Эхо мёртвого серебра

Глава 11

Рассвет занимаете медленно, чёрное небо становится тёмно-синим, а облака у горизонта розовеют. Пятернёй откинул волосы назад и облегчённо выдохнул, любуясь видом. Под сапогом извивает вампир, грызёт землю и тихонько воет. Пытается выбраться, но обрубленные конечности бессильно колотятся вокруг. Показался краешек солнца, и по земле побежала полоса света.

— Да ладно тебе, красиво ведь. — Сказал я, надавливая и проворачивая стопу. — Ты только посмотри! За делами мы как-то забываем о красоте мира. Надо хоть иногда остановиться и полностью насладиться величием природы!

За спиной тлеют дома, на пепелище кто-то плачет. Над крышами поднимается дымок и тёплый ветер разносит по улицам золу. Моё сердце бьётся размеренно, а по жилам струится счастье. Как же мне не хватало самой обычной бойни, криков и стонов умирающих. Ах, навевает воспоминания. Конечно, упыри и вампиры не совсем-то, но и до людей дело дойдёт.

Губы раздвинулись в лёгкой улыбке. Вампир издал задушенный вопль, стоило свету коснуться вытянутых обрубков. Пасть распахнута, клыки сверкают, отражая свет. От кожи поднимается зыбкая дымка, уплотняется, превращаясь в густой дым. Плоть трескается, как пересохшая глина, лопается. Под сапогом хрустнуло, и в воздух взметнулись клубы жирного пепла.

Я невольно прикрылся рукой и сошёл с опустевшей одежды, отряхнул штанины. Да, с вампирами особо не повеселишься. Но лучше так, чем никак.

Развернулся к деревне и остановился. На меня смотрят десятки мужчин, женщин и детей. Все грязные, будто катались в пепле. Глаза дикие, ничего не понимающие, шокированные. Ещё вечером их жизнь была размеренно уютная, привычная, а сейчас они пережили атаку вампиров и огромный пожар.

— Всё кончено! — Крикнул я, поднимая меч над головой и обводя толпу взглядом. — Это был последний!

Тишина. Нет ничего страшнее тишины в такие моменты, начинает казаться, что сказал глупость. Лучше бы просто промолчал,,, но я не имею права быть скромным и незаметным. О, Тьма, я обязан орать высокопарную чушь, декламировать лозунги и лезть в каждую щель!

Быть большим героем, чем сами герои.

По толпе покатился неуверенный шепоток, разросся в гул, в крик радости! Люди принялись обниматься, кричать мне хвалу и падать на колени, протягивая руки. Хорошее начало, мне нравится. Осыпаемый благодарностями, как дева цветами, прошёл сквозь них. Девушка прыгнула на грудь, жадно поцеловала в щёку и раскрасневшись скрылась в толпе.

Я громко засмеялся, поднял руку в жесте триумфатора.

Людям нужны громкие и глупые речи. Им нужна ясность, которую они дают. Им нужен символ, тот самый герой, что будет орать, надрывая горло. Они пойдут за ним с радостью, даже не задумываясь.

Остатки стражи стаскивают тела на площадь, прямо под солнце. Жреца не видать, а вот глава ходит меж мертвецов, прихрамывая на правую ногу. Голова перевязана свежим бинтом, а на лице отпечаталось изумление и ужас. Заметив меня, поспешил навстречу.

— Это... что было?

— Ну, в пещере сидел вампир. Я его убил, но увы, я не способен быть в двух местах одновременно.

— Но... но выжившие же лежали пару дней!

— Вампиризм развивается не сразу, — пояснил я. — А вот упыризация процесс почти мгновенный. Думаю, кровосос планировал устроить из деревни гнездо и распространить влияние на весь край.

— Боги... если бы не вы... я даже не хочу думать об этом!

— Да, кстати, если тебя укусили... — Сказал я, указывая на окровавленные бинты.

Глава коснулся повязки на голове, хитро улыбнулся и ответил, шёпотом:

— Это клюквенный сок.

— А?

— Ну, если люди увидят, что я целёхонек, то скоро обозлятся. Мол я гад, прятался, пока их жрали.

— А ты не прятался?

— Прятался, конечно, я же не дурак. Ой, не хотел обидеть.

— Ничего. — Ответил я, хлопая по плечу. — Главное, помни уговор.

Герои, дураки, но храбрые. Они бросаются в горящие дома не думаю о себе, спасают людей ценой собственной жизни. Глупо, но эффектно, жаль только плоды их героизма пожинают власть имущие. Они прикрываются их именами, ставят им памятники, а сами вот так. Мажутся клюквенным соком. Герой-то мёртв, он уже ничего не скажет. А начальству перепадёт кусочек славы и вот, уже будто он сам прыгал в ревущее пламя.

***

В таверне тихо, как в могиле. Даже тавернщик пропал. За столом в углу сидит Элиас и Ваюна. Девочка не поднимает взгляда, а полуэльф обнимает бутылку вина. Судя по его виду, далеко не первую. Закусывает вяленым мясом и краюхой хлеба. Девочка ковыряется ложкой в тарелке холодной каши.

— Как вам ночка? — Спросил я подходя. — Правда, было весело?

— Веселее некуда. — Булькнул Элиас, посмотрел на меня мутным взглядом. — Прямо целый мир сломался... ик... точнее... я.

— А... — Протянул я, переводя взгляд на Ваюну и вопросительно кивая на полуэльфа.

Ученицы ведьмы мотнула головой. Бывший герой хлопнул ладонью по столу и простонал:

— Какая же я тварь... хуже тебя между прочим!

— Естественно, я ведь само совершенство.

— Я не о том...

— А о чём?

Опустился на свободный стул и взял бутыль из трясущихся рук. Полуэльф не хотел отдавать, но пальцы не слушаются. Мелко трясутся. Вино кислое, но крепкое. Такое чувство, будто винокур отбирал худший виноград.

— Я... я не захотел помогать людям... я не дал Ваюне им помочь! Какой же я герой?! Я тварь... сволочь... подонок!

— Ты взрослый. — Оборвал я. — Ты ничем не мог помочь, как и она.

— Надо было попытаться... ведь... ведь они умирали!

— Если помогать всем без раздумий, то быстро сгоришь. Уж ты-то должен знать.

— Знаю! Но... это всё неправильно.

Я хотел ответить, но голова Элиаса упала на грудь и таверну наполнил свистящий храп. Изо рта на сорочку потекла мутная слюна. Пить вино перехотелось.

— Он хороший, — сказала Ваюна, не отрывая взгляда, — просто запутался в жизни.

— Как и все.

Сквозь храп пьяница бормочет имена, просит у них прощения. Глаза под веками лихорадочно дёргаются, будто следя за припадочной мухой. Он был всем, а стал... тем, кем стал. Однако призраки прошлого всё ещё терзают душу. Я осторожно поднял полуэльфа на руки, отнёс в телегу и уложил на расстеленный спальник.

Когда повернулся, обнаружил Ваюну, забирающуюся на козлы. Сел рядом и тронул поводья. Лошадь с готовностью двинулась с места, счастливо заржала, что покидает это странное для неё место. По дороге к воротам мне бросили букет полевых цветов, нарванный так поспешно, что наполовину состоит из травы.

— Почему мы уезжаем прямо сейчас? — Спросила Ваюна, когда ворота остались позади.

Дорога тянется к тракту, по которому понесётся весть о моём подвиге. Утреннее солнце прогревает землю, и мир наполняется красками.

— Так будет лучше.

Тем более, я не хочу быть там, когда в деревню наведаются настоящие проверяющие.

Девочка кивнула и сказала, глядя на дорогу:

— Слухи, тебе ведь они нужны? А чем меньше люди знают, тем больше слухов плодят?

— Ха, а ты умная.

— Я красивая. — Буркнула Ваюна.

Засмеявшись, широко улыбнулся и открыл ей прописную истину:

— Умная женщина всегда красивая, а если нет, то не такая уж она и умная.

Телега покачивается на неровностях дороги, Элиас стонет и кутается в тонкое одеяло. Подтягивает колени к груди. Интересно, в прошлом узнай он о такой судьбе, пошёл бы войной на меня? Ха, конечно же. Ещё бы и кричал высокопарный бред о высшем благе и добре.

— А зачем тебе всё это? — Осторожно спросила Ваюна,

— Что?

— Ну, власть через геройство. Ты ведь достаточно сильный, чтобы захватить замок какого лорда. Сразу сесть на трон и отдавать приказы.

Да, это на удивление просто провернуть. Даже думал над этим, но...

— Я хочу абсолютной власти, а страх, увы, не даёт её. Нужно завоевать умы и сердца, а образ героя идеален для этого.

— Хм... а зачем тебе власть?

***

Элиас очнулся на привале, вывалился из телеги и ползком скрылся в кустах. Лошадь, мирно обкусывающая с них листья, взглянула удивлённо. Фыркнула и перешла на другую сторону поляны. Судя по звукам, доносящимся из кустов, брезгливость лошади — это последнее чем озаботится герой.

Я присел у костерка, задумчиво прилаживая сковородку на проволочную подставку. Поднялся, упёр кулаки в бока и уставился на сковородку. Меня обучали убивать, вести за собой армию, повелевать, но не готовить. Еда всегда была чем-то, что появляется на тарелке стоит махнуть пальцем.

Благо не успел изнежиться из-за постоянных боевых походов.

Ваюна, женским чутьём поняв моё замешательство, начала нарезать кус сала и бросать на сковородку. Мелкие полоски шкворчат, исходят жиром и становятся прозрачными. Девочка палочкой перемешивает шкварки и, дождавшись, пока зарумянятся, бросила на них мелко нарезанные овощи. Перемешала и разбила десяток яиц.

Выглядит не сильно лучше солдатской еды, но аромат! Густой и вкусный, растекается по поляне, наполняет рот слюной. Желудок дёргается и громко требует поскорее отправить лакомство внутрь.

Элиас высунул голову из кустов, задёргал ноздрями. Покачиваясь, подошёл к костру и плюхнулся рядом. Обхватил голову, пробормотал:

— Извиняюсь... смалодушил... — Повернулся к Ваюне, напряжённо следящей за целостностью желтков, указал пальцем и добавил, едва двигая языком. — Малышка, никогда так не пей и... не связывайся с теми, кто так пьёт.

— Уже связалась... — Вздохнула Ваюна и начала резать яичницу.

Один желток лопнул и жидкое золото растеклось по поджаренному луку. Разложив по тарелкам, Ваюна накрыла яичницу ломтями хлеба. С удовольствием оглядела, а затем, принялась смотреть, как мы едим. Женщины получают странное удовольствие от вида того, как мужчины уплетают их стряпню.

— Я стал слабый... — Пробормотал Элиас, глядя в тарелку. — Всё время стараюсь утопить горе в вине.

— И как, удачно? — Спросил я, уплетая яичницу и промакивая лопнувший желток куском хлеба.

— Нет, оно отлично плавает. — Вздохнул бывший герой. — Что дальше делать будем?

— Да всё тоже, шаг за шагом подбираться к твоим друзьям. Размеренно, не торопясь, а не то почуют нож, поднесённый к глотке.