Станция «Путь Карлито», подвешенная в миллиарде километров от оранжевой звезды Баумгартен в небольшой галактике Вогезы, являлась типичным представителем той категории космических поселений, на которые невозможно было смотреть без содрогания. Они строились без единого плана на протяжении порой нескольких десятилетий как правило какими-либо небольшими кланами или группами людей, испытывавшими потребность в сугубо функциональной конструкции. По мере роста потребностей создатели начинали крепить к некоему центральному модулю дополнительные компоненты, так что с течением времени околозвёздная станция превращалась в какое-то бессистемное нагромождение жилых и технологических отсеков, число которых нередко превышало тысячу. Отсеки эти собирались на поверхности ближайшей высокотехнологичной планеты и пригонялись к месту их монтажа уже в готовом виде. Такие модули имели вполне понятные ограничения по массе и габаритам. Внутреннее убранство станций, получавшихся в результате такого рода сборки, обычно отличалось бессистемностью расположения отделов и служб и отсутствием свободных пространств. Поскольку не может быть пустого пространства там, где ведётся яростная борьба за экономию места.
Надо сказать, что подобные станции возводили многие — и пиратские кланы, и торговые компании, и бригады колумбариев, да и донские казаки тоже грешили такого рода примитивным космическим инжинирингом. Если богатая Земная Цивилизационная Лига могла позволить себе отливать из пенобетона околозвёздные станции размером порою в десятки километров, так что у них получались настоящие искусственные планеты, то все прочие участники процесса вселенской колонизации оказывались вынуждены существенно экономить на возводимых астроинженерных сооружениях. Поэтому в то время как «цивилизаторы» строили поселения на миллионы жителей, смело реализуя самые масштабные и дорогостоящие проекты, их оппоненты обычно ограничивались тем, что лепили убогие модульные конструкции, проигрывавшие первым по всем статьям.
О «Пути Карлито» никто из моего куреня прежде ничего не слышал. Все шесть наших кораблей, собравшиеся на станции «Претория» в системе Каома, последовательно совершили серию прыжков к звезде Баумгартен. Вперёд мы послали «Наварин» с Костяной Головою — это был самый тяжело вооружённый корабль, имевшийся в нашем распоряжении. Константину предстояло сыграть роль нашего щита и дубины, дабы отогнать всякого рода злыдней, если бы таковые попробовали атаковать корабли на выходе из «схлопов». На «Наварине» размещались четыре тяжёлые субмезонные пушки и мощная пассивно-активная броня, что, конечно, не превращало корабль в полноценный крейсер, однако, делало его довольно сбалансированным в военном отношении.
Следом за кораблём Костяной Головы выдвигался «ДнепроГЭС», пилотируемый Ужасом. В отличие от «Наварина» его ударное вооружение было куда слабее: всего два протонно-лучевых орудия при отсутствии бронирования. Именно такого типа орудиями были вооружены истребители «цивилизаторов», жертвой которых не так давно я сделался. Фактически в распоряжении Круглова был отменный корабль-капер, вооружённый лишь для того, чтобы обстреливать слишком упорного преследователя. Несмотря на отсутствие сколь-нибудь серьёзного бронирования, своими тяговооружённостью и манёвренными качествами «ДнепроГЭС» намного превосходил подавляющее большинство классических военных звездолётов, благодаря чему Круглов мог просто-напросто убежать от того противника, с которым не имел шансов справиться.
Далее в нашем ордере двигались невооружённые корабли: «Туарег», «Старец Зосима» и «Фунт изюма». Замыкал колонну «Таллин» (с одной буковкой «н»), подобно «ДнепроГЭС» у имевший довольно мощное ударное вооружение — две субмезонных пушки и два протонно-лучевых орудия — а также умеренную локальную защиту реакторов и жилой зоны. Усольцев привёл довольно сбалансированный корабль, которому общим мнением было поручено исполнять роль охраны арьергарда — занятие куда более хлопотное и опасное, нежели принято думать. Известно, что многие пираты предпочитают нападать именно на замыкающие корабли ордера, когда идущие впереди хорошо вооружённые звездолёты уже покинули систему.
Для того, чтобы достигнуть окрестностей звезды Баумгартен нам всем пришлось совершить два сверхсветовых прыжка; сложностей это никаких не представило и в конце-концов вся флотилия благополучно прибыла в назначенное место.
Согласно данным лоции, нужная нам звезда относилась к категории так называемых «тяжёлых» или «железных» звёзд, то есть таких светил, в чьих недрах в больших количествах синтезировались изотопы тяжёлых элементов, прежде всего, железа-шестьдесят. Этот факт прекрасно объяснял то, почему «Путь Карлито» появился именно здесь — в незаселённой людьми системе, расположенной к тому же вдали от основных внутригалактических трасс. Вокруг «тяжёлых» звёзд обычно обращается большое количество астероидов, богатых металлами; кроме того, планеты в таких системах имеют высокую плотность, что также является следствием минерального богатства их недр. Можно сказать, что «тяжёлые» звёзды и газопылевые туманности вокруг них являются кладовыми Вселенной.
Именно поэтому тридцать лет назад богатая артель «космических мусорщиков» и взялась за постройку околозвёздной станции «Путь Карлито». Прозвище «мусорщики» не несло в себе ничего обидного — этих людей называли так в силу специфики их ремесла. Они работали с космическим мусором, извлекая ценное минеральное сырьё из астероидов и комет, другими словами, из той всевозможной мелочёвки естественного происхождения, которой так богат космос. Тех, кто высаживался на поверхности крупных планет и вёл добычу руд шахтным способом, именовали «крысами». Хотя «мусорщики» и «крысы» использовали в своей работе несходные технику и технологию, разница между ними была куда меньше, чем мог бы подумать непросвещённый человек. Иногда «крысы» при помощи определённых приёмов — например, путём раскрутки ядра — раскалывали особенно богатую сырьём планету на крупные фрагменты, которые дробили затем термоядерными ракетами и складировали в бездонных трюмах своих огромных кораблей-рудовозов подобно тому, как это проделывали «мусорщики» с астероидами. Крупные межзвёздные транспорты за одну ходку перевозили десятки миллионов тонн разнообразных руд и в недрах одного такого рудовоза могли без затруднений разместиться все корабли моего куреня одновременно.
«Путь Карлито» казался со стороны бесформенным комом, слепленным то ли из коробок, то ли из ящиков. Смотреть на это чудовище было не то чтобы тяжело, а просто неприятно, как неприятно рассматривать руины. Не вызывало сомнений, что никто и никогда даже не задумывался о том, чтобы облагородить внешний вид станции, а при слове «дизайн» руки её хозяев явно тянулись к ятаганам и пистолетам.
Наши невооружённые корабли пристыковались к разным причалам станции, между тем как «ДнепроГЭС», «Наварин» и «Таллин» (с одной буквой «н») не стали этого делать. Согласно заранее выработанному плану, им надлежало прикрывать наш отход в том случае, если мои переговоры с Волосатым Мышонком пойдут как-то не так, как предполагалось. В конце-концов, мы не знали каков социальный статус этой бандерши и какие неприятные сюрпризы могли бы поджидать меня на борту «Пути Карлито». Если бы ей удалось захватить меня и «Фунт изюма», то Костяная Голова, Ужас и Ола с Усом должны были потребовать моего немедленного освобождения безо всяких предварительных условий под угрозой расстрела станции своими орудиями.
По-моему, это было честно.
Перед тем как покинуть «Фунт изюма» я одел на себя практически всё защитное снаряжение, которое сумел отыскать в загашниках своей оружейной комнаты. Помимо традиционного селенитогового сари нацепил демпфирующий доспех с элементами активной брони на груди и спине, а также налокотники, наколенники и подголовники. Свои гениталии я спрятал раковину скрытого ношения с комбинированной активно-пассивной металло-керамической бронёй. Э-эх, не позавидовал бы я Волосатой Мыши, если б она вздумала ударить меня в пах или выстрелить в самое защищённое моё место из какого-нибудь кинетического оружия! Защитное оснащение логично дополнило различное стреляющее, пыхкающее и разящее оружие, подвешенное в подмышках, в рукавах, на предплечьях и коленях под подолом сари. Не знаю, смог бы я с таким оружием завалить, скажем, древнеримский легион, но пару центурий я бы разметал в прах даже не особенно напрягаясь. О газовых гранатах и режуще-кромсающих кастетах особо упоминать даже не считаю нужным, поскольку эти милые моему сердцу безделицы являются столь же неизменными атрибутами моего мужского имиджа, что и интерактивная самонаводящаяся зубочистка.
Предполагалось, что моя встреча с Нairy Мouse состоится в местной чекушечной, известной под названием «Весёлый гробовщик». Я отправился туда в одиночестве, хотя знал о том, что мой подход и отход должны будут прикрывать Батюшка, Нильский Крокодил и Шерстяной. Как такового таможенного или какого иного контроля при выходе с причального пирса тут не существовало, лишь диспетчер причального узла напомнил мне по громкой трансляции о том, что ношение кинетического оружия во внутренних отсеках «Пути Карлито» категорически запрещается. Я лишь рукой махнул: порядки на такого рода станциях мне были давным-давно хорошо известны.
Сей околозвёздный дом имел довольно внушительные размеры, но почему-то вращался таким образом, что одна его часть располагалась близко к оси вращения, а другая, соответственно, была от этой оси удалена. Уж и не знаю, что послужило причиной столь странной дезориентации сего забавного сооружения (скорее всего, ошибки монтажников и эксплуатационщиков), но данное обстоятельство неизбежно должно было вызывать довольно своеобразный феномен, а именно, заметное изменение силы тяжести при перемещении из одного модуля в другой. «Фунт изюма» пристыковался к узлу, расположенному в зоне с минимальной тяжестью, составлявшей буквально треть земной, когда же я добрался до «Весёлого гробовщика» ускорение свободного падения уже сравнялось с земным. Ничего особенно плохого в этом не было, поскольку, как давно заметили находчивые производители французских коньячных спиртов, чем выше оказывается сила притяжения, тем лучше спиртное наливается в стакан.
Бар, он же чекушечная, оказался весьма милым заведением явно переделанным из внушительных размеров отсека-склада. В нишах, прежде предназначенных для размещения разного рода сортового груза, теперь оказались установлены столики с подсветкой, а вместо робота-тельфера по потолочному рельсу катался робот-бармен. Помимо него тут находился и другой бармен, человек. Им оказался колоритный татуированный мужчина, возвышавшийся над стойкой с напитками, что мне показалось в ту минуту особенно примечательным, поскольку видеть людей на этом месте много приятнее, нежели железку, переливающуюся огоньками точно новогодняя ёлка. Мои казаки уже сидели по местам в разных концах зала и усиленно маскировались: Шерстяной пил безалкогольное пиво и играл в какую-то игрушку в своих часах, Инквизитор был занят тем, что благословлял стоявшие перед ним полдюжины чекушек с «дыроколом для мозга», а Нильский Крокодил уже смело лапал свою кабаноголовую соседку, смахивавшую скорее на жертву неудачной операции по перемене пола, нежели на привлекательную женщину.
Я прошёл к стойке в конце зала и подмигнул бармену.
— Я слышал, светлое будущее отменяется, — поприветствовал я его.
— Это точно. Гадкое настоящее растянется навечно, — согласился он, — Что ищете? Я имею в виду не потерянный смысл жизни…
— За свои деньги я желал бы получить полный катарсис.
— Могу предложить высокооктановый «метил-глобулиновый гематоген» из крови неполовозрелых кожоперов. Переживёте без постороннего вмешательства катарсис, нирвану и оргазм сразу, одновременно и пожизненно.
— Не надо мне крови кожоперов. Мне простого русского «шила»!
— Яволь, мон женераль, как скажете! В гранёный стакан или в ботинок? — заметив мой недоумённый взгляд, бармен поспешил пояснить. — У нас есть керамические ботинки для спиртных напитков. Там их можно поджигать или пускать кораблики…
— Нет уж, давайте в стакан!
— Как угодно. А что из закуси?
— Тарелку чмыхадорских анчоусов и гарпун.
Расплатившись с барменом и дав тому щедрые чаевые, я как бы между делом спросил:
— А Хайри Маус тута?
— Наш мышонок? — бармен окинул взглядом помещение. — Не-е-ет, не видно её.
— Если появится, шепните ей промежду глаз, что я пришёл от Гнука.
— Не проблема, — заверил бармен, — У меня масса лишних слов, могу и шепнуть!
Я сел за один из дальних столиков и с горячностью измученного жаждой верблюда припал к стакану. Бодрящая свежесть родного напитка как это обычно бывало прежде, наполнила меня несокрушимым оптимизмом и твёрдой верой в то, что в конечном итоге все океаны окажутся по колено. Просидел я так не очень долго, во всяком случае все переливы собственного внутреннего мира так и не успел изучить досконально и окончательно. Стул подле отодвинулся и на него опустился маленький, юркий мужичонка в длиннополой полосатой засупонке.
— Так где же старина Гнук? — спросил он непринуждённо.
Я оторвал взгляд от дна стакана. Мужичонка не понравился мне ни своим бегающим взглядом, ни засаленными рукавами одежды, а главное — теми невидимыми, но явственно уловимыми флюидами шакальей трусости, что распространял вокруг. Кроме того, он слишком по-панибратски подсел ко мне, а это в любой ситуации не есть вери гуд.
— Старина Гнук сидит в клетке на грузовой палубе моего корабля, — спокойно ответил я. В конце-концов, любой прямо поставленный вопрос всегда заслуживает прямо уложенного ответа.
— Вот как? — мужичонка в полосатом как будто бы растерялся. — А тогда ты чего сюда притащился?
— Хотел повидаться с Хайри Маус.
— Она не будет с тобой разговаривать без Гнука!
— Правда? А мне всё равно! Я посижу здесь ещё пять минут, допью свой стакан, потом спокойно уйду… а ещё через десять минут Гнук выйдет в открытый космос без скафандра. А Циклопис Хренакис останется сидеть на Даннеморе. Какие проблемы, это ж не я там сижу, правда?
Сморчок в полосатой засупонке какое-то время внимательно рассматривал меня, а потом механически повторил:
— Какие проблемы, да?
И словно бы искусственно возбуждая свою ярость, зашипел:
— А вот у меня есть план получше: сейчас мы с тобою пройдём на борт твоего корабля и ты выпустишь Лориварди! А не то…
Он сделал эффектную паузу и, шевельнув рукою, показал мне ствол спрятанного в рукаве термодинамического пистолета. Ха, умник!
— Я вижу, придурок, у тебя горячая голова… — негромко ответил я.
— Ага, ещё какая!
— Много в космосе было горячих голов, теперь все они сложены в моём холодильнике.
— Весёлая шутка, расскажешь вчера мамочке, если, конечно, жив будешь!
— Это не шутка, придурок! Если ты опустишь взгляд под стол, то увидишь двуствольный «канделябр», нацеленный прямо тебе в мошонку. Только резко не наклоняйся, а то я неверно тебя пойму и пришпилю без лишних слов.
Тщедушный медленно отстранился от меня и посмотрел вниз. Двуствовльный пистолет-пулемёт, стрелявший высокоскоростными оперёнными иглами, крепился на моём правом бедре в специальном ложементе; после того, как я согнул колено, стволы выдвинулись и лишь чуть-чуть не уперлись в причинно-следственное место моего vis-a-vis.
Увидев страшное оружие, нацеленное ему в жизненно важные органоны, мужичонка в полосатой засупонке как будто бы утратил дар речи. Я некоторое время понаблюдал за его потерянным лицом, затем, догадавшись, что никаких позитивных решений этот придурок выработать не в силах, просто сказал:
— Вот что, миляга, запомни добрый совет специалиста по гендерно-репродуктивной трансплантологии: не клади все яйца в одну мошонку.
Обладатель грязной засупонки оказался не в состоянии по достоинству оценить переливы моего юмора. Поэтому, мне пришлось продолжить свой монолог:
— Зови сюда свою волосатую мышь, а то ведь я сейчас уйду!
Мужичонка нервно шевельнул задом на стуле, немного привстал и, обернувшись в сторону Нильского Крокодила, щёлкнул пальцами. О-ба-на! — именно так говорят мастера подводной резки металла, когда на большой глубине по ошибке разрезают собственный гидрокостюм. Оказалась, что страшная лошадь, которую столь беззастенчиво тискал Серёжа Нилов и есть та самая Хайри Маус, встречи с которой я тут дожидался. А бармен сделал вид, будто не признал её… Экая конспирация у них тут процветает!
Когда она поднялась из-за стола и подошла к нам, я понял, что рост её только-только не дотягивает до двух метров. Господь Бог, проектируя этого человека в своём конструкторском бюро, явно желал создать нечто иное, но только никак не женщину; может, Творец замыслил соорудить снегоуборочный комбайн, или ковш для перевозки жидкого металла, а может и бетономешалку… Не могу я о том судить, поскольку Божественный промысл неведом мне. В одном я уверился тогда (и твёрдо знаю это поныне) — Хайри Маус появилась среди людей явно по ошибке. И недосмотру гинекологов. Плодорассекающая операция в подпольном абортарии явилась бы актом гуманизма и милосердия в отношении всех её современников и спасла бы нас от кошмара лицезрения этакой рожи.
Худое, грубо выточенное лицо, свидетельствовало как о неудачных пластических операциях, так и непростом жизненном пути его обладательницы. Видно было, что довелось ей попробовать в жизни всякого — и ботинка космического десантника, и донышка графина, хорошо, если пустого! Сухие жилистые руки, сплошь в шрамах и татуировках, без слов намекали на немалый жизненный опыт Хайри Маус: о её крепкое тело, наверняка, не только тушили сигареты, но и правили ножи, а будущие мастера из косметических салонов, не сомневаюсь, оттачивали свои навыки нетрадиционного пирсинга. Увидав дюймовую золотую гайку, заправленную в огромную дыру в языке этой шалавы и футовую цепь, приваренную к этой гайке, я просто побоялся фантазировать о том, что ещё и в какие именно части её тела заправлено самодеятельными мастерами пирсинга. Одето это чудо природы оказалось в штаны из прото-кевлара с опущенной талией и укороченный бронежилет из нано-плазмида, который распирала искусственная грудь размера, эдак, 34 DD, думаю, никак не меньше. Штаны едва не спадали на пол с по-мужски худой задницы; надо ли особо подчёркивать, что из-под низко сдвинутого ремня выглядывала лохматая копна рыжих кучерявых лобковых волос?
— Привет, что ли! — хрипло обронила эта краса Вселенной.
— Ну, привет-привет от старых штиблет! — отозвался я. — Это ты, что ли любовница везунчика Циклописа?
— Не-е-ет, это он — моя любовница! — басовито хихикнула дамочка и недвусмысленно коснулась рукой туго натянутой мотни между ног. Несомненно, там находились плотно упакованные мужские гендерные органы, наличие коих заставляло коренным образом переосмыслить характер традиционных отношений между полами. Н-да-с, что и говорить, жизнь полна обмана! Понимал ли Серёжа Нилов, чем именно рисковал, целуя эту образину?
Она села подле меня на стульчик, жестом подозвала робота-бармена и осведомилась:
— Что пить будем, мальчики?
Сошлись на цистерне с высокооктановым взрывным бурбоном и бидоне с уксусной эссенцией, игравшем роль пламегасителя. Без эссенции бурбон пить слишком опасно — на выдохе можно опалить губы и кончик носа, да и брови соседа обжечь, что в компании воспитанных людей не есть вери гуд.
— Спроси у него, почему на встречу не явился Гнук? — заёрзал мелкоформатный мужичонка в полосатой засупонке, обращаясь к Хайри Маус.
— Ну, и почему? — спросила она, без особого, впрочем, интереса в голосе.
— Он сидит в клетке, — просто ответил я. — За попытку убить меня.
— Ну и правильно! — согласилась шалава. — Гнук такая сволочь! Да и подмышки у него вонючие… Не могу представить, как такого гада целует женщина.
Разлив взрывной бурбон по стаканам, она взяла в руку свою тару, давая понять, что желает сказать тост.
— Как говорят колумбарии: чтоб взлёт и посадка вышли не гадко! — провозгласила она.
— У донских казаков говорят иначе, — отозвался я. — Кто произносит длинные тосты, тот допускает большие ошибки. Правильный тост укладывается в три слова.
— Да? — бровь Хайри Маус поползла вверх, прямо на лысое темя. — Ну, скажи правильный тост!
— За Юру Гагарина!
Моему фонтану красноречия никто ничего возразить не смог. Выпили, прислушались к причудам внутреннего мира, перед выдохом опрокинули ещё по рюмашке уксусной эссенции. Стало заметно веселее, появилось даже желание улыбнуться.
— Кто этот клоун? — я указал на обладателя полосатой засупонки.
— Его настоящие имя и фамилия — Ху-Яобан. Его предки были китайцами, хотя сам он на китайца не очень похож. Разве что своим поганым нравом…
— Хуя-обан… так что ли? Это что, фамилия такая?! Казаки никогда не ругаются матом!
— Мы зовём его Сергей Лазо, — просто ответила Хайри Маус.
— Могу догадаться почему. Он наверняка осуждён к сожжению в конвертере! — предположил я.
— Именно так! Сообразительный ты, однако, — восхитилась дамочка, наливая бурбон в опустевшую тару.
— Поди, обворовал товарищей…
— Именно. Скрысятничал. И гореть бы ему в топке, да только я его помиловала.
— За какие такие заслуги?
— Он согласился стать моей любовницей.
Я заподозрил, что вся бригада «кумоду» ходила в любовницах этого гермафродита, но особо в эту тему углубляться не стал.
— От Лориварди Гнука я знаю, что для спасения Хренакиса нужен корабль с мощной бронёй. — я заговорил о деле, поскольку особенности половой иерархии у местных колумбариев интересовали меня весьма мало. — Такой корабль у меня есть: монокристалл толщиной в лобовой части восемь метров и по бортам — три метра. Что требуется ещё?
— Гм-м, хороший кораблик. На самом деле потребуется ещё много чего, например, боевой корабль — вернее, даже два — для атаки орбитальной станции, подвешенной над Даннеморой. Один такой корабль у меня есть…
— Здорово. А у меня ещё есть три вооружённых судна.
— Ничего себе! У тебя, что же, целый флот на привязи?
— Не флот. Один курень. Казаки мы…
— Казаки — это хорошо. Казаки — злые, — уважительно кивнул Ху-Яобан, он же Сергей Лазо.
Я проигнорировал его сентенцию. Какие мы я и сам знал.
— Что ж, очень даже здОрово. Того, что у нас есть, вполне хватит. — удовлетворённо кивнула Хайри Маус.
— Сколько людей будет в десантной партии?
— С моей стороны только я и Сергей Лазо.
— Как же так, мне Лориварди говорил, что «кумоду» — это целая бригада! Сколько вас всего?
— Всего нас было восемь человек. Но сейчас это не имеет значения, поскольку «кумоду» разбежались. После ареста Циклописа народ подался кто куда. Со мной остались только Сергей Лазо, Лориварди Гнук и ещё один человек. Он будет пилотировать мой корабль во время атаки орбитальной станции…
— Подожди-подожди! А ведь у тебя должен быть человечишко, знакомый с Даннеморой, сиделец оттуда.
— Есть такой. Вот он, перед тобою, — гермафродит небрежно кивнул на Сергея Лазо.
— Так-так-так, диспозиция ясна. Негусто у вас с силами, скажем прямо — один кораблик и два человека в десанте.
— Ну да, негусто, — согласилась Хайри Маус. — А сколько ты готов дать в десант?
— Скажем, четыре человека. Как и я, все они — донские казаки, а значит, прекрасно экипированы, обучены и имеют опыт практической подрывной работы.
— Ну да, ну да, — закивала удовлетворённо Хайри Маус. — Ваша корпорация славится молодцами! Никто из твоих героев не хочет попробовать что-нибудь особенное?
— В каком это смысле? — не понял я.
— В смысле любви женщины с мужским пенисом?
— Мы за такое убиваем! — честно предупредил я. — Третий пол у нас не в чести! Не вздумай предлагать эту хрень моим героям, а то умрёшь несчастливо и до срока.
— Намёк поняла, спасибо, что предупредил, — Хайри Маус нисколько не обиделась на меня, видать, время от времени ей приходилось выслушивать подобное.
— Прежде чем перейдём к деталям, следует оговорить оплату, — заметил я.
— У меня есть пятьсот тысяч УРОДов, — сразу же ответил гермафродит, — По-моему, совсем неплохо за четыре или пять дней работы!
— Пятьсот тысяч есть и у меня, — бодро парировал я. — Это фуфло, а не деньги.
— Намёк поняла, небось, не дура. А если я удвою сумму?
— Деньги мне неинтересны.
— Может быть, ты хочешь новой любви?
— Я же тебя предупредил: не смей предлагать такое!
— Прости, но ты сказал, не предлагать такое твоим друзьям.
— Мне такое тоже не предлагай. Я — гомофоб!
— Всё поняла, прости, погорячилась, готова искупить кровью. У меня есть набор плетей, так что можешь меня постегать, если возникнет желание… Просто для меня это болезненная тема.
— Я уже догадался! Постарайся контролировать нездоровые проявления своего либидо, иначе из освобождения Хренакиса ничего не выйдет! Моё участие в деле освобождения твоего любовника возможно только при одном условии…
— Валяй!
— Я должен получить «торпиллёр».
— Не вопрос! — тут же согласилась Хайри Маус. — Я бы его отдала тебе прямо сейчас, да только не знаю, где Хренакис его спрятал. У Хренакиса, между прочим, есть немало штучек поинтереснее. Он в этом отношении большой коллекционер.
— Другие штучки меня не интересуют. Мне нужен «торпиллёр».
— О'кей, заберёшь его себе.
— Твой дружок после освобождения не пойдёт в отказ, не станет говорить, будто не признаёт условий договорённости?
— Не станет! Уж с ним-то я как-нибудь разногласия улажу, не сомневайся, атаман! Ну, что, можно сказать, договорились?
Я внимательнее вгляделся в лицо гермафродита. Оно оставалось совершенно спокойным и его безмятежность лучше всяких слов убедила меня в том, что Хайри Маус в самом деле не имела понятия о предмете нашего договора. Что ж, так даже лучше для всех!
— Договорились! — кивнул я. — Но запомни, отказа от слов «донцы» не принимают. Мы за такое убиваем…
Хайри Маус внимательно поглядела на меня.
— Я тоже, — усмехнулась она и неожиданно влепила Сергею Лазо звучный подзатыльник; мужичонка едва со стула не слетел и испуганно воззрился на обидчицу, та же лишь засмеялась. — Мой паршивец любит больших женщин, которые его больно бьют! Правда?
— М-м-м, — закивал бывший узник Даннеморы.
— Ну-с, выпьем, что ли, по второй? — Хайри Маус подняла стакашек в порцией высокооктанового горючего бурбона. — Тост скажешь?
— За Германа Титова! — провозгласил я и мы втроём опрокинули пойло в глотки.
Несколько секунд ушли на восприятие алкоголя и поглощение уксуса, после чего разговор вернулся в прежнее русло.
— Есть несколько нюансов, связанных с пребыванием на Даннеморе, о которых следует знать, — заговорила Хайри Маус. — Сергей Лазо расскажет…
— Минутку, — остановил я её. — Сейчас я позову тех, кто вместе со мною пойдёт в десант.
Я подал условный знак казакам и к нашему столику приблизились Нильский Крокодил, Батюшка и Шерстяной.
— Присаживайтесь, рОбяты, и познакомьтесь с нашими подельниками. — предложил я им. — Вот этот маленький герой в полосатой засупонке, похожей на концлагерную робу, носит почётное погоняло Серёжа Лазо. Это он пасся на тучных пастбищах Даннеморы, о чём сейчас нам красочно и расскажет. Надеюсь даже, сопроводит рассказ красочной жестикуляцией, уместной, но не чрезмерной. А вот этот сногсшибательный мужчина с грудью тридцатьчетвёртого размера… или женщина, не знаю даже, как правильно — это та самая Хайри Маус.
Казаки присели к столу, внимательно оглядывая колоритную пару; колоритная пара, в свою очередь, оглядывала казаков. Нильский Крокодил, ещё четверть часа тому назад пытавшийся тискать Хайри Маус, хмыкнул и добродушно буркнул: «Ну, шта-а-а, вот и познакомились!» Братья по куреню расселись вокруг стола, попросили робота-бармена подать стаканчики и тут же налили себе нашего реактивного бурбона.
— Ребятки хороши… — задумчиво проговорила Хайри Маус. — Представишь или как?
— Вот этот милый застенчивый юноша с торчащими волосами носит оперативно-боевой псевдоним Шерстяной, — я кивнул в сторону Антона Радаева и перевёл взгляд на Ильицинского. — Вот этот худощавый мужчина строгого вида со взыскательным взглядом и иконой под бронежилетом — Инквизитор, он же Батюшка…
— Типа, верующий, что ли? — перебил меня Лазо, подпустив в интонацию неуместный сарказм.
— Тебе, типа, лучше не шутить на эту тему… — посоветовал ему я. — Тогда умрёшь в постели, окружённый внуками, счастливый и нескоро. Наконец этот импозантный, местами стриженый казак с топориком в заднем кармане, врождённым тремором и несмыканием голосовых связок носит псевдоним Нильский Крокодил.
— Почему Крокодил? — тут же заинтересовалась Хайри Маус.
— Он рыбу жрёт сырой, вместе с кишками. Головой о борт лодки — хрясь! — и давай жрать вместе с жабрами и чешуёй! Если кто заранее не предупреждён о таком фокусе — начинает блевать. Ну, и потом, есть у него другое достоинство — он топором руки-ноги запросто рубит во время интенсивно-ускоренного допроса. Отличный глазомер, четвертует на три половины лучше любого забойщика скота… одним словом, Крокодил — он Крокодил во всём!
— Ясно, — удовлетворённо кивнула Хайри Маус, — Такие мужчины мне нравятся… чтобы башкой о борт лодки и топором по коленке… у-ух, уважуха Крокодилу! Так за что выпьем?
— За Андрияна Николаева! — провозгласил я третий тост.
На несколько секунд за столом воцарилась тишина. Когда с возлиянием было покончено, Шерстяной поинтересовался:
— Так что там с тучными пастбищами Даннеморы?
— Даннемора — вторая по счёту от звезды Витта Прайонис планетка с массивным ядром, благодаря которому при длине экватора в девять тысяч условно-земных километров имеет силу тяжести немногим более земной. Ускорение свободного падения на поверхности — одна и двенадцать сотых «g», — начал Сергей Лазо; то, о чём говорил имело большое значение, поскольку величина силы притяжения существенно влияла на боеспособность десанта и возможность адаптации к условиям на планете. — Благодаря тяжёлому ядру, Даннемора богата металлами, многие из которых легко доступны даже при кустарном способе их извлечения. Изначально планета имела низкотемпературную атмосферу, но лет восемьдесят тому назад «цивилизаторы» поставили на полюсах двухсотгигаваттные термоядерные реакторы и за полгода подтопили лёд; планета подверглась кардинальному терраформированию, благодаря чему атмосфера стала пригодной для дыхания. Раскруткой ядра были резко активизированы сейсмические процессы, которые повысили температуру атмосферы. Короче, вулканы — дымили, океаны — заливали низины и через пару лет на Даннеморе появились три континента. Столько же их там и ныне.
— Здорово! — восхитился Шерстяной. — Только, может, лекцию по планетологии дослушаем после победы?
— Я про эти нюансы упоминаю вовсе не потому, что мне говорить не о чем, — огрызнулся Лазо, — а потому, что мне за это заплачено. Не хотите слушать — так и скажите Хайри Маус, это она заплатила мне. Я могу ничего вам и не говорить, мне же ещё и лучше, на языке мозолей не будет.
— Вся эта хрень про континенты важна для успеха нашего десанта? — полюбопытствовал Батюшка у обладателя бюста 34 DD.
— Конечно! — кивнула Хайри Маус. — Потому что никто не знает, где именно находится Циклопис. Стало быть, возможно придётся осматривать все три континента!
— Ладно, продолжай, перебивать не будем, — заверил я, — Что там с континентами?
— Все три континента вытянуты с севера на юг и заселены в районе экватора. Под понятием «заселены» я подразумеваю вовсе не обжитость их людьми, а полноту заполнения биологических ниш. Даннемора в своей экваториальной части кажется раем: «цивилизаторы» дали ей богатую и разнообразную флору, выведенную специально для этой планеты. Сосланным нет нужды заниматься возделыванием полей и вообще беспокоиться о пропитании, поскольку умереть от голода там… м-м… весьма проблематично. Практически все растения — а там великое множество видов — съедобны круглый год. Причём, жрать можно всё: и кору, и хвою, и палки, и метёлки. Можно варить, можно жарить, а можно грызть… ну, то есть жрать сырыми.
— А как насчёт покурить и запить? — поинтересовался Нилов.
— Спиртные и одурманивающие напитки на Даннемору, разумеется, не поставляются. «Цивилизаторы» сделали всё, чтобы пребывание там заключённых было как можно менее комфортным. Но народ изощряется; среди преступников ведь довольно много людей образованных и по-своему талантливых. Так что народ научился использовать разного рода гнилостные бактерии и трупный яд. Так что с модификантами сознания там в порядке. Есть чем отключиться и есть чем включиться.
— Ясно, — кивнул Нильский Крокодил. — Попробуем!
— Даннемору называют «Монастырём дьявола», — продолжал Сергей Лазо. — Название меткое, как говорится: не в бровь, не в глаз, а между ягодиц. Народ там своеобразный, не то чтобы злой, а просто скотский. На планете находится посадочная площадка для кораблей тюремщиков: называется это место «Чек-Пойнт». Рядом с громадным посадочным столом для звездолётов заключенные отстроили единственное подобие организованного населённого пункта, Там есть хотели, бордели и медицинские пункты. Там-то и тусуется самая скотская публика…
— А что, разве на Даннеморе есть женщины? — удивился Шерстяной.
— Нет, конечно! Женщины содержатся только на Содоме. Но на Содоме нет мужчин.
— Но ты же сказал, что в «Чек-Пойнт» есть бордели.
— Так это бордели с мужчинами, — пояснил Сергей Лазо. — Кроме того, «цивилизаторы» поставили несколько комплектов медицинской техники для рудиментарной и косметической трансплантологии, так что приделать себе женские органы там можно запросто. Мужчины-проститутки, трансформировавшиеся в женщин, образуют слой самых богатых людей тамошнего сообщества. Они всем нужны и их все любят.
— Тьфу… — сплюнул с досады Шерстяной. — Так и выжег бы заживо! Ладно, валяй дальше!
— «Цивилизаторы» сделали всё для того, чтобы заключённые, предоставленные сами себе, не смогли организоваться в единое сообщество. — продолжил Сергей Лазо. — Для разрушения общественных структур и разобщения людей они применили особый управленческий приём, который можно назвать «Лотерея». Как и всё гениальное, он прост и на редкость эффективен. Смысл состоит в следующем: на поверхность Даннеморы постоянно сбрасываются зонды с грузом, призванным облегчить выживание заключённых в удалённых местностях, как-то: медикаментами, простейшими персональными компьютерами, средствами связи, разного рода бытовой утварью — посудой, там, обувью, одеждой. Ясно, да? Но помимо всей этой лабуды в каждом зонде находится так называемый «ключ спасения»: жетон с голографической эмблемой и номером. Каждый год на «Чек-Пойнт» прилетает комиссия «цивилизаторов», которая проводит лотерею среди номеров «ключей к спасению». Выигрышные номера дают обладателю «ключа» возможность покинуть Даннемору и попасть под амнистию. Каждый год таким образом амнистируется десять человек, если точнее, десять номеров, поскольку далеко не все номера попадают в руки заключённых. Именно благодаря такой лотерее освободился я.
— По-моему, это полнейшая глупость! — фыркнул Шерстяной. — Засадить опасного преступника в Даннемору, а через год освободить его по амнистии только потому, что он нашёл где-то там в лесу «ключ спасения» с нужным номером…
— Э-э-э нет, идея не так глупа, как кажется, — задумчиво проговорил Инквизитор. — Заключённые будут бороться за обладание этими «ключами». Более сильный отнимет «ключ» у слабого. Более того, чтобы повысить вероятность выигрыша самые умные постараются собрать как можно больше «ключей». А подобные попытки вызовут антагонизм других умников. Тот, у кого на руках есть пяток «ключей к спасению» умрёт скорее того, у кого их нет. Его грохнут собственные друзья!
— Всё правильно, Батюшка, — кивнул Сергей Лазо. — Быстро соображаешь! Ты совершенно точно схватил суть этой задумки тюремщиков. Но главная изюминка лотереи состоит даже не в этом. Вы подумайте вот над чем: лотерея селекционирует заключённых по их лидерским качествам. И чем выше способность человека сплачивать людей, собирать их вокруг себя и подчинять своей воле, тем скорее такой лидер соберёт большое количество «ключей» и выиграет амнистию. Умные и энергичные вожди не сидят на Даннеморе более двух-трёх лет. Они создают крепкую банду, собирают «ключи к спасению», выигрывают лотерею и преспокойно улетают прочь! Умные и деятельные люди вымываются как золотой песок!
— Да наплевать на ваших лидеров-пидеров, — отмахнулся Нильский Крокодил. — И на социальные эксперименты «цивилизаторов» тоже наплевать! Нам-то какое дело до этого?
— Ты плохо соображаешь, Крокодил, — мрачно отозвался Лазо. — Может, ты хорошо рубишь ноги, но вот соображаешь туго. Если бы на Даннеморе существовал один-единственный властитель… или пусть не один, но два-три главных властителя… мы бы спокойно пришли к нему и попросили бы выдать нам Циклописа. Дали бы что-то взамен и Циклописа нам бы притащили на аркане. Но там просто нет такого центра власти, соображаешь? Нам просто не к кому будет обратиться! А это значит, что нам придётся самим ползать по лесам и болотам, разговаривать с бессчётным числом местных «крутых», «паханов» и «отцов в законе».
Все, сидевшие за столом, призадумались.
— Надо выпить, — решил Нильский Крокодил. — Атаман, скажи тост!
— Тост! — провозгласил я.
— Нет, ты скажи тост, какой полагается, — попросил Крокодил.
— За Андрияна Николаева! — я поднял стакан.
— За него уже пили, — буркнул Сергей Лазо.
— Тогда за Валентину Терешкову!
— Что, так и будем пить за всех русских космонавтов?! — удивилась Хайри Маус.
— За всех не получится, — веско заметил Инквизитор. — Ты умрёшь раньше…
Огненное пойло весело покатилось по пищеводу, открывая и закрывая на ходу чакры, энергетические центры и снимая торможение в коре головного мозга. Жизнь приобретала смысл, цвет и целеполагание, в глазах образовывалась резкость, взгляд делался осмысленным, законы природы и мира вдруг приоткрывали неожиданные причинно-следственные связи и скрытые прежде аспекты. Одним словом, процесс распития спиртных напитков шёл своим чередом, обогащая внутренний мир всех его участников.
— Давай дальше свою сагу про тюрягу… в смысле про Даннемору! — предложил Шерстяной. — Сказитель ты наш, Баян, блин, межзвёздный!
— В общем, в этом отношении жизнь на планетке продумана очень хорошо. — продолжил Сергей Лазо. — В других отношениях, впрочем, тоже. Разделив общество посредством введения лотереи, «цивилизаторы», дабы окончательно испортить житуху заключённым, сделали кое-что ещё: они заселили все три континента тремя видами гадов. Их названия вам следует запомнить на всю оставшуюся жизнь: кахебени, гамарджопы и геноцвалы…
Мои казаки аж даже поперхнулись. Я, признаюсь, тоже немного растерялся, такую гадкую ругань мне нечасто доводилось слышать.
— Ну-ка, ну-ка, с этого места поподробнее и большими печатными буквами! — попросил я.
— Каждый из этих ублюдков живёт на своём континенте, они не смешиваются и не конфликтуют друг с другом. Все эти виды выведены путём генетического модифицирования и биологической реконструкции. Гамарджопы — это огромные человекообразные обезьяны, одна из рук которых является клешнёй. Их высота — до четырёх метров. Все гамарджопы — левши. Левые руки, имеющие пятипалые ладони подобные нашим, предназначены для тонких и точных манипуляций, правые — с огромными мощными клешнями — для разного рода силовых действий. Своей клешнёй эта тварь способна сдавить живот человека с такой силой, что кишечник выдавливается из задницы. Весело, да?
— Ага, — кивнул я. — Хотя и верится с трудом.
— Ничего, ничего, ещё увидишь! Геноцвалы — твари поинтереснее. Там намешано всякого! Хотя генетическая основа, конечно, обезьянья. При росте два с половиной — три метра они имеют мощные толчковые ноги, подобные тем, что можно видеть у зайцев и кроликов. Быстрые, подвижные, очень ловкие и очень опасные гады. Действуют всегда группой или, как говорят русские, стадом… да, правильно? Ну и, наконец, кахебени. Это летающие паразиты, типа больших орлов. Их оружие, помимо, конечно, клюва и когтей — оперённые стрелы, которые они выпускают подобно дротикам…
— Да ты гонишь, образина! — Радаев в запальчивости даже хлопнул рукой по столу. — Мифов древней Греции начитался, что ли! Это только там были гарпии, кидавшие стрелы.
— Мой тебе совет, Шерстяной, — ответил ему Сергей Лазо. — Ты как на Даннемору сядешь, так шлем с головы не снимай или капюшон из прото-кевлара с турбонаддувом. А то тебе гарпии из древней Греции дырок-то в башке понаделают! Блин, мозги из черепа попрут во все стороны… И наконец, самое главное, что касается всех этих тварей: они разумны, создатели из лабораторий Земной Цивилизационной Лиги дали им вполне человеческий интеллект…
— Но это невозможно! — тут уже не сдержался я. — Это запрещено всеми конвенциями! Нельзя переносить фрагменты человеческого генома, ответственного за интеллект, в гены иных видов!
— Ну да, может, это и запрещено конвенциями, да только «цивилизаторы» пренебрегли ими. За последние столетия созданы тысячи новых видов самых необычных животных, начиная от реконструированных динозавров и до разнообразных гибридов, вроде рогатых слонов и мамонтов, но никогда этих тварей не делали разумными. Но на Даннеморе мы будем иметь дело именно с разумными животными. Гамарджопы, кахебени и геноцвалы имеют прекрасную память, накапливают и передают опыт, у них весьма развита коммуникативная сфера. В отличие от обычных животных они не боятся огня, у них есть навык поддерживать огонь в своих колониях. И самое главное… они ненавидят людей. Так собаки ненавидят кошек. Уж даже и не знаю, как этого сумели добиться генетики, наверное, отыскали фрагмент генома, отвечающий за мизантропию, ненависть к человечеству.
— Каков же, по вашему мнению, смысл появления всех этих животных на Даннеморе? — спросил Инквизитор.
— Они не дают обществу колонистов развиться. Лотереи разрушают общество заключенных изнутри, как бы «вымывая» из среды узников возможные центры кристаллизации власти. Гадкие животные, оккупировавшие континенты, разрушают его снаружи, не давая колонистам возможность организовать сколь-нибудь серьёзное промышленное производство. Планета очень богата ресурсами: свинец, феррум, сера, кремний… надо лишь нагнуться и поднять таблицу Менделеева с поверхности. Шахты не нужны, поскольку практически все ресурсы можно извлекать открытым способом. Но! При том положении дел, которое существует на Даннеморе, ничего нельзя организовать.
— Кроме борделей с педерастами… — едко добавил Инквизитор.
— Именно так! — кивнул Сергей Лазо. — Люди расселились небольшими изолированными посёлками, обнесёнными крепким частоколом, совершая вылазки за периметр только для того, чтобы раз в неделю собрать съедобные плоды и раз в год посетить «Чек-Пойнт», дабы своими глазами понаблюдать за лотереей. В каждом посёлке свой «капо», у него в подчинении бригада «брателл» для поддержания авторитета, несколько мастеровых; последних на Даннеморе называют «санчесами». Несколько особняком стоят так называемые «осси» и «весси» — это охотники и рыболовы. Ну и, конечно, в каждом поселении есть жертвы общественной похоти; их всех именуют общим именем «Педро». «Педро» при посещении других населённых пунктов не может скрывать род своих занятий, но может отказаться обслуживать «чужаков». «Своим» же он отказать не может, его за это убьют.
— Мы, типа, должны заплакать от тоски по горестным судьбам тамошних «педров» и «санчесов»? — поинтересовался Инквизитор.
— Вовсе нет. Я просто объясняю вам общие принципы тамошней иерархии. Именно в силу всего вышесказанного это место и называется «Монастырём дьявола».
— Да плевать на ваших «педров», — махнул рукой Нильский Крокодил. — Пожалуй, пришло время обсудить план действий!
Перефразируя известные слова Александра Васильевича Суворова, произнесённые им после штурма крепости Измаил, я с полным основанием мог бы сказать: «Наглость города берёт!» Я не могу судить о том, какие проблемы носила Хайри Маус в своих штанах, но с уверенностью возьмусь утверждать, что в голове у неё проблем точно не существовало.
Надёжность тюрьмы на планете Даннемора определялась прежде всего хорошо продуманной системой её охраны. И до нас хитрые пираты пытались спасать своих «паханов» путём посадки на планету; они планировали и осуществляли порой очень сложные операции, однако, весь принцип построения их сводился к следующей схеме: прорыв к поверхности планеты, принятие на борт нужного человека, старт и попытка поскорее уйти в дальний космос. Сразу надо сказать: ни одного пирата спасти таким образом не удалось.
Время реакции орбитальной станции, подвешенной в точке либрации, и нёсшей в своих недрах два плутонга лёгких истребителей, составляло всего двадцать минут. Лёгкие перехватчики успевали атаковать корабль пиратов даже до того, как он садился на планету. Находчивые пираты быстро смекнули, что для безопасной посадки им необходимо вывести из строя станцию. Но даже после этого успеха достичь не удавалось: всего лишь через три часа с момента начала вторжения в системе Витта Прайонис появлялись звездолёты из соседней плотно заселённой системы Карагон. Они уничтожали беглецов ещё до того момента, как те успевали достичь релятивистских скоростей и нырнуть «схлоп».
План Хайри Маус учитывал неудачный опыт организации прежних побегов. Именно поэтому предложение двухметрового гермафродита радикально отличалось от всего того, что делали наши предшественники. Сев на Даннемору мы вовсе не должны были спешить поскорее её покинуть, напротив — нам надлежало там остаться. И все последующие действия на этой планете диктовались логикой нашего пребывания там. Разрушение системы слежения за поверхностью из космоса, сокрытие корабля, розыск Циклописа, возвращение на корабль и последующий старт — каждый из этапов логично вытекал из всего, проделанного прежде. Хороший план предложила нам Хайри Маус, надёжный, с разумной подстраховкой. Светлая голова, даром, что язык с пирсингом!
Более двух условно-земных суток мы метались по галактике Вогезы, подыскивая всё то, что сочли необходимым для предстоявшей операции. Закупили легководолазное оснащение, малый геликоптер, боеприпасы, надувную высокобортную лодку, консервированную пищу, разного рода мелочи, которые могли понадобиться в предстоявшей нам «автономке». По случаю купили и десяток «цурюп», благоразумно рассудив, что без персональных реактивных двигателей нам на Даннеморе никак не обойтись.
Попутно мы в разных местах галактики оставили на длительное хранение корабли, которые в ходе предстоящей операции не могли нам понадобиться. «Старца Зосиму» Ильицинский спрятал в поясе астероидов в одной из незаселённых систем. Радаев своего «Туарега» поставил в терминале длительного хранения на крупной околозвездной базе. Шерстяной не должен был идти с нами в десант — для него нашлось дело поважнее: ему предстояло разработать средство, или устройство, или алгоритм (это уж как получится), призванное нейтрализовать тех самых нанороботов с ядом, что я всё это время носил в своём теле. До их активации уже оставалось недели две, за это время Шерстяной должен был придумать как меня спасти. В противном случае моему куреню грозили досрочные перевыборы атамана, а для любого куреня — это позор похлеще утраты знамени.
Хотя насчёт знамени, если говорить предельно честно, я сбрендил: знамени-то у нас вовсе не было. Казаки — большие рационалисты; рассудив, что невозможно потерять то, чего не имеешь, они давным-давно отказались от знамён. Но это так, ремарка для умных!
Что же касается Натальи… эх-ма!
Наталия умудрилась за двое условно-земных суток изучить более, чем иные умники в школе прикладного даунизма за семестр. Разумеется, не у меня, ибо я всегда был хорошим советником, но плохим учителем. Все нюансы обращения с нашей амуницией и оружием она постигала под мудрым и чутким руководством Олы. Признаюсь, я внутренне трепетал, переживая, с одной стороны по поводу того, как отразится «курс молодого бойца» на впечатлительной девушке с зелёными глазами, а с другой — из-за того, как отразится на всех нас, донских казаках, появление в наших нестройных рядах такого необычного воина.
Однако, любая учёба имеет свойство заканчиваться (подобно бодрящему алкоголю и веселящей шутке). Закончилась и учёба Наташи.
И тогда мы рванули на Даннемору!