М-да, таким разношерстным отрядом я еще не командовал. Почему я? Да потому что присутствующие Миддлетон и Розюмбо практически самоустранились. Встали в строй и собираются геройски сгинуть во славу Бургундии. Джон так и сказал: помру как солдат, дабы позору не имать. А Жорж так и вообще молчит. Взял пику – и молчит.
А мне командовать… да и ладно. Потрепыхаемся еще; правда, думается мне – совсем недолго. Это если швисы все-таки решатся на преследование. Пока они задержались на позициях нашей… тьфу ты, уже не нашей артиллерии. Просто охренеть! Почти сотню орудий – считай все, что было у бургундов, трофеями взяли. Представляю, какими поносными словами историки будут Карла хаять…
Конфузия, однако. Хотя тут дело в простой несогласованности. Пехота приняла маневр жандармов за отступление и ринулась бежать. Все просто до безобразия.
Млять… отдувайся теперь за них. Интересно, даст мне Карл посмертно орден? Очень уж мне хочется Золотое Руно получить. Благо его кавалеров с каждым днем становится меньше. Вот и сегодня как минимум парочка сгинула. Дракон Золотого Руна! Звучит, ёптыть! Хотя это я ерничаю. Не светит он мне ни в коем разе. Дают не за доблесть, а по совокупности. В которой статусное положение – едва ли не на первом месте. А я в публичности обычный серенький барончик. Хотя и небесталанный…
– Они выдвинулись, монсьор, – грустно подсказал мне Логан и без команды помчался к своим арбалетчикам.
– Вижу, братец, вижу… – Я приложился к подзорной трубе, а потом решительно спрятал ее в седельную сумку. – Иост, Клаус, ко мне!
– Монсьор?
– Берите Родена и валите вон на ту горку. Ждете результата. Если поймете, что того… Словом, Иост знает, что делать. И сразу говорю: увижу, что вернулись в строй – убью…
– За что, монсьор, позорите нас?.. – вдруг зашипел со злостью Клаус. – Да вы… да мы… да они…
– Это прямое оскорбление, ваша милость, – спокойно и решительно поддержал его Иост. – В случае вашего повторного подобного приказа мы будем вынуждены сложить с себя пажеские обязанности.
– Да я вас!..
– Ждем приказа, ваша милость… – Иост упрямо закусил губу.
– Марш в строй, щенки!.. – Я сначала хотел разораться, но просто не смог. – Взяли арбалеты – и если хоть один болт мимо пролетит, не видать вам сана эскудеро, как своих ушей. Что застыли? Бегом…
– Монсьор! – в один голос восхищенно воскликнули пацаны и, торопливо клюнув меня в руку, умчались на позицию.
Что? Взрослые они уже. Да и правда, зачем позор на парней наводить. Их не поймут… в первую очередь они сами себя не поймут. А это похуже будет.
Подхватил фламберг и пошел к строю. Ну-кася, какая она на вкус, кровушка-то швейцарская?..
Две баталии конфедератов остались на месте, к нам приближалась всего одна, передовой форхут – примерно в пару тысяч голов. Ровно идут, сволочи. Песню горланят…
А у нас? Моих в общей сложности полторы сотни… чуток побольше – отсутствуют негрилы, они в полном составе охраняют герцога; сотня лучников тела, пять десятков камергеров – разных там хлебодаров и виночерпиев. Джон еще сотню своих стрелков сумел организовать, да еще с полторы сотни пикинеров ломбардских прибилось во главе с моим старым знакомцем лейтенантом Винченцо Гримальди. Как всегда, в изрядном подпитии. А, ну да… три десятка швабских кулевринеров еще в наличии. Да, и такие в бургундской армии были… Ключевое слово – «были»…
– Жанно! – радостно рявкнул Винченцо, по обычаю прихлебывая из фляги. – Когда уже нас к чертям собачьим убьют?
– Очень скоро, Винченцо. Немного осталось… – Я не глядя отмахнулся от ломбардца и побежал к канонирам.
Потом к арбалетчикам и лучникам, затем к мосарабам и кулевринерам. Пикинеры, камергеры… Вроде все… Теперь можно и в строй.
– Подвиньтесь, сэр Джон, – я шутливо толкнул англичанина, – хочу разделить с вами частичку славы.
– Не возражаю, – угрюмо буркнул Миддлетон. – Странно… Жорж мне те же слова сказал…
Солдаты изумленно обернулись на наш дружный хохот. А что? Ей-богу, как гора с плеч свалилась. Даже настроение поднялось…
Итак? Я себя гениальным полководцем не считаю… Хотя… вот выживу сегодня, тогда разберемся с этим. А вдруг? Мне кажется, я разгадал секрет непобедимости конфедератов. Или просто с ума уже схожу?
В форхуте наконец нас разглядели. Взревели трубы, первые ряды ощетинились пиками, баталия перешла на легкую трусцу, а потом неожиданно стала замедляться и пытаться перестроиться. Ну да… справа начался крутой горный склон, а слева – лес. В обход не пойдешь, да и, как мне кажется, на мелкие отряды они делиться не будут, просто воевать вне строя швисы не умеют. А впереди у нас три ряда рогаток и целый частокол из кольев. А на флангах – серпентины…
– Не стрелять!!! – заорал я, надсаживая голос. – Ждать команды!
Приказ живо подхватили сержанты и разнесли по строю. Нависла угрюмая тишина…
Форхут швейцарцев разделился на три отряда, которые выстроились один за другим. Заныли трубы, раздался рев сотен глоток – и швисы бегом ринулись вперед.
Окончание моей команды открыть огонь потерялось в грохоте серпентин. По направлению к конфедератам протянулись длинные огненные языки, все заволокло едким дымом. Не успел он рассеяться, как громыхнуло опять. Затрещали аркебузы и кулеврины…
Порыв ветра открыл страшную картину: все перед нами было завалено изорванными и изувеченными телами, а прямо по ним, оскальзываясь на кусках мяса, перли яростно вопящие бородатые швейцарцы с алебардами наперевес. По ним прошлись темноватым облачком стрелы и арбалетные болты. И еще… еще раз…
– Что ж ты, мэтр, мать твою!.. – заорал я и начал лихорадочный отсчет….Пять, шесть… накатили назад на позицию и пробанили стволы;… десять… пятнадцать… закинули картузы с порохом, наложили пыжи и забили;…двадцать… двадцать пять… в дуло влетели колбасы из мешковины, начиненные картечью… бомбардиры поднесли к затравочным отверстиям огонь… Млять!
Мосарабы успели перезарядиться раньше. Грохнул дружный залп, его поддержали арбалеты с луками, а только потом разродились серпентины.
Все! Теперь без них, будут долго охлаждать стволы водой с уксусом…
На рогатки, заваленные трупами, уже никто не лез. Несколько групп, на ходу импровизируя, пытались нас обойти, но, потеряв до десятка человек под болтами и стрелами, отошли назад, к основной баталии.
И все? Я почувствовал, как под доспехом ручейками стекает пот. Черт… уже в сабатонах хлюпает. Я случайно не… это?.. Да вроде нет…
– Жан… смотри… – толкнул меня локтем Миддлетон.
Я посмотрел и не поверил своим глазам. От конфедератов шел к нам какой-то мужик в архаичном хауберке, а рядом с ним юнец в зеленом берете с петушиным пером и такого же цвета шоссах махал пикой с привязанной белой тряпкой.
– Мириться хотят? Да не может быть!
– Жан! Ты смотри, каков! – Миддлетон восхищенно заорал и на этот раз показал в тыл.
Я, ожидая очередную пакость, с замиранием сердца оглянулся и… с чувством облегчения выругался!
К нам подходил крупный разношерстный отряд солдат, во главе которого красовался с гордо поднятой головой совсем юный лейтенант. Тот самый, десятый сын какого-то там графа. Не, ну стервец!!! Где он их столько набрал?!
Солдатики под ор десятников сразу стали вливаться в строй, а лейтенант, грюкнув латной перчаткой по кирасе, доложился:
– Осмелюсь доложить, господа. Со мной три сотни…
Тут он запнулся и совсем по детски покраснел.
– Эдвин! Принимайте командование над отрядом прикрытия наших орудийных позиций… – Я оглянулся на Миддлетона и де Розюмбо и, увидев, как они одобрительно закивали головами, продолжил: – Лейтенант ван Брескенс введет вас в курс нашей диспозиции. И еще… Вы молодец, Эдвин Бошан! Буду иметь честь рекомендовать вашу храбрость нашему государю. Ну что стал?! Бегом, бегом!
Так, уже легче, но все еще хреново. Даже полный песец. Ну что же, посмотрим, чего от нас хотят долбаные конфедераты.
В сопровождении Клауса с салфеткой на пике выступил навстречу швейцарским парламентерам.
– Гауптман Ганс Вальдманн… – с кривой ухмылкой представился швис.
– Кондюкто лейб-гвардии его светлости Карла Бургундского барон ван Гуттен… – представился в свою очередь и нагло уставился в глаза швейцарцу. – Насколько я понял, гауптман, вы хотите сдаться?
– После переговоров я оттяпаю тебе башку, барон! – с возмущением рявкнул гауптман и потянулся к топору.
– Поединок? Без вопросов. Я выдеру кольцо из твоего носа, бычок… – Я со смехом ткнул на изображение быка на котте швейцарца. – Прямо сейчас и здесь же!
– Да как ты смеешь!.. – заревел конфедерат и чуть не двинул кулачищем своего пажа, осторожно попытавшегося обратить на себя внимание. – Что? А… ну да…
Гауптман несколько раз шумно вздохнул и, едва сдерживая гнев, снова обратился ко мне:
– Тут эта… словом, мы готовы отпустить вас к чертям собачьим. С оружием и знаменами… Иначе передавим как щенят.
– И что же мы вам за эту милость должны будем?
– Вот это! – Гауптман ткнул рукой куда-то мне за спину.
– Что? – Я сразу не понял, что хочет дикий швис. – Это? Ну не-эт…
До меня наконец дошло, чего хочет конфедерат. За нами, над леском, возвышался золотой шпиль шатра Карла Бургундского. Естественно, уже пустой… герцог со свитой рыцарственно смылся оттуда.
– Почему нет? – Кантонец недоуменно выпятил глаза. – Вашего господина там уже давно нет. Отдавайте – и валите. А на съезде кантонов меня за этот трофей включат в песнь славы…
И немного сконфузился, поняв, что выдал лишнее.
– Я даже не знаю… – изобразил я мучительные сомнения. – А подумать можно?
– Недолго! И не забывай, барон, что у нас с тобой поединок…
Итак… еле сдерживаю себя, чтобы не пуститься в пляс. Да на хрен мне этот шатер сдался? С удовольствием сменяю его на свою драгоценную жизнь… М-да… Но это я. Остальным капитанам предмет сговора являть нельзя ни в коем случае. Упрутся рогом: типа потеряют с шатром свою честь. С этими рыцарственными придурками надо держать ухо востро…
– Гауптман… давай так. Только солнце коснется вот этой вершины, мы снимемся и уйдем. Забирай шатер и все то, что там найдешь. Идет?
– Идет… – явно обрадовался бородач. – Я как раз пока разомнусь с тобой немного. Гы-гы-гы…
– Не спеши. Давай сюда своих выборных… как их там… старейшин… старцев… aksakalow…
– На хрена? – искренне удивился швейцарец. – Э-э-э… не доверяешь моим словам?
– Кому? Тебе? Конечно нет! Давай, форвертс, шнеллер, а я пока своих приведу. И это, драться я буду с тобой на… да все равно, но я с цвайхандером…
Вот так, с ними надо говорить на понятном им языке. В задницу куртуазию…
– Ну что, Жан? – Жорж и Джон с опаской уставились на меня. – Что они хотят?
– Договорился. Мы беспрепятственно уйдем. Через пару часов.
– А не будет ли в этом урону нашей чести? – с сомнением покрутил головой де Розюмбо. – А может?..
– Рано помирать. И урону чести не будет… А пока пошли, посмотрите, как я этому быку рога посшибаю…
Кантонцы оказались не столь уж дикими. Во всяком случае, условия поединка выборные делегаты обсуждали достаточно учтиво и профессионально. Моими секундантами, как вы уже догадались, выступили оба капитана. Хотя про секундантов – это моя отсебятина: нет такого термина пока.
Я нешуточно просил Бога, чтобы еще и они не влезли в свару. И так договор похож на полную авантюру: пока не окажусь возле Грансона, не поверю, что нас выпустили. Так что не стоит горцев излишне будоражить. Уже кажется, что под их взглядами латы сейчас расплавятся.
Ганс оказался дворянином, причем даже рыцарем из Цюрихского кантона. Хотя мне все равно.
– Готовы? – рыкнул седой кряжистый старик с медведем на ваппенроке.
– Вы готовы, господа? – повторил его вопрос Жорж, но более благодушным тоном.
И, увидев наши кивки, дуэтом подали команду:
– Начали!
Я, на уровне груди придерживая фламберг за рукоять и рикассо и направляя его острие на швиса, стал немного отступать назад и в сторону, выманивая горца на атаку. Ожидаемо он вооружился алебардой, но не строевой – с древком под три метра, а обычной пехотной. Давай, родной, сделай выпад…
– Х-хах!.. – Горец резко выдохнул и выбросил свою дуру вперед по нижнему уровню, затем убрал ее под руку и, резко сорвав дистанцию, сделал выпад уже в голову.
Очень хорошо, я и не ожидал, что ты своей палкой как топором махать будешь…
Забрало на саладе я опускать не стал, поэтому с обзором проблем нет. Ушел в сторону и контратаковал – тоже колющими выпадами. Лицо-грудь-пах-смещение и режущий по рукам…
И тут же чуть не оказался на земле. Клятый горец зацепил меня крюком за наплечник и с силой дернул на себя. А когда крюк сорвался, продолжая движение алебарды, ударил древком по ноге…
Ах ты, с-сука!!! Едва успел подставить клинок, смягчая удар, и со всей дури двинул швиса яблоком рукояти, в скулу. А когда он, пошатнувшись, сделал шаг назад, переступил и собрался косым ударом снизу поставить точку в этой возне…
Но ушибленная нога подвернулась, и я повис на гауптмане, увлекая его на землю. Грохнулся сверху и уже толком ничего не соображая, в разрез выставленных рук, двинул его пару раз по морде. Со всей дури! Всем корпусом! С локтя, вбив наносник в горбатый шнобель! И, уже разглядев закатывающиеся зрачки у конфедерата, потянулся за мизерикордом. Ф-фух… это тебе не на рапирах элегантно пыряться…
– Признаешь ли ты себя побежденным, Ганс Вальдманн? – Граненое жало накололо горцу кожу под глазом.
Угрожающий ропот со стороны швейцарцев…
– Да пошел ты!!! – прохрипел гауптман и попытался плюнуть расквашенными губами.
– Ты свободен! – Я убрал клинок и, пошатываясь, встал.
Чуть не заорал от дикой боли в колене, но справился. Сука… еще не хватало… Гасконцы не хнычут перед врагами. Млять… гасконец гребаный… Коротко поклонился горцу, затем повернулся к выборным конфедератам и повторил поклон.
– Я признаю твою доблесть и рыцарственность, гауптман Ганс Вальдманн, и не буду требовать признать поражение. Я признаю вашу храбрость и воинское умение, гордые дети лесов, гор и равнин. Вы сегодня победили заслуженно, и я не хочу и не буду омрачать вашу радость. Говорю, призывая в свидетели искренности своих намерений Пречистую Деву Марию, матерь Господа нашего!
Возмущенный и зловещий ропот сменился гробовым молчанием.
Подошел к швейцарцу и протянул ему руку…
– Святой Бонифаций! Этот бургунд все понимает! Он достойный воин! – громко воскликнул один из выборных. – Ганс, протяни ему руку!
Швейцарцы разразились одобрительным гулом.
– Давай, капитан!..
– Окажи ему честь!..
– Он достоин!..
Гауптман секунду промедлил и с моей помощью встал. Посмотрел мне в лицо и, запинаясь, сказал:
– По нашему обычаю… по обычаю… мы должны соединить свою кровь…
– Я не буду противиться…
Чуть не забили же, горные медведи, обступив и хлопая по плечам! Сука, ну куда столько чеснока жрать? Воняет же! Спасибо, что еще никто не курит. Появилась бронзовая чашка с вином, куда мы уронили по паре капель крови.
– Я разделяю эту чашу со своим братом! – прошепелявил Вальдманн. – Отныне и вовек, мой дом – твой дом. Моя семья – твоя семья… мое… твое…
Ага… пару зубов я тебе вынес, лесной чертяка…
Оборванец в тирольской шляпе и рваной кольчуге подсказал мне:
– Говори то же самое. Потом выпьете вино и поцелуетесь.
Да понятно…
– …братом… мой дом… моя семья…
Рев и оглушающие удары по плечам. Зараза, как же нога болит! Мля, уже представляю, что расскажут Карлу про этот цирк…
И все-таки они нас выпустили…