Двуликий бог. Книга 2 (СИ)

Глава 24

В ту тревожную ночь я спала не более трёх часов, и к восходу солнца голова моя раскалывалась от сомнений и усталости. На краю постели сопела Ида — с недавних пор я не могла заснуть в одиночестве. Да и вместе с преданной служанкой, как выяснилось, тоже. Хельга ужасно рассердилась бы, узнай она о моей безответственности и небрежности по отношению к ребёнку, которого я носила под сердцем. Добрая лекарь уже отчаялась предупреждать и просить меня о благоразумии. Впоследствии, когда я вспоминала о своём неразумном поведении, щёки наливались жаром от стыда, но тогда я ничего не могла поделать со своей мятежной душой. Я не хотела жить, и дитя во мне являлось преградой к столь желанной свободе. Я томилась им, в чём после раскаивалась каждый свой день.

Уже не надеясь заснуть, я поднялась с постели, разбудила Иду, и мы вместе спустились в зал купален, чтобы омыть тело и вселить в него бодрость. Переодевшись, расчесавшись, умывшись, я испытала облегчение, сумела робко улыбнуться, показаться прислуге. Мия каждое утро после переодевания встречала меня, докладывала о происходящем в чертоге, спрашивала совета о распределении работы обитателям золотого чертога, а затем с неизменной бойкостью приступала к исполнению своих обязанностей. Служанка казалась мне неутомимой, и я догадывалась, что она так гордится своим назначением, что всё в её труде приносит ей удовольствие. Мия стала для меня даром свыше, поддерживая и помогая, никогда не забывая о почтительности, я не скрывала своего расположения к ней.

Едва старшая среди слуг и служанок скрылась за дверью, на пороге показался Локи. Признаться, впервые за минувшее время я была рада его видеть, хотя изо всех сил старалась, чтобы ни единое тёплое или радостное чувство не отразилось на моём лице — он должен был знать, что я не забыла и не простила. Тем не менее, какое облегчение я испытала при мысли, что он вернулся домой и на следующее же утро был у меня! О всеведущие норны, как мне хотелось тешить себя надеждой, что причина тому заключается не только в наследнике! Взглянув на суровое лицо господина, Ида поклонилась и вышла — я не стала останавливать её. Сцепив руки под грудью и стараясь унять охватившую меня дрожь, я поклонилась с особым изяществом, украдкой пробежала взглядом по облику мужа.

Двуликий бог стал старше, я заметила это первый раз за много лет. Дело было даже не в том, что, покинув Асгард, он на долгий срок отказался от живительных яблок Идунн, — красота и сила по-прежнему не покидали его — однако что-то такое таилось в спокойных холодных глазах, в ожесточившихся, чётче проступавших чертах лица, в сдержанном и задумчивом выражении. Мне показалось даже, что на миг промелькнула серебристая прядка в роскошной огненно-рыжей гриве волос, собранных в небрежный хвост на затылке. Не веря своим глазам, я потёрла веки, взглянула снова, однако она мне больше не попадалась. Повелитель приблизился ко мне — как всегда плавный, словно дикий зверь, и не менее величественный, взял за подбородок, обратил на себя взор. Я не стала противиться, хотя прикосновения мужчины были мне неприятны.

— Ты всё такая же холодная и неприступная, моя госпожа, — он улыбнулся одними уголками губ, и во взоре янтарно-карих глаз промелькнула печаль. Я молчала, стояла, замерев, точно выточенная из дерева фигурка, хотя сердце билось с неистовой силой и вздрагивало каждый раз, когда тёплые, чуть шероховатые пальцы касались кожи. — В последнюю нашу встречу твоя отстранённость ввергла меня в такую ярость, что я всерьёз испугался, что сорвусь и сверну тебе шею. Думал, ледяной ветер Йотунхейма остудил мой пыл, вселил равнодушие к тебе и твоим выходкам, — сердце защемило в этот миг, губы предательски дрогнули, отчего я была вынуждена склонить голову и отступить на шаг, — но вижу тебя, Сигюн, и понимаю, что нет, — бог огня усмехнулся, скрывая горечь в голосе, сокрушённо покачал головой. Казалось, он силился улыбнуться, но губы не слушались его. — Я привёз тебе подарок.

— Это ни к чему, — неожиданная смена темы беседы так удивила меня, что я даже ответила мужу, хотя вовсе не собиралась. Впрочем, судя по болезненно блестящим глазам, сухость и безразличие моего голоса ранили его сильнее, чем презрительное молчание. Во время затянувшегося безмолвия я обдумывала слова лукавого аса. Он хотел меня забыть… Эта мысль тотчас пронзила тело противными колкими мурашками. Я поёжилась. Хотел, но не смог. Подобное признание, в свою очередь, рождало удовлетворённую, почти польщённую улыбку на моих губах.

— Если тебе не по душе слово «подарок», — вновь обретя деланное внешнее спокойствие, продолжал Локи, словно ничего не произошло, — то пусть это будет… Расплата за проступок. Один из многих моих проступков, — я удивилась ещё больше и не нашлась, что возразить. Поглядев на меня пристальным взором, лукавый ас вполголоса позвал кого-то из-за дверей. Они распахнулись, и в покои вошла девушка.

Мне пришлось опереться о спинку деревянного кресла, чтобы не упасть. Прошло никак не меньше нескольких долгих минут, прежде чем я сумела совладать с собой и закрыть рот. Всё тело опять пробила ледяная дрожь, руки похолодели, кончики пальцев дрогнули. Я не могла собраться с духом, чтобы поднять ресницы и снова взглянуть перед собой, потому что за плечом Локи стояла… Аста. Моя Аста, которую я помнила и не узнавала в одно и то же время. Это без сомнения была она, только лицо умершей девушки бледнело луной на ночном небосклоне, яркие синие глаза утратили ясность и стали серыми, но не такими живыми и завораживающими, как редкой красоты глаза Мии, а бледными, пустыми, медно-рыжие волосы потускнели. Вся она казалась какой-то выцветшей, усталой, утомлённой. И хотя глаза её смотрели на меня с прежней нежностью и верностью, облик служанки пугал меня до совершенного остолбенения.

— Этого… этого не может быть… — задеревеневшими губами прошептала я, сильнее сжимая спинку кресла. Аста улыбнулась, вышла из-за спины повелителя и поклонилась мне, как в прежние времена, но в улыбке её, тоже, казалось, ничуть не изменившейся, отсутствовало всякое выражение, она не несла ни любви, ни тепла. Мелкая дрожь новой волной прошлась вниз по спине. — Как… Как такое возможно?.. Я же видела… Все видели… — мне понадобилось некоторое время, чтобы обрести самообладание. Локи не торопил, со снисходительной улыбкой наблюдая за моим смятением. Насколько ярче, красивее и сильнее он казался рядом с бледной тенью, когда-то являвшейся привлекательной и полной жизни девушкой. — Локи… Ведь оттуда… Из Хельхейма не возвращаются. Как же такое возможно?..

— Сигюн, Хель — моя дочь, — с некой иронией в голос протянул бог обмана, — неужели ты думаешь, что я не сумею договориться с ней?.. — я глядела на него во все глаза, словно и сама увидела свою смерть. Неужто он спустился в Хельхейм ради меня? Ради того, чтобы вернуть мне Асту, которую, спустя долгое время, я уже перестала оплакивать? Не оттого ли он так заметно изменился? — Она может служить тебе, как прежде, только пожелай. Она помнит только то, что ей следует помнить, так что ничто не омрачит её преданности тебе, — слова супруга вырвали меня из бездны сомнений, чтобы бросить в новую. Конечно, я и мечтать не могла, чтобы подруга, перед которой я была так виновата, снова вернулась ко мне, преодолев даже смерть. С другой стороны, глядя в её мертвенно-серое лицо и тусклые пустые глаза, я понимала, что это больше не Аста стоит передо мной. Что вопреки моему самому искреннему желанию и усилиям бога огня, ничего уже не будет, как прежде. Она не сумеет стать прежней.

— Я очень люблю тебя, Аста, — сделав несколько шагов к служанке, я крепко обняла её. Кожа девушки оказалась холодной, как ледяные пики горных вершин. Слёзы навернулись на глаза, и я даже не пыталась скрывать их. «Я тоже люблю Вас, госпожа», — бесцветным голосом, словно эхо, вторила мне Аста. Я сильнее прижала её к себе, дав волю чувствам. Она подняла руки, словно хотела обнять меня в ответ, но не решилась, уронила их к бёдрам. — Прости меня за всё. Прости меня, если сможешь… — голос дрогнул и надломился. «Мне не за что прощать Вас, госпожа», — тот же голос, протяжный и потерянный, лишённый всего человеческого. Я всхлипнула и поцеловала её в лоб, резко обернулась к Локи, но его взгляд, полный искреннего сочувствия, остудил зарождавшийся в груди гнев. Я замерла, глядя в печальные глаза мужа, осознав, что происходящее — вовсе не злая насмешка, а отчаянная попытка загладить вину. — Верни её назад, Локи. Хватит с несчастной горя и терзаний, она выстрадала своё до конца. Верни её в Хельхейм и попроси свою дочь, чтобы хорошо заботилась о ней. Аста заслужила покой.

— Ступай, Аста. Подожди за дверью, — велел Локи. Едва живая девушка поклонилась и исчезла, подобно тени, растворяющейся при первых лучах солнца. Я и сама была едва жива, стояла, схватившись за грудь и тяжело дыша, поражённая и раздавленная произошедшим. Лукавый ас не тревожил, но и не покидал меня, молча наблюдая за госпожой. Некоторое время в покоях господствовала томительная тишина. Когда я пришла в чувство, то сумела поднять голову, устремила взгляд на мужа. Он сделал несколько шагов до веранды и обратно, сцепив руки за спиной. Наконец, остановился подле меня, глянул сверху вниз. — Когда это закончится, Сигюн? Что ещё мне сделать, чтобы заслужить твоё снисхождение? Или, может, оставить эти тщетные попытки и присмотреться к новой, более ласковой госпоже?..

— О да, это в твоём духе, — я улыбнулась, сохраняя невозмутимость, хотя изменившийся тон и лукавая пренебрежительная усмешка супруга задевали моё самолюбие. — Более того, я не сомневаюсь, что она уже была бы здесь, если бы ты действительно того хотел, — я ответила ему не менее обворожительной и ядовитой усмешкой. Локи покачал головой, а затем приглушённо рассмеялся, поняв, что я раскусила его. Он, в отличие от меня, умел с достоинством принять своё поражение.

Наблюдая за ним из-под ресниц, я могла предположить, какие противоречия раздирали надменного бога на части. Чего только стоили оба вопроса, заданные один за другим, — будто два разных аса говорили его устами. Должно быть, в нём, как и во мне, привязанность (была ли это любовь, я уже не знала) боролась с гордостью и тщеславием. Он делал первые шаги к примирению, претворявшиеся в красивые и широкие жесты, я это замечала, и в то же время, словно желая прикрыть свою слабость, жалил меня язвительными и обидными замечаниями. Себялюбие не позволяло ему открыто признать свою вину.

— Помнишь ту ночь, когда йотуны ворвались в твой чертог? — помолчав, спросила я. Конечно, он помнил, ответ на мой вопрос улавливался в глазах, слишком выразительных и говорящих, чтобы что-либо скрыть. Улыбка сползла с красивого правильного лица, ставшего серьёзным. Ища в нём нечто, в существовании которого я не была даже уверена, я не сводила с него беспокойного взгляда блестящих глаз. — Что ты почувствовал, увидев меня в их руках?

— Ярость. Всепоглощающую ярость и ненависть, — недолго думая, признался супруг, помрачнев и нахмурившись. — А ещё… — Локи поколебался, отвёл взгляд, — ревность и страх. Я понимаю, к чему ты клонишь, однако это не одно и то же.

— Верно. Потому что я не предавала тебя, — не скрывая печали, заметила я, вновь уловив взгляд внимательных золотистых глаз на своём лице. — Но помнишь то чувство, какое ты испытал, когда поверил в то, что я могу тебя предать? Сначала в первую брачную ночь, затем тогда, в саду. Помнишь эту боль?.. — прошептала я, чуть прищурившись, делая к нему шаг. — За что ты обрёк меня на неё?

— Достаточно, — прервал повелитель спокойным голосом, в котором, однако, слышалась сталь. Лицо его ожесточилось, глаза сверкнули недобрым пламенем. — Сколько ещё мне выслушивать эти пустые слова? Скажи уже, наконец, чего ты хочешь от меня!

— Я хочу… — я, как назло, запнулась, выдавая свой трепет и волнение, — хочу, чтобы ты отказался от своего права господина. Чтобы ты не касался иной женщины, кроме меня, что бы ни произошло, даже не смотрел в их сторону. Я повторю: не имеет значения, наложница или госпожа, асинья, гримтурсенка или человек, данное тобой слово будет распространяться на всех. Без уловок, лжи и недомолвок. И освободишься ты от него лишь с моей смертью. Только такая клятва, возможно, сможет примирить меня со случившимся.

— Ты понимаешь, что говоришь?.. — вкрадчиво начал Локи, понизив тон, в котором улавливались нотки гнева. Я расправила плечи, устремила на него смелый взгляд, сжала губы, уголки которых опустились. Я стояла перед ним, трепеща всем телом, каждой частичкой непокорной плоти, но не собиралась отступиться от своих слов. — Впрочем, в этом-то как раз есть моя вина, — я взметнула на него ресницы, вздрогнув от удивления. — С самого начала я слишком многое позволял тебе. Давал почти безграничную свободу, но, будто этого мало, разделил с тобой власть. Ты была единоличной хозяйкой моих владений, потому что я доверял тебе. А теперь, моя избалованная госпожа, ты и вовсе хочешь поставить меня на колени, — зло ухмыльнувшись, Локи схватил меня за подбородок, как поступал, когда был рассержен и возбуждён. Боль из-под сильных властных пальцев сдавила нижнюю половину лица. С губ сорвался неровный вздох, я прикрыла глаза. Супруг продолжал:

— Однако это тебе удастся едва ли. Позволь мне раскрыть тебе глаза: вся эта твоя надуманная обида и боль — не более чем прихоть ребёнка, привыкшего к вседозволенности. Но всему есть предел, и особенно — моему терпению. Ты ведь знаешь, что я могу сделать с тобой, не так ли? Могу ввергнуть тебя в такое унижение, что ты головы никогда больше не осмелишься поднять. Ты этого добиваешься, Сигюн? Хочешь взглянуть на крайности? — ядовитый голос господина скакал, то затихая в обманчивой нежности и сочувствии, то возвышаясь в угрозах. С губ не сходила жестокая торжествующая улыбка. Он знал, что я в его власти, что всегда была. И всё же я не собиралась сдаваться так легко. Неприкрытое пренебрежение супруга к моим чувствам заставило ярость всколыхнуться в груди.

Скривив трясущиеся губы, я выхватила кинжал из ножен на поясе, замахнулась в порыве отчаяния и, вложив одну ладонь в другую, устремила клинок в середину своего живота. Оружие неразличимой вспышкой сверкнуло между нами, рассекая воздух, и только молниеносная реакция бога огня позволила ему перехватить ведущую руку за мгновение до того, как роковое ранение стало бы неизбежным. Он сжимал моё запястье с такой силой, что его пальцы побелели от напряжения, руки мужчины при этом ходили ходуном. Я видела подобное в первый и последний раз. В бою рука Локи ни разу не дрогнула — не имело значения, сжигает ли он заживо великана или продуманным точным движением ломает шею сопернику. Но в тот миг… На бледном лице застыло выражение истинного ужаса, только через некоторое время сменившееся гневом и непониманием. Конечно, я не совершила бы такого страшного злодеяния. Никогда не посмела бы погубить несчастное дитя. Однако он об этом не знал.

Локи сдавил мне запястье до боли, что-то в нём хрустнуло, я вскрикнула и против воли разжала пальцы. Ловкий ас в ту же минуту перехватил рукоять. Именно этого я и добивалась. Сделав резкое движение вперёд, я схватила ладонью лезвие под его пальцами и сжала, что было силы. На мгновение боль ослепила меня, яркая вспышка заволокла взгляд, мешая видеть. Я не испугалась и продолжала судорожно сжимать клинок. По запястью и предплечью текла кровь, алая, как последние лучи закатного солнца. Мне вновь удалось ввести мужа в совершенное замешательство. Он так оторопел от моих поступков, что даже раскрыл губы, замер на месте, не пытаясь ничего предпринять, остановить или помешать мне.

— Смотри, как ранит надуманная по твоему мнению боль, — прошептала я, чтобы не выдать неподвластную дрожь в голосе. — Смотри, как ты ранил меня, — и, преодолевая мучительную резкую боль, я сжала раненую ладонь ещё сильнее. Рука немела, но пока подчинялась мне. Меня трясло, на глазах выступили слёзы, а я всё глядела ему в самую душу сквозь расширившиеся от удивления карие глаза. — Я вложила в твою ладонь не кинжал, а своё доверие. Ты должен был защищать меня, но решил предать и смертельно ранить. Какое ты сумеешь придумать унижение страшнее, чем делить аса, которого с первых дней я любила так, что жизнь свою положила к его ногам, с другими?..

— Хватит, — одними губами прошептал он, не в силах отвести от меня поражённого взгляда. — Хватит, — повторил уже твёрже, но не повышая голоса, хотя по-прежнему сжимал рукоять кинжала и не предпринимал никаких попыток освободить меня от кровавого испытания. Не знаю, впал ли он в кратковременное беспамятство, или мои страдания доставляли ему наслаждение, однако пытка длилась ещё несколько долгих минут, и ни один из нас не решался прервать её. Я теряла кровь.

— Так что если ты намерен и дальше делить постель с другими женщинами, то лучше сразу убей меня. Убей прямо сейчас! — шептала я, словно одержимая, давясь всхлипами, ощущая, как слабеют руки и даже ноги. — Потому что я не в силах больше жить с этой болью. Встречать с ней каждый рассвет. Если мои чувства хоть немного трогают тебя, то пощади меня и убей своей рукой…

— Лекаря сюда! — опомнившись, крикнул Локи. Несколько раз моргнув, точно очнулся от наваждения, он снова обратил на меня взгляд суровых глаз, затем с трудом отпустил рукоять кинжала — казалось, руки у него онемели, подобно моим — и принудил меня разжать похолодевшие пальцы. Клинок выпал из израненной ладони. Не растерявшись, повелитель скинул с плеч рубашку и крепко перетянул мою кисть. И без того алая ткань пошла тёмными пятнами и разводами. Прижав к себе руки, я дрожала, словно очутилась в морозных лесах Йотунхейма. Бог огня смотрел на меня с нескрываемым осуждением. — Если не думаешь о себе, глупая девчонка, то хоть о ребёнке бы подумала, — с потаённой злобой выдохнул он, и я поняла: он не сжалится, не пощадит меня. Моя любовь и прочие чувства действительно больше не трогают его. Это осознание оглушило меня, оказалось таким мучительным, что слёзы опять навернулись на ресницы, но уже не от телесной боли. Взгляд беспощадных глаз отравленным остриём вонзился в моё сердце, поразив страданием и беспомощностью.

— Может быть, я не хочу этого ребёнка?.. — обуреваемая обидой и страстями произнесла я. Локи замер. В тот момент он смотрел на двери, точно намеревался подогнать прислугу, однако на звук неосторожных слов, сорвавшихся с моих побелевших губ, обернулся — медленно и зловеще. Мне бы стоило увидеть в том жесте предостережение, однако буйный поток невысказанных чувств и разочарований уже нёс меня вперёд, то и дело заставляя захлебнуться вспыльчивостью, протаскивая по острым порогам мстительного гнева. — Ты не ослышался, — я угадывала по поражённому взгляду мужчины, что он переспрашивал, проверял, не подвёл ли его чуткий слух. — Возможно, отпрыску такого жестокого самолюбивого гордеца не место на земле?

Мёртвую тишину разорвал приглушённый вздох, однако принадлежал он отнюдь не Локи. Мы не заметили в пылу ссоры, как в покои неслышно вошла Хельга. Лекарь дожидалась, пока к ней обратятся с приказом, не решаясь встревать в разговор господ, и, очевидно, до неё дошли мои последние слова. Женщина побледнела, точно ощутила дыхание смерти, и смотрела на меня во все глаза, полные ужаса и непонимания. Её взгляд заставил меня смутиться. Бог огня лениво обернулся, из-за плеча взглянул на лекаря и тут же забыл о её существовании. Выпрямился, посмотрел на меня долгим изучающим взглядом. Крепкое тело трясло от ярости, бледное лицо пока ещё сохраняло выражение гордой ледяной сдержанности, однако в глазах уже плясали отголоски зловещего пламени, а концы рыжих волос начали раскаляться и плавиться, бросая на плечи тёплые отсветы. Я ощутила, как затряслись руки, спрятала их за спину, насколько могла.

— Ты родишь этого ребёнка, даже если это будет последнее, что ты сделаешь в своей никчёмной жизни, — процедил он с пугающим спокойствием, которое, однако, осталось только в голосе. Локи был в бешенстве, и я как будто бы стояла перед огромной могучей волной, которая вот-вот обрушится на меня и уничтожит. И мне стало страшно. Мне стало так страшно, что я едва устояла на ногах, отказавшихся подчиняться. Локи схватил меня за ткань платья на груди и сильным движением рванул на себя, когда я была наиболее уязвима. Я вскрикнула и закрыла лицо дрожащими ладонями, дыхание перехватило. — Смотри в глаза, когда господин говорит с тобой! — двуликий бог тряхнул меня, вынудив убрать руки от лица, нерешительно поднять на него блестящие от зарождавшихся слёз глаза. Я не узнавала его лицо, перекошенное гневом, и губы, искажённые ненавистью и презрением. — А затем я вышвырну тебя из золотого чертога, и ты больше никогда не увидишь своих детей!

Словно в подтверждение, Локи оттолкнул меня прочь. Я сделала пару неловких шагов назад и упала бы, если бы верная Хельга не поспешила вперёд и не подхватила меня под руки. Во всех смыслах пылая от исступлённого негодования так, что от него едва ли не сыпались искры, яростный ас бросился прочь. Я провожала широкие обнажённые плечи бездумным взглядом, и ещё долгое время у меня перед глазами стояла красивая натруженная спина и сильные руки, сжавшиеся в кулаки. Всё то время, пока лекарь обрабатывала и перевязывала онемевшую ладонь, я не понимала, где нахожусь и что происходит. А затем заплакала. До меня дошёл смысл его последних слов.