Дьяволы дня 'Д'

ЧАСТЬ ПЯТАЯ

В кабинете лейтенант-полковника Танета, располагавшемся на верхнем этаже здания, нам принесли чай. Он вытаскивал свои папки по специальному танковому подразделению под названием «Тигры», а мы сидели на неудобных складных стульях. С хмурым и сосредоточенным видом быстро читающего человека он пролистывал какие-то материалы, время от времени останавливаясь для того чтобы изучить диаграмму или график или для того чтобы взглянуть на Мадлен и меня и на мгновенье состроить извиняющуюся гримасу за то время, которое он у нас занимал.

В кабинете было холодно, а светло-голубые стены, с висевшими на них картами оборонительных сооружений Британии и Западной Европы, делали его еще более холодным. В углу гремел обогреватель размером с небольшого поросенка, но от него был только шум и никакого тепла. Возле противоположной стены стояли три железных, выкрашенных в цвет хаки картотечных шкафчика, и если не считать письменного стола лейтенант-полковника, то это была единственная мебель в его кабинете.

Я поднялся и, взяв чашку с обжигающим чаем, подошел к окну. Внизу, на поблескивавшей матовым блеском улице, три сержанта Британской Армии доставали из багажника «Ситроена» ящик Элмека. Со времени нашего прибытия дьявол не вымолвил ни слова, но мы понимали весь риск пренебрежительного к нему отношения. Он ожидал воссоединения со своими собратьями, и если этого не произойдет, то берегись каждый из нас, находившийся близко к окну, к ножу или чему-нибудь еще, что было способно врезаться в человеческое тело.

Лейтенант-полковник Танет прочистил горло и подравнял стоявшую перед ним стопку папок.

– Вы нашли что-нибудь? – спросил я.

Он вытянул лицо.

– Боюсь, что не много. Не более того, что я уже знал. Полное описание этой операции держится под покровом секретности, да и, по правде говоря, есть не так уж много документальных свидетельств. Из ранних предложений, сделанных Пентагоном Британскому Военному Ведомству, вытекает, что за разработку и проведение в жизнь отвечал главным образом генерал Паттон, хотя Эйзенхауер, несомненно, знал об этом месяцев за шесть, за семь до наступления дня «Д». Здесь есть несколько упоминаний об операции «Тигры» и есть письменный приказ о подготовке танков. Переоборудование каждого танка стоило восемьдесят тысяч долларов, главным образом за счет рулевого механизма, который был частично дистанционно управляемым.

– А нет упоминаний об Адрамелеке? Там не говорится, как они держали его под контролем? – спросила Мадлен.

Танет медленно покачал головой.

– Здесь есть только одна информация, которая, может быть, относится к делу. Она сообщает о перевозке германских военнопленных в Англию; среди них была одна француженка, сотрудничавшая с нацистами. Их переправили в армейский лагерь в Алдершоте, в полное распоряжение полковнику Спарксу, – это ваш американский друг, – и полковнику Т.К. Аллингхему, его английскому коллеге; и это значит, что приказ на их передвижение имел какую-то связь с операцией «Тигры». Возможно, эти заключенные были предназначены для умиротворения Адрамелека. Жертвы, если хотите более точное слово.

– По одному мужчине для каждого из тринадцати дьяволов и женщина для Адрамелека, – негромко предположила Мадлен.

– Вполне возможно, – сказал Танет, неловко улыбаясь. – Ваша теория имеет право на жизнь, как и любая другая. Этот приказ на пересылку – единственное уцелевшее письменное свидетельство. – Я отошел от окна и поставил свою казенную чашку с толстым ободком на блюдце.

– Полковник Танет, – сказал я, – возможно, мы имеем только несколько часов, даже несколько минут, перед тем как тринадцать дьяволов соберутся вместе и позовут своего хозяина. Так что же мы будем делать?

– Прежде всего, мы не будем паниковать, – сказал полковник. – Сначала мы убедимся, что религиозные знаки, наложенные на дьяволов, абсолютно невредимы, потому что они мало что могут сделать, пока на эти мешки с костями наложено заклинание.

– Предположим, что Элмек может их освободить, снова вызвать их к жизни.

– Чтобы это сделать, дьявол должен обладать огромной силой. Каждая из этих печатей была освящена семью священниками римско-католической церкви и их целовал кардинал. Можно цинично относиться к религии, но могу сказать по собственному опыту: это сильное средство.

Мадлен опустила голову.

– Мы видели, что Элмек резал священников как сыр, – сказала она тихо.

– Ну, самое лучшее, что мы можем сделать, это спуститься вниз и посмотреть своими глазами, – сказал полковник. – Они должны были уже принести ваш ящик, так что наши ВНП снова вместе, впервые после войны.

Он встал и отточенным движением дернул свой мундир.

– Вы не допили свой чай, – заметил он с явным удивлением.

Я смущенно пожал плечами.

– Думаю, что солдатская еда совершенно одинакова во всем мире, – сказал я ему.

– Странно. Я думал мои парни готовят очень хороший чай, – произнес он, уставившись в мою чашку.

В этот момент дверь открылась; в нее вошел один из сержантов и отдал честь.

– Ящик внизу, в изоляторе, сэр, – доложил он. На его берете блестели снежинки. – Очень тяжелый.

– Очень хорошо сержант, – сказал лейтенант-полковник Танет. – Мы идем. Мадемуазель Пассарелль? Мистер Мак-Кук? Вы не хотите последовать за мной?

Мы со стуком спустились по голым ступенькам, миновали холл с парадной дверью и прошли по коридору в заднюю часть дома, где располагалась широкая дверь в подвал, которая была сделана из крепкого дуба и навешана на стальные петли. Справа от себя, за стеклянной задней дверью, я увидел промокший, запущенный сад и грязные дома следующей улицы. Где-то глубоко под ногами прогрохотал поезд метро, направляясь к Эрлс Корт.

Сержант отпер замок и открыл дверь. Толкнув локтем Мадлен, я показал ей на внутреннюю сторону двери. К дереву было прибито серебряное распятие, точно такое же, как было приклепано на люке танка в Понт Д'Уолли.

– Человек, играющий в крикет, мог бы назвать это нашим лонгстопом. Чтобы быть уверенным, отец Муллани ежегодно переосвящает его, – сказал лейтенант-полковник.

Склонив голову, чтобы не задеть низкий побеленный потолок, Танет переступил порог и спустился по деревянной лестнице. Я двинулся следом, за мной – Мадлен.

Спустившись с лестницы, мы оказались в широком, белом подвале, который освещался лампочками, защищенными проволочной сеткой. Вдоль стен, по шесть с каждой стороны, стояли незамысловатые подмости; и на каждых располагался черный пыльный мешок. Двенадцать прислужников Адрамелека представляли собой не более чем кости. Но каждый из них был способен на страшную, воинственную жизнь. Посередине, тихий и неподвижный, стоял сундук, привезенный нами из Франции. Элмек, или Асмород, – дьявол острых ножей.

Мы медленно прошли туда и обратно, глядя по очереди на каждый мешок.

– Ну? Что вы предлагаете делать? – спросил лейтенант-полковник Тенет.

– Во-первых, мы должны их идентифицировать, дьявол за дьяволом, – сказал я. – Потом, возможно, нам удастся изгнать их. У меня есть книга.

– Вы можете изгнать их? Как? – Танет выглядел сомневающимся.

– Надо вызвать ангелов, – сказала Мадлен. – Это единственный способ.

Лицо военного стало напряженным.

– Ангелов? – сказал он недоверчиво. – Вы сказали ангелов?

Мадлен кивнула.

– Вы можете верить в дьяволов, полковник. Почему вы не можете поверить в ангелов?

– Потому что… ну, потому что их не бывает, не так ли? Или бывают?

Я устало потер свои глаза.

– На самом деле мы не знаем, полковник. Но мне кажется, что у нас другого выбора нет. Отец Энтон дал мне книгу о том, как вызывать ангелов, и то же самое сделал его преподобие Тейлор. А они оба были сведущи в изгнаниях нечистой силы. Я полагаю, что это единственный способ.

Снова послышалось приглушенное громыхание; но на этот раз я не был так уверен, что это было метро. Я быстро повернул голову к Мадлен, и она сказала:

– Пожалуйста, полковник. Я думаю, Ден прав. У нас мало времени.

Лейтенант-полковник Тенет окинул взглядом подвал, потом посмотрел на наш ящик и вздохнул.

– Хорошо. Если вы думаете, что можете сделать что-то полезное. Но я предупреждаю вас: если мне покажется, что дела идут в худшую сторону или если вы попытаетесь уничтожить какой-нибудь из этих ВНП, я тут же вас выгоню отсюда. Эти штуки – правительственная собственность; и если вы их уничтожите, это будет стоить мне всей моей чертовой карьеры.

Медленно и зловеще лампочки в подвале начали тускнеть, как будто подключилось какое-то мощное устройство и забрало на себя все электричество.

– Принеси эти книги – быстро! Они на столе полковника Танета! – бросил я Мадлен. Потом я схватил офицера и оттащил его от сундука.

Лампочки все тускнели и тускнели, пока мы не стали видеть лишь их оранжевые нити, едва теплившиеся в наступившей темноте.

– Сержант Бун! – крикнул лейтенант-полковник. – Трех людей сюда вниз с автоматами!

Вместе с усилением темноты становилось тише. Мы слышали крики и топот наверху; но здесь, в подвале, на нас, словно мягкое ватное одеяло, опустилась тишина. В этом странном мраке лейтенант-полковник Танет прикоснулся к моему локтю.

– Что это? – прошептал он. – Вы знаете, что это? Что происходит?

– Это Элмек, – прошептал я ему в ответ. – Десять к одному: это Элмек.

Мы не видели и не слышали, как открылась крышка сундука; но когда я опустил глаза, она была откинута назад, и даже в этом слабом свете тлевших электрических спиралей я смог разобрать грязный, вековой давности шелк, устилавший сундук изнутри; и еще я смог увидеть, что он был пуст. Как предостережение, я сжал плечо Танета; затем напряженными глазами, медленно, осмотрел подвал в поисках каких-нибудь признаков нашего тринадцатого дьявола.

– Все это очень странно, – сказал лейтенант-полковник Танет. – Я не знаю, чего пытаются добиться эти проклятые штуки.

– Догадываюсь, что они хотят на свободу, – ответил я ему. – С одиннадцатого века они были зашиты в эти проклятые мешки, если не считать короткой экскурсии во время войны. А еще они хотят увидеть здесь своего хозяина.

– Вы действительно думаете, что они собираются вызвать Адрамелека?

– Так говорил Элмек. А Элмек должен знать.

Откуда-то из глубин подвала до нас донеслось размеренное дыхание: так дышит человек, получивший крупную дозу обезболивающего. Я посмотрел в дальний конец подвала, в пространство между подмостями, где было темнее всего. Некоторое время я не видел ничего вообще, но когда прищурил глаза, мне показалось, что я могу различить еще более темную фигуру, – фигуру, которой я боялся больше любой другой: карликовые очертания Элмека, его кошмарные глаза, его страшное, шуршащее тело.

– Элмек, – сказал я тихо. – Я приказываю тебе.

Лейтенант-полковник повернулся ко мне, не веря собственным ушам.

– Что вы делаете? – спросил он нетерпеливым и раздраженным голосом. – Кому вы говорите?

Я не обратил на него внимания. Для объяснений не было времени. Подвал начинал дрожать, как моторный отсек на судне; и я слышал, как деревянные подмости стучали по стенам и по полу.

– Слушай, Элмек. Мы выполнили свое обещание. А как же ты? Вот твои двенадцать собратьев. Верни нам нашего священника, отца Энтона, верни нам Антуанетту.

Дьявол пошевелился и захохотал. Танет сделал шаг назад и попытался тянуть меня за собой.

– Элмек, – сказал я снова.

– Я уже говорил тебе, – ответил он после некоторой паузы. – Только Адрамелек может вдохнуть жизнь в твоих умерших друзей. Сначала мы должны вызвать Адрамелека.

– Сержант! – заорал Танет.

По ступенькам в подвал торопливо прогрохотали тяжелые ботинки. Первым появился сержант Бун, крепыш в комбинезоне цвета хаки и темно-бордовом берете, несший под мышкой автомат. Вслед за ним прогремели еще трое, все с такими же круглыми головами и безжалостными лицами, которые, кажется, развились у британских солдат путем какого-то неестественного отбора.

– В том конце, сержант, – резко сказал лейтенант-полковник Танет. – Приготовиться к стрельбе.

Я с огромным отвращением указал на оружие.

– Вы действительно думаете, что эти автоматы принесут нам какую-нибудь пользу, сэр?

– Я уверен, что нет, мистер Мак-Кук. Но мы должны быть готовы к любым неожиданностям.

Несколько минут мы ждали в темном и тихом лондонском подвале; я видел, как солдаты с опаской поглядывали на то, как тлели и пульсировали, словно электрические черви, нити накаливания лампочек. Из дальнего конца подвала, полностью скрытый темнотой, за нами наблюдал Элмек и тоже ждал.

– Элмек, – сказал я наконец, – что ты хочешь, чтобы мы сделали?

Дьявол зашевелился.

– Мы не сможем помочь тебе вызвать Адрамелека, если ты не скажешь, что нам делать, – напомнил я ему.

– Пусть спустится девчонка, – сказал Элмек голосом старой женщины. – Нужно, чтобы здесь была девчонка.

– Прежде всего, мы должны знать, что ты намерен с ней сделать, – сказал лейтенант-полковник Танет.

Сержант Бун и его люди в замешательстве смотрели на своего полковника. Для них он был старшим офицером, и никто, скрывающийся в темноте в дальнем конце подвала, не должен был осмеливаться говорить с их старшим офицером с таким вопиющим неуважением.

– Мы всегда можем пойти и схватить его, – сказал сержант Бун. – Капрал Перри и я были в Ольстере, сэр. Это наша специальность.

Лейтенант-полковник даже не повернулся, чтобы посмотреть на своего сержанта.

– Не двигайтесь, сержант. Пока я не скомандую, – просто приказал он, продолжая всматриваться в темноту.

– Девушка идет, – сказал я дьяволу. – Она пошла наверх, но она возвращается.

Я чувствовал, как среди теней постоянно шевелился и изменял форму Элмек. Мадлен была права. Дьявол, по-видимому, был в восторге от того, что присоединился к своим собратьям; в крайнем возбуждении, он совершал бесконечные физические метаморфозы. Мои глаза выхватывали из темноты обрывки нездоровых, слизистых фигур, вызывавших во мне приступы тошноты. Когда глаза людей сержанта Буна привыкли к тусклому свету и они сами смогли разглядеть некоторые из омерзительных, тошнотворных образов, поблескивавших слизью в дальнем конце подвала, на их лицах появились растерянность и ужас.

В глухой, удушливой тишине я услышал, как по лестнице спустилась Мадлен и открыла подвальную дверь. Девушка появилась, держа под мышкой две моих книги. Я кивнул в сторону дальнего конца подвала и сказал ей:

– Элмек. Дает представление.

Мадлен передала мне книги и прошептала:

– Что он делает? Он сказал, что ему надо?

Я покачал головой.

– Ему нужна ты, но я не знаю зачем.

– Ты не знаешь, зачем? – закудахтал Элмек. – Ты даже не догадываешься? Ты не понимаешь, что эта бедная девчонка, Жанна д'Арк, сделала, чтобы мы смилостивились помочь ей в сражении? Не можешь вообразить, что случилось с бедной Гундрадой, женой Вильгельма де Варенне?

Сержант Бун вздернул свой автомат, но лейтенант-полковник Танет поднял руку и предупредил:

– Спокойно сержант. Теперь мы имеем дело не с ИРА.

– Элмек, – позвал я, – что ты от нас хочешь? Девушка теперь здесь. Что ты хочешь, чтобы мы сделали?

Подвал снова затрясло; послышался раздражающий нервы звук, как будто бы тысячи мясных мух роились над дохлой лошадью. Стало так темно, что мы почти ничего не видели.

– Боже, тут прямо как в могиле, – сказал один из солдат.

– Тише вы, рядовой, – оборвал сержант.

– Девчонка должна открыть по очереди все мешки, – зашептал Элмек хриплым и насмешливым голосом. – Только девчонка будет это делать. Только у девчонки есть какая-то религиозная вера. Она должна по очереди открыть все мешки и произнести над ними слова заклинания.

Пока Элмек говорил, я напрягал в этом тусклом свете свои глаза, читая страницы, которые отметил в своей тоненькой черной книжке его преподобие Тейлор. Раздел назывался «Семь точных испытаний по отождествлению злого духа»; в нем рассказывалось, что нужно сделать для определения настоящего имени демона или дьявола. Но чем дальше я читал, тем меньше во мне оставалось уверенности. По первому тесту нужно было спросить у дьявола его имя властью Саммуэля, архидемона, который назывался там «яд Господа». Во втором требовалось сжечь волос или чешуйку дьявола и смотреть опускается дым или поднимается. В третьем – посыпать его кожу различными травами: укропом, огуречником, петрушкой и еще дюжиной других, потому что с помощью различных растений различные дьяволы или выделялись или отбрасывались. В четвертом – окропить кровью из серебряной ложки двадцать семь карточек, с написанными на них буквами алфавита: кровь упадет на все карточки, кроме той, с которой начинается имя. Пятое, шестое и седьмое испытания были одинаково невыполнимы; все они, очевидно, были разработаны для полномасштабного ритуала изгнания. А то, что имели мы, в подвале на Хантингтон Плейс, было таинственным, непредвиденным случаем.

– Мадлен, – прошипел я. – Мадлен, я не могу провести эти испытания. Они слишком сложны.

– Подожди, – прошептала она в ответ, подняв вверх палец. – Наверное есть другой способ.

– Какой другой способ? О чем ты говоришь?

– Ты должен мне доверять, – сказала она.

– Ну, и что же мне делать. Ты же не можешь пойти открывать эти мешки!

– Я должна.

– Мадлен, я…

Она дотянулась в темноте до моей руки.

– Верь мне, – сказала она. – Когда я буду открывать каждый мешок, я буду пытаться узнать имя дьявола внутри него и передать это имя тебе. Здесь всего лишь мелкие дьяволы. Они безжалостны, воинственны и противны, но далеко не мудры.

– И что же мне делать, когда ты мне скажешь их имена? – спросил я у нее. – Предполагая, что мы проживем так долго?

Она прижала ладонь к «L'Invocation des Anges».

– Находить в книге каждое из имен. Возле них будет еще одно имя, – имя ангела, противостоящего этому дьяволу. Вызови этого ангела, повторяя слова заклинания.

Я нахмурился.

– Откуда ты все это знаешь? Я думал, что…

– Давай, девчонка, открывай-ка мне эти мешки! – прохрипел дьявол. – Разрывай их и освобождай моих любимых братьев! Поспеши, девчонка, осталось мало времени!

Вспыхнули лампочки, но потом снова померкли. Я чувствовал тяжелые, ритмичные удары, содрогавшие все помещение, как будто стучало какое-то ужасное сердце. Между мною и Элмеком с поднятыми автоматами стояли сержант Бун и его солдаты; лейтенант-полковник Танет, с выражением важного беспокойства, повернулся к нам. Выражению важного беспокойства, я думаю, их учат в офицерских школах.

– Я не могу посоветовать вам делать то, что говорит дьявол, мадемуазель Пассарелль, – сказал он. – Более того, я должен приказать вам оставаться на месте.

На прощание Мадлен мягко пожала мою руку.

– Простите, лейтенант-полковник. Но я не могу делать то, что вы советуете.

– Открывай мешки, девчонка! – крикнул Элмек так, словно это был хор вибрирующих голосов. – Асмород ждет!

Мадлен сделала шаг вперед. Сразу после этого из тени в дальнем конце подвала появилось нечто ужасное, похожее на черный глянцевый панцирь жука. Что-то затрепетало и зашелестело, как будто кузнечик: стрекочущий звук насекомого. Но это было не насекомое. Потому что я видел еще и щупальца, и какое-то искаженное очертание, прикрепленное к его брюшной полости, подобно деформированному сиамскому близнецу.

– Огонь! – закричал лейтенант-полковник Танет.

Казалось, что все случившееся вслед за этим происходило очень медленно, так что в моей памяти остались все детали: как будто какой-то невыносимый повтор раз за разом проходит в моем мозге. Я видел, как сержант и три его солдата вскинули автоматы. Я видел, как лейтенант-полковник Танет сделал шаг назад. Потом изо рта одного из солдат, галлоны за галлонами, словно автоматная очередь, ужасным потоком вылетала кровавая жижа, забрызгивая бетонный пол. Это выглядело так, словно из него вырвало центнер сырого мяса для гамбургеров. Мадлен отвернулась и захныкала от невыносимости этого зрелища. Ошеломленный, я видел, как тело солдата упало, словно пустая наволочка; затем он перевернулся и вытянулся, уткнувшись лицом в окровавленный пол. Рядом рухнул сержант Бун; комбинезон его был черным от крови и рвоты. Затем то же самое случилось и с двумя другими солдатами. Сладковатый запах был невыносим, и только после двух рвотных позывов я смог справиться со своим желудком.

Темнота, почти благодатная, снова сомкнулась над нами. Я вытер со лба холодный пот и потянул Мадлен назад, прочь от четверых мертвых солдат. Минуты две было тихо; но затем я услышал скрипучий смех Элмека, – смех старухи, – но все же это был грубый, нечеловеческий смех, словно воздух проходил сквозь горло, обросшее изнутри шерстью.

– Они осмелились угрожать мне, – смеялся над нами Элмек. – Они осмелились поднять против меня свое оружие. Какая жалость, что вы не смогли видеть изнутри с каким искусством я все это проделал. Это была сама изысканность. Их кишки и их желудки, их легкие и их почки – все было порезано и извергнуто наружу; и их тела остались такими же пустыми, как и их глупые головы.

– Я думаю, что нам стоило бы попытаться сбежать отсюда, мистер Мак-Кук, – сказал лейтенант-полковник Танет, голос его дрожал.

– Я не вижу в этом большого смысла, полковник. Мы будем разрублены на мелкие кусочки даже прежде, чем поднимемся на первую ступеньку. Проклятье, да именно поэтому, в первую очередь, мы были вынуждены сюда приехать! – сказал я.

– Он не причинит нам вреда, monsieur le colonel,[45] если мы будем делать то, что он нам говорит, – прервала Мадлен. – Ну, а теперь я должна открыть эти мешки. Мы больше не можем терять времени.

– Я запрещаю! Я запрещаю вам делать хоть шаг! – резко приказал лейтенант-полковник.

– Тогда я сделаю несколько, – вызывающе сказала Мадлен и устремилась мимо него в темноту.

Элмек одобрительно зашевелился, и от сухого шелестения его тела мне показалось, что мою рубашку внезапно намочили ледяной водой. Я попытался следовать за Мадлен, но она обернулась и тихо распорядилась:

– Оставайся там, Ден. Пожалуйста. Просто слушай имена, когда я буду тебе их говорить, и вызывай их ангелов.

– Что ты говоришь? О чем ты там рассказываешь? – зашипел Элмек.

Мадлен обернулась и посмотрела прямо в неровную темноту, где скрывался дьявол.

– Я делаю то, что я должна делать, – сказала она просто и подошла к первым подмостям.

Она стояла возле них, казалось, целые минуты, но прошло лишь несколько секунд. Затем она заговорила:

– Я вызываю тебя, о, создание тьмы, о, дух преисподней. Я повелеваю тебе: покажись нам в своем самом злом обличье. Я приказываю тебе: появись, – и я уничтожу все печати, лежащие на тебе, все узы, связывающие тебя. Venite, о, дух.

Потом она схватила заплесневелую материю мешка и разорвала ее.

С того места, где я стоял, мне было плохо видно; но я смог мельком заметить какие-то необычные кости, почувствовать запах невидимой пыли и услышать треск дьявольских позвонков. Мадлен сунула руку в мешок и достала наружу череп дьявола, держа его так, чтобы он был виден Элмеку.

– Дьявол Умбакрейл, – сказала она. – Дьявол темноты и ночных происшествий.

Я был настолько заворожен тем, что она делала, что почти забыл отыскать имя Умбакрейл в L'Invocation des Anges. Но когда Мадлен двинулась к следующим подмостям, я быстро пролистал страницы и нашел его. Умбакрейл, он же Умбакурахал, он же С'аамед. Дьявол темноты. Была даже гравюра, изображавшая его: необычный зверь, с пристальными глазами и острыми, как лезвия, когтями. На противоположной странице книги, тяжелым французским Генри Эрмина, было описание его святого противника, ангела Серона, а ниже располагались слова, которые должны были призвать Серона, для того чтобы уничтожить его супостата из ада.

– О, ангел, – пробормотал я, в ужасе от того, что Элмек мог услышать, что я делаю, – я заклинаю тебя, во имя святой девственницы Марии, ее святым молоком, ее священным телом: сойди вниз. Я прошу тебя всеми святыми именами: Илоем, Иеговой, Эль Ористаном, Сешелем, Лаавалем…

– Что это за дьявольщину вы делаете? – спросил лейтенант-полковник Танет.

Я взглянул на него.

– Вы имеете в виду, что это за божественное я делаю? Я вызываю ангелов, чтобы они спасли нас.

– Ради бога, приятель, эта девушка в смертельной опасности! Мы должны…

– Заткнитесь! – зашипел я. – Мы больше ничего не можем сделать! Вы видели, как Элмек разделался с вашими людьми! Так дайте же нам теперь возможность действовать по-своему!

Лейтенант-полковник Танет собрался протестовать, но подвал содрогнулся от низкого, неприятного гула, и он тревожно обернулся в сторону извивавшихся форм демона Элмека. Мадлен произнесла слова заклинания над вторым мешком и дернула мягкую, средневековую материю, чтобы открыть скрывавшийся под ней ужасный скелет.

Она снова подняла череп. Он был узким и удлиненным, с наклонными глазницами и двумя шишками рогов. Я почувствовал, как оттуда распространялась ледяная струйка воздуха, словно кто-то открыл дверь в холодильник. Лампочки в подвале потускнели и замигали; я все сильнее ощущал присутствие злобы и жестокости, которые нельзя выразить словами.

– Чолок, – сказала Мадлен, – дьявол удушений. Дьявол, который душит детей и жертв пожаров.

Лейтенант-полковник Танет смотрел на меня в беспомощном отчаянии, но я был слишком занят пролистыванием своей книги. Вот он. Чолок, называемый иногда Нар-спет. Дьявол с совершенно бесстрастным лицом и кожаными крыльями, как у рептилии. Напротив я увидел его небесного оппонента, Мелеша, ангела непорочности и счастья. Я произнес слова, которые вызывали Мелеша, и увидел, затем, как Мадлен переходила к третьему мешку.

Скелет за скелетом, от третьего мешка к четвертому, а потом к пятому, шестому, седьмому, останки всех дьяволов были извлечены из мешков, в которых они так долго были зашиты. Пока они не проявляли никаких признаков жизни, но я полагал, что как только все они освободятся из своего религиозного плена, то оденут на себя плоть так же, как сделал, наверное, это Элмек в подвале дома отца Энтона.

Шум в подвале был ужасен и выводил из себя. Как только освобождался очередной дьявол, хор адских голосов становился еще громче; и вскоре этот подвал зазвучал как психиатрическая лечебница; скреблись какие-то насекомые, раздавались нелепые взвизги, беспрерывно шептали голоса: о смерти, страдании и умопомешательствах, выходящих за пределы человеческого понимания. Я так вспотел, что мои пальцы оставляли на страницах L'Invocation des Anges влажные следы; а лейтенант-полковник Танет, с ошеломленным и неверящим видом, зажимал свои уши руками.

Наконец Мадлен произнесла слова над последним дьяволом и освободила его из мешка. Это был Темгорот, дьявол слепоты, имевший вид хищной птицы. Я, в свою очередь, пробормотал слова обращения к святому противнику Темгорота – Асрулу.

Я не забыл вызвать ангела и для Элмека. Джеспахада, ангела заживления ран.

Мадлен отступила к нам. Все кости теперь были на виду, и по всему подвалу друг на друга смотрели ужасные черепа, а между ними извивалась и двигалась искривленная фигура Элмека. Стоял отвратительный смрад: зловонная смесь тринадцати тошнотворных запахов, от которого слезились глаза а желудок напрягался в своем протесте. Рядом со мной давился лейтенант-полковник, вытирая рот носовым платком.

Какофония голосов и звуков усиливалась.

– Я сделал это. Я думаю, что я сделал это, – прошептал я, склонившись к Мадлен; она едва могла меня расслышать среди визга, криков и бессмысленного шума.

– Что?

– Я сделал это. Я позвал всех ангелов. Что теперь происходит?

– Да, – сказал Танет. Лицо его было белым. – Где они? Где же, если они должны прийти и помочь нам?

Мадлен секунду посмотрела на нас. Ее бледно-зеленые глаза напряженно блестели. Казалось, что ей был ниспослан какой-то божий дар неограниченной силы и решительности, как будто бы она знала, что и как нужно теперь сделать, и собиралась сделать это любой ценой.

– Еще не время, – сказала она. – Но ангелы придут. Во-первых, мы должны позволить этим дьяволам вызвать Адрамелека.

– Адрамелека? – спросил лейтенант-полковник Танет, пораженный ужасом. – Но у нас нет никаких шансов противостоять Адрамелеку!

– Я доволен, – загрохотал низкий голос Элмека, перекрывая крики и шепот его друзей. – Я очень доволен. Наконец я воссоединился с моими братьями! Вы получите свои награды, смертные! Вы получите свои награды!

Мадлен повернулась к дьяволу и крикнула ему в ответ:

– Нам приятно служить тебе, мой господин.

– Мадлен… – сказал я и взял ее за локоть. Но она не обратила на меня внимания.

– Мы истинные последователи Адрамелека и всех его деяний, – выкрикивала она. Ее высокий голос был слаб по сравнению с ревущими и стонущими голосами тринадцати дьяволов. – Мы будем рады следовать за ним, куда бы ни повел нас Его Величество; мы с радостью склонимся перед ним в его царстве.

– Ради бога, Мадлен, – выкрикнул я. Но она не послушала меня; затем она высоко подняла свои руки.

– Вызывай Адрамелека, когда пожелаешь, – завизжала она. – Позволь нам унизиться перед его преступной славой и его злым величием!

Раздался оглушительный рев, словно мимо на полной скорости пронесся локомотив. Одновременно погасли все лампочки, и мы провалились в темноту, наполненную ужасающими звуками и шепотом и тошнотворным смрадом гниения.

– Мадлен… – снова сказал я, но она закричала мне в ответ:

– Только не двигайся! Оставайся на месте! Дьяволы обретают плоть!

– Мы должны будем двигаться, – резко вмешался лейтенант-полковник Танет. – Мы не можем оставаться здесь. Здесь мы – неподвижные мишени. Я предлагаю идти к лестнице, пока темно.

– Полковник, эти существа – создания тьмы. Они видят, что вы здесь стоите, как бы это было при дневном свете.

– Но, проклятье, мы не можем здесь просто так стоять! Один из нас должен пойти за помощью!

– Пожалуйста, полковник! – взмолилась Мадлен. – Просто стойте спокойно и не двигайтесь! Если вы будете просто спокойно стоять, у нас все-таки будет шанс!

Это было подобно тому, как просить кого-нибудь стоять спокойно в черной как смоль клетке со сбесившимся леопардом. Усугубляло ситуацию и то, что лейтенант-полковник Танет был приучен действовать. Вся философия его жизни заключалась в следующем: если сомневаешься – делай что-нибудь.

– Я собираюсь бежать отсюда – вот и все! – сказал он.

– Нет! – закричала Мадлен. Я попытался в темноте схватить его за руку, но думаю, что он занимался регби или чем-то в этом роде, потому что он ловко пригнулся и пропал.

Мы не могли их видеть, но мы слышали их. Когда лейтенант-полковник вывернулся из моих рук и бросился через подвал, дьяволы неожиданно кинулись за ним: их тела зашелестели и загремели в страшной, возбужденной спешке. Он добрался до лестницы; думаю, сумел доковылять до второй или третьей ступеньки. Но потом ахнул каким-то странным, сдавленным голосом, и я услышал, как он споткнулся и с тяжелым звуком упал на пол.

– Oh, mon Dieu…[46] – сказала Мадлен. Но мы оба знали, что идти ему на помощь было бы равносильно самоубийству. Темнота была полнейшей, и нас схватили бы, как слепых мышат, брошенных крысе.

Внезапно, однако, страшные толкотня и суматоха среди дьяволов утихли; и я увидел, как из темноты проступили неярко фосфоресцирующие контуры, в которых угадывался Элмек. Он дрожал и извивался, изменяя свою внешность от отвратительных рептилий до бесформенных головоногих и пугающих клубов эктоплазмы. Затем, настолько скрипучим голосом, что его невозможно было узнать, он сказал своим двенадцати братьям:

– Оставьте… этого человека… невредимым… Он будем сладким кусочком… для нашего хозяина… Адрамелека.

Постепенно лампочки в подвале снова загорались. Светили они тускло, и мы видели лишь груду темных очертаний возле подножия лестницы. Но можно было понять, что лейтенант-полковник Танет был все еще жив; он корчился на полу, закрывая руками голову, чтобы защитить ее от когтей, зубов и кожаных крыльев, только это вряд ли помогало ему.

– Эти смертные… будут принесены в жертву… – продолжал Элмек грубым голосом. – Это их награда… за помощь нам…

Мадлен сделала шаг вперед, в толпе дьяволов послышались шуршание и шепот.

– Не твоя ли это идея насчет сделки? – отчетливо произнесла она. – Не твоя ли это идея насчет того, чтобы хранить обещания?

Элмек засмеялся, и смех этот был похож на звук рассыпавшихся осколков стекла.

– Ты сказала… что вы желаете… служить Адрамелеку…

– И мы будем! Мы будем самыми преданными смертными, которых только знал его злобство! Но мы не сможем ему служить, если вы используете нас как жертв!

В то время когда Мадлен спорила с Элмеком, я стоял на значительном удалении. Во первых, потому что казалось, что она – хотя я и не мог предположить каким образом – в какой-то степени держала ситуацию под контролем. Либо она не была со мной искренна, когда мы впервые встретились возле танка в Нормандии, либо она демонстрировала черту своего характера, о которой я даже не догадывался. Но как бы то ни было, она играла мастерскую игру для того чтобы сохранить наши жизни, и все остальное не имело значения.

И кроме этого, я держался подальше из-за этих дьяволов, этих ужасных горгулий, которые жили, дышали, скрежетали зубами в непреодолимом желании крови, были призрачными персонажами ночных кошмаров; и я знал, что если бы подошел ближе, то нашел бы, что кошмары эти были реальностью.

Из шевелившейся массы дьяволов поднялась костлявая голова дьявола Умбакрейла, и узкое, козлиное очертание его черепа закрыло тускло светившие подвальные лампы.

– Для смертного, высшим проявлением его преданности Адрамелеку является пожертвование ему жизни, дыхания и крови. Как ты можешь говорить, что ты верный слуга Адрамелека, если не хочешь пожертвовать ему свои самые величайшие дары?

– У меня есть более великий и более таинственный дар для вашего хозяина, Адрамелека, чем моя жизнь, дыхание и кровь.

От дьяволов донеслись шепот и бормотание. Сейчас они выделяли такой смрад, что я чувствовал себя, как в зоопарке. Кислый, сухой зловонный запах, подобный запаху мочи медведей или обезьян.

– Скоро у тебя будет шанс показать, что у тебя есть, смертная. Теперь мы вызовем Адрамелека из его многолетнего сна, и тебе будет предоставлена честь самой преподнести ему свой дар.

– Очень хорошо, – сказала Мадлен, секунду помолчав. Затем она повернулась спиной к тринадцати ужасным приспешникам Адрамелека, словно они были не более опасны, чем привязанные псы.

На полу возле лестницы кашлял и стонал лейтенант-полковник Танет.

– Полковник! – позвал я. – Как вы себя чувствуете?

Он снова закашлял.

– Не знаю… очень тяжело. Мне кажется, что я сломал на ребро. И что-то изодрало мне спину своими когтями. Я чувствую кровь.

И снова оглушительный грохот потряс подвал; бормотание и шепот усилились на волне нетерпеливого желания.

– Пора, – сказал Чолок. – Пора вызывать.

Я и Мадлен стояли, прижавшись спинами к стене, а дьяволы выстроились полукругом в центре подвала. Я пытался смотреть на них, стоявших в плотной, густой темноте; я пытался разглядеть, что они в действительности из себя представляли. Но казалось, что они сами создавали вокруг себя мрак, настоящий покров темноты; и единственное, что я смог различить, были чешуйчатые крылья, изогнутые рога и глаза, горевшие, поблескивавшие адскими огоньками. Это были те самые легендарные средневековые дьяволы, – дьяволы, которые с самых давних времен заставляли страдать в Европе людей. Не было почти совсем ничего удивительного в том, что они не были плодом расстроенного воображения какой-нибудь монахини, а ходили по земле, имея настоящие когти и настоящие зубы, и что мы темной ночью должны были так же сильно бояться их, как и грабителей и убийц.

Мадлен склонилась ко мне и прошептала:

– То, что ты сейчас увидишь, будет ужасно. Твоя жизнь будет в опасности. Но что бы не случилось, не паникуй и не пытайся бежать. Ты видел, что произошло с Танетом.

Не говоря ни слова, я кивнул. Смрад и темнота стали теперь сгущаться надо мной; я почувствовал, что нахожусь лицом к лицу с каким-то ужасным, но неминуемым моментом страха, словно при посадке в 747-ом со сломанными шасси, когда осознаешь, что в какой-то момент ты должен разбиться. Я думаю, что готов был сделать что угодно за сигарету. И я был согласен на все, лишь бы оказаться в другом месте.

Дьяволы затянули какую-то длинную литанию на языке, который я не мог узнать. Она имела какой-то удивительно навязчивый ритм, бесконечно повторяющиеся, режущие слух звуки; от этого я неожиданно почувствовал приступ тошноты. В подвале становилось все теснее и теснее, и было уже невозможно вдохнуть воздух, который не был бы пропитан смрадом демонов. Я вытер внутренней стороной рукава со лба пыль, пытаясь сохранять напряженными мышцы желудка, чтобы не вырвало.

– Адрамелек часту ремлишту нарек. Адрамелек хизмарад йонлут. Адрамелек часту ремлишту нарек.

Сначала не было ничего, кроме этого непрерывного, монотонного бормотания. Но затем во мне появилось странное чувство, что-то вроде звенящей металлической пустоты, как будто бы я был у зубного врача под действием новокаина. Я осознавал, что температура опускалась все ниже, ниже и ниже; мне казалось, что дальняя стена подвала исчезла, и там не было ничего, кроме темной и леденящей пустоты.

– Адрамелек часту ремлишту нарек. Адрамелек хизмарад йонлут. Адрамелек часту ремлишту нарек.

Теперь казалось, что стены подвала испарились и сквозь них дул холодный астральный ветер. Казалось, что мы парили в пространстве без времени и воздуха, и я не мог сообразить, где находился верх и где низ или как далеко или близко располагался ко мне тот или иной предмет.

Дьяволы, однако, были все еще на том же месте. Снова и снова они бубнили свое заклинание грубыми голосами насекомых; и я чувствовал, – так же, как в темной, хоть глаз коли, комнате чувствуешь, что к тебе кто-то движется, – чувствовал, что призываемое ими существо было все ближе. Приближалось что-то неописуемо ужасное, вызываемое этой таинственной песней, которую не слышали на земле со средних веков. Мне показалось, что я слышал пронзительный крик лейтенант-полковника Танета, но этот звук был подавлен дьявольской литанией и бесконечной пустотой, окружавшей нас.

Ко мне медленно повернулась Мадлен, – медленно-медленно, как во сне. Я попытался сказать: «Мадлен…» Но мой голос оказался не более чем бесконечной смесью неясных шорохов. Она покачала головой, слегка улыбнулась и снова отвернула свою голову.

– Адрамелек устул! Адрамелек хизмарад! Адрамелек гутил! – призвали дьяволы.

И вслед за этим их темные, похожие на перепонки крылья широко раскрылись и напряглись, их глаза пристально смотрели сквозь темноту; и я своими собственными глазами увидел первое, с тех пор как во время войны его вызвали Паттон и Монтгомери, появление Адрамелека, Верховного Канцлера Ада.

Это вид был настолько ужасным, что на меня, волна за волной, начал накатываться холод страха. Посреди круга из рептилий, образованного дьяволами, огромное и отвратительно ужасное, находилось неясное существо, выглядевшее как гигантский обезображенный осел, вставший на дыбы. Голова его была безобразна, на груди была косматая шерсть, а на животе и задней части торчали, словно опухоли, покрытые струпьями наросты. Его появление из темноты сопровождалось резким звуком, тысячедецибельным свистом, и сам воздух был искажен, подобно тому, как искажает его тепло, поднимающееся с дороги. Несколько бесконечных минут восьмой демон злого сефирода стоял и крутил головой, с высокомерной злобой озирая тринадцать своих приспешников. Шум был настолько невыносим, что я думал, он оглушит меня навечно.

Мадлен упала на колени, и я последовал ее примеру.

– Это Адрамелек! Он приобретает обличье осла, чтобы высмеивать вступление Господа нашего в Иерусалим! – прокричала она, неслышимая дьяволами в этом воющем шуме.

– Что, черт побери, мы собираемся делать? – заорал я в ответ. – Даже точнее будет спросить, что с нами собирается делать Адрамелек?

– Жди! – сказала она мне. – Когда придет время – мы будем действовать!

Раздался тяжелый грохот, а свист стих до негромкого завывания. Стены подвала начали снова материализовываться. И спустя несколько мгновений внушавший ужас Адрамелек стоял рядом с нами, в подвале, медленно оглядывая окружавших и ожидая, когда утихнет подобострастное шелестение дьяволов.

Я ощущал в воздухе такую злобу, что мой пульс отказывался успокаиваться. Это было более ужасно, чем я мог бы вообразить. Это было в сотни раз страшнее, чем если бы вас по дороге домой толкнул хулиган или если бы вы, проснувшись ночью, услышали, что кто-то ломает вашу входную дверь. Это был абсолютный, пронзавший насквозь страх, который все накатывался, накатывался и накатывался и никак не утихал.

Адрамелек повернулся ко мне и Мадлен.

– Кто это такие? – услышал я, как шепотом произнес чистый и культурный голос.

– Это – последователи из смертных, наставленные на пути ада Элмеком, – ответил Умбакрейл.

Наступила пауза, но я не смел поднять голову. Рядом со мной на коленях стояла Мадлен, сжав руки, словно произнося молитву. Я не мог ее упрекнуть. Стоя перед лицом демона Адрамелека, не думалось, что ты можешь сделать что-то большее.

– Я доволен, Элмек, – сказал Адрамелек. – Ты снова собрал нас наконец вместе, как всегда предсказывали Девять Книг Ада. Разве не говорится в третьей книге, что мы поможем смертным в их войне, которая разделит нас, но что потом, перед еще одной войной смертных, мы снова соберемся вместе?

– Там есть такие слова, хозяин, – сказал Умбакрейл подобострастным тоном.

Адрамелек перенес свое внимание на лейтенант-полковника Танета, которого двое дьяволов поставили перед ним на колени.

– А это? – спросил он.

– А это один из тех, кто делает войны, – сказал Чолок. – Тот, кто многие годы пытался открыть слова, которые могли бы вызвать тебя, о, хозяин, но также те слова, которые могли бы прогнать тебя обратно.

Адрамелек засмеялся.

– Только кровавая сделка может прогнать меня обратно. И каждый раз, когда меня вызывают, крови должно быть все больше. Ты даже еще более несведущ, чем те, кто делал войны во времена минувшие.

Лейтенант-полковник Танет поднял свое покрытое шрамами лицо и посмотрел на демона Адрамелека.

– Ты действительно помог бы нам? – сказал он, с трудом выговаривая слова. – Если бы мы заключили кровавую сделку, ты действительно помог бы нам, как во время войны?

– Какой войны? – вопросил Адрамелек. – Мы сражались во многих войнах! Мы сражались при Агинкорте,[47] мы повернули назад римлян у Миндена! Мы сражались в Южной Африке с бурами; но лучше всего мы сражались на Сомме,[48] при Пассчендаеле и Ипре;[49] там мы делали то, что вы от нас хотели, и истребили целое поколение ваших молодых мужчин.

– Я знаю это, – сказал лейтенант-полковник Танет. – Но вы поможете нам теперь?

– Вы хотите истребить больше? – спросил Адрамелек. – Значит, в вас есть страсть к разрушению и насилию, которая доставляет мне удовольствие. Между иерархией ада и смертными, подобными тебе, существуют тесные узы, и это доставляет мне удовольствие. Однажды, возможно, когда смертные поймут, для какой цели они были созданы, они больше не будут уничтожать себя, они больше не будут впадать в отчаяние; но я верю, что мы можем задерживать наступление этого дня сколь угодно долго.

На какой-то короткий момент лейтенант-полковник Танет посмотрел на Адрамелека как человек, а не как солдат.

– Ты знаешь? – спросил он демона. – Ты знаешь почему мы здесь? Почему на земле существуют люди?

Злобный смех Адрамелека прозвучал так, словно в тысяче пустых шахт обрушились тысячи тонн камня.

– Знаю? Ну конечно же я знаю! Но почему это должно тебя беспокоить? Ваше предназначение неизмеримо незначительней, однако и неизмеримо более увлекательно! Разрушать и иметь в руках силу разрушения! Навлекать на самих себя горе! Уничтожать все, что создал человек вместе с Богом! Зачем тебе нужно тревожить себя философией, когда у тебя есть такое наслаждение – право распоряжаться?

Дьяволы, роясь вокруг Адрамелека, как раболепствующие придворные, шипели и шептались. Наступила пауза, но потом лейтенант-полковник Танет произнес:

– Ваша сила нужна НАТО. Вы знаете, что такое НАТО?

– Конечно, маленький творец войн. Адрамелек знает все.

– Ну, это было моим заданием: вызвать тебя и просить твоей помощи.

Адрамелек снисходительно посмотрел на лейтенант-полковника Танета.

– Но ты не должен просить моей помощи. Ты должен для этого заключить со мной сделку. Скажи мне, какие разрушения вы хотите сделать, а я скажу, какую цену вам придется заплатить. Предупреждаю, что цена эта – всегда кровь.

Лейтенант-полковник выглядел смущенным.

– Я не хочу никаких разрушений, – сказал он. – Я просто хочу, чтобы ты был доступной оборонительной единицей.

Адрамелек засмеялся.

– Оборона – не что иное, как скрытое разрушение! Зачем притворяться, что вы вооружаетесь ради обороны, когда все, о чем вы мечтаете, – уничтожить тех, в ком вы видите своих врагов? Покажите мне разницу между оборонительным и наступательным оружием! Оно что, по-разному убивает? Или одно менее опасно, чем другое? Ты еще более глуп, чем я думал!

Лейтенант-полковник Танет попытался встать на ноги.

– Теперь слушай сюда! – резко оборвал он. – Моя заслуга в том, что тебя сюда вызвали, и пора бы оценить это!

Какое-то мгновение Адрамелек молчал. Потом сказал:

– Я оценил работу Паттон а и Эйзенхауера, маленький творец войн. Паттон вызвал меня при помощи моего окружения, тринадцати моих прислужников; и он пришел ко мне как человек, твердо решившийся уничтожать. Он хотел, чтобы немцы были убиты, – и убиты быстро. Я признаю, что он боялся нас и что держал нас под контролем при помощи своих священников. Но он желал смерти своих врагов, и он платил нам кровью; и мы были удовлетворены. Паттон и Эйзенхауер были людьми, которыми я мог бы гордиться. Но ты… Что же говоришь ты? Что ты вовсе не хочешь убивать?

Лейтенант-полковник Танет нервничал. Кроме того, он был в ужасе, хотя и отчаянно пытался не показывать этого.

– Мы не можем просить тебя прямо сейчас окунуться в неистовство убийств и разрушений. Сейчас не война. В отличие от того, как было при Паттоне, – произнес он вибрирующим голосом.

– Почему это должно иметь какое-то значение? – сухо спросил Адрамелек. – Если вы бросите нас на своих врагов, мы начнем войну вместо вас, – войну, которую вы выиграете.

– Я не хочу этого! – заорал Танет, содрогаясь от боли, которую причиняло ему сломанное ребро.

– У тебя нет выбора, – сказал Адрамелек. – Нас вызвали, и ты не можешь вернуть нас назад, не осуществив сделки. У тебя нет совершенно никакого выбора.

– Какого рода сделка устроила бы вас? – спросил лейтенант-полковник Танет. – Вы уже убили четверых моих людей.

Адрамелек повернул свою исполинскую голову.

– Меня бы устроил ты, – намекнул он зловещим шепотом. – Ты бы определенно меня устроил.

– Я? – спросил Танет в ужасе. – Что ты имеешь в виду?

– Мне было бы приятно откусить твою голову, – сказал Адрамелек.

Лейтенант-полковник Танет был совершенно бледен. Он долго стоял на коленях, раскачиваясь от шока и стресса. Я не думаю, что даже тогда он мог искренне верить, что Адрамелек был реальностью. Его разум заперся в самом себе, а его подсознание, очевидно, было занято увещеваниями: он выпил слишком много горького пива и съел слишком много маринованного лука, но он скоро проснется.

– Какая альтернатива? – спросил он испытывая недомогание. – Война? Это так?

Адрамелек промолчал.

Преодолевая боль, лейтенант-полковник повернул голову в нашу с Мадлен сторону.

– Ничего ему не предлагай! – зашипела Мадлен. – Сиди смирно и ничего ему не предлагай!

Он снова обратил свой взор на Канцлера Ада.

– Вы должны дать мне немного времени, – пробормотал он почти неслышным голосом.

– Времени нет, – сказал Адрамелек.

– Но я не знаю, что делать! Я не могу позволить тебе…

– Времени нет! – раздался оглушительный рев Адрамелека.

Последовал леденящий момент, когда демон пристально смотрел на Танета, а Танет в ужасе не сводил глаз с демона. Затем полковник с трудом поднялся и, крича на пределе своих связок от боли, причиняемой сломанным ребром, сделал бросок в сторону подвальной лестницы.

Его остановил Аскалон, дьявол огня. Когда Танет достиг пятой или шестой ступеньки, его внезапно охватило безжалостное ревущее пламя. Это зрелище было ужасно. Танет снова закричал и попытался сбить огонь, который пожирал его волосы, сморщивал его кожу и вытапливал жир; но руки его тоже были объяты пламенем, и все, что он делал, лишь раздувало еще более яростное пламя.

Какое-то мгновение он стоял, горящий человек с почерневшей плотью, а затем боком упал с лестницы и растянулся на полу.

Адрамелек смотрел на него в какой-то дикой тишине.

– Трус и глупец. Совсем не творец войны; Паттон, по крайней мере, дал мне крови.

– Не двигайся, – прошептала Мадлен, прикоснувшись к моей руке. – Не говори ни слова. – Затем она поднялась и, выпрямив спину, посмотрела на Адрамелека и его дьяволов, со спокойствием и уверенностью, которые, я думаю, вряд ли бы отыскались во мне.

– Адрамелек, – сказала она.

Сначала демон не услышал ее, но некоторые его меньшие дьяволы обратили к ней свои косые, козлиные глаза.

– Адрамелек! – сказала Мадлен громче.

Демон поднял свою ослиную голову. Некоторое время, пока Мадлен не подошла прямо к его уродливым ногам, он молчал.

– Я знаю тебя, – прошептал он наконец с подозрением в голосе. – Я знал тебя по прошедшим временам.

Мадлен стояла прямо и смело.

– Я видел тебя раньше, – сказал Адрамелек. – Скажи свое имя, смертная!

– Меня зовут Мадлен Пассарелль, – ответила девушка. – Но ты знал меня прежде, как Шарлотту Лато; и ты узнаешь меня также и под другими именами.

– Что ты имеешь в виду? – зарычал Адрамелек. В Мадлен было что-то тревожившее, волновавшее его.

Мадлен расположила свои руки, словно в молитве.

– Я была девушкой, которую отдал тебе генерал Паттон в оплату за операцию «Тигры», – сказала она тихо. – Они сказали, что я сотрудничала с врагом и предала движение французского сопротивления. Только Бог знает, что это было неправдой, что завистливые друзья разнесли повсюду эту историю. Но мне пришлось страдать из-за этого: меня привезли в Англию и бросили тебе, чтобы успокоить твой разрушительный гнев. Я никогда не забуду, что ты со мной сделал, какие невыносимые страдания ты мне причинил, как надругался, за пределами нормального и ненормального человеческого воображения, над моей женской честью.

Адрамелек не ответил, но дьяволы были взволнованны; я слышал, как их когти нетерпеливо царапали пол.

– Я умерла, – сказала Мадлен просто. – Я умерла и вознеслась в царство Господа нашего, под попечение Царицы Небесной. Теперь я знаю, что такое небеса; и поэтому я могу понять, что такое Ад. Небеса – это страна, в которой вера и постоянство сердца награждаются именно так, как и представляет себе ваш разум. Ад – это невежество и потакание своим желаниям, которые работают против истинного предназначения рода людского.

– Если ты умерла, Шарлотта Лато, как ты оказалась здесь? – спросил Адрамелек.

Мадлен подняла руки.

– Я возродилась в день моих мучений как дочь Жака и Эдит Пассарелль. Я не знала, что являюсь перевоплощением, до тех самых пор, пока не пришло время достать Элмека из танка и воссоединить твоих прислужников в этом подвале. И только сегодня я полностью осознала всю свою судьбу целиком, и что на мне, как на перевоплощении, лежит святая обязанность.

Из Адрамелека вылились волны безобразного хохота.

– Святая обязанность? Ты сошла с ума! Ты такая же сумасшедшая, какой была Жанна д'Арк! Она вызвала нас, полагая, что это ее святая обязанность, а теперь ты сделала то же самое! И сегодня французские девчонки так же наивны, как они всегда были раньше!

Но это не смутило Мадлен. Она подняла руки и стояла как живой крест; когда она говорила, голос ее был таким ясным и глубоко проникающим, что я с трудом мог верить, что это была она.

– Я больше, чем человеческое перевоплощение, Адрамелек. Я человеческое перевоплощение, рожденное, чтобы мной владели.

– Владели? – переспросил Адрамелек. – Владели?

– Чтобы тебя имели? – вмешался Элмек. – Кто имел – человек или мул?

Дьяволы зашуршали в кровожадном ликовании. Что касается меня, то я держался так скромно в тени, как только мог.

И только затем Мадлен подверглась трансформации, которая только-только начиналась, когда она впервые заговорила об ангелах и взяла ситуацию в свои руки. Вокруг нее все потемнело; ее саму становилось все труднее различать, и наконец она исчезла совсем. На том месте, где она стояла, осталось лишь то, что я мог бы назвать интенсивным черным свечением: настолько плотная темнота, что я с трудом мог на нее смотреть.

Я не был особенно развит в научном смысле. В конце концов, я был всего лишь картографом. Но я знал, на что я смотрел. Что бы ни представляла собой Мадлен на самом деле, что бы ни овладело ею, она была теперь настолько физически плотной, что никакой свет не мог отразиться от ее тела и дать нам возможность увидеть ее. Она была подобна черной дыре в космосе, только она стояла прямо среди нас.

По подвалу звенел ее голос. Высокий, чистый, прекрасный голос.

– Теперь ты узнал меня Адрамелек! Ты узнал теперь, что я есть!

Адрамелек свирепо вскинул голову и оскалил зубы. Все его дьяволы толкались возле него, но он отбросил их в сторону жестоким взмахом руки.

– Ход! – завопил он. – Ангел Ход!

Дьяволы завыли и застонали, отступая от сверкавшей черноты. Сам Адрамелек подался назад; теперь он меньше напоминал огромного больного осла и становился все более похож на черного, сатанинского зверя, с красными глазами и ртом, пухлым из-за огромных клыков.

– Я века ожидал этого момента, Адрамелек, – говорил голос Мадлен. – Теперь вы собраны все вместе: все в одно время, все в одном месте, все в одном земном измерении. Ты и тринадцать твоих чешуйчатых прислужников!

Адрамелек в ярости заревел, и подвал содрогнулся. Из стен вышибло кирпичи, с потолка посыпался цемент.

– Со мной мои дьяволы! – закричал он. – Ты – ничто против меня и моих дьяволов!

Он взмахнул черной, покрытой чешуйками рукой в сторону своих слуг – и подвальный воздух стал тяжелым от огня и дыма и от отвратительного запаха болезни. Он снова взмахнул рукой, – и нас окутал рой мух и комаров. Он поднял обе руки и бросил их вниз в мощном, разрушительном взмахе, – и возник толчок, сотрясший, наверное, все здание вместе с его фундаментом.

– Убирайся, Ход! Прочь, вероломный ангел! Вон из этого места и никогда не возвращайся!

Возник еще один толчок, и подвальная лестница разрушилась, похоронив под своими обломками часть сгоревшего тела лейтенант-полковника Танета. Медленно, осторожно подняв свои крылья рептилий, дьяволы окружили блестевшую темноту ангела Хода; их когти были выпущены, зубы оскалены в кровожадном восторге. Сквозь пыль, дым и рой мясных мух я смог разглядеть косые глаза; я почувствовал тот смрад, который они выделяли всегда, когда были возбуждены.

– У тебя нет ни единого шанса, Адрамелек! – говорил Ход чистым голосом. – Уже вызваны мои ангелы! Я призываю вас, мои посланники! Я призываю вас, мои легионы! Я призываю вас, чтобы уничтожить этих подлых дьяволов и выбросить их останки в неугасимый огонь ада! На какое-то мгновение на фоне абсолютной черноты святого ангела Хода я увидел силуэты дьявольских рогов. Я видел, как на заднем фоне, более страшно и злобно, чем когда либо, рычал Адрамелек; ряды его зубов поблескивали слюной. Я видел, что весь подвал освещался фосфоресценцией ужасных тел и был наполнен тучами мух.

Затем я был ослеплен мощным белым светом. Ничего не было видно в этом сиянии, – сиянии ангелов, которое, однако, не достигло по своей интенсивности сияния абсолютной темноты. Я закрыл руками лицо и отвернулся к стене, но послесвечение все еще резало глаза. «Прибыли» все те тринадцать ангелов, которых мы вызывали, принеся с собой взрыв святой энергии, разрушавшей человеческое зрение и поражавшей человеческое понимание.

Подвал дрожал. Я слышал вопли агонии и крики нестерпимого страха. Я приоткрыл свои глаза, щурясь от света, и увидел высокое, невероятно ослабленное очертание дрожащего пламени; создания, излучавшие во всех направлениях энергию, рассекали воздух в куче дьяволов, оставляя за собой светящиеся полосы. Я видел, как упал Умбакрейл; его необычная грудная клетка была расколота светом, внутренности его извергались древней пылью. Я видел плоть Чолока, оторванную от костей и разбросанную бумажными хлопьями ураганом света. Я видел, как, ослепленный, пытался спастись бегством Темгорот, но был рассечен излучавшей свет рукой ангела. Я видел и Элмека: корчившаяся масса щупалец, сжавшаяся от боли, обожженная нестерпимым жаром и сиянием ангелов.

За несколько минут почти все закончилось. Дьяволы лежали как и прежде – кучами костей. Ангелы постепенно исчезали, пока от них не осталось лишь бесформенное воспоминание на раздраженных палочках и колбочках сетчатки моих глаз. По подвалу пронесся холодный ветер, который, казалось, унес пыль и смрад дьяволов Адрамелека.

Остались только сам Адрамелек и Ход. Покрытые коркой ноги Адрамелека были выпрямлены, его гигантская черная туша бросала тень на все вокруг. Великий Канцлер Ада злобно озирался по сторонам. Ход, искрившийся темнотой ангел, стоял перед ним, словно галлюцинация.

– Ход, – прошептал Адрамелек. – Ты не можешь меня изгнать. Это вне твоих сил.

– Я знаю это, – ответил Ход голосом Мадлен. – Но ты уйдешь все равно.

– Ты не можешь изгнать меня! Я останусь! Только смертный может изгнать Адрамелека, и только смертный, который верит, что ваш драгоценный Бог когда-то жил! Ты знаешь это так же хорошо, как и я!

Взгляд Хода был мрачен. Он сохранял молчание.

– За то, что ты сегодня сделал, Ход, – рычал Адрамелек, – я разожгу на этой земле такую войну, которой еще никто не видел. Ты уничтожил моих слуг. Хорошо, я уничтожу миллионы твоих смертных питомцев. Сегодня вечером будет использовано такое вооружение, что земля будет гореть от полюса до полюса, поколения людей будут навсегда обречены на страдания и болезни.

– Господь Бог…

– Господь Бог не сделает ничего! Господь Бог никогда ничего не сделал, никогда не вмешивался – не вмешается и на этот раз! Я увижу землю в огне, Ход. Я увижу, как она будет гореть! И тогда будет ясно, что на самом деле представлял из себя драгоценный план вашего драгоценного Господа.

Прижавшись спиной к стене подвала, я слушал эти низкие, раскатистые, звучавшие словно во сне голоса, обменивавшиеся враждебными речами. Сначала я был неуверен и крайне напуган, но затем сделал шаг вперед, на свет. Непримиримые существа затихли и наблюдали за мной, по-видимому с любопытством и удивлением.

– Я изгоняю тебя Адрамелек, – сказал я хриплым голосом.

Великий Канцлер Ада, возвышавшийся надо мной поблескивавшими спиралями черного змеиного тела, на мгновение задумался над тем, что я сказал. Затем его желтоватые уста открылись и он засмеялся таким страшным и злым смехом, что я понял, что сделал, очевидно, ошибку. Я сделал еще один шаг, но на этот раз назад.

– Так значит, ты изгоняешь меня, наш трогательный смертный? – сказал Адрамелек. – Ты изгоняешь меня, не так ли?

Охваченный ужасом, я утвердительно кивнул. Я вспомнил все что смог из заклинаний, которые произносили отец Энтон и его преподобие Тейлор и заговорил:

– Адрамелек, я заклинаю тебя уйти прочь! Во имя Бога-Отца – оставь меня! Во имя Бога-Сына – исчезни! Во имя Бога-Святого Духа – покинь это место! Ибо это Бог приказывает тебе, ибо это я приказываю тебе! Иисусом из Назарета, кто отдал свою душу, святыми ангелами, из-за которых ты пал, убирайся, приказываю я тебе! Аминь!

Адрамелек остался на том же месте. Зубы его скрежетали, он смотрел на меня с такой яростью и ненавистью, что я был готов поступить так же, как и лейтенант-полковник Танет, и убежать. Может быть, ангелы могли бы защитить меня во время бегства. С другой стороны, могли и не защитить. Я почувствовал, как по моей спине пробежал холодный пот.

– Ты не уходишь, Адрамелек? – спросил тихим голосом ангел Ход.

Адрамелек засмеялся.

– До тех пор пока этот смертный не предъявит доказательств того, что Иисус из Назарета действительно жил. Если он может.

Наступила долгая, напряженная тишина. Я повернулся к ангелу Ходу: его черное сияние было настолько интенсивным, что я не смог увидеть вдохновлял ли он меня или предостерегал. Я снова повернулся к Адрамелеку.

– Без доказательств ты обречен, – усмехнулся Адрамелек. – Я сожру тебя, смертный, и Ход будет бессилен этому помешать. Выбором человечества было самоуничтожение, и даже самый могущественный ангел не может этого предотвратить.

Я закашлялся. Потом я залез в карман и достал баночку из-под таблеток, которую дала мне Элоиз. Я осторожно откупорил крышку и протянул ее к Адрамелеку.

– Что это? – спросил демон, отвернув свою гротескную голову.

Я поднял баночку еще выше.

– Это неопровержимое доказательство жизни Господа нашего, Иисуса Христа. Это прах одежд, которые были сняты с него на Голгофе.

Адрамелек тревожно изогнулся и задрожал.

– Это фальшивка, – сказал он хриплым голосом. – Все святыни – фальшивки.

Я оцепенел от страха. Но я держал баночку высоко поднятой, и, как только мог спокойнее, повторил:

– Это прах Христовых одежд, это не фальшивка. Христос жил, и чтобы доказать это – вот остатки его одежд.

– Ты лжешь! – завопил Адрамелек. – Убери это прочь!

– Это правда! – заорал я в ответ. – Христос жил, потому что никто в этой проклятой вселенной не вынес бы, если бы ты и твои дьяволы правили миром одни! Жизнь Христа была неизбежной и, кроме того, святой – вот и все!

– Ты лжешь! – кипел от ярости демон. – Ты лжешь!

– Я лгу? – закричал я. – Тогда получи это!

Я поднял руку и осыпал змеиное тело великого Канцлера Ада порошком.

Прошла секунда, во время которой я думал, что ничего не произойдет и что демон набросится на меня и раздерет в клочья рядами своих злобных зубов. Но Адрамелек заревел, так громко, что с подвального потолка посыпался ужасный дождь из кирпичей и пыли; он все ревел и ревел, и мне пришлось закрыть свои уши.

Его черная змеиная кожа сходила с него тяжелыми морщинистыми складками. Под ней показалась голая блестящая мякоть: пурпурные вены и что-то желтое и серое. Потом она начала сползать с костей и выделять кислый пар, от которого переворачивало желудок. Наконец его кости рухнули на пол; из грудной клетки, извиваясь, выползла переливчатая тварь, напоминавшая слизняка, свалилась на бетонный пол и высохла, не оставив и следа.

Еще долго я стоял, глядя на останки Адрамелека, и не мог выговорить и слова. В то, что случилось, было тяжело поверить. Наконец я повернулся к темному свечению ангела Хода и спросил:

– Это все? Адрамелек действительно мертв?

– В этой жизни – да, – ответил мне голос Мадлен. – Мы должны за многое тебя поблагодарить, смертный. Ты действовал мудро.

Я стер с лица пыль и грязь.

– А что Мадлен? – спросил я ангела. – Она вернется? Или ты овладел ей навечно?

Чернота засверкала.

– Мадлен ушла, смертный, так же, как до этого Шарлотта Лато. Но она не мертва: она будет жить в другом обличье. Может быть, в один прекрасный день ты встретишь ее снова.

Я закашлялся. В подвале столбом стояла пыль и нечем было дышать.

– Что это значит? – спросил я. – Она возродится?

– В каком-то смысле.

– Ты не мог бы ей кое-что от меня передать?

– Боюсь, что нет. Она не будет знать ничего о том, что было раньше. Но она будет счастлива. Надеюсь, что это будет для тебя некоторым утешением. Она хорошо служила нам, и заслуживает счастья.

Я вытер лицо платком.

– А что с отцом Энтоном и Антуанеттой? Элмек обещал, что Адрамелек воскресит их.

Если такое возможно, то чернота улыбнулась. Или, по крайней мере, она излучило какое-то расположение.

– Обещания дьяволов редко выполняются. Только Господь Бог имеет окончательную власть наделять жизнью и возрождать. Но, наверное, ты знаешь, что отец Энтон на небесах, там, где он заслужил быть; Антуанетта тоже с ним. Те, кто борется со злом, награждаются в загробной жизни.

Я начинал чувствовать, как сильно я устал. Как много, много времени прошло с тех пор, когда два старика проехали на велосипедах по дороге и оторвали меня от занятия картой, чтобы рассказать о танке в Понт Д'Уолли.

– А что с дьяволами? – спросил я. – Мы увидим их когда-нибудь снова?

– До тех пор пока люди будут сотворять войны, Адрамелек и его дьяволы будут возрождаться, в той или иной форме. Демоны злого сефирода не могут быть окончательно уничтожены. Только неверием. То же самое справедливо и для ангелов святого сефирода. Если бы никто из людей не верил в рай, который и есть мое царство, я бы канул в вечность.

– Понимаю, – сказал я ангелу, хотя я не был в этом уверен. Потом оглядел разгромленный подвал. – Что же мне теперь делать? Есть что-нибудь еще, что бы ты хотел от меня?

Ответа не было. Я обернулся: черное сияние исчезло. Я снова был один, в мире смертных.

Очень осторожно, очень медленно я поднялся по подвальной лестнице и открыл дверь в холл. Вокруг никого не было. Здесь, наверху, здание было совершенно обычным, совершенно нормальным, таким же, как мы увидели его, когда впервые нажали кнопку звонка. Передняя дверь была открыта, и я увидел снаружи припаркованный «Ситроен» с торчавшей из-под дворника квитанцией за стоянку.

Я спустился по ступенькам и оказался на зимней улице. Было почти темно, начинался снег. Подняв стеклоочиститель, я достал квитанцию. И еще долго стоял там на мокром тротуаре и радовался холодной измороси, потому что никто бы не смог увидеть, что мои глаза были полны слез.