Две Цены

Глава 2

Король Сильвании, несменный с эпохи Сокрушения Идолов, Драйл Первый, сидел возле небольшого пруда в своем саду под сенью молодого вяза. Он был из почтенного рода, который занял трон как нельзя кстати, потому как прежние властители вели в своем непробиваемом консерватизме страну к верной гибели, а пресловутая Война Кинжалов была ими с треском проиграна.

Сильванийцы не любили переворотов, однако, в трагическую годину не было места для жалости, и в сопоставимости целей со средствами лесные эльфы могли посоперничать в цинизме со своими темными братьями по всем статьям. Только руки Драйла не были по локоть в крови, как полагали многие. Это был тот тип истового сильванийца, до мозга костей, который ратовал за разумную самобытность и культурное наследие. Высокий, статный, он не носил слишком длинных волос, а обходился прической чуть ниже плеч. Его глаза не были столь большими и яркими, как рисовали его на портретах, мутно-серого цвета и холодные, как лед. Всегда и везде. Длинный, прямой нос, высокие скулы и характерный подбородок — типичный обазчик эльфийских владыки тех лет.

Одевался немолодой уже по годам, но вполне молодой на вид государь довольно просто и даже на празднествах, баллах и приемах являл своим подданным образчик умеренности. Никто не видел его волос распущенными. Правитель недолюбливал старых негласных знаков, что сложились у сильванийцев давно, и по которым можно было судить о настроении обладателя прически. Драйл безуспешно пытался изжить все эти игривые штучки, но попытки привить парикмахерское искусство Ларона с треском провалились, так как панический ужас перед белыми эльфами и их генами, что еще блуждали в крови сильванийцев из южных областей, перешел от бича прошлой эпохи в трудноизлечимую паранойю нынешней. Конечно, никто теперь не отнимал у нянек маленьких детей, едва начинали пробиваться белоснежные волосы или открывались фиолетовые глазки, и потом не бросал в костер или топил в море. Однако все еще всплывали случаи, когда малышей роняли с седел во время прогулок будто бы случайно, а потом приходили к нему, если дитя было знатной фамилии, и лгали. В лицо. Лгали о своей скорби, хотя глаза светились радостью, ведь теперь при дворе улягутся нежелательные слухи. Лгали, что они безутешны, хотя, едва созывался балл, на них не было видно и следа траура не то что в лицах, хотя бы в одежде.

Он устал. Прошлая эпоха добавила ему морщин под глазами и седин, которые прятались где-то в глубине волос, стянутых на затылке в непритязательный хвост. В детстве Драйл был болезненным мальчиком и много времени проводил за книгами. Обладая, помимо начитанности, исключительными способностями и завидной проницательностью, он готов был отдать всё это своей родине. Однако от него потребовалось лишь немного искусства интриги, щепотку безжалостности, каплю изощренности и… Словно молотком выбив пробку из бочки в сильванийских погребах, он вмиг затопил рубиновой жидкостью из жил интриганов невзрачные и полные глупости кулуарные деяния. Схороненные, как казалось, глубоко, а на поверку с легкостью способные захлебнуться в сварах и мелочных склоках, даже не проливаясь за порог.

Король искал другого применения своему таланту и не находил его. Вот и теперь, в его закрытом ото всех саду, с искусственными ручьями, перекинутыми через них мостиками и клумбами, где он отдыхал от дел по ночам при свете луны, снова шум. Суета. Жрица из храма Сильвана ходит перед его, давно уставшими смотреть на мир, глазами, жестикулирует, что-то выкрикивает о поругании святынь, в которые давно не ходят сами эльфы, а только проезжие разевают рты и то больше оттого, что им не хватает воздуха взобраться по крутым лестницам к храму Сильвана под водопадом.

Чего она, в сущности хочет от него? Крови? Зрелища изгнания богохульников? И это в королевстве, где упоминание имени Сильвана даже у самых древних фамилий хорошо если не вызывает скептической улыбки?

— Что же вы хотите от меня? — наконец озвучил свой вопрос Драйл. Как всегда неизменно ровным и спокойным голосом.

— Призвать к ответу поругавших обители Сильвана! — воскликнула жрица, которую данный вопрос застал на половине заготовленной ей пламенной речи.

— Зачем? Разве это не будет смешно?

Эльфийка застыла под взглядом своего властелина.

— Вы меня просили выделить вам охрану? Я сделал это. Вы просили, чтобы она состояла из непорочных дев, обученных воинскому искусству? Это тоже было исполнено. И теперь я должен преследовать тех, кто едва унес ноги от полусотни храмовниц? Какая нелегкая вообще заставила вас напасть на них?

— Они явились в храм за дочерью леса, которая должна была стать храмовницей, но её мать и отец погибли на войне, а сама она долгое время скиталась.

— Почему же вы сразу не позаботились о сироте? Или ждали её совершеннолетия для инициации? Впрочем, не отвечайте, ведь у нас детей любят только если они милые и приятные глазу и не доставляют много хлопот. Чтобы было чем похвастать соседям по имению, при дворе и прочим, кого это едва касается. Ведь мы же блюдем чистоту крови. Одновременно с этим мало рожая и больше обсуждая каноны красоты.

Драйл откинулся на разложенном в траве плаще и протянул руку за фужером с белым вином.

— Мы пытаемся вернуть заблудших детей леса обратно под его крону! Вы же сами предложили это храму?!

— К сожалению, вы неправильно истолковали мои слова. Я говорил не о насильственном затаскивании заблудших чад обратно в лоно Сильвана. У нас лучше получается даже с полукровками. Но теперь, я думаю, она для вас потеряна. Еще до выезда за территорию страны кто-нибудь сделает ей рисунок «отрекшейся», и вы будете не властны над ее судьбой, даже если она и правда дочь этой земли.

— Высохшее дерево со стрелой в стволе?

— Да-да, знак, которым метили эльфов, вставших против своих в смутные времена. Представьте, теперь это не позорно, а являет собой даже некий символ свободы. Кстати, что там у вас произошло с Карнажем? Он ведь полукровка и, как я слышал, дружен нашим магам, которые давали ему важные поручения и он выполнял их.

— Он пытался убить меня! И едва не преуспел, как и его отец, умертвив мою мать. Все отродья Xenos несут зло!

— Не стоит так категорично, жрица. Если так, зачем же вы лечили его на границе? Залатали отменно, если он смог уцелеть в бою с вашими девами.

— Это произошло по недосмотру.

— Что именно? — король встал и подошел к ней. — То, что у ваших дев плохая выучка? Если не это, то с каких пор милосердие Сильвана и его целителей нуждается в надсмотрщиках?!

— Простите, государь…

— Я запретил вам ментальные связи с духом вашей матери в Бездне. Не важно, будь она хоть трижды мудрой и могущественной волшебницей, архимагистром ордена стихии Жизни и так далее. Аир вырвал ей сердце из груди. Он был жесток в жестокое время, как и все мы. Уверен, его детям нынче приходится не лучше, чем вам. Я запрещаю месть! Слышите? Все великие войны отгремели, все великие герои пали в мясорубке эпохи Сокрушения Идолов и теперь нет места возмездию! Есть место созиданию. Но не созидайте так, будто вы мстите и не мстите так, словно вы созидаете.

— Государь, — она опустилась перед ним на колени.

— Встаньте!

— Прежде выслушайте, молю вас!

— Встаньте, повторяю!

— Не унижайте наш храм. Он и так погряз в неверии окружающих. Не жертвуйте нами только потому, что пакт между Сильванией, Феларом и Империей связывает вам руки и вынуждает помогать убийцам драконов. Позвольте поехать к границе и встретить там обоз. Если она еще не отречется от Сильвана, забрать её.

Драйл Первый задумался. Конечно, та эльфийка наверняка не была истинным чадом леса, однако эликсиры, стирающие память, и прочие способы были давно проверены и надежны. Храмовницы оставались преданными королям Сильвании всегда, даже в самые тяжелые времена. Еще одно поощрение могло бы убить сразу двух зайцев: во-первых, укрепить преданность и положение жриц при дворе, во-вторых, показать, что он, Драйл, следует собственной доктрине возвращения в родные края эльфов, которых разбросали по миру, как осеннюю листву, ветра войны, смут и эпидемий. Наверняка так оно и будет выглядеть для всех при дворе…

Усталые глаза быстро пробежались по сухому тексту. Безукоризненно выписанному калиграфическим почерком. Перо, зажатое в королевских пальцах, опустилось на лист бумаги, и поставило знак, укрепив его оттиском печати на фамильном перстне.

— Феникс! — окликнул «ловца удачи» Тард, когда погрузка была окончена.

Карнаж свалил в фургон последний мешок сухарей и снял с ветки оставленную там куртку и ножны с оружием. Гном терпеливо ждал, пока полукровка снарядится и, хлопнув по козлам своей лапищей, крикнул:

— Порхай сюда, птичка, разговор есть!

Бритва кивнул одному из помощников, чтобы тот дал команду трогаться, и обоз медленно двинулся, выезжая обратно на тракт, с которого свернул на ночевку к небольшому купеческому биваку.

«Ловец удачи» уселся возле гнома, и тот понукнул лошадей. Когда повозка выбралась на тракт, Тард обернулся и посмотрел на завязший в грязи фургон циркачей, который с руганью вытаскивали несколько крепких парней под руководством маэстро. Бритва зло сплюнул и натянул поводья.

— Слушай сюда, Феникс, — негромко начал гном, — хотел спросить, насколько твое наполовину сильванийское благородие благородно?

— Не понимаю о чем ты?

— Ах, не понимаешь, ну тогда объясню доходчивее. У тебя при дворе Драйла родственничков не затесалось случаем? Папаша твой вроде бы в графах ходил?

— Если и были, то давно отправились в обители Сильвана, — нахмурилсяКарнаж. — А что такое?

— Это плохо, — заключил гном. — Значит взять под свое крылышко эльфье чадо, которое мы дружно освобождали из лап храмовниц, не сможешь. Конечно, позабавились мы на славу, но жрицы вашу акробатку в покое точно не оставят и нас всех вместе с ней тоже.

— К чему ты клонишь?

— Да к тому, что на границе нас встретят. Клянусь бородой, что встретят! И там уже этим патентом никого не испугаешь.

Ехавший рядом с повозкой рыжий гном, правая рука Тарда в отряде, зло усмехнулся:

— Бритва, да пес с ними, с этими остроухими! Проедем всей кучей и не пикнут!

— Ты, Гортт, видать крепко с дуба рухнул? — убийца драконов выразительно постучал кулаком о борт повозки. — Повоевать с сильванийскими стражами надумал? Валяй! Срежут они своими шпажками чуб твой рыжий и всего делов. Вообще, иди-ка поторопи тех, кто застрял! Нам тут до вечера ждать нет резону.

Гортт проворчал что-то нечленораздельное в свою встопорщенную бороду, пригладил чуб на макушке и поворотил лошадь.

— Откуда вы знаете маэстро? — поинтересовался Феникс

— Да он в Швигебурге, было дело, выступал. Здорово они нас тогда позабавили. Потом ещё вместе как-то обозом ехали. Вот прям как сейчас. Я вот таких как он уважаю очень. Вокруг нищета, раздрай, грабеж и черти чего творится, а он людям радость дарит считай задарма. Его даже разбойники на трактах не трогают ни у нас, ни в Феларах. Все мы пешком под стол ходили, когда ещё его отец и дед по миру колесили, а мы на представлениях ихних смеялись до колик. Кто же из самострела пальнет считай в собственное детство, которое по тракту мимо тебя проезжает?

Карнаж отвернулся и замолчал, глядя на темнеющий лес, стеной возвышавшийся за обочиной. Рука гнома легла ему на плечо.

— Ты чего? — Тард отдернул руку едва коснувшись огненно-красных перьев на спине полукровки, словно обжегшись о них.

— Так как быть? — спросил Феникс.

— Черт знает, что эта жрица удумает. Может приказать схватить циркачей за то, что укрывали эльфье дитя все то время, пока она была маленькой. Ведь маэстро нередко проезжал через Сильванию, но Клара прятала малышку. Вот в этот раз не углядела. Да и какая она малышка? Девке скоро семнадцатый год стукнет! Вот храмовницы и взъелись!

— Получается, что даже если мы отдадим ее храму, то…

— То все равно рискнем жизнью маэстро, — безжалостно закончил Тард. — Давай-ка начистоту, Феникс? Полюбовно с жрицами не договориться. Под опеку её взять ты не сможешь, потому что не дворянского титула, да и кровь у тебя та ещё. Наш патент тоже не защита. Извиняй, но на границе не такие лопухи, чтобы не понять, что убийца драконов из нее, как из собачьего хвоста сито! А маэстро неплохо годится для виселицы. Здесь против него и храмовницы, и указ короля о возвращении потерянных детей леса. Клара — дура! Могла бы хоть сообщить сильванийцам раньше о том, что у них дитя эльфьей крови.

— Они бы забрали её, — возразил Карнаж.

— Да у них своих забот хватало! Нужна им еще одна сирота? Нет, я понимаю, у Клары, как говорили, погибли два сына и муж сгинул на войне. Дом сгорел. Конечно, ей бы хотелось…

— Дом сгорел, потому что её ведьмой считали. Скажи, неужели ты бы осудил, когда она случайно нашла этого эльфийского ребенка, ведь у неё самой никогда не было ни семьи, ни детей? Она заменила своим племянникам мать, когда та умерла, и ухаживала сколько могла за больным мужем сестры. Так что и дети, и муж не её были.

Тард замолк, не зная чего сказать на такие откровения. Сзади послышались крики и обоз, наконец, тронулся в путь.

— Но я бы не сказал, что Клара заменила той девке мать, — наконец проворчал Бритваю — Уживаются они как кошка с собакой.

— Она не хотела, чтобы Нэй, когда подрастет, стыдилась своей приемной родительницы. Так с Кларой уже было. Вот и получилось, будто бы весь бродячий цирк воспитал, — Карнаж выпрямил спину и размял затекшие плечи.

— Нэй? — хмыкнул Тард. — Ну что ж, буду хоть знать имя нашей проблемы.

Наемница незаметно подъехала сзади на своей гнедой лошади и внимательно слушала разговор полукровки и гнома.

— Могу кое-что предложить, — тронула она за плечо «ловца удачи», с чьей стороны и ехала.

— Будем рады! — убийца драконов передал поводья «ловцу удачи» и откупорил флягу.

— Это вряд ли, — усмехнувшись, ответила полуэльфка, — особенно это катается нашего Феникса.

— С чего ты взяла? — у полукровки появилось недоброе предчувствие.

— Ну… Она же такая милая, эта Нэй, — наемница как-то особенно выделила имя эльфийки.

— Договаривай, оторва, — осклабился гном.

— Ей скоро семнадцать, как я слышала? — уточнила полуэльфка.

Оба на козлах дружно кивнули, плохо понимая к чему она клонит.

— Сильванийское совершеннолетие… — промурлыкала наемница. — Время сделать выбор и служить Сильвану. А тем, кто покинул по каким-то причинам леса, вернуться. Зов крови и тому подобный бред, но можно выбрать и свободу. Отречься от Сильвана…

— Замолкни! — угрожающе прорычал Карнаж.

— Черт возьми! — протянул Тард. — Она дело говорит. Добро! Идите вдвоем и потолкуйте с этой Нэй. Пусть сама выберет. «Отрекшиеся» считаются теми, кто никогда не был по сути истинными эльфами, значит маэстро все это время укрывал и не эльфье чадо вовсе, понимаешь?

Карнаж молча кивнул и слез с козел. Наемница отвернулась от испепеляющего взгляда его золотых глаз.

Храмовницы держались позади жрицы. Неприметная тропа среди деревьев вела на тракт. Молчание леса не нарушали даже сороки, когда мимо шествовали сверкавшие доспехами сильванийские воительницы, ведущие под уздцы своих коней. Эльфийки многозначительно переглядывались и тоже хранили молчание. А жрица стремилась вперед, не обращая внимания на хлещущие ветви деревьев. В руках она сжимала аккуратно сложенный кусок белой ткани. В её глазах, в их глубине, бушевало пламя. Иногда она зажмуривалась и её пальцы ловили редкие, горькие слезинки. Сколько ненависти, сожаления — сумбурный поток эмоций изливался и циркулировал в ее душе, не находя успокоения.

Одинокий музыкант у тракта, молодой сильваниец, который выбрался сюда, чтобы побыть в одиночестве, прикрыв глаза наигрывал тихую мелодию на флейте среди наступающих сумерек. Легкая рубаха с распущенной шнуровкой скрывала то, как от холода дрожит его молодое тело. Ветер, проносившийся по тракту, развевал волосы молодого романтика, чья возлюбленная не пришла к нему сегодня. И он, одиноким силуэтом стоял и ждал звезд на небосклоне, чтобы спросить у них, почему ему сегодня осталось одиночество.

Жрица не слышала музыки, она вообще ничего не слышала и не видела перед собой. Её разум блуждал где-то, оставив телу долгий путь через густые леса. Но как же пели под ногами сочные травы, слагаясь легким дыханием в мелодику самой жизни там, у милых её сердцу водопадов храма…

Изумрудная трава стала червонной от крови, когда Nim Kraban, Белый Ворон, палач эльфийского рода, Xenos, а по сути бездушная, искусственно созданная тварь, презренный гомункул стремительно и неотвратимо приближался к храму Сильвана. Магия лесных эльфов имела очень близкое родство с культом лесного божества. Фанатики полагали, что сталь меча не может быть всегда права в войне с чародейством, но они не могли остановить его тогда! Это ходячее проклятье, смерть в сапогах, что вышагивала по дорогам Материка, оставляя за собой глубокий кровавый след. Неуловимый и непостижимый, как прихоть Сильфа, владыки ветров. Он, рано или поздно, ворвался бы в обители храма…

Не стереть никогда со стен и колонн дома Сильвана кровь тех, кто пытался ему помешать. Он рвался вперед как зверь, как хищник, неудержимое и бесстращное животное, почуявшее добычу!

Её мать… Эя, глава культа Жизни. Чем она заслужила видеть все это? За что? Говорят, она даже любила его.

Сильван остался лишь безмолвной статуей за алтарем, когда стальные когти перчатки на левой руке Аира врезались в грудь архимагистра и вырывали ещё бьющееся сердце. Потом же убийца в исступлении стоял посреди побоища, царившего вокруг, сжимая в окровавленных руках светящийся кристалл на цепочке, который скрывался в окровавленной плоти…

Легенды утверждали, что его изумрудные глаза были мокрыми от слез. Нет!!! Она, дочь Эи, не верила в это! Какие цели или пророчества могли оправдать такое? И это свершение было делом рук сильванийца из благородной семьи… Но семья отринула его. Наверняка он хотел отомстить. Как же получилось, что адепты культа и её мать остались один на один с этим беловолосым демоном? Что было с её страной?

Леса пылали с севера, запада и востока. Целые потоки эльфов бежали на другой берег стремительной Лары, в Ран’Дьян. Армия рассеялась небольшими отрядами по Сильвании и гибла там, предоставленная самой себе. Враги хотели завладеть кристаллом стихии, когда от интриг ослаб и пустовал трон, омытый кровью наследников. Драйл Первый был велик в годину испытаний! Он сам прорубал себе путь отцовским мечем и его пустой колчан всегда знаменовал илшь одно — в рядах противника зияла огромная брешь! И, когдла падал к ногам бесполезный лук, а его руки с шипением вынимали из ножен клинок, в воздух снова поднимались вопли гибнущих от его рук захватчиков.

Она была предана ему всем сердцем. Ведь это он взошел по окровавленным ступеням храма, нашел её, совсем маленькую, взял на руки и… Она еще не знала тогда, что он до последнего со своей гвардией сдерживал адептов другого культа. Какого именно, он так и не сказал. Будущий король пожалел и без того разорванное такой правдой сердце храмовницы. Даже он не мог вразумить подданных, что встали на защиту храма. Слова Драйла разбивались об неверие так же, как и сейчас разбились об её упрямство. Но напоследок он посоветовал ей «оглядеться получше» перед тем, как выполнять или не выполнять августейшую просьбу о примирении с потомком Xenos. Чего он хотел этим сказать? Да, она помнила весь тот ужас, когда Аир и его сторонники ушли на северо-запад по тракту к зачумленному Форпату, сквозь горящие леса… А теперь там поля. Молодые, зеленые, тянущиеся каждой травинкой к небу и солнцу. Так теперь на севере, и даже на востоке. Лес уцелел! Он дышит и живет, по-прежнему заботливо укрывая кронами своих детей, как старый, но по-прежнему заботливый отец. Даже Ротвальд восстал из руин, приютив карликов, которые охотно помогали восстанавливать древний город.

Сколько же погибло эльфов? Кто восполнит её утрату и сотни других утрат, что солеными слезами проглотила выжженная земля? Но вот она, эта земля, утрамбованного копытами и телегами тракта, у нее под ногами. Что ж, всё возродилось. Правда, не сразу и еще не целиком.

— Могу я просить дозволения подержать ваше стремя? — вырвал её из задумчивости молодой голос. Эльф стоял перед ней, учтиво склонившись, сжимая в руке флейту, и дрожал от холода, как осенний лист. Молодые, яркие глаза, беззаботные и тоскливые по романтике, которой жаждало его сердце… Они не видели всего того ужаса, что видела она. Нужда и скорбь коснулась их лишь краем. Жрица раньше не замечала, сколько молодых лиц появилось на улицах Ротвальда, где она, занятая делами, бывала крайне редко.

— Да, конечно! — пламя в её глазах остыло, и эльф помог подняться в седло.

Наемница и «ловец удачи» следовали за фургоном циркачей. Полуэльфка спешилась и шла рядом с Карнажем, ведя лошадь под уздцы, и нетерпеливо била плеткой по колену.

— У нас мало времени, — напомнила она.

— Что? Не терпится прикоснуться к ней своими лапами?! — огрызнулся Феникс.

— У тебя, как я погляжу, есть идеи лучше? Прорваться с боем через сильванийскую границу? — наемница сохранила хладнокровие, но бросила невольный взгляд на свои руки. — Признай, Карнаж, ты далек от того, что мог твой отец! И даже он был не один. С ним шли на смерть достойные воины и чародеи.

— Не сравнивай меня и никогда больше не касайся имени отца в моем присутствии! — твердо прозвучали в ответ слова полукровки.

— Я была удивлена, когда узнала о твоем родстве с Xenos. Правда, сейчас не слышу чего-то удивительного. Так что? Мы так и будем тут языками чесать или приступим к делу. Валяй, иди, отговаривай. Только я уламывать никого не буду. Мое дело маленькое: украсить ей личико знаком, а там пусть хоть вешается.

Феникс презрительно хмыкнул, приблизился к фургону и, вскочив на подножку, отдернул полог. Полуэльфка вздохнула и на всякий случай взялась за мешковину, притороченную ремнями к седлу. Там скрывались доспехи её матери.

— Нэй?

— Я здесь, — раздался голос из глубины фургона, забитого тюками с поклажей.

— А где…? — начал было Феникс, вспоминая о заргунском силаче, которого пусть и отличала невероятная физическая сила, но умом тот, к сожалению, не блистал и разговор в его присутствии мог не получиться.

— Не беспокойся, он впереди, у повозок. Я попросила оставить меня на некоторое время одну, — слабо улыбнулась эльфийка.

Она сжалась в комочек, завернувшись в огромный плащ силача по самые острые ушки и опасливо косилась на полукровку. Карнаж любовался ей, стараясь во всех подробностях запомнить этот чистый и наивный образ. Скоро от него совсем ничего не останется. Фениксу приходилось видеть «отрекшихся» — печальное зрелище истребивших в себе все сильванийское эльфов. Он остановил своё воображение, не позволяя представить, что будет с Нэй, когда они достигнут границы.

— Ты помнишь? — тихо спросил сам не зная о чем «ловец удачи».

— Конечно помню, — неожиданно откликнулась девушка.

Нэй выбралась из глубин фургона и прижалась к нему.

— Я так тебя мучила! — улыбнулась она. — Все заставляла рассказывать о сильванийцах. О том, что вы повидали, пока путешествовали с Киракавой. Я не понимала, почему ты не хотел вспоминать. Мне казалось, что на моей родине всё должно быть так прекрасно, а тебе приходилось видеть совсем иное. Но ты всегда старался приукрасить для меня. Спасибо.

Повзрослела. Как же она повзрослела с тех пор, как они виделись последний раз! Карнаж снял ножны со спины и прислонился к деревянной стенке фургона. Резко качнуло и эльфка немного подалась вперед, сильнее прижимаясь к его плечу. Ее пальцы начали тормошить вспоротую черную кожу куртки — след от шпаги храмовницы.

— Я зашью? — прошептала Нэй.

— Что случилось с тобой там, в храме? Пойми, мне нужно знать, — Карнаж посмотрел ей в глаза.

Она опустила голову. Её голос задрожал:

— Ничего… Из того, что я представляла — ничего. У них были такие холодные, пустые взгляды. Почему именно так должно было всё случиться? Ты же видел, какие красивые на них доспехи? А придворные дамы? У них такие шикарные наряды, длинные, украшенные цветами и золотыми нитями волосы. Помнишь, как ты мне подарил сильванийское платье. Я казалась себе в нем королевой.

Эльфийка рвала ему сердце на части, но он слушал. Спокойное разочарование в её голосе звучало горше любых слез. Правая рука Карнажа сжалась в кулак так сильно, что послышался треск кожи перчатки. Словно он опять сжимал тот ком грязи, которым недавно собирался запустить в гордыню и надменность там, на балконе. Не потому, что его не хватало словесно заткнуть рот четырем насмешницам, а потому, что он не хотел вставать на одну с ними ступень, пусть даже лесенка, по мнению большинства, вела вверх.

— Ты хочешь остаться? — полукровка снял заглушку на рукоятке меча и принялся деловито разматывать широкий шнур.

— Да.

— А уехать?

— Да.

— Странно.

Эльфийка отсела от него. Карнаж достал из-за пазухи новый шнур, вместо обтрепавшегося старого, и принялся им стягивать рукоять, зажав клинок между коленей. Нэй смотрела на «ловца удачи» и ловила каждое его движение. Руки сноровисто орудовали шнуром, который поскрипывал от натуги. Она с любопытством разглядывала его, но теперь что-то изменилось и видела эльфийка не так, как раньше. Свет, едва проникавший из-за полога, выхватывал блестящие на бандаже и перчатках набойки. Обитые железом мыски сапог были в грязи. Всё это казалось ей теперь зловещим, каким-то жестким и холодным. Поднятый воротник крутки наполовину закрывал склонившееся над работой лицо полукровки, оставляя на виду лишь золотые, сосредоточенные глаза и потемневшие в цвет волос на голове брови. Натертые ларонийским составом волосы свисали впеерд. Он ей казался сейчас таким взрослым, но эта взрослость не манила, как сильванийские наряды с их спокойными светлыми тонами, кружевами и оторочками. У эльфов было столько всего интересного и красивого, а здесь — черная, местами залатанная кожа, все просто и без особых изысков, тяжелое, как камень, по сравнению с воздушной невесомостью эльфийских платьев.

Полог приподнялся и доспехи храмовницы со скрежетом упали рядом на тюки, сопровождаемые тихой руганью наемницы.

— Подожди! — почти крикнула Нэй.

Рука полуэльфки застыла, держась за полог. Карнаж закончил с рукояткой и насадил заглушку обратно. На глазах акробатки навернулись слезы, когда она снова посмотрела на «ловца удачи»:

— Я не хочу забыть маэстро, тебя, Клару! Даже моего нежного зверя. Хотя ему станет наверняка хуже всех.

— Это твоя жизнь, красавица, — сухо заметила наемница, — Тебе и решать. Но поторопись. Иначе решат за тебя.

Нэй шарахнулась от доспехов.

— Повзрослеть придется, так или иначе, — заключил Феникс каким-то отстраненным голосом, поднимаясь и помогая наемнице забраться внутрь с её сумками. — Решай.

— И поскорее! — поторопила полуэльфка. — Нескольких храмовниц видели позади обоза.

Эльфийка посмотрела на лицо наемницы в свете зажженной той лучины и закрыла глаза руками. Полуэльфка цокнула языком:

— Карнаж, ты либо меня выгоняй, либо убирайся сам!

— Нэй? — «ловец удачи» задержался у полога.

Эльфка молча откинула назад свои русые волосы и кивнула. Феникс стоял в нерешительности. Это могло означать, что она собиралась стянуть волосы в высокий хвост, как делали храмовницы. Наемница с каким-то облегчением шумно выдохнула и взялась за кирасу, так как на Нэй уже было платье нужного цвета, подаренное когда-то Карнажем, но акробатка отрицательно мотнула головой.

— Смотри хорошенько и запоминай, Феникс, — тихо произнесла полуэльфка, — потом ты ее не сразу узнаешь.

«Ловец удачи» чуть не вывалился из фургона, настолько он спешно он его покинуть. Гортт поджидал снаружи и попытался придержать за плечо, но полукровка скинул руку и зло спросил:

— Да что вам всем за дело?!

— Приятель, ты не ерепенься! — одернул его гном. — Все в одной упряжке, а, зная нашего главаря, на границе он, если что, молчать не будет.

— Ладно, к черту! И так все решено.

— Вот и хорошо. Пойду Бритве скажу.

— Валяй, — Карнаж смял в кулаке остатки старого шнура и бросил на обочину.

— Ты это… Не серчай. У нас тут эвон скока народу и у каждого свои дела, и не веселее твоих. К вечеру доберемся, думаю, до постоялого двора. Там напейся и выспись — отличное средство.

— Спасибо за совет, — бросил через плечо Феникс, направляясь к головной повозке.

— Погодь! — остановил его Гортт.

— Что еще? — Карнаж обернулся.

Гном стоял и внимательно разглядывал «ловца удачи». Полукровке такие взгляды не очень нравились, потому что никогда не поймешь, что они могут сулить тому, на кого направлены.

— Слышь, ты не подумай там… Если чего… А, курва! Давай напрямую, это ты Шрама в Лангвальде угробил?

— С чего ты взял? — Карнаж и глазом не моргнул.

— Скажи, эта сволочь мучалась? — Гортт пропустил мимо ушей встречный вопрос.

— Не темни. В чем дело, гном? Тебе этот чернокнижник так приболел?

— Проклятье, Феникс! — гном схватил полукровку за запястье. — Просто скажи «да» или «нет»?

Такой опрометчивый поступок мог дорого обойтись Гортту. Карнаж резким движением высвободился из хватки огромной руки, но гном не двинулся с места, а упрямо стоял и ждал ответа, даже не покосившись на приставленный к его горлу темноэльфийский кинжал.

— Скажи! — повторил гном.

— Да, и что?

— Благодарен я тебе, вот что! А вместо того, что б мне в горло ножичком своим тыкать, лучше давай выпьем сегодня как доберемся. С меня причитается!

Гортт подмигнул ничего не понимающему Фениксу и пошел к своей лошади, привязанной за поводья у одной из повозок. Карнаж озадаченно почесал в затылке, убирая Vlos’Velve обратно в ножны.

Обоз продолжал неторопливо двигаться по тракту в сторону границы. Путь предстоял неблизкий. Деревья то плотно обступали дорогу, то расходились в стороны. Все выглядело как-то странно и неестественно: над головой — осеннее небо, а вокруг — летний лес с зелеными листьями. Только в предместьях Ротвальда деревья меняли окрас своего наряда на рубиново-красный и долго оставались такими. Потом листва опадала и можно было видеть как странный ход времени опять знаменовал весну набухающими на ветвях почками. Нечто похожее происходило и на всех границах Сильвании. В том числе и в вольнице на севере. Там древнее нелепое заклятие немного ослабевало и дарило причудливую картину постепенно переходившего из лета в осень леса, которая, ближе к зиме, приобретала четко различимую границу голых стволов и все ещё зеленых деревьев. Снега эта страна не видела уже много веков, даже небольшого количества от того, которое выпадало над Феларом, особенно южным. Правда, учащались дожди, но это не сильно беспокоило эльфов.

Карнаж пересел в повозку с провиантом, устроившись среди мешков и давая своей лошади немного отдохнуть. На первых порах в отряде от него требовалось немного: помогать при погрузке и разгрузке обоза. Тем более дороги Сильвании славились своим спокойствием и плохой проходимостью, поэтому нечего было и думать о разбойниках. Только успевай вытаскивать завязшие в грязи колеса.

Обитателям лесов не было дела до дорог. Иногда казалось, что им вообще не стало больше ни до чего дела, с тех пор как был заключен союз с Феларом и Империей Заран. Постоянной крупной армии у Сильвании тоже не было, но это оказывалось вполне объяснимо, так как после эпохи Сокрушения Идолов на эти леса никто бы не позарился. Иногда сами эльфы и носу не казали в отдаленных районах. Ходили слухи, что природа там была более чем живой, по крайней мере в привычном понимании — наследие покинувших эти земли бормов. Часть их перебралась в Ран’Дьян, другие отправились в горы, где возвели на руинах прежней цитадели свою Заставу. Там они охраняли Аррахар — былого стража леса, который сошел с ума от пожарищ ещё первых войн восьми народов.

«Ловец удачи» подробнее ознакомился с лесами Сильвании, когда они с Киракавой странствовали по Материку. Старик был щедр на рассказы. Но пуще всех историй было созерцание шевелившихся, словно живые, чащоб неподалеку от Штерна, или подводных огней этого города-порта, которые зажигались в море с наступлением ночи.

Фениксу приходилось видеть и иную картину. Когда он был еще совсем маленьким, вместе с матерью, они однажды наткнулись на рощу, где не пели птицы, не шумел листвой ветер, а меж стволов гуляло лишь эхо, проносившееся по ведущей туда дороге. Оно то приближалось, то отдалялось, то звучало стуком копыт лошади, то плачем ребенка. Звук все время менялся, словно эхо само развлекало себя, вспоминая то, что слышало когда-то раньше. Тракт шел далеко в обход. Ведущие туда раньше дороги и тропы заросли травой лишь до какой-то определенной, незримой черты, а под сенью деревьев они продолжались, будто по ним до сих пор кто-то постоянно ходил или ездил. Деревья словно не хотели расти вблизи этого места, отчего оно было охвачено кольцом слабой зеленой растительности без цветов и кустарников. Рунэ’Ада ничего тогда не стала объяснять сыну, а старый учитель, когда мальчик задал ему вопрос, лишь сухо заметил, что в Сильвании иногда попадаются такие странные места, вблизи дорог, где остановилось само Время…

Смеркалось, когда обоз сворачивал с тракта к постоялому двору. Небольшое, слегка покосившееся здание феларского типа постройки здесь возвели недавно. Оно заняло место на небольшом поле, иссеченном колесами возов и телег, что оставляли здесь на ночь, посреди сожженных деревьев, торчавших черными кольями то тут, то там.

Пока повозки выстраивали в круг и разжигали костры, Бритва пошел к хозяину заведения договариваться о ночлеге. Карнажа, дремавшего на мешках, разбудила резкая тряска, когда они перебирались через канаву. Полукровка проснулся и тут же соскочил на землю, после чего, ёжась и отряхивая волосы, направился к кострам, чтобы хоть немного согреться. «Ловца удачи» как раз угораздило задремать под самый вечер, а вечера в Сильвании были довольно холодными, особенно этой осенью. О его лошади по счастью уже позаботились, а торбу с пожитками бросили к костру вместе с поклажей циркачей.

— Как выспался, Феникс? — послышалось за спиной.

— Маэстро?! — обернулся Карнаж, которому так и не дали дойти десяток шагов до костра.

— Дела-дела, с тобой даже словом перекинуться времени не было, — улыбнулся уже немолодой человек с копной седеющих, темно-русых волос. Глаза старого фокусника хитро прищурились. Морщины резко выделили непомерно длинный, вздернутый кверху нос. Под густыми усами обозначилась легкая ухмылка, которую на узком, вытянутом лице можно было назвать почти улыбкой. Он отсыпал себе понюшку табаку на тыльную сторону ладони и, втянув ноздрей, громко чихнул.

— Доброго здравия, — пожелал Карнаж.

— А! — маэстро махнул рукой, вытирая слезящиеся глаза. — Какое тут здравие? Пошли к костру лучше. Ты видел Нэй?

— Еще нет, — нахмурился полукровка.

— Что-то не так? Она никого к себе не пускает после того, как её из храма вызволили. Говорит, ей надо побыть одной.

— А Валекс уже беспокоится? — едко усмехнулся Феникс, вспоминая взгляд заргунского силача, которым тот его одарил возле Ротвальда, когда нес спасенную акробатку на руках. Сколько самодовольства, гордости за себя и еще много угадывалось в том взгляде, принадлежавшем человеку, которому явно не хватало ратных подвигов, а еще лучше — героических сказаний о своей персоне. Безжалостное время оставило ему только таутировку на лдевом плече в виде имперской цифры, состоявшей из двух значков «V» и «I».

— Он говорил, что видел, как ты с какой-то женщиной посещал Нэй в нашем фургоне.

— И что с того? — Феникс уселся возле костра и протянул руку за своей торбой.

— Почему эту женщину после того никто не видел? — голос маэстро стал жестче. Рука «ловца удачи» замерла. Он как-то тяжело выдохнул, схватил торбу и сказал:

— Всему свое время, маэстро. Вам не о чем беспокоиться.

— Пойми, Карнаж, если это опять какие-то твои делишки?

— Если это и мои «делишки», то только на ваше благо, — отрезал Феникс. Маэстро хмыкнул. Клара протянула каждому по глиняной кружке. Она подогревала вино на огне, сдабривая напиток специями. Живот Феникса урчал с голоду, и женщина также снабдила его краюхой хлеба. Заргунский силач оторвал могучими ручищами кусок вяленой оленины и подкинул «ловцу удачи».

— Карлики, — подмигнула Клара полукровке, который озадаченно уставился на столь богатый рацион. — На удивление благодарная публика.

— Всё же им не мешало бы поднабраться хороших манер у нынешних соседей сильванийцев, — заметил Валекс, значительно подняв вверх руку с кружкой. Карнаж согласно кивнул, оторвав зубами кусок вяленого мяса, но прожевать так и не успел. Воздетая рука силача с кружкой застыла в воздухе, а его глаза широко распахнулись, глядя куда-то за спину «ловца удачи». Маэстро тоже выглядел растерянно, а Клара чуть не выронила котелок с подогретым вином. Феникс быстро оглянулся, после чего продолжил жевать, глядя в пламя костра. Валекс вскочил и в два прыжка оказался возле акробатки. Послышалась ругань и проклятия на имперском наречии.

— Что ты с собой сделала?! — навис над эльфийкой силач.

Она стояла, выпрямившись и встречая его взгляд, отдернув руку с лица, где на щеке до этого закрывала татуировку высохшего дерева со стрелой в стволе, заключенную в ромб. Нэй молча слушала бессвязную ругань силача до тех пор, пока тому не надоело и он с шумом удалился.

Акробатка осталась стоять одна в нерешительности. Карнаж встал и подошел к ней. Наемнице стоило отдать должное за мастерство. Она пощадила личико эльфки и сделала татуировку совсем небольшой, но на этом её великодушие закончилось. Волосы Нэй были безжалостно укорочены до шеи, их цвет и блеск померкли, целые пряди были выкрашены в черный цвет. Теперь прическа не скрывала острых ушей, на кончики которых наемницей были привязаны веревочки, которые свисали до ключиц. Светлые веки Нэй теперь скрывали темные тени, а линии идущие от уголков глаз к вискам меняли разрез. Вместо зеленого сильванийского платьица — выцветшая красная рубаха с широкими рукавами, сужающимися к кистям рук, черный корсет и кожаные штаны заправленные в невысокие сапоги с пряжками.

Она улыбнулась как-то неуверенно, с надеждой глядя ему в глаза. До них донеслись причитания Клары под громкий чох маэстро. Можно было подумать, они не знали к чему рано или поздно придет Нэй с такой жизнью? Но это всё равно была она, пусть теперь смотрелась странно и более не походила на наивного ангелочка, которым на представлении восхищались зрители, покуда она изгибалась и выделывала со своим телом невообразимые штуки, придерживаемая руками силача. Что ж, зато теперь она была свободна. Карнаж потрепал её по волосам и прижал к груди.

— Какая ты у нас теперь взрослая, — произнес Феникс, оборачиваясь в сторону Клары. Женщина отвернулась от него и рукой утирала слезы. Маэстро не смотрел на них, а молча и сосредоточенно пил из кружки подогретое вино.

— Пойдем, надо поблагодарить твою спасительницу, — тихо предложил «ловец удачи», подталкивая Нэй в сторону постоялого двора.

— Думаешь, она там? — спросила акробатка, когда они шли между повозок.

— А где же еще? — вздохнул Карнаж.

— Ты знаешь, она оказалась вовсе не такой страшной, — оживилась Нэй, — у нее такие интересные рисунки на коже. С каждым что-то связано. Я тоже себе обезательно сделаю. А у тебя есть?

— Нет, — ответил полукровка.

— Почему?

— Наверное потому, что у меня и так неплохая память.

Они нашли наемницу за столом в дальнем углу, где та напивалась в гордом одиночестве. Постоялый двор был полон убийц драконов, но нынче ночью никто не шумел. Впрочем, как и все прошлые. Особенно после того, как обоз покинул вольницу на границе.

— О! Не ожидала увидеть! — заплетающимся языком проговорила полуэльфка, подозрительно разглядывая горлышко опустошенной ей бутылки. — Как всё прошло? Нашу девочку не отругали? Хотя, если вы здесь, значит приняли не очень-то радушно. Привыкай, дорогуша, отрекшиеся только меж собой братья и сестры, а для остальных они изгнанники. Малопонятное явление этой чертовой эпохи.

— Я не успела поблагодарить тебя. Ты так поспешно ушла, — робко начала эльфийка.

— И что с того? Мне надо было выпить. А благодарности я давно ни от кого не жду, — наемница откупорила ещё одну бутылку дешевого феларского вина и плевком затушила огарок свечи на столе. — Присаживайтесь, чего стоите? В ногах правды нет.

Карнаж усадил Нэй, а сам пошел к тардовскому застолью, откуда доносились зазывающие крики Гортта. «Ловцу удачи» не хотелось оставлять эльфийку с наемницей, но, с другой стороны, ей стоило посмотреть и получше ознакомиться с такими, как та полуэльфка, чтобы понять, какая бывает жизнь у бродяг. Тем более акробатка сделала свой выбор и была теперь в таком же положении, как и наемница.

— Подсаживайся, Феникс! Кого это ты там с собой привел? — поинтересовался Гортт, когда полукровка подошел к столу.

— А вы не узнали? — спросил невозмутимо Карнаж. — Это же акробатка. Ну, та, которую мы из храма Сильвана вызволяли.

— Фу ты, черт! Ну и дела! — гном изумленно уставился на Нэй. — Что скажешь Бритва?

Тард нахмурился:

— Грязное время, — глухо произнес убийца драконов. — Оно всех метит: кому шрамы, кому клейма и узоры на всю жизнь. Сейчас вот та курва изрисованная эльфку эту уму разуму-то научит… Такая же станет со временем.

— Мы дали ей выбор, — заметил Феникс, которому Гортт настойчиво подталкивал кружку пива.

— Какой же это выбор? — Тард ударил ладонью по столу. — Она же ни черта не знает толком ни про храмовниц, ни про «отрекшихся»! Вот взять нас: каждый в курсе что и почему. Гортту свезло. Ты уже сделал за него полдела, а мне вот до конца жизни с драконами не расквитаться.

— Да! Клянусь своим чубом, я благодарен тебе, полукровка! — гном хлопнул Карнажа по плечу. — Ешь, пей вдоволь! Бритва вот знает, каково мне было, что тот чернокнижник спокойно ходил по белу свету, в то время как мой кузен лежал в могиле. Шрам раньше частенько силой забирал то, что ему было нужно. А уж чужую жизнь ни в грош не ставил. Вот, значит, я только и мог, что точить на гада топор да зубами от бессилья скрипеть. Силен тот был, даже слишком силен.

— Эка запел, борода — два уха! — хмыкнул Тард. — А ведь всего пару лет назад, говорю тебе, Феникс, я еле остудил эту горячую голову. С колдунами связываться гиблое дело, как пить дать. Мы ж не знаем всех тех премудростей, которым в ордене убийц магов учат.

— Шрам был и моим должником тоже, так что особо благодарить не за что, — заметил «ловец удачи», — а про орден убийц магов можно забыть. Встретился мне тут один. Теперь червей кормит, но застал я его за весьма интересным занятием: он соблюдал порядок очереди на приеме к мэтру Хроносу. Слыхали о таком?

— Слыхивали, — проворчал Бритва. — Молоты Швигебурга! Как же все перепуталось в этом мире! Давние враги примирились, а война словно и не утихала вовсе. Вот мы, к примеру, орудие союзных королевств против Ларона. Но ведь и тут сделка. Нам платят, и неплохо платят, снабжают провиантом и оружием, доставляют куда надо, а мы, стало быть, рубаем драконов. В случае чего, нас никто не знает и мы никого не знаем. Шито-крыто!

— Что же мешает самим заниматься этим? — Карнаж отхлебнул пива и невозмутимо продолжил поглощать жареную свиную ногу.

— Ха! А сам как думаешь? — Гортт перемигнулся с Тардом. — Их величества хотят, чтобы подобные дела вершились исключительно по августейшему распоряжению! Были до нас бравые парни, которые срать хотели на эту… Мо… Монополию, вот. Так и где они теперь? Сам догадайся. Это раньше было: рыцари, драконы, «невинные» девицы, на которых клейма негде было ставить. Правда, среди них иногда попадались девственницы, если дракон всё же успевал вовремя похитить. Но нынче другие времена, как видишь.

Феникс понимал, к чему клонили сотрапезники, отчего лишних расспросов проводить не стал. И так было очевидно, что на дракона со шпагой не попрёшь, а новомодные ружья только разозлят чудище. Нужны были старые, проверенные веками, орудия — алебарда, топор, шестопер, баллиста ну или, на худой конец, арбалет. Причем все они отличалось от обычного оружия весом, размером и материалом, из которого изготавливалось. К тому же, чтобы достать всё это, требовалось хорошенько поискать. Провезти подобное незаметно через границу и избежать досмотра в порту при погрузке на корабль было невозможно, ведь такое снаряжение всегда привлечет внимание и вызовет массу вопросов, особенно если его сопровождает кодла из крепких и неулыбчивых парней.

Прежний король Фелара был хитрой бестией, не в пример лучше своего наследника, и так умело ворочал делами гильдий и вольных охотников «кто за чем», что обратил их деятельность себе на пользу и даже взял под свой контроль. Казна была полна и дипломатия немного наладилась. Ведь с территорий как северного, так и южного королевств не совершали более так часто набеги банды разбойников. Воры на приграничье не резали кошельков у приезжих настолько бессовестно, как раньше. Убийцы магов и инквизиторы поумерили свой пыл касательно имперских чародеев и истанийских алхимиков, которых прежде щедро отправляли на костер целыми связками под улюлюканье собравшихся зевак.

Примерно двадцать лет назад, как утверждали хронисты, чародея, ехавшего на балл ко двору короля, стащила с лошади толпа фанатиков и поволокла на костер под крики приора, набравшегося церковного вина: «Во имя Отца Небесного выжжем к чертовой матери скверну с нашей земли!» Несчастный был последним, кого предали огню без основательного суда и следствия. После громкого дипломатического скандала, ведь чародей оказался ещё и тайным послом, государь изрядно урезал власть духовенства. Теперь все дела подобного рода сначала рассматривал мирской суд, а уж потом за дело бралась инквизиция. Ей оставляли на растерзание тех, кто занимался чародейством без патента или отличался инакомыслием, чем был опасен для государственной власти. Это ещё более укрепило и без того не шаткое королевское могущество, а многими вообще считалось переменой к лучшему.

Карнаж вышел с постоялого двора далеко за полночь, оставив Тарда с Горттом и дальше поминать отомщенного кузена последнего. Спать «ловцу удачи» не хотелось. Да и какой смысл был в этом занятии? Ведь днем, пока обоз был в пути, со скуки глаза сами собой слипались. Сейчас же полукровку занимало другое: куда подевались Нэй с наемница? Когда он уходил, стол в углу уже пустовал. В своих поисках Карнаж слонялся по лагерю, слушая многоголосый храп и посвистывания. Где-то заухал филин, под ногами метнулась мышь. Чуткий слух полукровки уловил какую-то возню и тихие стоны за одной из повозок, стоявшей с краю, ближе к лесу. Феникс бесшумно приблизился и застыл в недоумении от представшей взору сцены: акробатка и полуэльфка сидели на земле и беззастенчиво целовались. Нэй была пунцовой толи от смущения, толи от количества выпитого вина, а наемница брала бастион за бастионом, полная решимости, как заправский любовник.

— Какого дьявола?! — Карнаж схватил акробатку за руку и вырвал из объятий. Она как-то странно захихикала, неуклюже поднялась, но еле держалась на ногах, поэтому «ловцу удачи» пришлось ее поддерживать.

Полуэльфка с виноватым видом плелась позади Феникса, пока тот, тихо ругаясь, волок Нэй к фургону циркачей.

— Феникс, — наконец подала голос наемница.

— Убирайся ко всем чертям!!! — рыкнул «ловец удачи», прислоняя пьяную эльфийку к фургону и отдергивая полог. Внутри его поджидал очередной сюрприз. Валекс сидел там в компании масляной лампы, сжимая в руках зеленое платьице и пряди состриженных волос Нэй. Лицо силача исказила гримаса бессильной ярости, едва он увидел полукровку. Он походил на изваяние и даже не среагировал, когда Карнаж позвал его.

Нэй начала медленно сползать на землю. Наемница подхватила раньше, чем Феникс успел моргнуть. Полуэльфка заботливо усадила акробатку на свой плащ и тихо произнесла её имя. Оно, словно заклинание, сорвало неподвижность с Валекса. Он исподлобья посмотрел на полукровку. Его рот открылся и с шумом вобрал в грудь воздух.

— Ты!!! — слетело с пересохших губ, словно заргунский силач узрел разом причину всех своих несчастий. Огромный кулак с силой ударил в Карнажа. «Ловец удачи» был не так глуп, чтобы попытаться перехватить удар. Увернуться тоже не было времени, поэтому он подался немного вперед закрываясь обеими руками и отставив назад ногу. Несмотря на все ухищрения, сапоги Феникса пропахали по земле пару футов, прежде чем «ловец удачи» с каким-то утробным рычанием остановился и замер, мрачно уставившись на вылезающего из фургона Валекса. Карнаж молча поднял правую руку к лицу, выставил вперед вытянутую левую, сжав её в кулак и повернулся боком, пружиня на своих длинных ногах. В свое время он познакомился со многими техниками рукопашного боя. Благодаря науке Киракавы, довольно быстро схватывал основные принципы новинок, которые привозили островитянские мастера, разбрасывая в подворотнях молодняк гильдии для демонстрации способностей, после чего, за крупные суммы, обучали парней своему искусству, пока не приходило время отплывать домой. Кошельки у этих мастеров, как ни странно, вечно пустовали, но даже ту малость, что там звенела, они защищали безжалостно, ломая руки и ноги, тем, кто посягал на их скудное добро.

«Ловец удачи» еще до того как перейти под начало Филина всегда следовал совету покойного мастера не брезговать и изучать боевые искусства по мере сил, не важно, где они повстречаются, и брать на вооружение те их принципы, которые были эффективны. Говорить с Валексом сейчас было пустой тратой времени. Тем более полукровку всегда бесило отношение имперца к нему. Не даром говорилось, что амбиции и высокомерие заранийцев умирают только вместе с ними. Даже здесь, на дороге, Валекс оставался таким же непробиваемым гордецом. И для него, как и для всех его соотечественников, было так: есть империя Заран и другие государства, есть они — заранийцы, и есть прочие народы. Как он еще уживался в бродячем цирке оставалось уму не постижимо. Возможно, из-за того, что являлся единственным защитником маэстро, Клары и Нэй, а потому вел себя спокойно, упиваясь ролью эдакого хранителя.

— Ну, что? Поговорим, Феникс?! — зло улыбнулся силач, разминая плечи. — Сейчас я тебе перышки-то повыщипаю!

— Не буди лихо пока оно тихо, — предупредил «ловец удачи», снимая ножны с мечом и вытаскивая кинжал из-за пояса.

Оружие упало на землю. Валекс плюнул под ноги полукровке и резко пошел на него.

— Что вы делаете?! Остановитесь!!! — хрипло воскликнул маэстро и встал между ними.

Фениксу стало искренне жаль этого немолодого уже человека, который пытался свести концы с концами как умел. Стариком его еще рано было называть, но сейчас он действительно выглядел старым и очень уставшим, с растрепанными спросонья волосами и раскинутыми в стороны тонкими, сухими руками.

— Отойдите, — попросил Карнаж. — Это бывший легионер и, как бы он ни старался, все равно им останется. Сейчас вы не достучитесь до его сознания.

— С дороги!!! — рявкнул как безумный Валекс и смел старого фокусника, как пушинку. Бедняга отлетел в сторону и зарылся носом в землю.

— Я раздавлю тебя, выблядок!!! — в глазах силача бушевала безумная ярость.

Карнаж отрицательно мотнул головой, заметив как наемница за спиной его визави вынимает саблю из ножен.

Валекс кинулся на «ловца удачи». Феникс резко сместился. С искалеченным войной легионером связываться было себе дороже, особенно когда того обуревали приступы, но выбора не оставалось. Карнаж не останавливался, нанося четкие и жестокие удары обитыми мысками сапог по коленям силача, отскакивая от атак и снова ударяя в одни и те же места. Полукровка был слишком быстр для своего противника, а тот лупил сильно, но медленно. «Ловец удачи» кружил вокруг него и наносил жестокие удары, уверенно уклоняясь от кулаков Валекса, которые безустанно свистели над его головой.

Поняв тщетность усилий, силач попытался было перехватить ногу полукровки, но, едва нагнулся, тут же получил удар мыском под подбородок и потерял равновесие. Казалось, бить быстрее было невозможно, но Феникс словно только и ждал этого момента. Он сблизился и обрушил на голову противника ураган молниеносных ударов вперемешку локтями и коленями. Валекс с глухим рыком переходящим в стон припал на землю с разбитым вдрызг лицом. Как раненый зверь он глухо рычал, сверкая глазами, которые заливала кровь из рассеченного набойками лба.

Нэй неуверенным шагом, покачиваясь, подошла к нему и плюхнулась на землю, поджав под себя ноги и опершись руками:

— Зачем? Что ты делаешь? Валекс…

Сильный удар тыльной стороной огромной ладони отбросил её, и девушка свалилась на бок.

— Заткнись! Ты мне противна! Шлюха!!! Что ты с собой сделала?! Ты…

Лезвие сабли сверкнуло у шеи силача.

— Еще одно слово и ты кровью захлебнешься! — прошипела у него за спиной полуэльфка.

Карнаж бросился к Нэй. Удар был слишком сильным. Она лежала без сознания. Полукровка растерянно посмотрел в ту сторону, где валялся маэстро и увидел фигуру Клары. Бородатая женщина не стала кричать, не стала причитать и пытаться кого-то остановить. Она тихо подошла, не спеша, словно призрак, сцепив руки на груди. Подняла и отряхнула старого фокусника, достала платок и вытерла грязь с его лица.

Злобные огни погасли в глазах Валекса и он уронил голову на грудь. Силач сжался, обхватив плечи руками, закрыв наколотый на коже знак с номером легиона, и что-то бормотал себе под нос, мерно покачиваясь:

— Дева… Прости… Чистая, непорочная… Как во сне. Золотые волосы спадали на спину… Я не хотел умирать. На том поле было холодно. Вороны… А она… Тепло. Она согрела… Говорила… Я думал, что нашел… Нет. Потерял… Не уберег. Мое солнце… Оно закатилось. Навсегда.

Он говорил что-то ещё, но собрашиеся подхватили Нэй и спешно отнесли её к костру. Никто не стал слушать бессвязного бормотания.

Ночью прошел дождь. В лесу было сыро и холодно. Стволы деревьев окутывала дымка утреннего тумана. Мокрая трава под ногами давно промочила обувь насквозь у идущего сам не зная куда силача. Его шатало из стороны в сторону. Он опирался о стволы деревьев и они орошали его остатками небесной воды. Вокруг не было ни души, даже редкое чириканье птиц над головой казалось каким-то далеким.

Валекс брел сам не зная куда, то выходя на тракт, то плутая по тропинкам поблизости. В это пасмурное утро ощущение направления окончательно покинуло его. Лес всюду казался одинаковым. Снова шагнув ногой на дорогу, силач сосредоточенно прикладывал ладонь ко лбу и каждый раз вспоминал, что если есть дорога, значит это не спроста, значит по ней кто-то ездит… Но в это утро, снова выбравшись на тракт, он этого уже не вспомнил. Ему понравилось идти, пусть и поскальзываясь и увязая в грязи, но ветки больше не мешались и небесная вода вдруг не ухалась на горячую, как котелок, голову.

Ноги мерзли, штаны во многих местах были изодраны пока он проламывался через чащу, рубаха промокла и липла к телу. Кто-то все советовал ему сменить обувку, но кто это был, как выглядел и как его звали Валекс, как ни силился, не мог вспомнить. Головная боль была настолько сильной, что он едва помнил собственное имя.

Силач нахмурился. Опять резкая боль, только не изнутри, а снаружи. Пальцы осторожно коснулись горячего лба. Валекс зашипел и отдернул руку — на пальцах осталась кровь. Он хотел выругаться себе под нос, но добрая половина слов вылетела из головы, едва он собрался произнести, поэтому, не дойдя и до середины фразы, лишь выразительно махнул рукой.

Бывший имперский легионер шел только лишь потому, что его организм был приучен спасать себя, даже если разум не разделял этого стремления.

Как же давно их учили. Как же давно они вышагивали на плацу под палящим солнцем где-то там… Там… За лесом, может быть? Силач несказанно обрадовался этим разорванным на клочки, словно черновик переписи в когорте после боя, воспоминаниям. Дела, вроде бы, становились лучше. Вернулось ощущение направления. По крайней мере, тело с опаской и понемногу возвращало разуму чувство того, что оно вообще куда-то идет и так далее…

Внезапно слух вышел из глубин сознания. Сначала он сосредоточился на внутреннем монотонном голосе, который, как заведенный, твердил о чем-то. Вел монолог, пытаясь достучаться до остальных ощущений. Первым очнулось от забытья зрение. Глаза перестали пялиться вокруг пустым взором. Они начали внимательно смотреть по сторонам и, наконец, воссоединились с сознанием, сообщив ему о том, что впереди кто-то есть. Слух поддакнул стуком копыт и лязганьем доспехов. В эту минуту восторг захлестнул их все в мгновение ока, словно порвав разом те тоненькие нити, что робко пыталось заново связать воедино мышление.

Впереди была она! Золотые волосы ниже плеч, зеленое платье, нежное личико и небесно голубые глаза… Совсем как та дева, которая снизошла к нему поле жестокой битвы, когда он лежал, истекая кровью, и зажимал рукой вспоротые кишки. Храмовница в изумлении остановилась, заметив на дороге грязное, окровавленное чудище в изорванной одежде. Рука с кожаным ремешком, которым она стягивала волосы, застыла на полпути к голове.

— НЭЙ!

Эльфка резко натянула поводья. Лошадь встала на дыбы.

Чудище, сильно прихрамывая на правую ногу, рванулось к ней, продолжая повторять это имя.

— Как хорошо! — прорычал силач, хватаясь за уздечку и глядя на наездницу распахнутыми в восхищении глазами. — Это ты! А мне приснился такой плохой сон!

Храмовница опешила, когда увидела, как силач заплакал и стал треться горячей головой об ее ногу. Остальные воительницы подъехали к подруге и тоже с изумлением наблюдали эту сцену.

— Нэй! Моя Нэй! — рычал гигант, вцепившись в ткань зеленого платья. Он плакал как дитя, не отпуская от себя пытающуюся пятиться лошадь с наездницей.

— Что здесь происходит?! — старшая из храмовниц подъехала к силачу и ткнула его рукояткой кнута. — Пошёл вон, бродяга!

— Госпожа, он… — начала было эльфийка.

Вдруг силач резко повернулся и ударил кулаком в лоб лошади храмовницы. По лесу разнеслось жалобное ржание…

Валекс охнул и выпустил из пальцев уздечку. Лезвие шпаги с резким свистом вышло из его груди.

— Нэй… — прохрипел он, падая на колени.

Мимо проезжали одна за одной всадницы, опасливо косившиеся на него, а силач стоял на коленях, зажимая руками отверстие в груди, и повторял имя возлюбленной, как заклинание, слабеющим голосом. Одна из храмовниц, ехавшая последней, обернулась. Изумлению её не было предела, когда гигант поднялся и попытался пойти за ними, но, сделав пару шагов, упал, в последний раз громко выкрикнув странное имя.

Валекс снова лежал на спине посреди огромного, бескрайнего поля. Снова падали листья и могильный холод пробирал до костей, но он улыбался. Он снова ощущал знакомое тепло, приближающееся к нему. Златоволосая дева склонилась, мягко улыбнулась и протянула руку:

— Нам пора.

Она увлекла его за собой, быстро вознося куда-то ввысь лазурно голубого неба.

Нэй не приходила в сознание два дня. Часть поклажи из фургона циркачей Тард приказал переложить в соседние повозки и теперь места было довольно, чтобы уложить её там. Клара не отходила от акробатки все время, что та была без сознания, но в конце концов и она сдалась, оставив «ловца удачи» дежурить одного.

Наемница осторожно отодвинула полог и заглянула внутрь. Карнаж дремал, прислонившись к стенке фургона. Он тоже не спал все это время и усталость в итоге взяла верх, а дождь убаюкал монотонным стуком капель по крыше. Рука в перчатке с набойками сжимала ножны с мечом, в то время как другая покоилась на навершии рукояти. Под глазами полукровки залегла тень от бессонных ночей. Полуэльфка запрыгнула внутрь и осторожно присела возле него. Она бросила взгляд на Нэй и тяжело вздохнула. Феникс запретил приближаться к эльфке, и она не собиралась пользоваться тем, что он уснул, как верный сторожевой пес у ног несчастной. Лицо акробатки было бледным, отчего татуировка на щеке стала резко выделяться, бросаясь в глаза. Полуэльфка впервые с сожалением смотрела на свою работу.

Наемница принесла дурные вести. Недавно на границе убили одного «отрекшегося». Стрела вылетела с сильванийского берега Светлянки, как ее для простоты называли путешественники. Хотя, что теперь от нее осталось? Мириады светлячков больше не кружили по берегам ночью, как это было раньше, когда сильванийцы только начинали именовать её рекой Ночного Света.

Сколько крови унесла эта река в море Молчания и сколько еще унесет, но запах смерти навсегда прогнал чутких насекомых, и ночное дивное свечение, которое они создавали у воды, исчезло без следа. Жучки улетели в дебри обителей Сильвана и теперь там, среди ручьев и водопадов, испускали своё разноцветное свечение.

Полуэльфка горестно усмехнулась, вспоминая, как в детстве, пока мать укрывала ее от эльфов, она ходила к лесным озерам по вечерам и видела эти кружащие в воздухе огоньки. Тогда стрелы не свистели в воздухе, для забавы лишая кого-то жизни. Тогда дети не взрослели так рано… Она бросила взгляд на Карнажа и в памяти вспыхнула недавняя драка. Как холодно и расчетливо, безжалостно он дрался. На островах ей приходилось видеть бойцов владевших таким искусством. Конечно, там уровень мастерства был лучше, но в самом корне оно отличалось от простой драки. Жесткие удары, холодные взгляды, молниеносные атаки — преображение происходило в мгновение ока, едва боец принимал боевую стойку. До этого он был простым и понятным, не громадным как Валекс и не щуплым как маэстро. Так и не скажешь, что его руки и ноги словно были сделаны из крепких пород островитянских деревьев.

Островитяне… Какими жуткими и непонятными они казались ей до тех пор, пока она не познакомилась с ними ближе. С теми, кого без разбору вложили в это слово, не важно откуда: с севера или с юга, ведь прибыли они из-за моря, а, значит, были чужды жителям Материка. Будто все на большой земле живут, как одна дружная семья. Вот они с Карнажем, дети этой самой семьи, и что же? Казалось бы, везде должны быть своими, но нет! Все повернулось наоборот. Они нигде не стали своими, потому что в них видели только ту, другую половину крови, и все грехи списывали именно на это. К тому же, подчеркивали, что, видимо, родная тем, кто судил, половина, была явно слабее той, другой…

— Я же запретил! — подал голос «ловец удачи».

— Проснулся и сразу скалить зубы, сторожевой песик? — с издевкой произнесла наемница, но голос её прозвучал обиженно. — Извини, но тебя тоже прогоняют из твоей конуры. Или ты ждешь, пока Клара скажет тебе в лицо?

— Что ты несешь?!

— Скажи мне, много ли ты видел в обозе полукровок?

Карнаж задумался, больше удивляясь к чему этот вопрос, нежели размышляя над самим ответом.

— Только двое. Ты да я. Понимаешь? — хмыкнула полуэльфка.

— Я не разделяю ненависти к чистокровным, — ответил Феникс.

— Превосходно, а теперь спроси, «разделяют» ли они твое мнение? Для Тарда ты наемник, а для циркачей «разделяешь» со мной участь причин всех несчастий. Особенно после исчезновения Валекса.

— Что тебе нужно? — понизил голос «ловец удачи».

— Ничего! Мне ни от кого ничего не нужно! — огрызнулась наемница.

— Тише, разбудишь Нэй!

Она отвернулась.

— Ба! — глаза Карнажа сверкнули от неожиданной догадки. — Тебе нужно общество кого-нибудь? Попутчик, верно?

Полуэльфка одарила его колючим взглядом и ответила:

— Я не люблю быть совсем одна.

Следующая, уже готовая было вырваться фраза Феникса, застряла у него в горле. Эта наемница произнесла тоже, что часто повторял он тем, кому доверял, когда его спрашивали почему он идет вместе с ними, а не пришпорит лошадь, ведь «ловца удачи», как волка, ноги кормили.

— И я, — выдавил из себя полукровка, внезапно поняв, что он и вправду лишний в этом фургоне.

— Собирай манатки и пойдем, — она положила руку ему на плечо. — Поверь, я многое повидала на своем веку. Не меньше твоего. Я многое слышала о тебе. Думала, ты житейски мудрее и быстро схватываешь некоторые вещи. Видимо, не все. Циркачи никогда не признают того, что ты для них сделал! Я хотела взять на себя, но ты остановил мою саблю. Ты защитил их от животного, которого теперь Клара величает «бедным дурачком», а тебя не иначе как «жестоким мальчишкой», которому избить человека всё равно, что камнем в воробья кинуть. Это я без ругани и прочего тебе сказала. Маэстро — добрый старикан, но он тоже не поймет. Он должен развлекать людей, а ты невольно разрушил то, чем он жил. Его маленький, милый мирок. Впрочем, чего это я тебе все это выговариваю?

— Действительно! Стой в стороне, — прищурился Карнаж.

— Не буду, потому что я тоже хотела помочь, в сотый раз понимая, что слово «помощь» слишком туманно для людей. Да, людей! Отрасти Клара свою бороду хоть до пупа, она все равно человек. Маэстро — феларец старой закалки. И Нэй, как ни странно, тоже человек. Ее воспитали люди, с заботливой жестокостью отсекая от корней лесного народа. Я жалею о том, что поставила ей татуировку. Она не «отрекшаяся», она просто человек с телом эльфа! Если уж на то пошло, то от храмовниц можно было просто отвязаться, найти мастера и поставить ей клеймо воровки или проститутки, и совсем не на лицо. Вот и всё. Теперь спорь! Скажи, что я не права, что она и правда отметает эльфийское сознательно. Ну?

Феникс молча опустил голову.

— То-то же, — понизила голос наемница, — а за тобой я пришла, потому что ты полукровка. Настоящий. Тебя люди не воспитывали, а учили только убивать. А уж первое воспитание ты и вовсе получал у отморозков ЭРА! Я всегда держусь своих. Помнишь лангвальдское соглашение о взаимопомощи? Нет? А вот мне напомнили лет пять назад, нарисовав черную стрелу в углу глаза.

— А как же Нэй?

— О! Клара позаботится, как нежная мамочка! Уже всех гномов из отряда Тарда наизнанку вывернула мольбами о снадобьях. Ты же… Уходи, пока тебя не вытолкали взашей.

— Первое правило пропойцы, заливающего шары за чужой счет? — со слабой усмешкой ответил Карнаж.

— Оно самое, — наемница облизнула губы своим раздвоенным языком и поправила ремни, обхватывающие её голени под коротким платьем из грубой кожи.

Вдвоем они выбрались из фургона и направились в головную часть обоза.

— Как тебя называть? — между делом поинтересовался Феникс.

— К чему тебе? Я отказалась от собственного имени в знак почтения к тому человекоящеру, который меня однажды выходил. Хоть я и убивала его собратьев, но он всё равно залечил мои раны.

— Теперь понятно, почему ты так выглядишь. Это его работа?

— Да, он раздвоил мне язык и сделал чешуйчатый узор на лбу пока я была обессилена от ран. И дал новое имя — Гюрза.

— Ого! Это почему?

— Потому что был мне как второй отец. Он имел на это право. Заодно научил меня рисовать нательные узоры. А Гюрзой назвал, так как в бытность мою наемницей на островах в карательных отрядах мы убивали и ели ящериц, когда не было провизии. К тому же, такова моя манера боя, как у той змеи — медлительность и флегматичность, и вдруг резкий молниеносный удар. Ты же в курсе пристрастий островитян к именам со значением.

— Впечатляет, — неподдельно изумился Карнаж столь открытой похвальбе.

— А твое прозвище откуда? — остановилась наемница и, сложив руки на груди, выжидающе посмотрела на «ловца удачи».

— Наверное, оно возникло потому, что, хоть из огня да в полымя часто попадаю, но выхожу целым и невредимым. Вот и вся история, — спокойно ответил Феникс. Ему и вправду нечего было еще добавить, а поэтичные образы восстающих всякий раз из пепла птиц его мало прельщали.

— То-то я смотрю у тебя шрамов много, — улыбнулась в свою очередь Гюрза.

— Шрам — шаг мимо могилы, а переломанные кости — еще не надгробье. Так говаривал мой учитель.

— Что ж, в таком случае любой, кто уцелел и не лыком шит в чем-то феникс, — рассмеялась наемница.

Вечером в обозе было веселье. Тард по случаю скупил всю брагу у присоединившихся к ним истанийских купцов, которые ехали торговать в южный Фелар. Бритва решил дать своим парням роздых. Ведь, как только они пересекут границу людского королевства, придется соблюдать трезвость. Из-за разразившейся там войны меж рыцарских орденов на дороге стало совсем неспокойно. Оживились разбойничьи шайки, чьи бесчинства теперь можно было с легкостью списать на самоуправства капитулов. Видимо, из-за этого по началу скромный обоз всего в пяток повозок разросся в целый караван. Охраны у присоединившихся было совсем немного, но вместе с убийцами драконов они составили пусть небольшой, но крепкий отряд.

Гортт был снова неугомонен в своей благодарности Карнажу и потчевал того брагой, зло посмеиваясь над рассказом полукровки об участи чернокнижника. Напиток хорошо развязывал языки, как полагал гном, но Феникс раскрыл подробности убийства своему собутыльнику только тогда, когда понял, что тот от него не отвяжется, если не услышит всех деталей смерти кровника. Тем более выпивка в полукровку больше не лезла, а Гортт все подливал и подливал. Гюрза тоже слушала рассказ «ловца удачи», пока они втроем сидели возле костра, где ужинал Тард, и, по мере сил, помогала ему истощить запасы браги.

Бритва на ночь окружал себя самыми надежными из товарищей по оружию, либо изредка теми, у кого была неплохая репутация. Правда, Гюрза не вписывалась в его представления о «надежных» товарищах, однако гном знал лангвальдское соглашение, отчего был спокоен на этот счет. Убийца драконов в последнее время вообще держал ухо востро. Теперешняя охота началась еще тогда, когда в трактирах Швигебурга поползли слухи о приближении башни Хроноса, и, вместе с проезжими искателями истины, которых приписывали к блаженным в стремлении всюду следовать за архимагом и его Странствующей Башней, по столам зашелестели бумаги с печатями заранийского императора, феларского и сильванийского королей.

Длинные руки тайной канцелярии Ларона доставали далеко не везде, и всегда можно было изыскать способ распространения известий, однако риск оставался и был довольно велик, так как простым бумазейкам без печатей мало кто верил, да и сами печати проверялись по нескольку раз. Это бы сделал любой уважающий себя убийца драконов. Ведь их было так мало, особенно настоящих профессионалов своего дела. Они довольно часто гибли и далеко не всегда это происходило от драконьих клыко и когтей с пламенем, скорее от кинжалов из-под фиолетовых ларонийских плащей.

Все же историки и хронисты сильно поспешили, объявив Войну Кинжалов оконченной. В этом гном был глубоко убежден. И не потому, что убийства происходили с завидной регулярностью. Во все времена шипели яды в бокалах, гарроты стягивали шеи, а ножи вгонялись в спины. Однако особенностью нового времени стало то, что традиции Войны Кинжалов в эпоху Сокрушения Идолов плавно перекочевали дальше, будто бы тоже следуя зову Ta’Erna. Никто не хотел поднимать шумихи по поводу того или иного убийства, не важно кого и за что, просто старались ответить тем же. Просто у большинства государств, после кровавых побоищ, не доставало сил развязать новую войну. Вот они и огрызались друг на друга, как уставшие от драк, но так и не поделившие кость псы. На это силы брались из разросшихся древ власти, ведь после многочисленных конфликтов, где все решалось огнем и мечом, гильдии выбили себе неплохие места у трона. Простые смертный становились ближе к могуществу королей, а те не только предоставляли им права, но и накладывали обязательства, искусно сотворив иллюзии общих дел и идей. При этом всякий раз слащаво подчеркивалась роль этих самых «простых» смертных. И горе было тому правителю, который не следовал этим новым веяниям.

Тард был неплохо осведомлен, особенно в области слухов и разговоров, что вертелись вокруг его нехитрого ремесла. И этим все усложнялось во сто крат. От момента заказа или, как иначе говорилось, «приглашения» на охоту, приходилось изрядно поломать голову и тщательно подбирать сторонников. Бритва свято соблюдал и то, и другое, почему и дожил до своих лет. Убийца драконов не раз получал сведения даже от «ловцов удачи», которые являлись самыми надежными источниками информации на Материке. Теперь же такая вот козырная карта сидела всего в двух шагах от него. Более того, Феникс сам напросился ехать с ними, а это многое означало. Гному не раз приходилось ждать следующей зимы, если вдруг расходились слухи о том, что наемники, члены гильдий воров и «ловцы удачи» покидали ларонийские территории и избегали истанийских приграничных районов. Приходилось потуже затянуть пояса и ждать следующих холодов, когда драконы снова становились вялыми и впадали в спячку.

— Феникс, ты остаешься ночевать у костра? — поинтересовался Тард, заметив, что полукровка не собирался уходить.

Карнаж утвердительно кивнул.

— Как Нэй? Мы все слышали о том, что произошло, вот я за ребят и спрашиваю. По сердцу она нам пришлась. До сих пор не могу простить себе, что выставил так мало караульных той ночью.

«Ловец удачи» промолчал. Он бросил взгляд на храпевшего Гортта. Еще несколько тардовских наемников расположились рядом, закутавшись в плащи. Полуэльфка дремала, положив голову ему на плечо.

— Плохо, — ответил полукровка вполголоса. — Она уже несколько дней не приходит в сознание.

— Еще бы! Если ударил такой здоровяк. Гора мышц и мяса, но ни одной извилины. Я бы на твоем месте убил после тех дел.

— Не люблю убивать в простой ссоре да еще и знакомых.

— Это ты Гортту доказывай, — хитро прищурился Тард, подхватив лежавший у его ног плащ и протягивая «ловцу удачи». — Давай, устраивайся и вздремни немного. На вас двоих должно хватить.

— На двоих? — изумился полукровка.

От резкого движения наемница приоткрыла заспанные глаза. Она пробормотала что-то невнятное себе под нос и, поежившись, переместилась ближе к своей поклаже. Там вытащила из сумок видавшее виды одеяло и собиралась в него укутаться, когда Феникс поднялся и подошел к ней. Полуэльфка изумленно посмотрела на него, пока он устраивался рядом, накрыв их обоих плотной тканью необъятного предмета одежды Бритвы. Гном умиленно заулыбнулся, когда двое полукровок устроились рядом. Гюрза как-то опасливо и недоверчиво положила голову на грудь Феникса. Тот уже спал, а она еще долго не могла уснуть и удивленно посматривала то на «ловца удачи», то на Бритву. Гном лишь разводил руками.

На следующий день, ближе к полудню, обоз, наконец, остановился на границе. Сильванийские стражи лесов небольшими группами прохаживались вдоль груженых возов, вытянувшихся в колонну на тракте. Тард и Гортт о чем-то спорили с комендантом местного форта, пока группа стражей производила беглый досмотр. Королевский патент сделал свое дело, иначе всё могло затянуться до глубокой ночи.

Карнаж стоял, прислонившись спиной к фургону циркачей, и разглядывал обитые мыски собственных ботфорт. В сложенных на груди руках поблескивал на солнце шип на рукоятке Vlos’Velve, который был спрятан под курткой. Памятуя неприятные вести, принесенные вчера наемницей об убитом на границе «отрекшемся», Феникс решил быть настороже. Не важно, что подумают маэстро и Клара. В обиду Нэй он не даст.

Полуэльфка стояла по другой край полога, сжимая в руке огромную феларскую саблю и изредка бросала косые взгляды на «ловца удачи», который весь день был молчалив, словно воды в рот набрал. Наконец, офицер и несколько сопровождавших стражей приблизились к фургону цркачей. После краткой и нелицеприятной беседы с маэстро — сильваниец говорил с ним требовательно и надменно, приступили к досмотру. Какого же было изумление Феникса, когда перед ним предстал Кеарх в легкой кольчуге и плаще с вышитым на плече гербом королевской гвардии.

— Ты?! — не выдержал «ловец удачи» и даже отошел от фургона.

Несколько изящных эльфийских алебард своими длинными наконечниками тут же нацелились в грудь полукровки, поблескивая на солнце прорезными топорами с вогнутым полукруглым острием.

— Во-первых, не ты, а Вы, ран’дьянский выкормыш! А, во-вторых, разве мы представленны? — глаза Кеарха оставались пусты и холодны, а в чертах застывшего, будто каменного лица изумление даже не угадывалось. Тем не менее, офицерская шпага с позолоченным витиеватым эфесом на всякий случай с шипением вышла из ножен.

Шрам на лице эльфа исчез, но это был Кеарх. Феникс готов был поклясться чем угодно.

— Простите, кажется, я обознался, — сипло произнес Карнаж.

Острия алебард снова поднялись в воздух.

— Итак, что же тут сторожат два вооруженных до зубов полукровки? — спросил эльф, отстраняя Гюрзу кончиком шпаги. — Никак наемничью казну? Сейчас проверим.

— Они из отряда убийц драконов, — сообщил солдат, просматривая списки, выданные ему Горттом.

— Тем более! — сверкнул глазами Кеарх.

Сильваниец откинул полог. Клара испуганно обернулась на офицера, инстинктивно склонившись и закрывая собой Нэй.

— А! Отрекшаяся падаль! — эльф цокнул языком и дал знак двигаться дальше. Когда солдаты отдалились на приличное расстояние, Гюрза подошла к онемевшему от изумления «ловцу удачи» и спросила:

— Что с тобой? У тебя такой вид, будто ты призрака увидел.

— Так и есть, — задумчиво, будто самому себе, ответил полукровка.

— Так ты знаком с этим эльфом?

— Я сам бы хотел это знать.

Понимая, что большего от него не добиться, Гюрза вернулась на свой пост под недружелюбным взглядом Клары и задернула полог. Полуэльфка испустила тяжкий вздох. Ей очень не нравилось это неблагодарное занятие: защищать тех, кто об этом не то, что не просил, а, скорее, наоборот.

Карнаж мотнул головой, словно стряхивая окутавшее наваждение, и прислонился снова подпирать спиной стенку фургона.

— Бритва! Ты глянь кто явился не запылился! — Гортт дернул за плечо Тарда. Убийца драконов резко обернулся, собираясь сказать помощнику пару ласковых за бесцеремонно прерванный разговор с комендантом, который едва начал налаживаться, но ругательства слетели с его языка по другому поводу. Группа храмовниц приближалась к фургону циркачей. На встречу им уже выступили Гюрза и Феникс. В руках и тех, и других заблестело обнаженное оружие.

— Прощения просим! — бросил гном коменданту, обалдевшему от крепости выражений, и громко свистнул, по-разбойничьи приложив пальцы к губам. Наемники тут же заторопились к своему предводителю. Охранники из купеческого обоза тоже последовали за ними и уже внушительного вида толпа во главе с Горттом направилась в сторону полукровок и храмовниц.

— Старые распри, только и всего. Не стоит беспокойства, — поспешил заверить коменданта Тард, снова оборачиваясь с самым беззаботным видом.

Жрица соскочила с седла и подошла к Фениксу. Полукровка невозмутимо шагнул ей навстречу, прижимая кинжал лезвием к внутренней стороне левого предплечья. Пальцы правой руки напряженно дернулись, готовые в любой момент схватиться за меч.

— Вы оба знаете, зачем мы явились, не так ли? — на лице эльфки появилась усмешка, когда она увидела готовность полукровок к бою. Жрице стоило лишь повести бровью, и храмовницы выставили перед ними частокол из шпаг.

— Э! Полегче!!! — рявкнул Гортт.

Карнаж и Гюрза застыли меж двух рядов, ощетинившихся оружием. Сильванийские стражи границы напряглись, ожидая дальнейшего развития событий. Они не примкнули ни к одной из групп, явно намереваясь вмешатся только в том случае, если конфликт перешел бы в активную фазу.

— На что вы рассчитываете? — вскинула брови жрица.

— На то, что у вас хватит духу принять чужое решение, — ответила полуэльфка, кивая на фургон циркачей.

Жрица подошла и сорвала полог.

— Твоя работа? — прошипела она, бросив на Гюрзу взгляд полный ненависти.

— А что если и моя?

Эльфийка подняла вверх руку и храмовницы убрали оружие.

— Вот и ладушки, — хмыкнул Гортт. — Феникс, если чего, нас покличешь. Братва, расходимся пока. Но не далеко.

— И что теперь? — спросил Карнаж.

— Теперь давай уладим наши с тобой счеты, отродье Xenos, — с явным усилием произнесла жрица.

Полукровка озадаченно посмотрел на длинный кусок белой ткани, переданный ей одной из храмовниц.

— Нас связывает с тобой кровная вражда. По нашим обычаям, — начала жрица, приступая к обряду, для которого храмовницы отступили назад, встав полукругом за ее спиной.

— Ты смеешься? — скривился Феникс.

— Отнюдь. Мне самой это не доставляет особого удовольствия, но таков приказ короля. Ты же якобы наполовину сильваниец, лесной эльф, хоть тысячу раз отвергни мы Аира, как гомункула и ренегата, братоубийцу и прочее. Но, видимо, это не касается его потомков. Раз уж случилось такое чудо и искусственная тварь смогла таки породить что-то на этот свет. У Сильвана издревле детям было дано право выбора: нести бремя грехов отцов или нет. Я от матери отрекаться не стану. Никогда. А ты от своего отца? Прежде, чем ответить, подумай! Я могу хоть сейчас стребовать с тебя сатисфакции как с его сына!

— Жизнь тяготит? — Карнаж начинал понимать, куда она клонит.

— Зубоскаль сколько влезет, но сначала ответь на вопрос, — невозмутимо потребовала жрица.

— Тогда задай его прямо.

— Хорошо. «Сталь» или «кровь»? Что выбираешь из основ смерти и жизни, как требует того кодекс сильванийской чести? И не тяни с ответом.

«Ловец удачи» не ожидал, что дойдет до открытого вызова. Он не мог и в мыслях допустить, что оставленное его родителем наследие повлечет такие последствия. Ведь он был полукровкой и едва ли кто-то мог всерьез требовать с него ответа по обычаям кровной мести. То есть признать его равным. Вот так, за здорово живешь! Бесспорно, это было бы почетно, но Фениксу давно стало плевать на моральную сторону дела. Он больше обращал внимание на практическую, а она обещала в случае неудачи получить отменный удар шпагой на дуэли с противником, которая с молодых ногтей обучалась влдению клинком. С другой стороны, если фортуна не отвернется от него и он победит, что мешает храмовницам тут же переиначить все в убийство полукровкой чистокровной? Тогда кодексы повернутся совсем иной стороной. Самой неприглядной для него и вдвойне почетной для сильванийских воительниц. Неужели жрица и впрямь считала, что оставляла ему даже подобие выбора?!

— Кровь!

Карнаж все с тем же изумлением наблюдал, как эльфийка сделала ритуальным ножиком длинный надрез у себя на предплечье и передала ему, пока он снимал куртку и засучивал рукав рубахи. Гюрза встала рядом, держа в руках одежду и кинжал Феникса, и скептически наблюдала за процессом, тоже поражаясь наивности жрицы. Той стоило лишь получше присмотреться к своим храмовницам, чтобы понять, что обоюдное прощение вряд ли окажется от чистого сердца. По крайней мере, со стороны потомка Xenos уж точно.

«Ловец удачи» сделал надрез у себя на руке и каждый из них получил по своему краю длинной белоснежной ткани, шириной как раз, чтобы перевязать предплечье. Они вытянули руки и, производя круговые вращательные движения, перевязали раны, одновременно помогая друг другу. Когда же их руки встретились, надежно соединенные вместе, ткань все еще оставалась белой.

Храмовницы замерли в ожидании.

Жрица опустила глаза. Карнаж отвернулся. Искреннее прощение, разумеется, не могло взяться из ничего, и ткань, зачарованную друидами для этого ритуала, не мог обмануть ни один из участников. Цвет не менялся и сильванийские руны того слова, ради которого устраивался этот обряд, все никак не проступали. Отчаяние захлестнуло их обоих.