Драконье гнездо

19

Так же осторожно Руди закрыл за нами дверь. Кот сидел на небольшой площадке и пытливо всматривался вниз. Водя светом включенного вирт-экрана по ступеням, я тоже приглядывалась к лестницам. Кажется, впереди пусто. Пора. Я шагнула на ступень ниже.

— Руди, а что это за лестницы? — невольно прошептала я, касаясь перил, жавшихся к стене отполированными трубами.

— Бесплатный переход от яруса к ярусу для тех, у кого нет кредитов на поездку в пассажирском лифте.

— И сколько лестниц от одного яруса к другому?

— В зависимости от самого яруса. Некоторых — двадцать. Некоторых еле-еле десять.

— А ты сможешь потом определить, где находится комната Дрейвена? Ну, Крота?

— Трудности будут не в том, чтобы определить. Его комната находится на ярусе номер тридцать. Номера, как видишь, до сих пор видны на стене и на двери-выходе с лестниц. Трудности будут в том, чтобы пройти на этот ярус. Сдаётся мне, миротворцы до него ещё не добрались. Но это так — предположения. Хуже, если до этого яруса добрались те, кто спасается от бригад зачистки. Та вертолётная площадка, с которой нас господин Альпин спас, находится всего четырьмя ярусами ниже. Так что идти по лестницам лучше осторожно, без спешки.

Некоторое время мы и правда спускались не слишком быстро — напряжённо прислушиваясь и приглядываясь к тому, что скрыто тьмой. Правда и то, что темнота здесь была неоднородная. На некоторых пролётах горели тусклые лампы, плоско вделанные в стены. На некоторых свет глухо мигал, словно вот-вот потухнет совсем. «Умирающий мир, — думала я, насторожённо взглядывая на вздрагивающий свет. — Как можно жить здесь? Или всё дело в силе привычки, в постепенной адаптации?» Спускаться было очень неудобно: одновременно быстро идти и проверять, что же там, впереди… До перил я боялась дотрагиваться, даже чтобы иметь хоть какую-то опору. Хотя до сих пор щеголяла в старой одежде, запылённой и даже дранной после стычки с монстрами на вертолётной площадке, к перилам больше не могла прикоснуться — из странной брезгливости.

В общем, я была благодарна этой пустынной лестничной дороге, что заставляла думать только о себе, а не предаваться воспоминаниям о том, как умирал Дрейвен. Хотя порой я ловила себя на мысли: нет у меня впечатления, что уиверн погиб! Может, это оттого, что я не видела последних мгновений его жизни? Но разве не достаточно было увидеть, как его втаскивают в толпу мутантов?..

Всё равно не верю…

Мы остановились на одной из лестничных площадок отдохнуть, отдышаться. Я первой, как услышала про отдых, присела на предпоследнюю ступень пройденной лестницы — голова кружилась от бесконечных поворотов и темноты, не говоря уже о гудящих, словно распухших ногах… Мисти сразу вскочил ко мне на колени. Как ни удивительно — не затем, чтобы выпросить привычную порцию ласки, а затем, чтобы лечь, распластавшись и уткнувшись башкой в мой живот. Кажется, ему тоже не нравилось ходить голыми лапами по этому полу… Этот — тоже. Любимец Дрейвена… Смотришь на него — и вспоминаешь. Не хочу вспоминать. Не хочу. А Дрейвен снова взглядывает на меня пустыми глазами… И мне снова хочется кого-нибудь убить.

Надо бы отвлечься от воспоминаний.

— Странно, вроде совсем недолго идём, а впечатление… — угрюмо высказалась я.

— Ничего странного, — устало сказал Руди. — В темноте теряется чувство времени. Обычное дело. Мы идём уже второй час… Лианна, — обратился он, присаживаясь рядом. — Я всё думаю о том, что ты мне рассказала. Думаю-думаю, и что-то нехорошее в голову лезет.

— Что именно? — Я ладонями обняла голое, пусть и бронированное тело кота. Нет, несмотря ни на что, он всё-таки в этих подвалах мёрзнет.

— Вот, думаю: почему ты в комнату Крота решила пойти? — Руди вздохнул. — Не… Я, конечно, помню, что попугаться хочешь, а потому, как цель сходить туда и обратно, Кротова нора очень даже ничего. Но почему именно туда?

— Другой цели не вижу, чтобы прогуляться, — печально сказала я. И тут же сообразила: — А вдруг там, у него, что-то из личных вещей осталось? Заодно и заберём — на память о нём.

— Нет, глупости говоришь, — покачал головой Руди, пытаясь потянуться, чтобы размять спину. — Личные… Нет у него там никаких личных вещей. Он никогда ничего там не оставлял. Разве что продукты, но совсем мало — так, на всякий случай, если задержаться придётся. Комната-то у него передаточная: он приходит, дожидается курьера с верхнего яруса, получает препараты, уходит. Или отсиживается, если вдруг что типа облавы… Нет, про цель я понимаю всё. Только вот всё равно нехорошее что-то чую… Или это оттого, что тот парень рассказал? Не знаю.

— Озвучь своё нехорошее, — попросила я. — Пока отдыхаем — подумаем вместе.

— Почему — комната?

Руди высказался очень кратко, но по существу.

А правда, почему я решила, что мне обязательно надо пойти именно в эту комнату?

— Это было первое, что в голову пришло, когда подумала об экстремальной ситуации. А что тебя тревожит?

— Меня-то? А вдруг ты туда не сама пошла? Вдруг тебе эту мысль подсказали? Не слишком ли ты уверенно захотела на нижние ярусы?

Когда я поняла, о чём он, меня накрыло холодной волной пота.

— Ты хочешь сказать, что Монти прятался где-то на пути моего взгляда и внушил мне желание пойти… — Я зажмурилась. До мерцающих перед глазами искр. — Не Монти. Он хочет видеть меня своей женой. Ему невыгодно.

— А кому выгодно? — немедленно спросил Руди.

— Из тех, кто рядом, никому. Если меня не будет, Адэр, например, лишится места в Драконьем гнезде. Стандартный договор мы должны перезаключить в этом году. А я ему плачу немалые деньги. Остальных в доме Монти я не знаю. Да если бы и знала, то ситуацию с наследством все хорошо понимают. В доме Монти всем выгодно, чтобы я никуда не уходила.

— А парень этот, Адэр, точно ничего не поимеет с твоей смерти? — уже осторожно спросил Руди. — Ведь он, получается, единственный…

Он не договорил, но и без последних слов было понятно, о чём он думает. Я промолчала. Сознание менять трудно. И думать о том, что Адэр, сурово заботливый во всём, что казалось моей охраны, может быть убийцей или тем, кто так легко подтолкнул меня по сути к самоубийству, тяжело.

Бронированный кот под моими ладонями резко повернул башку. Я хотела сказать Руди, что пора бы подниматься со ступеней и бежать дальше. Но Мисти вдруг напрягся, глядя на следующую лестницу вниз. Прежде чем я это сообразила — точнее, восприняла, мои ладони соскользнули с тёплого тела Мисти на пулемёт, тоже лежащий на коленях.

— Руди, — вполголоса предупредила я.

Но Руди и сам уже смотрел в том же направлении, куда уходил кошачий взгляд, смотрел — вцепившись в оружие. Поэтому я, левой рукой придерживая Мисти, правой даже не нацелила свой пулемёт на вторую лестницу, а просто облегла пальцами спусковой крючок.

Звук, глухой и пока невнятный, шёл несколькими лестницами ниже, постепенно, очень медленно поднимаясь к нам. Если я правильно считала до сих пор, до следующего яруса с выходом на улицу осталось три лестницы.

Гудение. Еле слышное, тонкое, время от времени монотонное, время от времени срывающееся. Похоже на гудение сквозняка, когда, заплутавший среди этажей, в воздухопроводах завывает ветер.

Руди мгновенно встал; плавно, почти не прошелестев одеждой, бесплотной тенью шагнул в беспокойную тьму. Вспоминая расположение лестниц и звериным чутьём чуя движение рядом, я поняла, что он стоит на краю следующей лестницы вниз. Характерный щелчок: кажется, он переключил пулемёт на лучевой заряд. Поскрёбывание — тоже знакомое: уменьшает его. Зачем? Дошло: хочет посмотреть, приглушив мощность заряда, что там такое, это завывающее.

Мисти прыгнул в сторону. Кажется, собирается идти рядом. Зачем мы его взяли? А не возьми его — орал бы от тоски, всех в доме Монти всполошил бы.

Моих пальцев коснулись тёплые пальцы Руди. Движение предвидела. Здесь, в темноте, чувства обострились так, что, казалось, могу предвидеть даже то, что он ещё только задумает. Пальцы чуть опёрлись на мои — это Руди шагнул вниз. Приоткрыв рот, чтобы не слышно было зачастившего дыхания, начала спускаться вместе с ним. Лестница. Другая… Нытьё, близкое к поскуливанию, нарастает. Теперь в нём слышна боль… Шелест справа, в котором еле различила слова:

— На площадку… Вирт.

Мы включили одновременно: я — экран вирт-связи, он выстрелил в стену из пулемёта. Дыхание перехватило у обоих: в нескольких шагах от нас, на ступенях, лежало что-то большое, длинное и блёкло-белое. Оно еле шевелилось — странными белёсыми частями, пытаясь ползти, и поскуливало.

— Лиа, на лестницу! Быстро!

Крик Руди ударил меня по голове, по нервам. Взлетела на лестницу — с отчаянным боем сердца. Обернувшись, как ужаленная, — оставила одного! Справится ли?! — и, раскрыв рот, смотрела, как он жарит, сжигает ползущее тело таким мощным лучевым зарядом, что рискует вообще остаться без боезапаса. Что он делает?! Крик: «Не надо!» рвался наружу, но, зажав себя в рамках: «Он знает, что делает!», вздрагивая, выжидала окончания его странного действа.

Пахнуло поджаренным мясом — мясом гнилым, словно в костёр бросили дохлую крысу… Странные детские воспоминания качнулись с этим дымным смрадом: мы с мальчишками смылись во время ночного часа с территории приюта; нас, девчонок, всего две, и мальчишки обращаются с нами снисходительно, но то и дело пугают: то разожгут костёр и бегают вокруг него с факелами, то бросают в огонь всякую дрянь, чтобы всего лишь посмотреть, что из этого будет. Вонь от сгнившей одежды, вонь от горящей плоти, вонь от химии из каких-то прометаллических бутылочек, которые так интересно летают и подпрыгивают, взрываясь. А двое пацанов уже сидят подальше от всех бурно веселящихся и, разрезав остатки бутылок, старательно внюхиваются в их содержимое… Перед глазами уже не тьма, а странные видения. Они пока ещё не совсем отчётливо видные, но я знаю, чем вот-вот станут эти гибко плывущие во тьме фигуры, и я вижу, как они постепенно обретают форму монстров с вертолётной площадки, и мутировавшие чудовища подступают ко мне ближе и ближе, кровожадно скалясь и утробно, голодно рыкая…

— Слушай меня! Только меня! Не смотри вокруг!

Руди затыкает мне нос и рот какой-то тряпкой и ведёт меня, странно послушную, с лестницы. Несмотря на взволнованные интонации в голосе Руди, я слышу главное: он тоже видит этих монстров! Но он спасёт меня, и поэтому я расслабленно подчиняюсь ему. Он ведёт среди чудовищ, повторяя одно и то же: «Не бойся! Я рядом!» Потом заставляет сесть, потому что монстры оказались далеко за нашими спинами, и, значит, теперь безопасно. Я всё ещё слышу его голос, хотя сама в прострации — или в глубоком сне?

— Как я раньше не догадался?! Дьяволы всё забери! Надышалась! Что теперь делать?! Ложись и не двигайся!

Он здорово за меня тревожится, и мне это нравится. А ещё больше нравится, когда я вдруг вижу Дрейвена. Нет, не вдруг… Мне как-то странно. И хочется хоть краем сознания удержаться на поверхности, поэтому я уже сама вызываю в памяти его лицо. Я плыву, и вместе со мной плывёт худое, глазастое лицо уиверна — и так хочется потрогать все его морщинки, когда он смотрит на меня с тревогой, хочется дотронуться до его волос, которые сваливаются ему через плечо, когда он нагибается надо мной…

Руди с трудом удержал меня, когда я запрокинула голову и выгнулась.

Разделение. На меня — которая лежит на его руках. На меня, над которой склоняется Дрейвен. Он невообразимо нежен — и я сразу откликаюсь на эту чувственную нежность. Та, которая на руках Руди, сжимается, крючится от страха: сейчас уиверн обозлится и порвёт на мне блузку! Та, которая видит блаженствующее лицо Дрейвена, расслабляется в его ласковых руках, в его сумасшедшей нежности…

… С моего лица сдёргивают тряпку. И вместе с нею отнимают лицо Дрейвена.

— Дыши!

Вдох. Привычно прохладный запах лестниц. Увидела встревоженное лицо Руди — в свете валяющегося рядом вирта. Вдох — пришла в себя мгновенно. Он, сидевший — придерживая меня — на полу, громко выдохнул и уселся уже с опорой на стену. Я головой у него на коленях. Лежала, наверное, с минуту, прежде чем вспомнить всё. Потом секунды раздумывала над вопросом, озвучила:

— Что… это было?

— Слизни. Жрали какого-то бедолагу. Я поджарил их вместе с человеком, но забыл тебя предупредить, что дымом от них нельзя дышать. Галлюцинации вызывает.

Оказывается, он отстегнул мой собственный капюшон от куртки и им закрывал мне рот и нос. Мисти сидел рядом, насторожённо заглядывая вниз.

— На кота… не действует?

— На этого — нет. Как себя чувствуешь?

— Как обкуренная.

— А чего только как? — Руди улыбнулся с облегчением и выдохнул: — Фу-у… Я уж испугался. Ты выглядела так, что хоть скорую из психушки вызывай.

— Руди… Ты человека убил. А спасти — никак нельзя было?

— Они его почти доели. Что спасать?

Меня передёрнуло от его простых слов, сказанных вроде как даже в раздражении: «Как, мол, ты этого не понимаешь? Всё просто!» Но полностью предаться сладкому ужасу, посмаковать его, представляя в красках, что именно сделали склизкие, бледно-белые слизни, не удалось. Хотя очень хотелось. Руди потом сказал, что это, желание увидеть гадостное, — пост-эффект обдолбанности от слизней.

Новый шум внизу, на лестницах, постепенно распадающийся на отдельные голоса и вопли, быстрый бег и топот заставил меня поднять голову с коленей Руди. Тот только вздохнул, и мы поднялись.

Голоса очень быстро стали ещё различимей — на фоне нетерпеливого рычания и визга, чем-то очень знакомых. Не знаю, что уж придумал себе Руди, а может, он по жизни всегда был отчаянным. Но, не сговариваясь, мы оба помчались навстречу кричащим. Нам же навстречу нёсся рваный свет. Он исступленно бился во мраке, словно пытаясь слететь с кончиков импровизированных факелов. Факелы же оказались не столько светильниками, сколько оружием, которым беглецы отпугивали преследователей.

— Сюда! — крикнул Руди, когда беглецы нерешительно замерли на площадке с влажными ошмётками слизней. И те, высветив нас, поспешно зачавкали по жидкой слизи, перед которой их преследователи тоже сначала было застыли, подозрительно принюхиваясь к плиткам, наполненным гнилостно-белёсой лужей.

Мы почти столкнулись на лестничной площадке, на которую взлетели беглецы.

Двое мужчин и девушка отбивались от «пауков». Слава небесам, что при виде нас люди не испугались или не опустили с облегчением руки.

Бесконечные лестницы превратились в доисторические пещеры, а мы — соответственно, в пещерных людей. Трое беглецов проскочили на лестницу выше, а мы с Руди принялись в упор расстреливать мутантов. Честно говоря, у меня мелькнуло разок подозрение, что беглецы сбегут и от нас. Но они нерешительно постояли на лестнице несколько секунд, переглянулись — и спустились. Свет, который они нам предоставили, был, конечно, адский, поскольку беглецы время от времени били им по мордам прорывавшихся «пауков». Но свет есть — и это главное!

— Вы полиция?! — крикнул кто-то из мужчин, яростно орудуя своим факелом.

— Сами по себе! — ответил Руди, и мужчина встал рядом с нами, с видимым облегчением лупя живым огнём по страшным мордам.

«Паучья» стая оказалась довольно многочисленной. Видимо, где-то мутанты сумели прорвать ловушки миротворцев. Дрались они в попытках убить нас и проскочить опасное место — так, что это вызывало невольное уважение — и ярость. В этом противостоянии ясней ясного стало: «паукам» отступить — умереть, значит, единственное, что остаётся — попытка пройти мимо нас. Или по нашим трупам. Но в любом случае — закусив нами.

Рёв, рычание с переходом в предсмертный визг, фырканье огня, грохот выстрелов.

Я видела и слышала, сильно ограниченная «территорией» вокруг себя. Впечатление, что постоянно прорываю живую, оскаленную стену, которая частями пытается обрушиться на меня.

Прорвавшийся откуда-то сбоку ублюдок прорезал мне клыками кожу по краю левой кисти. Дальше, к локтю, помешал рукав куртки. От болевого шока выронила боевой нож. Но злость плеснула мгновенно. Тем более что высунувшаяся из-за моей спины девушка с размаху обрушила на монстра факел, отвлекая его от меня и давая время собраться. Визг ударил по моему сердцу такой злобой, что горящая от боли левая будто сама выпустила длинные когти. «Паук», несмотря на страхующую меня защиту за спиной, кажется, решил, что именно здесь в обороне людей слабое место. Сунулся снова — морда окровавленная, свиные глазки горят призрачно-красными бликами. И получил когтями по глазам. Дьяволы, как я его полоснула — даже прочувствовала, как легко, словно паутину, когти содрали влажную ткань с глаз урода!

«Паук» с визгом отпрянул и грохнулся от сбившей его пулемётной очереди.

За моей спиной закричала девушка, предупреждая. Сразу два «паука» прыгнули ко мне одновременно. Оружие упало на пол — мне ещё так казалось, потому что в полёте их перехватили. Я уже не видела — кто. Потому что метнулась вперёд — на остатках той эйфории, которая всё ещё ликовала во мне после дозы дыма-галлюциногена. Взмах правой — уже тоже вооружённой когтями. «Паук», сунувшийся было к самому моему лицу, захлебнулся кровью: я резко сунула выпрямленную ладонь прямо в разверстую в крике пасть и так же резко выдернула её. Он не успел даже конвульсивно сомкнуть челюсти, а потом уже и не смог. Разворот — ботинком боковой в челюсть. «Паук» взвизгнул, в запланированном прыжке неожиданно отлетая в сторону… Кажется, он свалился с лестницы, потому что рваный, постепенно затихающий крик по ступеням прекратился лишь где-то внизу.

Удара сама почти не почувствовала: приземлившись, прыгала и вертелась, как пиранья! Это я успела подумать о себе так, прежде чем снова полоснуть когтями обеих рук по мордам сунувшихся ко мне, несмотря на недавний наглядный урок, мутантов.

А я постепенно переходила от эйфории к самой настоящей злобе: я убивала «пауков», а вместо их оскаленных, визжащих морд видела лицо Адэра! Такое обманчиво спокойное, лишь слегка встревоженное… Его губы, заботливо выговаривающие одно. И его глаза, приказывающие: «Иди!»

С глаз будто пелена спала. Я видела не уродливые рыла мутантов, ощеренные в тщетной жажде убить меня, а задумчивое лицо убийцы, который послал меня сюда, а я, как последняя дура… Нет, не дура. Я не знала, что собой представляю как уиверн. И это Адэр мне не дал узнать, кто я и что умею!

Теперь совсем по-другому представляется вопрос Монти, умею ли я выпускать когти! Его лёгкое удивление, когда он узнал, что не умею того, что должна была узнать в первую очередь. Правда, он быстро успокоился, наверное решив, что я была слишком занята огромным хозяйством и воспитанием сына. Да… Теперь совсем по-другому видится и всечасное следование Адэра за мной буквально по пятам — чтобы только я не узнала хоть чего-нибудь относящегося к моему новому состоянию уиверна! А я-то думала, что он меня защищает! И тот момент в комнатах Дрейвена, когда у меня началась истерика при взгляде на вирт-кадр Дрейвена!

Я зарычала от вплеснувшего в кровь адреналина и начала крутиться ещё быстрей, хотя мельком думала, что сильней и быстрей тело уже не будет работать. Но оно… Бог ты мой! Я никогда не думала, что реакции уиверна в сочетании с гибкостью человека могут дать такой результат. Плюс прозрение… И внутренний плач — от ненависти: сколько времени потеряно зря! Сколько времени… И сколько риска — чего ради?!

Не до конца сомкнутый кулак влетел в морду «паука», когтистые пальцы ухватили мутанта за мокрый, скользкий язык. Ничего — когти вонзились в скользкую мякоть сразу! Вторая рука схватилась за шкиряк урода, разворот с тяжёлым телом, веса которого на адреналине почти не заметила, а лишь прочувствовала, как тяжёлый снаряд, — и захлебнулся сбитый с ног «паук», лезший по полу, чтобы приблизиться ко мне снизу, яйцом шмякнулся о стену второй.

Очнулась — тяжело дыша, согнувшись над сдохшим «пауком», челюсти которого всё-таки вцепились в мои кисти — в последней агонии. Тела остальных, застреленных, сожжённых, лежат настолько кучно вокруг, на тесной в сущности площадке, что для меня, ослепшей в боевом бешенстве, — чудо, что не свалилась с ног. Рядом — Руди, дышит часто-часто, чуть поодаль — трое спасённых: мужчины на лестнице — подняли факелы, девушка за мной (я развернулась на звук) — разглядывает, всхлипывая от страха и потрясения, меня… Руди, словно не веря, огляделся.

— Вспомнила. — Не спросил, а сделал вывод.

— Ты… помог. — Сказала, разжала челюсти мёртвого «паука». Пнула вялое тело в сторону.

— Как?

— Сжёг слизней. Галлюциноген… Я видела Дрейвена. — Потом вспомнила, что о Дрейвене главного Руди не знает. И сама чуть не зарыдала от ярости, вспомнив, что уиверну пришлось пережить в течение трёх лет, когда его так легко и просто подставили со мной. — Мы… в его комнату не идём. Адэр приготовил там ловушку. Мы будем ждать здесь. Сейчас вызову помощь.

Говорила бессвязно, но Руди меня понял и кивнул беглецам на лестницу.

— Садитесь. Сейчас придут спасатели.