— Это и есть знаменитая лаконская сталь? — спросил Трай, задумчиво взвешивая в руке маленький слиток, извлечённый из разбитого тигля и охлаждённый в воде.
— Лаконского типа, — уточнил я, — Тигельная.
— Да, металл совершенно однородный — видно, что был расплавлен, — заценил кордубец качество слитка, — Но и угля ты затратил на получение нужного для этого жара столько, что вполне хватило бы на те самые несколько хороших криц.
Это было продолжение нашего давнего ещё разговора, когда он похвастался своим дорогущим элитным пружинящим, а главное — нержавеющим мечом, а я указал ему на совершенно неприемлемые для массового оружия затраты — и на уголь, и на каторжный труд высококвалифицированнейшего кузнеца, и просто времени — несколько лет должны пролежать в земле эти несколько железных криц, чтобы большую часть железа выела ржавчина, а осталось только высоколегированное, из которого и куётся потом элитный клинок.
— И смотри, Максим, что получается — вот ты ещё говорил про труд кузнеца. Я бы понял тебя, если бы твои люди отлили сейчас почти готовый меч, которому только будущие лезвия проковать — вот тогда это был бы большой выигрыш в работе. Но ведь эта сталь не льётся в форму, а просто стекает на дно тигля, где и застывает в виде простого куска, который тоже ещё ковать и ковать. И при этой ковке немалая часть этого с таким трудом полученного металла точно так же уйдёт в окалину, как и при нашем способе. Ну и в чём же тогда выигрыш? По времени — твоя правда, добавил меди сразу, и не нужно закапывать слиток в землю и ждать несколько лет. Но ведь ты же говоришь о массовом производстве, которое всё равно растянется на годы. Можно хоть каждый день закапывать несколько новых криц, а откапывать остатки тех, что уже пролежали и проржавели нужный срок, и уже их брать в работу. И в чём тогда разница? Зачем нужны сложные методы работы, когда можно обойтись простыми и хорошо знакомыми?
— Ну, инструменты ведь и ваши кузнецы — кто может себе позволить — почему-то предпочитают покупные лаконские, — изобразил я не слишком убедительную отмазку, одновременно грозя за спиной кулаком Нирулу, чтоб не смел раскрывать рот.
— Да, лаконские инструменты хороши, гораздо лучше наших, — охотно признал мой собеседник, — Ну так и покупай их. Разве это не проще, чем возиться с ними самому? Ни дешевле, ни быстрее, чем делают в Лакедемоне, тебе их всё равно не сделать, а тратить вот ТАКОЙ слиток на какой-то несчастный кузнечный молот… Ну, хорошо, пусть не на молот, пусть на зубило и пробойник или там на пару напильников — это же абсурд, когда из него можно выковать меч не хуже моего!
Я снова показал за спиной кулак своему главному металлургу, у которого так и чесался язык возразить по существу и веско, а мне не надо веско, мне надо вот так:
— Мы все ходим под богами, Трай — и турдетаны, и римляне, и греки. Ты ведь образованный человек и наверняка слыхал о судьбе Колосса Родосского. Стоял, поражал воображение приезжих иноземцев, а потом боги встряхнули землю, и он упал. Видел я его валяющимся — неприятное зрелище. Больше тридцати лет уже валяется, а все разговоры о восстановлении так до сих пор и остаются пока пустыми разговорами. Теперь представь себе хотя бы на миг — что будет, если боги разгневаются на Лакедемон и сотрясут землю так, что не оставят там камня на камне? Где мы будем тогда брать хорошие инструменты, если не научимся делать их сами?
— Ну, ты прямо к совсем уж немыслимой катастрофе готовишься! — прикололся кордубец, — Мастерские лаконских металлургов — не Колосс Родосский. Их восстановят куда легче и куда быстрее. Год, самое большее — два. Купи с запасом на эту пару лет и не переживай за Лакедемон.
— Катастрофы разными бывают. Был ведь когда-то и Девкалионов потоп, да и здесь ведь тоже был провал древнего Тартесса. Что бывало раньше — может случиться и впредь, и я не хочу зависеть от подобных капризов судьбы.
— Ты замахиваешься на то, чтобы потягаться с судьбой? Ну, желаю удачи! — по его физиономии было ясно, что ни хрена я его в своей правоте не убедил, а убедил лишь в наличии у меня эдакой чудаковатой идеи-фикс, от которой я хрен отступлюсь.
Что мне и требовалось, собственно говоря, и я для надёжности ещё разок незаметно погрозил кулаком успевшему уже просветиться и стать шибко грамотным Нирулу, чтоб не вздумал привести аргументы поубедительнее. Не надо мне знакомить Трая, а через него и римлян, с этими аргументами, а надо, чтоб посмеивались и считали меня чудаком, слегка сдвинутым по фазе на почве внедрения передовых античных технологий, без которых все нормальные античные люди прекрасно себе обходятся. Я ведь упоминал уже, кажется, как осмеяли Архимеда дражайшие сиракузские сограждане, когда он предложил свой винтовой насос для орошения полей? Типа, что лучше бы он вместо этого насоса-водоподъёмника механического надсмотрщика изобрёл, который бы без устали погонял нерадивых рабов-водоносов. Таков уж этот античный мир, и в данном случае нам это на руку. Всего-то и надо — показать уже известные в принципе, по-своему передовые, но не доведённые до ума технологии, какие-то преимущества даже в таком виде дающие, но настолько мизерные, что мороки с внедрением не оправдывают. Охота этому чудаку этой блажью заниматься — пусть занимается, этим он никому не мешает…
Вот эдакой показухой я и занимаюсь на своём показушном металлургическом предприятии близ Оссонобы. Нет, в принципе-то и тут можно немалую рационализацию применить, и со временем мы это сделаем, но не на римских же глазах и не на глазах служащего римлянам верой и правдой Трая. Вот поглядят, посмеются, утолят своё любопытство, утратят интерес к моим чудачествам — тогда уж и усовершенствуем нашу показушную технологию. А сейчас, в своём нынешнем виде, она разве только дикарей вроде негров африканских впечатлить и способна, но уж всяко не съевших целую свору собак на традиционной античной металлургии испанских иберов, не говоря уже обо всех прочих римлянах с греками.
Лаконская тигельная плавка стали, которую я и продемонстрировал кордубцу, известна в принципе и финикийцам, у которых греки её, собственно, и переняли. Просто в Карфагене эта технология потом деградировала — сказалась чисто коммерческая тяга к производству массового дешёвого ширпотреба. А на Ближний Восток, где финикийцы с ней и познакомились, тигельная плавка из Индии распространилась. Там её изобрели или в Иране — индусы с персами и в наши времена всё ещё продолжают спорить, но для нас их спор не суть важен, а важно то, что в каком виде они её где-то там изобрели, в таком и продолжали потом применять долгие века. Вплоть до времён Хромого Тимура — ну, не везде, конечно, но местами — именно по этой примитивной по сути технологии «варились» знаменитые индийские и персидские булаты. В смысле, состав шихты и режимы плавки ихние металлурги, конечно, опытным путём за века усовершенствовали, иначе хрен бы свой булат получили, но вот технически — самый что ни на есть натуральный примитив. Какой была эта их технология вот с этих античных времён, такой она у них на века и осталась.
Суть её в том, что шихта, то бишь смесь железной руды, древесного угля и молотого известняка, закладывается не в саму печь, а в керамические тигли из белой огнеупорной глины — высокие и относительно малого диаметра. Высота более метра, диаметр — миллиметров около ста. Тигли одноразовые — после заполнения закрываются крышками и замазываются, и в печь их ставят сразу несколько штук вертикально, а всё пространство между ними и вообще весь оставшийся объём печи заполняется тем же древесным углём. Сама же печь от простой сыродутной принципиально отличается только большими размерами, да огнеупорным материалом.
По мере того, как горящий в печи уголь поднимает температуру в ней, в тиглях начинается сперва самый обычный процесс восстановления металла из руды — образуется точно такая же губчатая, неоднородная по составу и перемешанная со шлаком железная крица, как и в простой сыродутной печи. Но печь большая, угля в ней много, а поддув воздуха проводится усердно, и температура в ней растёт дальше. Как и в более поздних средневековых металлургических печах — штукофенах и блауофенах — первым плавится и стекает вниз тигля шлак, а вслед за ним — более легкоплавкий по сравнению с железом за счёт повышенного содержания углерода чугуний. Если, допустим, с составом шихты в тигле облажаться, как мы с Нирулом в первый раз облажались, переборщив с углём, так всё железо как раз в виде чугуния и стечёт, и получится в результате однородный, но хрупкий и не поддающийся ковке слиток, годный лишь в переплавку. Так и лежат у нас эти несколько небольших чугуниевых чушек, ожидая, пока у нас дойдут руки заняться наконец и ими. Но если шихта подобрана правильно, а угля и поддува воздуха в печи достаточно, то процесс идёт дальше — начинает плавиться средняя по содержанию в ней углерода сталь, а за ней — и малоуглеродистое железо. Весь металл, короче говоря, стекает вниз тигля, вытесняя наверх более лёгкий расплав шлака, а внизу перемешивается до однородного состава, в котором и кристаллизуется по мере выгорания угля в печи и её остывания. Всё, процесс закончен. Разбираем верх печи, извлекаем тигли, разбиваем их на хрен и откалываем от верхней поверхности слитка хрупкий и куда более объёмистый столбик шлака. Охлаждаем слиток в воде, берём в руку, взвешиваем в ней — и разражаемся трёхэтажным матом, сперва сравнив размеры слитка с величиной загубленного ради него тигля, а затем размеры всех слитков изо всех тиглей — с чудовищной прорвой сожжённого ради них угля.
Вот поэтому, собственно, тигельная плавка стали и не получила широкого распространения в Средиземноморье, да и в Индии с Ираном лишь для редких элитных стальных изделий использовалась. Сыродутный-то процесс, хоть и говённое по качеству железо в основном даёт, зато в разы производительнее и экономичнее. А что не всю руду в металл восстанавливает и часть металла из каждой крицы в хрупкий чугуний переводит, так чего её экономить, эту железную руду, которой в земле — хоть жопой её жри? Ну, по сравнению с рудами других металлов, конечно…
Как я уже сказал, усовершенствовать эту индо-ирано-финикийско-лаконскую тигельную плавку можно вполне. Во-первых, сменить топливо в печи. Никто никогда не задумывался, почему только в 18-м веке металлурги с древесного угля на каменный перешли? Он ведь прекрасно известен и в качестве топлива давным-давно применяется везде, где имеются его открытые месторождения. Уж бриттам ли древним его не знать! Да и разве сошёлся свет клином на тех бриттах? Это крупные угольные месторождения с толстенными пластами неглубокого залегания в мире наперечёт, а мелких, в современном смысле промышленного значения не имеющих, но для небольших местных нужд вполне пригодных, хватает почти повсюду. Есть и поверхностные обнажения, где его спокойно ломом или киркой откалывать можно. В общем и целом он как топливо ничем не хуже древесного, а хороший антрацит — гораздо лучше, но собака, как говорится, порылась в нюансах. Я ведь говорил уже, помнится, что серы до хрена в этом каменном угле, а сера — это такая сволочь, которая в стали на хрен не нужна. Красноломкость она в ней вызывает, то бишь хрупкость в раскалённом докрасна состоянии. Ну и как прикажете ковать такую трескающуюся под ударами молота сталь? Вроде бы и сталь, а не сильно лучше ни на что дельное — ну, для этих времён — непригодного чугуния. Ведь даже при коксовании далеко не вся сера из каменного угля удаляется, и американцы, например, повадились — ну, в наше время повадятся — закупать особо высококачественную сталь в Бразилии, где она на древесном угле выплавляется. Да и у массовой закупки Англией в том же 18-м веке русского уральского железа ноги в принципе растут оттуда же. Тот чугуний, который не куётся вообще, и ту говённую сталь, что куётся мало, потому как идёт на совсем уж дешёвый массовый ширпотреб, можно и на каменном угле выплавить, а хорошую сталь пущай лучше русский Иван выплавляет на своём древесном угле, пущай сводит свои леса и возится с их пережиганием на уголь для промышленного подъёма Великобритании. Как говаривал Джеймс Бонд — чего только не сделаешь ради Англии! Но, как я уже сказал, собака порылась в нюансах. Это в шихту, где уголь с восстановленным из руды металлом напрямую контачит, каменный уголь вместо древесного пихать нежелательно, и в тигель мы его, ясный хрен, пихать не будем, а саму печь при тигельной плавке — абсолютно похрен, чем именно топить, лишь бы температуру нужную получить. И вот её, печь эту, мы запросто каменным углём отапливать можем там, где лишних римских глаз и ушей рядом не околачивается. А где околачиваются, там мы древесным углём его сверху присыпем для маскировки. Чего только не сделаешь ради родной Турдетанщины, гы-гы!
Во-вторых, а нахрена нам, спрашивается, именно в самом тигле металл из руды восстанавливать? Нет, ради показухи перед римлянами — понятно нахрена, ради них мы и не такой ещё показушный долбогребизм изобразим, чтоб посмеялись и не подумали даже перенимать, а вот для себя любимых — мазохисты мы, что ли? Раз простая сыродутная технология по выходу металла гораздо производительнее тигельной, так мы лучше в тигель не руду положим, а восстановленную в сыродутной печи и отбитую кузнецом от основной массы шлака готовую крицу. Ну, точнее, её мелкие осколки в тигель насыпем, потому как реально-то при проковке сыродутной крицы не столько шлак из металла выколачивается, сколько металл из шлака. Причём, похрен нам, что в тигель попадут и нековкие кусочки хрупкого чугуния — мы их даже специально туда положим, потому как в нём всё, включая и легирующие добавки вроде той же меди, переплавится до однородного состава. Зато тигель будет заполнен металлом почти на весь свой объём, что во много раз повысит нам производительность процесса. А уж производительностью этой правильно и рационально распорядиться — дело техники. Ведь есть же ещё и в-третьих.
А в-третьих, какая религия запрещает нам усовершенствовать как печь, так и тигли? Я ведь упоминал уже, что и в Индии с Ираном далеко не вся их сталь тигельным способом изготавливается? Как раз в эти примерно времена в Индии уже изобрели и начали применять усовершенствованную сыродутную печь — крупную, в несколько метров высотой, что даёт хорошую прибавку к поддуву за счёт естественной тяги, да и крица там в несколько десятков кило уже получается. И удельный расход угля на кило полученного железа там куда меньшим выходит. Парадокс, но увеличение размеров даёт существенную экономию топлива. Собственно, это уже и не простая сыродутная печь, а прототип средневекового штукофена, который римские купцы не могли не видеть, но то ли сами внимания на него не обратили, то ли не заинтересовал он римскую разведку. Даже имперскую — какой спрос с республиканской, которая, как мне доводилось читать на исторических форумных срачах в интернете, вообще доброго слова не стоила? Но и куда лучше налаженная имперская разведка римлян это индийское изобретение проворонила. А зря! Ведь могли бы уже в своей Античности развитую средневековую металлургию иметь, если бы греблом не щёлкали. Впрочем, тут и Птолемеи гребипетские не далеко от римлян ушли. В чём-то — молодцы, те же индийскую колёсную прялку и горизонтальный ткацкий станок слямзили у индусов и у себя внедрили, тот же хлопок, а вот с чёрной металлургией — тоже облажались, как и римляне. Таков уж, видимо, греко-римский античный менталитет.
Впрочем, недооценивать римлян тоже не стоит. Это их торгаши и шпиены — люди, далёкие от металлургии и от понимания её проблем, а вот металлурги — совсем другое дело. А ведь римская Испания — это прежде всего будущий металлургический регион Империи, и спецов по этому делу в ней будет достаточно. Поэтому штукофен им показать можно — не сильно он бросится в глаза на фоне испанских медеплавильных печей с высокими трубами, а вот дальнейшие его усовершенствования — не стоит. Как и использование его в качестве тигельной печи. На глазах у них будем только крицы большие в нём делать, которые ещё и дробить для удаления остатков шлака загребёшься, а тигельную плавку — только втихаря, а значит — не здесь, не вблизи от Оссонобы, где римских шпиенов будет крутиться достаточно, а где-нибудь подальше, в глуши. Глушь ведь отчего так называется? Оттого, что глухое захолустье, где ничего продвинутого и интересного нет и быть не может по определению. Вот где-нибудь позападне, в районе Лакобриги, будущего португальского Лагуша. Лакобрига эта — занюханный туземный городишко кониев, а у финикийцев там посёлок ещё занюханнее — даже и не городишко, а просто торговая фактория, в которой постоянного населения и двух сотен не наберётся. Большая деревня, скажем так. В общем, места достаточно глухие и вполне подходящие, чтоб как раз там и нормальный промышленный центр небольшой подальше от римских глаз разместить. Ещё до похода на Толетум я насчёт этого с Фабрицием переговорил, и он мне этот вопрос теперь уже почти решил. Мне ведь не сельскохозяйственная латифундия там нужна, вполне сойдут и неудобья, так что ни с финикийцами, ни с кониями проблем возникнуть не должно…
Вот там я, пожалуй, и поставлю более-менее продвинутый металлургический и металлообрабатывающий заводик, где замаскированные под примитивный индийский штукофен печи будут и не штукофенами даже, а блауофенами, если не вообще домнами, потому как там мы и трубы повыше подымем, и от водяного колеса поддув наладим, и подогрев его — скрытый, конечно — перед подачей в печь организуем. Что там Трай насчёт литья почти готовых изделий говорил? Вот там как раз и этим займёмся. И сами тигли там у нас совсем другие будут — немного пониже, зато гораздо шире, да с хорошо пригнанной съёмной крышкой. И вот из них мы как раз расплавленный металл будем уже и в формы разливать, после чего уже и ковка не для всякого изделия и понадобится, а если где она и понадобится, так совсем не такая, как для кричного металла. А где такая — так не вручную же, в самом-то деле! При механизации накачки мехов поддува от водяного колеса, да не задействовать от него ещё и большой механический молот — это ж настоящим античным аборигеном надо быть, а не липовым вроде нас! Каменные тут, конечно, хрен прокатят, даже чугуниевые хрен прокатят — тут стальные уже нужны. Ну так их мы в первую же очередь из первой же нормальной разливной плавки и отольём. Это у Трая в башке не укладывается, как это так можно — драгоценную литую сталь на какой-то инструмент тратить, а для меня приоритет технологической оснастки самоочевиден. Производство группы А, как оно называлось в Совдепии, то бишь производство средств производства. С этого начинается прогресс, и хорошая металлургия с хорошим инструментом — его истоки.
Хотя, надо отдать Траю должное — один хрен молодец. Потому-то и приходится мне одёргивать Нирула, который в курсе моих замыслов, что разболтай их техническую суть кордубцу — вполне въехать может. И не столь важно тут то, что Трай — аристократ, а не металлург. Прежде всего он — кордубец, а турдетанская Кордуба ещё в седые времена Тартесса основана, и основана именно как город металлургов, которым и остаётся по сей день. Там что ни разговор о делах — так по большей части о металлургических делах, и хотя не все в тех разговорах участвуют, практически все их слышат, а услыхав — волей-неволей на ус мотают. Пусть и не самые тонкости типа определения времени выдержки металла в печи или его температуры по цвету накала, но уж основные-то толстости там знает если и не каждая собака, то уж всяко каждый сопливый пацан, не говоря уже о каждом взрослом мужике.
Да хрен ли тут о мужиках кордубских говорить? За каждую кордубскую бабу не поручусь, а вот за собственную супружницу — запросто. Хоть и не кордубка Велия, строго говоря, но родня со стороны матери у неё в Кордубе имелась. Ну, не в самой Кордубе, в окрестностях, но тоже очень даже околометаллургических, где мы с ней, собственно, и познакомились — помнится, при не самых приятных обстоятельствах, но это уже не суть важно. А важно то, что и родня та близ Кордубы обитала, и Ремд, как-никак родственник ейный по отцовской линии, в самом городе проживал, и гостила моя будущая супружница и у них, и у него достаточно частенько, да ещё и в том самом детско-шмакодявистом возрасте, когда и в корку, и в подкорку, впитывается буквально всё. Что ж я, по себе не помню, да по нашему с ней отпрыску не вижу?
Это ж умора, как он по-русски говорит — в зависимости от того, с кем именно! С солдатнёй нашей из бодигардов — точно так же коверкая русские слова и разбавляя их турдетанскими, да ещё и с таким же акцентом, как и они. С матерью, когда она говорит с ним на русском языке — почти правильно, но с таким же акцентом, как и она. Со мной и нашими — ну, тоже с акцентом, конечно, но с наименьшим. Полностью его, наверное, от акцента не отучить, но мне насрать на акцент. Главное — чтоб понимал правильно и сам говорил понятно, а как дорастёт — так ещё и читал и писал. Сейчас-то куда его ещё и этому учить? Четвёртый год только пацану! Иной раз кажется, что вообще ни хрена не соображает и запоминает только с пятого на десятое, а потом, через какое-то время, вдруг замечаешь, что что-то там таки отложилось, и не так уж и мало отложилось. Мелкая детвора — она ж такая, всё впитывает как губка. А яблоко ж от яблони далеко не падает.
Ясно, что и Велия мелкой шмакодявкой такой же точно была. Хоть и не учил её никто целенаправленно тому, что не по женской части, но ведь говорили же о делах и в её присутствии, и всё это капля за каплей у неё в голове и откладывалось. А вдобавок, и не заведено у Тарквиниев детскую любознательность пресекать. При чужих ей во взрослые разговоры встревать никто, конечно, не позволял, с этим в античных семьях строго, но в узком семейном кругу она могла спрашивать практически о чём угодно, и ей отвечали. И всё это откладывалось и копилось. Я и сам прихренел в своё время, когда обнаружил, что и в торговых вопросах моя ненаглядная толк понимает, и во всевозможных политических и им подобных интригах разобраться вполне способна, а тут вдруг выяснилось, что и в металлургии даже античной она не профанка. А выяснил как? Вернулись мы из похода, делаю с Нирулом вот эту первую экспериментальную плавку, с которой мы облажались, достаём и разбиваем тигли, извлекаем слитки, видим, что чугуний вместо стали у нас получился, досадуем, а Волний вдруг возьми и спроси, что такое свиное железо. Я слова мысленно подбираю попроще, чтоб ему объяснить, а Велия вдруг сама ему объснять начала, что это такое неправильное железо, которое не куётся, а крошится, и получается оно, если печь слишком перегреть. Ну, в нашем-то случае дело, конечно, не так обстояло, но наш случай ведь особый, для местной металлургии экзотический, а в рамках понятий обычной сыродутной металлургии она, получается, всё правильно мелкому объяснила. Я как просёк это дело, так и в осадок выпал, а она мне тогда так и сказала с усмешкой, что Кордуба — город металлургов…
А вообще — сюрприз супружница мне преподнесла первостатейный. В Гадес-то она с Волнием-мелким ещё в начале лета прибыла — и чтоб самим видеться почаще, и чтоб Волний-старший поскорее тёзку-правнука повидал. Как раз перед походом на Толетум я в Гадес наведался и с семейством пообщался. Но я ведь как рассчитывал? Что пока я воюю, а город ещё только строится, да и даче до завершения далеко, так Велия в Гадесе пока у деда и будет обитать. Хрен ли ей делать в Оссонобе? Хоть и давала она понять, что и наш военный лагерь — оссонобский, конечно, а не походный — ничуть её не напряжёт, но Гадес есть Гадес, настоящий город со всеми античными удобствами, особенно в дедовском олигархическом особняке. Разве сравнить с ним лагерную палатку? Возвращаемся мы, короче, я прикидываю хрен к носу, как бы мне спланироваться так, чтобы и по всем делам накопившиеся вопросы быстренько разрулить, и в Гадес к семье поскорее вырваться. За дневной переход до лагеря встаём биваком, приводим себя в порядок, посылаем гонцов с донесениями — Сапроний к Миликону, я к Фабрицию, там решается вопрос о размещении нашего войска перед роспуском на дембель его призывной части, заодно и с размещением союзнического отряда Трая вопрос разруливают, нам даётся «добро», мы прибываем, я отсылаю слугу с пожитками к своей палатке, сам — к Фабрицию на доклад с отчётом о прошедшей военной кампании, да на выслушивание начальственных задач с ЦУ, между которыми надо ещё и отпуск в Гадес выхлопотать. Фабриций ведь хоть и шурин, свой человек, но дело превыше всего, так что и мне у него отпроситься — задача не столь уж тривиальная. Докладываюсь, выслушиваю, об отпуске заикаюсь, а он, стервец, с каменной рожей отсылает передохнуть маленько после похода, а с отпуском — даже и сам не знает, получится ли — типа, потом решим. Иду к себе, мысленно его в три этажа кроя и гадая, что бы это значило, а там — ага, сюрприз!
У входа в палатку рабыни какие-то незнакомые суетятся, я юмора не понял, а Амбон с хитрым видом на небольшую подсобную палаточку показывает, которой при моём отъезде тут не было. Захожу туда, там — Велия собственной персоной. Подскочила, с визгом на шее повисла. Ну, тут нам с ней, ясный хрен, сразу же нашлось чем заняться, в результате чего вопрос о моём отпуске в Гадес как-то отпал сам собой…
Ну, если, точнее, то не совсем отпал, а отсрочился по времени и здорово сократился в запрашиваемой продолжительности. Я спокойно разрулил вопросы с дачным строительством, по служебным вопросам по указаниям Фабриция перетёр, с кем по делу требовалось, самого босса на казначейских бюрократов натравил, как и обещал Курию по поводу предоставления государственных рабов семьям «двухсотых» и «трёхсотых», чтоб и разговоров никаких не было типа «рабов нет, ждите, когда появятся». С эдаким хитрым подмигиванием, намекающим, что найти-то и сейчас можно, но что я с этого иметь буду?
Одного такого предприимчивого ухаря, совсем уж откровенно вымогавшего на лапу, показательно судили и показательно вздёрнули на суку. Вот казалось бы, шли ведь в полную неизвестность, многим, кто не был посвящён во все тонкости нашего плана и всего расклада не знал, представлявшуюся практически безнадёжной. В такие дела паразиты обычно не ввязываются, потому как мёдом там не намазано, а шкуру в целости сохранить проблематично. Детский прикол помните? «Вперёд, орлы, а я за вами. Я смело постою за вашими спинАми.» Все такие должны были по идее найти себе архинужное и архиважное дело в Онобе или хотя бы уж в Дахау. Однако ж, как ни странно, затесалась сволочь и сюда, в участники операции «Ублюдок», а как начало здесь всё более-менее устаканиваться, так и повсплывала. Говно — оно такое, не тонет. Вылавливать его надо…
Потом с Нирулом тигельную печь осмотрели — не совсем так он её соорудил, как мы с Серёгой ему изобразили, но тоже приемлемо, а нам ведь не шашечки, нам ехать. Плавку эту пробную провели, в которой чугуний получился и после которой Велия начала мне мелкого в металлургических вопросах просвещать, разобрались, что угля поменьше в несколько раз в тигель класть надо — вторая плавка уже отличную высокоуглеродистую сталь дала, ничем не хуже той хвалёной лаконской.
После этого как раз и наведались на несколько дней в Гадес всем семейством. Старик Волний старался держаться бодро, но видно было, что даётся это ему нелегко. В нашем современном мире в его годы давно уж на пенсию уходят, которую, как известно, просто так не дают, но какая пенсия в Античности? Да и кланом Тарквиниев продолжать управлять — работёнка уж всяко не из спокойных и размеренных. Кто не верит — участком производственным с парой-тройкой десятков работяг поуправлять попробуйте, не говоря уже о цехе сотни эдак на полторы работников минимум! И не просто временно замещая настоящего начальника считанные недели, пока тот в отпуске или на больничном, а вся реальная ответственность один хрен на нём остаётся, а всерьёз, под свою собственную персональную ответственность, и так годами и десятилетиями непрерывно! А тут ещё и далеко не одно только производство, тут ещё и торговля с политикой — один только гадесский Совет Пятидесяти чего стоит! Это же пауки в банке! Хоть и берёт Фабриций постепенно всё больше и больше рутины на себя, но ведь и Фабриций — ни разу не тот колдун из «Волшебной лампы Аладдина», и не под силу ему разойтись на все четыре стороны, клонировавшись для этого в четырёх экземплярах. Даже надвое разорваться он не в силах, как и любой из нас. Млять, как только у Велтура в Карфагене его мелкий подрастёт — надо будет и его с семьёй поскорее в Испанию вытаскивать! Реально нужен! Тяжело старику управляться с тем, чего Фабриций не успевает, но тянет, пока ещё тянет. В том числе и кое-какие специфические вопросы из тех, что мы с ним обуждали год с небольшим назад. Волний не хвастался, хоть и очень даже было чем, он просто предложил мне прогуляться на верфь самому и посмотреть собственными глазами.
На гадесской верфи Фуфлунс, наш бывший «бригадир» на бандитском этапе нашей служебной карьеры, показал мне остовы трёх строящихся судов — даже по голым каркасам уже угадывались не характерные для обычной финикийской гаулы остроносые и обтекаемые обводы высокоскоростных «гаулодраккаров». Впрочем, один из них уже и обшивался, и по нему было видно, что и корпуса этих кораблей будут жёсткими, не на традиционных для Средиземноморья деревянных шпонках, а на добротных бронзовых гвоздях и заклёпках. Гадес на Атлантике стоит, а не на внутренней луже, и корабли в нём строятся на океанскую волну рассчитанные.
А рядом со строящимися «гоночными» судами крутился и Акобал, как раз на днях вернувшийся из очередного плавания в Вест-Индию и выгуливавший семейство. Поболтали с ним, новостями обменялись. Он и в этот раз ещё нескольких здоровенных жёлто-зелёных ара с Доминики на Азоры забросил — ну, подростков, конечно, а когда выпускал их, то видел и двух уже выросших из прежних завозов — явно прижились. Ещё несколько завозов, эдак до десятка хотя бы — и пожалуй, появится на азорском архипелаге собственная устойчивая популяция больших жёлто-зелёных вест-индских попугаев. Но главное, конечно, не это. Главное — ещё несколько сведущих в разведении вест-индской растительности эдемских гойкомитичей на Азоры переброшено. У тех, первых, табак уже прижился, даже небольшую плантацию развести успели, с которой Акобал уже привёз первую продукцию на пробу. Растёт и кока, но там результатов ждать ещё не один год. В Эдеме же он и в прошлом году застал уже привезённых с материка ольмеков — немного, правда, поскольку добрая половина из них скопытилась от какой-то хвори, так что для вывоза на Азоры ему ни одного из них никто не продал, но там они нужной и полезной деятельностью заняты — ведь нашли уже местные торговцы на материке и помидоры те мелкие, и перец тот красный стручковый, и какаву, и теперь всё это уже выращивается в садах Фамея, который — после годового перерыва — снова суффет города. Заодно наконец и кукурузу на небольшом поле посеяли, раз уж есть теперь кому с ней возиться. А в горах у Чанов Фамей, как и обещал, маленькую плантацию коки заложил, пересадив туда прямо на горную вершину молодые деревца из тех, что являются прямыми потомками добытых ранее ещё предшественниками андских саженцев. Им там ещё расти и расти, как и тем росткам на Азорах, и неясно ещё, выйдет ли из этой затеи толк, но поживём — увидим.
Бобов какавы Акобал уже и сейчас мешок привёз — не кубинской, конечно, та тоже нескоро ещё вырастет и плодоносить начнёт, а материковой, ольмекской. Десяток крупных шаров каучука тоже нас дожидаются, а на будущее эдемцы и на саженцы гевеи готовы заказ принять — просто смысла пока нет. Мало ещё ольмеков на Кубе, некому ещё и каучуконосами заниматься. К этому сезону ещё привезли с десяток семей, но опять половина перемёрла не пойми от чего, так что и в этот раз перевозить на Азоры пока некого оказалось. А из-за этого нет пока смысла завозить туда ни помидоры, ни перец, ни кукурузу. Кому ими там заниматься? Большого солнечного цветка — в смысле, подсолнуха — так нигде пока и не нашли, и даже сами ольмеки ничего о таком не знают, так что едва ли его и в будущем найдут. Ничего не слышно пока и о больших пальмовых орехах — о кокосах, в смысле, так что и они под большим вопросом. Ананас, как ни странно, нашли за южным морем, но оказался он не совсем таким, как мы описывали — мелкий, не очень-то и сладкий, да ещё и с косточками. Есть можно, но как-то не впечатляет. Привезли, конечно, и такой, даже посадили, дабы развести, но смысл? Нашли и ещё один сорт, но тот ещё мельче и костлявее оказался, а вдобавок — ещё и горчит на вкус. Этот даже везти на Кубу не стали — понятно же и так, что явно не то. В общем, движется дело, но пока порадовать особо нечем.
Потом Акобал представил нам свою старшую дочурку, явно уже невесту на выданье. Та зыркнула на меня заценивающе, потом на Велию с нашим спиногрызом взгляд скосила — и как-то поскучнела. Мы с Акобалом переглянулись и ухмыльнулись, моя благоверная в кулачок прыснула, но затем они как-то разговорились «о своём, о женском», а финикиец меня отвёл немного в сторону что-то в остовах кораблей заценить. Только просветил он меня не о кораблях, а о прибавлении в эдемском семействе Фамея. Прошлым летом он застал его дочь Аришат с родившимся в середине весны мальчонкой на руках, и по срокам получается — тут моряк многозначительно подмигнул.
Мальчика назвали Маттанстартом, то бишь даром Астарты. Первые месяцы жизни младенца — самые рискованные, особенно в тропиках, и не было уверенности в том, что ребёнок выживет, поэтому Аришат и не велела тогда Акобалу сообщать мне о его рождении. Теперь же ему уже полтора года, и крепенький такой — видно, что хорошей породы, и Фамей внуком страшно доволен. Лучше было бы, конечно, если бы он хотя бы месяцем раньше родился, тогда его зачатие по срокам нетрудно было бы и к празднику Астарты подтянуть, что для свято чтущего древние обычаи Эдема считалось бы целиком и полностью законным — там ведь в праздник Астарты женщинам и девицам в храме при этом деле предохраняться не положено, и если какая из них в те дни залетит, то такова, значит, была воля богини. Но ничего, сошло и так — Аришат ведь в городе не кто-нибудь, а верховная жрица Астарты, и кому, как не ей, виднее воля её божества? Млять, ох уж эти мне древние финикийские обычаи! В общем, я и по ту сторону Атлантики, выходит, немножко поразмножался. Теперь надо будет и о тамошнем отпрыске должным образом помозговать и позаботиться, а то ведь воспитают его там иначе не просто финикийцем, а замшелым фанатичным мракобесом, и как тогда такого в нормальный прогрессорский социум встраивать? Лет через пять самое позднее, получается, кровь из носа надо там и нашу уже колонию основывать — вива Куба, короче…
Этим сюрпизы не ограничились. Кого я уж точно не ожидал увидеть на верфи — гадесской, по крайней мере, так это Турмса, моряка-этруска, перевозившего нас в самый первый раз из Гадеса в Карфаген и просвещавшего меня в рейсе о торговых и таможенных тонкостях. Его «Любимец Нефунса» представлялся мне тогда новым и крепким судном, которому ещё плавать и плавать, особенно по тихому Средиземному морю в основном, и рановато бы ещё Турмсу новый корабль себе присматривать. Так оно и оказалось, да только служба есть служба, а начальство есть начальство. Велел ему Арунтий корабль помощнику передать, а самому в Гадесе новый корабль принимать, которым затем впредь и командовать. И будет это как раз один из этих трёх строящихся кораблей, при виде которых этруск сразу же понял, в чём тут дело. Я ведь уже упоминал, кажется, как раз когда о нашем переводе в Карфаген речь шла, что этрусские суда — типа турмсовского «Любимца Нефунса» — здорово скандинавские драккары с кноррами напоминают? А его корабль — ещё и с теми усовершенствованиями по гребной части, что и на этих новых предусмотрены. Ну и у кого ж ещё столько опыта в командовании подобным судном, как у него? Хоть и не грузил я тестя чисто гадесской частью проблем, которыми сам Волний занялся, но связь ведь у отца с сыном налаженная, так что они и сами кадровый вопрос разрулили. Видно, что не зря я о подстраховочных собственных плантациях заокеанских вкусностей им талдычил — всерьёз заинтересовались Тарквинии идеей тайной азорской базы.
А Фуфлунс, раз уж на это разговор свернулся, добавил ещё, что и с голубиной почтой трансокеанской дело на месте не стоит. Не стал Волний дожидаться, пока эти высокоскоростные корабли достроятся, а начал первый этап отбора почтовых голубей на дальнобойность ещё на обычных финикийских гаулах. Треть дистации, которую старик, посовещавшись со своим голубятником, решил для этого первого этапа назначить, вполне ведь и этим обычным гаулам посильна, так чего же время-то зря терять? Голубей для этого дополнительных ещё прошлым летом докупили до трёх сотен и в течение полугода к новой голубятне их приучили, а уже по весне этого года первое испытание им устроили — пока налегке. Изо всех трёхсот, вывезенных порциями по пятьдесят и выпущенных с заданного расстояния в открытом океане, долетело где-то двести пятьдесят с небольшим. В этот же сезон им и их подросшему потомству и второе испытание устроили, уже потяжелее — с грузом, имитирующим письмо. Из шестисот — с учётом не отбракованного и допущенного к испытаниям потомства — где-то четыре с половиной сотни долетело. Намечается по осени и третье испытание — с грузом полуторного веса. Если хотя бы пара сотен его выдержит — будет хорошо. За зиму они снова размножатся, и тогда уж им с половинной дистанции испытания предстоят — это расстояние обычным финикийским гаулам ещё доступно. Дальше — уже вот эти «гоночные» корабли понадобятся…
Возвращаемся в Оссонобу, дел ведь тоже невпроворот, а тут ещё и Трай на хвоста сел. Наскучило ему, пока нас не было, с Миликоном дипломатию разводить, да и одно расстройство — видно же, как основательно здесь государственное строительство ведётся. Ну и ещё одна причина у него нашлась — Велия мне по секрету рассказала. Он ведь ещё по Кордубе её с детства знал, да ещё и какой-то очень дальней роднёй ей по линии матери приходился. У турдетанской знати довольно-таки распространены браки между дальней роднёй, а тут ещё и невеста очень даже соблазнительная — мне ли не знать! В общем, клинья он к ней подбивал капитально, и не только напрямую, но и через родоков, да только Криула и Ремд им от ворот поворот дали — в максимально мягкой и вежливой форме, но решительно. У них ведь совсем другие планы на судьбу девчонки были, и уж всяко не захолустного кордубского вождёныша они ей в мужья прочили, а прочили какого-нибудь гадесского олигархёныша, если Арунтий ещё лучшего варианта не найдёт. Это ещё за год где-то до нашего появления происходило. Потом и мы как чёрт из табакерки внезапно нарисовались, и Арунтий лучший вариант нашёл, а на мой взгляд — так и ГОРАЗДО лучший, гы-гы!
Ну, Трай-то уже и тогда смирился, что здесь ему ни хрена не светит, так что реальным соперником мне и не был — дело как раз шло к его помолвке с другой невестой, которую ему родоки сосватали. А сейчас он просто понять захотел, чем же это вчерашний наёмный солдат, даже не вождь, оказался вдруг лучше не только его, но и тех купающихся в серебре гадесских олигархёнышей. Ну, я и показал ему, чем именно. Сам-то он неглуп, очень даже неглуп, но при всей своей тяге к передовой для Испании римской культуре традиционен до мозга костей, шаг влево, шаг вправо — попытка побега, а мне абсолютно похрен, для меня что умнее и рациональнее вот в моих конкретных обстоятельствах — то и есть МОЯ традиция. И знания, опять же, и стремление всё время что-нибудь новенькое придумать и применить. Ну и с кем оказалось — и не могло не оказаться — интереснее девчонке с живым и любознательным умом? Может, и не сильно лучше, но — интереснее! Вот в числе прочего как раз и тигельную плавку стали ему сегодня показал — в том виде, в котором не страшно её перед римскими глазами и ушами засветить.
Поглядели с ним и мою строящуюся «дачу». До полного завершения ей ещё как раком до Луны, но располагающиеся вокруг вполне античного атриума жилые помещения уже в принципе готовы. Ну, по большому счёту готовы, без отделочных работ. Если бы не продолжавшееся строительство вокруг, так в некоторых из них даже и жить уже можно было. В бассейне атриума уже и вода есть, водопровод-то ведь загодя проведён, даже с фонтаном, если кран открыть. Садик атриумный, конечно, ещё только намечен, будущая растительность пока всё больше в горшках, но кордубца и это впечатлило. А уж от того, что строится вокруг — КАК строится, он вообще в осадок выпал. Хоть и ничего такого, что выходило бы за рамки античной техники, но в Кордубе-то — даже в римской, в которую постепенно перестраивается бвыший преторский лагерь — нет и этого! Там рабы и солдаты каменюки вручную таскают или на салазках волокут, а у нас тут — подъёмные краны!
— А зачем тебе такие толстые наружные стены? — не понял Трай.
— А это, чтобы зимой было не так холодно, а летом — не так жарко, — это они ещё едва только до половины возведены, так что до зубчатого парапета ещё далеко.
— А вон та вторая стена зачем? — это он внешний ряд увидел, который пониже основного будет.
— А у меня в этом дворике за этой второй стеной хозяйственные пристройки будут, чтоб внутри попросторнее было. А там ведь тоже немало ценного будет храниться — как тут без стены обойдёшься?
— А зубчатый парапет на ней — для красоты? — он, конечно, заценил и величину вполне крепостных зубцов, и их толщину, и бойницы, — И башни тоже для красоты? — как раз участок между двумя башнями и был уже достроен вплоть до парапета.
— Ну, ты ведь и сам прекрасно помнишь, Трай, как красив был парапет стен Толетума, пока мы не попортили его внешний вид из баллист, — ухмыльнулся я.
— И откуда же возьмутся баллисты у лузитан или веттонов? У них ведь и людей таких образованных нет, которые могли бы их построить!
— Как знать, Трай? Жизнь иной раз меняется достаточно причудливо. Вот сейчас Бетикой владеют римляне, и их власть представляется прочной и незыблемой. Твои дети, наверное, уже будут думать, что иначе и быть не может, но ты сам — ты ведь наверняка помнишь свои детские годы, когда Сципион ещё только отвоёвывал Испанию у Баркидов, и неясно ещё было, за кем будет победа. Каковы были бы его шансы, не перейди на его сторону сами испанцы? А твой отец наверняка без труда вспомнит и те времена, когда прочным и незыблемым казалось господство Карфагена. А твой дед — то время, когда Бетика была свободна и от тех, и от других, и многим наверняка казалось, что так будет всегда. Но пришёл Гамилькар Барка…
— Ну, ты сравнил, Максим! У Барки был флот, тяжёлая африканская пехота, лёгкая нумидийская и тяжёлая финикийская конница, балеарские пращники, осадные машины и боевые слоны! Как можно было выстоять против такой силы! А что из всего этого у лузитан с веттонами?
— А что было у Масиниссы кроме его легковооружённой конницы и точно такой же пехоты? И давно ли это было? А теперь у него вполне приличная армия римского типа, да ещё и со слонами. Римляне своих слонов у кого берут? Флот у него, правда, пока ещё слабоват, да и осадных машин пока нет, но надолго ли? Велики ли шансы выстоять против него, допустим, у соседней Мавритании?
— Ты думаешь, Рим позволит ему?
— Ограбить Карфаген Рим ему позволил. Мавритания чем-то лучше?
— Ты намекаешь на то, что между Мавританией и Испанией лишь узкий пролив? Но за проливом Бетика, которая принадлежит Риму! Кто пустит его туда?
— Масиниссу я привёл тебе просто в качестве примера. Он или кто-то другой — какая разница?
— Здесь настоящая армия с осадными машинами есть только у Рима, который вам — друг и союзник. Так от кого же Миликон огораживает свою столицу настоящими крепостными стенами, а ты почти такими же — свою виллу?
— Нужен ли тебе мой ответ, Трай? Ты ведь умный человек, и ты всё прекрасно понял и сам. Дайте боги, чтобы эти стены никогда не понадобились нам по их прямому назначению и остались просто символом нашей государственности. Мы ценим союз и дружбу с Римом, но ещё выше мы ценим свободу — как и сами римляне, кстати. Поэтому мы и здесь, а не в Бетике. Так ведь лучше для всех, верно?
— И у вас уже три легиона…
— Неполных.
— Надолго ли? К вам всё идут и идут переселенцы. Только сегодня пятеро моих солдат подошли ко мне и попросили отпустить их с семьями к вам. Думаю, вам уже скоро будет кем укомплектовать и свои легионы, и вспомогательные войска. А теперь у вас есть и крепости, и осадные машины, да и вообще машины. Металлургию вот посовершеннее сделать пытаетесь — не очень это пока у вас получается, но когда-нибудь, наверное, вы это сделаете. А с тремя легионами…
— Люди, даже хорошо вооружённые — это ещё не всё. Им нужно дать землю, которая будет их кормить, а так ли уж много ли её у нас? Три легиона — ну, пускай даже со вспомогательными войсками — это всё, на что у нас хватит людей, обеспеченных землёй, а Рим, если понадобится — и так уже было в Ганнибалову войну, наберёт хоть двадцать легионов. Мы знаем наши возможности, Трай, и мы не станем замахиваться на то, что нам не по зубам. Рим велик, мы малы, и от этого никуда не деться. Поэтому нам и нужно развитие не хуже, чем у греков с римлянами, а если сумеем, то и получше. А пока мы только у его истоков…