Глава 4

Я забрал из рыночной камеры хранения свой потертый «штурм», который, дабы не вызывать подозрений, всегда сдавал при посещении Обочины, и в очередной раз проклял своего энергетического паразита. Из-за него это оружие Капуцина было бутафорским. Побывав в моих руках, оно испортилось сразу после того, как я снял его с одного мертвого охотника за алмазами (как и отчего он умер, лучше не спрашивайте), и с тех пор не подлежало ремонту.

Сейчас, когда за стенами Обочины меня подкарауливал Ипат, было бы кстати иметь под рукой мой старый верный «кольт-анаконду» сорок четвертого калибра. Уверен, он бы меня и сегодня не подвел. Одна проблема: сдать его рыночным привратникам фактически означало предъявить им визитку с подписью «Алмазный Мангуст». Как и очки Мерлина, мое оружие являлось уникальным и приметным, ибо таким доисторическим револьвером ныне в Пятизонье пользовался лишь я.

В данный момент весь мой арсенал, кроме ножа, находился на сохранении у Жорика. Как я и сказал Матвею, напарник дожидался меня неподалеку от Выгребной Слободы. А именно – к юго-западу от нее, среди торчащих на холме руин метеорологической лаборатории. Заросшие металлорастениями-автонами с острыми как бритва листьями и лишенные крыши развалины не особо привлекали к себе сталкеров, тем более что до Обочины от холма было практически подать рукой. Вот почему я и наказал Дюймовому отсиживаться в этом неприглядном месте и пару-тройку дней не показываться никому на глаза.

Какую бы гадость ни задумал Ипат, он знает: я не стану сбрасывать личину Капуцина сразу по выходу из ворот рынка. Мне придется так или иначе доиграть роль сумасшедшего калеки до конца. И лишь удалившись прочь от любопытных глаз, я мог позволить себе вернуть свой истинный облик.

Впрочем, мнемотехник тоже сталкивался с кое-какими трудностями. Напасть на меня у стен Обочины он не дерзнет. Дружинники не допускают вблизи нее перестрелок, ведь шальные пули и осколки не понимают, что им нельзя залетать на демилитаризованную территорию. Ипату придется охотиться за мной примерно на том же расстоянии от рынка, на каком я осмелюсь сбросить свою маскировку. Это даст мне небольшое преимущество. А вот отсутствие солнца на небе и нормального оружия играет уже не в мою пользу. Если враг проявит расторопность – а прежде он не давал повода в этом усомниться, – нам с ним не разминуться. Тогда-то и выяснится, станет ли сегодня Орден на триста миллионов богаче или я продолжу радоваться жизни и дразнить Командора блеском своих драгоценных камней.

Распрощавшись с Коваленко, я миновал рыночные ворота и остановился. Грохот захлопнувшейся за спиной стальной двери и лязг запора прозвучали в моих ушах, словно гонг, дающий старт предстоящей мне смертельной схватке. Противник, как и ожидалось, пока не показывался мне на глаза. Но орденские соглядатаи из Выгребной Слободы наверняка уже донесли Ипату, через какой выход я покинул Обочину. И поэтому пружина его капкана была взведена раньше, чем привратники заперли за мной дверь.

С минуты на минуту мой короткий визит в сталкерский рай завершится. Я доживал последние безмятежные мгновения своего вынужденного отпуска, за которым вновь маячила череда суровых и суетливых будней. К этому часу весь хмель у меня из головы выветрился, и настроение мое было под стать раскинувшемуся передо мной мрачному чернобыльскому ландшафту.

Ладно, хватит топтаться на месте, словно актер, забывший на сцене текст своей роли. Подсказки от суфлера не будет, как нет здесь и самого суфлера. Придется импровизировать на ходу. И надеяться, что мой экспромт окажется виртуознее задумок автора пьесы, в которой он коварно принудил меня участвовать…

Уже в сотне шагов от оазиса цивилизации, каким с натяжкой можно было назвать Обочину, земля становилась труднопроходимой. Натоптанная у входа на рынок тропа практически исчезала. Извилистые буераки, завалы, воронки, выжженные до спекшейся корки участки почвы и вывороченные из нее каменные глыбы чередовались друг с другом в полнейшем беспорядке. И повсюду – остовы и искореженные фрагменты техноса, подбитого со стен Обочины бдительными дружинниками. Попадались и ловушки, но на окраине локации их было гораздо меньше, чем в центре, вокруг «тамбура».

Опираясь на посох, я торопливо ковылял на юго-запад. Дабы не проморгать Ипата, приходилось останавливался возле каждого встречного остова, озираться и вслушиваться, не подкрадывается ли ко мне подлый враг. Наверняка часовые следили за мной с дозорных вышек, так что нужно было доиграть роль Капуцина по возможности без эксцессов. То-то удивятся дружинники, рвани вдруг он по пустоши напрямик, сигая через широкие рвы и перепрыгивая с разбегу груды хлама и разбитую технику. Удивятся и при следующем моем визите на рынок непременно расспросят, каким образом калеке удаются такие выкрутасы.

И как прикажете оправдываться перед этими любопытными?

Первые признаки угрозы я заметил на очередной остановке у раздолбанного остова биомеха. Кто-то подкрадывался ко мне с юга, планомерно отрезая от холма, к которому я направлялся. Почудилось? Вряд ли. Я не первый год играю в эти игры и накрепко усвоил: девять из десяти здешних галлюцинаций – явь. Причем явь отнюдь не миролюбивая. И если вы сомневаетесь в своих силах, лучше держитесь от нее подальше.

Против команды рыцарей мне с посохом не выстоять. Это на арене Мясорубки дерутся по относительно честным правилам. А за границей Обочины главенствует один-единственный принцип: для достижения победы нет зазорных путей. Здесь пристрелить в спину полуслепого калеку – вполне заурядное дело. Особенно если есть подозрение, что он «инкрустирован» алмазами с головы до пят.

Я задержался у заслоняющего меня остова. Нужно дождаться, когда враг – или враги – обнаружат себя снова. И не прогадал. Не прошло и пяти секунд, как противник опять показался мне на глаза.

Он выполз из воронки неподалеку от моего укрытия и замер на месте, очевидно, делая то же, что я – сканируя окружающее пространство. Это был не человек, а биомех: бот огневого прикрытия Ползун. Тот самый укрощенный бот, который я видел утром в «Пикнике». И который беспрекословно подчинялся своему дрессировщику – мнемотехнику. Тогда я не успел толком разглядеть его новую зверушку, но тем не менее ошибка исключалась. Сомнительно, чтобы, ожидая встретить подручных Ипата, я совершенно случайно наткнулся на другого, непричастного к нашему конфликту Ползуна.

Теперь он был во всеоружии. На выходе с Обочины хозяин водрузил ему на турель дальнобойную снайперскую винтовку. Также переделанную в Узле вместе со своим четвероногим транспортером, но не настолько, чтобы я не опознал это орудие. Его ствол рыскал из стороны в сторону, а система наведения фиксировала все досягаемые теплокровные объекты, автоматически отметая те из них, что не подпадали под заданную ей цель.

Изучив округу, Ползун рванул было дальше, но убрался недалеко. Взбежав на высокий завал, биомех расставил поустойчивей конечности и устроился на нем этаким царем горы и прилегающей к ней территории. Хитрый паскудник, и не смотри, что обладает ограниченным искусственным интеллектом. Играть в прятки с безоружным Ползуном мог бы и хромой Капуцин. Но удрать от бота-снайпера, занявшего стратегическую высотную позицию, было трудно даже для шустрого Мангуста.

Итак, один из охотников здесь. Осталось выяснить, где же Ипат и прочие члены его команды.

Я вертел головой и всматривался в каждую кочку, но так и не обнаружил иных врагов. Хорошо это или плохо, сказать трудно. Зато в процессе наблюдения мне удалось разработать оперативный план действий. Удачный или нет, опять-таки неведомо, но с его реализацией следовало поторапливаться. Не исключено, что узловики отстали от Ползуна совсем ненамного, и застрянь я тут еще на минуту, мне точно несдобровать.

Тактика моего прорыва была проста, как пробежка по стометровке. Вдоль подножия завала протянулся глубокий, кривой буерак. Дно его представляло собой для засевшего на возвышенности снайпера непростреливаемую – мертвую – зону. Спрыгнув в канаву, я мог попытаться прошмыгнуть мимо бота, а если повезет, то и устроить для него ловушку.

Заманить его туда не составит проблемы – Ползун в любом случае засечет меня еще на подходе ко рву. А вот для дозорных на смотровых вышках мой маневр, наоборот, останется незаметен. Ржавый остов, за которым я отсиживался, скроет меня и от дружинников. Надо лишь обойти его так, чтобы он заслонил Капуцина от их взоров, и, пригнувшись, добежать до края буерака. А уж в нем-то я – невидимый ни для кого – выкажу всю прыть, на какую способен. Дальний конец траншеи находится позади завала, и, выбравшись из нее, я окончательно скроюсь с глаз хозяев Обочины.

Только бы Жорик не спал и был готов в точности выполнить все, что я ему наказывал. Ну да ладно. Даже если этот раздолбай дрыхнет, сейчас я его разбужу…

Я подобрал полы хламиды и, сжимая в руке «шторм», подполз под раскуроченный остов. Для дружинников на вышках мои намерения были предельно ясны: расстрелять с незаметной позиции преградившего мне путь Ползуна. То, как я снимаю с себя мешающую бегать длиннополую одежду, откладываю бесполезные посох и автомат и отлепляю с лица грим, дозорные уже не видели. Отныне Капуцин для них исчез, но сделал он это вполне обыденно. Взял и просто-напросто затерялся в нагромождениях разбросанного вокруг Выгребной Слободы хлама.

Вместе с автоматными магазинами, которые также пришлось выбросить, у меня в подсумке лежала парочка антикварных гранат. Их я приобрел сегодня утром на Обочине у торговца списанным с армейских складов оружием. Стоили «лимонки» недорого – их нынешние плазменные «потомки» были легче и убойнее этого старья, – но в том-то и заключалось их преимущество. Доисторические «калашниковы» и «СВД» далеко не всегда показывали себя на высоте против техноса и современных сталкерских доспехов. Однако осколочные гранаты были еще вполне эффективны. К тому же в них отсутствовала всякая электроника. При моей неуживчивости с ней именно этот фактор, а не гранатная убойность имел для меня первостепенное значение.

Тратить гранату только на то, чтобы отвлечь внимание бота, было непрактично, но иного выхода, к сожалению, я не видел. Настроенная на поиск источников тепла система наведения Ползуна будет ненадолго сбита с толку взрывной волной. Это позволит мне отыграть у него несколько важных секунд. Жаль, нельзя добросить «лимонку» до самого снайпера – высоковато он, мерзавец, засел. Но хоть ослеплю его ненадолго – и то хлеб.

Выброшенная мной из-под остова граната закатилась в одну из ближайших воронок, где и разорвалась. Взметнувшиеся вверх камни и глина еще не осыпались, а мгновенно среагировавший биомех уже всаживал в то место пулю за пулей. Я же выкатился из укрытия, вскочил на ноги и, пригнувшись как можно ниже, метнулся к буераку.

Наконец-то можно забыть о мнимой хромоте и ни в чем себя не ограничивать! Я ненавидел своего паразита за то, что он отнял у меня нормальную, человеческую жизнь. Ненавидел истово, всеми фибрами души. Но когда здесь, в Пятизонье, он вступал в борьбу за мою – и, возможно, свою тоже – жизнь, я испытывал к нему глубочайшую признательность. И по мере сил старался ему содействовать. А что еще остается делать, если судьба загнала меня в такое безысходное положение?

Как и ожидалось, проскочить мимо биомеха незамеченным мне не удалось. Две пули впились в склон, по которому я секунду назад скатился на дно буерака. Других выстрелов, кроме тех, что произвел Ползун, слышно не было. Это хорошо. Если мне повезет и охотники продолжат мешкать, стычка с туповатым ботом станет моей единственной насущной проблемой. Надо лишь не проморгать момент, когда он ринется в ров следом за мной. А он ринется – вне всякого сомнения. Снайпер засек, куда скрылась цель, и теперь попробует настигнуть ее по горячим следам. В этом плане механические солдаты – и обычные, и те, что побывали в Узле, – всегда предсказуемы.

Ну, или почти всегда. Все зависит от того, насколько хороший вы предсказатель. Мне это занятие давалось с переменным успехом. Вот и сейчас, ожидая бота у себя за спиной, я допустил ошибку. Да, Ползун бросился за мной. Но не вдогонку по дну траншеи, а наперехват – по гребню вытянувшегося вдоль нее завала.

Я осознал свою оплошность, когда узрел ворвавшееся в буерак чудовище не сзади, как ожидалось, а в полусотне шагов впереди. Склон был довольно крут, и разогнавшийся поверху биомех не сбежал, а спрыгнул с него, ловко приземлившись на все четыре ноги. И произошло это настолько неожиданно, что я даже не успел обдумать, как мне защититься.

Хотя что тут вообще было обдумывать? Весь мой арсенал состоял из зажатой в кулаке последней гранаты и прикрепленного к поясу ножа. Последний для боя с Ползуном подходил не больше, чем мухобойка – для драки с доберманом, и потому выбор оружия как таковой у меня отсутствовал. Стоит только противнику взять меня на мушку, и он отправит меня к праотцам первым же выстрелом. А в канаве от него укрыться крайне сложно. Остается один путь: делать то, что задумано, но метать «лимонку» не назад, а прямо по курсу.

Беспокоиться о точности броска в такой суете уже некогда. Я швырнул гранату и, пока она летела, плюхнулся с разбегу за торчащий из откоса обломок самосвального кузова. От снарядов импульсного орудия эта смехотворная защита не спасет, но осколки антикварной гранаты ее вряд ли пробьют.

Взрыв, чей грохот я расслышал сквозь зажатые ладонями уши, оказался не таким, какой мне хотелось расслышать. Пресным, если можно так выразиться. Нет, с громкостью и силой у него все было в порядке. Однако я не различил в нем кое-какие ожидаемые мной звуки. А конкретно: скрежет раздираемого взрывом металла и удары бьющих по нему осколков. Несколько из них шибанули в щит, за которым я прятался, но ведь кроме него в радиусе поражения «лимонки» имелся и другой объект. Тот, на который и была направлена моя атака.

Точность, как гласит пословица, – это вежливость королей. И будь я монаршей особой, Ползун мог бы ощущать себя сейчас глубоко оскорбленным и кричать мне: «Мазила!» Хотя в действительности обиженным остался не он, а я. Моя граната угодила не в бота и не рядом с ним, а в склон, с которого он соскочил. Возможно, биомеха все же зацепило осколками, но они не причинили ему особого вреда. Я со страхом таращился на врага сквозь поднятую взрывом пыль: тот уверенно стоял на всех лапах и искал меня во мгле лучом лазерного целеуказателя. Еще немного, и биомех догадается, где я скрываюсь. Догадается и преподаст мне урок на сей раз подлинно королевской вежливости…

Однако едва прицельный луч упал на мой щит, как с потревоженного взрывом откоса обрушилась каменная осыпь. Рокоча, она волной накрыла уже готового стрелять Ползуна, перевернула его и поволокла за собой на дно буерака. Выпущенная кувыркающимся снайпером пуля ушла в небо, а сам он спустя мгновение очутился погребенным под полуметровым слоем булыжников. На поверхности торчали лишь дрыгающиеся конечности бота, который остался жив, но в данный момент был совершенно беспомощен.

Упускать представившуюся возможность для бегства было равносильно проигрышу. Вскоре Ползун выкопается, но меня на тот момент и близко здесь не будет. На-ка, выкуси, Ипат! Тебе опять выпал шанс изловить Мангуста, и опять ты его прошляпил. Может, после сегодняшнего фиаско ты наконец-то впадешь в депрессию и покончишь с собой? Не важно, каким способом, лишь бы только он был надежным. По-моему, такой выход одинаково выгоден нам обоим. Не знаю, как тебе, а мне наша затянувшаяся игра уже порядком поднадоела…

Перепрыгнув через барахтающегося под осыпью бота, я помчался по дну буерака дальше. Мне осталось обогнуть завал, и вот он – дальний конец траншеи. Потом – короткая пробежка по поверхности, и я достигну подножия холма, на котором несет дозор Жорик. А у Жорика при себе наготове барабанный гранатомет «Душегуб». На случай, если меня рассекретят и вынудят покинуть рынок в жуткой спешке. То есть так, как я его сейчас покидал.

Разбуженный прогремевшими взрывами, Дюймовый уже должен пребывать в боеготовности. Теоретически, первые гранаты пролетят над моей головой и упадут в канаву сразу, как только я из нее выскочу. И когда между мной и преследователями вздыбится стена разрывов и поднятой ими пыли, мне останется лишь затеряться в складках местности и – поминай, как звали!..

Я выпрыгнул из буерака – уханье «душегуба», однако, не раздалось, и гранаты в канаву не упали. Проклиная мешкающего напарника и затянутое тучами небо – солнечным днем Жориково прикрытие было бы мне даром не нужно, – я наскоро огляделся и припустил к холму. Ладно хоть узловики отстали, и завал надежно заслоняет меня от Обочины. Пускай дружинники гадают, что взрывалось в полукилометре от рынка и куда пропал Капуцин. Отряжать патруль на его поиски хозяева Выгребной Слободы не станут – много чести оборванцу, – а мне только этого и надо. И без дружинников забот полон рот. Настолько полон, что они, того и гляди, разорвут его от уха до уха…

Где доселе околачивался Ипат, история умалчивает. Но он нарисовался на моем пути столь неожиданно, что я едва не заорал от испуга. И вряд ли это произошло случайно. Скорее всего, при помощи загонщика-Ползуна мнемотехник ловко направил меня на нужный ему маршрут. А я – болван – опять впопыхах клюнул на Ипатову уловку. По крайней мере, памятуя о его смекалке и нетривиальной охотничьей тактике (полагаю, вы еще не забыли, при каких обстоятельствах я познакомился с Жориком?), назвать это обычным фартом было трудно.

Здесь, в дикой пустоши, орденский хищник не стал вступать со мной в переговоры и выкрикивать угрозы. К чему нам лишние церемонии? Едва я выскочил ему навстречу, он вскинул армган и выстрелил в меня с расстояния в дюжину шагов. И непременно попал бы, продолжай я корчить из себя калеку. Только я уже вышел из образа Капуцина и во мне вовсю бурлил адреналин. Ипат был быстр, да что там – феноменально быстр! Но и мой инстинкт самосохранения оттачивался все эти годы чуть ли не круглосуточно. И потому застать меня врасплох внезапной атакой из засады было не так-то легко.

Лазерный импульс рассек воздух над тем местом, где я только что маячил, и, угодив в завал, с треском расколол торчащую из него бетонную глыбу. Второй выстрел узловика должен был прожечь танковый остов, за который я шарахнулся и из-за которого мгновение назад выскочил он сам. Но Ипат не выстрелил. Слишком близко стоял он к препятствию, чтобы не обжечься брызгами расплавленного металла, неизбежными при попадании лазера в такую цель.

Секундная заминка, в ходе которой рыцарь принял это разумное решение, позволила и мне оценить очередную угрозу. Единственное, что я понял за столь короткое время: на сей раз улизнуть от Ипата не получится. Без невидимого камуфляжа он пристрелит меня, в какую бы сторону я ни бросился. Сколько еще узловиков охотятся за мной, неведомо, но мимо этого ублюдка мне не пройти. А следовательно, придется ввязываться в бой, и чем быстрее, тем лучше.

«Со мной был нож, решил я: что ж, меня так просто не возьмешь!» – пел Высоцкий в одной из своих песен. Ну прямо один в один про меня – такого, каким я предстал перед узловиком. Конечно, кидаться с ножом на облаченного в доспехи и вооруженного армганом рыцаря было не лучшей идеей, но безысходность, помноженная на ярость, – великая сила. Особенно когда враг уверен в своем превосходстве и ожидает, что ты, как и раньше, пустишься от него наутек.

Решив, что я опять воспользуюсь своей фирменной, проверенной тактикой, Ипат взялся было обегать танковый остов, дабы стрельнуть мне вдогонку лазером. Но едва мнемотехник сорвался с места, как я свалился на него сверху с занесенным для удара клинком. Почти по завету генералиссимуса Суворова, повергшего в смятение французов своим лихим переходом через Альпы. Вот и мне незачем было бежать вкруговую, если я мог запросто перескочить через раскуроченную бронированную махину. Два стремительных прыжка, и – горячий тебе привет, орденский ублюдок! Не знаком еще с моим ножом? Что ж, самое время это исправить.

Заметив боковым зрением кинувшегося на него сверху врага, Ипат резко развернулся, намереваясь подстрелить меня влет. Но я отбил ногой не успевший нацелиться мне в живот излучатель и ястребом налетел на рыцаря. Разница наших весовых категорий была не в мою пользу, но сбить мнемотехника с ног, рухнув на него сверху, оказалось нетрудно. А вот вонзить нож в его не защищенную броней шею – туда, куда я старательно метился, – не удалось. Я промазал всего на чуть-чуть. Удар пришелся выше – в металлическую окантовку шлема. Клинок, звякнув, скользнул по нему и, отскочив, порезал противнику щеку в тот момент, когда он грохнулся спиной на землю.

Прокляв мысленно народную примету – первый блин всегда комом, – я замахнулся ножом повторно, в надежде, что теперь уж точно не оплошаю. Но припертый к земле Ипат выказал не меньшую живучесть, чем я. Не имея возможности выстрелить, он резко двинул мне свободной рукой в бок. А поскольку в теле у мерзавца явно имелись импланты-усилители, его кулак разил не хуже бейсбольной биты. Даже нанесенный почти без замаха удар узловика едва не сломал мне ребра. Я крякнул и скривился от боли, отчего мой нож вновь угодил не туда, куда нужно – в нагрудную пластину вражеских доспехов.

Далее наша потасовка напоминала уже не рукопашный поединок, а неуклюжую возню, и шла с переменным успехом. Я был проворнее и шустрее Ипата, но его защищали доспехи и усиливающая мускулы нанотехнологическая «начинка». Как долго мы барахтались в грязи и колошматили друг друга, сказать трудно. Четырежды рыцарь изворачивался и сталкивал меня с себя. Однако я упорно не позволял ему подняться на ноги и вновь набрасывался на него до того, как он успевал встать. Острие моего клинка попыталось пробить почти все потенциально уязвимые места вражеской брони. И всякий раз узловик или срывал мне атаку мощным контрударом, или блокировал ее непроницаемой для лезвия перчаткой. Я, в свою очередь, не забывал об армгане, стараясь не дать Ипату навести его на меня. То и дело враг жал сгоряча на спусковой сенсор, спекая окрест нас лазером глину и прожигая дыры в разбросанных повсюду останках биомехов. Над полем нашей брани вздымались клубы пара и едкого дыма. А победитель в драке не на жизнь, а на смерть пока не вырисовывался даже гипотетически.

Короче говоря, скучать никому из нас не приходилось, но и веселья это занятие нам тоже не доставляло.

Мои мысли были сосредоточены на преодолении вражеской защиты, а надежды устремлены к победе. Я ни на миг не забывал, что затягивать бой мне крайне невыгодно. С минуты на минуту к охотнику подоспеют его собратья и выкопавшийся из-под осыпи Ползун, которые вовсе не станут стоять в сторонке и болеть за своего товарища…

Какого черта! Напарники Ипата уже должны быть здесь, ведь его охота – это слаженная командная игра, а не схватка с жертвой один на один. И тем не менее никто до сих пор не пришел моему противнику на помощь. Очень и очень странно. Про бота молчу – возможно, обвал засыпал его сильнее, чем мне показалось. Но братья мнемотехника по Ордену не могли допустить того, что здесь происходило. Никак не могли. Я неплохо изучил порядки узловиков и могу со всей уверенностью сказать: они бы не оставили своего командира в такой беде.

А вот разгильдяйство Жорика, чья подмога пришлась бы мне сейчас весьма кстати, напротив, меня не удивляло. У подножия холма сверкали лазеры, брызгал кипящий металл и трещали, раскалываясь, камни, а от Дюймового ни слуху ни духу. Уж не мертв ли он случаем? И такое не исключено. После нашей утренней встречи с Ипатом у узловика было много времени, чтобы подняться на метеостанцию и устроить там себе наблюдательный пост. И если при этом охотник застал моего напарника спящим, вряд ли тот успел оказать хоть какое-то сопротивление. Да и бодрствующий Черный Джордж был для своего бывшего командира не противник. Как ни горько это признавать, но, кажется, наша недолгая дружба с Жориком подошла к концу. И вполне закономерному, если учесть, сколько моих советов по выживанию в Зоне он пропустил мимо ушей…

Мы с Ипатом бились, словно дикие звери: с утробным рычанием, без пощады, прямо-таки упиваясь нашей обоюдной ненавистью. Разве что зубами друг друга не рвали. Хотя, уверен, дошел бы черед и до зубов, продлись наша возня еще минуту-другую. Но, как часто бывает в жизни, исход поединка равных по силе противников решили не стойкость и мастерство кого-либо из них, а Его Величество Случай. И сегодня он, увы, благоволил не мне.

Сброшенный на землю в пятый раз, я мгновенно вскочил и снова кинулся на рыцаря, дабы не дать тому воспользоваться армганом. Здесь и постигла меня фатальная неудача. Развезенная нашим барахтаньем глина стала склизкой и, ошметками вылетев у меня из-под подошв, сорвала мне эту атаку. Я плюхнулся мордой в грязь, будто пьяница, хотя последние водочные пары выветрились из меня еще пару часов назад. Плюхнулся и, даже не утерев лицо, попытался немедля встать, чтобы возобновить бой. Однако не тут-то было. Короткая задержка обернулась для меня утратой инициативы, которую тут же перехватил Ипат.

Я не простоял на ногах и секунды, как снова полетел в грязь. Только уже не ниц, а навзничь. А уложивший меня одним пинком узловик уперся мне в грудь коленом и, приставив излучатель к моему лбу, нажал на спусковой сенсор…

Это был не самый удачный и чистый способ убийства человека, из тела которого следовало затем вырезать драгоценные камни. Обращенная лазерным импульсом в прожаренный гуляш, моя голова разлетелась бы вперемешку со спекшейся глиной, и ищи потом в этой мешанине те алмазы, что торчали у меня в левой глазнице и шее. Впрочем, Ипата подобное не слишком заботило. Уставший от многомесячной охоты, узловик был рад любой возможности умертвить скользкую, будто угорь, жертву. Даже если победа над ней будет сопряжена с вышеописанными трудностями…

Ипат выстрелил, не раздумывая. После чего разразился потоками грязной брани, в сравнении с которой даже покрывающая нас с ног до головы глина казалась чуть ли не гелем для душа. По идее, всего этого я – обезглавленный – уже не должен был ни слышать, ни видеть. Однако вопреки ожиданиям моя голова по-прежнему оставалась на плечах. Что и повергло в неописуемый гнев несогласного с данным обстоятельством Ипата.

Ничего экстраординарного не произошло, и многие из вас уже догадались, что случилось с армганом рыцаря. Все время, пока мы боролись, я и мой вредоносный симбионт находились с тесном контакте с его оружием. А поскольку лазерный излучатель – штуковина высокотехнологичная, то и из строя он вышел за считаные минуты. И – что немаловажно! – без шанса на восстановление.

Мне удалось отсрочить свою гибель, но это ни на йоту не улучшило незавидное положение, в каком я находился. Крепко придавленный к земле, я не мог вывернуться, поэтому попытался вонзить нож рыцарю в бедро. Но Ипат вовремя подставил под удар армган, пригодный отныне, пожалуй, лишь для подобного использования. Клинок угодил между деталями излучателя и застрял, а противник сразу же резко крутанул его в сторону. Дабы не вывернуть кисть, мне пришлось разжать пальцы и выпустить рукоять ножа, который узловик мигом отбросил на безопасное расстояние.

Я тоже утратил свое единственное оружие и за неимением иных боевых аргументов принялся отчаянно лягаться и махать кулаками. Со стороны мое брыкание смотрелось, наверное, весьма жалко. Жалок был и эффект, которого я им добился. Отбив руки и колени о рыцарскую броню, я еще глубже увяз спиной в грязи, но упрямо не желал признавать свое очевидное поражение.

– Ну вот и все удовольствие! – хрипло прорычал Ипат, извлекая из притороченных к доспехам ножен внушительный тесак, которым он мог отсечь мне голову с одного удара. – Веришь – нет, а мне даже жаль, что ты подох так мерзко – в грязи, будто бродячая собака. Впрочем, утешься тем, что твои алмазы достанутся не вшивым наемникам, которые недостойны и тысячной их доли, а Ордену Священного Узла. Посему говорю тебе спасибо от Командора и моих братьев! Ты оказал всем нам громадную услугу, и мы это запомним. А теперь прощай! Что ни говори, а без тебя в Пятизонье будет уже не так весело.

И, прижав мне голову к земле железной хваткой, занес тесак над моей шеей…

С тех пор как судьба накрепко связала меня с Зоной, я часто балансировал на грани смерти и переживал ее в мыслях, представляя, какими могут быть финальные мгновения моей жизни. Уготованная мне Ипатом погибель не являлась чересчур экзотичной, и мне, естественно, приходил на ум подобный вариант собственной кончины. Но как бы то ни было, наяву он выглядел совсем иначе. И потому мое сознание наотрез отказывалось мириться с тем, что видели мои глаза и чувствовало втоптанное в грязь тело.

Я оцепенел и не мог отвести взора от вражеского тесака – блеклого, исцарапанного и отнявшего явно не одну сталкерскую жизнь. За те мгновения, что он маячил надо мной, я, кажется, пересчитал на нем все до единой зазубринки, потертости и пятнышки. Изучил и запомнил их, как будто в Чистилище меня ожидал экзамен, одним из вопросов которого будет подробное описание орудия моей смерти. Чудилось, что даже время замедлило свой ход, даруя мне возможность подготовиться к этому ответственному испытанию…

И, как и в прошлые разы, когда надо мной нависала тень Старухи с Косой, мне опять почему-то не желали являться образы моих оставшихся за Барьером жены и дочери. Не желали и всё, хоть ты тресни! Это была вопиющая, прямо-таки вселенская несправедливость! Вместо мысленного прощания с родными я таращился на всякую ерунду и – что гораздо хуже – думал об этой ерунде! Так, словно в ней и нигде больше заключался пресловутый смысл жизни, который, согласно многим поверьям, открывается нам за миг до отхода в мир иной…

Какой великий тайный смысл зашифрован в тесаке Ипата, я не разгадал. Но не потому, что был плохим толкователем мистических знаков – я им вообще не являлся! Просто звезды в эту минуту сложились на небе так, что мое свидание со смертью опять не состоялось. А ее послание, которое несло в себе орудие рыцарского возмездия, не дошло до адресата и было уничтожено. Жаль только, не вместе с «почтальоном»…

Прошло, наверное, секунд десять, прежде чем я понял, что с нами произошло. Маячивший над головой тесак вдруг исчез, словно его ветром сдуло. Раздался металлический звон, а затем в груди, на которую усиленно давило колено узловика, появилась приятная легкость. И лишь потом я осознал, что наседавший на меня Ипат исчез, а я лежу в грязи, никем больше не удерживаемый.

Вот те раз! Превозмогая боль и слабость, я поднялся на ноги так быстро, как только мог. Ага! Стоя вникнуть в случившееся было куда проще. Никуда мой противник не исчез. Он лежал в двух шагах от места моей несостоявшейся казни и, к моему огромному сожалению, был жив. И не только жив, но и боеспособен настолько, что тоже готовился вот-вот вскочить и продолжить схватку. Но уже без тесака, разлетевшиеся осколки которого торчали из глины позади Ипата, а у него в кулаке осталась лишь рукоять. Лишенная клинка, она еще могла послужить в качестве кастета, но назвать это оружие серьезным было, конечно, нельзя.

Зато мой отобранный и отброшенный мнемотехником нож лежал неподалеку совершенно целехонек. К нему-то я и кинулся, суматошно гадая, что за неведомая сила вмешалась в наш конфликт и отвела от моей шеи оружие противника.

Загадка эта вскоре получила кое-какое объяснение. Далеко не исчерпывающее, но по крайней мере завеса тайны над ней была приподнята.

Подобрав нож, я развернулся, готовясь отразить очередную атаку противника. Или, наоборот, атаковать его, безоружного, если он вдруг решит уйти в оборону. Пока я повторно вооружался, Ипат поднялся и принял боевую стойку, но его планы были еще не ясны. Он морщился и все время разминал правую кисть. Похоже, сила, разбившая тесак, заодно травмировала мнемотехнику руку. Великолепно! Значит, перво-наперво атакую – или контратакую – врага с правого бока, который ему будет труднее защитить.

Ну, держись, паскудная тварь! Это без Мангуста в Зоне станет невесело, а твоя смерть, уверен, обрадует не один десяток обиженных тобой сталкеров!..

Ипат понял, что я почуял его слабость и намерен отыграться, поэтому он и бросился на меня первым, яростно зарычав и сжав кулаки. Но едва рыцарь рванулся с места, как перед ним взметнулись три высоких фонтана из ошметков глины. Не успев разогнаться, он мгновенно остановился и отшатнулся. Я тоже замер от неожиданности, хотя еще не сделал ни шагу. А когда спустя секунду с холма донеслись резкие и свистящие, напоминающие удары плетью по воздуху звуки, сразу стало понятно, что это за фонтаны и каким образом мой враг был обезоружен.

С нами развлекался – а иного слова не подберешь – залегший на холме снайпер. И, бесспорно, очень хороший снайпер. Это его меткий выстрел выбил из руки Ипата тесак, а следующие три пули удержали узловика на месте (свист первой пули я в горячке попросту не расслышал). Где располагалась снайперская позиция, мы вряд ли вычислим, но подозрительное исчезновение Жорика было явно на совести этого стрелка. В том, что стрелок – не Жорик, я даже не усомнился. С меткостью у Дюймового всегда были большие проблемы, как ни бахвалился он на словах, что шутя бьет из «карташа» муху в глаз и белку влет… Или наоборот? Впрочем, сейчас это не имело значения.

Хотелось бы знать, на чьей стороне воюет загадочный снайпер. На моей? Тогда почему он не убил моего врага? На стороне Ипата? Но ведь и я до сих пор жив. Стрелок не поддерживает никого из нас? Больше похоже на это. Но тогда с какой стати он вообще вмешался в наш поединок? Лежал бы себе тихонько в своем укрытии и ждал, чем все закончится.

Загадки, сплошные загадки…

Ладно, раз наш снайпер-затейник не собирается никого убивать, но дает понять Ипату, чтобы тот не дергался, может быть, это намек мне? В смысле, мол, давай, Мангуст, кончай орденского ублюдка, ведь стрельба по узловикам издали – это так скучно!..

Ха! Да запросто! И не говори потом, кем бы ты ни был, что я не понимаю намеков!..

Шлеп! Шлеп! Шлеп! Три фонтана из грязевых ошметков преграждают мне путь, едва я делаю шаг к топчущемуся в дюжине метров от меня мнемотехнику.

Та-а-ак, а это что за миротворческие фокусы? Ни вашим, блин, ни нашим! Выходит, насчет понимания намеков я себя перехвалил, и мне тоже запрещено кидаться в драку. Ну и чего же ты, сукин сын с винтовкой, в таком случае добиваешься?

– Похоже, тебе опять повезло, прыгучий уродец! – прокричал мне с досадой разминающий ушибленную руку Ипат.

– Или тебе, дрессировщик безмозглых железяк! – ответствовал я, с опаской косясь на вершину холма. – Ты определенно нравишься нашему рефери! Правда, делить с тобой мою шкуру он все равно вряд ли станет. Видишь, дает тебе понять: дескать, проваливай отсюда, неудачник, ни хрена тебе тут не обломится! Готов поспорить: это кто-то из твоих старых друзей! Тот, кого ты отлично знаешь! То есть это ты думал, что знаешь, а на самом деле он вовсе не прочь обуть тебя на этой охоте по-крупному!

– Заткни пасть, бриллиантовая гнида! – огрызнулся мнемотехник. Я определенно угодил своим предположением в точку и фактически прочел обуревающие узловика мысли. – Ты знаешь, что для нас с тобой это еще не конец! Я поймал тебя сегодня и поймаю завтра, вот увидишь! Потому что это гораздо проще, чем всем кажется! А снайпер… если он – тот, о ком я думаю… поаккуратнее с ним, Мангуст! Позарится он на твои алмазы или нет, но добра от него не жди. Тот еще фрукт. Ни себе, ни людям – разве это справедливо?

– По мне, очень даже справедливо, – возразил я, шаг за шагом пятясь к холму. Раз прикончить Ипата не судьба, незачем дожидаться, когда к нему присоединится Ползун. Однако позволит ли мне «рефери» беспрепятственно покинуть арену? Проверять это придется экспериментальным путем. – С чего это вдруг моя шкура должна достаться Ордену? Перебьетесь! Я уж лучше нашему другу-стрелку ее завещаю. За то, что он не дал тебе устроить победную пляску с моей отрубленной головой… Ладно, неудачник, счастливо оставаться! И мой тебе совет: не ходи за мной! А лучше прямо сейчас найди веревку и вздернись, потому что черта с два ты исполнишь свою клятву Командору!

Сказав это, я развернулся и припустил вдоль подножия холма. Сначала осторожно, с оглядкой, а затем все быстрее и быстрее. Выстрелов не последовало. Неизвестный миротворец разрешал мне улизнуть и от рыцаря, и из-под своего прицела.

Что ж, выходит, стрелок не развлекался, а действительно стремился погасить наш конфликт бескровным способом. Но вряд ли из гуманистических побуждений. Даже самые известные здешние миролюбцы Мерлин и Механик отродясь не разнимали дерущихся сталкеров просто так, без какой-либо личной выгоды. Любая конфронтация в Зоне сходила на нет лишь после того, как один противник уничтожал другого. Обычно под корень, дабы избежать в будущем возобновления войны и порождаемых ею проблем. И я не сомневался, что за сегодняшнее мое спасение мне также в скором времени будет выписан счет. Причем наверняка не маленький.

Я не побежал прямиком к метеостанции. Незачем было показывать Ипату и снайперу, что у меня остались на холме кое-какие дела. Маловероятно, но вдруг все-таки Жорик, никем не замеченный, попросту дрыхнет сейчас средь руин беззаботным сном младенца? Прежде чем выяснить это, мне требовалось обогнуть возвышенность и взобраться на ее вершину по противоположному склону.

Отступая, я продолжал следить за мнемотехником: а вдруг, вопреки моему совету, он рванет за мной по пятам? Но безоружный враг не горел желанием пускаться в погоню. По крайней мере не прикупив себе на Обочине новый армган или «карташ».

Расшвыряв в сердцах поврежденный излучатель и рукоятку от тесака, Ипат погрозил мне вслед кулаком, затем красноречиво провел большим пальцем по горлу, сплюнул и зашагал к буераку, в котором мы недавно воевали с Ползуном. Мудрое решение. Давай, беги, откапывай свою зверушку и не маячь у меня над душой! А заодно охолонись и обдумай хорошенько совет насчет веревки – авось на трезвую голову он покажется тебе здравым и практичным.

Ну, ладно, что сделано, то сделано. Прошлого не воротишь, и бой с Ипатом заново не переиграешь. Самое время и мне успокоиться, взять себя в руки и выяснить судьбу Черного Джорджа. Печально, если придется справлять по нему панихиду. При всех своих недостатках он был неплохим, бесхитростным парнем и надежным товарищем. Но гораздо хуже его смерти – да простит мне Жорик мой бездушный прагматизм – было то, что при нем остались мои оружие и вещи. Их потеря станет для меня серьезным препятствием и фактически поставит крест на нашем расследовании, успех которого и без того находился под большим вопросом…

Загрузка...