28 июня 1941 года, окрестности Слуцка
– Захаров, зайдите, – раздался из распахнувшейся двери знакомый голос контрразведчика. Комэск поднялся со стула и вошел в знакомую до боли комнату. Лейтенант сидел за столом, просматривая какие-то бумаги.
– Присаживайтесь, – не поднимая взгляда, особист кивнул на стул. – Во-первых, вашу личность и факт уничтожения противником вашего истребителя в полку подтвердили. Во-вторых, мне приказано немедленно отправить вас в Москву. Сделать это непросто, гитлеровцы начали очередной прорыв, и мы точно не знаем, безопасна ли дорога до аэродрома, а это почти семь километров. Но так же опасно оставлять вас здесь, обстановка может измениться в течение часа.
– А документы? – не удержался Александр, которого собственная судьба волновала куда меньше, нежели комиссарский чемодан.
Лейтенант помолчал, похоже, решая, стоит ли отвечать. Решил, что стоит:
– Груз отправили еще в первый день, он уже в столице, не волнуйтесь. Теперь вот вас требуют… следом. Машину и сопровождение дам, но не больше двух человек плюс водитель. Сержанта Изгарина помните?
Капитан поморщился, вызвав на лице контрразведчика болезненную гримасу.
– Да не морщись ты, летун! Ну, перегнул он палку, за что и получил от тебя по морде, а я ему еще и строгий выговор с занесением в личное дело добавил. Хотя человека тоже можно понять, сам знаешь, что вокруг творится! Думаешь, среди тех, кто из окружения выходит, мало предателей, трусов и паникеров? Поверь мне, еще как подобные личности встречаются. Ну хочешь – извинится он?
– Не хочу, уже не хочу, – угрюмо помотал головой Захаров. – Ладно, забыли. На карте хоть покажете, куда ехать?
– Отчего ж не показать, покажу, конечно. – Похоже, ответ лейтенанту пришелся по душе, аж лицо разгладилось. – Вот гляди, мы тут, а аэродром, стало быть, тут. Вроде и недалеко, а поди знай, что по дороге случится. Каркать не хочу, но если вдруг что, вот так можно пешком дотопать, запоминай. Пока аэродром цел, тебя будет ждать самолет. Вопросы?
– Не имею, – по-военному четко ответил комэск. – Когда выезжаем?
– А прямо сейчас, к чему тянуть? Да и опасно затягивать, если с тобой что плохое произойдет, спросят-то не с кого-нибудь, а с меня. Причем так спросят, что мало не покажется – ты даже не представляешь, ОТКУДА приказ эвакуировать тебя пришел. Все, хватит болтать, иди, собирайся. Выезжаешь через десять минут.
Контрразведчик первым поднялся на ноги. И первым же протянул руку, сильно пожав ладонь Александра:
– Прощай, капитан. Извини, если что не так, и зла не держи. Глядишь, еще свидимся, война – она такая штука. Ступай – и удачи тебе!
– Спасибо. – Захаров щелкнул каблуками сапог и коротко кивнул, поскольку головного убора не имел и козырять не мог. – До встречи, товарищ лейтенант…
На разбитой грунтовке полуторку отчаянно швыряло из стороны в сторону, и комэск периодически ударялся раненым плечом о стойку кабины, сдавленно шипя от боли. Водитель, немолодой ефрейтор-пехотинец, бросал на капитана короткие виноватые взгляды, но скорости не сбавлял, стремясь как можно скорее преодолеть последние несколько километров и добраться до аэродрома. Да и в чем его вина, ежели дорога такая? Не дорога, а так, направление. Еще и основательно раздолбанное гусеницами недавно прошедших здесь танков.
Впрочем, едущему в кузове Изгарину, которому, чтобы не упасть, приходилось обеими руками держаться за борт, было еще хуже. К тому же несколько загруженных в машину ящиков с неизвестным содержимым постоянно норовили изменить свое местоположение, и приходилось упираться в них сапогами. Нормальные отношения у них с Александром так и не наладились. Нет, волками друг на друга не глядели, конечно, сержант даже руку бывшему подследственному при встрече пожал, но в глаза друг другу так и не смотрели. Захаров – из-за неприязни, что его, боевого пилота-истребителя, приняли за предателя, Изгарин… скорее всего оттого, что никакой вины за собой не чувствовал и искренне не понимал, за что получил неслабую выволочку от начальства (об истинном значении пароля «Брест сорок один» он, разумеется, так и не узнал).
Трофейный автомат вместе с подсумком на три запасных магазина и личные вещи Захарову вернули, равно как и табельный «ТТ», так что ехал он вполне вооруженным. Пожалуй, даже побольше, чем сопровождающие – у сержанта имелся «ППД-40» и «наган», у водилы и вовсе только трехлинейка, закинутая из-за тесноты в кабине в кузов.
Более-менее удобно устроившись на дерматиновой сидушке – дорога пошла поровнее, и грузовик наконец почти перестало раскачивать, – капитан задумался. Что ж, задание погибшего комиссара он, как ни крути, выполнил: и чемодан с секретными документами, и карта с координатами брошенной автомашины уже в столице. А сейчас и он сам довеском к ним полетит. Обидно, конечно, что отправляют в тыл – ему воевать нужно, немцев сбивать, но командованию всяко виднее. Да и не задержится он в Москве надолго – в очередной раз расскажет про обстоятельства гибели Дубинина и сразу вернется в полк. Получит новый самолет – и вперед. Должок у него, за Ваньку Баранова и других ребят эскадрильи отомстить нужно. И он отомстит, и не раз. Еще ни одного фрицевского аса на землю опустит. И то, как выбросившихся с парашютами пилотов расстреливали, забывать нельзя. Сам он до подобной подлости не опустится, разумеется, но бить будет так, чтобы наверняка. Чтобы вниз, суки, сыпались исключительно в виде пылающих обломков! Теперь только по кокпиту бить будет, чтобы остекление кабины красным от крови было!
Предостерегающий крик водителя оторвал капитана от мыслей о скорой расплате с асами Геринга, которая, судя по всему, откладывалась на неопределенный срок. Вывернувшая из-за крутого поворота, скрытого придорожными зарослями, полуторка едва ли не лоб в лоб напоролась на гитлеровцев, до которых оставалось не больше двух сотен метров. Два мотоцикла с колясками и легкий броневик, в точности такой, на котором они ехали вместе с комиссаром. Видимо, передовой дозор, проверяющий шоссе перед основной колонной. Похоже, накаркал-таки контрразведчик, когда относительно безопасности дороги к аэродрому сомневался! И они нарвались на одну из немецких частей, что развивала тактический успех помянутого им прорыва!
Скрипнув тормозами, грузовик вильнул к обочине, и шофер, матерясь во все горло, выкрутил руль, пытаясь развернуться на узкой грунтовке. Возможно, им и удалось бы уйти, свернув на одну из второстепенных лесных дорог, развилку к которой они проехали буквально пять минут назад. Но подвела техника: вставшая поперек дороги полуторка внезапно заглохла. Водила попытался было завестись, но не успел: с немецкой стороны загрохотали пулеметы, и лицо Захарова, боком вываливающегося из распахнувшейся дверцы, оросило чем-то липким и теплым. Последним, что зафиксировало его сознание, прежде чем комэск рухнул в пыль, была неестественно запрокинутая голова ефрейтора, словно бы уменьшившаяся в размерах: тяжелая пулеметная пуля практически снесла ему верхнюю часть черепа. Раненое плечо ответило на удар о землю вспыхнувшей в мозгах дикой болью, но сознания Александр, к счастью, не потерял.
Отметив торопливое тарахтенье «ППД» Изгарина – сержант лупил длинными очередями поверх борта, – капитан торопливо откатился от машины, подтягивая за ремень отлетевший в сторону автомат. Укрывшись от вражеских пуль, ежесекундно вздымающих вокруг машины пыльные султанчики, за задними колесами, пилот снял оружие с предохранителя и вступил в бой. Автомат он, как и советовал батальонный комиссар, теперь держал правильно, за горловину приемника магазинов.
– Беги, летун, я прикрою! – заорал Изгарин.
– Да пошел ты! – огрызнулся Захаров и тихо добавил: – Я сам выберу, где умирать!
В голове было пусто, никаких мыслей, кроме одной: только бы попасть! Лишь бы не сдохнуть зазря, когда его не слишком надежную позицию нащупает вражеский пулеметчик. Или когда взорвется прошитый пулями бензобак полуторки, и автомобиль полыхнет, словно факел. Кто из них попал, он или сержант, Александр не знал, но пулеметчик внезапно несколько раз дернулся и откинулся назад, нелепо запрокинув голову, а водитель боком сполз на дорогу. Третий фриц шустро сиганул головой вперед, укрывшись за мотоциклом. И тут же замолчал автомат Изгарина, и из кузова раздался короткий и страшный вскрик. Вот и все, он снова остался один.
Разозленные гибелью товарищей гитлеровцы обрушили на несчастный грузовик огонь двух пулеметов, со второго мотоцикла и бронетранспортера, и на голову Захарова посыпались щепки, выбитые пулями из бортов. Звонко разлетелось лобовое стекло, с шипением рванулся из пробитых скатов воздух, и полуторка тяжело просела на простреленных колесах. Комэск бросил взгляд в сторону: нет, до леса далековато, живым не добежишь. Нашинкуют в два счета, даже пикнуть не успеет. Значит, придется сражаться до последнего, все равно других вариантов не имеется. И помощи ждать неоткуда, к сожалению. Что ж, погибнуть геройски – тоже неплохой вариант, Дубинин бы оценил. Главное, чтобы не ранили, чтоб сознание не потерять – в плен ему никак нельзя. Когда совсем туго станет, нужно успеть застрелиться.
Перевалившись на бок, Александр сменил магазин. Расстегнул клапан кобуры с пистолетом, большим пальцем взведя курок. Если что, успеет вытащить да пальнуть в висок, патрон в стволе, дослал, как в машину садился, словно чувствовал. Поудобнее уперся в землю локтями и привалился к спущенному колесу. Дал короткую прицельную очередь, следом вторую и третью. Патроны он не экономил – какой смысл? Трех магазинов ему всяко хватит. Как говорится, на всю оставшуюся жизнь…. Так что получайте, суки! Кушайте на здоровье, чтоб вас понос пробрал! Приклад упруго бил в плечо, стреляные гильзы улетали куда-то под днище грузовика.
Ему удалось достать еще одного из мотоциклистов. К сожалению, не пулеметчика, а того, что сидел за рулем – попытавшийся укрыться за броневиком фриц получил несколько пуль в спину и рухнул в дорожную пыль. На этом и без того сомнительная удача закончилась: следующая очередь легла в полуметре, напрочь запорошив глаза. Пока Захаров пытался проморгаться, пулеметчик поправил прицел, и пули ударили в пыльную резину спущенного ската в нескольких сантиметрах от его головы. Все, приехали…
И тут произошло нечто непонятное: раздалось странное ширканье, словно сорвало редуктор у баллона со сжатым воздухом, и в борт бронетранспортера уткнулась дымная струя. Мгновение – и боевая машина взорвалась, разбросав по дороге обломки искореженной брони. Над изуродованным корпусом взметнулся фонтан огня из разорванного бензобака, рванулось кверху полотнище жирного черного дыма. Гулко зарокотал пулемет, расшвыривая в стороны уцелевших мотоциклистов. И наступила тишина. Все заняло не больше пяти секунд.
Капитан ошарашенно помотал головой: это еще что такое?! Откуда помощь? Но, стоит заметить, вовремя, ох вовремя! Чуть бы промедлили – и все, отлетался комэск Захаров…