Двуногое всесилие

Глава 18 Сумерки рабов

— Ну, в общем, что сказать-то? — бодро болтала измызганная в крови народной героини тощая и вертлявая девица, умудрившаяся куском стекла прирезать не только Лебедеву, но и пухлого бледного мужика, заросшего неопрятной клочковатой бородой, явно того, кто нас так точно выследил, — Я лежала и лежала, лежала и лежала. Сучья жизнь!! Врагу не пожелаешь! От визита этой вашей Ахмабезовой до визита! Она прибежит, руками поводит и убежит! Я её уже прошу — мол, мать, кончи меня, не смогу я год так лежать, двинусь крышей, а она меня на хер шлёт! И так день за днем, кроме медсестры нет никого ни разу! Ну на вас я не в обиде, уже знаю, как всё повернулось, но всё равно — жопа! Полная! И тут, значит, появляется какой-то сутулый хер, выдернул из меня иглы, херак! И я в Москве. На Лубянке. На койку кинули в каком-то кабинете прокуренном и всё! А через минут десять входит эта ваша Ахмабезова, а с ней целый табор мужиков в форме! И…

Ей приказали принять участие в моей нейтрализации. Ленка с радостью согласилась, хотя бы потому, что для этого её должны были изначально вылечить, но потом немного заартачилась для правдоподобия, когда ей предложили просто выкрасть Янлинь или Веронику. Вместо этого, она высказала желание ударить по мне, обосновав это побуждением к мести. Всё-таки, я её изнасиловал, не?

— Как⁈ Когда⁈ — две маленькие брюнетки, только что чудом избежавшие давления в фарш, внезапно стали фуриями ревности.

— Да вы там тоже были! — легкомысленно отмахнулась от них панкушка, — Правда, вообще лыка не вязали! Ну и я не лучше, дура, нашла куда ломиться по пьяни. Но это мелочи, в общем, они купились!

Точнее, присутствующие на этом деле не знали в деталях «послужняк» агента, которую собирались отрядить на дело. Ну а что? Время поджимает, тем более у Ахмабезовой, лояльность панкушки к Симулянту вопрос просто очень сомнительный, а вот её способности — это нечто. Нужно использовать всё? Будем использовать всё.

— Сытые рожи, довольные, дерьма не хлебавшие, — презрительно охарактеризовала голая (как и всегда) Довлатова её «нанимателей», — Им так всралось тебе яйца оторвать, что аж жопы дымились. В общем, говноеды эти ушли, коротышка эта меня за шесть часов восстановила, потом выпиз*нули обратно сюда, прямо на ручки вашей Окалине. У той тоже жопа горела и в руках всё тряслось, поэтому меня долго филонили, неприкаянную, а затем внезапно выкинули телепортатором в ваш институт рогов и копыт! Вот за ней!

В Цао-младшую ткнули пальцем, пояснив, что Янлинь Ленка должна была банально кинуть китайским спецам, командир которых имел какие-то свои шашни с Окалиной. У узкоглазых был свой способ мгновенно смыться, так что, при достаточном везении, Ленка могла остаться незамеченной, но при этом сделать мне огромную падлу и «дестабилизировать психику». А уж потом… да, ей выдали реактивный огнемет и показали, как из этой дуры шмалять.

— А ты их кинула, — утвердительно кивнула Вероника, — Только почему?

— Долгая история, подруга, — поморщилась панкушка, — Но если коротко, то меня и вот этого лысого чудилу сунули в самое дерьмо, не спрашивая. Только вот это чудище ваше хочет весь мир раком поставить так, чтобы больше таких как я не ставили раком по приказу. Не отправляли на субботники, не заставляли ложиться под обколотых сынков каких-то уродов, не отправляли вкалывать сердечникам разные веселые штуки, чтобы те загнулись. Сечешь? А эта старая п*зда, которая вас чуть в железо не закатала, знаете, почему здесь оказалась? А она просто своих семейных раньше всех сюда приволокла и только потом узнала, что сюда может ваша красна девица нагрянуть! Она вас мочить отправилась только за обещание телепортации семьи в первую очередь! А знаете, почему она клювом прощелкала⁈ Потому что в Первом районе суетилась, выбивала себе место пожирнее!

Действительно, кому как не героическим «копухам» вставать во главе независимого города-государства… И что может быть лучше для реноме, нежели нейтрализация одного из самых опасных неогенов мира?

— Так, ладно, Вить. Что дальше делаем? — деловито поинтересовалась Ленка, — Есть план?

— Я собирался кинуть этих двоих в реку, сказать им плыть из города нафиг, — честно признался я, — А сам вернуться в НИИСУКРС и дать там всем просраться. Ну, кроме Молоко.

— Эй!! — тут же возмутились девушки, но не очень громко.

— Говно план, — тут же махнула еле отросшими волосами панкушка, — Я была там, когда вы улетели, так что вот что случилось после, буквально через пять минут. Окалина приказала людям взять под стражу ваших призраков, а те к этому были готовы. Они забаррикадировались, начали шмалять способностями, а еще вызвали китайцев. В смысле попросили политического убежища. Дали координаты или что-то такое, короче… китайцы пришли, телепортировались. Много! Это я уже по часам слышала, летела за вашей этой Лебедевой, та тоже ох*евала, слушая, какой бардак там творится. Короче, в шараге этой ловить нечего, там сейчас погром. И китайцы. Ну, может, их уже нет, че им там делать? Зато других точно жопой жуй!

Еще бы, похищено национальное достояние. За подобное даже братские страны могут пойти на обострение, всё-таки шесть призраков, каждый из которых принимал участие в разработке Системы. Это — очень хорошая новость, это буквально +100500 очков к выживанию нашего детища и к тому, что его, наконец, запустят. Но теперь я полностью лишен каких-либо вариантов.

— Я знаю, где Окалина, — ухмыльнулась Ленка, — и её ухорезы! Они в лесу, Юльку в банке держат.

— У нормальных людей бог из машины, а у меня панк из-под капельницы… — ошарашенно пробормотал я.

— Чего⁈ — тут же возмутилась Довлатова, — Я не панк! И никогда такой не была! Просто люблю повеселиться!

— Лучше бы пожрать любила, — зачем-то по-хозяйски ощупала зад удивившейся панкушки Кладышева, смотря, тем не менее, на меня, — Вить, что делаем?

— Я за Юлькой, а вы — валите из города, — принял крайне простое решение я, — Лен, ты нас буквально спасла, но…

— Пошёл нахер, Изотов! — тут же окрысилась Довлатова, — давай я пойду за твоей прозрачной мымрой, а ты побудешь в городе, пока бешеная лахудра не прилетит! Или идём вместе за твоей бабой, нахер тебе эта мутантка⁈ Она последние часы доживает!

— Окалина тебя сожрёт с костями, Лен! Они все боевики и охотники на неогенов!

— А ты что хотел⁈ Снова на старый лад — бегите, дуры, а Витя снова попытается самоубиться⁈ — неожиданно взвизгнула Цао-младшая и принялась меня пинать, — У тебя других планов вообще не бывает?!! Скотина!!

Вот она, русификация и вредное воздействие Вероники.

— А сама что-то предложить можешь, умница бесполезная! — Кладышева, коварно, как и полагается всем женщинам и психологам, отвесила китаянке пинка в самый неподходящий момент, — Толку с тебя! Руки отросли, а смысла ноль!

— Давайте свалим из города, а потом уже будем решать! Че мы тут забыли!

Как говорится: не хочешь срать — не мучай жопу, то есть не советуйся с женщинами. Правда, сложно не советоваться с Довлатовой, которая только что нас спасла от смерти (и это в лучшем случае), но текущая перебранка годится лишь в качестве снятия стресса. Вон мои до сих пор трясутся, переживая, насколько близко мы прошли от судьбы мясной консервы.

— Всё. Хватит, — сказал я устало, — Девчонки, взгляните правде в глаза. Вам нечем и незачем драться. Вы стоите здесь и светите трусами сквозь прорехи, у вас нет ничего, ни оружия, ни способностей. Вам двоим только бежать, а затем выходить на контакт с Валиаччи, как это сделать вы знаете. Мне же нужно еще раз повторить Мурманск, без этого никак. Мы не можем позволить Машке разрушить хотя бы один реактор, все СМИ радостно раздуют эту новость, как это отразится на неогенах именно в этот момент — можете себе представить. Наших, которые сейчас разрозненно собираются в Стакомск, начнут хватать и паковать в КАПНИМ-ы прямо по пути. Лена… ты совершенно ничего не сможешь сделать Машке, та летает гораздо быстрее тебя, а её источник раздут и фонит. Она тебя просто снесет случайным ударом.

— Изотов! — вскинулась Довлатова, но я уже поднял в полутьме руку, останавливая её.

— Поэтому, если уж вы пылаете энтузиазмом, давайте поступим вот так…

Через пять минут я уже летел с охапкой железного лома и с тремя женщинами внутри, тихо и сосредоточенно перегововаривающимися между собой. Мы друг друга не отвлекали, всё уже было сказано. На тумане, в отличие от кожи, слезы и сопли не задерживаются, но вот данные обещания — вполне. Хреновая же штука, эти ваши обещания…

Ответственность. У меня была ответственность перед своими женщинами, перед всеми неосапиантами и даже перед обычными людьми. Понимаете, уважаемая несуществующая публика, Машка… это всё-таки моя ответственность. Я понятия не имею, что перемкнуло в голове у этой дуры тогда, в Аргентине, но точно знаю, что это из-за меня. Что я задел какую-то струнку в её душе, может быть, одну единственную, натянутую вместо извилин между её ушами, та нахер лопнула, породив напоследок особо жирный гул, который с тех пор этой дурындой и руководит. Такое вполне возможно. Вполне. Когда у тебя в руке молоток — не только всё вокруг становится похоже на гвоздь… но ты еще и хочешь забивать.

Неогены хотят использовать свои способности. Демонстрировать их. Получать преимущество. Мы не другая раса, мы те же люди, такие же слабые, говнистые и тщеславные, но умеющие творить разную дичь. Гордящиеся ею.

Но за эту дичь надо отвечать по мерке человечества, а не по своим.

Мне как раз пришла пора принять эту ответственность, позволив своим женщинам и друзьями тоже внести вклад.

Шаг первый. Мы проходим по нижним туннелям подземного лабиринта до китайской его половины, где и начинаем подниматься вверх. Семь минут по горизонтали и почти пять по вертикали, чтобы оказаться в части Стакомска, где никого из нас априори не ждут. Кроме того, здесь у девчонок будет куда большие шансы раздобыть транспорт и одежду, мелкие они у меня.

Шаг второй. Занимаемся тем, ради чего поднялись, просто потому что я перемещаюсь гораздо быстрее, чем они на своих двоих. Вскоре все трое одеты, обуты, и сидят в какой-то тарантайке, вроде «донгфенге», малюсенькой расхлябистой малолитражке, видавшей лучшие годы еще при жизни Сталина. Мы с ветерком едем до внешней Стены города, где я, нехило напрягшись, перекидываю на окружное шоссе сначала девушек, потом автомобиль. Всё. Здесь мы расстаемся. Они поедут на северо-восток, к одной интересной заимке, где мы как-то раз отсиживались с Окалиной-старшей, а я… я останусь в городе. Ждать.

Шаг третий. Взлетаю в образе «великого белого глиста» над китайской частью Стакомска, города будущего. Поднимаюсь достаточно высоко, чтобы получить хороший обзор. Да, это демонстрация себя, но при этом и гарантия, что никто ко мне не подберется незамеченным, особенно Жаров. Я знаю, что он в городе, что он готов внести свою лепту в защиту Стакомска, но не знаю, что именно этот мужик посчитает большей угрозой.

Всё, жду. Просто вишу в воздухе и жду, привлекая к себе внимание и отдавая в чужие руки инициативу.

Хотите? Бейте. Я отвечу ударом на удар. Правда, чтобы атаковать меня, придётся буквально кидаться с шашкой наголо на другую половину города, а это прерогатива Машундры, которую, в общем-то, и жду, выступая приоритетной целью.

Проходит… минут семь? Да, где-то так.

Ко мне летит человек. Один, с разведенными в разные стороны руками, демонстрируя свои мирные намерения. Афонов Антон Рагимович, телекинетик и геосенсор. Герой Советского Союза. Обладатель такого количества медалей, что ими можно было завесить целый ковер. Надежда, опора, икона. Наверное, один из лучших людей на планете во все века, если я опущусь до того уровня, чтобы поощрять альтруистов, оставаясь той же сволочью, что и раньше. Нет, я уважаю этого человека за его силу воли и принципиальность, но вовсе не за то, что он сделал столько добра.

— Она… мертва? — спрашивает зависший почти вплотную ко мне человек, с которым мы висим между брошенным городом и ярко-синим небом.

— Да, — ровно отвечаю я, — Зарезана женщиной, которую много лет вынуждали шпионить и убивать. Спать с другими людьми, притворяться, опускаться всё ниже и ниже ради образа. Употреблять наркотики. Догадайтесь, кто?

—…

Афонов молчит. Он и так постарел раньше времени, этот трудоголик, но теперь пятидесятилетний мужчина выглядит глубоким уставшим стариком. Потерявшимся и растерянным.

— Зачем вы здесь, Антон Рагимович?

— По двум причинам, Витя, — оживает тот, протягивая мне руку, — Держи. Увидев тебя над городом, я понял, что ты этого точно заслуживаешь.

Вытягиваю короткое щупальце, снимая с ладони героя значок. Серп, молот, рука, зажавшая молнию. Не знаю почему, но забираю этот предмет себе.

— Я никогда не служил Советскому Союзу, — вырывается у меня, — Только выживал, только искал компромиссы. Выход из… той клетки, где нас держали.

— И нашёл его, товарищ Изотов, — вполне уважительно кивает мне висящий в воздухе неосапиант, — Я, конечно, наивный, но не слепой. И я видел твою запись по телевизору. Пересматривал несколько раз. Знаешь, я прекрасно понимаю, более того, знаю, что рыба гниет с головы. Вижу этот процесс ежедневно. Даже… спрятался от него. За работой. Мы, из КПХ, просто не знали, как это всё исправить. Как найти, вырастить, получить людей в верхах, которые не будут разлагаться коррупцией и властью. Было несколько проектов, еще до твоего рождения. Я с единомышленниками хотели построить город наподобие Стакомска. Город коммунизма. Выращивать в нем будущих лидеров страны с пеленок. Лидеров, функционеров, губернаторов, ну… понимаешь, всех. Проект саботировался со всех сторон. Мы опустили руки.

— Вот как…

Временное решение. Оно наверняка бы не сработало в долгоиграющей перспективе. Нельзя воспитать разносторонне развитого и понимающего человека, но с типовым моральным компасом, необходимым для поддержания текущей идеи. Да и раскол между «обычными» и «специальными» людьми будет шире, чем между ними и неогенами. Утопическая идея.

— Машина справится лучше, товарищ Афонов, — утешающе говорю я, — Её невозможно взломать, она самоусложняется и изменяется быстрее и лучше, чем могут быть разработаны какие-то средства дешифровки. Она как «Энигма», только почти разумна. Её нельзя переписать, изменить основные параметры, либо что-то ей приказать на фундаментальном уровне. Она… справится.

—…ты уверен?

— Нет. Но люди не справятся точно. Нас слишком много. Мы слишком эгоистичны и жадны. Мы жаждем справедливости лишь когда она в наших интересах. И мы… слишком уникальны для эффективной самоорганизации. Контроль будет падать, коррупция и непотизм нарастать. Власть перераспределяться и аккумулироваться, доходя до абсурдных значений. Люди, получая доступ к всё большим и большим материальным благам — ударятся в потребление и развлечение самих себя. Это неизбежная спираль истории при торжестве технического прогресса. Помните песенку, где вкалывают роботы, а счастлив человек, Антон Рагимович? Так вот, он будет счастлив день или неделю, а потом ему захочется большего. Большее. Мы не умеем останавливаться, а значит — робота надо применить иначе.

— Думаешь, что сделал такую машину, которую не переплюнут люди? — грустно усмехнулся телекинетик.

— Она не будет сражаться с людьми, — весело проговорил я, — Она просто обучается двадцать четыре часа в сутки с мощностью, не снившейся ни одному умнику. А бороться с хитрецами будут те, кто не захочет быть обманутыми. Машина будет всего лишь инструментом познания добра и зла, как микроскоп, использующийся по назначению.

— Это… может и сработать.

Мы помолчали около минуты, а затем я, всё-таки, спросил, хоть и зная ответ:

— Зачем вы здесь, товарищ Афонов?

— По тебе хотели запустить ракеты.

— Вы меня защищаете?

— Да. Но не только. Есть еще кое-что. Если эта… девушка появится, то веди её в Перв…

Огромная вспышка фиолетовой энергии проносится мимо меня, цепляя лишь краем… но полностью стирая из реальности Афонова. Гул схлопывающегося воздуха, раскаленный ветер на долю секунды накрывающий меня. Яростный женский крик.

Начинаю двигаться до того, как понимаю, что произошло. Двигаться привычно, как и над Мурманском, уклоняясь, непредсказуемо изменяя свою форму и объём, избегая новых и новых вспышек от телепортирующейся, летающей и орущей Машки, неистово старающейся меня убить.

Она быстрее и ловчее, чем раньше, но плохо соображает и плохо справляется со своей возросшей до пика силой. Её многометровые выдохи пламени то и дело слизывают часть моей псевдоматерии, но бьют почти всегда мимо. Это не только заслуга впавшей в амок бабы, но и моя тоже — уклоняясь от неё в воздухе, я оставляю за собой россыпь тягучей слизи, плюс еще постоянно обстреливаю её капельками побольше, стараясь попасть в лицо. Это приводит её в еще большее бешенство.

Мы кружим в небесах, я убегаю, а она, красивая и фигуристая деваха с лицом, на котором ни малейшего следа сознательной деятельности, догоняет. Это не бой, это чистое выживание с моей стороны и чистое стремление меня убить — с её. Ничего лишнего, всё неприкрыто и откровенно, в отличие от человека, вполне вероятно, только что навравшего мне про то, что по мне хотели пустить ракету. Афонов, приближаясь ко мне, страховал. Брал огонь на себя.

Надо вернуть должок.

Первый район, да? Ну что же, это хуже моего плана заманить её под землю и запутать в переходах, выполненных из почти неразрушимой спрессованной материи, но… ненамного.

Чувствуя придурковатую лихость, несусь от этого теряющего человеческий вид неогена, воющего, стреляющего, дышащего огнем даже тогда, когда точно промахивается. С оторопью наблюдаю, как Машка извлекает наружу свои энергетические лезвия, вновь отрубая себе ноги, а затем прячет их. Понимаю, что она сбрасывает балласт буквально в последнюю секунду перед тем, как она ловко пускает вспышку дизентеграции в качестве отвлекающего маневра, а затем сближается со мной парой прыжков телепортации почти подряд, чтобы дунуть огнем. Не догадайся я — потерял бы больше, чем треть объёма.

Машка яростно кричит. Я пытаюсь спровоцировать её на обмен репликами, но она уже пошла в разнос, гримасничает, дёргается, трясет головой и постоянно стирает с лица мою слизь, мешающую ей видеть. Наконец, она останавливается на секунду, складывает ладони перед собой, дует огнем, сжигая и слизь, и лицо, которое нарастает назад буквально сразу.

Она смотрит на меня, оскалившись, как бешеная лиса.

…и получает кривой гнутой железякой в пузо!

Разменяв часть своего утяжелителя на пару секунд форы, я тут же пускаюсь наутёк, оставляя за собой шлейф слизи, выбрасываемой мной из «хвоста» как у какого-нибудь скунса.

Мы стремительно несемся к Первому раойну.

По нам начинают стрелять снизу. Много, очень много пуль самого разного калибра. Её и меня начинает дёргать и мотать из стороны в сторону. Машка включает свою защиту, ту самую, которая спасла нас обоих в прошлый раз, но только делает себе хуже — сферу с ней внутри начинает уносить все выше и выше. Я же ловлю пули своим балластом, от чего не знаю, что делать, замирая и пытаясь сообразить, что делать дальше. Повторять ошибку, стоившую жизни Афонову, не хочется, а смотреть в разные стороны тяжело. Откуда ждать смерти? От взлетающей Машки или снизу?

Неосапиантка в силовом коконе хватается за лицо и начинает орать вибрирующим голосом. С её рук течет изменяющаяся и пузырящаяся кожа. Как с Безликой, перед тем как она…

Внимание вниз!

Не успеваю. Три взлетевших неосапианта перемещаются очень быстро, их лица багровы от напряжения, но они проносятся мимо меня, прямо к террористке. Та трет ладонями лицо, как будто бы желая поднять себе веки и бросить еще один взгляд на этот мир, но внезапно всё внутри сферы вспыхивает ревущим белым огнём! Та, не выдержав и мига, лопается, выпуская наружу самое настоящее миниатюрное солнце!

Жаров.

Он висит в воздухе, удерживаемый другим неосапиантом, а третий, закрепленный у летуна на спине как огромный рюкзак, не отрывает взгляда от меня, напряженно удерживая руки в защитном жесте. Сам же Владимир продолжает воспламенять тот кусок пространства, бывший когда-то Машкой. В шаре чуть ли не чистой плазмы, от жара которой кривятся находящиеся в полутора десятков метров от неё люди, выжить… невозможно.

А я… не могу убежать. Просто не успеваю. Слишком быстр этот летун. Только… атаковать?

— Изотов! — орёт Жаров, не прекращая поддерживать сферу плазмы, — Вали на х*й отсюда! Чтобы мои глаза тебя не видели больше! И помяни Антона, если выживешь! Слышишь! Помяни добрым словом!

Я тут же бросаюсь наутёк, слыша лишь возмущенные и сдавленные вопли поддерживавших Жарова в воздухе людей. Кажется, этот момент пошёл не по плану.

Вниз, с неба, в дома. Затеряться. Уйти в метро. Максимальная скорость. Скорее назад, в Пятый район.

Я не чувствую облегчения, уважаемая публика, не выдыхаю радостно, потому что выжил. Выживать, идти на краю — это уже стало не нормой, но делом привычным, которое не должно отвлекать. Видимо, что-то во мне окончательно сломалось тогда, когда Лещенко запустил свой коктейль для моей активации. Что-то важное и, одновременно, то, что меня бы убило давным-давно. Осторожность там, желание всё обдумать и спланировать, не ушибить пальчик. С Машкой бы так не вышло, это была сплошная игра импровизаций. Теперь осталось самое важное.

Последний… бой?

Наверное.

Мои долги розданы, осталось заняться семьей.