— Арден, соберись, я не узнаю тебя.
Старик гневался, но Ардену нечем было его порадовать. После долгой ночи он сумел урвать лишь крохи сна, и теперь был сам не свой: руки не слушались его, а глаза то и дело слипались. Альвейн что-то талдычил ему, давал мелкие поручения, но вместо их своевременного выполнения Арден только клевал носом. Нет, так больше продолжаться не может. Как бы ни были сладки встречи с возлюбленной под светом луны, надолго его не хватит.
Задумавшись о наболевшем, юноша не заметил, как порезал палец, кроша морковь для обеда. Лезвие ножа обагрилось кровью, но боли он не ощутил и завороженно рассматривал нож, словно некую диковинку. Альвейн, насупившись, присел подле ученика и изрек:
— Если все у юноши валится из рук, значит юноша без памяти влюблен.
— Вздор и чепуха, — он нагнал на себя самый невозмутимый вид, хоть и подозревал, что старик видит его насквозь. — Я просто немного выбился из сил, мастер, только и всего. Не о чем беспокоиться.
— Интересно, на что же уходят твои силы, если днем ты слоняешься по двору, выискивая взглядом свою ненаглядную, а по ночам и вовсе сна не знаешь, ища приюта средь лесной чащи? — Высказав все, старик вздохнул, прикрыв глаза, а затем мирным тоном добавил: — Арден, сын мой, я стар, но пока еще не слеп и все прекрасно вижу. Твои чувства к дочери старейшины начертаны у тебя на лбу, а потому брось держать меня за дурака и выслушай, что я тебе скажу.
Арден повел плечами и не ответил. Перебирая свертки, запасенные на холода, он молча ждал, чем же старик сид удивит его, что нового откроет, если вся неприглядная правда его положения и так ему известна.
— Мальчик мой, не стоит тешить себя пустыми надеждами. Нандир Седовласый ни за что не допустит тебя в свою семью, не отдаст своей единственной дочери. Прошу, оставь это, не мучай ни себя, ни бедную девушку. Судьба ее уже расписана Богами: ей суждено стать женой другого мужчины. Отпусти ее и живи дальше, благо на свете достаточно красивых дев.
Но ему не нужны были другие девы, ни красивые, ни изуродованные! Ему нужна лишь она, Ниррен, нужна, как жаждущему необходим глоток свежей проточной воды, как задыхающемуся — глоток воздуха. Без нее вся жизнь потеряет краски, и он непременно погибнет, снедаемый горькою тоской.
Но вместо этого Арден предпочел лаконичный ответ, не желая обсуждать со стариком вещи, которые тот не способен принять.
— Я не просил вашего совета, мастер. И со своей бедой разберусь сам.
Альвейн не стал спорить, а лишь покачал головой, сочувствуя юноше, и вышел из хижины, предоставив Ардену возможность побыть одному. Но вместо того, чтобы отдать себя в руки печали, ученик знахаря лихорадочно перебирал в памяти все, чему его успел обучить сид. Единственное, что было подвластно ему сейчас — это его ремесло. Альвейн открыл для Ардена потаенный мир травничества и снадобий, способных творить чудеса. Но этих чудес оказалось недостаточно, чтобы поразить требовательного главу общины: треть общины обладала магической кровью. Однако Арден не мог позволить себе сдаться.
Пальцы его ловко соскребали из чаш толченую травяную труху, нарезали остро заточенным лезвием коренья и замешивали их в глубокой миске. Он надеялся отыскать нечто неординарное. Что-то, способное открыть ему новые знания, а вместе с ними — силу, с которой он бы мог стать кем-то.
Вслед за цветущим маем в земли пиктов пожаловала Лита. Когда травы коснулся бархат ночи, вокруг зашумело неистовое, неудержимое веселье. Девушки-соплеменницы, открывшие Богине-матери синеву узорчатых татуировок, почти нагие, водили хоровод вкруг большого костра в честь праздника летнего солнцестояния. Головы их венчали сплетения из веток бузины и алых гроздей рябины, чтобы ни один злой дух не пожаловал на их пир жизни и не омрачил веселья. Они заразительно смеялись и подхватывали молодых и старых мужчин, утягивая в задорный пляс. Даже юноши, что били костяными колотушками по пружинистой коже барабанов, пустились в пляс, и ритмичная дробь их становилась все яростнее и громче.
Но с кем бы ни танцевал Арден под завлекающие и одурманивающие дробные звуки, он упрямо не сводил глаз со своей Ниррен. Его взгляд с самого начала празднества был прикован лишь к ней. Он жадно ловил каждое оброненное ею слово, ласкал взором каждый изгиб ее тела, прекрасного и желанного. Но возлюбленная не глядела в его сторону, не собираясь плодить и без того расхожих слухов. После той ночи Ардена для нее будто не существовало. В груди юноши тоскливо заныло: неужели он все же обидел ее тогда, да так сильно, что обратился в невидимку?
Масла в огонь его самобичевания подлила и сама Ниррен, вдруг пустившаяся в пляс под руку с ненавистным Хадригейном. Поймав недовольный, почти хищный взгляд Ардена, мерзавец плутовски сощурил глаза и как можно развязнее обнял девушку, открыто заявляя на нее права. Этого Арден вынести уже был не в силах. Скрипя зубами, он покинул круг танцующих и отошел подальше, чтобы никто не видел его смятения и унижения. Он сел под ясенем в отдалении, где почти целиком слился с тенью, отброшенной деревом. Он и сам был словно тень — никем не замечаемый, неприметный и безликий.
Все же одна из девушек, что сиротливо стояла без пары и праздничного настроения, заприметила одинокого юношу. Она робко двинулась в его сторону, видно, совсем отчаявшись, раз выбрала его компанию. Когда Эйрид, розовощекая и крепкая, нависла над ним, он без всякого желания поднял голову.
— А ты чего сидишь здесь, как сокол подбитый?
Девушка присела рядом, прислонившись к нему плечом. Арден не желал ничьей компании, но и обидеть девушку не хотел, а потому коротко ответил:
— А я и правда подбит. Вот здесь, — он прислонил ладонь к груди, в то самое место, где гулко билось сердце.
— Танец ‒ лучшее средство от разбитого сердца, — ответила Эйрид, застенчиво и осторожно выискивая его взгляд.
Арден лишь отмахнулся.
— Нет у меня желания плясать, ты уж прости.
Эйрид только понимающе кивнула и сжала пальцами края одежды, будто нервничала. Затем она приблизила к нему лицо и нежно коснулась его подбородка. Арден повернул голову, не понимая, зачем только ей сдался.
— Но наверняка есть желание иного рода, неправда ли? Если, конечно, здесь еще есть место для новой любви. — Эйрид коснулась его груди, отчего по телу юноши пробежала дрожь. От нерешительности Эйрид не осталось ни следа.
Арден посмотрел на симпатичное округлое личико и соврал:
— Я не знаю.
— Пока не проверишь, не узнаешь.
Девушка потянулась к нему, желая подарить поцелуй. Арден решил было прыгнуть в эту пропасть и ответить взаимностью, как вдруг в голове прогремел знакомый голос.
«Знаешь. Ты знаешь, что желаешь лишь меня! Не делай этого».
Арден прервался на середине пути и отвернулся. Не в силах видеть оскорбленной Эйрид, он пробормотал в пустоту:
— Прости, нам не стоит этого делать. Я так не могу.
Обиженное достоинство не позволило ей проронить хоть слово, и девушка, резко вскочив, унеслась прочь от Ардена, костра и праздника. Юный знахарь стукнул себя кулаком по ноге и мысленно ответил Ниррен, что так бесцеремонно влезла в мысли в самый неподходящий момент:
«Ты тоже знаешь о моих чувствах, но это не мешает тебе позволять Хадригейну себя трогать. Ты игнорируешь меня целыми днями, а затем нагло влезаешь в мои мысли? Боги, Ниррен, перестань мучить меня».
Не сразу, но девушка снова запела в его голове. Казалось, она совсем рядом, только протяни руку, но вместе с тем Ниррен была бесконечно далеко.
«Мои чувства к тебе не угасли, молю, верь мне! Это все отец. Приходи следующей ночью на наше место. Я оставлю на твоем пороге цветок льна, как знак, что буду ждать тебя там».
Отвечать юноша ей не стал. Нутро кипело от обиды и истощающей ревности. Но как бы сильно он ни гневался на Ниррен, все равно знал: как только найдет цветок на пороге, то вновь воспарит в небо и явится на ее зов. Каким бы гордым и непреклонным не считал себя Арден, только ее воле он мог беспрекословно покориться.
Небо вдалеке почернело и изредка сверкало. Ветер шумел в деревьях, шелестел в траве под ногами и предвещал ночную грозу. Все вокруг готовилось к буре, и даже Ардену вдруг стало неспокойно. Предвосхищение урагана крылось меж веток и висело в воздухе; оно вцеплялось в нутро юноши мертвой хваткой.
Он сидел на старом пне в ожидании любимой и вертел в пальцах голубой цветок. Стебелек льна почти истерся от трения о его кожу, а синяя головка понуро сникла. Арден видел в нем себя самого: скисшего, хмурого и почти безжизненного. Вернее, таким хотели сделать юношу Нандир и его приближенные, чтобы навсегда устранить помеху с горизонта. Арден размахнулся и отбросил погибающий лен в кусты. Ничего у них не выйдет! Внутренний стержень его еще тверд и не даст прогнуться под навязанной волей.
Внезапно на лицо опустились две ладони и прикрыли глаза. Ардена окутал аромат, несравнимый ни с чем — запах любимой женщины, который он узнал бы из тысячи.
— Ты задержалась.
Наверняка Ниррен ожидала более теплого приема, но после Литы он не мог вот так просто раствориться в ее очаровывающих объятиях. Ему нужны были ответы и утешение. Обещание, что он старается не зря.
Ниррен обошла его и присела на корточках, заглядывая юноше в помрачневшее лицо. Она нежно коснулась его щеки и спросила:
— Ну что ты, любовь моя? Все еще злишься из-за Хадригейна?
Арден был слишком горд, чтобы признаться, но девушка хорошо его знала, чтобы догадаться самой. Конечно, его ехидное лицо не давало ему покоя, равно как и наглые руки, шарившие по ее телу в ту ночь, лишь бы его позлить.
— Прости меня, Арден, прости, — бормотала она, прислоняясь своим лбом к его. — Это все Нандир. Он приставил его ко мне, точно пса, и теперь куда бы я ни сунулась, он всюду следует хвостом за мной... Мне больших трудов стоило вырваться к тебе незаметно, между прочим, так что хотелось бы увидеть больше радости в твоих глазах!
Она деланно надула губы и перед таким личиком Арден устоять не мог. Ниррен он не мог не верить, да и магия ее не была столь сильна, чтобы отыскать его на большом расстоянии, вторгнуться в мысли и нашептать на ухо правду, почему она не могла его видеть в эти будто бесконечно тянущиеся дни.
Он сдержанно засмеялся и усадил ее к себе на колени. Опустил голову ей на грудь и слушал безмятежное дыхание — лишь оно дарило ему спокойствие. Однако Ниррен тут же развеяла его, сказав:
— Арден, я все придумала. Мы должны бежать.
Юноша оторвался от нее и удивленно уставился на девушку.
— Бежать?.. Ты предлагаешь мне бежать, как последней крысе? Так ты видишь наше будущее?
Мгновенно сменив нежность на негодование, Ниррен вскочила и заметалась по поляне из стороны в сторону, рьяно жестикулируя руками.
— Боги, Арден, неужели ты не видишь, что я хочу тебя спасти? Нас спасти. Здесь нам не будет житья, не мне говорить об этом, в общине нас никогда не примут. Счастье, о котором мы оба мечтаем, кроется лишь за ее пределами...
Арден встал с пня, подошел к девушке и твердо сказал, глядя в ее темные глаза, полные беспокойства:
— Как ты не поймешь, Ниррен? Я хочу не выкрасть тебя, не отнять у кого-то, а заслужить, как честный человек и порядочный мужчина. Кем ты меня считаешь, если думаешь, что убегу, трусливо поджав хвост?
— Но Хадригейн с отцом могут убить тебя! — вскричала она, всплеснув руками. — Они не самые лучшие колдуны в своем роду, но уж незаметно отравить тебя знаний хватит, даже Альвейн не помешает отцу сделать это, хоть и искренне любит тебя!
— Пусть попробуют, — сплюнул Арден. Глаза его сверкали от бешенства. — Пусть приходят, я не боюсь их. Ибо в отличие от твоего жениха, я наделен неплохим магическим талантом, и не остановлюсь на этом.
— О чем ты говоришь? — вопрошала Ниррен, но он не отвечал. Юноша развернулся и пошел прочь, не зная, что еще сказать упрямой девице. Он уже спускался с холма, а девушка семенила за ним, выспрашивая: — Что ты имеешь в виду?
Арден не остановил шага, не желал раскрывать всех планов, тем более что и раскрывать еще было нечего. Он только повернул голову и бросил ей через плечо:
— Скоро все узнают. Они разглядят мою силу.
С той ночи они с Ниррен не виделись. Арден вел себя невозмутимо, как ни в чем не бывало: не бросал на возлюбленную косых голодных взглядов, на встречи не приходил, а все цветы, что находил на пороге, сохранял и сушил среди других трав. Пока он не достигнет определенных успехов, эти синие цветы ‒ единственное, чего он будет достоин.
С каждым днем Арден все больше отдалялся от Альвейна. Юноша и сам чувствовал, как стал замкнутым и неразговорчивым, а каждую свободную минуту без пристального надзора наставника проводил за своими исследованиями. Поиски поглощали его с головой и лишали здорового сна, но Арден закрывал на это глаза.
Зато Альвейн раздражался с каждым днем все сильнее, видя, как неохотно и вяло ученик исполняет его просьбы. Похоже, сегодня терпение старика лопнуло, и он в сердцах выпалил:
— Да что с тобой творится, юноша? Ты словно не в себе: днями напролет мечешься из угла в угол, что-то ищешь, изобретаешь непонятные моему разуму смеси... Неужели я недостаточно вложил в тебя мудрости? Чего еще возжелала твоя алчная душа?
Арден пытался оправдаться невинным любопытством и жаждой знаний, но старика было не пронять безыскусным враньем.
— Это все из-за дочери Нандира? Это ради нее ты стараешься прыгнуть выше головы?
Что он мог возразить? Альвейн был сидом, а сидам ведомо куда больше, чем простому люду и даже колдуну. Юноша неопределенно повел плечами и буркнул, потирая слипавшиеся глаза:
— Простите, мастер Альвейн, но вас это по-прежнему не касается.
— Меня касается все, что отрывает моего ученика от первостепенных дел, — твердо заявил сид-наставник и одним щелчком пальца вышиб ступку с травами у него из рук.
Арден вздохнул и осознал, как затекло все его тело, а мысли разбегались кто-куда от недостатка сна. Он уже и забыл, когда в последний раз называл утро добрым.
— Простите, мастер, я забылся. — Арден встал и отряхнул с себя травяную шелуху. — Если кому-то требуется помощь знахаря, скажите, и я незамедлительно отправлюсь исполнять ваше поручение.
— Так-то лучше, — одобрительно кивнул старик, оправляя длинную белую бороду. — Глядишь, и мысли гнетущие развеешь в дороге. Помощь действительно нужна, и непростая: на другом конце поселения живет старуха Гладуэйт. Ее сын умирает от неизвестной лихорадки, даже мне таковая неизвестна. Как знать, может, ученику настала пора превзойти наставника и вырвать несчастного из когтей смерти?
Арден отлично понимал, что никакая лихорадка не сумеет избавить его от горестных раздумий о Ниррен и своем бессилии, но такова его работа — вытаскивать людей из-за черты. Быть может, сегодня у него что-то получится, и он сумеет раскрыться для односельчан с новой стороны?
— Да, мастер Альвейн. Я прибуду к семье Гладуэйт до полудня.
— Вот и замечательно, — улыбался старик сквозь густые усы. — Я выдвинусь пораньше, подготовлю все для похоронного обряда на случай, если мы окажемся бессильны перед новой заразой. А ты собирайся в дорогу, да не забудь прихватить для нас настойку из зверобоя, чтобы не разносить после невесть что по всей общине.
Арден поклонился и принялся укладывать вещи в котомку: травы тысячелистника для гноящихся ран, горстка маковых зерен для отправки болезного в успокоительный сон, да зверобой. Но куда больше трав ему сгодилась бы щепоть удачи, которую он молил быть к нему благосклонной.
Ноги неохотно несли его мимо хижин, перенесли через ручей, что бежал за пределами дальней части поселения, и исчезал среди деревьев в лесу. Он брел не торопясь, вгрызался в яблоко и горевал, что оторван от работы ради какого-то простяцкого дела. Наверняка Альвейн справился бы единолично, но старику хотелось, чтобы ученик перестал маяться дурью и изнемогать от обреченной любви. Арден со злобой закинул огрызок в кусты, как вдруг остановился, услышав неясный тревожащий шепот. Неведомое нечто послало на ветру его собственное имя.
«Арден».
Подумав, что ему послышалось, юноша продолжил путь, боясь припоздниться и явиться лишь к предсмертному хрипу больного. Однако тревожный зов повторился, и Арден против воли повернул голову в сторону зарослей, откуда доносился шепот.
«Иди ко мне, Арден».
Определить, кому принадлежал голос, он не мог, сколько ни пытался, но ноги сами понесли его вглубь чащи. Он обернулся, чтобы удостовериться, не видел ли кто, что он свернул с пути, и, уверившись, что остался незамеченным, продолжил двигаться на зов.
Он тянул его, точно веревкой, манил и будоражил сознание. Тело Ардена покрывалось мурашками, когда сладкий голос касался его изнутри. Такого восторга не вызывал в нем даже голосок возлюбленной Ниррен, а это прежде казалось невозможным.
Бредя сквозь кусты и минуя огромные каменные глыбы, Арден вышел на тенистую полянку, в центре которой высился величественный дуб: длинные пушистые ветви простирались до самой земли и словно ее поглаживали.
«Иди ко мне».
Голос все нарастал и исходил точно от дерева, как если бы великое древо заговорило с ним. Подобная мысль показалась Ардену дикой: кто угодно мог встретиться в волшебном лесу, будь то банши или Рогатый Бог, но чтобы вдруг дерево обрело голос? Юноша обошел дуб кругом, желая убедиться, что никто не разыгрывает его, говоря из-за мощного ствола, но он на поляне был один.
Несмотря на летнюю духоту, по коже пробежал мороз.
«Подойди, Арден. Вкуси мое знание».
Теперь сомнений не возникало: дуб говорил с ним. Арден замер у широкого ствола, коснулся его, неизвестно чего ожидая. И вдруг под его рукой кора расступилась, как разверзаются врата нижнего мира, встречая души умерших. В страхе он оторвал ладонь от дерева и отпрыгнул на пару шагов, глядя, как в стволе образуется дыра. Из отверстия струилось черное нечто, на которое Арден и смотреть боялся, но, как околдованный, не мог отвести глаз. Вязкая тьма ползла и щупальцами захватывала поляну, обтекая юношу. Он не знал, что ему делать: то ли умчаться прочь, то ли остаться и посмотреть, что будет? Арден всегда был любопытен, а потому доверился соблазнительному голосу, а может просто был зачарован им, и потому утратил всю волю.
«Коснись ее, Арден, коснись — и обретешь могущество, о котором так мечтаешь!».
Кем бы ни был обладатель чарующего голоса, он был осведомлен о его стремлениях. Загадочный некто знал, чего так жаждет Арден, и предлагал то, чего он просит. Он протянул было руку, но осекся, пытаясь осмыслить, в чем скрыт подвох.
— Ничто в мире не дается просто так, — сказал он себе под нос, почти отдергивая руку.
Но тьма услышала его и ответила:
«Ты прав».
Заманив юношу в глухую чащу, тьма уже не желала его отпускать. Не успел он отойти, как из темного дыма вынырнули черные щупальца и обхватили его запястье. Арден упал плашмя, а щупальца потащили его к проему в стволе. Он цеплялся пальцами за траву, хватался за толстые корни дуба, кричал, но вокруг не было ни души. Никто не увидел, как тьма утащила его в свои беспросветные недра.
Ему чудилось, что он летит. Летит в бездонную пропасть, где никогда не проливался свет солнца, а время останавливало свой бег. Крик его застревал в горле, и он летел в полнейшей тишине. Она давила ему на уши и нагоняла страху. Где-то он теперь окажется, какая страшная судьба его ожидает?..
Арден падал и мысленно хоронил себя заживо. Не дождется его старуха Гладуэйт, так и помрет ее несчастный сын, а Альвейн всю дорогу до дома будет проклинать бестолкового ученика, даже не догадываясь, какая участь его постигла в дороге. А Ниррен станет женой Хадригейна, исполнив самый страшный сон юного знахаря.
Так, перебирая в уме худшие последствия своей гибели, Арден неожиданно приземлился и больно ушиб все кости. Он стонал, переворачиваясь на спину, и клял себя за праздное любопытство, которое, судя по всему, его и погубит. Как же, наверное, сейчас смеются Боги! Ниррен пророчила, что его отравит названный жених или прирежет в ночи ее отец, но Арден своими же руками избавил всех от головной боли. Можно не сомневаться: теперь-то его имя пустят по миру, да только славу оно получит дурнее некуда.
«Вставай», — приказал голос, обрывая невеселые думы юноши. Не зная, что еще ему делать, Арден покорно встал, хоть это и стоило ему больших трудов после болезненного падения. Кажется, он сломал несколько ребер: в груди нещадно кололо, отчего каждый вдох давался с едва терпимой болью.
«Ты прав, Арден, ничто не дается просто так, — продолжал голос, — но готов ли ты заплатить огромную цену за могущество?»
Превозмогая боль, юноша брел вслепую, в полной темноте, пытаясь нащупать хоть что-то, но тщетно. Неужели, он настолько прогнил изнутри, что удостоился доживать дни в проклятой бездне, где нет ничего и никого живого?
— Э-э-эй! — крикнул Арден, игнорируя вопросы. Эхо его утонуло вдали, ни от чего не отразившись. Никто не отозвался на его клич.
И только сладостный голос не умолкал:
«Ответь на вопрос, Арден, но будь честен перед собою».
Готов ли он пожертвовать чем-то во имя любви к Ниррен? Да он душу свою готов был отдать, лишь бы выбраться отсюда и никогда больше не отпускать ее руку и не прощаться до восхода солнца, когда мир мог их увидеть.
— Готов, — ответил Арден надтреснутым голосом. Он повторил, прокашлявшись, чтобы не вызвать и тени сомнения: — Готов на все.
Голос безмолвствовал, но юноша почувствовал его одобрение, завибрировавшее в темноте. Затем почувствовал, как по ногам и рукам его вновь поползли мерзкие щупальца, которые пугали так, что поджилки тряслись. Он попытался наколдовать огонь и сбросить их с себя, но в этом забытом богами пространстве магия его не работала.
— Что происходит? — закричал он, безуспешно стараясь сбросить с себя налипающую тьму. Она все больше завладевала его телом, пока не облепила целиком. Тьма заволокла глаза, просочилась в уши, проникла в рот, наполнив его сыростью увядания и гнилью.
«Да будет так, — молвил голос, чей обладатель так и не явил свой лик. — Пусть же первородная тьма станет тебе оружием. Пользуйся ею с толком, и она щедро одарит тебя, юный Арден. А когда придет время платить — я запрошу свою цену».
Но Арден ничего не мог ответить — всего его запеленала тьма, точно готовила сырой земле покойника. Он чувствовал, как биение сердца замедляется, а сознание стремительно меркнет. Еще чуть-чуть — и тьма, казалось, высосет последние крупицы его жизни.
«Переродись же, Арден, избранный Тьмой. И неси в мир ее величие».
Когда сознание вновь вернулось к нему, все вокруг было девственно чисто, сквозь зеленые кроны поляну затапливал яркий свет. Тишь и красота окружали его, наполняя искрой жизни, а черной тьмы как будто и не бывало вовсе. Может, ему все приснилось? Но когда он успел задремать на поляне? Арден схватился за голову, все еще чувствуя ушиб, да и грудь по-прежнему ныла. Он приподнял рубаху и осмотрел кожу — на месте ребер растекся огромный синяк. Если он просто упал без чувств и отключился, мог ли он так расшибиться? Едва ли. Вскользь он подумал о недавних словах Ниррен и яблоке, что умял по пути: могли ли недруги в самом деле отравить его? Но затем сам посмеялся своему предположению. Не верилось, что они пойдут на такое.
Сколько вообще времени прошло? Юноша поднял голову к небу и понял, что солнце почти достигло зенита. Нужно поторапливаться к дому Гладуэйт, пока ее сын не отправился к праотцам!
Но как только Арден попытался встать, то боль прострелила ему грудь, снова приковав к земле. Нет, в таком состоянии он далеко не уйдет…
«Готов ли ты заплатить огромную цену за могущество?»
Что этот голос имел в виду? И обрел ли он упомянутое могущество, если то не было дурманом?
Арден не имел понятия, как проверить полученную силу в деле. Он осмотрел ладони — те нисколько не изменились. Ощупал лицо — тот же вытянутый подбородок, нос не отсох и покоился на месте. Весь он был целехонек, за исключением нескольких ребер, и внешне не преобразился, насколько мог судить. Но, может… внутри теперь сокрыто гораздо большее?
Он аккуратно встал, но распрямить спину не смог: боль властвовала над ушибленным телом. Юноша оперся руками на колени и стоял, полусогнутый, медленно вбирая в легкие воздух. Надув грудь как можно плотнее, Арден обломал толстую ветвь дуба. Очистил ветку от листьев и выломал середку, где дерево попрочнее и толще, а затем зажал ее между зубов, чтобы было, куда выплеснуть свои страдания.
И напрягся, что было мочи.
Он всколыхнул внутри всю силу, которую в себе знал, но, когда он сдавленно зарычал от боли, почувствовал, как всколыхнулась и сила, ему прежде неведомая. Она словно обволокла его внутренности и по хозяйскому велению вправила ребра на законное место. Арден до хруста сдавил сучок зубами и все стонал, пока кости срастались. Всего пара мгновений — и он обрел прежнюю целостность.
Теперь он разогнулся и повертел корпусом — боли как не бывало, а синева на коже растворилась. Он взглянул еще раз на свои ладони и вдруг понял, что изменилось совершенно все. Арден схватил оборванную ветку и приставил ее к месту разлома. Под его ладонью заструилась мгла, объяла ветвь и прямо на глазах юноши прирастила древесную конечность обратно. Даже листья, жестоко им ободранные, зелеными почками пробились на ветке, словно ранней весной. Арден пораженно охнул.
Вопреки его глубинному страху, тьма умела не только разрушать, но и созидать. Он видел это своими глазами и мог поклясться, что это было наяву! Сила его преобразилась. То, чего ему не удавалось достичь годами, на что у Альвейна ушла целая жизнь, он обрел, едва моргнув глазом. Побывав в том страшном и пустом месте, он притащил с собой в этом мир нечто, способное поразить воображение. Незнакомая магия влекла его и приводила в экстатическое состояние. Он все глядел на руки и смеялся, как смеются дети, постигающие чудеса окружающего мира.
Не успев как следует нарадоваться, Арден спохватился: он вернулся в реальный мир, где время не оказывало ему услугу и неумолимо бежало вперед, по Колесу. Несясь во всю прыть сквозь чащу обратно, к поселению, юноша предвкушал встречу у старухи Гладуэйт. Что-то скажет ему Альвейн, завидев, как под его целительными руками раны заживают в мгновение ока, без всяких снадобий и приговоров? Ему не терпелось пустить полученную силу в ход, а обещание безымянного голоса уже и испарились из его головы. Арден не думал о плате, которую с него будут взимать. Он думал лишь о гордыне и призрачном величии, которое, как он надеялся, принесет ему заветное счастье.
В тот миг он был счастливее, чем когда-либо…
Но безбожно ошибался.