Ну что сказать, первый этаж замка и впрямь был отведён под технические нужды. К слову, тут очень даже сухо и воздух ни разу не затхлый, что свидетельствует о продуманной системе вентиляции.
Держа в руке фонарь с горящей свечой, я прошёл в дальний конец коридора и, открыв дверь, оказался в замковой тюрьме. Справа дверь, за которой видны древние инструменты пыточных дел мастеров. Всё разложено и развешено в должном порядке, хотя и под изрядным слоем пыли. В жаровне огонь не разводился уже давно. Впрочем, не сказать, что это следы векового забвения, скорее всё же многолетнего.
Далее по правой стороне ещё одна открытая дверь, за ней камера, по противоположной — ещё две, но закрыта только та, что напротив пыточной. Небольшая такая тюрьма, но, с другой стороны, и не маленькая, учитывая, что замок баронский, а не графский.
Дверь закрыта только на засов, в замке попросту нет надобности, как, впрочем, и в глазке ввиду отсутствия в камере освещения. Вообще-то, у меня «Кошачье зрение» и фонарь мне без надобности, даже мешает где-то. Но у пленницы сейчас нет доступа к вместилищу, а потому активировать соответствующее плетение она не в состоянии.
Когда сдвинул засов, то по помещениям тут же заметалось гулкое эхо сначала шуршащего металла, потом лязг и наконец скрип петель. Долгорукова сидела на тюфяке, набитом сеном, в дальнем углу, подобрав колени и зыркая по сторонам испуганным взглядом. Я поначалу испугался за её душевное состояние, но приметив, как в дыре в углу камеры скрывается длинный лысый хвост, понял природу этого страха.
Положа руку на сердце, я бы тоже испугался крыс. Ладно, если ещё их видишь, но когда перед глазами одна лишь непроглядная тьма, и ты просто знаешь, что шебуршатся, скребутся, пищат и временами пробегают по тебе, царапая мелкими коготками, именно крысы… Брр-р! Даже представить себе такое противно и страшно, а тут испытать всё это воочию.
— Мария Ивановна, как вы себя чувствуете? — не удержался я от банальщины.
— Петя, ты можешь ударить «Огненным шаром» в тот угол? — Она указала пальчиком направление, где я приметил исчезнувший крысиный хвост.
— Не думаю, что крысы заслуживают вашего внимания. Пойдёмте отсюда, — протянул я ей руку.
— Ты долго, — принимая помощь и поднимаясь на ноги, заметила она.
То есть она меня ждала? Серьёзно? Поначалу я даже опешил от подобной веры в себя любимого. Но после мысленно чертыхнулся. А для чего же я тогда вживлял ей «Маяк», если не собирался спасать. Когда это делал, как-то и не думал в ту сторону, а сейчас буквально ощутил груз ответственности, навалившийся на мои плечи.
— Что братья Унгерны? — идя впереди меня, спросила она.
— Живы и практически здоровы. Старшему Николаусу дважды не повезло, сначала поймал пулю в бок, а после и «Булаву» в ногу. Подлатали, но до полного выздоровления ему ещё далеко.
— Полагаешь, что доживёт?
— Нет, конечно. Даже если вы будете об этом сильно просить.
— Но я действительно хотела вас просить отдать их мне.
— Увы. Я намерен нанести им узоры «Повиновения», чтобы вызнать всё в мельчайших деталях, и наконец выяснить, кто стоит за всеми покушениями. Но после такого их только в могилу. Вернее, вообще развеять, чтобы никаких следов, способных привести ко мне.
— При таком раскладе, конечно, лучше не оставлять следов. А жаль. У меня бы они так просто не померли. Я лично врачевала бы их раны, дабы продлить мучения.
Я приподнял фонарь над головой великой княжны, чтобы хоть как-то осветить ступени, ведущие наверх. А молодец девочка! Нет, правда, молодец. Пройти через такое, сохранив самообладание и здравость суждений, не всякому мужику под силу.
— Увы, но не все наши желания выполнимы, — произнёс я ей в спину.
— Погоди, — остановившись, обернулась она ко мне. — Только не говори, что ты завился сюда один.
— Не один. Со своими холопами, — ответил я.
— То есть ты ничего не сообщил батюшке? Или он не смог прислать людей?
— Мария Ивановна, чтобы захватить вас, эти братья повредили повозки в двух купеческих караванах на противоположных от постоялого двора направлениях, да ещё один захватили. То есть они знали, где, когда и как устроить засаду. Вопрос, откуда дровишки?
— Намекаешь на шпиона в окружении отца?
— В его окружении или в вашем, я не знаю. Но то, что шпион есть, это совершенно точно. Поэтому я решил действовать самостоятельно. И как видите, оказался прав.
— Или тебе просто повезло.
— Или так, — не стал я отрицать очевидное. — Но я решил, что в этом случае застать вас живой шансов у меня куда больше, чем если бы я рассказал то, что мне было известно. Опять же, люди вашего батюшки были слишком далеко и так быстро, как я, они двигаться не сумели бы.
— Сколько ещё будет действовать блокирующее зелье? — спросила она.
— Подержите, пожалуйста. — Я вручил ей фонарь и наложил руки на виски, замер, диагностируя её состояние, и уверенно ответил: — Через четыре часа, не раньше.
Она с досадой вздохнула, после чего, не отдавая мне фонарь, продолжила подниматься по лестнице. Вот странное дело, огненные шары, плети, копья, стрелы, перелопачивание пластов земли, телепорт и ещё много чего занятного. Но отчего-то простого светляка, как писалось в фэнтезийных книжках, подвесить нет никакой возможности. Разве только запалить огонёк на пальце.
Когда мы поднялись на второй этаж и прошли в гостиную, там всё уже было готово. Раненые обихожены, связаны и без сознания. Оба барона с голыми торсами привязаны к столу и обездвижены. Хотя сейчас они всё одно находятся в беспамятстве.
Семейства конюха и дворецкого в одной комнате и погружены в сон на десять часов. Пришлось потратить Силу, но это ресурс восполняемый, пачкать же лишний раз руки кровью мне не хотелось, благо лица мы прикрыли платками, и узнать нас они не могли. Если только Марию Ивановну. Но я как-то сомневаюсь, что её привезли сюда в открытую.
— Да ну на хрен! Так не бывает! — не удержался я от восклицания.
Ну, вот не ожидал я такой подставы. Оба брата носили на спине полный набор узоров для пятого ранга. То-то я со своим восьмым не сумел уйти от их слаженной атаки духовушками. Вообще-то, перспективные одарённые ни за что не стали бы так рано ограничивать развитие дара. Но наличие у них ещё и «Повиновения» говорило о том, что кто-то лишил их выбора. Пытать бесполезно. Заказчика, а вернее, хозяина они не сдадут.
Да, я не от мира сего и многое могу, но вот обойти этот клятый узор мне не по силам. Во всяком случае, пока. Возможно, со временем мне и откроются новые таинства и возможности, но сейчас имею только то, что имею, и они как пленники бесполезны. Почти бесполезны.
— Мария Ивановна, вы с самого начала не чувствовали свой «Маяк»? — спросил я Долгорукову.
— После полного заживления, — подтвердила она.
— А внутренним взором? — имея в виду диагностику, продолжал интересоваться я.
— Только если целенаправленно ищу. Ну и ещё сейчас под воздействием блокирующего зелья. Все плетения развеяны, а это активировано, вот и выделяется.
— Это хорошо.
Я отошёл в угол гостиной и, присев, отколол кусок от каменной плитки на полу. Быстренько придал ему нужную форму, после чего расколол на две равные части и нанёс на половинки заготовки соответствующих плетений. После взрезал кожу на спине Николауса и, поместив в рану пластинку «Маяка», залечил её. Вот теперь можно его развязывать и приводить в чувство.
Зачем мне это? Так ведь просто всё. Порешу тут всех, но вот именно Николауса, старшенького, ударю так, что он вскоре сможет прийти в себя. Подлечится, одарённый он или погулять вышел. «Разговорник» я у него отобрал, не поскупился хозяин. Иной связи у барона нет, поэтому, придя в себя, он отправится на доклад, а я его выслежу. Всего и дел-то. Придётся малость повозиться, но оно того стоит.
— Сопротивляться не советую, как и бросаться врукопашную. Шансов против восьмого ранга у вас нет, — когда Николаус пришёл в себя, произнёс я.
Тот трезво оценил свои возможности. Его, конечно, подлечили, но и рана в боку всё ещё давала о себе знать, и нога в лубках не до конца срощена. Так что ни в магическом, ни в физическом плане он ничего поделать не мог.
— И чего вы хотите? — вздохнув, спросил барон.
— Пытать вас бесполезно, своего хозяина вы не выдадите. Оставлять в живых глупо.
— Я не боюсь смерти, — ухмыльнулся Унгерн.
— Умереть можно по-разному, господин барон, и выбор только за вами, — покачал я головой, ковыряясь кончиком ножа у себя под ногтём.
— Хотите сказать, что уподобитесь палачу? — недоверчиво поинтересовался Николаус.
— Я ещё и не на такое способен, — заверил я его.
— Сами же говорите, что это бесполезно.
— Если спрашивать о хозяине, вне всяких сомнений. А вот если, скажем, о серебре и бриллиантах, тогда картина совершенно иная.
— То есть вы ещё и грабитель?
— Ну что уж тут поделать? С кем поведёшься… — сокрушённо вздохнул я.
— Думаешь, такой умный? Да п-пошёл ты. Мой хозяин д… Гх-хр-рха-кха.
«Хм. Нашёл всё же выход, ублюдок», — глядя на барона, корчащегося на полу с пеной на губах, в сердцах подумал я. Хитрый я придумал план, нечего сказать, только жадность Унгерна оказалась сильнее. Ну и что теперь делать? Хм. Вообще-то, у меня есть ещё и младший братец. Как, впрочем…
Я присел рядом с одним из находящихся без сознания бойцов и сдёрнул с его спины рубаху. М-да. Узор «Повиновения» на месте. Проверил второго. Третьего. Ага. А вот у этого уже исчез. Получается, братья поделили бойцов между собой. По моему опыту, хозяева не больно-то стесняются своих слуг, а по сути верных псов, и секретов от них практически не имеют. Не видят смысла таиться от того, кто предать не может в принципе. Чего уж там, сам этим грешу.
— Этого на стол и обездвижьте, — указал я Хрусту и Зиме.
Те согласно кивнули и потащили бесчувственного пленника на стол пристраивать рядышком с бароном. Когда они закончили, я привёл его в чувство, заткнул рот кляпом и начал наносить узор. Пятнадцать минут, и тот поднялся уже совершенно иным человеком.
— Как звать? — по-немецки спросил я.
— Кирьян, — ответил тот.
— Русский, стало быть, — уже на языке осин уточнил я.
— Из-под Пскова, боярина Стрешнева беглый холоп.
— А с этими как оказался?
— Дык прибился к ватаге, там нас всякой твари по паре было, и немцы, и латгальцы, и русские. Шалили на дорогах, пока нас братья Унгерны в оборот не взяли. Против одарённых мы не сдюжили, а они нас повязали узором. Тех, у кого имелись такие украшения, порешили. Ну и стали они сами нашу ватагу водить да воинским умениям обучать.
— Кому служили бароны, знаешь? — поинтересовался я о насущном.
— Точно не ведаю, но догадываюсь. Год тому нас боярин Милославский, что на Пскове сидит, в оборот взял, с ним, кроме дружинников, ещё четверо одарённых было, так что спеленали всех без ущерба. Думали, в град отвезут да казни предадут. Но подержали до утра связанными там же, в лесу, а поутру отпустили восвояси. Потом уж я увидел, что на обоих баронах появились узоры, а в кошеле Николауса «Разговорник». Ну и шалили мы только на этой стороне, а как на русскую, то только по найму.
— Милославский старый лис, — прошипела Мария.
— Думаешь, он? Унгерн же вроде на букве «д» осёкся, — усомнился я.
Ну а что такого-то, я ведь не в курсе всех этих высокородных раскладов: кто, кому, когда, за что и почему. Ну, неинтересно мне это было раньше, а после разбираться как-то стало некогда. И потом то, что снаружи, зачастую сильно отличается от скрытого внутри. О враждебности Милославских я вообще ничего не знаю.
— Не Гордей Гордеевич, а его родственник, князь Дмитрий Григорьевич, — уточнила она.
Тут стоит уточнить, что князь может быть только один, и с появлением у него наследников его братья и сёстры носят титул княжичей до смерти, но дети непременно понижаются в титуле до бояр. Вот и получается, что Милославские не только род княжеский, но и боярский. Впрочем, как и любой другой.
— То есть боярин решил посадить на сворку ручную разбойничью ватагу, а потом предоставил их князю?
— Не обязательно, — покачав головой, возразила она. — Может статься и так, что боярин тут ни при чём. Кирьян сказал, что с Гордеем Гордеевичем были ещё дворяне, и его «д» вполне может быть первой как раз в этом слове, а может, это дьяк или всё же начальная буква фамилии. Не суть важно, главное, что за всем этим стоит сам князь. Батюшка рассказывал, что в юношестве про меж них была вражда.
— И что, Милославский до сих пор не простил юношеских обид? — усомнился я.
— Может так, может, нет. Только главное тут не это. Милославские родственники императору, но Дмитрий Григорьевич яро противится стремлению Петра Ивановича вернуть себе всю полноту самодержавной власти. И тут государь включает в очерёдность престолонаследия меня, минуя род Милославских.
— Взбрык императора, ваше престолонаследие да плюс старые обиды на вашего батюшку. Хм. Гремучая смесь получается.
— Вот и я о том же.
— Ну что же, показаний пленников вполне достаточно для начала дознания, — заметил я и уточнил: — Разве только от Кирьяна нужно будет избавиться.
Дворяне, конечно, привилегированный класс, но это вовсе не означает, что чернь абсолютно беззащитна. Беглеца следует передать страже, а уж дальше-то разберутся, кто он, откуда, зачем и кому его следует вернуть. Наносить же узор «Повиновения», не имея соответствующей купчей, себе дороже. Лучше убить, тогда можно отделаться вирой, а так отправишься на каторгу камень ломать или руду добывать, это уж как карта ляжет.
— Нет. Ты избавишься от всех пленных. Нам эта обуза ни к чему, — холодно произнесла она.
Хм. А ведь, пожалуй, и приказала. Спокойно, девочка, не тебе мне приказывать. Я, конечно, со всем уважением, но ты пока ещё не доказала, что имеешь на это право, а социальный статус и твой титул для меня ничего не значат.
— Тайной канцелярии понадобятся свидетели, чтобы прижать Милославского, — возразил я.
— Их показания лишь косвенное свидетельство и не могут быть приняты в качестве доказательств. Дознание будет открыто и зайдёт в тупик, а Дмитрий Григорьевич лишь посмёётся со стороны. Но главное это то, что он узнает — мы теперь в курсе, от кого исходит опасность, и достать его будет сложно.
— Иными словами, Иван Митрофанович не станет заморачиваться официальным следствием, а ударит в ответ, — закончил я за неё мысль.
— Батюшка уже давно сделал бы это, да так, что пух и перья, если бы только доподлинно знал, куда бить. Теперь узнает.
— А не боитесь, что он может спровоцировать гражданскую войну?
— Батюшка умён. Так что всё взвесит и сделает как надо.
— Ну что же, как скажете, Мария Ивановна. Кирьян, знаешь, где Унгерны хранили награбленное?
— Особого секрета от нас не делали, — спокойно пожал плечами тот.
Вот странное дело всё же. При нём открыто рассуждают, что оставлять в живых его нельзя, а он и бровью не повёл, готовый мне верно служить. Интересно, он даже мысленно не противится подобному? Ну там, всё существо восстаёт, а воля узора заставляет действовать вопреки здравому смыслу. Вообще-то, сомнительно, потому что никакого внутреннего протеста не наблюдается и в помине.
— А где находится оружие, взятое с княжны и её людей, тоже знаешь? — спросил я его.
— Знаю, — коротко ответил он.
— Хруст, забирай Зиму с Кирьяном, и сносите всё сюда.
— Слушаюсь.
Бог с ними, с клинками, но огнестрел работы мастерской Дудина. У Марии подаренный мною комплект гладкоствольных двустволок, как и пара сотен стреловидных пуль с поддонами. У всей охраны казнозарядные штуцера да по паре пистолетов-переломок. Терять их категорически не хотелось. Тем паче, что не на себе понесём.
Герасим обещал вывести нас тропами, где лошади вполне себе пройдут. Просто путь выйдет куда длиннее, скорость же неспешного прогулочного шага, а то и медленнее. Можно было бы и пешочком, да только Долгорукова однозначно не пожелает оставить свою Ласточку, сменившую прежнюю кобылу и ничуть не уступающую ей. А коли так, то и остальных лошадей нужно уводить. А с таким табунком через границу… Вообще-то, за конокрадство тут вешают. А ещё мы побили подданных Ливонской короны. Словом, лучше уходить по-тихому.
Вернуть удалось всё, включая и бриллиант из навершия шпаги Марии Ивановны. А вот сам клинок не обнаружился. Вероятно, не пожелали связываться с узнаваемым оружием, как и с амулетами. В конце концов сами камни достаточно хорошая добыча. Кроме этого обнаружилось и серебро с золотом, в пересчёте на рубли чуть больше десяти тысяч. Уж это-то точно моё. Впрочем, скорее всё же наше с Долгоруковой, коль скоро цели у нас теперь совпадают. Мне много для жизни не нужно. Чего не сказать об осуществлении задуманного…
Герасим ждал нас в условленном месте и на наше появление только сокрушённо покачал головой. А и было с чего, двадцать две породистые лошади это не хухры-мухры. И это вовсе не об их цене. Животных ведь вывести нужно, а нас всего-то пятеро.
Когда я наконец убедился в том, что мы в безопасности, вызвал Шешковского и сообщил о том, что Марию Ивановну из лап похитителей вырвал. Миндальничать с ними нам было некогда, поэтому мы их всех перебили и сейчас направляемся к Заситино. Тот, конечно, удивился, но заверил, что немедленно известит об этом князя Долгорукова.
К заставе, ну или к крепости, вышли уже глубокой ночью. Благо комендант не страдал формализмом и не стал держать нас снаружи до утра. Ну или дело в моей бляхе. Хотя-а-а скорее всё же в Марии. Великая княжна, наследница российского престола, понимать надо. Он даже уступил ей свою квартиру, перебравшись на время к господам офицерам. Я, Хруст и Зима разместились на сеновале, что меня ничуть не задело. Тепло, сухо, духовитый запах сена и несколько бессонных ночей. Да только в радость, поэтому я провалился в сон, лишь обрадовавшись такой возможности.
— Пётр Анисимович, просыпайтесь, — потрепал меня за плечо Хруст.
Оно вроде как и боевой выход, но в то ж время мы сейчас в крепости, а значит, посторонние уши и глаза могут оказаться поблизости в любой момент. Вот и обращается Клим официально.
— Что стряслось? — удивляясь своему крепкому сну, рывком сел и глянул по сторонам.
Сеновал как сеновал, с ночи ничего не изменилось. Но это внутри. А вот снаружи какая-то суета. Куда-то бегут солдаты, отдают команды десятники и офицеры. Гомон, топот ног, скрип, стук дерева, лязг металла, ржание лошадей, детский плач. Дети? В крепости? Что з-за…
— Ливонцы пожаловали. Крепость села в осаду, — пояснил Хруст.
— О как. Никогда такого не было и вот опять. — Бог весть отчего сразу припомнились слова Черномырдина.
Ну вот какого остались в крепости? Могли же забрать лошадей и уйти в ночь. Расслабился. Границу пересекли, Ливония осталась позади, вокруг только свои, можно и отдохнуть нормально. А та Ливония возьми и припрись вослед.