Эхо. Творец нитей. Книга 1.

Глава 2 Первый рисунок

Слуги и самураи почтительно склонились перед леди Таюрой, когда она соскочила со своего верхового монстра и крепким ударом по морде убедила коня слушаться самураев, поведших чудовищное животное в стойло.

— Удалось ли мне застать моего благородного брата, принца Такао? — осведомилась принцесса у подошедшего ней управляющего поместья.

— Да, благородная госпожа. Сюда. Прошу, следуйте за мной.

— Как его здоровье?

— Господин в бодром расположении духа. Бинты сняли на прошлой неделе. Лицо великого лорда пострадало достаточно сильно, но… это не доставляет ему особого беспокойства.

Управляющий едва сдержал улыбку, вспоминая как господин, подкараулив пару служанок в темном коридоре ночью, шагнул из-за угла и встал перед ними, вытаращив глаза и улыбаясь во все оставшиеся у него зубы. Он не создал ни малейшего шума, но одна из служанок упала в обморок, а вторая напрудила в панталоны. Весь особняк после трясся от громогласного хохота великана.

— Тебе что, совершенно все равно? — угрюмо спросила Таюра, когда они с братом уже сидели в гостиной и выпили по первой кружке вина.

При штурме Инакавы, северной столицы страны Водопадов, капитан Такао, из младшей ветви правящего дома Камней, личным примером вдохновлял своих бойцов и первым из отряда поднялся на стены штурмуемого города. Поговаривали, что он ударами тяжелого меча пришиб пятнадцать врагов, прежде чем удачно пущенная бронебойная пуля кого-то из ополченцев угодила точно в прорезь маски его шлема. Если бы удар был прямым, семья получила бы труп в сером мешке, но срикошетив от верхнего края прорези, пуля ушла вниз и, вместо того чтобы убить мечника, разворотила самураю все лицо.

— Ха! — капитан, расслабляясь в кресле, закинул ногу на ногу. — Я настолько силен и велик, что понравившаяся мне девчонка попросту пересмотрит свои понятия о красоте мужского лица! А потом и на хирурга пластического можно будет потратиться. Сейчас не буду. С деньгами плохо. Попугаю народ еще годика три-четыре! Знаешь, я, пожалуй, попристаю немного к разным дочерям лордов, посмотрю на их ужас и отвращение, а потом личико себе починю, стану неотразимым красавцем, и они себе руки до локтей сгрызут с досады! Вот посмеюсь!

— Ну, если тебя это забавляет… — Таюра пожала плечами.

— Ладно, ладно. Что это мы все обо мне да обо мне? Сама-то, безутешная вдова, как мужа придушила, спишь спокойно? Или за новым приехала? Я своих друзей не дам, не надейся. Пригодятся еще.

— Я не об этом. Не до свадеб сейчас. Такао, прошу, выслушай! Дело очень серьезно. Четыре дня назад в мой город пришла и пыталась поднять людей на бунт против меня… волшебная лиса! Кицунэ.

— Э? Сестренка, и ты туда же! Что вы все взбесились вокруг этого фантома?

— Что? Были еще сообщения?

— А то не было! Сначала по сети радиоточек наемников вместо путей миграции бандитских орд начали передавать разговоры о том, что кто-то где-то видел меняющую обличья божественную красавицу в лохмотьях. Потом верные люди из города на севере сказку донесли, что лиса-оборотень своим волшебством спасла пару влюбленных от свирепой дочери лорда, позавидовавшей их счастью и решившей изуродовать лицо девушки. Те влюбленные добрались до крупного города и обратились к другу семьи с просьбой помочь купить билеты на дирижабль, а уж друг семьи после их отлета напился с друзьями и все разболтал. У нас сказку эту на каждом углу плели и перевирали, я запретил, чтобы поменьше склоняли твое имя. А потом…

— Что-то еще было? Четыре дня ведь всего…

— Видимо, лиса бегает по горам куда быстрее ваших зубастых бегемотов. Два дня назад в наш город вошла девушка-фантом… и люди до сих пор очнуться не могут. И кого ее магия захватила, и те, кому не повезло, рассказы о ней слушая, только глаза таращат и улыбаются, как умалишенные. Моих самураев, что веселье порушили, все подряд словесными помоями поливают. По-тихому, конечно, не в глаза. Та твоя подстрекательница в синем кимоно была? С розовыми такими цветочками.

— Ушла-то она точно в нем.

— Вот. От тебя ушла, а к нам пришла. А я, как последний дурак, в особняке весь тот день проторчал и ничего не видел. И идиотов своих не придержал.

— Брат, ты что…

— А что я? — глаза изуродованного воина наполнила глубокая грусть. — Будь проклято то, что никогда нельзя точно знать, где произойдет… чудо.

В тот день Лианг задержался с началом торгов. Может, потому, что за ночь навалило целые горы снега и очень не хотелось выходить на улицу, чтобы барахтаться в нем всю дорогу до лавки? А может, просто потому, что безмерно надоело жить в одном и том же дне из года в год. Работать без души, продавать красочную бурду, которую все меньше находилось желающих покупать. Видимо, настроения художника передавались клиентам.

Без особого энтузиазма проглотив миску вареной лапши, он прихватил коробку с пятью рисунками, которые закончил прошлым вечером, и побрел к своей лавке.

Торговля, зимой, да еще в полдень, всегда шла вяло. Оставались надежды только на вечер. Возвращаясь от гейш и юдзе, самураи и городские стражи, отчаянно пытающиеся выдать себя за тех самых, просвещенных и благородных, воинов древней империи, будут проходить мимо лавки, и кто-нибудь обязательно купит пару картинок, чтобы было что пообсуждать с друзьями на следующем совместном чае-винопитии. Плохо только то, что многие из новых самураев были малограмотны и даже близко не знали легенд и притч, иллюстрациями к которым торговал художник.

Лианг, здороваясь и раскланиваясь с соседями, добрел до лавки и открыл ее, начиная развешивать картинки. Очередной день начинался для провинциальной творческой личности, которую выгнали из художественной академии за неуплату и скромные способности. День, копия предыдущего, такого же, как тысячи других одинаковых дней, до него.

— Хоть бы сегодня что-нибудь случилось… — бубнил себе под нос Лианг. — Встретить бы девушку, красивую, милую и богатую…

Что-то в том же духе он, недовольный своей жизнью, частенько бормотал, когда некому было его слышать. Ну не падение метеорита и не пожар же ему выпрашивать у судьбы?

Закутанные в серо-коричневые пальто и шубы, люди бродили по улицам города, по-зимнему хмурые и сонные, похожие на медведей, в неурочный час изгнанных из теплых берлог.

Кицунэ, поглядывая на них и чувствуя на себе ответные удивленные взгляды, подбоченилась и поправила накидку, чтобы лучше выставить напоказ рисунок из ярких цветов. Кокетство ее было столь откровенно выражено, что мужчины начали таинственно ухмыляться, а женщины и девушки заворчали с недовольством. Ишь ты, какая! Вырядилась, как на празднике! Откуда принесло такое чудо?

Заявись Кицунэ в эту часть города в таком виде вечером или ночью, ее тотчас бы остановил патруль, и кто знает, чем бы все закончилось, но днем патрули ходили редко, стражи были ленивы и нерасторопны. Лишь один раз Кицунэ окликнул человек, сопровождаемый вооруженной стражей, но это был не солдат закона, а глава района, возвращавшийся с деловой встречи и просто увидевший перед собой привлекательную девушку.

— Вы похожи на удивительный синий ирис, который волею богов было мне даровано неожиданно найти в нашей заснеженной пустыне, — сказал немолодой уже дядька, с удовольствием любуясь донельзя кокетливой красавицей. — Из какого вы окия и как ваше имя, скажите мне, о принцесса снежного мира!

Кицунэ стрельнула глазками на очарованного дядьку и галантно прикрыла рот рукавом кимоно, в невыразимой скромности пряча улыбку.

— Благодарю вас за столь лестные слова, благородный господин. Приходите в веселый квартал вечером любого дня и скажите, что ищете Северный Ирис. Этого будет достаточно для того, чтобы мы снова встретились.

— О, значит, я угадал ваше имя?

— Прозвище, мой господин. Лишь прозвище, — глаза Кицунэ наполнились влекущей таинственностью. — При новой встрече, если ей суждено будет случиться, я скажу вам свое имя.

— Сегодня же вечером. Передайте своей старшей сестре и хозяйке окия, чтобы ждали гостей.

Теша себя мечтами и не подозревая, какое глубокое разочарование его ждет, глава района отправился по своим делам, а раскрасневшаяся от восторга обманщица продолжила свой путь. Кицунэ искала, где можно было бы поесть, принять душ и отдохнуть в тепле. Маленькая сумочка, хранившаяся прежде в шкафу Йоши и являющаяся, по мнению Кицунэ, абсолютно необходимым для кимоно элементом, теперь была до отказа набита различными монетами, среди которых можно было отыскать и золото, и серебро. Во время ночного пути она натолкнулась на страшных дядек, жгущих костер и отдыхающих. Шестеро вооруженных крестьян весело, с хохотом обсуждали то, как ловко они запугали и ограбили каких-то путников на дороге, и потому Кицунэ без малейших угрызений совести поступила с разбойниками точно так же. Она навеяла на бандитов иллюзии и показала им несколько фантомных чудовищ, при виде которых люди с громкими воплями помчались вниз по склону и предоставили злодейски хихикающей лисе возможность переворошить их лагерь, умять все съестное, вылить вонючие напитки из бутылей на землю и забрать деньги из сумок. Не желая никому смерти, девчонка не стала сжигать тент и прочее имущество бандитов, но забрала оружие, которое после, убравшись подальше от лагеря, сбросила в пропасть.

Теперь, очень довольная собой, Кицунэ вышагивала по попавшемуся ей на пути городу и составляла в уме список вещей первой необходимости, на которые можно потратить неожиданно упавшее в ее руки богатство.

Сложно сказать, какие списки она составляла, но покупке каждой из вещей было придумано оправдание. Смена нижнего белья, халат и полотенце, как же без этого? Она же собирается помыться! Косметичка, гребень и зеркальце — тоже предметы первейшей необходимости! А как иначе стать еще красивее, чем сейчас? Без косметики и в бою будет тяжелее. Почему? Да потому что полезно, когда нападающие на тебя враги очарованы твоей красотой. Тогда они перестают воспринимать девушку как угрозу, становятся галантны или, наоборот, теряют всякое терпение и идут напролом, подставляясь под удары. Поэтому никаких сомнений. Далее, плюшевый львенок — это чтобы не было так страшно одной ночью в горах. Пакетик шоколадных конфет — богатая энергией пища. Ну а золотая цепочка и маленькие сережки — так это для души. Что, нельзя раз в жизни себя побаловать?

Завершая свои прогулки по рыночному району, Кицунэ направилась в квартал, примыкающий к торговым рядам. Здесь жили гейши и ойран, самые разнообразные артисты и музыканты. Сюда люди ходят отдыхать, так что где-то тут точно должны быть бани, ресторан и, наверное, даже найдется гостиница. Можно будет остановиться на отдых в хорошей комнате с мягкой кроватью и даже почитать что-нибудь интересное перед сном!

Подумывая об этом, Кицунэ остановилась у серенькой лавки, открытые ставни которой были украшены множеством ярких рисунков с изображением мифических зверей и самураев. Судя по надписям рядом с изображениями, это были иллюстрации к каким-то сказкам. Большие рисунки и чуть-чуть текста. Страницы из детских книг? Наверно. Только, на взгляд Кицунэ, было довольно странно читать детям истории про кошек-кровососов и пауков, всегда готовых заманить путника в ловушку и откусить ему голову. Детям нужны другие сказки, а если им такие читать… неудивительно, что среди людей столько бешеных и сумасшедших!

— Желаете что-нибудь купить, благородная госпожа? — осведомился у оборотницы невзрачный молодой мужчина, сидящий в глубине лавки и читающий книги в ожидании клиентов. — Выбирайте по своему вкусу, у меня очень скромные цены, и для столь красивой покупательницы я обязательно придумаю какую-нибудь скидку!

В отличие от многих встретившихся с Кицунэ сегодня Лианг сразу понял, что перед ним не гейша. Кимоно, украшения и особенно бант за спиной были истинным хаосом, какого никогда не допустила бы благовоспитанная ученица окия. Украшения из фальшивого золота были тем, на что могла нарваться провинциалка, решившая купить красивые безделушки на рынке большого города. В товарах девчонка ничего не смыслила и о рыночных мошенниках не знала, но кимоно ее носило знаки принадлежности своей обладательницы к семье богатого торговца. Да еще явно этот наряд остался от весеннего фестиваля, до которого еще минимум месяца два. Ни одна воспитанная девушка не оденет кимоно, столь резко контрастирующее с сезоном. А уж бант пояса оби, красующийся за спиной девчонки, вообще говорил о ней как о дочери главы самурайского клана, лишившейся отца, но горячо любимой своей матерью. Сплетен крайне искусно, очень много деталей, значения половины из которых торговец живописью даже не знал, а ведь его стилизованной под древность мазней были украшены токонома в домах почти всех самураев младшего и среднего ранга! Что, как не это, говорило о воспитании художника и знании им традиций?

Кто эта «благородная госпожа»? Лианг почти не сомневался. Горы переполнены бандами из восставших рабов, разорившихся крестьян, иностранных грабителей, оставшихся без финансирования солдат регулярных войск и даже самураев соседних лордов-землевладельцев, решивших пограбить путников или плохо защищенные селения в чужих владениях. Очевидно, крупная банда отправила на разведку в город своих шпионов под видом мирных людей. Перед художником была разбойница, возможно, из дочерей обнищавших самураев генетически устаревшего и ликвидированного клана, необразованная и серая, пытающаяся маскироваться под дочь купца. А бант ей навернула сообщница, видевшая его в раздобытом невесть где журнале моды, но так и не понявшая символики.

Что делать? Позвать самураев, конечно. Те при помощи своих методов разберутся, что к чему. Надо только сыграть полное спокойствие, чтобы не встревожить бандитку, а когда та пойдет дальше, дать страже знак.

«Бандитка» меж тем продолжала любоваться картинками.

— Вот, рекомендую, — сказал художник, указывая на один из рисунков. — Иллюстрация к рассказу о горном красном они, которого пойманная им девушка подговорила напасть на живущего по соседству синего они. Синий они поймал мужа этой девушки и уже готовился варить из него суп. Здесь приводятся слова девушки: «Что же тебе есть меня, ведь во мне лишь жилы и кости, когда твой брат ест моего сочного, покрытого мясом мужа».

— Ужас. — Кицунэ пренебрежительно помахала пальцами левой руки, словно отгоняя от себя невидимых злых духов. — Не надо таких подробностей, а то уже вечер скоро, лягу спать, и глупости какие-нибудь приснятся.

— Ужас или не ужас, но пока два глупых боролись за вкусную добычу, девушка разрезала путы на муже, и…

— Все равно плохая сказка. Господин продавец, у вас есть что-нибудь не про людоедство и убийства? Ну, про девушек красивых или цветы…

— Про цветы точно нет, а если интересуетесь картинками с девушками, — глаза художника сверкнули нездоровым весельем, — то у меня есть особый товар. Разные есть любители, вот держу для таких…

Желая пошутить и поскорее отогнать разбойницу, художник вынул из-под прилавка и положил перед девушкой стопку картинок среднего и ниже среднего качества. Портреты юдзе, которые заказывали за гроши девушки легкого поведения из нижних районов веселого квартала. Реклама и визитки.

Лианг ожидал любой реакции, от смеха до гневной ругани, но стоящая перед ним «бандитка» принялась вдруг спокойно и без тени стеснения перебирать картинки.

— Наверно, это истории про то, что даже в бедности можно улыбаться, — вполне серьезно заявила девчонка. — Несчастные. Денег нет даже на одежду.

Художник фыркнул, попытался подавить в себе смех, но удержать эмоции не удалось, и парень расхохотался. Уж слишком уморительно выглядела эта странная красотка, с полными наивности глазами разглядывающая низкосортные пошлые рисунки.

— Они небогаты, да, но уверяю вас, юная госпожа, — продолжая смеяться, заявил Лианг, — на одежду деньги у них найдутся и по улице в таком виде они не ходят.

— А тогда что же их так нарисовали? В одежде девушка гораздо красивее! — Кицунэ гордо вздернула носик и повела плечами, привлекая внимание собеседника к ее, вне всякого сомнения, прекрасному наряду.

— Ну, тому есть много причин, — смех утих, и художник начал заливаться густым багрянцем, понимая что показывает пошлые картинки совсем еще несмышленому ребенку. Он спешно убрал листы и глянул на оборотницу с интересом. — Откуда вы, леди? Как вас зовут?

Кицунэ открыла рот чтобы что-нибудь соврать, и тут же с ужасом поняла, что ничего заранее не придумала.

— Я… путешественница. Просто так иду, — растерянно пробормотала она. — А что?

— Да нет, ничего. Просто вы интересный человек, в хорошем смысле этого слова. А этот львенок и конфеты, что вы держите в руках, подарки для вашей младшей сестры?

— Да. — Кицунэ отчаянно соображала, как можно выкрутиться из ситуации. Убежать? Но этот дядька тогда обязательно позовет самураев! Сейчас начнет расспрашивать, наверно. Надо попытаться ответить правильно и выдать себя за самую обыкновенную девушку!

— Ваша семья сейчас где-нибудь рядом?

— Да, мы приехали в город недавно, с торговым караваном и скоро поедем дальше.

— Не докучали ли вам в пути бандиты?

— Нет, караван был большой и хорошо охраняемый.

Промашка. Не приходило в город таких караванов уже несколько недель.

— Красивый у вас бант на поясе. Кто вас научил его завязывать?

— Мама, — врать не пришлось. — А что?

— Просто действительно очень красивый. А как же вас зовут? Меня — Лианг.

— Ак… — нет, «Акико» она уже называлась. Другое имя, скорее! — Акина… рада познакомиться, Лианг-сан.

— Взаимно, Акина-сан.

— А сколько вам лет?

— Двадцать… семь…

Это не бандитка. Бандитка, да и, впрочем, любая обычная девушка уже выкрикнула бы что-нибудь вроде «это не ваше дело» и ушла. Мысли Лианга метнулись в поисках нового ответа, и сердце парня болезненно сжалось.

Северная Империя, продержавшись чуть более тридцати лет, рухнула и погребла под своими обломками жизни и судьбы огромного количества людей. Погибали или превращались в бандитов целые кланы шиноби и самураев. Знатные землевладельцы, получавшие доход с южных земель, в один момент становились нищими и кончали жизнь самоубийством, а их семьи… судьба обнищавших была незавидна. Особенно тех, кто был совершенно неприспособлен к жизни. Лианг слышал несколько печальных историй о том, как недавние принцессы становились игрушками тех, кто раньше служил им, попадали к разбойникам или оказывались на улице, где их ждала верная смерть. Кому-то везло, кому-то нет. Кто-то приспосабливался, у кого-то это не получалось. Огромный котел, в котором варились людские судьбы, кипел с той яростью, что бывает во времена глубокого кризиса, и занятым собственными проблемами людям было глубоко безразлично, что в подворотне рядом с их домом умирает от голода бывшая богачка.

Лианг хотел бы активировать в себе какую-нибудь сенсорную способность и глянуть на эту девчонку. Наверняка у нее есть масса отклонений в организме. Два сердца, скелет из сплошных костяных щитков, выбрасываемые из тела шипы, когти или клыки. Самураи и шиноби часто таили в себе такие секреты, что человека обычного могла оторопь взять. Биоинженерия наплодила невероятных монстров, удивляться уже ничему не приходилось. Девчонка перед художником должно быть одна из этих чудовищ. Воспитывалась в клане, изолированно от внешнего мира, потому и ведет себя неадекватно. Вернее, адекватно для того, кто всю жизнь провел в замкнутом пространстве родного дома или генетического центра. Оказалась на улице после развала или гибели клана. Возможно, сильна и опасна. Возможно, выживая согласно своим инстинктам и воспитанию, успела натворить злодейств. Но в это не хотелось верить. Те, кто в каждом незнакомце видит злодея, страшнее любого чудовища.

«Едва ли ей больше восемнадцати. — Лианг прищурился. — Может, действительно зовут Акина, а не Объект Сто Двадцать или что-то в том же духе, но врет она не слишком убедительно. Еще один вопрос»…

Художник широко улыбнулся, глядя на перепуганную девчонку, нервно тискающую в руках плюшевого львенка и пакет конфет.

— Вы не голодны?

— Что? — удивилась неожиданному вопросу Кицунэ.

— Вот и я тоже хотел спросить о чем-либо подобном, — что-то острое, к ужасу девчонки, ткнулось ей в спину. Пока она разговаривала с торговцем, кто-то, наглый и бесцеремонный, подобрался к ней со спины. Шиноби? Самурай? Или… — Отвечайте, прекрасная леди, предо мною, великим и грозным тенгу, как смели вы столь жестоко похитить сердце моего друга, а затем и мое собственное?!

Удар в лицо ребром ладони швырнул на снег болтливого врага. Кицунэ изготовилась удирать, но в изумлении застыла, увидев на сбитом с ног «злодее» актерскую красную маску с длинным носом и отлетевшую в сторону книгу, углом которой тот за пять секунд до удара необдуманно ткнул в спину боевой биоформе.

— О умоляю, воительница из легенд, пощадите хилого и глупого тенгу! — заголосил актер, усаживаясь на снегу и стаскивая с лица маску. — Ох-хо! Я, конечно, виноват, но зачем так сильно бить-то? Больно же!

— А… а… а чего ты меня пугаешь?! Я подумала, что ты с ножом на меня напал!

— Ох, ну и девушки пошли. Нападать на них с ножами все опаснее и опаснее! — актер засмеялся.

— Ринджи, тебя когда-нибудь убьют за твои шутки, — вмешался Лианг. — Акина-сан, прошу вас простить это ходячее недоразумение. Мой сосед, Ринджи, увидел как мы с вами мирно беседуем, и решил что мы хорошо знакомы, а значит, можно не стесняться и учинять неведомо что!

— Но это же очень опасно вот так шутить с незнакомыми людьми! — вне себя от возмущения, заявила Кицунэ. Смотрела она на сидящего в снегу парня сверху вниз, со смесью гнева и недовольства. — Вокруг столько генетически измененных! А если бы я молнией ударила? Или «Разящим серпом»?

— Вы можете метать «Разящие серпы»?

— Нет, но не обо мне же речь! Вы, Ринджи-сан, в следующий раз, лучше подумайте о собственной безопасности, чем, получив по заслугам, ныть из-за боли и ран! — Кицунэ полностью отошла от шока и принялась самозабвенно врать, все еще надеясь перестать быть подозрительной для своих новых знакомых и убедить их, что звать самураев не нужно. — Я, между прочим, дочь благородного самурая и могу вас серьезно покалечить, если не рассчитаю своих сил!

— А я тоже из семьи самураев, меня так просто не убьешь! — Ринджи поднялся, двумя ударами рук отряхнул штаны от снега, а затем подобрал валяющиеся у его ног книгу и маску, после чего устремил на Кицунэ взгляд еще более заинтересованный, чем прежде. — Согласен, глупая была шутка с моей стороны, но теперь, надеюсь, все в прошлом и вы, прекрасная благородная леди, позвольте ли мне загладить свою вину? Приглашаю вас в лучший из ресторанов этого города, в котором вы сможете совершенно бесплатно заказать любое блюдо, какое только сумеете отыскать в меню!

— Спасибо за предложение, но я откажусь. С какой стати мне идти в ресторан с незнакомым человеком, да еще таким, кто мне совершенно не нравится? С грубым, наглым и совершенно невоспитанным!

— Я… а… — актер смутился и растерялся, начиная густо краснеть. Девочка-то была не из стеснительных! Ну что за воспитание? Два слова — боевая биоформа!

— Лучше одна схожу! Я, между прочим, совершенно самостоятельная, храбрая и сильная! Банду из десяти горных разбойников разогнать — это тебе не в маске странной на девушку со спины наброситься! Никого не боюсь и сама о себе позабочусь!

— А сколько вам лет, Акина-сан? — Ринджи косился на болтливую хвастунью с подозрением.

— Двадцать пять! — Кицунэ гордо вздернула нос, уже надежно забыв о том, что врала десять минут назад.

«В следующий раз будет двадцать три, так глядишь, и до настоящего возраста доберемся. Лет двенадцать… по крайней мере психологически», — подумал Лианг, но вслух произнес иное:

— Стало быть, у меня тоже нет шансов пригласить столь самостоятельную и прекрасную юную леди разделить со мной обед?

Но, к его удивлению, странная незнакомка обернулась и ответила улыбкой на его улыбку. Взгляды художника и принцессы из неведомой сказки встретились.

— Как бы ни была я самостоятельна, мне понадобится время, чтобы найти хороший ресторан. Я была бы вам благодарна, торговец-сан, если бы вы поделились со мной своим знанием. Вы сопроводите меня?

Она серьезно?

Лианг не верил своим ушам. Даже самые наивные принцессы из погибших кланов не бывают столь доверчивы. Наоборот, им в доверие втереться тем сложнее, чем дольше они на улице.

Девушка тем не менее ждала.

— Подождите минуту, я сейчас закрою лавку, — сказал художник и начал краткие сборы.

Ресторан был расположен недалеко и, как и весь город, переживал не лучшие свои времена, но людей в зале оказалось не меньше полутора десятков. Кицунэ почувствовала робость, когда многие из присутствующих, завидев сопровождающего ее Лианга и вошедшего следом Ринджи, подняли руки в приветственном жесте и выкрикнули, приглашая их присоединиться к компании. Больше половины присутствующих мужчин были крепки и сильны внешне, а женщина, кроме Кицунэ, в зале была только одна. Не ловушка ли это? Кицунэ знала, что в городах людей орудуют целые бандитские кланы, которые рады будут ограбить неосторожного чужака. А что если этот художник с угасшими глазами — один из таких бандитов и привел неосторожную жертву прямо в ловушку? Ведь у Кицунэ есть что отобрать!

Девчонка, робея, теребила в руках сумочку с деньгами и думала о том, как спрятать недавно купленное золото. Глаза ее быстро нашли удобные пути отступления. Если кто-то начнет вести себя подозрительно, она… она ка-ак прыгнет в окно!

Но хорошо бы у нее был защитник. Интересно, в сказках людей у кицунэ были какие-нибудь помощники или стражи? Или волшебные лисы сами были чьими-либо стражами? Жаль, что хозяин дал воспитаннику только немного общей информации о происхождении необычного имени. Но все равно у лисят, пока они совсем маленькие, должны быть защитники. Скорее бы вернуться к маме! Там и бабушка, и деды-самураи, и принц Кано с Мичиэ. Никому в обиду не дадут, а тот страшный черный человек больше не будет хозяину помогать. Он украл Кицунэ у друзей и исчез, может быть, навсегда. Кто же это был? Наверно, какой-нибудь высший демон, враждебный всему живому, не важно, злое это, живое или доброе. Не зря хозяин этого черного так сильно боится!

Пока Кицунэ размышляла о разном, Лианг подвел ее к свободному столику и подвинул стул, чтобы девушке было удобнее сесть. Кицунэ села и вдруг, что понятно при столь резком недостатке женского присутствия в коллективе, столик окружило сразу человек десять мужчин и парней разного возраста.

— Лианг, где же ты раньше был?! — воскликнул один из них. — Разве это не верх эгоизма — одному наслаждаться обществом столь красивой девушки?

— Кто эта прекрасная леди? — сказал второй. — Родственница?

— Сестренка, младшая, я уверен!

— Как же ее зовут?

— Где вы встретились? — возвышенным тоном воскликнул худосочный парень, которого более крепкие приятели оттеснили на второй план. — О, какое удивительное воссоединение! Я напишу об этом событии прекрасную пьесу для нашего театра! «Брат и сестра»! Как вам название?

— Она актриса? Певица? Поэтесса? Художница?

Под водопадом внимания со всех сторон Кицунэ съежилась, сидя на стуле, и стеснительно разрумянилась, пряча взгляд.

— Ну же, Лианг, не томи, познакомь нас со своей сестрой!

— А ну тихо! — рявкнул художник. — Расступитесь! Ведите себя как культурные люди! И что это за разговоры? Когда Ринджи кого-нибудь приводит, почему никто не думает что это его сестра?

— Сестра, или не сестра, а ты прекращай секретничать! Представь уже нам ее, не томи!

— Ладно, ладно! Угомонитесь только! — Лианг, оттеснивший толпу на полтора шага, отступил в сторону и демонстрационным жестом указав на сгорающих от интереса обитателей веселого квартала, произнес. — Акина-сан, позвольте представить вам моих друзей и знакомых. Это актеры, музыканты и работники занимающиеся декорациями для сцен. Сообщество довольно шумное и назойливое, но совершенно безобидное, смею вас заверить. Надеюсь, вы простите им излишнюю эмоциональность, в нашем квартале давно уже только среди зрителей появляются новые лица, а зритель и актер отделены невидимой ширмой и живут в разных мирах. Прошу у вас прощения за их поведение. — Лианг поклонился Кицунэ, и тут же вся разношерстная компания тотчас поклонилась следом.

— Просим простить нас! — хором, нараспев, произнесли они, и рдеющая от смущения Кицунэ робко улыбнулась.

— А теперь позвольте представить вам эту прекрасную незнакомку. — Лианг повернулся к толпе. — Перед вами леди Акина, благородная дочь семьи самураев и бесстрашная путешественница, способная обратить в бегство и рассеять по горам полусотню невежественных и грубых бандитов, вздумавших доставлять ей беспокойство своим неуместным вниманием! Так что учитесь на чужих ошибках и будьте строги к себе!

— Акина? (Весенний цветок.) — воскликнул кто-то. — Красивое значение, но нужно более мягкое звучание! Нет, не подходит! Совсем не подходит!

— Нами (Волна), — пробурчал рослый мужчина с густой черной бородой, очевидно, сын северного побережья великого океана. — Мягкая и ласковая дочь бескрайнего моря!

— Кимико! (Вечно прекрасная.)

— Хотару! (Светлячок)

— Саюри! (Маленькая лилия.)

Кицунэ смущалась все больше, а имена, все более милые и красивые, сыпались со всех сторон, пока вдруг толпа не расступилась, умолкая и пропуская к столику красивую высокую женщину в ярком кимоно. С истинно королевским достоинством она поклонилась Кицунэ и легкими взмахами ладоней обеих рук заставила толпу шарахнуться еще дальше.

— Канаками Кейко, хозяйка этого заведения, к вашим услугам, юная госпожа, — сказала она. — Позволите ли вы мне навести здесь порядок? — один грозный взгляд, и окружившие столик люди, тихонько переговариваясь, разбрелись по своим местам. — Вот так. Теперь вы сможете отдохнуть в тишине и немного освоиться. Почитайте меню и, когда будете готовы сделать заказ, дайте мне знак. Ринджи, пойдем со мной, у меня есть для тебя пара поручений.

— Но хозяйка…

— Не заставляй меня повторять! Иди за мной.

Актер, что осторожно сдвигал свой стул все ближе к Кицунэ, поник, поднялся и поплелся за направившейся на кухню Кейко. Кицунэ вздохнула с облегчением.

— Ох, какой же он назойливый! — вздохнула девчонка. — И слов совершенно не понимает. Вы, Лианг-сан, говорили о девушках, которых он сюда приводил. И что, они шли по своей воле?

— А почему бы и нет? Сын самураев, не из нищих. Живой такой, веселый. Кругом одни зануды и сумасшедшие, хорошего парня нельзя упускать, даже если он разок неудачно пошутит. Ты присмотрись.

— Не буду! — буркнула Кицунэ и, взяв со стола меню, сделала вид, что углубилась в чтение. Ей повезло, что она уже бывала в ресторане целых два раза, знала, как себя вести и для чего нужна эта странная тонкая книжка. Вот только в прошлый раз с Кицунэ в ресторан ходила бабушка, а до того юная воспитанница благородной семьи была с мамой и делать заказ самой Кицунэ не приходилось.

Девчонка проглядела список блюд и начала нервничать. Что же делать? Как выпутаться из сложившейся ситуации? И почему весь мир против нее? Только-только ведь удалось выдать себя за благородную леди, а теперь что? Выставить себя дурочкой при всех? Нет, люди недооценивают лисьей хитрости и коварства маленького оборотня!

— Лианг-сан, — Кицунэ подала меню своему новому знакомому. — Не обращая внимания на цены, если бы вы захотели съесть что-нибудь сытное и вкусное, что бы вы заказали?

Художник взял меню и посмотрел предложение ресторана. Самые обыкновенные блюда, сделать выбор среди которых элементарно для любого. В чем проблема?

Лианг украдкой глянул на девушку, которая с независимым видом принялась разглядывать украшения зала. Она не может не знать, какое из блюд сытнее остальных и что ей больше по вкусу. Сделать выбор несложно, если… умеешь читать.

Кицунэ знала, как пишется «рис», но ведь из риса делается много чего! Закажешь, а тебе вместо тарелки риса принесут сладости. Оборотница, могла написать «мясо» или «рыба», но как выглядят знаки «Нику-дзяга» и «Кирими»?

Художник, не желая смущать спутницу, не подал вида, что догадался об этом. Вместо того он положил меню на стол так, чтобы девушке было видно список.

— Думаю, что могу порекомендовать вам это, — сказал Лианг указывая на одну из строчек и принялся расписывать достоинства предлагаемого блюда. — Или это, — он перешел ко второй строчке и тоже в общих чертах обрисовал то, что скрывало за собой витиеватое название.

Девчонка кивала головой и радовалась тому, как хитро провела всех вокруг. Теперь-то ей точно не придется стыдиться своей неграмотности!

— Мы готовы сделать заказ! — выкрикнул Лианг, когда Кицунэ завершила выбор.

Десяток секунд, и официант подошел к их столику. Оборотница недоверчиво посмотрела на него, ведь официантом был не кто иной, как Ринджи, надевший белый фартук и шапочку. Ну да, не зря же он назвал Кейко-сан хозяйкой? И девчонок водит в этот ресторан, наверное, потому, что для своих работников здесь неплохая скидка. Хитрый, как лис. Мелкий, пустынный лис, конечно. То ли дело Кицунэ! Самая настоящая, большая лесная лиса!

— Что бы вы желали заказать, прекрасная леди? — с поклоном осведомился актер у Кицунэ, но прежде чем оборотница успела ответить, позади парня уже стояла гневная хозяйка ресторана.

— Ринджи-сан, я слежу за тем, чтобы каждый в моем заведении исполнял свои обязанности! Вам ясно? Только свои! Вы повар, а не официант, и потому…

Актера как ветром сдуло. Под добродушный смех со всех сторон он ушмыгнул обратно на кухню.

— Ох уж эти студенты! — вздохнула Кейко. — Ни на минуту отвлечься нельзя!

— Он еще и учится? — спросила Кицунэ, в глазах которой тоже сверкали искры веселья.

— Да, в театральном. Не знаю, кого в нем больше, артиста или кулинара, но надеюсь, что он сделает правильный выбор и останется работать у меня. Итак, я слушаю вас, уважаемые гости. Что пожелаете?

Лианг сделал заказ, Кейко поклонилась и поспешила на кухню, откуда вскоре принесла поднос с тарелками и кувшинчиками. Кицунэ при виде хороших, аппетитно выглядящих блюд проглотила голодную слюну и, приступив к еде, с трудом сдерживала себя, стараясь не спешить и вести себя за столом так, как учили мама и бабушка. Надо уметь выглядеть благородной леди всегда, даже если живот сводит от голода.

Старания ее не пропали даром. Сообщество обитателей веселого квартала видели все и оценили вложенное в девчонку воспитание. Они не знали кто, но кто-то над ней в прошлом действительно хорошо поработал.

— А теперь, — сказал Лианг, когда еда на столе была уничтожена и оба едока расслабились в ожидании сладостей и напитков, — если, конечно, это не большой секрет, вы, милая леди, не расскажете ли немного о себе? Я нисколько не настаиваю на этом, и если вы не желаете…

— Нет, почему же? — Кицунэ подумала о том, что обидеть недоверием дружески принявших ее людей будет ужасно невежливо. Можно рассказать. Немножко. Утаивая демаскирующие факты и чуть-чуть присочиняя для красоты истории. — Я не буду таиться от людей, что были добры ко мне.

Она начала говорить, не придавая особого значения тому, что все вокруг, а не только Лианг, навострили уши и начали потихоньку подбираться к ней. Просто она нравилась им и они хотели узнать больше о своей новой знакомой. Это совершенно естественно, Кицунэ сама бы сгорела от нетерпения узнать поближе человека, который показался бы ей интересным. Сейчас, чувствуя теплое внимание и доброжелательный интерес к себе, Кицунэ расцветала словно весенний цветок. Она нравилась им. Друзья. Люди, возненавидеть которых пытался заставить ее хозяин, но к которым Кицунэ испытывала совсем иные чувства. Победить ненависть было просто, ведь маленькая лиса прекрасно понимала, что люди делятся на два типа — нормальные и сумасшедшие. Друзья и враги. Сейчас она была среди людей нормальных, и совершенно естественно, что между ними возникли теплые чувства. Сердце нормального человека всегда открыто для дружбы и любви. А она? Что бы ни говорили разные страшные тетки с перепончатыми крыльями, Кицунэ уверенно считала себя нормальной и, более того, человеком.

Потому-то ей и доставалось столько внимания. Даже не из-за приятной внешности, только из-за доброжелательности и открытости этой девушки люди тянулись к ней, как в темной ледяной ночи усталый путник тянется к весело пляшущим на поленьях ало-золотым лепесткам живого пламени.

Кицунэ не задумывалась об источнике внимания к себе, она просто радовалась общению. Нашлись люди, готовые слушать, и она плела рассказ, со всей эмоциональностью, на которую только была способна.

— С самого раннего детства, — говорила оборотница, умалчивая только о том, что это раннее детство, о котором шла речь, было не десять и даже не пять лет назад, а в прошлом году, в начале декабря, — обо мне заботился дедушка. Он был артистом и меня тоже учил играть перед зрителями. Мы выступали, рассказывая сказки и устраивая представления в кварталах бедноты…

— А как же разговоры о благородном происхождении? — напомнил Лианг, и на него тотчас зашикали со всех сторон, приказывая молчать.

— Я расскажу, только не торопите меня пожалуйста, Лианг-сан, — девчонка обиженно надула губы, но через мгновение продолжила. — Дедушка никогда не рассказывал мне о моих родителях, и тому была причина. — Кицунэ начала привирать, выдавая полуправду, чтобы скрыть свою настоящую личность от слушателей. Она все-таки в стране Камней сейчас, и не нужно никому из слушателей догадываться, что перед ними златохвостая. — Когда я только-только родилась, в клане шла борьба за власть, и в этой борьбе погиб… погиб мой отец. Мама, опасаясь, что меня тоже могут убить, тайно отдала меня дедушке, и он воспитывал меня вдали от внутриклановой вражды. Я очень скучала по маме, но время жизни с дедушкой я вспоминаю с такими теплыми чувствами, что сердцу больно от того… от того, что это время закончилось.

Слезы блеснули в глазах оборотницы. Старик-артист действительно существовал. Приютивший бездомную бродяжку, он открыл ей глаза на красоту мира и людских душ, а затем… был убит злейшими из врагов хозяина, воинами-шиноби селения Ветвей, пришедшими избавиться от творения безумного гения. От Кицунэ. Дедушка спас маленького монстра ценой своей жизни. Но об этом нельзя говорить сейчас.

— Я была счастлива с дедушкой, но враги нашей семьи разузнали, где мама прячет меня от них, и пришли, надеясь расправиться со мной. Дедушка понял, что выбора больше нет, и вернул меня маме, а сам скрылся, уводя за собой врагов. Он увел их и где-то спрятался, но, конечно, скоро он вернется к нам, как говорила мама. Вот так я вернулась в клан и вступила в борьбу, пытаясь успокоить и примирить враждующие стороны. Мне это почти удалось, меж двух держащих власть семей был заключен договор, и я должна была выйти замуж за принца… то есть за сына главы семьи наших противников, и тогда бы наступил мир, но… но кто-то из наших врагов нанял шиноби, которые похитили меня и должны были убить. Они убили бы меня, но жадность в разбойниках победила. Они не убили, а продали меня в научный центр, на опыты. У меня же измененный геном, и им заплатили неплохие деньги. — Кицунэ вздохнула. — Потом посадили меня в клетку и приставили стражей, которые держали цепи, а по цепям пропускали электричество, если я совершала подозрительное движение. Пришлось мне потерпеть разряды, пока я била тюремщиков головами о стены! — Кицунэ, распаляясь и скатываясь в хвастовство взмахнула рукой, но мгновенно опомнилась и, засмущавшись, поникла. — Извините, — сказала она, краснея. — Я… я не злая и не жестокая. Просто выбора не было. И они не умерли, только сознание потеряли, я проверяла.

— Клянусь, если бы я был там, — рыкнул тот самый бородач-моряк, что предлагал называть Кицунэ именем Нами, — эти ублюдки не отделались бы потерей сознания! Я готов принять наследие «Чистой Крови» ради того, чтобы уничтожить эти проклятые лаборатории, в которых людей называют «объектами» и помечают числовыми кодами!

— Тебя в «Чистую Кровь» не возьмут, — хмыкнул кто-то. — Ты прибрежник, в тебе измененный геном.

— Значит, организуем «Грязную Кровь» или что-то в этом духе, но терпеть то, что маньяки скупают и губят украденных из семей детей, тоже сил нет!

Люди возмущенно зашумели, выражая гнев и ненависть в адрес палачей и маньяков из генетических центров. Настроения против ученых среди народа всегда были весьма угрожающи, ведь не раз и не два были найдены тайные могильники с «отходами» генных экспериментов. Видеть расчлененный трупик ребенка, изуродованного мутациями, но сохраняющего узнаваемые человеческие формы, было тяжело для всех, от крестьянина до самурая. Эксперименты терпели, ведь без модификации оружия любая из стран была обречена на поражение и гибель, но терпение не отменяет ненависти.

— Значит, вам удалось бежать? — спросил Лианг для поддержания разговора.

— Да, — Кицунэ кивнула. — И теперь я иду домой, к маме. Мне пришлось пару раз столкнуться с бандитами, но они оказались уязвимы для гендзюцу, и я напугала их иллюзиями. А потом я пришла в этот город и… и встретилась с вами, Лианг-сан. Простите… простите, что я не называю вам ни своего настоящего имени, ни названия клана. Дело в том, что кто-нибудь может неосторожно упомянуть их в непринужденной беседе, пойдут слухи, и мои враги, что ищут меня на востоке страны, могут понять свою ошибку и, преследуя меня, причинить вред вам. Только поэтому я скрываю свое имя, так мне будет немного спокойнее.

— Не волнуйтесь об этом, прошу вас, — с улыбкой ответил Лианг. — Значит, Акина — это не настоящее ваше имя? Я так сразу и подумал, если признаться честно.

— И теперь мы можем придумать вам любое другое! — сочинитель пьес, обещавший потрясти мир творением под названием «Брат и сестра». — Например…

— А какое из предложенных имен вам понравилось больше, юная леди? — обрывая болтовню писателя, прозвучал выкрик молодого музыканта, сидевшего за пару столиков от Кицунэ.

— Все очень красивые, — смущаясь, пролепетала девчонка.

— И все-таки?

— Больше всего? Пожалуй… Саюри!

— Значит, будем звать тебя Саюри-чан!

— Добро пожаловать в нашу общину, прекрасная леди Саюри! Еще одна милая девушка в нашей компании!

— Надо принести подношение богам за такой подарок!

— Но… но я же должна идти дальше… и меня преследуют… вы не боитесь?

— Нисколько! Ведь никто из нас вас не выдаст!

— Оставайтесь с нами сколько пожелаете, Акина… Саюри-чан! Позвольте нашей общине показать вам свое гостеприимство!

— Рада приветствовать вас, девушка-с-тысячей-имен, но за наше радушие придется заплатить. — Кейко, что стояла в стороне, но не меньше остальных прислушивалась к разговору, подошла ближе. — Вы воспитанница актера? Как вы воспримете просьбу показать нам свое мастерство? Это и будет вашей платой.

— О, с удовольствием, Кейко-сан. Что бы вы хотели оценить? Мое пение, танец или, может быть, красочную иллюзию?

— Не часто встретишь столь разносторонне развитый талант. Что угодно, девушка-с-тысячей-имен, на ваш выбор. — Кейко сделала приглашающий жест рукой. — Прошу вас!

Слыша звуки музыки и людского веселья, в ресторан в тот вечер заглянуло немало посетителей. Зал быстро наполнялся, Кейко срочно вызвала на работу еще одного повара и подключила к действию пару знакомых, принявших на себя роли официантов.

— Только один вечер и только сегодня юный цветок из южных регионов поет вам о любви и весне!

Слух распространялся быстро, желающих послушать нашлось немало, и Кицунэ старалась как могла. Единство Культуры, стражи искусств и сосредоточие красоты, создали немало шедевров и воспитали певиц, способных звучанием своих голосов отогреть заледеневшие во тьме людские сердца. Кицунэ слышала голоса этих певиц, записанные на пленку магнитофона, и запомнила тексты песен. Запомнила звучание голосов и смогла воспроизвести их, убрав эффект электронного звучания и наполнив песни жизнью. Аудиосистема ресторана крутила кассеты с музыкой популярных песен, а Кицунэ пела, и слушатели в изумлении чувствовали в звуках ее голоса тревожащие душу нотки голосов лучших певиц мира — поющей лилии, Сачи и радужной птицы, Аэри. Да, Кицунэ копировала, но делала это столь вдохновенно, что чужие песни становились ее песнями и эффект почти не отличался от того, что производили на слушателей богини Единства Культуры.

— Никогда не поверю, что эта девочка выступала в кварталах бедноты, — ворчала Кейко, подсчитывая прибыль и пряча очередную пачку денег. — С такой малышкой можно шутя миллионы делать! Чтобы ее не заметили да не утащили в Единство Культуры?! Нет, девочка она хорошая, но через полслова врет, готова палец себе отрубить, если не так.

Веселье нарастало и нарастало, без помех, пока вдруг в зал ресторана не вломился патруль из троих самураев, которых вел угрюмый, покрытый шрамами, бывалый боец. Кейко тотчас подбежала к ним и, низко кланяясь, проводила к спешно освобожденному столику.

— Что за сборище вы тут учинили? — старший уселся за столик и с готовностью схватил кувшинчик с саке, поданный ему. — Уж не бунт ли какой затеваете, а? Любые крупные мероприятия не должны происходить без присмотра сил закона! Повезло вам, что мы были рядом и согласны следить за порядком, принимая в качестве платы еду и напитки. Но нужен аванс. Поспешите, хозяйка, не хотелось бы мне вспомнить о множестве важных дел и всех здесь разогнать по домам!

Владелица ресторана, мысленно проклиная наглых паразитов, заверила в том, что любые заказы для благородных господ будут исполнены немедленно.

— Кто эта девчонка? — спросил один из солдат, указывая в сторону Кицунэ, которая прервала свое выступление на время, пока волнения от вмешательства стражи не утихнут. Теперь запыхавшаяся от волнения юная оборотница с удовольствием принимала восторги слушателей. — Не припомню ее среди артисток веселого квартала.

— Она из прибрежников, — ответила самураю Кейко. — Из диких северных районов, покинула родную деревню в поисках лучшей жизни. Полукровка, у нее в роду и самураи и шиноби. У меня не хватает рабочих рук, и я наняла ее официанткой, не подозревая о талантах этой девочки к пению.

У редких прибрежников были удостоверения личности, а полукровок самураи, кичащиеся своей «чистотой», недолюбливали намного больше чем обычных шиноби. Может, побрезгуют?

Но красота «дикарки» преодолела в самураях пренебрежительную неприязнь к полукровкам.

— Если она официантка, то почему вы сами обслуживаете нас? — недовольным тоном произнес старший. — И почему она одета не по форме? Живо переодеть и пусть прислуживает нам!

— Да, господин. — Кейко поклонилась и побежала к Кицунэ.

— Это очень опасный человек! — зашептала она на ухо девчонке, которую торопливо оттащила от группы поклонников. — Если рассердить его, он может организовать множество проверок и направить в мой ресторан комиссии, что подобны саранче! Для него не проблема разорить кого угодно! Умоляю, помоги нам!

— Что мне надо сделать? — с готовностью отозвалась Кицунэ.

Кейко живо увела ее в подсобные помещения и вынула коробку с простым темным кимоно.

— Надень это. Такую одежду носили мои официантки, пока из-за кризиса мне не пришлось освободить их от обязанностей. Работниц нет, только одежда осталась. Умоляю, поспеши, а я сейчас принесу свежий фартук.

Вернулась хозяйка ресторана через минуту и принялась помогать Кицунэ переодеваться, попутно втолковывая ей новую легенду, разъясняя почему выгодно назваться прибрежницей и как следует себя вести. Кицунэ внимательно слушала и кивала, уверяя, что все понимает.

Сделать так, чтобы клиенты ушли довольными? Но ведь они злодеи! Нет, радовать Кицунэ их не будет. Надо только отвадить понадежнее, и так, чтобы у них не возникло желания мстить владелице ресторана.

Глаза девчонки злодейски сверкнули, когда догадка о том, как это сделать, пришла ей в голову.

Дело свое Кейко знала хорошо, и нарядила оборотницу официанткой в кратчайшие сроки. Не успели самураи заскучать, как очаровательная девушка в темном кимоно и белоснежном фартуке подошла к ним.

— Добро пожаловать в наш ресторан, уважаемые господа, — сказала оборотница, поклонившись. — Прошу вас не сердиться на меня за задержку. Что бы вы желали заказать из нашего меню?

Зал притих, а самураи смотрели на девчонку с кривыми ухмылками. Им с первых взглядов понравилась эта пестрая бабочка, а теперь, в простой одежде официантки, она уже не выглядела как возвышенно-благородная леди, уважение и почтение к которым младшим самураям было на уровень подсознания вбито угрожающими взглядами элиты. Привлекательная девчонка низкого сословия, беззащитная и доступная. Достаточно протянуть руку и ухватить.

— Побольше вина и мясных закусок, — рыкнул старший. — Выбери сама что-нибудь посытнее и постарайся не разочаровать нас! Мы любим расторопных, учти это.

— Бегом! — самурай, сидевший ближе других к Кицунэ, от души хлопнул ее пониже спины. Девчонка даже подскочила на месте и взвизгнула.

— Я… я сейчас, — покраснев, она ушмыгнула на кухню.

Самураи рассмеялись, но смех неожиданно быстро утих. Солдаты поводили носами, одни из них вынул из кармана платок и шумно высморкался.

— Сильный фон Ци, — пожаловался он. — У меня на такое аллергия.

— Девочка переволновалась! Прибрежники народ грубый, эта красотка не может сдержать эмоций, впервые попав к цивилизованным людям!

Стражи снова рассмеялись, довольные шуткой приятеля, и, отсмеявшись, вновь обратили внимание на Кицунэ, которая вернулась с подносом, уставленным бутылочками с саке и плошками с закусками. Ринджи знал, что придется по вкусу самураям, и приготовил все даже раньше, чем Кицунэ прибежала на кухню. Сноровисто расставив угощение, девчонка поклонилась и хотела ускользнуть, но, как она и ожидала, ей этого не позволили.

— Куда же ты так спешишь, чудо прибрежное? — сказал самурай, ухватив ее за руку. — Сядь с нами и отдохни немного. Это приказ. Желание клиента — закон, не так ли?

— Да, господин, — смущенно пролепетала Кицунэ и, одолжив стул у сидящего за соседним столиком посетителя, подсела к самураями.

Весь зал молча и напряженно наблюдал за происходящим. Стражи откровенно наслаждались этим. Жалкая чернь ничего не сможет противопоставить четверым самураям, даже если навалятся всей толпой. Да и не навалятся, побоятся. За стражами сила и закон. Они правят миром маленьких и слабых людей.

— Выпей с нами и расслабься, — старший страж налил саке в плошку и поставил ее перед Кицунэ, но девушка отрицательно мотнула головой. Ей не нравился запах этого напитка, она чувствовала в нем примесь яда, именуемого «спирт», и не хотела лить в себя отраву. Зачем люди пьют эту гадость? Одна из тайн мироздания.

— Неужели тебе еще нет двадцати, красавица? — хохотнул рядовой самурай, подвигая свой стул ближе к Кицунэ. — Это правило, пришедшее к нам со времен доледникового периода, уже безнадежно устарело! Миллионы людей умерли, так и не узнав вкуса саке, разве это не преступление мирового масштаба?

— Пей, я разрешаю, — угрюмо произнес старший. — Пей и веселись. Расслабься немного, а затем ты пойдешь с нами и будешь прислуживать нам на небольшой вечеринке, которую я организую у меня дома. Не беспокойся о работе. Разумеется, мы тебе хорошо заплатим, и Кейко-сан не станет выговаривать тебе за отлучку.

— Спасибо за предложение, добрый господин, но… я не могу пить не потому, что не хочу, — сказала Кицунэ, пряча взгляд и всем своим видом выражая робость. — И мне уже больше двадцати лет… просто от саке у меня начинается жар по всему телу и… и… только больше…

Самурай, наиболее чувствительный к фону энергии Ци, снова шумно высморкался в платок.

Старший страж, теряя самообладание, с силой грохнул кулаком по столу так, что подпрыгнули чаши и кувшинчики.

— Ты что вытворяешь, маленькая дрянь? — рявкнул он на Кицунэ. — Смеешь шутить над нами? От тебя фонит, как от обожравшегося крепчака! Ты в своем уме? Я вправе снести тебе голову за это!

Фон Ци, которой буквально лучилась Кицунэ, ударил во все стороны с еще большей яростью. Девчонка вскрикнула, закрыла лицо руками и съежилась, стараясь казаться как можно более маленькой и жалкой.

— Простите меня, господин! Простите меня! Если я начинаю волноваться, Ци реагирует независимо от моей воли! Я не хочу излучать ее, но это происходит… это происходит каждый раз, когда я волнуюсь!

— Ах, ты! — взревел в ярости покрытый шрамами мордоворот, а Кицунэ, испуганно вскрикнув, сжалась еще больше и, заливаясь слезами, подставилась под удар. Самурай замахнулся с явным намерением повалить ее на пол свирепой оплеухой.

Все, кто был в зале, вскочили на ноги. Один из самураев тронул командира за руку.

— Не слишком ли это — бить за естественное физиологическое проявление измененного генома? — осторожно произнес рядовой страж. — Может, она и лжет, но ее слова могут быть и правдой. У нас нет доказательств того, что она излучает Ци преднамеренно.

Старший быстрым движением глаз глянул по сторонам. Множество лиц, искаженных яростью и ненавистью. Едва ли хоть кто-нибудь из этих людей способен нанести серьезный вред самураям, но впервые с момента вторжения стражи задумались о том, что побоище здесь может перерасти в большие беспорядки и обрести серьезные последствия.

— Простите меня, господин, — донельзя жалобно хныкала Кицунэ. — Умоляю, простите! Я не нарочно…

Самурай выругался и отвернулся, так и не нанеся удар.

— Пойдемте отсюда, — гневно сказал он своим солдатам и угрожающим взглядом заставил защитников Кицунэ отшатнуться. — Нам завтра на патрулирование. Если фон Ци не выветрится к тому времени, возникнут проблемы! Проклятье! Эта маленькая дрянь испортила мне настроение! Весь вечер придется чиститься от остатков ее страха!

Гневно поругиваясь и рыча, как оставшиеся без добычи озлобленные псы, все пятеро направились к выходу. Кицунэ не прогадала. Сильный фон Ци для самурая страшен и невыносим. Он слепит, нервирует и оставляет беззащитным против любого враждебного действия. Да к тому же вызывает повышенное и весьма враждебное внимание других самураев. Попробуй оправдаться перед начальством, заявившись на службу сияющим, словно фонарик! Признаться, что тебя окатила волной Ци девчонка-прибрежница, которую ты утащил к себе домой чтобы потискать без лишних глаз? Командир точно будет в бешенстве, наорет и наложит взыскание.

Кицунэ тайно ухмылялась.

Конечно, самураи не выдержали. Понятно, что пить ядовитую гадость гораздо легче, если ее тебе будет наливать ее красивая девочка, но не создавать же себе ради этого проблемы на службе?

Дверь захлопнулась, самураи исчезли, и Кицунэ, мгновенно сбрасывая образ несчастной плаксы, с восторженным взвизгом подскочила под потолок.

— Обманула, обманула! — засмеялась она, оборачиваясь к двери и, оттянув пальцем нижнее веко глаза вниз, показала в след ушедшим стражам язык. — Получили, да?! Вот так вам! Больше не появитесь! — Кицунэ была счастлива от того, что ей удалось остаться здесь, ведь без посторонних самураи действительно могли заставить ее пить саке, а затем еще, наверно, и захотели бы, чтобы Кицунэ целовалась с ними, как влюбленные. Ха! Цепные псы не знают, какой хитрой и коварной может быть маленькая лиса!

— Саюри-сан, вы… с вами все в порядке?

— Конечно же! — ответила Кицунэ. — Я немножко испугалась, но уж лучше получить кулаком по голове, чем куда-нибудь пойти с такими людьми! Он, правда, чуть не ударил, но… — девчонка смотрела на окружающих ее людей с благодарностью. — Вы спасли меня! Спасибо, — она начала кланяться поочередно в разные стороны. — Спасибо, спасибо, спасибо!

Толпа зашумела с благодушием и довольством. Это была правда. Самураи действительно испугались, когда поняли, что общество не станет терпеть их выходки. Испугались и пресекли собственный беспредел. Простые люди победили врага, все вместе!

— Девочка-то умнее, чем кажется, — сказала Кейко с ухмылкой. — О великие боги, как я за нее испугалась!

Бунт Чистой Крови опустошил обитаемые земли и стоил жизни миллионам, чистильщики творили жуткие вещи, но существовало знание причин начала восстания обычных людей против генетически измененных. Беспредел солдат и стражей, возомнивших себя богами нового мира. Обеим сторонам конфликта была оставлена память о том, на что способны слабые люди, когда терпение их ломается под давлением ненависти к угнетателям. Самураи вспомнили недавний урок и не стали избивать девчонку. Они даже присмиреют на некоторое время и начнут больше уважать горожан, показавших, что готовы защищать то, что им дорого.

Если бы девочка выказала покорность и сдалась без боя, люди впали бы в уныние, отступили бы в сторону и финал происшествия был бы печален. Если бы ее сопротивление было яростным натиском и оскорблением для самураев, те восстали бы на защиту своей чести и пролилась бы кровь. Но самураи ушли, не оскорбленные, а лишь раздосадованные, никому не причинив и не замышляя причинить вред.

— Ай да малышка! — выкрикнул кто-то.

— Ловко же ты избавила нас от этих жестяных болванов! — зашумела и засмеялась толпа.

Кицунэ улыбалась обступившим ее людям. Всеобщая радость наполняла дыхание каждого неповторимым сладким вкусом. Глаза, угасшие от отчаяния и невзгод, наполнялись жизнью. Завтра же молва об этом чуде разнесется по всему городу. Почему? Да потому что слишком долго ни с кем из присутствующих не происходило ничего по-настоящему хорошего. Завтра здесь соберется столько людей, что мешающие стены попросту разберут на кирпичи, а крышу выбросят, чтобы не упала на головы.

Посмеиваясь над собственными мыслями, Кейко следила за тем, как Кицунэ скользит сквозь толпу к месту установки аудиосистемы, и, пошептавшись с артистом, меняющим кассеты, снова оборачивается к толпе.

— Нам удалось спасти не только меня, но и наш праздник! — задорно выкрикнула она. — Позвольте же мне в благодарность подарить вам еще одну песню!

Зазвучала музыка, и, плавно пританцовывая на месте, Кицунэ поднесла микрофон ко рту:

— В день любой, млеет ли под жарким солнцем зелень кустов сирени у дома или блестят на окнах капли дождя, я, словно незримая тень, танцую по пустынным коридорам. Красота окружающего вас мира, мой господин, — чистота и уют, я их незримый страж. Не замечая меня, вы касаетесь свежего цветка в вазе, который я поставила для вас. Ступаете по мягкому ковру, что постелила я. Любуетесь игрой света, проникающего в чистые окна. Все это — мои подарки вам. Это моя душа и любовь, наградой которым — вашем счастье. В будничных делах мои руки творят волшебство красоты, ведь я знаю, что все это — для вас.

Песенка из кинофильма о служанке, простой работнице в доме композитора Единства Культуры. Стесняясь своего происхождения, она прячется при приближении хозяина, ускользает и пытается не попадаться ему на глаза. Она даже не подозревает, что, чувствуя ее любовь, композитор на волнах светлых чувств одну за другой пишет прекрасные мелодии, покоряющие сердца слушателей по всему миру. Талант и любовь — творцы шедевров.

Кицунэ легко вошла в образ. Когда она бросала взгляды в зал, каждому из слушателей казалось, что поющая девушка смотрит только на него, и каждый чувствовал себя важным и добрым господином, которого любит стеснительная, робкая служанка.

Сияя улыбкой, Кейко осторожно выскользнула из ресторана и побежала к своей знакомой, что торговала концертными платьями.

— Не позволите ли взять несколько вещей напрокат? — спросила она, перехватив уже собирающуюся уходить домой торговку. Та, ворча, взялась за работу.

На приглашающий зов Кейко и тех, кто слышал пение Кицунэ, отозвалось немало народа. Нашлись и необходимые материалы. Из ящиков и досок быстро соорудили сцену, из кладовой ресторана извлекли высокие колонки мощной аудиосистемы, покрывшейся пылью, но по-прежнему способной воспроизводить музыку. Вдоль площадки для зрителей поставили бочки, в которых зажгли строительный мусор, обломки ящиков и дрова, что принесли со своих дворов добровольцы. Живой огонь заплясал, разгоняя тьму и холод, и у опустевшего ресторана зазвучали песни Кицунэ. Слыша музыку и чарующее пение, полное искреннего веселья, все больше людей подходило к площадке, и в этой толпе тот самый, встреченный утром, глава района издали любовался своим «Северным Ирисом». Очарованный дядька едва не плакал с досады, прекрасно понимая, что опоздал. Теперь у него не было ни единого шанса поближе подойти к порхающей по сцене девчонке.

Кто-то притащил фейерверки, и спонтанно организованный концерт превратился в безудержные танцы, озаряемые разноцветными яркими вспышками огня в небе. Кицунэ кружила по сцене, и в ее душе в этот момент не было ни тени пережитых невзгод и страхов. Людское счастье в пыль развеивает духовную тьму, плоть демонов. Никто на свете в тот вечер не смог бы убедить ее в том, что она — чуждое людям чудовище. Кицунэ своими глазами видела и всей душою чувствовала, кто она.

Движение руки художника, когда он потянулся за кистью, передалось воздуху, и пламя свечи, одиноко мерцающей в полутемной комнате, затрепетало. Тени заметались по стенам и потолку. Художник выждал минуту, прежде чем игра света и тьмы завершилась. Кисть, которую взял Лианг из открытой коробки и макнул в краску, коснулась листа.

Он рисовал уже больше трех часов, старательно прорисовывая каждую черточку. Девушка мирно вздыхала во сне, а художник, уступивший усталой певице свой футон, некоторое время полюбовавшись на лицо Кицунэ, ощутил тягу к рисованию, какой еще никогда не испытывал в своей жизни. Благо что девочка, боясь оказаться в кромешной тьме, попросила оставить свечу.

Штрих за штрихом.

Лианг с улыбкой смотрел на гостью из неведомой сказки и стремился как можно точнее запечатлеть образ спящей девушки. Волны блаженства накатывали на него, схожие с винным опьянением. Он сам не мог понять, почему это происходило, но наслаждался моментами абсолютного счастья и рисовал. Впервые в жизни, по-настоящему рисовал. Талант, таящийся в нем, испуганный серой жизнью и годами творчества ради денег, спрятавшийся так глубоко, что стал абсолютно невидим, вдруг был согрет наступившей в душе художника запоздалой весной и расцвел. Серый мир, который Лианг тихо ненавидел все время своего существования, вдруг преподнес ему невероятный подарок и преобразился вместе с оживающим человеком.

Лианг рисовал с упоением, но вдруг девушка вздрогнула во сне и тихо застонала. Теплый свет ее лица начал угасать. Кошмар, рожденный причиняющим боль воспоминаем?

Отложив кисть, художник оставил картину, подсел поближе к девушке и осторожно коснулся ее руки, желая ободрить спящую знаком своего присутствия. Кицунэ отреагировала, ее рука поднялась и пальцы тихонько сжали пальцы художника. Она не одна. Рядом есть друг, и его присутствие способно защитить от любых кошмаров.

В тишине бесконечно тянулось время. Лианг сидел неподвижно, любуясь лицом девушки, и наслаждался этими минутами. Почему она подошла именно к нему? Услышали ли неведомые боги его молитвы? Или он что-то сделал, чтобы заслужить такую сказочную награду? Художник не мог грубо льстить себе и предполагать что-то наподобие того, что она отметила его личную красоту или художественное мастерство. Значит — дар богов.

Пламя в душе Лианга разгоралось все жарче. Он чувствовал присутствие девушки рядом всей душой. Девушки, которую с невыразимой силой хотелось заключить в объятия и прижать к себе. Осторожно, словно букет цветов, ведь подобное сказочное видение исчезнет при малейшем проявлении грубости. В старых сказках говорилось, что в малых горных долинах, куда не найти дороги смертным, живут робкие красавицы, преисполненные любовью ко всему живому и способные исцелять души людей добрыми снами. Встреча с этой девушкой способна пробудить талант в бездарности и сделать неудачника счастливчиком, но духи-стражи ревностно следят, чтобы ни один человек, никаким магическим способом не смог проникнуть в запретные сады и близко подойти к царицам снов, ведь даже легкое касание таящегося в людских душах зла губительно для приносящих счастье богинь. И потому сложнее работа стражей, что царицы снов сами тянутся к ищущим их и верят, что люди способны победить в себе зло. Верят, что ищущие счастья не причинят им вреда.

Бессильный утаить в себе нежность, Лианг склонился и хотел коснуться губами губ девушки, но вдруг мягкая ладошка с тонкими пальцами накрыла его рот и остановила движение. Глаза Кицунэ открылись. Художник помнил что у его гостьи были карие глаза, но в этот момент ему почудилось, что глаза девушки сияют небесной синевой. Что это? Таинственная игра света и теней?

Кицунэ мягко отстранила от себя Лианга, села и смущенно улыбнулась.

— Лианг-сан, простите меня, но я ведь говорила, что дала обещание другому, правда? Я действительно люблю его и никогда не отступлюсь от своего слова. Поцелуй нельзя дарить без любви.

Кицунэ засмущалась и умолкла. Лианг тоже смутился и густо покраснел. Неужели этот таинственный «принц» действительно существует? Жаль, что среди того вранья, что наворотила девчонка, все же есть какая-то доля правды.

— Я не хотел обидеть вас, леди-с-тысячью-имен, — сказал художник. — Простите мне мой постыдный порыв.

— Не беспокойтесь, Лианг-сан. — Кицунэ покраснела даже больше, чем Лианг. — Я не обижена. Глупо обижаться на теплые чувства другого человека. Я тоже очень хорошо к вам отношусь, Лианг-сан, но… но поцелуй можно дарить лишь тому, единственному…

Воцарилось долгое неловкое молчание, которое Кицунэ прервала своим поспешным бегством.

Поднявшись из постели, она поправила на себе недавно купленный банный халат и выскользнула в коридор. Лианг услышал мягкое шлепанье ее тапочек по полу — девчонка, чтобы выиграть время, необходимое для преодоления неловкости, ушмыгнула в сторону туалетных и ванных комнат. Оставалось только поблагодарить ее и еще раз печально вздохнуть. Глупо было надеяться на любовь богини к серому обывателю. Нет, подобное бывает только в сказках. Они — жители разных миров.

Но если Лианг думал так, это не означало что все были согласны с ним. Ринджи, сосед Лианга по общежитию, слышал то, что девушка убежала, и на обратном пути подкараулил гостью в коридоре. Стены общежития были очень тонки, и Лианг прислушался к перешептываниям, доносящимся из коридора. Ринджи был галантен, но настойчив, девушка сначала плела то же самое, что и Лиангу, про своего неведомого жениха, но это не сработало, и Ринджи, не удержав желаний, начал атаку. Видя робость и смущение девушки, он попытался обнять и поцеловать ее. Большая ошибка. Лианг, подумывавший уже о необходимости своего вмешательства, вздрогнул, услышав звонкий шлепок оплеухи, а затем гулкий удар падения тяжелого тела.

Хохот грянул со всех сторон. Оказывается, немало соседей, каждый из которых, конечно же, видел вечернее выступление Кицунэ, не спали этой ночью и, так же как и Лианг, прислушивались к возне в коридоре.

— Ой-йо! — тихо завыл артист. — Сколько же в тебе жестокости? Синяк во все лицо будет! Как мне выступать теперь?

— А ты в маске играй! — с фырканьем, возмущенно заявила Кицунэ. — Эй вы, тихо! Нехорошо смеяться над тем, что кому-то больно! Ночью спать надо, а вы шумите! Ринджи-сан, вам пора в свою комнату, и прошу вас, не сердите меня больше! Я очень не люблю сердиться.

Лианг ухмыльнулся. Да, этой робкой и застенчивой богине не нужны грозные духи-стражи. Сама из кого угодно наглость выбьет.

Еще парой возмущенно-укоряющих окриков Кицунэ навела порядок, и шум начал утихать. Артисты и музыканты укладывались обратно в постели.

— Ладно, ладно, — добродушно ворча, Ринджи поплелся в свою комнату. — Вот подарю завтра целую корзину самых красивых цветов, и тебе сразу станет стыдно за ту боль и увечья, что ты мне причинила!

Кицунэ только хмыкнула. Цветы — это хорошо, но от воспитательного процесса они грубияна не спасут и поцелуй ему подарить не заставят. Лисицы, они ведь неподкупные!

Беспорядки улеглись, и Кицунэ скользнула обратно в комнату к художнику. Глаза ее, карие, виновато посмотрели на Лианга. Виновата? В чем?

Словно порыв свежего ветра пронесся по комнате, и Лианг вздрогнул, когда Кицунэ возникла у него за спиной и обняла руками, положив голову ему на плечо.

— Я обидела вас, Лианг-сан? — шепнула она. — Простите. Меня действительно ждет человек, которого я очень люблю, но как бы ни любила я его, это не означает, что мне безразлична грусть и пустота в ваших глазах. Я хочу видеть в них радость. Вы хороший человек, и… я не хочу, чтобы угасали глаза того, кто достоин счастья.

Любовь.

Душа Лианга вновь начала расцветать. Он чувствовал любовь и нежность, которыми буквально веяло от сказочной гостьи. Лианг понял все. Понял, почему эта девушка обратила на него внимание. Понял, почему доверилась и пошла за ним. Человек, достойный счастья? Она хотела, чтобы ожили его глаза.

— Ты уйдешь, леди-с-тысячью-имен, — сказал он. — И я не стану удерживать, ведь там тебя тоже ждут, и я верю, что эти люди не меньше меня достойны твоей любви. Об одном прошу, — голос Лианга дрогнул, он прижал к себе обнимающие его ласковые руки девушки и из глаз художника хлынули слезы. — Приходи ко мне. Хотя бы в снах. Хоть иногда. Приходи…

— Я не забуду тебя, — шепнула Кицунэ. — И буду приходить. В снах. В мечтах. Но минута расставания еще не настала. Будет новый день, а вечером я спою для тебя самую красивую песню. В благодарность за то, что мы встретились. За тепло, что ты подарил мне. Обещаю.

День пролетел как сон, а вечером на перестроенной и расширенной самодельной концертной площадке собралось еще больше людей, чем вчера. Мероприятие было совершенно бесплатно, и восторженные отзывы тех, кто видел вчерашнее выступление Южного Цветка, заставили многих поменять планы на этот вечер. Никто не сетовал на то, что вчера врали про «только сегодня». Вернее, почти никто. Гейши и певицы веселого квартала, у которых Кицунэ увела клиентов, возмутились. Конечно, они не стали разбираться с возникшей из небытия выскочкой сами. Идти и скандалить, словно обиженные торговки в базарный день? Глупости какие! Уважаемые, благовоспитанные дамы так не поступают.

Люди испуганно расступились, когда к сцене группой прошли угрюмые самураи в легкой броне, вооруженные копьями и мечами. Кицунэ надеялась, что ей позволят хотя бы завершить песню, но рука в латной перчатке ухватилась за провода и рванула, выдирая питание из аудиосистемы. Музыка утихла.

— Что здесь за сборище? — выкрикнул старший самурай из отряда городской стражи, не забывший нанесенную ему обиду и обрадованный возможностью отомстить. — Кто разрешил данное мероприятие?

— А почему нельзя? — достаточно отобрать у ребенка любимую игрушку, чтобы увидеть во всплеске эмоций всю глубину возмущения Кицунэ.

— Вы дикий человек, Саюри-сан, и я не удивляюсь тому факту, что законы и правила цивилизованного мира вам неизвестны! Пункт тридцать два из уложения о предпринимательстве! Этот концерт не согласован с властями и потому является противозаконным! Праздник окончен! Расходитесь по домам!

— Почему вы применяете здесь свод законов о предпринимательской деятельности? — выкрикнул кто-то из толпы. — Никто не собирал с нас денег ни за этот концерт, ни за прошлый!

Началось гневное препирательство стражей против толпы, в которой нашлось немало людей, хорошо знакомых с законами и находящими ответы на каждое заявление стража, пытающегося обвинить певицу сначала в незаконном предпринимательстве, затем в организации массового митинга, затем в причиняющем беспокойство шуме и создании помехи для движения транспорта по улице.

Денег с пришедших никто действительно не собирал, происходящее было не митингом, а спонтанно организовавшимися народными гуляниями. Время для шума было разрешенное, а из-за наметенных ледяными ветрами сугробов по этой улице последний транспорт проезжал месяц назад. Возмущение людей при заявлении о помехе транспорту было сложно описать словами.

— Лучше бы заставили коммунальные службы снег убрать! Когда что-то надо сделать, власти делают вид что жутко заняты, а вот если можно в чем-то помешать, так сразу прибегают и начинают корчить из себя фигуры первой величины!

На самураев со всех сторон посыпались обвинения в бессилии перед разгулом бандитизма, в лени и беспределе, из-за которого стражи закона сами стали похожи на бандитов. Толпа волновалась, все больше угрожающе сжималось кулаков.

Кицунэ испуганно хлопала глазами, лихорадочно соображая, что можно сделать и как погасить вспышку злобы. Ей нисколько не нравилось происходящее, она могла бы успокоить людей, но вмешаться ей не позволяли здоровенные дядьки с мечами и копьями. Дрожь била тело девчонки, и Ци, которую она излучала в воздух, заставляла мечников морщить носы. Благо что они уже были осведомлены об особенностях организма «прибрежницы», иначе неизвестно как долго сторожевые псы сдерживались бы от устранения источника сильного фона Ци методом лишения сознания и свободы.

Конфликт нарастал, гнев толпы столкнулся с железным упрямством самураев и вот-вот грозили вспыхнуть беспорядки, но вдруг один из рядовых мечников воткнул обратно питание аудиосистемы и, взяв микрофон, проорал:

— Тихо! Опомнитесь, люди! Разве вы не видите, что происходит?! Нас же сталкивают лбами и заставляют ненавидеть друг друга! Злой умысел часто прячется за самыми красивыми образами! — закованный в металл, палец указал на Кицунэ. — Разве вы еще не поняли, кто это?! Дикая прибрежница, одаренная не меньше лучших певиц мира?! Да разве мыслимо такое в реальности? Неужели вы не узнали, кто играет с вашими душами?! После всех слухов, что ходили по городам в последнее время! Это же златохвостый демон, Кицунэ!

Лицо девчонки побелело, она вытаращила глаза в ужасе и начала заикаться:

— Т-ты что, с-сума сошел? — оборотница овладела собой и заявила более уверенно. — Разве ты не знаешь, что Кицунэ — синеглазая блондинка?! Или похоже, что я покрасила волосы?

— Не пытайся выставить нас дураками! — ответил самурай. — Кицунэ легко меняет свой облик! Тебе, проклятый демон, мало того, что рухнула наша империя?! Теперь ты ходишь по городам и своими демоническими чарами устраиваешь розни меж горожанами и представителями власти?! Хочешь, чтобы мы поубивали друг друга?!

— Ты идиот? — прямолинейно, как всегда, заявила девчонка. Самурай даже словами подавился. — Какая еще розня? Я хотела спеть пару песен и повеселиться, а вы влезли и начали всех злить! Я теперь еще и виновата?!

— Разве не таковы были твои намерения изначально? Всем известна хитрость и коварство демонов!

— Я не демон! Ты просто сумасшедший!

— Демоническая лиса? — старший страж внимательно присмотрелся к Кицунэ. — Это может быть правдой и прекрасно объясняет происходящее. Ты — не она? Докажи!

— Ты мне сам докажи, что ты не верховный палач Чистой Крови! Или что не крокодил-оборотень! А потом докажи, что не восстал из мира мертвых, чтобы утащить в него все живое! Вот фантазия-то у вас разыгралась!

— Фантазия ли? — самураи обступили девчонку со всех сторон, а старший поднял руку и потянулся к ее запястью. — Сейчас проверим. У златохвостого оборотня была невероятная регенерация. Она могла восстановиться даже после смертельных для человека ранений и отращивала отрубленные конечности. Я не буду отрубать вам руку или ногу, уважаемая, лишь сделаю небольшой надрез на пальце…

Не дожидаясь, пока самураи получат доказательства, Кицунэ нанесла удар.

С гулким хлопком, над сценой расцвел огненный шар, в один миг поглотивший и девчонку, и самураев. Ци, которой напитала воздух вокруг себя оборотница, получила импульс и детонировала, обретая форму огня.

— Разрыв! Разрыв! — не меньше десятка дестабилизирующих импульсов ударили в пламенную сферу, впрочем, без какого-либо эффекта. Ци продолжала никем не управляемую детонацию, и шар огня разбухал на глазах.

Самураи, попавшие в зону поражения, с воплями выскочили и попадали с ног, начиная кататься с боку на бок, надеясь сбить с себя пламя. Им потребовалось мгновение для того, чтобы почувствовать — огонь очень слаб! Его силы едва хватило, чтобы опалить одежду. Они поняли, что опасности жизни нет ни малейшей, но было уже поздно.

Пламенная птица взвилась над истаивающим облаком жара и, приземлившись на крышу одного из зданий поблизости, распалась на множество огненных потоков, скользнувших по черепице крыши и бесследно истаявших. Ци, выгорая, не оставляет золы.

— Получили лисьего огня, придурки? — задорно взвизгнув, Кицунэ показала яростно заоравшим на нее самураям язык и длинными прыжками помчалась прочь. Главное, удалиться метров на триста, чтобы мечники не успевали сбивать импульсы Ци из ее ног!

— За ней! — выкрикнул старший страж. — Не дать уйти!

Самураи устремились в погоню, но как бы ни были они проворны, девчонка мчалась еще быстрее. Хорошее питание позволило ей полностью восстановиться и укрепить мышцы ног до схожести со стальными канатами. С каждым рывком и импульсом Ци расстояние между ней и преследователями увеличивалось.

Сказать, что начальник отряда был в ярости, значит ничего не сказать. Он и его люди упустили демона, поимка которого могла вписать их имена в историю!

— Задержать всех! — выкрикнул он, указывая на толпу. — Отобрать фотоаппараты! Уничтожить пленки!

Началась сутолока, Лианг, который принес с собой на концерт мольберт, краски и кисти, пытался защитить свой рисунок, но художника попросту отшвырнули в сторону, картину содрали с мольберта и разорвали на куски. Самураи ярились, надеясь отобрать и уничтожить все материальные свидетельства концерта. Немало людей даже в стране Камней верили, что волшебная лиса была послана богами чтобы остановить безумие эпохи Войн и восстановить Единую Империю. Каждый из этих фанатиков был бы рад получить фотографию или любое иное свидетельство реального существования своей «богини». Не допустить, чтобы нелепые сказки владели умами людей! Весь мир уже понял, насколько это может быть разрушительно.

В хаосе и толчее удержать всех на площадке даже полусотне мечников было не под силу. Можно было бы удержать, если начать рубить мечами, но кто посмеет это сделать?

Оцепление было смято, люди начали разбегаться, и одним из первых с места проведения концерта ускользнул актер Ринджи. Никто не придал его спешному бегству особого значения, но когда самураи ворвались в комнату Лианга, надеясь забрать личные вещи Кицунэ, там уже не было ничего.

— А что вы хотели? — бубнил себе под нос таинственно ухмыляющийся актер, глядя на яростно суетящихся самураев. — Это же колдовство! Раз, и нету. Духи унесли вещи своей златохвостой хозяйки и картину прихватили. Так что валите по домам и расслабьтесь! Можете детям похвастаться, как героически испортили нам праздник.

Может быть, старший страж и надеялся получить похвалу за свои решительные действия, но хозяин города принц Такао пришел в бешенство и, не стесняясь в выражениях, напомнил ему о том, что граница страны Водопадов находится всего в двухстах километрах к востоку от города. После развала империи городу необходимо было наладить торговые отношения с недавними врагами, но утаить произошедшее не удастся и соседи могли крепко припомнить обиду, нанесенную златохвостой. Прожить без полезных ископаемых, добываемых в недрах гор, жители Водопадов могли вполне, но выжить без продовольствия, выращиваемого на полях Водопадов, людям из горного города будет очень сложно. Да и поднятая среди горожан ярость против самураев тоже была далеко не положительным эффектом. Попробуй теперь выпросить займы у влиятельных лиц! Что же, силу применять? Ведь убийцу подошлют, да не к безмозглому железнолобому самураю, а к принцу Такао!

Всю ночь и весь следующий день бушевала буря эмоций, и лишь под вечер кипящие страсти начали успокаиваться.

Никто не верил, что Кицунэ вернется в город после того, что произошло, и все же она вернулась.

Самураи на всякий случай приставили шпионов к людям, с которыми недавно общалась Кицунэ, но среди актеров и простого люда было немало генетически измененных. Соглядатаев заметили и с яростью изгнали, после чего присылать новых стражи уже не отважились. Покрутившись вокруг общежития актеров, Кицунэ убедилась в отсутствии врагов и постучала в двери. Пара минут, и во двор перед общежитием высыпала немалая толпа, почти все обитатели этого дома.

— Простите за причиненное мною беспокойство, — виновато и робко сказала Кицунэ. — Я не хотела ничем вам навредить, честно. Самураи сами себе все придумали.

— Никто им и не верит. — Ринджи передал Кицунэ ее вещи, заботливо уложенные в дорожную сумку, и плюшевого львенка, из-за потери которого Кицунэ больше всего переживала. — Паникеры и сумасшедшие могут что угодно говорить, но у нас свои глаза и разум есть.

— Спасибо, — Кицунэ, благодарная актеру, ласково коснулась его щеки губами. — Это тебе за храбрость.

— Так-то лучше, — благодушно улыбнувшись, Ринджи просиял. — Наконец-то получил то, что заслуживаю!

Кицунэ, весело сверкнув глазами, погрозила ему пальчиком и обернулась к хозяйке ресторана, жившей в одном общежитии со своими работниками и основными клиентами.

— Кейко-сан, я не знаю, как сказать, но так получилось, что… вот, — девчонка широким жестом руки указала на концертное платье, в которое была одета, и короткую шубку, без которой прыгать по сцене ей было просто холодно. Подпалины усеивали ее одежду, от ткани ощутимо тянуло гарью. — Все безнадежно испорчено. Я… я надеюсь, у меня хватит денег за все заплатить. Возьмите мои украшения…

— Не беспокойтесь, Кицунэ-сама. — Кейко уверенно отказалась от платы. — Ваш концерт принесет нам столько денег, что мой ресторан без бед переживет тяжелые времена!

Аудиоаппаратура, установленная на сцене перед вторым концертом, довольно сильно отличалась от той, что применялась в первый вечер. По просьбе Кейко ее знакомые из фирмы звукозаписи предоставили свою технику, и голос Кицунэ был сохранен на кассете, извлечь и спрятать которую хозяйка ресторана догадалась сразу, как только у импровизированной концертной площадки появились самураи. Всего шесть песен, но Кейко не сомневалась, что эти записи разойдутся солидным тиражом. Мир желал услышать голос златохвостой, даже в тех землях, в которых волшебная лиса официально считалась демоном. Мнение правительства — не всегда мнение народа.

После недолгих препирательств Кицунэ сдалась и перестала настаивать на возмещении убытков от испорченного наряда.

Два дела были завершены.

— Значит, пришла пора прощаться? — Лианг не смел протянуть руку и коснуться девчонки, стеснительно улыбающейся ему.

Кицунэ кивнула.

— Да, почти, — сказала она. — Еще не все исполнено, что я хочу сделать. Помнишь, я обещала тебе песню? Самураи помешали мне спеть ее на сцене, но теперь, если ты позволишь…

Кицунэ протянула руку и коснулась виска Лианга пальцами. Хаотичные завихрения Ци ударили во все стороны, художник и оборотница замерли в абсолютной неподвижности.

Минута, вторая. Никто не посмел потревожить их и помешать. Царила абсолютная тишина, пока Лианг с глубоким вздохом вдруг не упал на колени. Опираясь руками об истоптанный снег перед собой, он с трудом собрал силы и удержался от дальнейшего падения. Внешний вид его выдавал то, что художник испытал глубочайшее потрясение в своей жизни.

Иллюзии. Волшебная лиса владела ими столь совершенно, что, по словам многих, способна была открыть сознанию человека путь в иные миры. Разумеется, это было не так. Кицунэ лишь вызывала зрительные, слуховые, вкусовые, обонятельные и осязательные галлюцинации, красота и яркость которых, впрочем, была ограничена лишь фантазией оборотницы и ее желанием творить чудеса.

Кицунэ присела на корточки возле Лианга, убедилась, что с ним все в порядке, и ободряюще погладила художника ладошкой по плечу.

— Мы еще встретимся, Лианг-сан, и я надеюсь, что в то время ваши глаза уже не будут печальны. До встречи, — она посмотрела на окружающих ее людей и улыбнулась им. — До встречи, друзья. И будьте счастливы.

Толпа расступилась. Кицунэ, пройдя мимо людей, исчезла в ночи. Продолжила свой путь на восток.

— Мы так и не сказали ей, — глаза Кейко затуманились печалью. — Несчастный ребенок… она даже не подозревает, что ждет ее.

— Не сказали. И не нужно было. — Лианг поднялся и обнял себя дрожащими руками. — Пусть узнает все, когда рядом будут ее близкие друзья. Надеюсь, они найдут нужные слова…

Ночь сгустила тени на склонах гор, посыпал снег, скрывший следы оборотницы, а утром Лианг начал собираться в дорогу и с особой тщательностью упаковал пока еще не законченный свой первый настоящий рисунок. Скоро подойдет торговый караван, идущий в страну Водопадов. Душа художника по-прежнему болела при воспоминании о том, как самураи рвали полотно его картины и топтали сапогами обрывки.

«Возможно, время красоты еще не настало, — сказала художнику девочка-лисичка в красочной иллюзии волшебного мира. — Но оно обязательно наступит, и тогда никто не будет мешать нам петь и рисовать».

Лианг не мог ждать. Желание рисовать прекрасные картины жгло его душу, и он намерен был отправиться туда, где ему не будут запрещать. Туда, где никто не станет уничтожать его работы. В страну, где златохвостую не называли демоном. Туда, где жили люди, увидевшие Кицунэ такой, какой ее узнал художник из мрачного и серого, засыпанного снегом города.

— Вот такая история, — сказал принц Такао, завершая пересказ того, что знал о недавних событиях в его владениях. — Пришла, паршивка хвостатая, весь город перемутила и дальше побежала.

— В каком направлении она ушла? — нетерпеливо воскликнула Таюра. — Брат, дай мне пару своих следопытов! Мы должны настичь этого демона и прикончить!

— Угомонись, — рыкнул правитель города. — Я уже сказал стражам закона и повторю тебе — оставьте ее в покое! Эта девчонка нам не враг. Что у нас, без нее проблем мало? Пусть уходит.

— Но как отнесутся к нашей пассивности влиятельные люди в столице?

— Им я скажу то же самое, что и тебе. У меня нет ни времени, ни людей, чтобы гоняться за каждой тенью, мелькнувшей за камнями! У нас такой кризис, что хоть за голову хватайся! Так что не занимайся глупостями, сестренка, лучше возвращайся в свои владения и задумайся над проблемой бандитов. Кицунэ в отличие от бандитских вожаков нашу стражу не подкупит и глотки нам во сне не перережет. Она идет домой, вот и пусть идет. Столица Водопадов от нас далеко.

— Но она пыталась поднять против меня бунт!

— Ты скажи мне лучше, зачем лица женщинам своего селения порезала? Из-за тебя теперь на всей семье клеймо изуверов! Народ против нас что, мало зла затаил? Появится новая сила, предложит им защиту, и за жизнь нашего клана никто медной рю не даст! Беженцев из долины Желтой реки помнишь? Хочешь такой же истории в наших землях? Проклятье, сестра, у нас под боком двадцатитысячная армия отчаянных головорезов под командованием мятежного генерала, а ты гоняешься за призраками и злишь людей, когда каждый самурайский меч и каждое копье ополченца на счету!

Стук в дверь прервал гневную речь правителя города.

— Что там еще?

— Мой господин, — вошедший слуга упал ниц и поднял на развернутых ладонях небольшой свиток. — Это запись срочной радиограммы от великого генерала Соджиро.

— От наместника? — недовольно проворчал Такао, разворачивая свиток и начиная читать. Минута, и лицо его начало наполняться пугающей мрачностью.

— Плохие вести? — осторожно осведомилась Таюра.

— Объявляется мобилизация всех сил из близлежащих регионов. Город на Серебряной Горе уничтожен.

— Что?! Кто? Когда?!

— Четыре дня назад. Неизвестной силой. Кроме этого города уничтожены две защищающие его крепости и шесть близлежащих малых поселений. Ценности не похищены. Дома попросту разрушены, а жители убиты. Шиноби сравнили время гибели жителей и определили направление движения врага. На северо-восток. Нас чуть-чуть не зацепило.

— Но… но серебряные рудники защищает большой гарнизон! Это экономически важный объект, и наместник держит там регулярные войска!

— Держал. Восемь тысяч самураев и больше ста тысяч гражданских лиц были убиты, не послав даже радиосообщения с предупреждением или просьбой о помощи. Шиноби нашли глубокие воронки от взрывов, пепелище, руины домов и следы огромных ног. Ступня метра в четыре длиной. Камни глубоко вмяты в землю непомерной тяжестью туши великана…

— Брат, сколько мы можем выставить людей?

— Пятьсот. Думаю, учитывая наших солдат, генерал соберет тысячи четыре.

— Половина от тех, кого этот гигант уже убил! Он же ушел на восток, мимо наших земель!

— Но где гарантия что он не вернется? Если он растоптал серебряные рудники, наши, оловянные, прихлопнет и не заметит. Собирайся, Таюра! В отличие от златохвостой этот монстр — реальная угроза.