Другая Грань. Часть 1. Гости Вейтары

Глава 1 В которой сообщаются некоторые подробности строения Великого Кристалла.

Дети маленькие — заботы маленькие, дети подросли — подросли и заботы. Вечерней прогулке по городу с родителями и младшим братом Кристина предпочла подготовку к экзаменам в компании подружек. Конечно, девятый класс — это девятый класс, граница между средней и старшей школой, и к экзаменам следовало отнестись с соответствующей серьезностью. Но теперь к волнению за результаты экзаменов у Балиса примешивалось и легкое беспокойство за то, как дочка распорядится взятой на себя самостоятельностью. Легкое, потому что до сей поры переходный возраст Кристины протекал без великих потрясений. Нет, время от времени, конечно, вспыхивали конфликты, но небольшие и неизменно завершавшиеся к общему удовольствию полным примирением враждующих сторон. У родителей хватало ума не пытаться удерживать ребёнка (а кто же она еще в четырнадцать-то лет) на коротком поводке, а у девочки — не опускать отца и мать до уровня «предков», годных быть лишь бессловесным источником денег. И главная заслуга в этом, конечно, принадлежала Рите. Наверняка, она сейчас волнуется гораздо больше, чем он, но внешне это совсем незаметно.

А вот кто совсем не волновался — так это Ирмантас. И чего ему было волноваться? Что может быть лучше, чем гулять вот так теплым майским вечером по городу с папой и мамой? Тем более что папа бывает свободным не так уж и часто, обычно он приходит с работы поздно, когда Ирмантас уже спит. Ничего не поделаешь, такая у папы работа, он — офицер. Тем приятнее, когда он так вот приходит неожиданно рано, и тогда они отправляются на прогулку. В прошлый раз папа водил его и Кристину в Петропавловскую крепость. Вообще-то, Ирмантас там уже был — с классом на экскурсии. Но с папой интереснее: он знал про город много всякого, чего экскурсовод не рассказывала. А папу этому научил его дедушка, тот самый, в честь которого мальчику дали это имя — Ирмантас. Дедушка тоже был офицером, моряком и воевал с фашистами. Жаль только, что он умер раньше, чем Ирмантас родился, поэтому мальчик дедушку видел только на фотографиях.

А еще хорошо, что «Зенит» сегодня выиграл Кубок России. В классе у Ирмантаса все мальчишки болеют за «Зенит» и он тоже болеет, уже больше года. Даже сейчас на нем сине-бело-голубой зенитовский шарф. Правда, Ирмантас, единственный в классе, болеет ещё и за «Жальгирис», но сейчас это неважно, потому что сегодня выиграл «Зенит», и весь город этому радуется. Поэтому сейчас на улице много людей в таких же шарфах, как и у него.

— Кубок наш! — громко кричит мальчишка, обмирая от восторга.

— Ого!

Звонкий голос ребенка привлек внимание группы болельщиков, пьющих пиво в летнем кафе. Один из них, солидный уже мужик, с изрядным пивным животиком, поднимается из-за столика и подходит к Гаяускасам.

— Молодец у тебя сын, кап-два. Настоящий питерец!

Почему он назвал Балиса капитаном второго ранга? Балис украдкой косит глаза на плечо, на черном погоне два просвета и две больших звезды. Просветы правильные — красные, но не отличить по их цвету морпеха от офицера плавсостава для штатского человека более чем простительно.

— А как Саша Панов сегодня, а? Красава! Два таких положил…, - не унимается мужик в шарфе. Сын смотрит на него снизу вверх блестящими от восторга глазами.

Балис не понимает, что происходит. Почему он — подполковник? Почему улица Софьи Перовской вымощена плиткой и превращена в пешеходную зону? И кто такой Саша Панов?

Видимо, болельщик начинает понимать, что что-то не так. Он торопливо бормочет:

— Ладно, извини…

И возвращается обратно к друзьям под синий тент, на котором огромными белыми буквами написано "Балтика".

Балис поворачивается к жене. Рита молча смотрит на него. Она почти совсем не изменилась, только появились чуть заметные морщины в уголках глаз, да первая седина пробилась за годы, прошедшие после ее смерти.

Смерти?

Смерти! Пустынная предрассветная улица Вильнюса, красное лицо за ветровым стеклом «Москвича», тела Риты и Кристины на снегу, натекающая лужица крови, темные внутренности реанимобиля, кожаная кушетка в приемном покое, бесконечная усталость в глазах врача…

— Мы сделали все, что можно, но…

Балис смотрит на Риту, не решаясь задать вопроса, но жена понимает его без слов. Они часто чувствовали мысли друг друга.

— Ты помнишь нас, Балис. Ты любишь. И до тех пор, пока ты будешь помнить и любить — для тебя мы будем живы.

— Я буду помнить и любить тебя всегда. И Кристинку. И Ирмантаса.

— Значит, для тебя мы всегда живы. Mes visada gyvi.[1]

— Jыs visada givi [2], - повторил Балис и проснулся.

Небо уже начинало бледнеть, а звезды — меркнуть: начиналось утро нового дня. Тишину нарушало только тихое пофыркивание отсыпающегося после праведных дневных трудов коня. Спутники Гаяускаса еще крепко спали. Слева от Балиса с головой завернулся в одеяло Мирон, справа Серёжка, спавший одновременно беспокойно и крепко, как умеют только дети, отбросил на сторону одеяло и сжался почти в комочек, подтянув острые колени к подбородку. Позади Мирона в темноте угадывался Сашка. Женька и Анна-Селена ночевали внутри повозки. А вот Наромарта нигде не было видно.

Балис быстро намотал портянки, натянул сапоги, тихонько, стараясь не потревожить спящих, поднялся на ноги и обошел повозку. Эльф неподвижно сидел, прислонившись спиной к заднему колесу. Плащ, скрывающий фигуру, не давал понять, спит ли он или бодрствует. Капитан на мгновение замялся, стоит ли попробовать разбудить спутника или подождать, пока тот проснется сам, но тут Наромарт повернулся к нему.

— Вы что-то хотите мне сказать? Я не сплю. Я же говорил, что почти не нуждаюсь во сне, — негромко, чтобы никого не разбудить, произнес эльф.

— Да, я хотел посоветоваться, — Балис присел рядом, оперевшись спиной на борт фургона. — Со мной происходит что-то странное… Я привык принимать рациональные решения, но сейчас ничего разумного мне в голову не приходит.

Эльф вздохнул, и это прозвучало как-то трогательно по-человечески.

— Вы не можете поверить в реальность Дороги?

— Это другое… Дорога, встреча с Мироном и даже с вами — это, так сказать, в пределах допустимого.

— Тогда что же за его пределами?

— Помните, мы вчера утром говорили о наших тайнах? Вы сказали, что мои тайны не меньше чем Ваши. Что Вы имели в виду?

— Я сказал "может быть".

— И все же…

Наромарт сделал неловкое движение, пытаясь повернуть корпус к собеседнику. Балис мысленно выругал себя, что присел с покалеченной стороны, не подумав о последствиях. Точнее, подумал только о том, как удобнее присесть самому.

— Я врач, Балис. А для врача самое главное — не навредить тому, кто просит у него помощи. Вы сказали мне слишком мало…

— Спрашивайте, я отвечу.

— Спрашиваю. Что все-таки не так? Конкретно.

— Сны… Иногда я вижу странные сны.

— Вас это удивляет?

— Еще больше меня удивляет то, что это не удивляет Вас.

— Та-ак… — с минуту эльф молчал, обдумывая услышанное. Затем решительно произнес. — Давайте так: Вы рассказываете мне хотя бы один странный сон. Полностью, ничего не скрывая.

— Хорошо.

Гаяускас на мгновение задумался, выбирая, какой из снов этой ночи рассказать Наромарту. По странности один другого стоил, но первый все же требовал более быстрого толкования: а что если и вправду сегодня в пути их ожидает развилка у старого дуба.

Эльф выслушал его предельно серьезно, не перебивал, не торопил, когда Балис запинался, вспоминая подробности или подбирая нужное слово. А когда Гаяускас закончил рассказ, сам погрузился в размышления. Капитан его тоже не стал подгонять, хотя нетерпение так и рвалось наружу. К счастью, раздумывал Наромарт не долго, не больше пары минут, но и этот срок показался Балису вечностью.

— Знаете, боюсь, что одним разговором нам не обойтись. К тому же, наше сегодняшнее положение оказалось сложнее, чем я думал.

— Вы придаете такое значение тому, что я увидел во сне?

— Да. И сейчас поймете почему.

И Наромарт изложил Балису свой сон.

— Как видите, в обоих снах от нас хотят одного и того же. Думаете, совпадение?

— Не верю я в такие совпадения.

— И я не верю. Полагаю, что следует разбудить Мирона.

Пока они пересказывали друг другу свои сны, совсем рассвело, но остальные путешественники ещё продолжали спать. На часах Балиса, которые тот аккуратно заводил, было только полседьмого, а накануне они улеглись ближе к полуночи.

Несмотря на то, что будить Мирона Балис старался тихо, чтобы не потревожить сон ребят, чутко спящий Сашка обозначил свое пробуждение, но, после того как Нижниченко порекомендовал ему спать, пока есть возможность, мальчишка дисциплинированно уткнулся в одеяло.

— Что у вас стряслось? — хмуро поинтересовался Мирон, присаживаясь напротив Наромарта.

— Да вот, сны обсуждаем. Тебе вот сегодня ночью что снилось?

— Мне? Мне как раз снилось нечто достойное обсуждения.

Рассказав про таинственный разговор с Серым Эм и выслушав истории Наромарта и Балиса, Нижниченко мрачно подвел итог:

— Похоже, нас усиленно толкают на эту самую боковую дорогу. Что будем делать?

— Выбор невелик, — задумчиво протянул Балис. — Либо свернуть, либо — не свернуть.

— Что значит — "не свернуть"? — удивился Наромарт. — Конечно, вы вправе принять любое решение, но для меня вопроса не стоит: моей богине угодно, чтобы я свернул — и я поверну.

— Это может быть ловушкой…

— Ловушкой… И кто же у нас такой общий враг, которому так и не терпится загнать нас всех в ловушку? Враг, который настолько хорошо знает меня, что использует образ наставника Антора, и настолько хорошо знает взаимоотношение между Балисом и его дедом. Назовите мне его, а то я до сих пор не подозреваю о его существовании.

— Не знаю такого врага, — признался после короткой паузы Мирон. — Просто, понимаешь, не люблю я, когда меня, как марионетку, на ниточке дергают.

— Это мало кто любит, — согласился Наромарт. — Но нельзя же принимать серьезные решения только потому, что вам не понравилось, как с вами поговорили. Думаете, так легко находить общий язык с незнакомцами? Когда мучительно раздумываешь над каждым словом, чтобы случайно не обидеть. Когда пытаешься скрыть то, что может показаться враждебным, а потом переживаешь, что это выглядит как обман.

Целитель произносил этот монолог со все нарастающим напряжением, очевидно, Нижниченко задел в его душе чувствительную струну.

— Я не принимаю решения, я раздумываю, — поправил его Мирон. — И, потом, не ясно, зачем мне что-то скрывать. Я ничего не скрываю. И Балис. И ты.

— Ошибаешься, — жестко сказал целитель и откинул капюшон. Балис, уже видевший изуродованное лицо эльфа, вынес это спокойно, а вот Мирон, не смотря на все свое хладнокровие, не мог не отшатнуться.

И было от чего. Правая половина головы Наромарта представляла собой один большой шрам, уничтоживший ухо, глаз, волосы… Только бугрящиеся рубцы, уходящие вниз, к ключице, плечу, лопатке.

— Вот видишь, Мирон, мне есть, что скрывать.

— Напрасно, — глухо проговорил Нижниченко. — Я сужу о людях не по их внешнему виду.

— Встречают именно по внешности, — возразил целитель, в запале даже не отреагировавший на то, что его назвали человеком. — Потом — да, потом уже мудрые судят по делам. Но в первое мгновение судят по внешнему виду. Всегда. Все. Поверь, я часто встречался с самыми разными существами и не понаслышке знаю, какие проблемы способно породить первое неприятное впечатление.

— И все же нужно уметь в себе перебарывать эту неприязнь, — не сдавался Мирон.

— Так и перебарывай. Начни с этого сна. Совершенно очевидно, что кто-то пытается говорить с нами. Со мной ему удалось найти общий язык, с тобой — нет. С Балисом…

Темный эльф выжидательно замолчал.

— Скорее да, чем нет. Кто бы ни прятался за образом отца Эльфрика, он сумел понять образ мыслей моего деда. Вряд ли это враг… В общем, я настроен свернуть.

— Остается расспросить ребят, — подвел итог Наромарт.

— Думаешь, они тоже видели сон?

— Думаю, да. Ведь решать, куда держать путь мы будем вместе.

Мирон обошел повозку.

— Саша, спишь? — позвал он громким шепотом.

— Еще чего, — тут же откликнулся подросток, поднимая голову.

— Слышал, о чем мы говорили?

— Кому верю — тех не подслушиваю.

Нижниченко улыбнулся.

— Тогда давай, дуй к нам.

Рассказ казачонка о ночном сне был краток и ясен.

— Ну, и как думаешь, что нам делать? — поинтересовался в конце Балис.

— Сворачивать, — не задумываясь, ответил Саша. — Бочковский дурного не посоветует.

— А тебя не удивляет, что Бочковский оказался здесь? Он ведь умер.

— Мирон Павлинович, я же сколько раз говорил — это Тропа. Здесь не надо ничему удивляться. Да и вообще, для своего мира я ведь тоже, вроде как, умер.

— Кстати, вторые сутки слышу: Дорога, Тропа… Нельзя ли после завтрака рассказать нам с Серёжей поподробнее, где именно мы очутились? А то как-то неуютно, когда все кругом все знают, одни мы такие необразованные.

— Вообще-то я тоже не очень много знаю, — признался Мирон. — Саша мне рассказывал кое-что, но картинка пока не сформировалась.

— Тогда тем более. И решение будет легче принимать. Так как?

Балис выжидательно посмотрел на Наромарта, потом на Сашку.

— Я вообще-то не так уж и много знаю о Дороге и впервые здесь путешествую. Но что известно — расскажу.

— О чем разговор, — поддержал эльфа мальчишка.

— Вот и отлично. Тогда предлагается объявить подъем по отряду…

— Главное, спрашивайте если что непонятно, — начал объяснение Наромарт, когда после завтрака компания двинулась в путь. — Постараюсь объяснить, хотя, предупреждаю заранее, всех тонкостей я не знаю.

Итак, существует несколько различных моделей мироздания. В этих вопросах я не специалист, насколько мне известно, каждая модель строится на том, что хорошо объясняет одну из особенностей устройства мира и более-менее сносно — все остальное. То, с чем мы столкнулись, наиболее полно описывается в модели Великого Кристалла. Что такое кристалл, полагаю, знают все?

— Мы с Сашей знаем, — тоном прилежного ученика ответил Мирон.

— В курсе, — недовольно кивнул Женька.

Анна-Селена молча подняла левую руку, на безымянном пальце которой было надето серебряное колечко, украшенное небольшим темным камушком.

— Серёжа? — поинтересовался Балис.

— А? — мальчишка сидел на задке повозки, свесив ноги наружу, и не сразу понял, что его спрашивают. Поняв, обернулся и кивнул. — Знаю, мы по природоведению проходили. Соль — это кристаллы… Маленькие… А большие кристаллы — это всякие алмазы, изумруды…

— Верно, — кивнул капюшоном Наромарт. — Так вот, в этой модели весь Мир — это такой огромный Кристалл. Каждая Грань Кристалла — отдельный мирок. Для большинства обитателей Грани выход за ее пределы невозможен, но есть два исключения.

Первое — это те существа, которые умеют перемещаться между Гранями. Их довольно много. Среди нас, как я понимаю, таких умеющих двое: Саша и я. Причем у меня эти способности проявились совсем недавно, и я пока еще толком не научился ими управлять.

— Я вообще-то тоже не очень умею, — откликнулся сидящий на передке подросток: поскольку эльф был занят чтением лекции, управление конем автоматически ложилось на казачка.

— Учтем на будущее, что умение перемещаться между Гранями не является сильной стороной нашей компании, — серьезным голосом подвел итог Наромарт. — Поэтому, сосредоточимся на втором исключении: стыках. Так называются места, где сходятся одна или несколько Граней и для перехода зачастую не нужно никаких особых знаний или умений. Мне кажется, Мирон, что твой Севастополь является именно таким местом. Вы с Балисом обитали изначально на разных Гранях, но тогда, в детстве, оказались в области их слияния. Потом Грани снова разошлись, поэтому вы уже не могли встретиться. Это я вам уже говорил…

— Об этом нам есть, что расспросить, но это позже… Продолжай.

— Хорошо. Про Грани для начала, думаю, достаточно. Теперь о Дороге. Это совершенно особая сущность, о ней знают даже меньше, чем о самом Кристалле. Доподлинно известно, что Дорога граничит со многими Гранями. Мудрецы полагают, что она соприкасается со всеми, но доказать это невозможно: Граней у Кристалла великое множество, думаю, истинное их число известно только Творцу. Кроме того, Дорога граничит и с иными планами бытия.

— Что значит — иные планы?

— Мы живем в материальном мире, но помимо него существует множество так называемых тонких миров. Условно их принято делить на «внутренние» и «внешние», только не надо видеть в этих названиях грубое отражение сути. К внутренним мирам относятся Эфир, Сумрак, планы стихий и промежуточные планы. К внешним — Элизиум, Лимбо, Пандем…

— Ох, — поморщился Балис. — Честно сказать, очень похоже на полную ерунду. Знаете, в моем мире часто встречаются люди, которые способны часами рассказывать об эфире, стихиях, карме, просветлении… Как правило для того, чтобы выманить денег. А если и нет… Все равно, ничего реального эти «маги» и «гуру» сделать не в состоянии. Так, одни только разговоры.

— Шарлатанов, которые пускаются на разные уловки, чтобы выманить деньги, хватало во все времена и во всех местах, — удрученно ответил эльф. — Одни представляются великими воинами, другие — великими купцами, третьи — великими магами… В общем, способов много. Но ведь это не отменяет того, что на свете существуют настоящие купцы, воины, целители… Почему же надо с порога отметать существование магов? К тому же примите во внимание, что далеко не всегда, когда хороший мастер берется за дело, он добивается результата. И великие полководцы проигрывали битвы, на руках самых великих врачей умирали пациенты, порой заблуждались и самые великие ученые… Опять-таки, почему же у магов нет права на ошибку?

— Потому что врачей, ученых, генералов и адмиралов я видел. Настоящих. Которые добивались результата. Пусть не всегда, но добивались. А магов…

— Неужели все, что происходит здесь, на Дороге, ничего не изменило в Вашем взгляде на жизнь?

— Изменило, конечно. Глазам своим я верю. Но вот заходить слишком далеко в выводах из увиденного не хочу. По крайней мере, пока. Да, существует Дорога — это факт. Реальность, о которой в нашем мире никто, или почти никто, не знает. Но из этого не следует, что я должен верить в магию или в этот, как его… "Элениум".

— Элизиум, — машинально поправил морпеха Наромарт. — Хорошо, оставим иные планы пока что в покое, тем более что сейчас, кажется, от них ничего не зависит. Итак, Дорога граничит со многими Гранями, причем граница эта непостоянна. Точки соприкосновения все время меняются и, как правило, существуют не очень долго во времени, позвольте не уточнять, о каком именно времени идет речь. Правда, известны и устойчивые места перехода с Дороги на ту или иную Грань, но их очень немного. Не в том смысле, что мало, а в том, что намного меньше, чем неустойчивых точек соприкосновения. И вот эти самые неустойчивые точки можно создать путем определенного воздействия.

— Магического? — поинтересовалась Анна-Селена.

— Не совсем, — отрицательно покачал головой Наромарт.

— Но ведь нам на Дорогу помогли выйти маги, — напомнил Женька.

— Да, но все же магией это назвать нельзя. Правда, чтобы понять, почему, надо иметь представление хотя бы об основах магии, которых, как я понимаю, кроме меня никто здесь не знает. Поэтому, прошу поверить мне на слово.

— Верим, — откликнулся за всех Мирон. — А что из этого следует?

— Дорога населена, хотя и не густо. И большинство жителей Дороги, так или иначе, способно выходить с нее на Грани. Причем, девять из десяти таких жителей на Гранях отнюдь не являются магами.

— Действительно, Михаил-Махмуд о магии не сказал ни слова, — кивнул Мирон, подумав про себя, что настоящий маг отнюдь не обязан рассказывать о своем призвании каждому встречному. — Кстати, Саша, тебе, как жителю Дороги, наверное, есть что добавить?

— А чего добавлять? Действительно, несколько раз я встречал здесь магов. Люди как люди. А уходить и возвращаться и правда может почти каждый, для этого магом совсем не надо быть.

— Да? А самолет ты как взорвал, неужели без магии? — нашел подходящий способ задать давно мучавший его вопрос Мирон.

— Да я-то тут причем? — искренне удивился подросток. — Самолет взрывал Адам, я был только маяком. Не знаю, что у него за оружие, но он наводил его как-то через меня.

Повисло молчание: нить разговора неожиданно оказалось потерянной.

— Так что же, получается, свернуть с Дороги — означает выйти на Грань, в какой-то мир? — неожиданно воскликнул Балис.

— Именно, — согласился Наромарт. — Те, кто может выйти на Дорогу, использует ее для перемещения между Гранями.

— А на какую именно Грань, в какой мир?

— Этого я сказать не могу. Да и вообще мало кто может увидеть, что за мир лежит за точкой соприкосновения. И, насколько я понимаю, тут уже без магии никак не обойтись.

— Можно и без магии, — не согласился Саша.

— А как?

— Я не умею, но видел… Вот, кстати, Михаил-Махмуд умеет.

— Жаль, — с явной досадой произнес Наромарт. — Хотелось бы это обсудить. Может, и я бы научился…

— Увидим Михаила-Махмуда или еще кого из знающих — я попрошу, — пообещал Сашка.

— Спасибо.

— Погодите. Наромарт, если я не ошибаюсь, то ты собирался через Дорогу попасть в свой мир, — вступил в разговор Мирон. — Как же ты хотел сделать это, если не знаешь, что за поворотом?

— Если знаешь, что за своим поворотом, — ответил эльф, особенно выделяя голосом слово "своим", — то это не значит, что можешь определить, что скрывается за каждым из поворотов.

— А как Вы определяете, какой поворот — Ваш? — не утерпел любопытный Серёжка.

— Вообще-то никак. Мы сначала направлялись в какой-нибудь город на Дороге, где живут местные жители. Те самые, которые умеют переходить на Грани. За разумную плату они нанимаются к таким путешественникам, как мы, в проводники до нужного им мира.

— Но ведь Вы говорили, что Граней-миров — огромное количество, — увлечённый Сережка снова повернулся внутрь повозки. — Как же жители Дороги умеют найти среди них нужный?

— Лучше всего об этом спросить у них. Саша, расскажешь нам что-нибудь?

— Немногое. Надо знать мир, в который хочешь попасть. Все время думать о нем, представлять его. И тогда Дорога сама приведет себя к точке соприкосновения.

— А можно при этом сначала попасть на точку соприкосновения с другой Гранью?

— Можно, но тогда я чувствую, что там не тот мир, который мне нужен. Не знаю какой, но точно знаю, что не тот.

— То есть, что конкретно там за поворотом, ты определять не умеешь?

— Нет. Любой сход с Тропы, как Вы это называете, точку соприкосновения, определить могу. Знаю одну постоянную точку, там в степи. Не мой мир, совершенно другой. А больше…

— Ну, у тебя еще все впереди, — успокоил его Мирон, и тут же понял, какую сморозил глупость: вечная жизнь должна была быть проклятьем Саши Волкова. Но, то ли парнишка не успел понять, в чем есть его проклятье, то ли просто хорошо владел собой, но только на слова Нижниченко он никак не отреагировал. Спеша переключить внимание путников, Мирон продолжил обсуждение:

— Думаю, теории на сегодня достаточно. Давайте перейдем к практике. Сегодня ночью некоторые из нас видели странный сон, в котором нам предлагалось свернуть с Дороги, на одну такую Грань.

— Ух, ты, а как Вы узнали? — Сережка опять крутанулся назад, уставившись на Мирона прямо таки горящими глазами.

— Что я узнал?

— Ну, что мне такой сон снился…

— Знаешь, Сережа, вообще-то я говорил о себе, Наромарте и Балисе. И о Саше. Но если и тебе такой сон снился… А вам?

— Мне тоже, — сказала Анна-Селена.

Женька коротко кивнул.

— Значит, никого из нас не забыли, — подвел итог Нижниченко. — Ну, что же, будем решать, что делать. У нас с Сашей никаких особых планов не было, у Балиса и Серёжи, как я понимаю, тоже. А вот вы…

— А что мы? — эльф сделал легкое движение, словно пожал плечами. — Планы у нас, конечно, имеются, но торопиться нам некуда. Верно?

— Мне-то что, — буркнул Женька.

— Не знаю, кому как, а мне очень хочется, чтобы мы повернули, — сказала Анна-Селена. — А спешить нам и, правда, некуда.

— То есть, принимаем решение — свернуть? Если, конечно, на Дороге нам встретится место для поворота.

— Ущелье у старого дуба, верно? — с типично детской радостью оттого, что и он тоже знает, предположил Сережка.

— Верно, — подтвердил Мирон. Удивляться было нечему — совершенно понятно, что, не совпадая в сюжете, все сны были абсолютно одинаковы в том, что касалось инструкций, по дальнейшему поведению.