Чем никогда

Встревоженный и возбуждённый до крайней степени Гинтами ворвался в отсек и, игнорируя Старшего, подлетел к Алиясу.

— Алияс! — позвал громко — остальные прислушались. — Диерт и правда приехал. Только это… Шайс… его, кажется, ранило.

Алияс сел и вопросительно уставился на Старшего отсека, который прибежал следом за Гинтами, метая молнии.

— Я могу отправиться в больничный отсек? — спокойно спросил он, и Гинтами оставалось только восхититься чужой выдержкой.

— Э-э, — замешкался на миг сухощавый омега с грозным выражением лица. — Увы, никаких особых распоряжений не поступало, а покидать отсек после отбоя настрого запрещено.

Старший омега был твёрд и оставил возмущение Гинтами без внимания, пригрозив, что если тот продолжит вести себя подобным образом, то тотчас отправится в карцер. И завтра же, первым делом с утра Старший доложит о его возмутительном поведении в докладе.

— Всё в порядке. Не стоит поднимать столько шума. Думаю, Гинтами просто сильно распереживался из-за задержки группы, — со всем благоразумием заметил Алияс, кладя руку на плечо мальчишке до того, как тот успел раскрыть рот и усугубить положение: Старший по отсеку не мог не знать о любви Гинтами к сержанту четырнадцатого отряда и должен был понять, на что ему вежливо намекают. — Он плохо себя чувствовал целый день. Боюсь, что карцер отрицательно скажется на некрепком здоровье, — добавил Алияс, не отводя уверенного взгляда.

Омега, нависший над парочкой возмутителей спокойствия, недовольно поджал губы.

— Ещё одно, хотя бы одно замечание, — протянул он, — и отошлю в карцер на неделю. — И ты, Алияс, лучше ложись. Не думаю, что есть повод для волнений. Будь оно так, нам бы сообщили.

Алияс кивнул и мягко улыбнулся:

— Не сомневаюсь, что так оно и есть.

Утвердительно хмыкнув, Старший направился к своему месту, попутно прикрикнув на остальных, чтобы те перестали совать нос не в своё дело, а поскорее укладывались.

— Но, Алияс?.. — едва различимым шёпотом протянул Гинтами.

— Не переживай. Всё то, что я тебе сказал, в силе. С Шайсом всё будет отлично. Он крепкий орешек.

Гинтами отчётливо помнил мертвенно-бледный цвет лица молодого альфы, но не нашел, что сказать.

— Верь мне, — произнёс Алияс в ответ на напряженный взгляд Гинтами. Омега судорожно сглотнул, заподозрив, что, кроме острого обоняния, Алияс ещё владеет умением проникать в чужие мысли. — А теперь иди.

Эльф дожидался, пока все уснут: запах подсказал нужное время, и Алияс бесшумно выскользнул из постели.

Проходя мимо Гинтами, он бросил взгляд — маленький омега забылся коротким беспокойным забытьём. На него свалилось слишком многое и парнишка едва справлялся… он был так похож на драко.

Такой же простой и добрый, открытый, он совсем не умел скрывать своих чувств. У него не было другого пути, кроме как отправиться с ними.

Если он останется, его ждёт тяжелая жизнь.

Размышляя, Алияс добрался до больничного отсека. Путь туда был ему прекрасно знаком, а в остальном помог чувствительный нюх. Ощущая альф задолго до того, как они возникали в поле зрения, он благополучно избежал всех нежелательных встреч.

Последним палату, где лежал Шайс, покинул доктор — судя по шлейфу аромата, отмеченного собранностью и деловитостьстью, он направлялся на доклад к Одиру. Далеко, из кабинета капитана, чувствовалась забористая квинтэссенция запаха многих альф. Ещё сильнее ощущался коктейль из малоприятных эмоций. Похоже, разговор их ожидал долгий — тем лучше для Алияса.

Оказавшись в утопавшей в полумраке палате, он без труда определил, какую из двух коек занимает Шайс. Волноваться за него и другого пострадавшего не приходилось — обоим вкололи сильнодействующее снотворное. Его запах вкупе с острыми ароматами обезболивающих и антибиологических смесей витал в воздухе, концентрируясь над двумя неподвижными телами, покрытыми простынями.

Алияс приблизился к одной из коек. Вдохнул глубже. Сногсшибательный аромат молодого альфы был ясно отмечен следами естественных телесных процессов, равно как и эмоциями, которые успел испытать тот.

От Шайса же пахло физической болью. Он был ранен в грудь. Колотая рана. Глубокая. Но жизни его ничего не угрожало.

Алияс ощутил запах чужой крови, стоило Шайсу оказаться в стенах Холделы. Смертельной опасности не было, и он приказал себе ждать. Гинтами помог ему, сам того не зная — теперь утром у него будет повод обратиться к капитану с просьбой посетить раненого, не придумывая способ узнать о случившемся из третьих уст, которые ещё предстояло отыскать. Одир ему более чем симпатизировал, издавая вполне характерные флюиды, повода не удовлетворить просьбу не было. Сам о том не подозревая, завтра капитан даст ему возможность поговорить с Шайсом о побеге.

Запах другой боли, исходившей от тела дракона, носил иную природу. Боль душевная пахла тлеющим от бесконечного солнца песком, чем-то неуловимо напоминая запах погибшего мира. Его отголоски чувствовались тем явственнее, чем дольше Алияс пребывал в изменённом теле. Новую остроту запах приобрёл после того разговора в подсобке — Шайс потерял надежду, позволив Алиясу добиться своего.

Взгляд коснулся подёрнутых тьмой черт. Алияс убрал со лба Шайса локон, огладив лоб, словно пытался разгладить морщинку залёгшую меж чёрных бровей.

Глядя на дракона, прикованного к постели вот уже во второй раз, эльф помимо воли ощутил жалость и сожаление о том, что не смог уберечь его.

Это казалось странным и не имевшим смысла — он не может скрыть его от всех опасностей, которых наверняка будет ещё много на его жизненном пути, ведь их карты жизни отмечены разными дорогами.

А боль душевная? Разве не он сам явился её причиной?

Алияс прекрасно знал, что Шайсу будет больно когда он наконец поймёт, что между ними ничего нет и быть не может. Знал, на что шёл.

Так к чему эта ненужная горечь?

Оставив Шайса, Алияс нашёл всё, что ему могло пригодиться к завтрашнему дню. Взял нужные медикаменты для Шайса и того омеги. Подумав немного, захватил больше успокоительного, оно могло понадобиться не только тому несчастному, но и Гинтами, если приятель надумает отправиться с ними.

Перед тем, как оставить палату, Алияс не стал противиться желанию снова приблизиться к пострадавшему. Он сделал это только ради того, чтобы удостовериться, что его помощь в отсутствие доктора не требовалась. Запах дал ожидаемый ответ — всё было в порядке, но Алияс всё медлил, не спеша отвернуться.

Новый Шайс был так похож на того, кого он знал и любил, и в то же время был совершенно другим.

Такой молодой.

Наблюдая за тем как растёт и мужает Шайс, Алияс помимо воли чувствовал к дракону нежность. Но не ту, что существовала между двумя любовниками годы назад. Было в этом чувстве так много желания позаботиться, предостеречь, отвести беды.

И Алияс делал это, лелея молодого дракона. Потворствовал Шайсу, будучи регентом, приглядывал, занимая место учителя в академии, и ждал, когда тот окрепнет и встанет на ноги. Когда наконец превратится в того, кого он знал. В этом, как он понял позже, и заключалась его главная ошибка.

И всё же, заботясь сначала о ребёнке, а затем приглядывая за юношей, он был счастлив. Сердце переполняла любовь.

Но даже оттолкнув от себя Шайса, Алияс ощущал всё ту же нежность, которая окутывала его каждый раз при взгляде на буйного высокомерного молодого дракона там, в Нагорьях.

Здесь это привычное и всё же не до конца понятое чувство только окрепло, набралось сил. Сейчас Шайс мало чем отличался от обычного человека. Он был молодым и неопытным, а теперь стал таким уязвимым. Его хотелось взять под крыло и отвести беды… как он делал это всегда, заботясь о неразумной ящерке.

Что за странная игра разума? Наверное, это не более чем жалость к страдающему существу. Но Шайс был драконом, а драконы не нуждались в жалости и сочувствии. Никто из них.

И всё же верить в это, глядя на молодого ящера, лоб которого покрывала испарина, было непросто.

Нет чешуи, нет магии.

Пройдут сотни или тысячи лет, пока дракон возмужает, закалившись в огне испытаний и невзгод.

А сейчас он просто юноша. Не виноватый в том, что судьба распорядилась ими по своему усмотрению.

Коснувшись красивого лица ещё раз, Алияс улыбнулся. Такой знакомый, но совсем другой.

И другие чувства теплились в груди Алияса.

Уже давно.

Ему следовало обратить внимание на это ещё в академии, но он не сделал этого, предпочитая ожидать своего потерянного и горячо любимого дракона.

Пора, — приказал себе Алияс, отдёрнув руку. Жизнь продолжается и у него ещё масса незаконченных дел.

Унося с собою лекарства, он направился в ангар, чтобы выбрать машину для завтрашнего путешествия в Либию.

Загрузка...