Агафья протяжно стонет, пока я всаживаюсь в неё сзади. Я хватаю её за волосы и тяну к себе, наши языки сплетаются, бёдра шлёпаются в частом, рваном ритме. Мы достигаем вершины одновременно, колени служанки подгибаются, и мы оба падаем в кровать. Некоторое время мы лежим молча, улыбаясь. Потом Агафья начинает хмурится:
— Грешно на Страстной то недели любиться так. Тем боле в архиерейском доме!
— Отмолишь — я сажусь в кровати и начинаю одеваться.
— Не первый грех — хихикает служанка — Вчарсь с девками гадали на воске
— Это как?
— На воду горячий воск пускали
Ага, гадание по фигурам, которые образуются после того, как застывает воск.
— Агате те то церковь выпала! — зашептала Агафья — Плакала от радости!
— И что сие значит?
— Как что? — удивляется служанка — Замуж пойдет скоро.
— И за кого?
— Неведомо — пожала плечами девушка — Образ в воде неясен был. Может також князь какой из Питера или откуда…
— Не будет скоро князей — я натянул сапоги, притопнул утрамбовывая портянки
— Вестимо не будет — соглашается Агафья — Но эта дурында глазки то выплакала по дворянчикам своим.
— Ну а тебе что выпало?
— Да волк ентот полосатый!
— Какой волк??
Девушка тоже начинает одевать нижние юбки попутно рассказывая о зверинце, что купец Понарев открыл на Портовой улице. В нем был какой-то «полосатый» волк, которого вместе с другими зверями за деньги показывали всем нижегородцам. Животное произвело такое сильное впечатление на Агафью, что в застывшем воске она увидела образ этого волка.
Разумеется, я заинтересовался зверинцем и после быстрого завтрака дал команду выдвигаться в сторону порта.
В самый последний момент к свите присоединился румяный Ваня Почиталин:
— Царь-батюшка! — мой секретарь схватился за стремя Победителя — Избавь ты меня от ентного Волкова!
— А что с ним? — я честно сказать, и забыл про бывшего сенатора
— Да просится уже седьмицу на прием! Ходит и ходит…
— Где он нынче?
— Да вон стоит за воротами!
Я оглянулся и увидел высокую фигуру «прусского шпиона». Махнул рукой охране на воротах. Сильно похудевший и поблекший Волков резво подбежал к нашему отряду.
— Ваше величество! — экс-сенатор прижал руки к груди — Рад лицезреть!
— Поедешь с нами — я тронул Победителя шпорами — Эй там! Дайте коня Дмитрию Васильевичу!
Мы быстрой рысью выехали в город. Через четверть часа уже были на Портовой улице. Встречать выбежал нас лично Понарев.
— Ах какая радость, царь-батюшка! — купец махнул рукой и его подручные начали расталкивать толпу перед клетками. Зверинец был выстроен на торговом подворье и представлял из себя десяток клеток, в которых содержались животные. Я быстро миновал лисицу, медведя, орла, наконец, дошел до «полосатого волка». Больше всего он напоминал небольшую собаку с острой мордой. На самой заднице зверя и правда были оранжевые полосы.
— Чего хотел Дмитрий Васильевич? — я подозвал к себе экс-сенатора
— Терплю многие лишения, ваше величество! — «шпион» молитвенно сложил руки — Денег уже нет, подорожную обратно в Питер мне отказываются выдавать в канцелярии
— И правильно отказывают — покивал я, рассматривая странного животного, который обеспокоенно бегал туда-сюда по клетке. Кого-то он мне напоминал…
— Вернешься к Катьке, падешь в ноги — она женщина жалостливая, простит тебя. Ежели еще не простила — я внимательно посмотрел в глаза экс-сенатора. Тот смутился, повесил голову — Там ей все и доложишь. Про наши войска, да дела…
— Нет, нет, что вы! — Волков достал из-за пазухи какой-то документ — Мне пути назад нет. Особливо после того, как мы с Николай Ивановичем составляли послания в уезды. И вот еще, извольте-с глянуть
Лист бумаги перекочевывает мне в руки. Я быстро проглядываю документ. Это статья, точнее даже репортаж о взятии Нижнего Новгорода для европейских газет. Составлен очень грамотно и комплиментарно для меня — продолжатель дела Петрова возвращается на отчий трон, отнятый фаворитами, дает простому народу волю, землю… Образ получается вполне положительный, немцам, да французам должен понравится.
— Дело полезное, но почему же инкогнито? — я показываю на аббревиатуру V.D. внизу статьи — Пиши под своей фамилией!
Волков бледнеет. Надо бы дать ему пряника.
— А в канцелярии дам указ зачислить тебя на кошт коллегии Новикова. Будешь жалованье получать — я еще раз посмотрел на полосатого волка, махнул рукой купцу — Как именуется сей зверь?
Понарев поклонился всей свите, произнес:
— Ван-дименский пес. Привезли голландские негоцианты в прошлую навигацию из земли Ван Димена… Уж больно тепло любит, царь-батюшка — зимой чуть не издох.
Бог ты мой… Это же сумчатый тасманийский волк! Вымер в начале 20-го века.
— Береги его, Антон Тимофеевич! — я покачал головой. Словно динозавра живого увидел.
— А еще лучше зазови к себе господина Фалька — я кивнул также Ване Почиталину — Это ученый, что приехал с нами из Казани. Пущай опишет сего зверя.
Наконец, нашлось дело и «апостолу Линнея». Фальк уже пришел в чувство после своего наркотического трипа по опиумкурильням и теперь может послужить науке.
Длинная колонна войска змеилась по старому московскому тракту, поднимая облака пыли. Я мог наблюдать свое войско на много верст, как вперед, так и назад, поскольку находился на самой макушке пологого холма, на склонах которого уже много сотен лет стояло село Доскино. Маршировала батальонными колоннами пехота, сопровождаемая каждая своей дымящейся полевой кухней. За каждым полком тянулся свой обоз. Отдельной группой катились пушки. Вдоль дороги скакали казаки, следя за порядком и передавая распоряжения Подурова.
Я стоял окруженный свитой и конвоем и ждал, пока вся армия пройдет передо мной. Солдаты, завидев царя, начинали по команде офицеров идти в ногу, стараться соблюдать строй и глядеть на меня орлами, отдавая воинское приветствие. Слава богу, привычный обычай снимать шапку и кланяться царю при каждой встрече мне удалось победить и в армию наконец пришло привычное мне воинское приветствие — прикладывание ладони к виску.
Войска шли и шли, отдавая мне честь. Я приветствовал в ответ, но мысли мои периодически возвращались к длинному разговору о конспирологии, состоявшемуся накануне ночью перед выступлением на Москву.
Я и три моих масона сидели на верхушке Дмитриевской башни, расчищенной по моему распоряжению от последствий пожара. Огромное звездное небо с диском полной луны над головой заменило мне на этот раз крышу резиденции, а мерцающее пламя костра — свечи и лампы.
— Господа, я собрал вас, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие. Публично декларируемые цели и задачи масонства не являются истинными целями.
На лицах моих слушателей отразилось молчаливое удивление.
— Я здесь и сейчас раскрою вам знание, которое дается только на самых верхних ступенях посвящения. Знание, которое подавляющая часть членов организации не получит никогда в жизни, слепо служа орудием исполнения чужих замыслов.
Новиков, Радищев и Челищев напряженно смотрели на меня, сидя перед костром. Я же расхаживал перед ними взад-вперед, отгороженный пламенем, и разглагольствовал, отбросив к чертям собачьим свою обычную стилизацию под народный говор. Я говорил языком человека двадцатого века и это тоже добавляло ноты загадочности моей персоне и веса моим словам.
— Говоря без пустословия и по существу, главная цель масонства — это всеобщая власть над историческими процессами. К этому утверждению сводятся все без исключения мистические и высокопарные ритуалы.
— Не совсем так, ваше величество, — решился возразить мне Новиков. — Мы строим храм Разума. Или, если изволите, царство Божие на земле.
Радищев и Челищев поддержали его кивками головы.
— Николай Иванович, а как вы можете что-то великое построить, не понимая сути исторических процессов и не умея их направлять? Прекрасная конечная цель, это один из самых важных моментов в мотивации рядовых членов. Но организация в целом стремится не к ней, а к обретению контроля над ходом истории. А уж что в итоге получится, зависит не от желаний простых «каменщиков», а от тех, кто управляет ложами. И их цели и задачи могут радикально отличаться от ваших.
Новиков аж вскинулся, пытаясь снова мне возразить, но я жестом ему не позволил говорить.
— Не спешите возражать, Николай Иванович. Лучше давайте порассуждаем вместе. Можно ли построить всемирную организацию из алчных, циничных эгоистов? В принципе да, если у вас есть возможность удовлетворять их интерес за чей-то счет. Свой ли, чужой ли. В таком союзе инициатива и энергия членов будет прямо пропорциональна поступающим к ним материальным благам. И надо признать, что успешность такой организации будет очень высока, ибо материальные стимулы самые быстродействующие. Их результативность проще всего прогнозируется и легче всего регулируется.
Массоны обеспоконенно переглянулись. Похоже я переборщил со словами из будущего.
— Но что делать, если ваши амбиции не соответствуют вашим материальным возможностям? — в костре громко щелкнуло полено, Радищев с Челищевым вздрогнули — Остается путь создания организации идеалистов, которые будут достигать ваших целей совершенно бескорыстно. Более того, даже временами жертвуя свою жизнь и свободу во имя достижения идеала, внутри которого вами тщательно спрятана настоящая цель.
Несомненно, управляемость такой структурой значительно хуже, нежели организацией амбициозных циников. Будут многочисленные расколы на низовом уровне и выяснение, чья трактовка истины или ритуал лучше и точнее. Идеалисты будут расслаиваться и по признаку активности в достижении цели. Кто-то будет ратовать за эволюционный путь, а кому-то нужна будет только революция. И чтобы сохранять контроль над этой вольницей, идеально подходит система уровней посвящения.
Вы прекрасно знаете, что рост в иерархии члена масонской организации зависит только от воли тех, кто стоит выше него. И по каким в действительности критериям выбирается достойный для повышения, вслух никто говорить не будет. А критерии есть, поверьте мне. Каждый новый шаг по ступеням иерархии поднимает к вершине власти людей все более и более циничных. Похожих на тех, кто всю эту паутину создавал. Так обеспечивается бессмертие организации и исполнение планов, длительность реализации которых превышает человеческую жизнь.
Лица моих слушателей, освещенные дрожащим светом костра, были мрачны. Я не мог понять насколько я их убедил. Все таки такой высокий накал цинизма они в своей организации предполагать не могли. Надо было гнуть дальше.
— Вы прекрасно знаете, что корень всей организации находится в Британии. Именно там полвека назад возникла первая Великая Ложа. Оттуда масонство распространяется по странам Европы. И именно в Объединенной Великой Ложе Англии Великим Провинциальным мастером назначен Елагин.
Я подчеркнул голосом слово «назначен». Слушатели кивнули. Это было общеизвестное знание в узких масонских кругах.
— А теперь скажите мне, если понадобится принести на алтарь идеи жертву в виде какого то народа кто будет выбран? Англия или Россия? Ну? Честно. Если надо будет бросить вязанку хвороста в костер мирового прогресса, разве дрогнет рука у кукловодов?
Я мучился подбирая слова, не в силах привести примеры успешных масонских акций, ближайшая из которых Великая французская революция вызревает в настоящий момент. И про миллионы жертв в России последовавшей вслед за февральской, чисто масонской революцией, я тоже не мог им рассказать. Но я знал чего я хочу. Перехвата управления. Хотя бы в пределах Российской империи. И мне нужны были те самые идеалисты что свернут горы и положат жизни.
— Друзья мои, — я изменил тон, чем вызвал удивленные взгляды всей троицы. Друзьями я их ещё не называл. — Вы сами убедитесь в правоте моих слов — время будет. Но сейчас, под этим звездным небом я хочу поговорить о другом. Я очищаю Россию от дворянства не из ненависти к этому сословию. Отнюдь. Я хочу дать власть действительно достойным ее.
Такой строй в будущем будет называться меритократией.
— Я сделаю все, чтобы у каждого подданного была возможность для развития своих талантов. Как вы знаете, наши законы позволят занимать должности токмо на выборной основе. И токма по-настоящему лучшим. Ежели снизу до верху государством будут управлять знающие и решительные люди — я опять по привычке сбился на народный говорок — То ещё при нашей жизни мы увидим ослепительный рассвет России. Да и всей Европы також.
Мои масоны подскочили на ноги, впились в меня глазами.
— Но для того, чтобы дать всходам взойти — продолжал я — Наше поле придется защищать от бурь, врагов и паразитов. И для такой защиты России нужна своя тайная организация, своя Великая ложа.
Я поворошил палкой костер, пламя взметнулось вверх.
— Мыслю сию организацию как теневой орден. Иерархия в нем будет строится на ступенях посвящения, тайное знание давать самым достойным.
— Каково же сие тайное знание? — тут же спросил Новиков
— Все, что может облагородить человечество — твердо ответил я — Новые методы лечения больных, образование народа, смягчение злых нравов…
Масоны задумались.
— И я буду счастлив разделить мои тайные знания с достойными.
Судя по глазам вся троица уже была готова. Остался завершающий штрих.
— Я могу рассчитывать на то, что вы трое станете первыми рыцарями новой, всемирной ложи?
Успевшие вернуться к костру Радищев и Челищев резко вскочили и чуть ли не синхронно выкрикнули: «Да государь!» Новиков же поднялся медленнее и сказал:
— Конечно, ваше величество. Вы можете всецело располагать нами. Я хочу жить в том мире, который вы так ярко живописали и готов приложить все свое усердие, чтобы он настал как можно скорее. Но какова будет система привлечения неофитов в новую ложу? Неужели мы отвергнем все знания и символику наших братьев?
Я с сомнением посмотрел на журналиста, но решил, что тому действительно виднее как именно надо обрабатывать мозги своих современников.
— Не спорю, — я пожал плечами — Символика нужна. Но приплетать в мистическую основу нового ордена далекий Египет, да ветхозаветных иудеев считаю пустым делом. То вряд ли будет близко простым людям.
Новиков кивнул.
— Хорошо. Пусть не Египет. Пусть Византия и Эллада. Так вас устроит, Петр Федорович?
Я усмехнулся.
— Да, вполне. Но ритуалы и тексты вы сочините сами. Можете взять не только Византию, да Элладу, но и христианские толкования. Например, первое Евангелие, что хранится в библиотеке Ивана Грозного.
— Неужто существует такая книга?? — поразились масоны
Ей, богу, как дети. До чего же наивные… Скушают любые «протоколы сионских мудрецов», что им дам.
— Несомненно! — уверенно ответил я — То Евангелие не зря было спрятано византийцами и отправлено в далекую Русь с приданным Софьи Палеолог. Там содержатся великие тайны, коими можно осторожно делиться с посвященными.
Вся троица пооткрывала рты.
— И где же хранится первое Евангелие? — первым выкрикнул Новиков
— Вестимо где — пожал плечами я — В московском Кремле. В свое время я вам его предоставлю, дорогие мастера.
Мы ещё долго обсуждали структуру и тактику работы ордена. Напоследок я каждому подарил по кусочку своего знания, которое отныне будут считаться их изобретениями. Новикову досталась концепция кроссвордов для его газет. Челищев и Радищеву были одарены устройством папки скоросшивателя, схемой дырокола и конструкцией проволочной скрепки. Как раз для их юридической канцелярии.
Полки прошли, прогрохотала артиллерия, потянулись обозы. Воспоминания померкли, Победитель всхрапнул подо мной.
— Не пора ли ехать царь-батюшка? — мне в лицо заглянул Ваня Почиталин
— Ужо пора — кивнул я, и со свитой резво помчался вдоль колонны в ее голову. Навстречу битвам за тот мир, который может родится из моего необъяснимого провала в это время. Мира в котором у России будет совсем другая роль.
Глаза императрицы слезились от многочисленных документов, что принесли из канцелярии. Екатерина уже не могла работать без очков и, как бы оправдываясь в этом перед окружающими, говорила:
— Я своё зрение отдала на службу России.
Теперь, когда Храповицкий вошёл к ней в кабинет с новыми бумагами, она сняла очки и приготовилась слушать.
— Из срочных челобитных на имя вашего величества, — сказал толстяк, кланяясь, — только две имеются примечательные…
— Чьи же это? — спросила Екатерина и потянулась к табакерке.
Храповицкий опять сделал полупоклон и ловким движением руки вынул две бумаги из красной сафьяновой папки с тиснёной надписью: «К всеподданнейшему докладу».
— Первая — продолжал он, — От камердинера Петра Ивановича. Ходатайствует о допущении его к проживанию совместно с Паниным в Петропавловской крепости.
— Как? — спросила императрица удивлённо — Он хочет добровольно сидеть в тюрьме?
Храповицкий развёл руками:
— Да, всеподданнейше ходатайствует об этом. Хочет разделить участь хозяина
Екатерина задумалась, потом спросила:
— А Панин все молчит?
— Оба брата молчат — тяжело вздохнул секретарь
— Дозволяю Суворову применить пытки — императрица отбросила прочь перо, откинулась в кресле — Мы должны дознаться о планах ребеленов. От Орлова нет вестей?
— Никак нет-с. Так что ответить на ходатайство?
— Я первый раз сталкиваюсь с таким случаем — пожала плечами Екатерина — Стало быть, эти люди действительно заговорщики, раз собрали вокруг себя таковых фанатиков. Ну что же, кто желает сидеть в крепости — пускай сидит…
— Вторая, же челобитная от вашего лейб-медика Роджерса
— И чего хочет Иван Самойлович? — проворчала императрица — Мог бы и сам ходатайствовать. Недале как вчера виделись.
— Джон Самуилович просит официально дозволить ему опыты над оспой. Потребны ему десять здоровых отроков из крепостных на то. Будет испытывать на них болезнь и лекарство.
— Что-то слышала об сем — Екатерина задумалась — Кажется, он состоит в переписке с изгнанным доктором Максимовым?
— Так точно-с! — качнул париком Храповицкий — Господин Максимов примкнул к ребеленам и проводил опыты на людях маркиза. Похоже найдена метода победить оспу.
— Вот никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь — вздохнула императрица — Дело зело полезное, опыты дозволяю. Ивану Самойловичу выделить из казны на них сто рублей, а також крепостных сколько потребно.
— Исполню-с! — секретарь пометил себе в бумагах
— И вот что еще — Екатерина встала, прошлась по кабинету — Проверь, заготовлен ли указ Сенату о разрыве нами политических отношений с Францией…
— Заготовлен — тут же ответил Храповицкий — Но некоторые сенаторы — секретарь понизил голос — В сомнениях. Стоит ли так сурово с французами? Они ведь могут туркам военную помощь подать
— И так подают немеряно — отмахнулась императрица — Кто прошлым месяцем субсидию в триста тысяч ливров пашам выделил? Разрыв с Лувром — это не для французов послание, а для моего разлюбезного Фридриха.
Неожиданно внизу послышалось тяжёлое дыхание. Обрюзгшая, жирная, старая чёрная левретка, сопя и тяжело переваливаясь на кривых ногах, подошла к Екатерине и взглянула на статс-секретаря умными слезящимися глазами.
Императрица посмотрела на неё, покачала головой, как бы сочувствуя её старости, вернулась за стол, вынула лист бумаги, лежавший под газетами.
— Вот еще что. Стало мне ведомо, что библиотекарь князя Трубецкого, Фёдор Васильевич Кречетов, изрыгал поносные речи против престола и дворянского сословия и восхвалял Пугача. Я велю заточить его в крепость, бить кнутом, вырвать ноздри.
Статс-секретарь замялся:
— Князь очень просил за старого дурака, матушка! Молил за учителя своего. Может ссылкой наказать Кречетова?
— Изволь исполнять что велю!
Храповицкий поклонился и, пятясь, вышел. Екатерина вздохнула, надела очки и снова принялась за документы.
Отравили меня прямо на Пасху. Случилось это в деревне Павлово, что на полпути между Нижним и Муромом. Отстояв службу в сельском храме и сделав крупное пожертвование прямо в руки пожилого священника, я сел разговляться с простыми казаками из 1-й сотни яицкого полка. Выпили вина из запасов, съели жареных глухарей с брусникой. Попели песен. «Вихри враждебные» и «Прощание славянки» очень широко разошлись в войсках — теперь пронзительные слова можно было слышать и на вечернем привале и прямо во время похода. Княжна Агата смогла на клавесине подобрать ноты к песням и я всерьез задумался над созданием полковых оркестров. Только вот где было для них взять инструменты, да музыкантов?
Ночью у меня поднялся жар, началась рвота. Свита засуетилась, позвали Максимова. Заспанный доктор явился с бледной дочкой.
— Ой, боженьки! — Маша вытерла испарину на моем лбу — Уже двух казаков рвет
— Лечите царя скорее! — заволновался Перфильев
— Отравили ироды! — Подуров схватил за грудки Никитина — Куда смотрел?!
— Оставь его — я еще смог поднять руку и взять генерала за локоть — Ищите, кто вино подавал, да перепелов готовил
Свита бросилась вон из избы старосты, а Максимов достал активированный уголь.
— Как знал, запас сделал.
Дальше началось мучительно лечение. Меня рвало, Маша давала уголь. К утру я так изнемог, что еле моргал.
— Дело худое — с рассветом в избу пришел Перфильев и Никитин — Сбег один из поваров сотни, что вас кормил. Я повелел во все стороны облаву устроить
Эх… Как же мне не хватало Шешковского или Хлопуши, что остались «чистить» Нижний. Я не хотел повторения казанского заговора, поэтому велел тайникам быть в городе — ну, что со мной может приключиться в армии? Проиграю генеральное сражение? А оно вот как обернулись. Прямо византийские методы пошли в ход.
— Я, царь-батюшка, тебе чашника нашел из нашего десятка — тяжело вздохнул Никитин — Сам вызвался. Будет тепереча заранее пробовать все, что ты вкушаешь
— А почто раньше не нашел?! — взъярился Перфильев
— Винюсь, Афанасий Петрович — глава моей охраны повесил голову — Не мое это дело. Мне бы на коня, да с острой саблей на врага…
— Вот он враг, под носом у нас — канцлер схватил кувшин с водой — Каждое питье может быть отравлено!
— Как там яицкие казачки? — тихо поинтересовался я
— Слава Богу все живы — Перфиельев перекрестился — Спас Максимов.
Я закрыл глаза и провалился в тяжелый сон.
Новый день не дал ответов. Повара нашли зарезанным в одном из окрестных оврагов. При себе у него были зашитые в сапог сорок золотых империалов. Кто подкупил? И почему не забрал деньги после убийства? Неужели спугнула облава?
— Клятву надо со всех взять — ярился Подуров на совете, что собрался сразу после того, как я начал вставать — Пусть поп даст целовать крест
Наивные…
— Католиков из поляков тоже? — Почиталин вопросительно на меня посмотрел.
Тут было что-то… Я задумался. Больно способ убийства хитрый, прямо иезуитский… Точно! Вот кто бы мог отдать приказ и организовать все. Зимой мы раскрываем Курча и… видимо, он был не единственный иезуит среди конфедератов.
— Крест целовать бестолку. Иуда у нас завелся. Ваня, вот что — я выпил еще порцию активированного угля — Пошли наискорейше в Нижний. Пущай Шешковский даст шпиков из своих. Последим за офицерами польскими. Письма ихние почитаем. Глядишь и найдется ниточка.
Полковник Крылов со своими офицерами стояли на площадке ветхой, почерневшей от времени, деревянной звонницы муромской церкви святого великомученика Димитрия Солунского и наблюдали марширующие колонны гвардейцев Екатерины. Дорога из Владимира просматривалась в подзорную трубу далеко за село Ковардицы, где у московского тракта был брод через одноименную речку. Хоть река и раздулась от вешних вод, но была преодолима пешим ходом. А кавалерийские части заняли ее еще на рассвете. По изначальному плану на этой переправе следовало дать бой полкам Орлова. Но, как говорил Пугачев: «ни один план не выдерживает столкновения с реальностью».
Здраво рассудив, полковник решил, что два дела одновременно: и дать сражение и подготовить город к обороне, он не успеет. Ибо времени оказалось крайне мало. Уже за сутки до высадки его войск, киргизы отогнали конную разведку Орлова. Крылов был уверен, что о численности и составе войск в городе у противника сведений нет. Тем более, что сразу же, как его полк начал выгружаться в Муроме, люди Хлопуши установили кордоны на въездах и выездах из города, к огромному неудовольствию местных жителей. Увы, но полковник понимал, что их неудовольствие скоро перейдет в страдания. Городу предстояло превратиться в поле боя. И сколько домовладений уцелеет после всего этого одному Богу известно.
Судя по перестроениям имперских войск, командующий авангардом решил занять Муром сходу. Это был самый желанный вариант из тех, к которым готовился полковник. Оставив на колокольне наблюдателя с юным сигнальщиком, Крылов спустился вниз.
— Господин полковник, — вытянулся перед ним капрал инженерной роты, — поп здешний уезжать отказывается. Что делать прикажете?
За спиной капрала виднелся старик в рясе энергично машущий руками на арапчат Павлония. Поморщившись непредвиденной задержке Крылов сам пошел к попу.
— Ироды окаянные, куда руки тяните к святыням. Не вами поставлено не вам и снимать. Нехристей на город напустили, тати бесстыжие.
— Святой отец, пошто хулу возводите? — окликнул попа полковник. — Сии рабы божие посланы мной, уберечь церковное имущество от возможного пожара. Вам и телегу выделили, так что извольте скоренько погрузиться и перевезти все что можно в Троицкий монастырь на сохранение.
Попик увидев начальственное лицо взвился пуще прежнего:
— Слуга нечистого! Вора бессмысленного Пугача! Разорителя добрых христиан и смуты устроителя. Прочь из церкви! Анафема, анафема!
Крылов не сдерживаясь рявкнул на священника:
— Уймись батюшка, а то велю связать и рот заткнуть. Недосуг мне с тобой спорить кто прав, а кто виноват. Бог рассудит и Пугачева и Екатерину и нас грешных. А пока есть время, езжай куда велено и не гневи меня.
И обращаясь к солдатам:
— Попа не слушать — полковник развернулся, пошел коновязи — Имущество грузить быстро. Времени мало осталось. Будет бузить, вяжите.
— Ой что деется. Последние времена наступают!
За спиной полковника причитал поп, но Крылов его уже не слушал. Надо было спешить к месту подготовленной засады.
По кривым улочкам тянулись перегруженные скарбом обывательские телеги и брел скот, тоже навьюченный узлами. Не мелочась, Крылов, сразу по прибытию в Муром, приказал выселить всех остававшихся в городе жителей за реку. Благо наплавной мост уже был наведен. Жильцов в городе оставалось в половину от прежнего. Зимний набег башкиров и захват города ополчением Куропаткина заставил самых богатых обитателей поспешно покинуть его. Люди попроще и поумнее тоже предпочли разъехаться по окрестным селам.
Подскакав к окраине города, Крылов принял доклад офицеров, чьи батальоны изготовились к встрече противника. Все было готово. Рогатки вкопаны, дистанции размечены, пушки укрыты, бойницы в заборах прорублены. Поднявшись на чердак самого высокого из окрестных домов он принялся наблюдать происходящее.
Уже стало различимо, что на город наступают примерно две тысячи солдат гвардейского Семеновского полка. За их спинами маячат кирасиры числом в три-четыре сотни. А дальше, у Ковардиц, реку с трудом преодолевают обоз и пушки. Это было хорошо. Иной пехоты пока видно не было. Растянулись полки у Олова то!
Солнце достигло зенита и наконец, батальонные колонны Семеновского полка дошли до линии заграждений. Егеря, двигающиеся в рассыпном строю впереди колонн, бросились растаскивать рогатки, да не тут то было. Они только выглядели как обычные деревянные конструкции, которые можно переносить с места на место. На самом деле колья были глубоко вбиты в землю, а перекладины не привязаны к перекрестьям, а приколочены гвоздями. Так что быстро расшатать или разобрать эти препятствия было невозможно.
Колонны линейной пехоты дошли до заграждений и остановились. И в этот момент Крылов дал отмашку, по которой в небо взвилась ракета. Тут же раздался залп пятисот ружей. Стреляла только часть полка. Преднамеренно демонстрируя относительную слабость обороняющихся.
В колоннах семеновского полка на землю повалились первые убитые. Командир полка, на крупном вороном коне выхватил шпагу и размахивая ею начал отдавать приказания. Колонны, повинуясь приказу, начали быстро и четко разворачиваться в линию и после окончания перестроения полезли через рогатки. Все это они делали под методичными залпами солдат Крылова, которые раз за разом вырывали из рядов гвардейцев десятки человек убитыми и ранеными.
Дистанция на которой столпился противник была запредельной для его оружия и потому ответный огонь даже не пытались открывать. Снова полковник подивился простоте и эффективности новации Пугачева. Всего то чуть иная форма пули. А каков эффект!
Наконец семеновцы преодолели рогатки и снова выстроились в линию. Гвардейский полковник слез с коня, перелез препятствие и пошел во главе строя вместе с знаменосцем и барабанщиком. Рядом с ним шагали офицеры штаба и вестовые. Зрелище было просто великолепное. Ритмично печатающие шаг ряды солдат в зеленых кафтанах поверх красных камзолов. На треуголках обшитых белой тесьмой в такт шагам колыхались султаны. Блестели на солнце позолоченные пуговицы и штыки, развевались флаги.
— Ах как Кашкин красуется — произнес кто-то из поручиков, стоящих рядом — Павлин!
Семеновцами командовал генерал-аншеф граф Яков Александрович Брюс. Но в действительности всем в полку заправлял генерал-майор Кашкин.
Крылов осмотрел свои войска. За высокими заборами в ожидании команды стояло полторы тысячи солдат в однотонной зеленой форме и довольно странных головных уборах. Положа руку на сердце, кроме обуви, форма Крылову не нравилась. Она была скучной, невыразительной и очень бедной на вид. Солдат в ней не выглядел чем-то бесконечно далеким от обычного обывателя. Но на эту его оценку государь прямо ответил, что именно такого эффекта он и добивался.
«Армия должна сознавать себя частью народа, а не инструментом его угнетения» — заявил он. Не то чтобы это высказывание как-то убедило Крылова, но лишний раз перечить он не стал.
Под непрерывным обстрелом гвардейцы дошагали до очередной отметки. На этот раз никаких препятствий не было. Только вкопанные на равных расстояниях столбы. Но как только ряд семеновцев дошел до них засевшие на крышах домов двадцать восемь стрелков с штуцерами начали методично выбивать офицеров, барабанщиков, горнистов и знаменосцев. Первым упал полковник со шпагой, за ним повалились на землю вестовые.
Крылов с затаенным ужасом наблюдал, как за три минуты в строю не осталось ни одного носителя офицерских знаков различия. Масса пехоты все еще маршировала вперед, повинуясь последней отданной команде, но по сути она была уже мертва как боевая единица.
Когда до цепи гвардейцев оставалось всего сотня шагов, в небо взвилась еще одна ракета. И вот тут разверзся ад. Загрохотали залпы тысячи молчавших до сих пор мушкетных стволов. В заборах откинулись лючки наподобие корабельных и в наступающую пехоту выпалили заряды картечи десять легких пушек. Поле заволокло дымом. Даже с высоты своего пункта Крылов не мог понять, что происходит на поле боя. В этот момент очень захотелось иметь свой собственный воздушный шар, но увы, приходилось использовать только то, что было под рукой.
Он повернулся к горнисту:
— Сигнал прекратить огонь и сигнал атаки кавалерии.
Горнист тут же затрубил. Его сигнал подхватили другие трубачи и грохот стрельбы постепенно затих. Одновременно с этим размахивая саблями, со свистом и гиканьем на московский тракт вылетело две сотни киргизов на своих низкорослых конях. Они скрылись в стелющемся дыму, а пехота Крылова, уронив заборы, начала строиться в линию, ощетинившуюся штыками.
Через какое то время дым рассеялся, и противник стал виден. Часть семеновцев сбилось в какое то подобие каре и выставив штыки отгоняло иррегуляров. Но значительная часть в панике бежала назад к рогаткам, падая под ударами сабель и спотыкаясь на многочисленных телах своих однополчан. За рогатками маячили кирасиры, бессильные помочь пехоте.
Крылов быстро спустился с крыши и устроился в седле.
— Касатонов, — крикнул он командиру второго батальона, — Предложи им сдаться.
Крылов махнул в сторону каре. Офицер кивнул, подозвал прапорщика, у которого нашелся в запасе белый флаг и бодро двинулся в сторону потерявших управление имперских солдат. Сам Крылов, после зрелища одномоментной гибели всех офицеров семеновского полка, решил поберечься и на переговоры не выдвигаться. Его подвиг не в том, что бы голову под пули подставлять, а в том, чтобы добыть победу там, где это практически невозможно. И это были опять слова Пугачева.
Тем временем переговорщик дошел до замершего каре и начал что то кричать солдатам. А за его спиной, подкрепляя аргументы, на прямую наводку выкатывались пушки и выстраивались ломаной линией стрелки. Видимо комбинация угроз и посулов, возымела свое действие и семеновцы начали кидать на землю мушкеты, шпаги и строиться в колонну.
Крылов выдохнул. Обошлось. И без того поле усеяно не менее чем тысячей тел, еще шесть сотен были бы уже чрезмерностью.
— Пан полковник, — к нему подскакал Казимир Чекальский, командир первого батальона. — Надо борзо атаковать брод. Можно забрать возы и пушки.
Поляк был возбужден и горячил коня. Ему хотелось ещё больше огня, дыма и добычи. Крылов неодобрительно покачал головой.
— Отставить, пан капитан. Нам придется двигаться семь верст в каре из-за кирасиров. И наши иррегуляры нам не помогут. А в конце пути наше каре станет мишенью для их пушек и остатков полка. Я не сомневаюсь, что мы сможем достичь цели. Но какой ценой, Казимир?
Поляк разочарованно вздохнул и уже без особого возбуждения вернулся к своему батальону.
Первая партия сыграна. Но игра ещё не закончена. И второй раз просто так подловить Орлова не удастся.