По-волчьи завывая, ветер проносился по собравшейся толпе и со злостью вцеплялся в голые шеи и щиколотки. Рен накинула на голову капюшон, но сквозняк проникал в складки одежды и все равно находил чем поживиться. Люди жались друг к другу, чтобы было хоть немного теплее. В каждый первый день месяца она покидала кампус Бальмерикской академии ради того, чтобы отстоять очередь в Нижнем городе.
Это место глубоко отпечаталось в ее памяти – оно почти не менялось. Привычный рисунок стершихся от времени камней мостовой. Ряды закрытых деревянными ставнями окон. Даже люди в очереди были всегда одни и те же – все они, вместе с ней, были приписаны к этому дому распределения магии.
Солнце могло бы отогнать холод, но в эту часть Нижнего города оно не заглядывало. И это не час был слишком ранний – Рен не видела его здесь вообще никогда. Она поддалась искушению и поглядела вверх.
Там, на высоте, величественно царило Поднебесье. Когда Рен была маленькой, его существование казалось ей настоящим чудом – и это ощущение только усилилось, когда она познакомилась на лекциях с теми магическими приемами, с помощью которых семье Прокторов удалось построить в небе целый городок величественных зданий. Как оказалось, сложнее всего было поднять в небо Бальмерикскую академию. Он проявил упрямство – многие годы магических практик в его стенах привели к тому, что здание обрело какое-то подобие сознания. Выяснилось, что ему нравится стоять в Нижнем городе, – и на то, чтобы с помощью преобразующих истину заклинаний убедить каждый камень, что небо – это на самом деле земля, были брошены усилия целого отряда магов. Услышав об этом, Рен с удовольствием представила, как заклинатели долгие часы и дни только и делали, что врали камням.
– Не зевай, милая.
Рен вздрогнула. Пока она витала в облаках, перед ней образовался разрыв в очереди. Собираясь извиниться, она взглянула на обратившуюся к ней женщину – и вдруг узнала ее.
– Тетя Слоун.
Не настоящая тетя, естественно. Как и сама Рен, ее мать была единственным ребенком в семье. Но в их квартале – а может быть, и во всем Нижнем городе – было принято называть соседей тетями и дядями. Все соседские дети называли друг друга братишками и сестренками, – во всяком случае, до тех пор, пока не начинали флиртовать друг с другом и по-тихому целоваться в укромных уголках двора. Тетя Слоун жила на третьем этаже. Она работала в порту.
– Младшая Монро, – сказала она. – Как мать?
– Хорошо. На здоровье не жалуется. Крепкая, как железный лом, и все такая же упрямая.
Слоун рассмеялась.
– Ну еще бы. Как это неудобно, что смены у нас теперь не совпадают. Давненько мы с ней не играли в «Вельмож». Агнес неплохо играет, да с ней и просто поболтать приятно. Очень жаль, что она теперь совсем одна.
«Вельможами» называлась карточная игра, которую любила ее мать. В ней применялось семь мастей, а побеждал, как правило, тот игрок, который больше всего жульничал. От Рен не укрылся второй смысл, который вложила в свои слова тетя Слоун, но она сочла за лучшее промолчать и сохранить сдержанный и вежливый тон.
– Я передам, что вы про нее спрашивали.
Слоун кивнула:
– Очень мило с твоей стороны отстоять очередь за нее.
Она указала на браслет, охватывавший запястье Рен: простое кольцо из металла драконьей ковки. В глубине тусклого, почти черного металла вспыхивали и гасли язычки темного пламени. Этот браслет отец Рен подарил ее матери на свадьбу, сказав при этом, что его будет носить женщина, никогда и ни перед кем не склонявшая головы. «А внутри ты видишь отблеск того огня, что ты зажгла во мне», – добавил он.
– Мои мальчики, – продолжала Слоун, – не могут себе такого позволить. Слишком заняты: нашли себе работу в мастерской Пекеринга. Нужно добывать хлеб насущный. Ты же понимаешь, милая. Или понимала до того, как переехала на облака к своим… ученым занятиям.
А, ну вот и добрались до главной темы сплетен всего их квартала. Рен была в курсе, что их соседи единодушно недоумевали, каким образом ей удалось попасть в такое престижное учебное заведение, как Бальмерикская академия. Какой же козырь прятала в рукаве семейка Монро? В глаза они всегда ее хвалили, но ей было известно, о чем они толковали за ее с матерью спинами: «Наверх лезет девчонка. Как бы не расшиблась – падать-то придется высоко».
Очередь сдвинулась с места. Рен воспользовалась представившейся возможностью завершить разговор. Прилежно глядя в спину стоящего впереди человека, она дождалась своего часа. Перед ней распахнулись двойные двери приземистого здания, служившего единственной и совершенно особой цели.
Сидевший за столом государственный служащий смерил Рен быстрым, но профессионально-цепким взглядом и приветствовал ее почти незаметным кивком. Волосы у него были зализаны назад.
– Сосуд?
– Мне нужно наполнить два, сэр. Один мой, а второй принадлежит моей матери.
Она сняла с запястья материнский браслет и положила его на стол, затем достала из петли на поясе ее собственный магический жезл. Он был выполнен в виде подковы с заостренными концами и короткой простой рукоятью в середине. Жезлы такой формы позволяли точнее нацеливать заклинание и рассчитывать его дальность. Для Рен это было очень важно, поэтому она и выбрала именно это вместилище для своей магии.
Чиновник пробежал глазами по обоим предметам.
– Зарегистрированы на Агнес Монро и Рен Монро.
Он провел пальцем по списку имен. Рен хорошо знала, каким будет его следующий вопрос.
– А что с Роландом Монро?
По ее спине пробежали мурашки – такое происходило всегда, когда посторонний человек произносил имя ее отца. Они делали это так небрежно. Перед глазами Рен на мгновение возникла картинка: его разбитое тело с вывернутыми под неестественными углами конечностями. Всякий раз, когда она приходила за ежемесячным вспомоществованием, чиновники называли его имя еще до перемещения пальца в графу, объяснявшую его отсутствие. Рен ответила до того, как служащий добрался до нужного столбца, – совсем небольшая, но все же победа.
– Скончался.
Он стукнул пальцем по листу и кивнул. Они никогда не демонстрировали сочувствия, не выражали соболезнований. Для них смерть была всего лишь формальным статусом, определявшим порядок их дальнейших действий. Этот канцелярист на нее даже не взглянул.
– Очень хорошо. Назначенное вам вспомоществование составляет 100 окли на сосуд. По закону я обязан проинформировать вас о том, что следующее магическое пособие будет доступно для получения…
Рен откашлялась.
– Могу я сегодня докупить магии? У меня есть деньги.
– Сколько?
– Двадцать мидов. На этой неделе выдались хорошие чаевые.
Служащий наклонился над списком и сделал отметку. Рен никогда не покупала много магии – это могло привлечь нежелательное внимание. Правительство могло осуществить проверку и полностью лишить тебя пособия. Для Рен подобный исход был равносилен катастрофе.
– На двадцать мидов можно дополнительно взять около 200 окли.
«Двести один и тридцать две сотых окли, если быть точным», – подумала Рен, но ничего не сказала и только кивнула. Окли обозначал точное количество магии, нужное для сотворения простого одноэлементного заклятия. Он был назван в честь преподобного Окли, который, как было известно Рен, вывел изначальную и весьма неточную формулу расчета элементарной единицы магии. Его уравнения были затем доведены до совершенства гораздо более талантливыми магами-теоретиками, но именно он остался в учебниках истории. Иногда необходимо быть не лучшим в каком-то деле, а первым. Рен подняла глаза и увидела, что канцелярист смотрит прямо на нее. Он повторил свой вопрос:
– В который из сосудов вы желаете поместить дополнительный объем магии?
– В браслет, – ответила она. – Моей матери пригодились бы несколько лишних заклинаний.
Хорошо затверженная ложь. Рен свыклась с ней, как с поначалу неудобной, но потом разношенной обувью. Ее мать уже долгие годы не брала ни окли из своего магического вспоможения. Чиновник не стал задавать дальнейших вопросов. Он обернулся и отдал магические сосуды посыльной – девочке-подростку, и та исчезла за дверью, отделяющей контору от хранилища магии. Рен успела разглядеть ряды какого-то оборудования, отдаленно напоминавшего перегонные кубы химической фабрики. Обширное помещение было окутано вырывавшимися из аппаратов парами. Рен до сих пор не могла привыкнуть к мысли, что вся расходуемая городом магия добывалась из-под земли. Она хорошо знала прошлое своей страны, выучила все основные даты еще к экзаменам за первый семестр, могла на память сказать, в каком году первые дельвейские переселенцы высадились на этом континенте, помнила, как звали женщину, сотворившую первое в истории их народа заклинание, и тех магов, которые придумали процесс переработки сырой магии в ее более рафинированную форму, пригодную для раздачи населению. И еще в школе им рассказывали о четырех кораблях, на которых самые предприимчивые из дельвейцев отправились вдоль восточного побережья на север и в итоге основали поселение, впоследствии ставшее Катором.
Она также ознакомилась со всеми современными теориями – включая самые экстравагантные – об источниках и способах переработки магии. Один автор утверждал, что под городом находятся бесконечные залежи магии и что пять богатейших домов создали ее искусственную нехватку, чтобы контролировать население города. Другой заявлял, что запасы магии практически исчерпаны и что цивилизация неминуемо разрушится, когда они окончательно истощатся. В Бальмерикской академии у Рен была возможность понаблюдать за отпрысками этих богатейших домов, и на основании этих наблюдений она пришла к выводу, что, скорее всего, правдивой является версия с искусственной нехваткой магии.
Тяжелая дверь закрылась с глухим стуком – посыльная девочка исчезла в недрах пункта переработки магии с двумя ее самыми ценными предметами. Рен задумалась, какое лицо состроил бы канцелярист, – который сейчас едва на нее смотрел, – если бы узнал, сколько заклинаний вплетено в физическую структуру этих сосудов; сколько времени она потратила на то, чтобы отточить до совершенства необходимые для сотворения заклинаний позы, словесные формулы и интонации.
Для него я всего лишь очередной маг на пособии.
– Вы можете отойти в сторону и подождать. Она скоро вернется.
Рен встала, куда было сказано, и ощутила холодок в затылке – как будто далекое, сказанное шепотом проклятие. Она всегда именно на этом месте дожидалась, когда ей вернут магические предметы, и знала, что узкая прямая улочка, видимая в окне за ее спиной, ведет к тому месту, где ее жизнь изменилась навсегда. Каждый раз она старалась не обернуться – и каждый раз оборачивалась. В контору зашла тетя Слоун, и Рен посмотрела в окно.
Вдалеке улица выходила к мосту через канал – тогда он был еще не совсем достроен. Отец повернулся и помахал ей рукой. А вот деревянная скамейка, на которой Рен его дожидалась. Иногда она не могла поверить, что это та же самая скамейка и стоит она на том же самом месте, – ей казалось, она переносит ее в реальный мир из собственных воспоминаний. И затем она вновь услышала грохот осыпающихся камней, увидела, как он обернулся в последний раз и полетел вниз. В это мгновение ее прежняя жизнь закончилась навсегда.
– Это ваши?
Девочка возвратилась и протягивала ей ее магические сосуды. Рен всегда воображала, будто после наполнения магией их внутреннее, едва заметное свечение усиливалось, но на самом деле, естественно, они оставались прежними. Она взяла сосуды, и посыльная вернулась на свое место позади канцеляриста.
Выйдя на улицу, Рен посмотрела на людей в очереди. Они терпеливо ждали. Они наполнят свои магические сосуды и будут произносить заклинания для облегчения боли в пояснице, для бодрости перед очередным тяжелым днем. Тетя Слоун приправляла магией свои супы. Другие развлекали внуков магическими сюрпризами и фокусами. Рен им почти завидовала: посредством магии они просто скрашивали свои дни, а она употребит скудное магическое вспомоществование на разработку совершенно новых заклинаний, стараясь произвести впечатление на людей, которых, казалось, уже ничто не могло впечатлить.
В последний раз оглянувшись на очередь, Рен засунула свой магический жезл в петлю на поясе и пошла прочь.