Другая обычная магия

Последнее предупреждение

Первая половина 1990-х гг

По ту сторону

Он проснулся не от писка испуганно бегущих мимо сторожки существ. И не от шума человеческих машин и голосов вдалеке. Его разбудило ощущение неправильности. Что-то было не в порядке.

Он прислушался, затем медленно поднялся. Это тело уже износилось и с каждым годом слушалось всё хуже. Но пока он управлял им достаточно твёрдо, чтоб менять пространство вокруг и сохранять порядок на своей земле.

Надо сосредоточиться, открыть дверь и выйти. Не на территорию кладбища рядом со сторожкой, а сразу туда, где шумят чужаки.

Дверь тихонько скрипнула — и открылась куда нужно.

Яркий летний день встретил ослепительным солнечным светом, скрежетом и гулом. Он прищурил синие глаза и вышел к людям. Им — тем из них, кто заметил, — показалось, что он шагнул из-за большого дерева, раскинувшегося на краю действующего кладбища.

За старыми неухоженными могилами сновали люди. Тяжёлая техника бороздила землю, вминая в грязь остатки сгнивших крестов и насквозь проржавевших оградок, руша защитные печати. Смертные расчищали заброшенную часть кладбища под застройку. Не спросив разрешения Сторожа.

Пару секунд он мрачно смотрел на людей, будто они могли ощутить его недовольство и сбежать. Потом подошёл ближе и спросил у ближайшего к нему темноволосого загорелого мужчины:

— Вы чего это на кладбищенской земле затеяли?

— Не к нам вопросы, отец, — с лёгким акцентом отозвался человек. — Нам задание дали — мы делаем. Все вопросы к начальству.

— А начальство ваше кто и где?

— Евсей Петрович скоро подъедет. У него и спросите. Эй!

Мужчина сорвался с места и помчался к двум парням с лопатами, на ходу кроя их матом.

Сторож посмотрел ему вслед и покачал головой. Не к добру это. Зря он так. Все они зря так. Он чуял шевеление и еле заметную дрожь в земле под старым кладбищем. Пока — еле заметную. Нельзя тревожить старые могилы.

Он смотрел и слушал, как корчевательные и рыхлительные машины, оглушительно тарахтя, вырывают из земли прошлое, как, размахивая руками, переругиваются рабочие. И уже решил поднять вон из-за тех кустов стаю кошмарников, когда за окаймляющими кладбище деревьями остановилась грязная чёрная иномарка с тонированными окнами.

Люди, как по команде, задвигались быстрее. Видимо, начальник приехал.

Сторож направился к машине.

Из неё выбрался тщедушный субъект в сопровождении здоровенного бритоголового охранника и тут же начал орать что-то о сроках и такой-то матери.

— Ты Евсей Петрович? — спросил Сторож.

Спокойно спросил, но человек шарахнулся в сторону. Юркнул за спину телохранителя и оттуда поинтересовался:

— Чего надо? Вы кто?

— Сторож. Кладбище охраняю, — буднично пояснил он.

— А! Тьфу ты! — человек поправил лёгкий летний пиджак, принял важный вид и вышел из-за охранника. — У нас все документы в порядке: все вопросы в горадминистрацию, так что, сторож, не мешайся тут. Дуй в свою сторожку. А то ходят тут, понимаешь, вопросы задают, да я…

«Он что — не понимает? — слабо удивился Сторож. — Не чует, с кем говорит? Ну, это поправимо».

— Вон отсюда! — негромко сказал он.

Усмехнулся — и человек подавился словами. Позеленел. Пошатнулся, словно ноги ему отказали, и повис на побледневшем телохранителе. Оба быстро прыгнули в машину, и она с визгом рванулась с места. То-то же.

Сторож повернулся к строителям. Не дело на его земле шуметь. Он махнул рукой — и над кустами поднялись кошмарники, похожие, если не очень приглядываться, на светящийся осиный рой. Пусть прогонят смертных, а ему ещё могильную осину проверить надо, почистить плиты и печати над дланями на востоке кладбище обновить.

Уходя, он услышал крики перепуганных рабочих, но не обернулся. А чего оборачиваться? Кошмарники пугнут людей, но вреда не причинят.

Возможно, заикающегося от страха начальничка и испуганных рабочих хватит, чтобы люди отстали от его земли.

…Увы, не хватило. Следующее утро началось точно также: гудели машины, кричали люди. Шумели существа. Одни испуганно, другие с любопытством, третьи предвкушая еду. Сторож утихомирил потусторонних созданий и снова вышел из своего домика сразу к строителям.

— Зачем тут шумите? — спросил он у первого попавшегося смертного.

— Не мешайте, дедушка! У нас сроки горят! — торопливо отмахнулся суетливый светловолосый парень. — То с бумагами какая-то фигня, то вчера вон бригада спятила. А сроки-то, сроки!

Человек извинился и побежал к бульдозеру, возле которого ссорились целых шесть рабочих.

Сторож прикрыл глаза, представляя давешнего начальника, Евсея Петровича. Как же тяжко сейчас давались искажения пространства, особенно за пределы кладбища. Но выбирать не приходилось. Не на автобусе же ему ехать до разлюбезного начальничка.

Сторож наконец увидел нужного человека, почуял его — и шагнул, не открывая глаз.

Вокруг послышался пьяный гомон, громкая музыка и неестественно пронзительный женский смех. Пахло пережаренным мясом, алкоголем и чем-то особенно неприятным, приторно-цветочным.

Сторож открыл глаза и огляделся. Надо же, ещё только девять утра, а в этом заведении уже дым коромыслом. Или не уже, а ещё? Похоже, некоторые смертные тут гудят с глубокой ночи.

А вот и Евсей Петрович. Сторож приблизился к столу, за которым сидел нужный человек в компании двух густо накрашенных женщин и смешливого мужчины с золотым зубом.

— Я вчера неясно выразился? — вполголоса поинтересовался хозяин кладбища, легко перекрывая шум ресторана.

Евсей Петрович выронил вилку с нанизанным на неё куском копчёной колбасы. Медленно повернул голову и неверяще уставился на синеглазого старика с седой бородкой, отчего-то внушающего дикий животный ужас.

— Я… я… я…

Снова люди за своё. Сколько Сторож их видел — одно «я-я-я» да «мне-мне-мне». Только и ищут, что выгоду. Особенно в последние годы. А ведь к гробу чемодан с деньгами не прицепишь, не заберёшь с собой своё барахло. Но они то ли не понимают, что смерть всех сравняет, то ли делают вид.

Сторож нахмурился, покачал головой. Евсей Петрович стал ещё белее, махнул рукой, опрокинув стакан, и залепетал:

— Да все документы… да что вы… я-то что?.. всё оформлено… всё есть… я что? Я ничего…

Опять «я-я-я». Ещё и перетрусил. Да уж, ничего от него не добиться.

— Где документы оформляли?

— В администрации! В городской администрации! Это всё они! Я ни в чём не виноват!

Сторож вздохнул: ещё один переход!

Отвернулся от Евсея Петровича и пошёл к выходу. Суетливые официанты удивлённо поглядывали на невесть откуда взявшегося старика в недорогом костюме, но молчали, таская туда-сюда подносы с едой, алкоголем и посудой.

У двери Сторож замер, собираясь с силами. В здании администрации он был только раз, ещё в другом теле. Давным-давно, кажется, четверть века назад.

Далёкие переходы ощутимо тратили силы тела, но Сторож был уверен: закончит разбираться с этой стройкой, чтоб ей неладно было, и отдохнёт. В последнее время он отдыхал всё чаще и всё неохотнее выходил из сонного забвения, заменявшего таким как он сон. Надо что-то менять.

Он взялся за ручку двери, потянул на себя — и оказался в коридоре с длинным тёмно-красным ковром, стенами, выкрашенными наполовину в белый, наполовину в чёрный с разводами, под мрамор, и с десятком одинаковых деревянных дверей с табличками.

Медленно пошёл вдоль дверей, вглядываясь в таблички. Ага, вот и комитет градостроительства и городского хозяйства.

Сторож постучался, не дождался ответа и толкнул дверь. Открыто.

— Вам чего, мужчина? — строго спросила кудрявая блондинка в годах, опустив на стол книжку в мягкой яркой обложке.

— Кто у вас разрешения на стройку выдаёт?

— А вам зачем?

— Ошибочка у вас вышла…

— Ой, вот не надо этого! Если разрешение выдали, значит, выдали! А то вчера вон тоже дед приходил: ой, парк вырубают, ой, там белочки-детишки! Толку городу от этих белочек! Надо там чё путнее, значит, построят. Всё, идите!

Сторож смотрел на женщину и ощущал её раздражение и злость. На заходящих в кабинет, на начальника, на бывшего мужа, на себя… Ей хотелось, чтоб все отстали и дали ей дочитать любовный роман. И эта думает только о себе.

Он улыбнулся одними губами, и женщина прочувствовала себя полностью: сердце забилось быстро-быстро, судорожно задрожала каждая мышца, боль сжала виски.

— Кто выдаёт разрешения на стройку? — холодно повторил Сторож.

Бледная до синевы женщина стиснула книгу в руках и качнула головой в сторону внутренней двери, ведущей в кабинет начальника. То-то же.

Сторож открыл нужную дверь и тут же услышал:

— Я занят. Подождите в коридоре.

Говорил суровый тучный мужчина в тёмном костюме с криво завязанным галстуком. Перед ним высилась стопка папок, а на столе стояли в ряд целых три телефона: белый, чёрный и зелёный.

— Кто дал разрешение строить на кладбище?

— Вы что, не слышали⁈ Я сказал: занят! Ждите за дверью. Вас вызовут.

— Меня не вызывают. Я сам прихожу, — прищурился Сторож.

— Вы из «Ведомостей», что ли? Я думал, журналисты такие старые не бывают. Ну и вообще, вам же на четыре назначено! Идите в коридор!

Вот как: думает, он важный, что все посетители, что рангом его пониже, должны кланяться и трепетать?

Сторож таких не любил.

Через пятнадцать незабываемых для чиновника минут Сторож уже знал, что все документы строительной компании подписали за нехилую взятку, что поделать с этим ничего нельзя: мол, у строителей крутая крыша. И что тех, кто берёт взятки, винить нельзя. Потому что время такое: денег нет, перспектив нет, и каждый выживает как может. Так что смилуйтесь, пощади, войдите в положение, возьмите денег, только не убивайте!

Убивать его Сторож не стал. Так, вразумил немножко. Но вразумляй-не вразумляй, а документы уже оформлены. Надо идти к тем, кто может заморозить стройку. К тем, кто поймёт, насколько всё серьёзно, — в спецотдел.

Где расположено здание спецотдела, Сторож знал хорошо. На проспекте Мира недалеко от городской администрации и кинотеатра. Можно и пешком пройтись. И силы сэкономит, и городом полюбуется: всё-таки редко удаётся за пределы кладбища выбраться.

Летний город был совсем не таким, каким он его помнил: больше, выше, многолюднее. И люди все как один бегут куда-то, спешат, суетятся. Одни задёрганные до предела, другие с выражением мрачной сосредоточенности на лицах. Интересно, это они друг друга так довели?

На входе в здание его пытался остановить молоденький охранник, но стоило глянуть на него пронзительно синими глазами, как он отступил и извинился.

Начальник местного спецотдела, Валерий Зиновьевич, был должником Сторожа уже лет десять. Можно было призвать его к себе, на кладбище, но раз уж всё равно в город пришёл — пусть. Да и любопытно было: а в спецотделе сейчас такие же людишки, как в администрации? Эгоистичные, жалкие и продажные — или нет?

Сторож вошёл в нужный кабинет без стука. Молча уставился на Валерия. Человек выглядел плохо: одежда измята, вид — в гроб краше кладут. Он тяжело вздохнул и сказал:

— Ждал тебя ещё вчера.

— Отменишь стройку?

Валерий Зиновьевич помотал головой и потёр красные от недосыпа глаза:

— Не могу. Всё уже решили и согласовали. Там такие деньжища крутятся — нам и не снилось.

— Без твоего ведома не могли разрешить. За тобой спецотдел — есть же правила. Есть порядок.

— Был порядок! — покачал головой человек. — И правила были. А сейчас…

Он безнадёжно махнул рукой.

— Что «сейчас»? — нахмурился Сторож. — Люди всё те же. Живут и умирают — ничего не поменялось. И я всё тот же. Все правила помню, все соглашения. Нельзя на мою территорию лезть, Валерий. Это первое предупреждение.

— Ладно, давай я попробую что-то порешать. Позвоню кое-кому. Может, что и выйдет.

Человек и сам не очень-то верил в свои слова, но Сторож решил дать ему шанс.

— Сутки.

— Сегодня пятница. На выходных никого не найду. Дай неделю. Ну или хотя бы пять дней.

Валерий всегда казался Сторожу сильным и умным человеком. Но сейчас в смертном будто что-то надломилось.

— Вернусь в среду.

Человек кивнул.

По эту сторону

Антона отправили в этот мелкий сонный городок по распределению. Уезжать из родных мест не хотелось, но Антон не жаловался: спецотдел исправно платил зарплату. Пусть небольшую, но каждый месяц без задержек. На фоне повальной безработицы и жуткого безденежья знакомых учителей, научных сотрудников, библиотекарей и даже милиционеров Антон мог считать себя неплохо устроившимся.

Встретили его приветливо. То ли потому, что нравы тут были простые, то ли потому, что местный спецотдел состоял едва из десятка человек: треть состава отозвали на Кавказ, а ещё двое вышли на пенсию.

Из достопримечательностей тут были кинотеатр, три памятника и расположенное к востоку от города старое водохранилище, куда летом ездили отдыхать горожане.

Антону выделили комнату в общежитии. Вообще-то «спецов» селили в ведомственных домах или общагах, но в крошечном городке такого не было, и в этом общежитии обитали и несколько сотрудников спецотдела, и милиционеры на пенсии, и работники горадминистрации, и даже пара учителей местной школы.

Общежитие — самое высокое здание в районе: целых двенадцать этажей! — стояло на холме, и из Антонова окна на седьмом открывался прекрасный вид на далёкую реку, центр города и сквер на соседней улице. Красота! Пусть даже комнатка была крохотной, обои выцвели, а стены, пол и потолок поросли пылью. Он прочихался и взялся за уборку.

Вечером Антон сидел у окна в уже почти чистой комнате и любовался умиротворяющим пейзажем: закатное солнце заливало оранжевым и золотым задание спецотдела и городской администрации, местный кинотеатр, пятиэтажки спального района, частный сектор рядом с общежитием и сквер. Молодой спецотделовец вдыхал летний воздух, слушал весёлые детские голоса под окном и ощущал радостное предвкушение: ему понравится, точно понравится жить и работать в этом милом маленьком городке.

В первую же неделю Антон встретил в коридоре спецотдела Сторожа. Сначала не понял: идёт себе бородатый седой старичок и идёт — может, заявление пришёл писать? Но когда старик поднял на него глаза — синие-синие, Антону стало сразу и жарко, и холодно. Ужасно разболелась голова, и по всему телу разлилась неприятная болезненная слабость. Как тут не догадаться? Сторож.

Хозяин кладбищ прошествовал мимо, не удостоив человека вниманием. И чего это он так ауру раскинул? Антон слышал, что Сторожа сдержаны и к людям не суются. А тут Сторож прямо средь бела дня ходит по отделу и сдержанностью явно не отличается. Впрочем, теория часто не совпадает с практикой. Это Антон в свои двадцать четыре уже точно знал.

Сторож вроде бы вышел от начальника отдела Валерия Зиновьевича, но не спрашивать же у него, что к чему? Да и вообще если что-то по их ведомству на кладбище случилось, то им и так скажут. Однако никаких новостей, связанных с кладбищем, ни на планёрке, ни после так и не прозвучало.

Вскоре Антон забыл о Стороже. Обживался на новом месте, ближе знакомился с коллегами, вникал в тонкости работы. Коллеги требовали отметить назначение и проставиться, и Антон пытался решить, как не испортить рабочие отношения и при этом оставить первую зарплату при себе. Гулянка — это, конечно, хорошо, но у него мама — учительница начальных классов, отец на пенсии по инвалидности и две младшие сестры.

А вот с работой особых проблем не было: Валерий Зиновьевич оказался мировым мужиком, опытным, спокойным, без барских замашек и без новомодного панибратства.

Однако уже в среду Антон снова увидел Сторожа. Тот неведомо как оказался на срочном совещании: на днях из столицы пришёл приказ о сокращении штата. Только что в кабинете были одни сотрудники отдела — а вот теперь у кресла Валерия Зиновьевича стоит синеглазый старик с хмурым лицом.

— Стройка продолжается, — голос Сторожа прозвучал негромко, но так, что все услышали.

— Я всё перепробовал, — покачал головой начальник спецотдела. — Но, увы, не вышло. Они продолжат строить.

— Не «они», а «вы». Все вы люди. Все уговор нарушаете. Всем и отвечать придётся.

— Нет, послушай, — Валерий Зиновьевич встал из-за стола, — мы тут не при чём. У нас своих проблем хватает! А там такие бабки крутятся, куда нам против них?

Сторож покачал головой, отметая возражения.

— Я предупредил. И это второе предупреждение. Не послушаетесь — худо будет.

Спецотделовцы зашумели. Антон молчал, глядя на коллег. Он не знал, чем именно грозят предупреждения Сторожа, но чуял, что ничем хорошим это не кончится.

Валерий Зиновьевич пытался что-то объяснить, но хранитель кладбищ шагнул за кресло и исчез.

По ту сторону

Тварь, что была запечатана под старой частью кладбища, просыпалась. Ворочалась всё сильнее, тревожа существ на километры вокруг. Он слышал, как она скребётся под землёй, как тянет длинные щупальца, уходящие на многие километры от города. Туда, где встаёт солнце. Туда, где стоит созданное людьми водохранилище.

А ведь и кроме этой твари в окрестностях кладбища спит немало существ, жадных до человеческой силы и плоти. Но люди отчего-то ведут себя так, будто им всё равно.

Вот сегодня он был на собрании спецотдела. И что он увидел? Никого не волнует стройка. У каждого на уме одно и то же: я, моя работа, деньги, я, семья, деньги, увольте другого, я, я, я… Будто забыли, что все тут будут, без званий и денег, без чинов и без родных. Один человек перед смертью. Беззащитен. Слаб. Как ни крутись, а смерти все поддаются.

Но нет. Людям нынче только и надо, что денег, должностей, машину, квартиру. И ради этого они вековое соглашение похерить готовы⁈

Сторож впервые за десятки лет ощущал почти забытые человеческие эмоции: злость и раздражение. Как они могут не помнить о том, что по-настоящему важно? Почему забивают голову ерундой⁈ Сами себя губят. Два предупреждения из трёх прозвучали, а после третьего он отойдёт в сторону, предоставит им самим разбираться с тем, кто случится.

У него своих дел по горло будет. Он посмотрел на свои руки, морщинистые, покрытые тёмными пигментными пятнами, с тощими пальцами. Справится ли с этими делами его дряхлеющее тело?

По эту сторону

Визит Сторожа и его угрозу обсуждали долго. Но всё же спецотделовцев больше волновали грядущие сокращения. Кого лишат работы, зарплаты и хотя бы иллюзии стабильности? Сейчас, когда вокруг и без всяких монстров ужас: безработица, цены скачут чуть ли не каждый день, криминал заправляет везде, где можно. И где нельзя тоже заправляет.

Валерий Зиновьевич за пару дней состарился лет на десять. Стал мрачным и рассеянным. Антон трижды видел, как начальник отдела сидел за своим столом, уставившись в никуда. Ведь это ему принимать решение, кого выкинуть на улицу.

Приказ о сокращении штата вышел в пятницу. В нём значились имена замначальника — а ведь они с Валерием Зиновьевичем вроде как друзья ещё с армии, последнего научного сотрудника отдела, спеца по паразитам и самой старшей из имеющихся сотрудников, Натальи Фёдоровны. Антон уже знал, что у неё четверо детей и маленькая внучка.

Самого Антона сократить не могли: по правилам, свежераспределённый может быть уволен только за преступление. В остальном — три года гарантированной работы. Почему-то от собственной защищённости ему было неловко, хотя никто из коллег ни сказал ни единого дурного слова.

Антон смотрел, как плачет Наталья Фёдоровна, собирая вещи, и вдруг понял, что должен уйти сам. Он молодой, сильный, здоровый — найдёт другую работу. Пусть не по профилю. Он может и вагоны разгружать, и в охрану, и улицы мести. А ей, пожилой, дородной, добродушной женщине с детишками, куда?

Внутренний голос шептал: а как же твоя семья? Что скажут родители? Без твоей стипендии в спецуниверситете им нечем было бы кормить дочек. А теперь ты уйдёшь с работы, и что, твои сёстры будут голодать?

Антон не знал, что ответить внутреннему голосу, ведь тот был прав. Но стоять и смотреть, как других выгоняют просто потому, что надо кого-то выгнать, он не мог. Антон пошёл к начальнику.

Валерий Зиновьевич был на месте. Сидел за широким солидным столом и внимательно глядел на стоящие перед ним бутылку водки, блюдце с тонко нарезанным салом и пустой стакан. Услышав, что кто-то зашёл, он поднял глаза.

— А, Антон, здравствуй. Вот что за у нас работа, а? Даже напиться не могу, — начальник натянуто улыбнулся. — И хочу ведь! А не могу… Всё Сторож, чтоб его… И увольнения эти… и…

Он махнул рукой и замолчал.

— Я… Валерий Зиновьевич, я как раз увольняться пришёл! Тогда Наталью Фёдоровну не надо будет сокращать, и…

— Цыц!

Антон замолчал: так обидно и неуместно прозвучала короткая собачья команда.

— Иди и работай.

— Но…

— Иди, я сказал! — Валерий Зиновьевич саданул кулаком по столу.

Блюдце и стакан подпрыгнули, бутылка зашаталась.

— Иди, — бесцветно и страшно повторил начальник.

Антон развернулся, чтобы уйти: всё равно прямо сейчас от Валерия Зиновьевича ничего не добиться. И нос к носу столкнулся с мрачным синеглазым стариком. Вздрогнул. Шагнул в сторону, пропуская Сторожа в кабинет.

Тот дошёл до края стола и сказал:

— Время вышло, Валерий. Третье предупреждение: прекратите стройку. Если до утра понедельника работы не завершат, я сюда больше не приду. И лучше бы тебе не знать, что тогда будет.

Голос Сторожа звучал глухо и жутко. У Антона по спине пробежал холодок. Когда такое существо угрожает, это действительно страшно. Но вот справедливо ли?

— Я ничего не могу сделать… — тихо проговорил начальник отдела. — Ничего. Думаешь, я не пытался? Звонил, убеждал, уговаривал, взятки предлагал, угрожал — без толку. Я так устал…

— Это твоя работа — договариваться с другими людьми. У вас один мир.

— Нет, сейчас… сейчас каждый сам за себя. И я ничем не помогу твоему кладбищу…

Дальше Антон не слушал. Вышел, закрыв за собой дверь. Всё-таки не для его ушей разговор.

…А в понедельник случилось страшное.

Антон проснулся рано, ещё до будильника. Что его разбудило, он и сам не знал. То ли какой-то звук, то ли ощущение. Он осторожно проверил комнату знаками: общежитие, конечно, защищено на славу, но кто знает? Вроде бы всё чисто.

Антон поднялся и прислушался: кажется, на улице, где-то вдалеке, кричат. Он подошёл к окну. И проверил знаками себя, потому что то, что он увидел, было невозможно.

Половину города заполнила вода. Частный сектор затопило по самые крыши. Пятиэтажки потеряли по полтора-два нижних этажа в воде. Верхушки деревьев торчали словно кочки.

Что случилось⁈ Почему молчат сирены? Почему не сработала система оповещения гражданских? Что вообще происходит?

В дверь постучали, и Антон вздрогнул от резкого звука. Быстро подошёл к двери и открыл.

— Антоха, видал? — в проёме стоял взъерошенный небритый Геннадий, сосед по этажу и коллега. — Одевайся! Опорный аварийный пункт у горбольницы.

Через семь минут пятеро сотрудников спецотдела, живущие в общежитии, стояли у подъезда. Вокруг суетились остальные жильцы, задавая сотни вопросов, таская туда-сюда вещи и ругаясь. Где-то плакал ребёнок. На кого-то кричала жена. Совсем рядом с видящими молилась старуха, глядя в сторону старой церкви на юге от холма.

То и дело отъезжали машины, увозя людей прочь от обезумевшей стихии. Старший из спецотделовцев, живущих в общаге, Игорь Семёнович, руководил эвакуацией: успокаивал, объяснял, вразумлял, изредка повышая голос.

У Игоря Семёновича была с собой рация. Вообще-то полагалось оставлять её на работе, но сейчас это мало кого волновало. По рации с ними связался Валерий Зиновьевич. Сказал, что приедет через десять минут.

Остальные «спецы», одетые, вооружённые и взволнованные, смотрели на грязную воду, которая уже плескалась у подножия холма.

— Сколько там существ… — прошептала Соня, — Как же люди в городе?

Антон видел мелькающие в мутной воде светящиеся зелёным щупальца коряжников, плавники речных хищнецов и чьи-то длинные зловещие силуэты вроде щучьих, но с перепончатыми лапами. Толком разглядеть не удавалось: вода казалась жидкой грязью с обломками, ветками и обрывками водорослей.

— Дамбу, видать, прорвало! — крякнул Геннадий.

— Да не могло… — пробовал возразить Пётр Петрович, но Геннадий перебил:

— Ты Сторожа слышал? Стройку-то не остановили. Вот и…

Он замолчал, глядя на приближающуюся к общежитию грязную газельку. Когда машина подъехала, из неё выскочил Валерий Зиновьевич и объявил:

— Семёныч, на тебе этот опорный пункт. Сейчас военные подойдут с базы на том берегу. Уже грузовики пригнали и плавсредства подвезли. Наша задача — спасать людей от тварей. Эвакуация на их начальстве. Вот рации.

Он сунулся в машину и вручил рации Геннадию, Петровичу, Соне и Антону.

— Едем к больнице, там уже моторки и катера стоят.

Видящие втиснулись в грязную поцарапанную газель.

По пути Валерий Зиновьевич разделил их на группы. Геннадий будет работать с вольными видящими, Соня с парой спецов-пенсионеров, а Антон останется с начальником.

У горбольницы кипела работа: промокших напуганных людей грузили в машины и везли прочь, раненых осматривали в полевом медпункте, разбитом прямо в саду. В больнице мест уже не было.

Половина города ушла под воду. Горбольница, расположенная на пригорке, уцелела, и сюда бежали те, кто мог бежать сам, и везли тех, кто был не в состоянии сам передвигаться.

Валерий Зиновьевич распределил всех имеющихся видящих, выдав каждой паре или тройке свой квадрат для патрулирования. Задача проста — спасать людей, отгонять тварей. Вертолёты из областного центра и по линии комитета гражданской обороны, и по линии спецотдела непременно будут, но не ранее, чем через час. А пока надо работать.

Разнокалиберные моторки и катера развезли видящих по местам.

Антон вслед за Валерием Зиновьевичем погрузился на его старенькую, изрезанную знаками внутри и снаружи «Южанку», и моторка помчалась куда-то на северо-восток.

Ни улиц, ни переулков, ни дворов — мутная вода и только. Тут и там торчат крыши частных домов и двухэтажных бараков, ополовиненные деревья и урезанные многоэтажки.

Антон никак не мог поверить в реальность происходящего. Неужели Сторож способен на такое? Обрушить дамбу и обречь на смерть десятки человек, уничтожить часть города из-за незаконной стройки?

И ведь Валерий Зиновьевич действительно старался уладить вопрос. Но не всё в его власти. Такая необъяснимая несправедливость, помноженная на запредельную силу Сторожа, ужасала Антона.

В квадрат Валерия Зиновьевича входило кладбище. Антон догадался об этом, лишь когда увидел густо поросшее кустами и деревьями всхолмье, усеянное оградками и торчащими тут и там среди зелени плитами. Не затонуло ведь!

Валерий Зиновьевич приглушил мотор и выжидательно уставился на землю Сторожа. Хозяин кладбища не заставил себя долго ждать, вышел из-за осины и встал у дерева, сложив руки на груди.

— Ты же можешь придержать тварей, — громко сказал Валерий Зиновьевич. — Помоги! Пока мы людей эвакуируем…

Сторож покачал головой:

— Вы отказались мне помогать. И я вам откажу. Как ты сказал на днях? Каждый сам за себя.

— Но люди!..

— Погибнут? Так мне от этого только польза.

— Помоги!

— Нет. Уговор вы первые нарушили. А лично ты и так мой должник.

Сторож снова покачал головой. И растворился в воздухе на глазах видящих.

— Чтоб тебя! — крикнул Валерий Зиновьевич.

Потом пробормотал:

— Ладно, сами справимся, — и запустил мотор.

Антону очень хотелось верить, что они справятся. И без всякого Сторожа. Своими человеческими силами.

Вдали раздался женский крик, и Валерий Зиновьевич повернул моторку на голос.

Вскоре показалось здание универмага. Над водой виднелся только второй этаж вычурного здания — колонны, балкончики, лепнина. За ветки деревьев, росших вдоль фасада здания, держались четверо: женщина, парнишка и две девушки. А над несчастными, барахтающимися в воде людьми нависли гигантские комарники — летучие твари, длинными острыми жалами пьющие жизненную силу.

— На раз, два уничтожение! Готов? Раз… Два!

Знаки вспыхнули, слились и ударили в летающих тварей. Часть сразу рассыпалась, остальные выдернули жала и полетели прочь.

— Помогите! — закричала одна из девушек. — Нас что-то держит! Моего брата под воду утянуло.

— Большой коряжник! — вычертив пару знаков, определил начальник.

Крикнул людям:

— Не дёргайтесь, расслабьтесь по возможности. Мы сейчас разберёмся.

— Надо в воду лезть и эту тушу знаками резать. Я полезу, а ты за людьми следи!

— Давайте лучше я!

— Нет, ты молодой, горячий — тебя зацепит! Давай-ка вот тут пришвартуемся.

Через пару минут моторка обрела подобие устойчивости, будучи привязанной к узкой колонне на втором этаже универмага.

— Всё, я вниз! Готовься резать лапы! — с этими словами Валерий Зиновьевич прыгнул в воду.

Антон вытащил второй рабочий нож, побольше: им сподручнее будет резать коряжниковы лапы — и стал ждать. Конечно, он, как мог, успокаивал напуганных людей, отгонял светящуюся мелочь, осматривался, прикидывая, куда можно будет поместить тех спасённых, кого не получится забрать сразу — на «Южанке» поместятся от силы четверо, считая их двоих. Но делая всё это, он ждал. Ждал, что вот-вот вспыхнут из-под воды знаки, а затем из тёмной воды вынырнет Валерий Зиновьевич.

Но время шло, а никто не появлялся. Ладно, вспышку Антон не заметил, потому что вода слишком мутная, допустим. Надо проверить. Надо рискнуть и прыгнуть в воду.

— Этот дяденька… — дрожа сказал парнишка, — он утонул, да? Мы все утонем…

Слёз на мокром лице не было видно, но он явно заплакал.

— Всё будет хорошо, — неуверенно отозвался Антон.

Тут под водой что-то ухнуло, и кажется, на секунду вспыхнул свет, который заметил только Антон и одна из девушек.

Наверняка Валерий Зиновьевич одолел коряжника. Антон обрадовался, прыгнул в воду и помог освободиться сначала женщине, потом рыдающему парнишке, затем девушкам.

Надо было ехать, но ведь Валерий Зиновьевич вот-вот появится. Антон гнал от себя мысли о том, что прошло уже не меньше двенадцати минут, а то и все пятнадцать. Валерий Зиновьевич сейчас вынырнет — и всё тут.

Но промокшие напуганные люди нуждались в помощи.

Антон спросил:

— Кто-то умеет управлять моторкой?

Женщина молча подняла руку.

— Хорошо. Тогда везите всех к городской больнице. Знаете, где она?

Все закивали.

— Потом пусть пришлют кого-нибудь за нами. Я пока Валерь Зиновича подожду. Езжайте!

Одна из девушек посмотрела на него так, словно хотела сказать, что некого уже ждать, но промолчала. Люди погрузились в лодку, и вскоре он остался один.

Антон уселся на перила маленького балкончика второго этажа универмага и стал ждать.

Спустя семь или восемь минут вода всколыхнулась — и из неё вынырнул Валерий Зиновьевич.

Обрадовавшийся было Антон поймал его взгляд — и увидел, что глаза у Валерия Зиновьевича синие-синие, а выражение лица совсем незнакомое. Словно через лицо человека проглядывает кто-то другой.

Валерий Зиновьевич странно улыбнулся и сказал:

— Долг платежом красен.

Он медленно выбрался из воды и встал на перила рядом с Антоном, не обращая внимания на потрясённый взгляд человека, и внимательно посмотрел на свои руки.

Потом легко спрыгнул на балкон, открыл дверь и исчез.

По ту сторону

Хватит ли силы снова усыпить то, что дремлет под землёй? Потягиваясь во сне, оно снесло часть дамбы. И если люди разбудят его окончательно, то и хоронить здесь некого и некому будет.

В прошлый раз Сторож успокоил гигантскую тварь, дав время смертным создать и поставить печати. Но тогда он был моложе и сильнее. И люди были не чета нынешним: честные, сильные. А сейчас ему всё больше хочется оставить всё как есть. Но сейчас он старался концентрироваться и, как мог, сдерживал чуждую страшную мощь.

Приплывал Валерий с каким-то мальчишкой. Отвлекал. Просил. Мешался. На разговор с ним пришлось потратить непростительно много времени.

Сторож вернулся к себе и ощутил, что у него дрожат руки. Всё. Силы на исходе. А что будет, если он израсходует всё, не знает никто.

Какое-то время он сидел без движения, то ли готовясь к неизбежному, то ли убеждая себя отступить.

А потом он услышал зов должника. Валерий умирал. Тонул. Сторож вскочил, подбежал к двери и вложил все силы в последний шаг.

Оглушительная вспышка небытия.

Смерть и возрождение.

Он не существовал доли секунды. Мгновение был пустотой.

А потом обрёл новое тело. О, сколько силы он получил за раз! Легко добил коряжника, завершив ритуал Валерия. Почувствовал всех созданий в толще воды — на площади, в городе, в реке. Ощутил всех людей — сгустки страха, отчаяния и надежды.

Шагнул наверх, к свету. Встал на что-то твёрдое. Посмотрел на новые сильные руки. Еле заметно усмехнулся — и ушёл к себе. Теперь он убаюкает тварь. Теперь он всё сможет.

По эту сторону

Эпилог

Гигантскую тварь, снёсшую плотину, снова запечатали. Работали спецы из четырёх городов, печати ставили трое суток без перерыва. На высшем уровне приняли решение запретить строительные работы там, где спит тварь: не только на старом кладбище, но и на километры вокруг. Официально — чтобы не навредить дамбе и не тревожить подмытую наводнением почву.

Город так до конца и не оправился от потрясения. Вода стояла на улицах четыре дня, а с последствиями её вторжения боролись ещё очень долго. В наводнении погибло двенадцать человек. Десятки пострадали. Сотни людей лишились имущества и домов. Убытки исчислялись десятками миллионов.

Нового главу спецотдела прислали на следующий день после гибели Валерия Зиновьевича. «Новичок» оказался предприимчивым, решительным и деловитым. Активно помогал городу решать «водные» проблемы, пробил расширение штата спецотдела на четырех сотрудников, добился обновления снаряжения, запасов сверхъестественных зелий и никому не запрещал брать заказы в частном порядке. Но всё же он не был Валерием Зиновьевичем, наверное, потому Антон так и не смог с ним сблизиться.

Сторож получил назад свои земли, несколько похорон и заверения в готовности сотрудничать от нового начальника. Но он предпочёл больше не иметь со спецотделом дел и, говорят, принципиально не разговаривал ни с кем из сотрудников лет десять. Деталей Антон не знал: через три года его перевели в Подмосковье, а ещё через пять повысили и вернули на малую родину. Он благополучно проработал там десять лет и дослужился до начальника городского отдела.

Но сколько бы лет ни прошло, в кошмарах ему всегда снились холодные синие глаза Валерия Зиновьевича.