Дорога мертвых [СИ]

Тараканы и люди. Fallout 4

Не подхвати Гарвей Элейн, выпавшую из синей вспышки телепорта, она бы упала. Минитмен заботливо усадил женщину на ящик, укрыл курткой дрожащие плечи.

— Струджес, кофе!

Черноволосы компьютерщик, ворча, притащил чашку с напитком из цикория. У напитка были два бесспорных достоинства: он был дегтярно черным и горячим. Элейн стала пить, обжигая губы о фарфоровый край.

— Ты попала в Институт? — спросил Гарвей осторожно. — Ты нашла сына?

Женщина отставила полупустую чашку и пристально всмотрелась в свою трясущуюся ладонь.

— И тот, и другой, — ответила медленно, словно с трудом находила слова, — оказались не тем, чего я ожидала. Моему сыну шестьдесят, Престон. Он совсем седой: и борода, и волосы. И только глаза… мои. А еще у него странные моральные устои.

Элейн дернула углом рта.

— Он вскормлен Институтом. Даже смерть отца считает закономерной потерей при удачном эксперименте. Может, я и не буду ненавидеть Институт, из-за него. Но заставить себя полюбить не смогу никогда.

Она опустила лицо к воротнику, вдыхая отчетливый запах кожи и пороха.

— Шон говорит, что Институт — единственная надежда человечества. Будто то, что мы делаем здесь, наверху, не значит ничего! Там… все чисто, бело, стерильно. Как на космическом корабле. Такой возвышенный, стерильный, беспощадный рай. Наука — и амбиции, желание власти.

Она покрутила головой: то ли сомневаясь, то ли раздумывая.

— Они ведь могли помочь! Лечить, учить, воспитывать…

— А заставили себя бояться.

Элейн взглянула на Гарвея, будто только сейчас поняла, что кто-то есть рядом.

— А может, я им просто завидую?! Чистоте, научному прорыву, всемогуществу? Я там была как бедная родственница, побирушка. Я чувствую себя тараканом, таскающим крошки со стола цивилизации. Мы собираем осколки прошлого; набивая мозоли, роемся в земле, тратим силы на выживание, не имея времени взглянуть на небо.

— А эти вообще его не видят.

Гарвей прижал подругу к себе.

— Мы не хуже и не лучше тех, из Института. Мы люди. И не надо нам навязанного ими счастья. Попытки его навязать обычно оборачиваются большой гадостью, войной. Элейн… — он прижал к губам ее пальцы. — Мне жаль, что так получилось. Что ты не смогла воспитывать Шона. Передать ему свою мудрость, нежность, умение любить и сопереживать. Но ты отдаешь это тем, кто вокруг тебя, и мир делается светлее.

Глаза зацепили черный осадок на белом фарфоре чашки. Мужчина справился с собой и докончил твердо:

— Я надеюсь, однажды… ты сможешь передать все это нашим с тобою детям.