Дух трудолюбия 1,2

Начало третьего этапа вскоре превратилось в гонку шин и колес. Земство, через которое проходил тракт, готовясь к гонке, не слишком старательно засыпало и укатало дорожные ямы щебенкой, словно рассчитывая на то, что сами гонщики на своих паровиках лично укатают их до нужной кондиции. Вдобавок рассыпанный на дороге щебень был весьма остер, из-за чего многие при наезде резали или прокалывали свои колеса. И теперь, каждый ездок должен был бороться не столько с конкурентом, пытаясь объехать его, но еще и с дорогой, стараясь не лишить мобиля ценных запчастей. К слову сказать, постфактум, на этом этапе гонщики их оставили немало.

— Да е-мое! Да кто ж так дороги строит? — в сердцах кричу я, в очередной раз резко и по дуге объезжая очередную выбоину с заплаткой на тракте.

Еще бы не объезжать. Если ездить и не обращать на эти выбоины внимание — до финища не доедешь, скорее без колес останешься.

Обогнали на скорости очередной паровик, подловив его на ошибке:

— Он?

— Не-е! Не он! — разочарованно отвечал мне Бойко. Матерюсь:

— Да где же этот чертов «двадцать пятый» мобиль? Ну не помню я такой на стартовой линии. Хоть убей, не помню. Скольких уже обогнали, а все никак не догоним гада.

Новый мобиль, который предстояло обойти, уже издали показался мне знакомым. Поравнявшись поближе, я только чертыхнулся. Ф-фух, как же я хотел бы, чтобы этого момента не было. Но он настал.

Тот мужик, что обещался меня зашибить перед гонкой, гнал на своем «Дуксе» прямо передо мной. Повернув голову для того, чтобы увидеть своего преследователя, он тотчас же принялся стягивать с лица материю, обмотанную вокруг рта и носа. И взревел, пытаясь перекричать шум шин и чих паровых моторов:

— Страмець! Вот ты где мне попался. Таперича уж никто не помешает нам.

И принялся подтормаживать и разгоняться, интенсивно руля и виляя на тракте корпусом паровика. Вероятно, дабы я сделал ошибку, избегая возможного с ним столкновения. Транспорт его двигался по дороге непонятной криволинейной, рваной, похожей на зигзаг и волны, траекторией. Когда я пытался обойти его через появившееся «окно», он тут же резко закрывал его внезапными новыми маневрами, вдобавок намереваясь меня ударить. Его пассажир принялся что-то ему объяснять и спорить, яростно жестикулируя. Но гонщик в слепой ярости не слушал контролера, продолжая вести свою тактику. — Бух! Бам-м! — его стремление во что бы то ни стало достать меня привела к первым столкновениям. Моя гордость и стильная находка, а именно красивое стремительное крыло нашего паровика, интегрированное в подножку, смялось от удара и вскоре, по клепкам, частично оторвалось. Болтаясь и касаясь каменистой дороги, этот элемент паромобиля вскоре, согнувшись в дугу, принялся скрежетать и сверкать выбиваемыми от трения искрами. Картина была фантасмагоричной. Едут два паровика и бьют друг друга. Мужик с Дукса орал на меня. Я — на него. Его пассажир-контролер пытался воззвать к совести гонщика, грозя ему отстранением и карами на финише. Бойко же орал контролеру, сидящему на Дуксе, прося приструнить и повлиять на своего водителя.

— Получил, гаденыш?

— Да пошел ты!

— Да что же ты, как истукан, сидишь-то? Это ж небось дело твое.

— Иш-шо хочешь?! А вот тебе. Получай!

Бух! Бамс! Бабах! Бумс. Бамс! Это новые удары по боковине нашей Пули наконец-то достигли цели. Часть крыла оторвалась окончательно, открыв мне вид на переднее колесо. Отлетающие от колеса камушки принялись барабанить по остаткам крыла. Этого уж я стерпеть не мог и пошел в атаку. Немного сдав назад, пропуская дурня на чертовом двенадцатом Дуксе вперед, увеличиваю подачу пара в цилиндры. Газ, то есть. И вновь нагнав паровик, принимаюсь выступающей мощной кованой балкой, поставленной в мастерской именно на такой случай, небольшими, но чувствительными ударами подталкивать этот «шарабан» мериканского типа. От ударов в заднюю часть «Дуксъ» завилял. Почти сразу оттуда послышался отборный мат и проклятия в мою сторону, а контролер усилил препирательства с ним. Мужику пришлось вести бой на два фронта — как со своим контролером, так и со мной, одновременно пытаясь удержать свой паромобиль на тракте:

— Королобый выпоротокъ! Фетюкъ! Шинора хабальная! Доберемся до финиша, погодь ужо мне фулюганить!

— А-а-а! Вот как запел! Как мобиль мой бить, так сразу первый. А как в ответку получать, так сразу я шинора и фетюк! Каз-зёл бородатый!

Отомстив за себя, сделав еще с пяток ударов в заднюю часть Дукса, чуйкой ловлю момент. Резко вильнул в сторону, пытаясь в этот момент обойти этот злосчастный, весьма доставший нас, паровик. И вовремя. Раздался слышимый удар. И в этот момент траспорт на полном ходу левым колесом словил камень, отчего оно покатилось в сторону. А сам паровик, сильно накренившись, рессорой взрезал дорожное покрытие грунтовки и вскоре остановился.

Влетаем на финишную прямую третьего этапа, поднимая клубы пыли. Машины ее высочества нет, но «Берлиэ 03» из Имперского гаража стартовала при мне. Ч-черт, опять чуть-чуть не успел.

Не успев остановиться, к нам летят какие-то незнакомые женщины, сразу, поцелуями и цветами, взявшие в свой оборот моего контролера. Бойко от столь неожиданного внимания стольких поклонниц, враз млеет. Вместе с подошедшими к нашему мобилю дежурными механиками этого этапа, мы ржем от этой пикантной картины. И через мгновение, опомнившись, бегу к знакомой табличке над навесом, оставив своего пассажира разбираться с женщинами самому.

— Вы главный администратор?

— На этом участке гонки да, я, молодой человек. Чем могу? Говорите, у меня немного времени.

— У-уф! Как хорошо, что я вас застал! Только что, отсюда стартовала ее высочество на Молнии 09. У меня важное сообщение для нее или лиц, ее охраняющих. Я знаю, что для таких случаев у вас есть камень связи.

— Положим есть. И что же я должен передать?

— На пятом этапе гонки на ее высочество будет совершено нападение!

— ?!

— Нынешний этап прямо-таки изобиловал курьезами, сыпавшимися как из рога изобилия. Гонщику команды свенов Фредрикксону на «Скания-Вабис» на нашем испытании явно не везет. Он вынужден был сойти с дистанции по причине того, что брошенный на третьем этапе какой-то экспрессивной дамой букет попал ему прямо в глаз. До финиша 3 этапа мобиль вел контролер.

— Весьма отличились гонщики команды «Дуксъ». Гонщика Ермолаева наблюдателям пришлось дисквалифицировать только за то, что тот, будучи недоволен своим контролером, поливал его разными непотребными словами и пытался выкинуть оного на полном ходу, бросив того на произвол судьбы. К слову сказать, паровик по началу получил штрафные очки за поломку и ремонт в ходе гонки, но вскоре был дисквалифицирован совсем, по иным, весьма недостойным, основаниям, вскрывшимся в ходе начавшегося разбирательства. У другого паромобиля системы Дуксъ гонщик Флегонтов втайне от контролера пытался подлить в систему воды, вскрыв пломбу на капоте. Надеюсь в следующую гонку команда заявит более опытных гонщиков.

— В копилку курьезов третьего этапа несомненно вошел случай с транспортом экипажно-паромобильной фабрики Ильина. Гонщик команды, некто Валеев, за пятьсот метров до финиша самолично сумел дотолкать свой «ЛЮК» до финишной прямой, после того, как в котлах паровика закончилась вода. Не обошлось без штрафных очков, но проведя ревизию на пит-стопе, паровик команды вновь принял участие в гонке. Виват!

— А паровик фабрики кароссери «Тартарь-балт» встретился с лосем, который тотчас устроил с ними игру в догонялки. Лесной великан вышел из лесу аккурат, когда паровик почти поравнялся с ним. Приняв паровик, вероятно за сородича или врага, животное принялось догонять транспорт команды. За сим действием следили гонщики конкурирующей команды, которые и рассказали наблюдателям эту, без сомнения, смешную историю. А вот гонщик на «Минерве» из одноименной команды на полной скорости сбил пробегающую через тракт лису, из-за чего не справился с управлением и прямиком вылетел в кювет. Все пассажиры обошлись испугом, но паромобиль потребовал ремонта в условиях мастерской, а посему гонщик принял решение выйти из гонки.

— Фу-у! Сообщил! Словно гора с плеч!

Сообщив неизвестному мне офицеру через камень связи все, что стало мне известным, в том числе и причины, побудившие сообщить информацию так поздно, я довольно выдохнул. Тем временем паровик был готов к продолжению гонки. До старта оставалось недолго. Решив не терять время и продолжить участие в гонке, кричу Бойко:

— Поехали?!

— Ну как? Cообщил небось?

— Cообщил!

— И как?

— Вроде все норм! Сказали, примут меры.

— Тогда небось поехали!?

— Поехали!

Конвексное зеркало, перед которым стоит глава службы охранки с помощником. На тракте стоит паровик Александры:

— Нет-нет-нет! Мне все равно, я еду дальше. Всего последние два этапа осталось. И все. Я что, зря столько мучилась? К тому же, пф, я и сейчас нахожусь под вашей защитой.

— Ваше высочество, Александра, вы поступаете весьма неразумно. Вы едете только с одним защитником, второй же несколько отстал от вас на другом паровике. Мы не сможем полностью гарантировать вашу безопасность на тракте. И мы настаиваем на вашем сходе с гонки. Транспорт придется оставить. Только так мы можем…

— Ах, ну нет! На сей раз я у вас на поводу не пойду. Хватит с меня нескольких испорченных вами вечеров. Я еду дальше. И так, из-за вас, просто беседуя с вами, я потеряла несколько драгоценных минут гонки. Кстати, источник слухов проверили?

— Нет, но…

— Пф! Вот проверьте, а потом вызывайте!

— А если мы вас силой? Вы же понимаете, на нас возложена ваша защита.

— Ах! Да вы что? Решитесь поднять руку на члена императорской семьи. Да вас, пф, в острог навечно!

— Ва-а-аше высочество. А какая нам разница? Да его величество тоже с нас голову снимет и на дыбе колесует. И между прочим, тоже будет в своем праве.

— Пф! Ничего не знаю! Вы моя защита?! Вот и думайте, как меня защищать. А я участвую в гонке. И точка!

— Ваше высочество… Но мы не можем…

— Я еду дальше…это моё последнее слово.

— Ваше высо… — раздосадованная княжна выключила камень связи.

— Пф! Уйди с глаз моих долой!

Четвёртый этап гонки был напряженней третьего. Впереди меня шла троица немецких Хорьхов и несколько аглицких паромобилей, принадлежащих нескольким командам. Весьма серьезные соперники, известные гонщики, не менее мощные паровики, в отличие от дорожных подготовленные специально для гонок. И пусть наша «Пуля» тоже не лыком шита, их я немного побаивался. Одно успокаивало. Хоть я княжну-герцогиню Александру может и не догоню, но охрану и нужные службы я успел предупредить. А уж у них все возможности есть для прикрытия ее высочества. От войск до дирижаблей в небе.

Гонку не остановили. Бойко заявлять о нарушениях, допущенных мною в ходе гонки, естественно, не стал. Ложь, так сказать, во благо, потому что, подозреваю, рыльце в пушку, то есть, нарушений хватало и с его стороны. Наблюдатели, если они что и заметили, тоже. Если меня все же отстранят, а результаты отменят, будет мучительно стыдно разговаривать с нашим директором Емельян Емельянычем и Степаном Николаевичем. И смотреть ребятам в глаза. Надо будет объяснять им свою позицию. Да, не честно, но. Не для себя ведь «химичил», а ради спасения ее высочества. Если правильно всем все объяснить, думаю поймут. Мужик на «Дуксе», что устроил мне таран, пока мы готовились к старту, так и не прибыл. Наверное, еще колесо меняет. Козел. Прибывшие за мной гонщики претензий не заявляли, но не факт, что этого не будет потом. На финише. В общем, действуем по ситуации.

А сейчас. Гонщик Конов на мобиле «Пуля» — на старт! Внимание! Три! Два! Один! Пошел! Выстрел парострела вместе с клетчатыми флажками, размахиваемыми помощниками и наш мобиль вновь рванул со стартовой линии навстречу судьбе, натужно пыхтя и поднимая за собой клубы дорожной пыли.

Догоняю на тракте пылящую впереди троицу дойчей. Увидев наш паровик, гонщики Хорьхов, словно сговорившись, принялись перестраиваться, реализуя свою командную тактику. Перестроившись, теперь эта троица четко и стройно двигалась вперед по схеме клин или голова кабана, полностью закрыв мне путь объезда. Что же делать?

Перебираю по памяти статьи из Авторевю про тактику гонщиков Формулы-1 и ралли-рейдов. Нет. Не подходит. И это тоже не подходит. Нет, только не эта тактика. Что же мне делать? Как же обойти этих дойчей-тевтонцев?

Ладно бы только они ограничились клином. Когда тракт несколько расширился и появилась возможность их обойти, ушлые немцы поменяли тактику на новую, в которую я чуть не попался. Они приняли тактику движения зигзагообразной волной. Разница Хорьхов в сравнении с вуатюретками была в конкуренции на высокой скорости движения. Если вуатюретки в силу маломощности парового мотора и, видимо, понимания их гонщиков о бессмысленности надеяться на первые места, принимались тормозить, сдерживая меня и заодно увеличивая мое отставание от лидеров гонки. То Хорьхи позволить себе тормозить, сдерживая меня, а значит отстать от машин Имперского гаража и аглицких команд просто не могли. А навязывание дойчами тактики высокой скорости всех паромобилей в сочетании с активным маневрированием на тракте не давали всем нам права на ошибку. Ибо ошибка грозила сходом с тракта или поломкой в лучшем случае. Как же дойчей обойти?! Я не находил решения.

Проехав в таком режиме не менее пятнадцати верст и устав от бессмысленного плетения за этими дойчами в клубах летящей, застилающей наши с Олегом глаза, пыли, решил все же пробивать их защиту. Увеличиваю давление в котлах. Агрессивный подкат и я втискиваюсь в свободный просвет немецкой волны справа. Дойч делает тройное фа-фа и их тактика волны сменяется плотной коробочкой, для чего лидер, слегка притормозив, заблокировал движение вперед. А следующий за ним Хорьх слева от меня блокирует возможность вырваться в сторону. А тот, в чьи позиции я въехал, пока отвлекся на первых, сумел встать за мной. Коробочка. Попался. И так быстро и уверенно. Явно не в первый раз так делают. И не только я, похоже, был жертвой такой тактики. Сейчас начнут давить. И вправду. Только успел подумать, как дойч слева от меня принялся плавно приближаться ко мне, тесня и давя к обочине.

Слышу со всех сторон их гогот. Бойко кричит наблюдателям, мол это нарушение, куда глядите. Однако наблюдатели не повелись на его провокацию, сидят, молча взирая на демонстрируемую немцами командную тактику. А что? Увы, пока это правилами не запрещено, значит использовать можно.

— Га-га-га! Es wird Klasse genannt, du T?lpel (прим. Это называется высокий класс, деревенщина). Га-га! Wir werden uns einen leckeren, saftigen Dorfbewohner holen (прим. Закусим сочным сельчанином) Was glotzt du so? (прим. Чего уставился?) Га-га-га!

Что говорят эти дойчи, ни черта не понимаю, но чуйкой чую, что-то обидное. К-козлы! В душе от нахлынувшей обиды поднимается злость. Рядом сидит Бойко. Тоже только не пыхтит, как паровоз. Вон как надулся. Тем временем тевтонец слева, гаденько улыбаясь, помахал мне рукой в кожаной перчатке, словно прощаясь, и принялся выталкивать с тракта, плавно касаясь моего паровика своим бортом.

— Аuf wiedersehen (прим. До свидания!)

— Серега, чавось с ним вошкаешься. Башкой тебя в треисподнюю! Думай уж скорей. Ужель с тракта сойти захотел?

Паровик мой правыми колёсами уже ехал по обочине, потихоньку сдвигаясь к откосу тракта. В сторону откоса двигаться нельзя, съеду вниз и завалюсь набок. Надо было спасать положение. Внезапно и резко торможу, сбрасывая пар. Хорьх позади меня не успевает среагировать и втыкается в меня, толкая наш паровик вперед. Те, что справа и спереди, вырвались вперед, добавив мне на кузове свежих вмятин. Снова разгоняюсь, с целью атаковать среднего, не забывая о том, что сзади. Повернув голову, мельком гляжу назад. Дойч поотстал. Нашлась все-таки у Хорьхов слабинка, после внезапного торможения, оказывается, они более долго разгоняются. Толкаю среднего в корму. Еще раз и еще. Мобиль завилял, сразу выехав на обочину, а гонщик принялся выпрямлять рычагами управления свое положение. Слышу, как тевтонец орет. Явно матерится.

— Verdammter Bastard! (прим. Чертов ублюдок) Was f?r ein Mist?! (прим. Что за дерьмо?)

Ору ему:

— Вот ты меткий — в рот конфеткой! Получил от меня, орясина тевтонская?

Обойдя слева среднего и поравнявшись с ним, резко перекладываю руль управления, жестко касаясь бортом немецкого Хорьха. Гонщик среагировал поздно. Получив удар в борт кузова, паровик испуганно вильнул вправо с тем, чтобы в следующий момент уйти под откос. А через пару мгновений боком лечь в канаву. Все. Этот приехал.

— Бойко, взгляни там?! Живые они?!

— Живые-живые! Кулаками тебе машут! И задний догоняет!

— Погоди, сейчас и ему добавим!

И принимаюсь за зигзагообразную тактику, стараясь не давать конкуренту сзади обойти себя и постоянно его тормозить.

Таким образом и приехали на первый промежуточный пост. Пока дежурный наблюдатель на посту записывал наши номера, немец спереди беспрерывно ругался и угрожающе махал рукой. Немец сзади вел себя более прилично, хотя чего-то тоже мне выговаривал.

— Sauger[15]! Verdammter Welpe[16]!

— Поговори-поговори еще! Эй, дойч! Куда лапти первым намаслил, а, окаянный?! Нам ещё тут разобраться надо!

Под мелькнувший флажок о старте наша троица поочередно стартовала, продолжив пробивать позиции друг друга. Немец впереди держал оборону, пытаясь не пропустить вперед настырную «Пулю». Я вилял по тракту из края в край, пытаясь пройти защиту первого и не дать себя обойти заднему. Бойко сидел рядом, держась за ручку, изо всех сил пытаясь удержаться. Его мотало туда-сюда, от чего, видно с непривычки, ему поплохело. Но он держался. В тот момент гонки ощущения резко обострились. У меня словно глаза на затылке выросли. Настолько ощущались и предугадывались чужие действия.

— Капитан Симанов, а вы, как я понимаю, наблюдатели!? — с камня связи был видел мужчина, представившийся полковником Коровиным.

— По приказу его высокопревосходительства с этого моменту охрану и сопровождение ее высочества и одновременно лидера гонки возлагаем на себя. Вам, равно как и другим, запрещается приближаться к паровику ее высочества ближе чем на пятнадцать верст и рекомендуется ограничиться наблюдением за прочими участниками гонки. Приближаться к имперскому дирижаблю до получения разрешения воспрещается.

— А как же новости и сообщения о местонахождении? Нам же нужно об этом в Комитет гонки сообщать?

— Не волнуйтесь. Это мы берем на себя. Все что вам обычно нужно, нами будет сообщено.

— А как же состязательность? Правила гонки наконец?

— Похоже вы не поняли. Для непонятливых повторяю. Мы берем контроль за ее высочеством на себя. А правила?…Засуньте свои правила…ну вы поняли. Безопасность первых лиц Империи прежде всего.

— Ах ты паразита кусок!

Получив несильный «поцелуй» в корму от Хорьха, едущего сзади, со злости чертыхаюсь. Обойти Хорьх спереди никак не удавалось. Гонщик, что вел его, был явно мужик тертый и опытный, не раз участвовавший в подобных гонках.

Вот и сейчас, оставшись вдвоем, они принялись зажимать и теснить спереди и сзади нашу Пулю, превращая связку паровиков в подобие паровозика с тремя вагонами. Со стороны это смотрелось, наверное, смешно, но нам было не очень. В очередной раз расцепившись и получив тычок сзади жду действий переднего. Вот. Ф-фух! Резко вправо. И дойч что есть силы затормозил, пытаясь ударить меня своей кормой. Но сильно ошибся, немедленно втыкаясь в не успевшего среагировать своего напарника.

— А-а-а-а! Обошли тевтонцев! Порвали-и! У-у-у-у! Мы обошли их! — взахлеб от радости победы орем мы с Бойко.

Следующие гонщики, повстречавшиеся нам, были нихонские гонщики на Такури и Ямаба, наседавшие на явно аглицкие мобили впереди них. Удивительно, но разные по названию команды, держались вместе единым фронтом, словно всегда практиковали командную тактику. После победами над тевтонскими Хорьхами, распознать применяемые тактики нихонцев мне было куда легче. Увлекшиеся борьбой с аглицкими паромобилями, они не заметили, как наша «Пуля» подкралась к ним. А вскоре нам повезло еще раз. И еще как. Внезапно вышедшие на тракт и идущие пастись на лужок, деревенские коровы заставили едущих впереди гонщиков резко затормозить, вынуждая себя и следующих за ними гонщиков полностью остановиться. В этот момент мы, на удачу рискнув, съехали с тракта на обочину и по широкой дуге объехали всех остановившихся в получившейся свалке гонщиков. Вслед нам понеслись проклятия и ругательства на аглицком и нихонском, многие из которых я разобрал. Насмеявшись вдоволь над неудачливыми гонщиками и такого шикарного везения, мы с Бойко вскоре мчались дальше. Финиш четвертого этапа встретил нас стартующим Берлиэ из команды имперского гаража. На пятом ее высочество уж точно догоним. Главное, чтобы не было нападения.

— Уважаемые дамы и господа! Финиш четвертого этапа показал многочисленные изменения положения среди участников гонки. В лидерах несомненная троица Имперского гаража, с самого начала гонки, задающая темп всем остальным. Четвертым на финиш прибыл…да-да…прибыл паровик «Пуля» под управлением гонщика арбузовской мастерской…э-э-э Сержа Конова — запутался диктор.

— Не Сержа, а Сергея! — тут же заорал Петька. И тут его голос потонул в радостном улюлюкающем оре наших ребят.

Следующими, соответственно пятыми, шестыми и седьмыми на финиш прибыли паровики команды «Воксхолл» номер 12, «Стэнли Супер Ракета» Фреда Марриотта и фаэтон «Easter Egg» братьев Анри и Лео Гарднеров-Серполле номер 05. Следующими на финиш четвертого этапа прибыли «Ямаба» и «Такури» нихонских команд. Вслед них финишировал паровик команды Дублей на фаэтоне Double-Detroit Model S. И апосля гонщик Уайт с сыном на торпедо Packard Bell. Сошли с тракта все Хорьхи дойчей. Нам сообщают, что причиной столь внезапных изменений среди участников стали многочисленные поломки и столкновения, апофеозом которых стали вышедшее на тракт стадо коров. Дамы и господа, теперь вы понимаете, что придает пикантность и зрелищность нашим гонкам. Гонки — это игра для настоящих мужчин. Ну и для настоящих женщин, разумеется. — закончил свою речь диктор.

В самом начале пятого этапа мы, практически сразу, обошли и один из паровиков ее высочества. Тот самый, что мы застали финишируя. Он сошел с гонки по причине какой-то поломки. Гонщик Берлиэ, шедшего третьим номером, в бессилии со всей дури бил по кузову и колесам своего мобиля. Второй, наблюдатель и, по совместительству, один из охранников ее высочества, сидел на подножках, смотря куда-то вдаль.

Путь перед нами был открыт. Мы в лидерах гонки! А-а-а-а! Мы — в лидерах!

— Э-эй! Эй! М-мать! Вы чего?! Что это за хрень?! А-а-а-а! Эй! Сто-о-о-о-й! В-вашу…м? — щурясь от пыли и грязи, орем вместе с Бойко благим матом и одновременно нервно, от испуга, перекладываю руль туда-сюда, объезжая внезапно появившиеся передо мной ямы и глубокие рытвины, от только что произошедших разрывов непонятного оружия. — Ф-фух! Б…Что тут происходит?!

На мостике эскадренного дирижабля его Величества «Слонобой», парящему в воздухе над трактом недалеко от ее высочества, к стоящему там полковнику охранки обращается дежурный офицер, наблюдавший за ходом гонки:

— Господин полковник, мобиль ее высочества с исключительно быстрой скоростью догоняет один паромобиль. В лидерах он ранее был не замечен.

— Он из участников?

— Сложно сказать, нам сверху не видно его нумера. Мобиль вообще плохо различим, так как полностью заляпан пылью и грязью. В салоне видно двое седоков. Могу предположить, что он из участников, равно и как, что он влился в гонку со стороны Вышеславля. Ту дорогу мы не контролируем.

— А где второй защитник на «Берлиэ»?03?

— Он отстал по причине поломки. Паромобиль подвел.

— А спуститься на тракт?

— Взгляните вниз. Спуск на тракт в лесном массиве для нас смерти подобен. Я не думаю, что вы, полковник, так торопитесь на тот свет.

— Да, вы правы, капитан. Так что же вы думаете? Они или не они?

— Чтобы убедиться в том окончательно, надо остановить сей мобиль.

— Наши действия, полковник? — к нему обратился капитан.

— Дайте предупредительный выстрел. Испугаются, остановят мобиль, значит из гонщиков.

— Если это гонщики, нас жалобами закидают с обвинениями в угрозе жизни и здоровью участников гонки.

— Так! Обвинения не ваша забота. Главное — жизнь и безопасность ее высочества. Для спасения в случае нештатных и угрожающих ее жизни ситуациях мне дозволено использовать любые средства. Подчеркиваю! Любые. А теперь. Исполнять!

«Пуля» быстро мчалась по тракту в окружении длинных высоких деревьев, постепенно нагоняя паровик ее высочества.

Раздался выстрел, который для гонщиков послышался негромким хлопком.

— Cергей, ты слышал?

— Слышал, хлопок какой-то?! Наверное, от резины. В ямку какую попали.

— Полковник, на предупредительный объект не остановился. Наши действия?

— Дайте им по паре залпов справа и слева от тракта. Авось не видят. На сей раз точно увидеть должны.

Капитан вновь отдает приказ канонирам и те делают залп из нескольких орудий. Но вместо попадания на обочины, несколько разрывов выстрелов внезапно накрывают тракт, взрывая и пропахивая укатанную щебнем грунтовку, одновременно раскидывая в стороны клубы пыли и земли. Как раз перед паровиком Сергея.

— Э-эй! Эй! М-мать! Вы чего?! Что это за хрень?! Эй! В-вашу…м? Ф-фух! Б…Что тут происходит?!

— А-а-а-а-а! Сто-о-о-о-й! Нас убью-у-т! Гони-и-и-и-и! Давай гони-и-и-и!

— Бойко, глянь назад! Что видишь? Что это было?!

— А я знаю!? Господи, зачем же я только согласился на эту чертову гонку! Сидел бы дома, попивал бы квасок с медовухой! Господи, спаси нас! — орет и истово крестится Бойко и увидев новый разрыв: — Нет же! Гони-и-и-и! — и наш мобиль, объехав очередную появившуюся воронку на дороге, прибавил в скорости.

— Бойко, не ори! Не убили еще! Сзади посмотри, кого ты там видишь?

— Никого в лесу не вижу!

— Не тупи! По верхам глянь!

— И там никого. Никого не вижу. Нас небось убью-ут! — заорал Бойко.

— Не убьют. И не ори, Бойко, мои уши от твоего ора уже оглохли.

— Остановись!

— Ку-ку?! Нас тут, как мух, и прихлопнут.

— Нет! Я простой газетчик, а помирать сюда не нанимался! Остановись немедля!

— Бойко, ты вообще с ума сошел? Хочешь, чтобы нас точно здесь прибили?!

— Я сойду. Помирай тут сам! Всё. Баста. Пока! — решившись, Бойко, на полном ходу, полез вылезать из паровика. Вылез немного из кокпита, пока его за ремень не перехватил Сергей. Втянув газетчика обратно. Сергей показал ему кулак и брякнул:

— Я те сойду! А ну сидеть! Сядь тут и сиди.

— Ну небось все. Амба. — и репортер самым натуральным образом запел: — Иже еси на небеси…Да святится имя Твое…

— Бойко! А ну заткнись там, и сиди спокойно.

— Да будет воля Твоя…

— Бойко, кому говорю. Заткнись. А то не посмотрю, что ты контролер. И врежу. Просто врежу! Без тебя тошно. Не хочешь мне помогать, молчи в тряпочку.

Олег нервно сглотнул.

— Я домой хочу.

— Бойко! Блин! Ты просил перед гонкой довезти до финиша целым?! Просил?! Так вот! Я…тебя…до-ве-зу! А теперь, сделай милость, просто и совсем…затк-нись! Мне сейчас Александра важней. Дай головой подумать. Понял!?

Инспектор-газетчик согласно закивал своей головой как катайский болванчик.

— Господин полковник, транспорт не только не остановился, но и прибавил в скорости.

— Они точно нас видят?

— Должны. Мы же их видим.

— Ну теперь моя совесть чиста. Это и есть нападение. Слушай мой приказ. Поразить противника. Палите! Не дайте им догнать ее высочество!

И вскоре новые разрывы выстрелов вспарывали перед нами и за нами тракт с шумом, пылью и комьями земли, разлетающимися по сторонам, ломая и портя и без того совсем не идеальное дорожное покрытие:

— А-а-а-а! Серега-а! Топи! Давай топи! Гони! Пару еще давай!

— Да топлю я, топлю-у!

— Давай небось бросим мобиль, а? И в лесу спрячемся, а?! Авось не убьют ни за что!?

Бойко всем телом вжался в кокпит нашего паровика, словно пытаясь в нем спрятаться, одновременно крутя головой по сторонам, словно пытаясь найти очередной выстрел.

— А вот и хренушки. Бойко, догнать надо ее высочество, понимаешь? Нападение уже началось или вот-вот начнется. Ты точно никого там не видишь?! Смотри внимательнее! Неужели ты не понял?! Ну ты и…Газетчик называется! Какая-то с… сверху по нам палит!

— Долго возитесь с этим паромобилем! На внеочередные учения отправлю!

— Капитан! По правому борту к нам приближается небольшой дирижабль.

— Странно, а это еще кто? Ужель не всех предупредили?!

— Капитан, да нет, всех оповестили. Только что дирижабль не наблюдателев и никак не участник гонки. По форме энто курьерский какой-то.

— Вымпелы на нем чьи?!

— Сей час, капитан…никак не разберу, капитан…далеко.

— Вахтенный, скажете после. Поднять флаги. Отправить сообщение. «Я старший. Зона, закрытая для полётов. Предписываю сменить курс.»

Через некоторое время вахтенный сообщает:

— Капитан, с того дирижабля нам ответили.

— Ну и, вахтенный, не томи! Чего там? Матрос ответил: — Оттель сообщили: «Нужен лоцман. Нужен буксир. Держитесь в стороне от меня. Управляюсь с трудом.»

— Вот, значит, как? А ну посигналь им. «Немедленно остановитесь для досмотра.» И предупредительным сигнальным садани. Авось задумаются.» И чей это за дирижабль, черт его раздери!

— Капитан, они дали «Отрицательный ответ. Держитесь в стороне. Управляюсь с трудом.» Знаете, капитан, это точь иноземец, капитан. Обводы на нем явно мериканские.

— Да что он там. Неужто в самом деле неисправный? Придется сажать, иначе мешать будет. Название видно?

— Да вот, он к нам повертается. Сей час, капитан…Я же говорил, курьерский почтовый. Дирижабль Мугалия Пост…К-капитан, вы только посмотрите на это!

— Что там, вахтенный? — капитан поднял свою подзорную трубу.

— Нумер…видите нумер на хвосте?! И гляньте еще на их мостик, там народ выскочил, руками машет. А что это у них за блестящие палки такие?

— Вахтенный, какие палки?

— Да в руках оне держат.

Капитан наконец-то увидел то, о чем говорил вахтенный. И тут же помчался к рупору.

— А-а-а! Б-бисово отродье! Т-тревога-а! Плутонги правыя! По иноземному дирижаблю немедля бронебойным пли-и!

Поднятая по тревоге канонирная команда успела дать лишь пару залпов по этому дирижаблю, когда его с мостика в сторону «Слонобоя» потянулось несколько тонких голубых линий. Вначале ничего не было, а потом, словно ниоткуда появившееся, слегка трескающее разрядами, голубое свечение легко пробежалось по всему дирижаблю. Потом снова и снова, снова и снова. Этот веселый бег был началом огненной волны, полностью поглотившей дирижабль, намедни носивший название эскадренного его Величества «Слонобой».

Когда дорога пошла в горку и подъем на вершину закончился поворотом, Бойко толкнул меня, показывая куда-то в бок:

— Серег, глянь-ка туда! Вона кто по нам палил!

Над лесом вдалеке виднелись два дирижабля, большой и малый. Большой, явно имперский военный, выглядевший большим летающим хищником и малый, непонятно чей, раза в три меньше, похожий на тонкую сигару. Услышали звуки нескольких раздавшихся выстрелов орудий. И следом заметили яркую вспышку, легко поглотившую большой военный красавец-дирижабль.

— Ур-ра-а-а-а!

— Бойко, ты что, дурак?! С ума сошел?

— Дык он же по нам небось палил!

— Так нашего же и сбили. А палил он в нас поначалу, думаю, нас за тех врагов и принял. Дружественный огонь.

— К-какой ог-гонь? — не понял сразу Олег.

— Какой-какой?! Такой! Дружественный! До ее высочества значит совсем близко.

— А ведь и вправду дурак. Как же я сразу не сообразил-то?! — начал сокрушаться репортер.

— Александра-а! Саша-а! Ваше высочество-о-о! Это мы-ы! — как одурелые орали мы, пытаясь докричаться до едущей впереди нас княжны. Ибо в дорожных войнах с Дуксами, а затем и с Хорьхами приказал долго жить гудок. Ее второй сокомандник, сидевший в паровике на пару с охранником, следовавший за ней, не пропускал нас, увеличивая дистанцию между нами и ней.

Когда тракт вдруг раздвоился, я обрадовался. Так как оба паровика имперского гаража ушли в левую часть дороги, а мы свернули в правую. И у нас появилась возможность их догнать. Чем мы и воспользовались. Разогнавшись, мы обошли второй паровик и снова выскочили на тракт, почти поравнявшись с «Молнией» княжны:

— Александра-а! Саша-а! Ваше высочество-о-о! Это мы-ы! Остановитесь!

Княжна, заметив знакомое лицо, махнула рукой, потом недоуменно нахмурилась, но все же остановилась. Мы тоже. За нами встал второй паровик, из которого выскочил наблюдатель, оказавшийся еще одним охранником. В руке он держал только что вытащенный из-за обшлага кожаной куртки небольшой парострел. Ее высочество недовольно зашипела:

— Ах ты! Каков нахал! Пф! Сергей, забылся?! Меня так никто не называет. Только дома семье позволено. Белены что-ль объелся! И если ты думаешь, что…

— Ваше высочество, Александра, но простите, давайте без политесов. Вам сейчас грозит серьёзная опасность. Покушение. И это не шутки.

— Пф! Я это слышала, мне не раз сообщали.

— Ваше высочество, отнеситесь к нашим словам серьезно. Мы за вами с первого этапа гонимся, пытаясь догнать. Только что военный дирижабль над лесом уничтожили. Видели?

— Какой еще д-дирижабль? Слонобой?! Это вон тот маленький с ним справился? Пф!

— Не знаю названия, но да-да. Давайте не терять ни минуты. Предлагаю вам и вашему охраннику поменяться с нами мобилями. И нужно переодеться. Вы одеваете наше, а мы ваше. Должно подойти.

— Да как вы смеете!..Ах вы!.. — пунцовевшая, как алый мак, девушка аж не нашлась, что на это и сказать: — Вы понимаете, что предлагаете?!

— Ваше высочество! Все потом. Некогда! Враги скоро уже тут будут, а нам отвести их от вас еще нужно. Саша, немедленно снимайте свою куртку, если вам жизнь дорога.

— Ах Сергей, если вы мне соврамши…ну если я только узнаю…если ты кому-нибудь даже заикнешься…если.

— Ваше высочество, как можно?! — испуганно проговорил Бойко, ни разу не сталкивавшийся с негодованием столь высоких персон.

— Пф! Я даже не знаю, что с вами обоими сделаю! — грозно завершила свой спич ее высочество, начиная, одновременно с охранником, снимать свою верхнюю одежду: — Надеюсь, вы знаете, что делаете?!

Обменявшись верхней одеждой, я принялся лезть в «Молнию» Александры. Бойко в нерешительности стоял рядом, не предпринимая никаких действий.

— А это то зачем?

— А как же! Чтобы сбить с толку наших преследователей. Они ж еще не знают, что мы переоделись.

— Твоя правда!

— Саша, ваше высочество, не бойся, знаю я, как твоей конфеткой управляться. Как-никак сам доводил. Не теряйте времени, Саша, лезьте в «Пулю». Там все для тебя знакомо.

— Пф! Нахал! Ни капли вежливости! Вот уж все закончится, я тебя проучу!

— Все потом, ваше высочество. Бойко, а тебе особое приглашение нужно?! Лезь давай!

— А может я все ж сойду?

— Олег, не дури, в последний раз говорю, лезь в паровик!

Невольный напарник словно нехотя начал залезать в паровик ее высочества. Вдруг разрешат остаться. Ее высочество кивнула головой гонщику второго паромобиля, подтверждая свое согласие на сопровождение ее, теперь уже бывшей, Молнии.

— Сергей, ты вернешь мне мою Лозьер «Молнию» в целости и сохранности. Понял?! Знаешь, сколько мы с ней уже? И попробуй мне только первое место занять! Пф! Самолично, прилюдно придушу! Знай! Я своих слов на ветер не бросаю!

— Обязательно, ваше высочество! Буду рад помереть от ваших распрекрасных рук! — смешно улыбаясь, ответил я ей, одновременно резко стартуя с места. За нами рванул второй гоночный Берлиэ под номером 02, оставляя ее высочество вместе охранником вдвоем.

— Ах же шут гороховый! Надеюсь, он знает, что делает-прошептала Александра. Этот молодой человек ей начинал нравиться своей бесшабашностью и непонятным упорством, помноженным на отсутствие авторитетов.

— И попробуй мне, Сережа, только пропасть или погибнуть! Я тебя с того света достану.

И посмотрев в небо, где над деревьями виднелись приближающиеся очертания небольшого дирижабля, кивнула своему охраннику:

— Едем же! Быстрее!

— Ополоуметь можно! Я еду в «Молнии» ее высочества! — орал Бойко.

Я же только промолчал на это заявление инспектора.

В этом паровике я уже в мастерской сидел. И не раз, споря и доказывая свою правоту инженеру и всем ответственным за улучшения специалистам мастерской Арбузова. Держа одной рукой руль, пальцами второй я касался кожи воротника, накинутой на меня куртки. Она еще хранила тепло тела, только что расставшейся с ней, девушки. Конечно, куртка была мне немного маловата, для чего пришлось расстегнуть несколько пуговиц на ней. Но самое главное, за что можно простить все доставленные неудобства, она приятно пахла. Пахла приятными, наверное, очень дорогими, цветочными духами, к чему примешивался едва уловимый запах кожи куртки. И самой девушки.

— Сергей! Вот мы в паровике ее высочества, а дальше-то что делать будем? Ты уже, надеюсь, знаешь?

— Нет. Рассчитываю дальше действовать по обстановке. А что?

— Вот как? А зачем я тогда к тебе в транспорт залез? Лучше бы я в лесу небось остался!

— Бойко, ты уже достал! Который раз уже. Я слезу-слезу, слезу-слезу. Раз так хочется-слезай! — и кривлюсь, перевирая любимое бойковское небось: — Небось без тебя управлюсь!

— И уйду! Небось живой буду!

— Ну и вали!

— И уйду! Останови, я сойду!

— Крыса трюмная!

— Я тебе публичный некролог в нашей газете напишу. В рамочке с виньеткой. Хороший!

Я резко затормозил. За мной, совершенно не понимая причин, затормозил второй паровик с «моей» охраной:

— Да иди ты к черту, писатель.

— Вы чего, отношения выяснять тут удумали? Смотрите, нас дирижабль нагоняет! Это точь не наши.

— Иди! Вали в свой лес. Прячься.

Бойко не стал отвечать на этот выпад и сразу ринулся, не разбирая дороги, в густые заросли окружающего леса. А «Молния» немедленно рванула с места, пытаясь уйти с места остановки подальше. Держу пальцы крестиком, чтобы тот момент догоняющие нас на дирижабле не заметили.

Лечу по тракту с другим паровиком. Тот дирижабль нагнал нас. Кажется, что они летят параллельно с нами. Краем глаза вижу номер на хвосте. Он…Двадцать пятый. Тот, что мы безуспешно искали среди гонщиков на тракте, оказался в небе. Щурясь от солнца, различаю маленькие фигурки людей, стоящих на мостике. Я был рад, что моя затея с переодеванием удалась. Они не задержались на моей «Пуле», а сразу же летели к нам. Наш маленький обман сработал. У ее высочества уже есть шанс спастись.

Охранник на втором Берлиэ, достав свой парострел и действуя рукой, как подставкой, принимается палить в их сторону. На мостике дирижабля вскоре забегали. Попал он, значит.

— Господина, это те, кого мы ищем. Их охланника начала стлелять по нама. Цина цюцють зацепило, но елунда. Вана после пелевяжет лану.

— Кончай их обоих, Цин. И девку ту и ее охрану. И быстренько уходим в Варшаву, пока тут не очухались. Там разгружаемся и вы оба оттуда дуете в Старый Петерсборг. Заляжете там до особого указания. Подчиняться будете кому укажу. И затихнете там как мышки, никуда носу не показывая. С вашей рожей заметут на допрос в охранку враз. Чую, ежли не смотаемся, тут войск вскоре будет, как собак не резаных. И запомните, нас тут не было. Лучше уж на таможне я гутарить буду. А вы мне помалкивайте.

— Цина поняла, господина. Цина стлелять. Цина и Вана потом молчать. Хозяина новый плинять.

— Уходи-и! — орет мне охранник на втором паровике. — Меньше шансов, что обоих зацепят!

— Удачи-и! — и добавив давления в котлы, начинаю прибавлять в скорости, уходя от сопровождения. Отъехав от него метров пятьдесят, оборачиваюсь от внезапного взрыва. На меня летела огненная волна с голубыми сполохами, в сочетании с согнанными с места воздушными волнами. Пыль с голубым огнем.

— М-м-ма-ать! Это что за хрень!

Окатив пылью, немного не добравшаяся до меня, волна быстро рассеялась, оставляя за собой большой выжженный опаленный круг. Куска старого леса, попавшего в зону действия этого круга и второго паровика больше не было, словно их корова языком слизала. Дирижабль не отставал. Транспорт быстро приближался к небольшому паромобильному мосту из дерева и металла, перекинутому через края обрыва, в низине которого протекала неширокая, но бурная в центре река. Конструкция моста была интересной, но рассматривать их мне было некогда. Люди на мостике дирижабля что-то там прилаживали, направляя это что-то в мою сторону. Сейчас точно вдарят. Проскочить мост или?

— Уй-е-е-е! Вот встрял! М-м-ма-ать, куда же мне уйти с тракта-то?

Или не проскочу?! Успею! — слышу хлопок — Н-нет! Будь, что будет. Ф-фух! В воду! А-а-а-а!

На полной скорости разогнавшийся пыхтящий паровик с парнем за рулем минул кромку обрыва, словно пытаясь перелететь на другой край реки. После чего по широкой дуге принялся падать в бурлящие речные воды. Из кузова падающего паровика вылетел юноша в кожаной куртке, нырком вошедший в воду одновременно с «Молнией». Паровик, гулко хлопнувшийся о воду, перевернувшийся верх колесами и наполовину погрузившийся в реку, принялся тонуть. А нагнавшая паровик огненная голубая волна довершила свое темное дело, слизав подчистую все, что плавало на водной поверхности. Покрутившись еще немного вокруг места падения и убедившись, что дело сделано, мугалийский почтовый паровик, сменив курс, полетел дальше.

Бульк…бульк…бульк…Сижу под водой, возле зарослей камыша и тростника у берега, одновременно стараясь задержать свое дыхание. Давно сбросил тяжёлые, стесняющие движения в воде, ботинки. Куртка в воде словно кирпичами набита. Как же долго длится время. Первый раз всплыл среди зарослей травы, примеченной в момент падения. Чтобы не заметили. Небольшой дирижабль низко висел надо мной в небе, позволяя прочесть надпись на борту «Мугалия Пост», а команда, бегая по палубе, всматривалась в речные воды, выискивая в воде ее высочество. Отдышавшись, пришлось уйти снова под воду. Еще…еще пять секунд…еще…еще…вот теперь, наверное, все. Потихоньку выдыхаю и медленно всплываю под прикрытием речных растений из-под воды. Отдышавшись, оглядываюсь. Ф-фух! Никого нет, моста нет, кручи на берегу опалены черным. Хлопнул по волнам рукой:

— Ха-ха-ха-ха-а-а-а-а!!! А-а-а-а!!! Я их обману-у-ул! Обману-у-ул!

Из последних сил доплыв до берега, медленно выползаю на мокрый, с речными травами и галькой, песок. И совершенно без сил, от усталости и пережитого засыпаю день, засыпаю.

Просыпаюсь вечером от криков. Тело все болит и ломит. Неприятно в мокрой одежде лежать. Верх высох, а низ от набегающих волн намокает. Замерз я что-то. Надо вылезти совсем из воды, а то заболеть не хватало. Сил нет. Хотя о чем я, рад, что, фу-у, живой остался!

— Наше-е-л! Вон он, на песке лежит, вашвысочество.

— Где-е?

— На внизу, вон там, на бережку.

— Что с ним?! Живой?!

— Целехонек навроде. С верхов не видать боле. Вниз спускаться надобно. Ваше высочество. Момент. Сей час только канат вниз спустим.

Первый подскочивший ко мне военный перевернул меня и увидев мои первые телодвижения, заорал куда-то вверх:

— Живо-ой он! Как есть живой! Ни царапинки! Лежит себе и в ус не дует. Ей-ей-ей, вашвысоч…вы куды ж…не надо…мне ж ротмистр мой голову оторвет… за энти ваши пируэты.

И вскоре этот приятный запах рядом со мной и капли падающих слез:

— Сережка…ты живой! Живой! Уж все кончилось. Свои!

Спустившиеся военные в ярко-синих куртках с красными штанами с нашитыми красными галунами помогли мне подняться. И один из них, залихватски перевязав себя, а затем и её высочество княжну, с помощью медленно взлетевшего дирижабля, поднял на борт вначале ее. После чего, тем же способом меня и остальных. Вскоре, дирижабль, вздрогнув своими паровыми движителями, почихал дальше.

Что было дальше, я не помню. Просто, когда все участники поисков скрылись в недрах дирижабля, на борту мною занялся военный маг-фельдшер. Ее высочество он попросил удалиться. Сразу дав под язык какую-то черную пилюлю и начав вести пассы над головой, отчего я вскоре заснул. А очнулся я уже в столице, когда наш дирижабль приземлился.

— Уважаемые дамы и господа! В связи с особой ситуацией, не терпящей отлагательств, Комитет гонки принял согласованное всеми членами решение отменить полностью пятый этап гонки. А также не признавать уже достигнутые результаты некоторых гонщиков, достигнутые ими на пятом этапе. Также среди участников гонки произошли многочисленные изменения и сходы. По состоянию на данный момент, с тракта сошли гонщики, ставшие лидерами пятого этапа:

— Паровики имперского гаража, в полном составе, по причине поломок на тракте.

— Паромобиль «Пуля» заводской команды Арбузова, по причине схода с тракта в результате поломок.

В связи с оными фактами комитет гонки постановляет:

— Первое призовое место и победителем гонки признается аглицкая команда «Воксхолл» на одноименном паровике. Второе призовое место занимает Фред Марриотт на своей «Супер — Ракете». Третьим победителем гонки и соответственно, третье призовое место занимает команда братьев Гарднеров-Серполле на своем дубль-фаэтоне.

По решению главного акционера, его величества Императора, главный приз, кубок Гран-при Императорского Тартарского Паромобильного Общества «Пробег на кубок Императора» вручаться не будет, ограничившись положенными для призовых мест наградами.

Услышав эти новости, толпа недовольно загудела, принявшись немедленно обсуждать только что услышанное друг с другом.

Матрос помог мне спуститься по ступенькам на землю. Передо мной спустилась ее высочество Александра. Солнце уже почти зашло, уступая место ночи. Я, накрытый чьим-то одеялом и каким-то непонятным образом насухо от воды высушенный, стоял посреди поля. На этом поле, рядом с приземлившимся нашим дирижаблем, сверкая дежурными огнями, поодаль стоял дирижабль его Императорского величества, на котором он прибыл до начала гонки. В воздухе висело несколько военных дирижаблей, также сверкавшие огнями. Кажется, я заметил на бортах торчащие пушки. И, по-моему, некоторые обводы мне показались знакомыми. Приземлившийся дирижабль встречала небольшая группа военных, среди которых я узнал его величество. Он, крепко обняв свою непутевую дочь, погладив ту по голове, вскоре отстранился от нее и подошел ко мне.

— У вас талант, молодой человек. Столько качеств и знаний — прямо удивительно. А еще оказываться каждый раз в нужное время и в нужном месте. Отеческое спасибо за спасение моей дочери — и Император, в этот момент показавшийся мне, в первую очередь, не самым первым лицом страны, а просто простым, усталым от всего, человеком, подал мне руку.

После крепкого взаимного рукопожатия он сказал:

— Надеюсь все же вскоре увидеть вас не только воспитанником приюта, но и студентом Имперской Академии. Стипендия для вас мною подписана собственноручно. По достижению шестнадцати лет имеете полное право ей воспользоваться, поступив в Имперскую Академию или любое военное училище по вашему выбору.

Взяв меня слово ничего не сообщать журналистам о произошедшем и сообщить всю нужную информацию соответствующим службам, его Величество увлек за собой Александру. Как? Всё? И все на этом? Отвернулся, чтобы не смотреть на взлетающий дирижабль. Не успев разочароваться, слышу:

— Сергей!

— Да, ваше высочество, совсем забыл, ваша куртка на мне! — принимаюсь снимать ее.

— Ах, нет-нет, не надо, оставь!

Ко мне, быстро спустившись по трапу, подбежала ее высочество:

— Оставь себе на память. Это самое малое, чем я могу отблагодарить за твою помощь. Не хочу, чтобы ты считал меня…

И не договорив, обняла. Раздался гудок-ревун. Ее высочество отстранилась и позволила поцеловать свою руку, после чего, словно нехотя, принялась идти пятясь к дирижаблю, одновременно говоря:

— Мне не позволено остаться. Ах! Как я хотела бы многое узнать, но охрана сильно настаивает. Мне нужно лететь, Сережа. И я обещаю, как только будет можно, свидимся. Обязательно с тобой свидимся. И в целях моей безопасности пока молчи обо всем!

И вскоре, погрузившись в свой дирижабль, Александра с семьей взлетела, направившись явно в сторону императорского дворца.

Ну а мне предстояла беседа с офицерами, представившимися контрразведкой Империи. Долго и обстоятельно длилась этот разговор. Офицеры не угрожали, но нудно и не по одному разу задавали вопросы о предшествующих гонке событиях и о том, что происходило на самой гонке. К вечеру от этих расспросов и обстоятельного рассказа у меня разболелась голова. Ф-фух, надоело! Когда офицеры посчитали опросы достаточными, после нескольких часов разговоров, затемно, мне дали поесть. После чего под охраной доставили в гостиницу, где временно жила наша команда. Ночной стук в дверь и вскоре нас встретили ликующие объятия всех без исключения, еще сонных, участников команды. После ликования начались расспросы. Только вот радость всех присутствующих несколько поутихла после сообщения офицера, прибывшего вместе со мной. Заявив всем о том, что до особого указания мне запрещено распространяться о событиях, произошедших в финале гонки, офицер козырнул и пожелав всем спокойной ночи, удалился.

— Ну как, значит, добрался де в гонке до ее высочества?

— Добрался, Степан Николаевич. А вы сообщили то, что я вас просил на старте гонки?

Степан Николаевич только вздохнул:

— Подкузьмил ты мне, Сергей, с этим сообщением. Заарестовали меня сразу. Посадили в клетку, словно вора какого. Думал влип по-черному. А к вечеру все ж разобрались и выпустили. А уж к ночи и ты явился. Нет, не подумай, я не жалуюсь, все-все понимаю. Только скажи, там все нормально?

— Нельзя, Степан Михайлович, запретили говорить. Контрразведка.

— Вот как?! Значит, ее высочество де жива, раз их всех и тебя с гонки сняли. Предлог де про поломки-то мобилей, верно, надуманный.

— Степан Николаевич, я вам этого не говорил. Это ваши слова.

Старый гонщик еще раз вздохнул:

— Я же говорил, от богатых и знатных де жди беды.

Что тут на это скажешь. Только, ты не прав, Михалыч.

Наутро мы уехали в Старый Петерсборг. «Пулю» нам не вернули, ограничившись выданной господину Арбузову распиской о временной конфискации означенного предмета на период расследования, что в немалой степени изумило всех. Что там нашли в моем паровике, догадок у меня не было. Кроме одной. Пуля просто понравилась ее высочеству и она, так сказать, ее придержала у себя. Взамен Молнии. Ехали обратно молча, хотя на языке у всех так и вертелось невысказанное желание подробно расспросить меня о событиях пятого этапа.

В приюте было еще тяжелее. Поздравления сменялись сочувствиями о сходе и пожеланиями побеждать еще, заканчиваясь вопросами про то, что было на пятом этапе. Потому что слухи и новости гонки дошли и до них. Отказывать ребятам и знакомым в этом была для меня еще та пытка. Хорошо ребята из нашей компании, правильно истолковав мое состояние и невозможность рассказов, как и в тот раз, в первый визит к императору, принялись отгонять от меня наиболее назойливых интересантов. И это дало свои плоды, потому что поток интересующихся этими событиями лиц и повторяющихся вопросов вскоре начал сокращаться.

А еще через пару недель на выходе из приюта меня ждала очередная приятная новость. В этот момент наша честная компания гурьбой шла на практическую.

— Сергей?! — окликнул меня знакомый голос.

— Бойко?! Ты?! Жив, курилка! — заорал я. И подлетев к недавнему напарнику, обхватил того двумя руками и подпробовал поднять его. Разок подняв его и опустив вниз, репортер принялся отказываться от сомнительной чести быть поднятым еще раз.

— Хватит-хватит, небось зашибешь еще ненароком, хандрыга.

— Что-о?! Сам ты, костеря известный. Сбежал от меня тогда. И, кстати, правильно сделал. Как ты, долго по лесу пришлось скитаться?!

Наши ребята, переглядываясь друг с другом, стояли молча, грея уши и ловя каждое слово нашего с ним разговора.

— Ой, и не говори. Слез я с мобиля, вы уехали. Приближался дирижабль. И мне пришлось забежать в лес. Рядом с дорогой был большой валун, под которым я спрятался. Авось не заметят. Мне небось никогда еще так страшно не было, когда дирижабль пролетел надо мной. Маленький, а такой большой военный дирижабль погубил. Это знаешь ли, страх наводит. Он пролетел дальше и я, услышав, как стих шум его винтов, вылез из своего укрытия на дорогу. А когда вдалеке я увидел зарево необычного голубого огня, языки которого быстро двигались в мою сторону, у-у-у! Небось магические штучки. Тут-то мне стало страшно второй раз.

— Да ладно, Бойко, огонь тот имел ограниченный радиус поражения.

— Вот. Не раз я ж тебе говорил, Сергей. Какими-то ты странными словечки сплошь сыплешь. Как его…Сусанин, радиус поражения. Ругаешься даже как-то не нашему.

— Ладно-ладно, Бойко, ты не увиливай. Дальше-то что было?

— Дак что. Когда огонь стих, я пошел по тракту дальше. Добрел до первого небось опаленного пятна. Постоял там немного. Страшно сказать, что супротив нас оружие применили. Подъехала ее высочество на нашей «Пуле». Завидев меня, только и высказала мне за то, что я тебя бросил.

— Брось, Бойко, не переживай. Я ж тебя не осуждаю. И прости меня за те слова. Ты поступил тогда правильно. Сейчас я понимаю, что шансов выжить нам вдвоем в тот момент было куда меньше. Я и сам чудом жив остался. Но рассказывай дальше, не томи.

Ребята, совершенно потрясенные, едва дыша, стояли рядом, вслушиваясь в слова, произносимые моим инспектором-контролером, ставшим невольным товарищем по борьбе. Совершенно не смущаясь никого, Олег, словно вокруг для него были только я и он, принялся рассказывать дальше.

— Узнав то немногое, что было между нами, княжна уехала. Я же пошел по тракту дальше. Вскоре мимо меня пролетели аглицкие участники, мериканцы, нихонцы. Через некоторое время они вновь проехали, немало меня удивив. Представь мое потрясение! Обратно! Небось ты представляешь, они поехали обратно? Уж к ночи я набрел до реки, едва не свалившись с кручины в воду. Моста не было. Тракт был, а моста не было. Ее высочества тоже. Расположившись рядом в лесу, переночевал до утра. А утром подивился масштабу разрушений. Моста нет, в округе небось ни травиночки, мобиля же твоего тоже нет. И я подумал, что… либо ты небось…того! — Тут наш репортер сглотнул: — либо небось смог выбраться. По тому, что я вижу тебя тут, значит второе. Вскоре прибыли артели плотников, наводить вместо напрочь сгинувшего моста временную переправу. Примкнул к ним подмастерьем и чернорабочим за возможность столоваться у них. А еще через несколько дней покинул их бригаду, едва появилась возможность попасть на тот берег. Добрался на перекладных до столицы. В редакции меня совершенно потеряли. Выслушав мою историю и сообщив последние новости в столице, отправили меня с паромобилем редакции сюда, наказав мне без репортажа не возвращаться. И вот я тут.

— И это все?!

— Ну да небось! А что ты еще хотел услышать.

— Бойко, ты хочешь сказать, что к ни полиция, ни контрразведка, ни люди императора к тебе не подходили?

— Ну да. Никого не было.

— Ха-ха-ха! Бойко! Да ты счастливчик!

— Эй, ты чего. Какой же еще я счастливчик?

— Чего-чего? Можешь сам совершенно спокойно рассказать людям эту часть нашей истории. А я тебе тут ничем помочь не могу. Запрет ее высочества!

— Не, ну ладно, а как же репортаж? У меня и в остальном куча вопросов.

— В каком еще в остальном?

— Ну как ты тут объявился. Небось странности твои.

— У-у-у, Бойко, это никому неинтересно.

— Нет, это весьма всех заинтересует. У нас выйдет шик-карный репортаж! Главная новость сезона! Вот смотри…

— Как продвигается расследование покушения на Александру, Михаил Георгиевич?

— Ваше величество! Мы делаем все возможное!

— Оставь все экивоки за той дверью. Говори, как есть. Знаешь же, лестью меня не проймешь!

— Мой император, пока все плохо.

— М-м-м?!

— Узнав о нападении, мы незамедлительно отправили телеграфом сообщение об всеимперском розыске во все воздушные порты и города Империи. Мугалийский дирижабль, участвовавший в нападении на ее высочество, был найден в порту Варшавы. Но мы опоздали. Лишь наши люди прибыли на портовую стоянку и поднялись на борт, то застали пустой дирижабль. Охрана порта сообщила, что за час до нашего прибытия с ворот порта выехал паровик с сошедшей на землю всей командой. По сообщенным охраной приметам на улицах и в предместье Варшавы моими людьми была организована погоня. Но все безуспешно. В пригороде неподалеку от тракта был найден брошенный ими пустой паровик. Анализ всех следов показал, что по неизвестным причинам, словно разыскиваемые почуяли погоню, бомбисты пересели на другой грузовой паровик. Вместе с грузом. Опросили всех вокруг. Свидетелей сего не нашлось. Попытка проследить по следам окончилась также безуспешно. Следы затерлись на тракте.

— Бомбисты едут с грузом?! Что там может быть, Михаил Георгиевич?!

— Да, мой император, что-то везут. Предполагаю, это нечто, чем они уничтожили эскадренный дирижабль «Слонобой», осуществлявший высотное наблюдение на пятом этапе, а еще — мост через реку Всеславку и пару гоночных мобилей — Молнию 09 Александры и Берлиэ 02 охраны ее высочества, участвовавшего вместе с ней гонке.

— Есть предположения?!

— Пока только ясность, что примененное супротив них оружие было явно магического назначения.

— Плохо.

— Мы знаем это, князь. Разрешите идти работать дальше?!

— Идите! Работайте.

— Кстати, мой князь, что нам делать с газетчиками? Они осаждают меня и вашу канцелярию вопросами о состоянии ее высочества. И они требуют ее появления. Подозревают, что с ней на гонках произошло самое плохое.

— Ах да! Газетчики. И что вы предлагаете?

— У меня нет вариантов, акромя как подождать еще.

— Значит, так и поступим. Молчим и тянем время. Если за неделю другую супостатов не найдёшь, Михаил Георгиевич, придется предъявлять ее высочество народу. Живую и здоровую. И, кстати, не спешите пока рассказывать писакам о ее спасителе.

— ?!

— Барин! Почта и ваша газета.

Разворачивая «Салонъ» Йозеф первым делом просматривал колонку объявлений, в поисках одного неприметного сообщения. В очередной раз чертыхнувшись отсутствию сообщения от нужного ему человека, он, сплюнув на пол, принялся рассматривать и читать другие страницы.

Перевернув очередную страницу на раздел, где освещались спортивные новости Тартарии, управляющий остолбенел, для того чтобы в следующий момент заорать во весь голос:

— Федька! Васька-а! Канальи! Где вы там! Да за что ж я вам деньги то плачу!

Влетевший в кабинет управляющего, запыхавшийся рябой Федька, не найдя глазами причины, принялся расспрашивать:

— Барин, почто звали?

— Федька, ты грамоте учен?

— Учен.

— На, читай!

Ничего не понимающий охранник взял из рук Йозефа Юлиановича газету и погрузился в чтение. Через несколько мгновений раздается:

— Барин, дык это…это же…гимназист тот. Ну что вас…

— Сам знаю, олух!

— Но как же…

— Сей же час несешь эту газету к Ипполит Матвеевичу. Как узнаешь, что да как, ждешь его и едешь с ним! Аккуратно хватаете и сюда его! И чтоб без твоих выкрутасов!

Всю ночь кручусь в кровати, не мог уснуть. Не давая спать, тревожило неприятное чувство. Было такое ощущение, что в моей жизни в ближайшее время что-то должно произойти. Пробежала мысль о Йозефе, удачно приложив которого я сбежал. Скотина. Парострел я, кстати, в свое время перепрятал в овраге за приютом, буквально на следующий день. И вовремя. Приметивший меня бородатый дедуля-дворник ни в какую не хотел меня выпускать с тупика, угрожая и закрывая выход, ха-ха, метлой. Подумал видимо, что припрятал там что-то. Ворюга не иначе. Припрятал ворованное, ага, за пазухой. Драться с дедом совсем не хотелось. Поэтому удачно обманув его фальшивым движением, я рванул в получившийся проход и дал деру, только усмехаясь от его возмущенного крика:

— Стоять, шельма! Постой! А ну кому грю!

Овраг за приютом был глубок и давно порос деревьями и кустарниками. Периодически я ходил издалека проверять свой схрон, а недавно весной в одиночку даже практиковал в стрельбе свой захваченный трофей. Вытащив из схрона парострел, под шум ветра и ветвей деревьев смазал его прихваченным из мастерской машинным маслом. Чтоб не ржавел. Перед тем как выстрелить из оружия, внимательно его осмотрел. Странная конструкция. Сдвоенный ствол большого диаметра, вертикальный магазин с шариками-пульками, интересный спусковой механизм, пара рычажков и два резервуара с какими-то жидкостями. Один резервуар в рукояти, а второй — над рукоятью. Парострел украшал какой-то невзрачный зеленоватый камушек. Даже удивился тогда, нафига он тут. После осмотра оружия, поставив нижний рычажок в верхнее положение «бой», а верхний рычаг в нижнее положение «уз», я решился в первый раз опробовать его. Нацелив оружие на не до конца поваленную зимним ветром березу, нажал на курок. Пулька вылетела из парострела с хлопком в дымном облаке шипевшего пара, тотчас же развеянного ветром. Тело мое от неожиданности и сильной отдачи вздрогнуло. А в березе в месте попадания исчез кусок ствола, после чего дерево с треском надломилось и окончательно повалилось на землю. Эта штука посильнее Фауста Гете будет. Факт.

За мыслями не заметил, как уснул. А наутро все было как обычно и о проведенной бессонной ночи напоминал только противный зев. А за делами в мастерской противные мысли окончательно выветрились. О них я и думать позабыл. А зря. Потому что, выйдя вечером из арбузовской мастерской и возвращаясь обратно, из остановившейся напротив входа в приют пролетки за вылезшим из нее городовым на мостовую спрыгнул он. Рябой.

— Гимназист! Гонщик! Ить вот ты где! А ну стоять!

Неразлучная троица стояла на противоположной стороне мостовой и с удивлением смотрела на разворачивающееся на их глазах действо. Только что на их глазах из остановившейся пролетки вылез полноватый унтер-полицейский и какой-то крепкий мужик с рябым лицом. После чего события стали развиваться лавинообразно.

— Гимназист! Гонщик! Ить вот ты где! А ну стоять! — крикнул рябой.

Попытался схватить Конова. Неудачно. Их друг вывернулся из захвата и совершенно невероятным ловким приемом вывернул рябому руку, после чего сильно толкнул своего врага на полицейского. Те не удержались и оба упали на мостовую. Сергей не стал ждать и ринулся бежать. Его враги тем временем поднимались с земли.

— Ах, ты ж! Бунтовать мне вздумал! Да за сопротивленье…А ну стой! Пулять буду!

Юноша бежал, не останавливаясь. Рябой, видя, что цель удирает, вскочив и крякнув, тоже побежал за парнем. Оставшийся возле пролетки унтер, из-за живота натужно поднимаясь, тем временем вытащил служебный парострел и выставил его наизготовку. Городовой поморщился. Навязанный Йозефом свидетель, по совместительству бывший его охранником, мешал ему целиться в ногу. Вот он ушел с линии огня, зато более быстрый гимназист сменил тактику, принявшись бежать по улице, петляя волной. Унтер принялся целиться через мушку парострела и настраивая увеличенный радиус поражения в связи с растущей дальностью.

— Гадство! Сбежит! Как есть сбежит! Пулять? Или не пулять?! Уйдет же! Ищи его потом. Да что же он! Да уйди ты в сторону!

Выстрел паровика. Унтер-полицейский обрадовался. Попал! Когда пары выстрела рассеялись, на тротуаре лежал только рябой, раскинувший свои руки на мостовую. Парня уже не было.

— Тьфу! Зар-раза! Связался на свою голову с этим Йозефом! Бечь надо!

Не став смотреть на лежащего рябого, он вскочил в уже собравшуюся трогать пролетку, взглянул зло на насмерть перепуганного возничего и быстро тому сказал:

— А ну трогай давай. Быстро. Плачу втройне. Пошел!

Ф-фу-у! Удачно сбежав с места событий, я гулял по городу, стараясь не отсвечивать по началу комендантского часа. Успел зайти в банк, где забрал весь свой депозит. Пустили сразу, швейцар был уже другой. А вот помощник управляющего, узнав цель визита, даже как-то посмотрел на меня с сожалением. Возвращался обратно в приют уже глубокой ночью. Труп рябого, так вовремя оказавшегося на линии огня, уже убрали. Зачем я им оказался нужен? Почему хотели убить? Вот спрашивается, и зачем я туда поперся? Приличная лавка с виду была. Неужто все из-за парострела с ножом. Или Йозеф обиделся на то, что я приложил его по шее. Обидчивый какой. Нет, что-то Йозеф там говорил о стали… бреарлевской, кажется.

У входа в приют стоял паромобиль с эмблемой полиции. Явно по мою душу. Уж не знаю, что там в полиции наплел Йозеф, но мне это явно не понравится. Нужно отсюда бежать, но хотя бы забрав свои вещи. Только вот…к кому бежать-то? Уверен, что Арбузову сомнительные дела, да еще с убийством, явно не нужны. А еще придется рассказывать о всех событиях, произошедших в связи с этим. Про спрятанное оружие. Тут все и вскроется. Император высоко и далеко. Александра еще могла бы помочь, воспользовавшись своими связями, но она же в Новом Петерсборге. Куда еще добраться надо. Бардин. Мой опекун. Единственный, кто реально мог бы мне помочь и просил обращаться за помощью. Если уж и идти в полицию, то лучше вначале к нему. Только до него еще дойти надо. Кажется, он живет на Никитской, 25. Или Никольской, 25? Его визитка. Она же там, в моих вещах лежит.

Через парадный вход переться не стал, предпочтя нашу дырку в заборе со стороны оврага. Любимое место всех приютских, бегавших без увольнительного билета в город до ближайшей кондитерской за сладостями. Окно цокольного этажа, служившего приемным окном угольного склада, просто прикрывалось листом металла, не имевшим креплений. Вытащив кусок листа, через окно можно было пролезть на сам склад, а отперев защелку в помещении, выйти в коридор подвала. Этот маршрут мне один раз показал вездесущий Петька.

Сонный приют. Нужный этаж. Дежурный надзиратель спит в углу за столом у включенного ночника. Запах сгоревшего масла ночника в воздухе. Тихонько, едва слышно пройдя мимо дежурного, Сергей подошел к двери и дернул ее ручку. Ффу-у! Дверь тихо скрипнула, но надзиратель так и не проснулся. Вот он идет на цыпочках в комнату к своей кровати, стараясь никого не разбудить.

— Ба! Серег, неужто ты? — слышу голос Петьки.

Зажегся ночник. Вскочили другие. Не спали.

— Живой?! Живой! — тихо сказал Олег.

— Тише! Живой, братцы, живой!

Вокруг меня в исподнем стояли ребята и тихо рассказывали новости:

— Серег! У нас тут такое было. Все на ушах стояли. Вначале полиция была, а потом и штатский приехал какой-то. Глазами так и зыркал, словно вынюхивал что. Акулина Валерьяновна с ним. Всех про тебя опрашивали. Анфису твою тож. Какх… как ее, во…К-кхарактеристику собирали.

— А городовых у входа, видел? По твою душу стоят! И у Арбузова тож парочка. Внутри сидят, самолично видел.

— Вещи твои все забрали все. Ничего не осталось. И дохлый труп того рябого забрали. Стрелявшего городового, грят, тож ищут. Может энтот и не городовой вовсе был.

— Сереж, что тем двоим от тебя, нужно было? — спросил меня Илья, смешно щурясь сонным глазом.

— Да сам не знаю. Зашел в городе в одну посудную лавку свой ножик продать, а они из-за ножика оружие схватились. Пришлось главному по башке дать и сбежать от них. Думал забудут, а вон оно как вышло.

Влез Петька.

— А ты энтого рябого хорошо заломал. Любо-дорого смотреть. Раз-два и в дамки. Хороший у тебя приемчик. Научишь потом?

— Научу, Петь, ну если…сам понимаешь.

— Понимаю. Что дальше?

— Пока ухожу. Раз ищут, здесь мне быть нельзя. Наведаюсь в ту лавку, узнаю, что к чему. Буду искать помощи. Есть у меня тут знакомый человечек.

— Может к ее высочеству надо. Она же точно сможет помочь. Ты же ни в чем не виноват.

— Сможет, наверное, но для этого нужно еще до нее добраться.

— Анфисе сказать, что?

— Ничего. Если все хорошо закончится, сам ей скажу.

— Горевать будет девка, но смотри сам. Она же с тобой всегда крутилась и девкам спуску не давала. Люб ты ей.

— Что-то не заметно. Всё парни. Пока. Если что, вы меня не видели.

Тихо выхожу из комнаты. Иду тем же маршрутом, каким пришел. Спящий надзиратель даже не проснулся.

Сплюнув от неожиданной потери вещей, возвращаюсь снова в подвал. Пересидев ночь в теплой угольной, под утро задниками ушел, стараясь не попасть на глаза стоящему на страже полицейскому наряду. Тем временем сами городовые бодро зевали в паромобиле, борясь с подступающим сном. Я же шел по улице. Мой путь был на Никольскую, 25. На квартиру Бардина, адрес которого в выданной мне визитке я запомнил. Жил он далеко, на другом конце города. Поймав первый утренний экипаж, называю адрес полусонному вознице. Через двадцать минут пролетка останавливается у нужного мне дома.

Звоню в дверной звонок под именной табличкой. Слышу молодой зычный голос за дверью:

— Кто там?

— День добрый! А Петр Алексеевич часом не дома?

Дверь открывается. Молодая горничная в белом переднике и черном платье. Прислуга.

— Нет, молодой человек, Петр Алексеевич давно уехать изволил! Надолго! Кто вы?! Что передать хозяину?

Я стоял перед служанкой, как мешком оглушенный, не зная куда деть свои руки. Бардина нет дома? И что мне теперь делать?

— Маланья, милая, кто там? — в прихожую вошла белокурая молодая девушка в бежевом платье.

— Да вот, Варвара Петровна, хозяина нашего, Петра Алексеевича спрашивает этот молодой человек — ответила горничная. Та высунула голову из-за спины посмотреть на гостя.

— Павел?! Ты-ы?! Но как? Живой! Мы же тебя уже пох… — и Варвара закатила глаза, медленно осела по стене, хлопнувшись в обморок.

Что за! Э-э-э, похоже у девушки обознатушки. Я ж не Павел?! А в обморок зачем? Это со всеми девицами так? Под охи-вздохи горничной, помог перетащить незнакомую мне Варвару на диван в гостиной, успев коснуться ее красивых локонов, после чего ее горничная грозно показала мне пальцем на дверь.

— Ирод такой, хозяйку мою совсем напужал!

Ушел по-английски, даже не попрощавшись и не сказав цели визита.

Вторым пунктом плана зашел к Аюми. Увы. Ни ее, ни деда дома никого не оказалось. Окна были пустые, без занавесок. Свет не горел. Спросил соседку рядом, сухонькую тщедушную старушку. Та, едва взглянув на форму, как хорошо носить форму, сразу доверие вызывает, сообщила, что ее соседи недавно, внезапно и очень быстро собравшись, вроде бы уехали обратно в Нихон.

— Сгрузили паровик поклажи, ну такой, большой! И усе на фаэтоне уехали.

Грустно. Чего это они? Вроде ничего не говорила об отъезде. Еще одна знакомая ниточка оборвалась.

С расстройства зашел в трактир. Надо поесть и спокойно подумать. Заказав себе порцию гречки с хорошим таким шматком мяса, хлеба и молока за тридцать копеек, жую и думаю, как жить дальше. Все-же решил бежать дальше, в Новый Петерсборг, вначале навестив старого «друга» Йозефа. Просто узнать, за что у него ко мне такая «любовь». А в столице, как я заметил, еще больше шансов спрятаться. Большой город, много людей, паромобилей, домов, коммуникаций. Пойди найди еще беглеца. Не то, что тут, где весь город — одна большая деревня с каналами. Работу там в столице поищу. У Бойко, если найду там, можно помощи попросить. Авось не откажет. Сытый прошел на базар. Хорошо, сегодня много народу. Затерявшись в толпе, на одного гимназиста никто не обратит внимания.

Все торговки и торговцы, зазывая, наперебой рекламировали перед потенциальным покупателем свой товар.

— Семки! Семки! Купляй семки! Гимнази-ист! Гуляешь?! Купи семки! Карман-копейка!

— Картоха! Забирай картохи пуд! Очень вкусно, без причуд!

— Пирожки! Сладкие, с грибами, с капустой пирожки! Что ни в рот, то спасибо! Сладкие пирожки!

Там, на базаре, купил в одежной лавке поношенную, но вполне исправную одежду, сдав взамен свою старую приютскую. С моей доплатой. Сменяли сразу. Расставался с приютской формой с некоторым сожалением. Как-то привык к ней уже. Там же, в той же лавке, купил за рубль просторный, но уже не новый сидор, куда закинул пару купленной в лавке сменной одежды. Купил немного продуктов на дорогу на первое время. Совсем немного. Был бы голодный, забил бы весь сидор. Ага, правильно говорят, на базар нужно идти сытым.

Сняв в доходном доме комнату на ночь, решаюсь на вечерний марш-бросок. Нужно забрать парострел из укрытия. Вдруг еще завтра пригодится. Издали оглядел наш приют. Вздохнул. Городовые. Стоят еще.

Утром, умывшись и за завтраком поев опять каши с мясом, собираюсь с духом. Нет, все же иду.

Добравшись до лавки, замечаю на боковой небольшой грузовой паровик с рекламой лавки мельхиоровых изделий на бортах. За рычагами никого. Пара грузчиков ходит туда-сюда, таская тяжелые ящики на подсобный склад. Спрятав и накрыв сидор валявшимся ящиком, с парострелом, медленно крадусь ко входу. Вот очередной ящик втаскивается вовнутрь. Дверь приоткрыта. Решаюсь. Сейчас. Вперед. Проходя мимо паровика, окидываю взглядом кузов. Грузомобиль почти пустой. Пока никого не видно, вхожу вовнутрь и сразу прячусь в узких проходах за крытыми парусиной ящиками. В темени полусвета слышно, как в глубине склада громко перестукивают молотки. Тихонько продвигаюсь еще ближе, залезаю на самый верх, на ящики. Осторожно тянусь к краю и осматриваюсь. Сверху было видно, как знакомый мне управляющий, Йозеф, будь он неладен, стоял с папкой, что-то тщательно пересчитывая, среди уже открытых ящиков с ложементами и лежавшими в них смутно знакомыми недлинными блестящими трубками, сделанными из того же материала, что и мой нож. Вот оно что. Бреарлевская сталь. Нержавейка. На трубках в креплениях красными переливами поблескивали какие-то камешки. Пара лиц, явно восточного вида, осторожно вскрывают и закрывают крышки доставленных на склад ящиков. Несут очередной тяжелый ящик крепкие грузчики из тартарцев.

— Последний?!

— Последний, Йозеф Юлианыч.

— Хорошо! Ставьте его сюда.

Подчинившись воле хозяина, грузчики понесли тяжелый ящик в новое место, случайно задевают соседний ящик и под весом переносимого груза не удерживаются и с сильным ударом ставят его на пол.

— Kretyni[17]! lepy[18]! Не дрова несешь! Писано ж! Не ронять! Ур-р-роды тартарские! Ув-волю!

— А в прочем, вы ж мне больше не нужны!

Через несколько секунд вдруг раздались хлопки выстрелов двух парострелов и двое, не успевших ничего понять, грузчиков попадали на землю. В первый раз я видел столь хладнокровное убийство людей с столь близкого расстояния. Ну боевики я там смотрел. Применение магических устройств с дирижабля, тоже. Так там огнем, пусть и страшно, но без вида крови обошлось, а кино — это кино. А тут все по всамделишному.

— Бар-раны катайские! Я что, ящики сам завтра таскать буду? Я ж разве приказывал?! И так лежку мне засветили. Не могли паровик в лесу оставить?

— Плости, хозяина…Вана и Цина не понимать…плости.

— Пр-ридурки! С кем же приходится работать! Зачем же вас только хозяин ко мне сбагрил?!

— А в прочем! Придурки мне тоже не нужны! — раздалось еще два хлопка и Ван с Цином, вслед за первыми, со стоном повалились на пол склада. Йозеф подошел к стонавшему, мыском ботинка качнул его голову, проверяя реакцию. После чего, видимо убедившись в наступившей смерти, пошел от них прочь.

В этот момент Сергей, пытаясь рассмотреть произошедшее получше, слегка вылез из-за своего укрытия и Йозеф заметил его. Ничем не выдав своего удивления, он, насвистывая веселую мелодию, словно никого не видя, подошел поближе к ящикам, за которыми тот прятался, и произнес:

— Право, мой день! Хор-роший день! Гимнази-ист, раз пришел, не прячься, выходи!

И выстрелил. Выстрел разбил пару ящиков, за которыми прятался юноша. Еще пара завалила проход, лишая Йозефа возможности пройти. Удар отбросил его на землю. Парострел выскользнул из его рук, упав в проход. Обломки ящика ударили по голове юноши, в ушах появился звон. Юноша почувствовал, что по лицу потекло что-то липкое.

— Кровь….Сук…!

— Ах, какая жалость! Не попал! Экий ты быстрый, щенок. Ты мне вот что скажи! Откуда ж взялся-то, на мою голову? А гонщиком как умудрился сделаться. Чего молчишь? Сказать нечего?! О, а вот и мой парострел нашелся. Иди-ка к папочке!

— Да иди ты!

— Э-э-э, экий ты невежа, хоть чую, славный малец! Только со мной так нельзя! И как тебе слава газетная? Как тебе ее высочество, понравилась, хороша да? Чуйка чует, не без тебя там обошлось. Гри давай, кто тебя послал?

— Дед Пыхто!

Сергей, качая головой от противного звона в ушах, принялся отползать подальше от Йозефа.

— Знаешь, что! Загадками и я могу. Только вот играться в кошки-мышки с тобой надоело, дел полно. Отвечай!

— Да пошел ты!

— Славный учнем[19]. Чую, будь с нами, таких бы дел наворотили. Словно мне небесами ниспослан. Вот зачем, право, не знаю. Но, знаешь, так даже интереснее.

Говорливый Йозеф тем временем регулировал настройку на паростреле, после чего, наметив себе новую цель, выстрелил вновь из него по нижним угловым ящикам, за которыми только что скрывался перенек. Видимо надеясь попасть по ползущему юноше или завалить его тяжелыми ящиками. Лишившийся подпорки из нескольких нижних ящиков, выбитых и поломанных очередным выстрелом, стройный штабель ящиков принялся медленно заваливаться, заставляя Сергея отползать еще быстрее в сторону другого прохода. Еще через несколько мгновений большой штабель ящиков завалился полностью, полностью накрыв то место, где только что ползал юноша.

— Гонщик! Жив еще? Иду-иду, ид-уу к тебе-е!

В глазах парня двоилось. Он отчетливо слышал гулкие шаги Йозефа, раздающиеся с другой стороны поваленной кучи ящиков. Ближе-ближе-ближе. Ну вот и все.

— Вот ты где! Больно?! Грил же сразу, скажь мне по-хорошему! Может, тогда отпустил бы! А ты сразу драться! Обидно мне! Но не бойся! Скажь, кто тебя послал? И все. Я тебя не больно. П-паф и ты в раю! Ска…

Хлопнул выстрел. Получивший выстрел в спину, Йозеф мешком свалился на землю. Из уголка рта потекла кровь. Послышался голос:

— Тебе за Цина…хозяина…

— Suko jedna! Надоть было тебя сразу шл….

Через несколько минут, Сергей, кряхтя от пронзившей боли, встал с земляного пола склада. Коснувшись ногой окровавленного Йозефа, со спины которого уже успела натечь лужица ярко-бурой крови, он убедился в его смерти. Вытащив из второй руки Йозефа так некстати выпавший из рук парня при его падении с верхотуры трофей-парострел, он, с полным безразличием на лице, выглянул из-за угла. Юноша окинул взглядом лежащих впереди бывших соратников Йозефа. Катайцы, в том числе тот самый, стрелявший в Йозефа, Ван, лежали там же. Парострел катайца был в уже разжатой руке Вана, а голова азиата была повернута набок. Подойдя к Вану, а затем и к остальным бандитам, Сергей проверил их состояние. Мертвы.

Сходив за сидором, юноша вначале уложил туда свой трофейный парострел. Затем подошел к ящикам. Постояв немного, он вытащил из ложементов парочку, слегка похожих на булавы, трубочек с наживленными камнями. Сунув их в сидор, вскоре перекинул его за спину. Обшаривать трупы молодой человек из брезгливости не стал. Собравшись уж выйти со склада совсем, паренек услышал голоса и стуки в дверь запертых в комнате женщин.

— Барин, откройте! Йозеф Юлианыч, ну смилуйтесь! Выпустите же нас!

Подойдя к двери, Сергей крикнул:

— Отойдите! Я сейчас выбью эту дверь и выпущу вас. Как слышите?!

Услышав положительный ответ и подождав еще немного, Сергей с нескольких ударов ногой выбил дверь в закуток, в котором сидели запертые женщины.

— А где…Йозеф Юлианович? Ты кто такой?

— Идите уже. Там ваш Йозеф! — юноша на такое заявление только поморщился и двинулся прочь, на улицу.

Что-то пискнувшие продавщицы бочком пролезли мимо сломанной двери и парня и бегом рванули на склад. Через несколько мгновений зал склада огласил заунывный вой одной из продавщиц. Вторая товарка, видимо поумнее, пыталась урезонить, успокоить и утянуть оттуда первую:

— Аглай, другого апосля найдешь, пошли. Не дай бог полиция нагрянет, у нас документов и нет. Вставай, Аглаша!

Прошло еще несколько часов. Вечер. По улице медленно брел молодой человек с исцарапанным лицом и окровавленной повязкой на голове. За плечом висел сидор с двумя торчавшими из него блестящими трубками. Прохожие испуганно косились на него и быстро, не останавливаясь, проходили мимо. Юноша встал перед входом в Имперский почтамт, постоял, о чем-то подумал, сплюнул, да и зашел вовнутрь. Там у не менее удивленной почтальонши купил конверт с листом бумаги, сел за стол и принялся медленно писать. Завершив письмо, запечатал и отдал почтальонше, слегка испачканное своей кровью, письмо. В письме на адрес асессора Бардина он описал все свои перипетии с момента последнего расставания и извинялся за все доставленные ему неудобства, вызванные этой историей. Чуть позже купил на омнибусной станции билет, дождался прихода последнего вечернего омнибуса на Новый Петерсборг. Сергей улыбнулся. Омнибус. Зеленый, с желтыми полосками весело подмигивал вечерними фонариками. Старый знакомый. Перед посадкой, юноша последний раз оглянулся на омнибусную станцию и город. Теперь его путь лежал в большую столицу, где он намерен был затеряться.