-то дельному?

Так у меня было всегда.

В пансионе я могла выходить за территорию после занятий, чему завидовали все другие девочки. Они считали, что я просто везучая нахалка, но первая же попытка поставить меня на место плохо для них кончилась, так что свое мнение они держали при себе. Учителя то ли верили в особую характеристику из моего дела, гласившую, что мое физическое развитие выше среднего и что я обладаю излишней подвижностью, то ли просто закрывали на все глаза, но никто удерживать меня не пытался.

Надо сказать, что до шестнадцати лет я была тощей и совершенно плоской, с детским личиком. Какое там «развитие выше среднего»! Я до головной боли и бессонницы завидовала другим девочкам, одна за другой превращавшимся в аккуратненьких юных рейночек с выпуклостями в нужных местах.

В итоге я старалась как можно больше времени проводить вне стен пансиона, много гуляла по окрестностям, совершенно не боясь прохожих, знакомилась с кошками и лазила по деревьям и заборам. Так я и познакомилась с рейяной Фанной, которую очень скоро стала звать просто Фанни.

Фанни жила не в городе, а в отдельном доме невдалеке от пансиона. В прежние времена она была женой какого-то важного местного чиновника, но он умер гораздо раньше супруги, завещав ей дом, а местная казна выплачивала ей какую-то сумму вдовьих. Я никогда не спрашивала, сколько же у нее денег, я была ребенком, и меня это не интересовало. Я никогда не жила в своем доме, не выбирала себе одежду и не решала, что мне есть. Пусть все это было казенное и безликое, но у меня было все, что нужно. А Фанни жила очень бедно. И я поняла это лишь через несколько лет.

Мы впервые встретились на широкой проселочной дороге, когда я с горячим любопытством разглядывала засевших в высокой пшенице куропаток. Те вытягивали шеи, таращились на меня, но не улетали. А потом внезапно сорвались и унеслись прочь. Я со стоном обернулась, чтобы узнать, кто же помешал моему безобидному занятию, и впервые увидела Фанни.

Она шла по дорожке, постукивая своей тросточкой и жмурясь от яркого солнца, проникавшего сквозь дырочки в ее соломенной шляпке. Лучи высветили ее длинный мясистый нос, скулы и плотный барашек седых буклей. Она уже тогда была очень стара, но держалась удивительно прямо, не горбясь, как истинная аристократка, каковой и являлась.

Как и почему мы подружились – не знаю. Уже и не вспомню. Но я с радостью бежала к этой уверенной в себе, невероятно стойкой женщине. Она через очень многое прошла, но оставалась ироничной и спокойной. Она напоминала мне прабабушку, но ту я видела всего три или четыре раза за всю жизнь, а рядом с Фанни я провела три удивительных года.

Лишь ей одной я позволяла себя ругать, лишь ее одну называла своим другом. Возможно, она считала меня кем-то вроде дочери или внучки. Не знаю. Она звала меня Эллочкой и деточкой, но не более того. Иногда обнимала, крепко прижимая к себе, но в ее взгляде я не замечала ни тоски, ни сожаления. Мы и в последний раз с Фанни не обнялись, просто попрощались до следующего раза, собираясь вместе отправиться за черникой…

Я приходила к Фанни пить чай. Именно она научила меня не только разбираться в нем, но и заваривать. А самой важной частью приготовления чая Фанни считала сбор трав. Она любила самый обычный черный, нежнейший зеленый, но больше – травяной и ягодный. И мы много гуляли, собирая целые корзины всевозможных трав, цветов и ягод. Свою добычу мы сушили, толкли в ступках и запирали в стеклянных банках, а потом, когда начинало темнеть, усаживались за круглый стол на веранде под большим абажуром и долго пили чай. С ягодами, с травами, со специями, с молоком. Над нами кружились звонкие голодные комары, а мы отдувались и хрустели колотым сахаром.

И потом, несколько лет спустя, перебравшись в Вербич и поступив в профучилище, я не могла предать память о Фанни и перечеркнуть все те знания и умения, которые мне подарила эта невероятная пожилая рейяна. Так что на дополнительные занятия я не ходила, а тратила время на то, что посещала городскую библиотеку, гуляла по городу и терроризировала хозяев кофеен и чайных, выискивая тех, кто мог хоть чему-то меня научить. Естественно, записи об этом в моем деле не имелось.

Покатав во рту глоток кофе и несколько раз глубоко вдохнув носом, я сплюнула в раковину. В качестве попавшегося мне кофе я не ошиблась, кардамон его не спас, но я уже придумала план выхода из этого положения и собиралась заняться его реализацией после работы.

– Ваш кофе, – едва слышно пробормотала я, входя в кабинет начальника с подносом.

Белянский на меня даже не взглянул, а что-то мычавший до этого судмедэксперт мгновенно умолк. Неслышно поставив чашки на стол, я унесла из помещения ноги, боковым зрением заметив обреченный взгляд Калтуховского.