Как только вытащили трубки и отключили аппараты, остался лишь внутривенный катетер, я вылезла из своей такой одинокой больничной койки и осторожно перебралась к Шейну. Он уткнулся своим разбитым, в синяках, лицом мне в шею, и так мы каждый день спали в объятиях друг друга. Но врачи и медсестры не жаловались. На самом деле, их поражала наша близость и то, что мы каким-то чудом выжили после ужасной аварии на мотоцикле.
Именно в нее и превратилась наша битва с Габриелем. Полагаю, это хорошее оправдание для всех, ведь никто бы не поверил, что мы боролись с дьяволом и победили. Но меня бесил факт, что мой драгоценный мотоцикл размазали по всей Пятой Авеню. Я хочу сказать, СЕРЬЕЗНО, что ли?
В конце концов, я могла достать еще один, чему и была рада. Все, что можно купить, легко заменить, а ангела вроде Шейна — уж точно нет.
— Привет, красавица, — прошептал Шейн. — О чем задумалась?
Я осторожно приподнялась, не тревожа израненное тело, чтобы взглянуть ему в лицо. Я не смогла сдержать смех. Даже, хотя он и был весь черно-синий, в синяках с головы до пят, а середина тела была в основном фиолетовой, он все еще выглядел до смешного великолепно. И он полностью принадлежал мне. Забинтованной рукой я провела по его темным, шелковистым волосам, я никогда не перестану желать прикасаться к нему.
— Я думала обо всем высказанном, и о том, как счастлива, лежать с тобой на этой ужасной больничной койке. Мне интересно, что ждет нас. То есть, наши жизни как открытые ненаписанные книги, и мы теперь можем делать что угодно, это так…
Кривая усмешка Шейна послала тепло через грудь. Его глаза сияли, он медленно протянул руку к моим губам и провел большим пальцем по нижней губе.
— Я знаю, что нас ждет, — пробормотал он. Если он скажет «Бузер», я сильно ущипну его за шею, ведь это единственное, что у него не пострадало. Я ждала, готовая щипаться.
— Каждый оставшийся день я хочу просыпаться, ощущая тепло твоих губ, слушать, как ты поешь рядом со мной, ощущать твои пальцы на коже и слушать музыку твоего сердца. — Его глаза светились любовью и необходимостью во мне.
— Грейс, ты станешь моей женой?
Я уставилась на мужчину, которого искала вечность, у меня перехватило дыхание. Слезы жгли глаза. Это та любовь, о которой пишут книги. И это посреди того, что я считала непримечательной жизнью; судьба послала мне сказку, со счастливым концом. Любовь, которая заставила кого-то вроде Шейна Макстона рисовать на бумаге дурацкие сердечки с моим именем в центре, кого-то, кто смог разрушить все мои стены. Полностью ему, доверившись, я сказала:
― О, чертовски согласна!
И тогда он накрыл мои губы своими, и поцеловал как в тот наш самый первый раз, и это походило на истинный рай.