Белые стены, белый потолок, белая постель, белое небо… в зарешеченных окнах… Вот и все, что встретило проснувшегося Семена. Чувствовал он себя при этом вполне отдохнувшим и… очень спокойным. Происходящее казалось пустяком, ничего не значащим моментом жизни.
«А из чего она состоят… жизнь…» – закралась в голову навязчивая мысль.
Мозг начал медленно работать.
«Из моментов…» – пришел ответ.
«Плохо… – пронеслось в мозгу – Значит, я теряю время…»
В следующие часы больше ничего интересного не происходило. Мысли блуждали, так окончательно и не формируясь. И только жужжание комара говорило о том, что время все же идет.
«Ах, да, еще тучи!» – пришло в голову.
«Тучи они красивые…» – продолжился в голове сумбурный монолог.
«Они движутся… Значит, они живые… Но у них нет души… Душа… Боль… Душа… – последние слова завертелись в бесконечном круговороте и в итоге слились в слово душевнобольной. – Да, если душевнобольной – это когда душе больно… значит, так оно и есть, он душевнобольной…»
Сеня медленно сел на больничной койке. Белые простыни тихо зашуршали. Их звук привел его в восторг. Это было так приятно… Производить звуки…
Молодой человек осторожно пошевелился, потом кашлянул. Голос показался ему совершенно незнакомым – глухим и хриплым. Эти частоты ему не понравились… – и он замолчал.
«Частоты… Частоты… – почему он подумал именно так, его удивило. – У каждого звука есть своя частота… Оттого все они разные… А есть такие, которые наше ухо не воспринимает… Значит, со мной могут разговаривать, а я даже не слышу. Четыреста пятьдесят… Четыреста двадцать пять мегагерц… Как поживаете? Привет!»
Краешком сознания Сеня давал себе отчёт, что у него бред, но слова вертелись и вертелись, без остановки.
В двери что-то лязгнуло, и она открылась. В комнату зашел толстый человек среднего возраста. На лысеющей голове виднелись аккуратно прилизанные пряди редких волос. Пальчики-сосиски чинно лежали на упитанном брюшке.
– Как замечательно, что вы наконец-то пришли в себя, – вкрадчиво промурлыкал толстяк.
– А я ваш лечащий врач Петр Петрович Лябах. Будем знакомы! – и протянул Семену мягкую ладошку.
– А Мендельсон? – с трудом управляя голосом, проговорил Семен.
– Ах, Аркадий Викторович! Изумительный врач. Его взяли с повышением в другую клинику.
Сеня осторожно потрогал свое лицо и понял, что гладко выбрит. Поняв его жест, Петр Петрович весело заметил:
– Наши сестры изумительно справляется со своей работой. Бреют чисто и аккуратно. Вы оценили?
Сеня невнятно качнул головой.
– Сколько я здесь? – прошептал он.
– Совсем немного, два дня! Но я уже вижу заметные улучшения! Вы выспались, вид у вас бодрый! Самое время нам с вами поговорить! Такими темпами долго вы у нас не задержитесь!
Сеня счастливо и вместе с тем тревожно улыбнулся.
– Это хорошо, ведь на самом деле я совершенно здоров… Не пойму, как здорового человека можно принять за больного…
Петр Петрович внимательно посмотрел на своего пациента и хитро прищурился.
– Значит, говорите, здоровы… Что ж, в этом нет ничего удивительного… Как правило, больные отрицают факт своей болезни. Поэтому давайте договоримся. Прежде всего… Вы должны понять, что Ваша психика нуждается в корректировке, и Вы доверитесь мне и моим рекомендациям. Тогда дело сразу же пойдет на лад!
Про себя Сеня грустно хмыкнул. Уж он-то точно знал, что его разум работает как часы, а память запечатлела каждую мелочь путешествия в параллельный мир. Но вслух молодой человек сказал.
– Хорошо. Я согласен.
Петр Петрович обрадовано потер ладошки и произнес:
– Отлично, тогда начнем со следующего. Вы должны понять, что частично утеряли память, а все Ваши рассказы про параллельный мир – плод больного воображения… Которое… мы с вами и полечим.
Сеня почувствовал, как сердце обиженно заныло. Стало до боли обидно, что его не хотят выслушать в таком простом вопросе, как путешествие в параллельный мир. Обида переросла в горечь и затаилась где-то глубоко-глубоко. Так глубоко, что Семену даже не хотелось туда заглядывать.
Теперь перед ним стояла задача поважнее, а именно – показать, что он совершенно нормален. И доказать это можно было только одним способом – признать, что он сумасшедший! Перспектива не из лучших, но шанс!
– Хорошо, – проговорил он. – Я признаю, что частично потерял память, а вот каким образом это получилось… Боюсь, недоступно моему пониманию…
Петр Петрович Лябах нахмурился и посмотрел на Семена более внимательно.
– Не шутите со мной, молодой человек, – произнес толстяк. – А вы, как я посмотрю, шутите. Нам нужно настоящее выздоровление, а не игра в кто кого обманет!
Сеня растерянно уставился на врача и стал нервно теребить одеяло.
«Как жаль, что я не играл в школьном театре, – закралась глупая мысль, – а то сразу бы разыграл этого толстяка!»
И действительно, все попытки сжульничать провалились с треском. При первой же уверенной реплике врача, Семен стыдливо потупился.
А Петр Петрович продолжал:
– Есть очень хороший метод показать Вам, что Ваши воспоминания – всего лишь фантазия. А именно вспомнить каждый момент в деталях. Мы будем восстанавливать реальность вашего сознания до мелочей, записывать каждое слово и… таким образом в один прекрасный момент – щелк! И Вы сами поймете, что все это не больше, чем мираж. Знаете похожий фокус со снами?
Сеня отрицательно покачал головой. А Лябах принялся деловито пояснять:
– В реальности мы без труда можем сконцентрироваться на любом предмете. Например, возьмем это окно. Посмотрим внимательнее и заметим, что внизу виднеется несколько царапин, в центре – разводы от порошка, а по краям маленькие точечки краски… Но если подобное действие мы попытаемся провести во сне… Бах! И картинка начнет плавать и растекаться. Вы не сможете ухватиться за отдельные детали, и в итоге представление о том, что это действительно окно, исчезнет. Понимаете?
Семен невнятно мотнул головой. Сейчас ему самым нереальным казался этот дражеподобный толстяк. Так и хотелось залепить ему увесистую пощечину и посмотреть, как по желеобразному телу пойдут колебания. Вместо этого Сеня поплотнее сжал кулаки и тихо ответил:
– Я готов, спрашивайте.
Толстяк счастливо заулыбался и, утирая взмокший лоб, проговорил.
– Начнем с того момента, как Вы… оказались не в этом мире.
Сеня печально хмыкнул и мечтательно закрыл глаза. Как тогда, на него повеяло свежим запахом леса и ароматом яркого солнца. Да, только сейчас он понял, что у него есть аромат, неуловимый и вместе с тем стойкий. Он витает вокруг нас, а мы по своей неотесанности его просто не замечаем. И эта лучистая энергия бывает разной и переменчивой. Когда небо хмурится, аромат становится почти земным, будоражащим и мимолетным. А когда светит яркое солнышко, он неистовствует и заполняет все… Каждую клеточку пространства, каждый звук, каждое движение… Он – сухой и сочный одновременно… Такой…
– Так начнем? – перебил его мысли Лябах.
И молодой человек моментально спустился с небес на землю, а в голове возникла настойчивая уверенность, что та реальность норовит спрятаться и затаиться. Как будто она не желает, чтобы о ней говорили.
В горле застыл комок, слова увязли на губах.
– Я ничего не помню… – еле шевеля языком, выдохнул измученный Семен. – Не могу сформулировать.
На самом деле он мог бы рассказать. Пусть неуклюже и коряво, но мог бы. Только ему не хотелось. Что-то в этом любопытном толстяке его настораживало, мешало поверить… Да! Он ему не верил! Лябах казался подозрительным и нереальным одновременно! Как будто его кто-то придумал, как куклу для шоу! Самым настоящим в нем было только имя – Петр Петрович, все же остальное – совершенно эфемерным.
– Петр Петрович, – цепляясь за реальность, осторожно проговорил Семен. – Знаете, это действительно как сон. Только я концентрируюсь на своих воспоминаниях, как они спархивают, словно птички с проводов.
– Почему с проводов? – настороженно поинтересовался Лябах.
Сеня растерянно моргнул головой. Действительно, некоторые фразы к нему приходили совершенно случайно.
– Просто так, сравнение, – пожал он плечами и уставился на проплывающие за окном облака.
– Небо в клеточку угнетает, – через несколько секунд добавил пациент и перевел взгляд обратно на доктора.
Лябах поежился и надулся, словно жаба. Его пальчики неприятно забарабанили по красной папке.
– Просто Вы не хотите, Сеня, – медленно проговорил он и, порывисто вставая, бросил: – Что ж на этом наша сегодняшняя беседа закончена. К следующему разу рекомендую… постараться все-таки вспомнить…
И Сеня остался совсем один. Дни потянулись за днями. Секунды растянулись на часы, часы на недели, а каждодневные встречи с врачом превратились в один нескончаемый допрос.
Но там Сеня держался стойко. По большей части отнекивался или говорил про те моменты действительности, которые претерпели изменения. Про Другой Мир он упорно молчал. Ему казалось, что если он расскажет – это станет предательством. А он не хотел предавать. Даже в этой больнице он был верен тому прекрасному месту, где сказка стала реальностью…
И иногда, долгими бессонными ночами, он мечтал… Мечтал, что рано или поздно его мир тоже преобразится, и здесь тоже… будут чаще смеяться, чем хмурится, работа превратится в удовольствие, а не средство выживания, болезни исчезнут, а на их место придут духовные искания… Он мечтал…
А реальность продолжала жить по своим законам. Каждый день его брила безопасной бритвой медсестра, вместо вилки и ножа давали ложку, вечером кололи уколы, а ходить позволяли только в длинном голубом балахоне до пят.
Но Сеня не жаловался. Он послушно принимал три раза в день по горсти таблеток, в положенные часы выходил гулять в коридор, принимал ванну под присмотром медбрата… и жил. Просто жил. Как живут растения или бабочки.
Иногда он всматривался в окно и любовался… по-новому… как никогда прежде… Теперь его восхищало совершенство каждого лепестка, каждой травинки, каждого жука… Он восторгался тем, как кому-то… удалось… сотворить подобное разнообразие… И каким-то образом он стал чувствовать эту волю. Она была везде: в каждом дуновении ветра, в восходе и закате, в капельке воды, в каждой песчинке…
Проходили недели, а родители все не приходили. Никто его не навещал и не приносил известий. Иногда Сене казалось, что он исчез из реальности, что он на самом деле не вернулся «оттуда», что все происходящее ему только кажется…
Через некоторое время он неожиданно отметил, что некоторые дни полностью выпали из его сознания. Случилось это совершенно случайно.
В одну из прогулок по коридору к нему подошел странный тип и, боязливо ежась, прошептал:
– Они смотрят. Смотрят и шепчут! Ты их слышишь? А-а-а, это не сразу приходит… Но скоро ты научишься… Они научат… Кстати, который сегодня день?
Тогда Сеня их еще считал.
– Вторник, четырнадцатое… – ответил он.
– Верно говоришь…Значит, они тебя еще не выключали… Верно… Следи за временем! – выкрикнул странный тип и, взвизгивая, побежал по коридору.
И Сеня стал следить за временем. И однажды он растерянно обнаружил, что из понедельника сразу же оказался в среде. А вторник испарился, как будто его и не было!
Семена подобный факт взволновал, если не сказать взбудоражил. И молодой человек решил обратиться со своими переживаниями к доктору. На это Лябах недовольно поморщился и после длительной паузы проговорил:
– Осложнения, дорогой мой… Осложнения… А Вы все упорствуете и не хотите идти на контакт.
Тогда Сеня очень испугался… и притаился. О следующем своем открытии он доктору говорить не стал, потому что даже ему это показалось, по меньшей мере, странным. Он перестал себя воспринимать как Семена Коновалова или Семена Росина. Он вообще перестал себя воспринимать как личность! Теперь в его мозгу пульсировала только одна фраза: пациент 414!
414 – был номер его палаты, а он превратился в пациента, безымянного, аморфного, потерянного, запуганного… Кем? Наверное, самим собой, вернее тем, что постоянно звучало в голове, помимо воли, навязчиво, непрерывно…
Да, в его голове поселились голоса… И он с ними разговаривал! Вернее они разговаривали, а он был немым свидетелем их диалога. Порой ему начинало казаться, что разговаривают не просто голоса, а мухи на потолке. Определенно, они были разумными и тоже общались… Только по-другому и с другой скоростью, слишком быстро, чтобы мог понять обычный человек. А Семен, вернее пациент 414, становился необычным.
Он это чувствовал. Каждой клеточкой сознания, каждой жилкой. Иногда он смотрел на других сумасшедших и задавал себе в очередной раз один и тот же вопрос: «Если я сознаю, что веду себя не так, как обычно… и в моей голове творится нечто новое, значит ли это, что я нормален?.. С другой стороны, если я подозреваю, что болен, – это признак здорового человека… Но зачем здоровому человеку подозревать, что он болен?!»
По такому кругу неспешно бежали мысли пациента 414 и, в который раз, упирались в невозможность решения.
– Они уже разговаривают? – тихо поинтересовался незаметно подошедший всё тот же странный тип.
От неожиданности Сеня вздрогнул.
– Теперь ты 414-ый? Так? – проговорил тип и протянул ему руку. – Я профессор математики Федин Матвей Сергеевич. Будем знакомы.
Глаза Семена расширились от удивления.
– Как?.. – начал он и осекся.
Мимо прошла сестра и внимательно посмотрела в их сторону. Что-то в её взгляде Семену показалось странным. Как будто она не просто смотрела, а наблюдала за ними.
Матвей Сергеевич при ее появлении заливисто взвизгнул и закричал:
– Абыр-абыр-абырвалг! Ха-ха! Дикари не сдаются! Дикари всегда впереди!
Сестра прошла мимо, и Матвей Сергеевич поспешно зашептал:
– Они везде, они наблюдают! Будь осторожен! – и побежал в другой конец коридора.
После этой встречи на Семена напала депрессия. Куда бы он ни пошел, чтобы ни делал – она везде бежала за ним по пятам, словно паршивая дворовая собачка. Но об этом Семён тоже умолчал. Вместо этого он говорил, что спит хорошо, аппетит отличный, а настроение просто чудесное. Петр Петрович серьезно кивал головой и делал пометочки в красной папке.
В один, из бесконечной череды, день к Сене пришли родители. Со слезами на глазах пациент 414 кинулся им на встречу. Долгие минуты он обнимал рыдающую мать и принимал крепкие рукопожатия отца.
– Почему вы так долго не приходили! – наконец, немного успокоившись от радости встречи, обиженно пробормотал он.
Мать с отцом переглянулись. Отец закусил губы, а мать тяжело вздохнула и спрятала глаза куда-то в пол.
– Почему вы так долго не приходили?! – повторил свой вопрос пациент 414.
Отец, потирая затылок, что-то невнятно буркнул. Но Сеню это не устроило.
– Я вас ждал, я переживал, скучал! Как вы могли?! Совсем меня забыли? Такой сын вам не нужен?!
– Сынок, – мать печально всхлипнула. – Как ты можешь так говорить?! Мы приходили, мы приходим почти каждый день! Но нас не пускают… Говорят, у тебя обострение. Несколько раз мы настаивали и… Смотрели на тебя из кабинета… Ты нас не видел… Тогда ты вообще ничего не видел…
Большего мать сказать не решилась. Но после долгих расспросов пациент 414 все-таки выяснил, что же они увидели на самом деле. Это его ужаснуло и потрясло.
Оказывается, долгими часами родители смотрели на его скрючившееся тело на койке – остекленевшие глаза смотрели в потолок, изо рта сочилась пена. Именно таким представал перед ними он, когда терял очередной день реальности.
«Это неправда!» – кричало его сознание, но пациент 414 молчал, потому что уяснил главное правило психиатрической больницы – никогда не спорить.
Его раздирали боль и ужас! Но он молчал. Только сжимал кулаки, опускал глаза и изображал улыбку.
– Я стараюсь… – говорил он. – Я стараюсь… Я все понимаю и стараюсь…
В один из дней за примерное поведение Семену вместе с другими «спокойными пациентами» разрешили выйти на прогулку.
Несколько долгих минут он рассматривал свою тюрьму. Здание выглядело на удивление мило и привлекательно: красивые окна с балюстрадами, высокие колонны… Все это навивало аналогию со старокупеческим загородным поместьем. Вокруг простирался ухоженный небольшой парк со стройными рядами деревьев и подстриженными кустарниками.
– Симпатичная обложка! Демоны! – прошептал подкравшийся сзади профессор математики.
– А давно вы здесь? – поинтересовался Сеня и удивился собственным интонациям. В них появилось какое-то заискивание. Он теперь так мало и редко общался, что ему просто необходимо было разговаривать, пусть даже и с этим психом. Ведь пока только один Матвей Сергеевич шел на контакт, остальные же при малейшем приближении шумно разбегались.
– Наверное, больше года… – неуверенно ответил профессор. – Сбился уже… А ты почему здесь?
Сеня не удержался от нервного смешка.
– Хороший вопрос! – хмыкнул пациент 414. – Говорят, сумасшедший…
– Не верь им… – прошептал профессор. – Что бы они ни говорили! Важно только то, что знаешь ты. А знать ты можешь только одно – что абсолютно здоров!
Молодой человек потер лоб и покосился на приближающуюся медсестру. Но вопль одного из психов отвлек её внимание, и она свернула с тропинки.
– Копыткин – наш человек! – гордо заявил Матвей Сергеевич. – Всегда, когда надо, голос подает…
Пациент 414 удивленно поднял брови. А Матвей Сергеевич продолжал:
– Ты по утрам вставай и тверди свое имя. Это помогает. Ты ведь Семен?!
Сеня в очередной раз вздрогнул от звука собственного имени. Теперь оно ему почему-то казалось далеким и туманным, словно из другой жизни.
– Семен… – выговорил он старательно. – Семен…
Разобравшись с шумом, сестра подошла ближе, и профессор тут же испарился из поля зрения. Молодой человек остался на залитой солнцем лужайке совсем один.
– О чем разговаривали? – невинно поинтересовалась подошедшая медсестра.
Сеня серьезно насупил брови и раздосадовано буркнул:
– О чем можно говорить с психом?!
Сестра покачала головой и нравоучительно заметила:
– Не стоит так резко судить. Многие здесь вполне нормальны. Просто их психика нуждается в небольшой коррекции.
– А я, по-вашему, сильно болен? – спросил Сеня и с замиранием сердца стал ждать ответа. Хоть он в душе и считал себя нормальным, но где-то очень глубоко притаился червячок сомнения. Эти потерянные дни, голоса в голове, резкие перемены настроения… его смущали и настораживали.
Сестра мило улыбнулась.
– Это вопрос почти здорового человека, – ответила она. – По всем признакам Ваше состояние имеет определенную стабильность. Но Вам об этом лучше поговорить с лечащим врачом. Доктор Лябах прекрасный человек и специалист! – проговорила она и, ободряюще кивнув, пошла дальше.
Сеня обрадовано заулыбался. Мнение со стороны было для него теперь как никогда важно.
– К Вам пришли! – обращаясь к Семену, крикнул издалека медбрат и жестом указал проходить на территорию для посещений.