В этот день в королевском дворце Ордора царило смятение. Более того, большая часть дворца была просто в панике.
Король Огилви I заперся в своей комнате с доверенными придворными. Возможно, он плакал. Хотя сомнительно — король давно прославился своей жестокостью и бездушием даже среди придворных. Но близких он любил, по крайней мере ту, которая, пока еще ничего не зная, спала в своей башне.
Друиды, как делалось раз в двадцать лет, объявили решение. И король мог рвать и метать сколько угодно — власть жрецов была сильнее его власти. Смиренные друиды, пожелай они того, смели бы короля одним пальцем.
Принцесса Алгария была рыжекудра, зеленоглаза, и ей только-только исполнилось восемнадцать лет. Как некогда ее покойная мать, она заслуженно считалась самой красивой девушкой королевства. Ее породистое тонкое лицо, чуть сбрызнутое веснушками, являлось в снах большей части мужского населения младше шестидесяти не только в королевстве Ордор, но и далеко за его пределами. Но очень немногие могли на что-то надеяться.
При этом принцесса выросла в строгости, и самые злые языки не находили в ее жизни повода к злословию. Но теперь король многое бы отдал, лишь бы дочь не была так красива и порядочна.
В окно башни светило солнце и где-то чирикала птичка. В роскошной кровати под небесно-голубым балдахином она вытянулась по диагонали и улыбалась, вспоминая вчерашний прием и одного из самых смешных поклонников — толстенького, лысоватого второго министра в перстнях и блестящих тканях, с темными смородиновыми глазками. Бедняжке было уже около сорока, но он все еще почитал себя неотразимым. Алгария фыркнула в подушку. Потом она взлохматила медные кудри и принялась бездумно наблюдать за воробьем на карнизе соседней крыши. Полосатая кошка вскочила на красную черепицу, но принцесса не успела испугаться — хитрющий воробей только дразнил глупую охотницу и взлетел у кошки из-под носа. Алгария серебристо рассмеялась и зааплодировала.
Странно, обычно в такой час во дворце уже довольно шумно, подумала она.
Король Огилви Чернобородый ссутулился на золоченом троне, украшенном резными грифонами с изумрудными глазами. На короле был черный бархатный повседневный костюм, под цвет знаменитой бороды и маленьких глаз — никто не осмеливался сравнить их с медвежьими.
Без фанфар и приветствий, под подозрительными взглядами стражи в отполированных доспехах, стоящей у стен, пред светлый монарший лик явились те, кого он меньше всего хотел бы видеть.
Три высоких седобородых старца, закутанные в серые плащи, у среднего борода была длиннее, а плащ оторачивала золотая бахрома — Святейшие друиды, те, кому сам король не мог отказать в свидании.
Средний выступил на шаг и произнес:
— Ваше светлейшее величество, — без насмешки, но со смутной угрозой, — вам известен древний и священный ритуал нашего королевства.
Пауза.
— Каждые двадцать лет для спасения Вашего народа от неисчислимых бедствий, коии я не в силах описать, мы отправляем живущему в Северных горах ужасному дракону жертву. Самую красивую девственницу королевства.
Король продолжал хранить молчание.
— Девицу выбирает Совет Святейших, его выбор — выбор Небес, он окончателен и обжалованию не подлежит.
Король сделал нетерпеливый жест, что знает это.
— Девица должна быть знатного рода, безукоризненной красоты и столь же безукоризненного поведения. Мужайтесь, сир. На этот раз у Совета не возникло разногласий по поводу кандидатуры. Увы, ваша дочь, прелестная Алгария, бесспорно, благонравнейшая и красивейшая девица королевства, известная своей чистою жизнью. Совет избрал ее искупительной жертвой за всех и вся.
— Нет! — лицо короля побурело, сцепленные челюсти разомкнулись только для этого краткого ответа.
— Да! — спокойно возразил друид. — Ваше Величество не может не знать, что такое вера Вашего народа. Несмотря на преданность страны Вашему Величеству, Ваше безрассудство вызовет восстание.
«Вашими стараниями! И ты будешь его направлять!» — подумал король.
— Ваше Величество, мы заклинаем и просим, мы отечески увещеваем Вас принести эту тяжкую жертву, — продолжал первосвященник, — долг призывает Вас к этому. Имя Ваше будет прославлено в веках, когда вы исполните его.
Он не сказал «если», и Огилви невольно отметил это.
— Также я полагаю, что Вы будете достаточно благоразумны, чтобы повлиять на Вашу дочь соответствующим образом. А также… — тут голос друида упал почти до шепота, — …чтобы не оказать на нее влияния, которое могло бы как-либо помешать ей исполнить свое предназначение. Девица должна быть незамужней и непорочной.
Принцесса уже второй раз принималась звонить в серебряный колокольчик и уже всерьез рассердилась на нерадивость служанки, когда та показалась на пороге спальни. Круглое лицо женщины изображало такой ужас, что Алгария забыла весь гнев и пораженно уставилась на нее. Служанка помогла принцессе совершить утренний туалет и подала пышное бирюзовое с черным платье. На удивленный взгляд девушки — та предпочитала одеваться дома просто и удобно — бедная служанка прошептала только, что ее высочество желает видеть отец.
Когда Алгария появилась в комнате батюшки, где по стенам, отделанным темными деревянными панелями в человеческий рост, висели охотничьи и военные трофеи, король сидел, глядя в окно на чистейший небесный свод с одиноким белым облачком в вышине. Грузная фигура Огилви занимала все массивное дубовое кресло с прямой высокой спинкой, могучие кулаки, проломившие когда-то немало вражьих голов, бессильно лежали на столе. Король медленно повернулся к дочери.
— Дочь моя!.. — принцесса ничего не понимала, отец всегда обращался к ней по имени, но теперь… — дочь моя… Тебе предстоит… предстоит важное… испытание.
— Ты хочешь выдать меня замуж? — Алгария сдвинула длинные черные брови.
— Нет… нет. — Огилви вздохнул, словно кто-то сдавливал королевское горло. — Дочка, ты же знаешь, каждые двадцать лет мы отдаем одну девицу дракону из Северных гор.
— Последний раз, кажется, так было до моего рождения. Зачем ты об этом, папа?
— Да, за два года до твоего рождения… Это старый обычай, весь народ ждет, что я его выполню… Если нет, друиды добьются восстания и низложат меня — они давно точат зубы… — король отвернулся от дочери. Помолчал и с усилием произнес: — Срок подошел, Ала. И тебя проклятые жрецы выбрали следующей…
— Ох-х… И ты мог… Ты мог… — в глазах у нее померкло, и больше она ничего не помнила.
Народ собирался со всех концов поглядеть на редкое зрелище, — как жертву повезут к дракону. То, что жертвой была сама принцесса Алгария, придавало еще большую волнительность процедуре.
Принцесса все эти дни плакала в своей башне. Король не показывался людям. Одни благословляли его, другие с сомнением говорили на ухо, что Чернобородый просто так не смирится. Жрецы пели молитвы и готовили процессию. Страна ждала событий.
Две недели спустя из ворот дворца вышло пышное шествие, со Святейшими жрецами во главе. Знатные рыцари ехали по сторонам процессии, сверкая доспехами, разноцветные прапорцы трепетали на копьях. В середине, в синем с золотом паланкине, двенадцать дюжих слуг несли принцессу. Толпа с восторженными выкриками окружила шествие, и так все отправились дальше. Алгария, одетая в темно-зеленое роскошное платье, с распущенными волосами, в изумрудной диадеме, ехала словно к жениху, но глаза ее были пусты, веки красны и черные тени обрисовали глазницы. Под звон колокольчиков и гром цимбал она все дальше удалялась от родного дома, все ближе к ужасной смерти. Если бы она не была принцессой, бедняжка покончила бы с собой, лишь только придя в себя после разговора с отцом.
Что ж, у нее остался еще узкий кинжал с драгоценной аметистово-золотой рукояткой. В последний момент она пустит его в ход и мерзкая тварь получит только бездыханный труп.
Три недели двигалась процессия. Алгария ела, не замечая, что ест, спала, когда говорили служанки, но если б захотела, не смогла бы вспомнить своего пути. На четвертую неделю подошли к подножию Северных гор. До дракона было уже совсем недалеко.
Постепенно отставали провожающие — крестьяне с детьми в повозках, потом и рыцари. Вверх, высоко вверх уходили желто-коричневые скальные вершины, и узкая извилистая дорога вела почти к самому логову чудовища. Принцесса с тоской глядела из-за занавесок паланкина на седые клочья облаков, цепляющиеся за скалы. Сердце ее болело нестерпимо.
Если бы здесь был хотя бы Маллиан, трубадур при дворе отца, красивый темноволосый юноша, единственный, к кому в глубине души благоволила несчастная принцесса! Но нет, он не показывался со дня объявления имени жертвы. Караван поднимался все выше, впереди все так же выступали жрецы, — казалось, их не берет усталость.
Зато по лицам слуг, несущих паланкин, катился пот, хотя дул пронзительный ветер, а принцесса была вовсе не тяжелой. Их лица исказил страх — пещера приближалась. О драконах сохранялась недобрая память. Крайне недобрая.
Солнце склонялось к зубцам длинной скалы, которая здесь заменяла горизонт. Дорога подошла к концу.
Жрецы помогли Алгарии выбраться из паланкина. Она поглядела им в лица затравленным взглядом, но они остались равнодушны. Старший друид указал принцессе на узенькую тропку для одного человека, ведущую куда-то вбок и вверх от дороги, и сам пошел следом, за ним — остальные.
Подол тяжелого пышного платья подметал камни, украшенные изумрудами туфли осыпали мелкую гальку. Алгария вскинула голову, расправила волосы по плечам и пошла не оглядываясь.
Почти под заостренной верхушкой скалы тропа выбралась на круглую площадку, покрытую утрамбованным щебнем. Площадку выровняло драконье брюхо, догадалась девушка. Дальше темнел полукруглый зев пещеры в два человеческих роста. Ветер с гудением вился среди отрогов, темнело все сильнее. Алгария поглядела на вершины за краем площадки — кое-где лежал снег, пропасти уходили да самой преисподней. Мертвое, бесчеловечное место!
Белой и тонкой рукой принцесса вытерла глаза, закусила губу и пошла к пещере. На пороге она чуть задержалась, шагнула вперед, и тьма поглотила ее.