Руфо тронул меня за плечо.
— Завтрак готов, босс. — Он сунул мне в одну руку сандвич, в другую кружку пива. — Хватит для драки, а ланч уже упакован. Я приготовил вам чистую одежду и оружие… помогу одеться, как только вы поедите. — Он был уже одет и подпоясан ремнем.
Я зевнул, откусил кусок сандвича (анчоусы, ветчина и майонез с чем-то, отдаленно похожим на помидоры или латук) и осмотрелся. Место рядом со мной пустовало, но, судя по всему, Стар только что встала. Она ещё не оделась. Стояла на коленях в центре зала и рисовала на полу какой-то узор.
— Доброе утро, болтушка, — сказал я. — Опять пентаграмма?
— Ммм… — Стар не подняла даже глаз.
Я подошел поближе, чтобы рассмотреть, что она делает. Что бы это ни было, но рисунок исходил не из пятиугольной звезды. Он имел три главных центра, был очень сложен, включал несколько надписей в разных местах — я не разобрал ни языка, ни алфавита. Мне показалось, рисунок чем-то походит на проекцию гиперкуба.
— Уже позавтракала, птичка?
— Я встала давно.
— То-то ты у меня похудела. Это тессеракт?<Тессеракт, или гиперкуб — куб, имеющий четыре измерения.>
— Хватит! — она откинула волосы назад, взглянула на меня и смущенно улыбнулась. — Прости меня, дорогой. Колдуньи — стервы, как на подбор, это уж точно. Но, пожалуйста, не заглядывай мне через плечо. Я ведь работаю по памяти — книги пропали в болоте, и мне дьявольски трудно. И ещё — прошу тебя — сегодня никаких вопросов… Ты можешь нарушить мою уверенность в себе, а я должна быть совершенно уверенной.
— Прошу извинения у миледи, — расшаркался я.
— И не надо быть со мной таким официальным, родной. Просто люби меня и быстренько поцелуй, а потом оставь в покое.
Я наклонился к ней и наградил высококалорийным поцелуем с майонезом, после чего оставил в покое. Одевался я, одновременно приканчивая сандвич и пиво, потом зашел в естественный альков, в сторонке от Хранителей, установленных в проходе, в тот самый, что служил нам мужским туалетом. Когда я вернулся, Руфо уже ожидал меня с моей шпагой и перевязью в руках.
— Босс, вы опоздаете даже на собственное повешенье.
— Очень надеюсь.
Через несколько минут мы уже стояли на этой пентаграмме, Стар, так сказать, на площадке питчера<Питчер — подающий в бейсболе.>, а я с Руфо на второй и третьей центральных точках. Оба были обвешаны вещами: я — с двумя канистрами, со шпагой Стар и с её боевым поясом, застегнутым на самую первую дырочку, и с моим собственным оружием, а Руфо — с двумя колчанами, с луком Стар, с её медицинской сумочкой и нашим ланчем. Наши луки с натянутыми тетивами мы зажали под левыми подмышками. Каждый держал в правой руке обнаженную шпагу. Штаны Стар я засунул сзади под ремень, откуда они торчали неряшливым хвостом, а Руфо поступил так же с её жакетом. Что же касается её мокасинов и шляпы, их мы распихали по карманам. Выглядели мы с ним словно уличные торговцы.
Левые руки у меня и Руфо были свободны. Мы смотрели прямо вперед, шпаги наголо, левые руки откинуты назад, каждую из них крепко держала Стар. Она занимала позицию точно в центре — ноги расставлены, прочно стоят на земле, одета так, как того требует профессия ведьм, занятых тяжелой работой, — даже заколки в волосах и той не было.
Смотрелась она великолепно — волосы копной, глаза горят, лицо пылает, так что я очень жалел, что приходится стоять к ней спиной.
— Вы готовы, мои храбрецы? — возбужденно произнесла она.
— Готов! — подтвердил я.
— Ave, Imperatrix, nos moriture te…<Императрица, идущие на смерть приветствуют тебя (лат.)>
— Руфо, прекрати… Молчание!! — Она затянула песнь на незнакомом мне языке. По затылку побежали мурашки.
Стар кончила петь, ещё сильнее сжала наши руки и крикнула:
— Пошел!
Внезапно, как внезапно захлопывается дверь, обнаружилось, что я (нормальный герой Бута Таркингтона) попал в ситуацию, привычную скорее героям Микки Спиллейна<Бут Таркингтон (1869—1946) — американский романист и драматург; Микки Спиллейн — один из родоначальников жанра «крутого» детектива.>. У меня не было времени даже простонать. Вот оно — прямо передо мной, это существо, готовящееся срубить меня, и я воткнул ему клинок прямо в брюхо, выдернул его обратно, пока оно решало, в какую именно сторону упасть. Сразу же — его приятель, которого пришлось успокоить тем же способом. Ещё один скорчился внизу, пытаясь нанести мне удар в ногу, просовывая оружие между ног своих товарищей по службе. Я метался как голый однорукий среди муравейника и даже не заметил, как Стар сорвала с меня свою шпагу. Зато увидел, как она зарубила противника, намеревавшегося стрелять в меня. Стар была повсюду одновременно, голая, как лягушка, и вдвое более ловкая. Переход между мирами вызвал чувство, сходное с ощущением, которое испытываешь в быстро опускающемся лифте, и, надо думать, резко изменившаяся гравитация была бы для нас трудным испытанием, будь у нас время об этом подумать.
Стар даже воспользовалась этим обстоятельством. Прикончив парня, нацелившегося пристрелить меня, она проплыла над моей головой и головой ещё одного надоеды, ткнув его по пути шпагой в шею, после чего он навсегда потерял желание к кому-либо приставать.
Я считал, что она помогает и Руфо, но времени для наблюдений у меня не было. Я слышал, как он кряхтит за моей спиной, из чего следовало, что он все ещё больше выдает, чем получает.
Тут он заорал:
— Ложись! — И что-то ударило меня под колени, я упал, приложившись весьма капитально, и уже готовился вскочить на ноги, когда сообразил, что виновником падения был Руфо. Он лежал на брюхе рядом со мной и из чего-то, что могло быть пистолетом, палил по движущимся целям — там на равнине, прячась за трупом одного из участников этой игры.
Стар тоже лежала, но уже не сражалась. Что-то пробило дырку в её правой руке между локтем и плечом.
Вблизи от меня ничего живого не наблюдалось, но на расстоянии четырёхсот-пятисот футов от нас ясно виднелись какие-то цели, весьма быстро передвигавшиеся. Я видел, как одна из целей упала, услышал странное гудение и почуял запах горелой плоти. Одно из странных ружей валялось на трупе, лежавшем слева от меня. Я схватил его и попытался понять принцип действия. Там был приклад и какая-то трубка — видимо, ствол, все остальное не лезло ни в какие ворота.
— Вот так, мой Герой, — Стар подползла ко мне, волоча за собой раненую руку и оставляя кровавый след. — Прижми его к плечу как винтовку и смотри в него. Там, под большим пальцем левой руки, есть кнопка. Нажми на неё. Вот и все — ни поправки на ветер, ни поправки на дальность.
И никакой отдачи, как я обнаружил, выследив одну из бегущих фигур и нажав на кнопку. Возник клубочек дыма, и фигура упала. «Луч смерти», или лазерный луч, или что-то ещё — а ты целься, нажимай кнопку, и кто-то далеко от тебя закончит пикник с прожженной в теле дырой.
Я сбил ещё парочку, работая слева направо, и с помощью Руфо прикончил все мишени. Ничто, насколько я мог видеть, больше нигде не шевелилось.
— Лучше продолжайте лежать, босс. — Руфо подкатился к Стар, открыл её медицинскую сумочку, висевшую на его поясе, и торопливо наложил ей грубую повязку на раненую руку.
Потом повернулся ко мне:
— Как сильно вы ранены, босс?
— Я? Ни царапины!
— А это что на рубашке? Кетчуп? Когда-нибудь вам влепят хороший заряд. Давайте посмотрим. — Я позволил ему расстегнуть куртку. Кто-то, с помощью зазубренного, как пила, лезвия, проделал мне в левом боку, пониже ребер, изрядную дырку. Я её не заметил и боли не почувствовал — до тех пор, пока не увидал, а уж тогда она заныла, да так, что голова закружилась. Дело в том, что я совершенно не одобряю насилия, когда оно обращено к моей персоне.
Пока Руфо делал перевязку, я смотрел в сторону, чтобы не видеть рану.
Вблизи нас валялось около дюжины убитых, плюс почти половина этого количества лежала вдали — бежавшие; думаю, уничтоженные поголовно. Как? А как собака весом в шестьдесят фунтов, имеющая на вооружении только зубы, хватает, валит на землю и держит до зубов вооруженного человека? Ответ: благодаря атакующему мужеству.
Думаю, что мы прибыли в Карт-Хокеш в то самое время, когда производилась смена караула у Врат, и если бы мы появились со шпагами в ножнах, нас тут же зарубили бы. А получилось, что мы убили многих прежде, чем они поняли, что драка уже началась. Они были рассеяны, деморализованы, и нам удалось уничтожить их всех, включая и бежавших. Карате и ряд других видов рукопашной (кроме бокса и тех игр, в которых действуют жесткие правила) основаны на том же — нападай, бей на уничтожение и не пугайся. Все эти виды — не столько умение, сколько отношение к делу.
У меня было время, чтобы рассмотреть наших противников — один из них лежал ко мне лицом с распоротым брюхом. «Иглины дети» назвал бы я их, только более экономичной модели. Ни красоты, ни пупков, ни ума, созданные, надо думать, только для одной цели — драться и стараться выжить. Это, правда, и к нам относится, но мы были пошустрее. Зрелище это действовало мне на пищеварение, поэтому я перевел взгляд на небо. Тут было нисколько не лучше — небо было какое-то ненастоящее, виделось как бы вне фокуса. Оно нависало, и цвет был неправильный, что раздражало, как картина абстрактного живописца. Я снова посмотрел на наши жертвы — теперь, в сравнении с небом, они казались почти приятными.
Пока Руфо перевязывал меня, Стар вползла в свои брюки и мокасины.
— А можно я сяду, чтобы надеть и жакет? — спросила она.
— Нет! — ответил я. — Может, они считают нас мертвецами. — Руфо и я помогли ей одеться, не высовываясь над баррикадой мертвых тел. Боюсь, что руку мы ей растревожили, хотя все, что она сказала, было:
— Шпагу перевесьте мне на правый бок. Что будем делать дальше, Оскар?
— Где твои подвязки?
— У меня, но я не уверена, что они тут сработают. Это очень странное место.
— Уверенность в себе! Вот о чём мы говорили всего лишь несколько минут назад. А ну-ка, заставь свой крохотный умишко напрячься, веря, что из этого кое-что получится.
Мы собрались в кучку, вместе с имуществом, дополненным тремя «ружьями» плюс чем-то вроде пистолетов, затем нацелили дубовую стрелу на крышу Башни-Высотой-в-Милю. Она возвышалась над всей округой — скорее, гора, чем здание, чёрная и страшенная.
— Готовы? — спросила Стар. — И вы тоже верьте! — Она нарисовала что-то пальцем на песке. — Вперед!!!
И мы полетели. Уже в воздухе я понял, какую роскошную мишень мы представляем, но и на земле мы тоже были легкой добычей для каждого, кто сидел в Башне, так что было бы гораздо хуже, двинься мы к Башне пешедралом.
— Быстрее! — орал я в ухо Стар. — Пусть она летит ещё быстрее!
Так и вышло. Воздух завыл у меня в ушах, мы ныряли вниз, взмывали наверх, скользили вбок, пролетая над теми гравитационными возмущениями, о которых предупреждала Стар. Возможно, это нас и спасло — как цель мы очень потеряли в качестве. Впрочем, если мы перебили весь сторожевой отряд, то в Башне могли ещё и не знать о нашем прибытии.
Земля под нами лежала серо-черной пустыней, окруженной горным кольцом вроде лунного кратера, причем Башня играла роль главного пика. Я рискнул бросить взгляд на небо и попытался понять, что с ним такое. Солнца не было. Звезд не было. Небо не чёрное, не голубое — свет идет отовсюду, и оно распадалось на ленты, клубящиеся формы и провалы теней — всех цветов радуги.
— Во имя Господа Бога, что же это за планета?! — воскликнул я.
— Это не планета, — прокричала в ответ Стар. — Это место в совершенно уникальной Вселенной. Жить здесь нельзя.
— Кто-то же живёт там, — указал я на Башню.
— Нет, нет, тут никто не живёт. Она построена только для того, чтобы хранить Яйцо.
Мне ещё не до конца была ясна вся чудовищность этой идеи. Тут я вспомнил, что мы не осмеливаемся здесь ни есть, ни пить и поразился, как это мы дышим тут воздухом, если местная химия для нас отрава? Грудь у меня стеснило, где-то внутри появилось жжение. Тогда я спросил об этом Стар, а Руфо застонал (он вполне имел право на два-три стона — его до сих пор не вырвало, во всяком случае, я не видал).
— О, по меньшей мере двадцать часов, — ответила она. — Забудь об этом. Это не имеет значения.
Пусть так, но грудь у меня действительно болела, я даже застонал.
Сразу же после этих слов, мы сели на крышу Башни. Стар еле успела произнести свое «Амех» — мы чуть не проскочили мимо.
Крыша была плоская, покрытая вроде бы чёрным стеклом, площадью в двести квадратных ярдов. И не было там никакой хреновинки, к которой можно было бы привязать веревку.
А я-то рассчитывал по крайней мере на вентиляционную трубу!
Яйцо Феникса лежало прямо под нами на глубине ста ярдов. В мозгу у меня было два плана на случай, если мы все же доберемся до Башни. В ней было три отверстия (из сотен), от которых шли верные ходы к Яйцу и к Никогда-Не-Рожденному Пожирателю Душ — местному военному полицейскому, сторожившему Яйцо.
Одно отверстие было на уровне земли — я его сразу исключил. Второе — в сотне футов от земли, и я о нём размышлял всерьез: пустить стрелу с тонкой леской так, чтобы она обмоталась вокруг чего-нибудь точно над окном, пользуясь леской подтянуть более толстую веревку, подняться по ней — пустяк для опытного альпиниста, каковым я не был, но Руфо — был.
Но, как выяснилось, на Башне ничего не торчало — истинно современный дизайн, доведенный до абсурда.
Второй план заключался в том, чтобы добраться до крыши Башни, спуститься вниз по тросу до третьего «настоящего» отверстия, которое находилось почти на одном уровне с Яйцом. И вот мы там, все готово, кроме штуки для крепления веревки.
Мысли задним числом — всегда самые наилучшие… И почему же я не попросил Стар прямо подлететь вместе с нами к этой дыре в стене?!
Ну, во-первых, потребовалось бы очень точно нацеливать эту дурацкую стрелу, во-вторых, мы могли ошибиться «окошком», а в-третьих и в главных я просто об этом вовремя не подумал.
Стар сидела и нянчила раненую руку. Я спросил:
— Детка, а ты можешь медленно и спокойно слететь с нами вниз на пару сотен футов и доставить нас к дыре, которая нам нужна?
Она посмотрела на меня и её лицо вытянулось.
— Нет.
— Ну что ж, плохо.
— Мне не хотелось об этом говорить, но я пережгла подвязки, летя на такой скорости. Теперь они никуда не годятся, пока их не перезарядишь. Но того, что мне надо, тут нет — заячья кровь, волшебные травки и тому подобное.
— Босс, — вмешался Руфо, — а как насчет того, чтобы использовать как столбик для крепления троса всю Башню?
— Это как?
— Да ведь веревки у нас до черта!
Это была вполне рабочая гипотеза — обойти крышу по периметру с веревкой в руках, затем завязать узел и спустить свободный конец вниз. Так мы и сделали, но свободными у нас остались только сто футов троса из всей длины в тысячу ярдов.
Стар внимательно наблюдала за нами. Когда же мне пришлось сознаться, что нам не хватает примерно сотни футов троса, что почти так же плохо, как и его полное отсутствие, она произнесла задумчиво:
— Интересно, а не сгодится ли Ааронов Посох?
— Сгодится, если он будет держаться на этом столе-переростке для пинг-понга. А что такое Ааронов Посох?
— Он делает твердые вещи мягкими, а мягкие — твердыми. Нет, нет, не это! Впрочем, это — тоже, но я-то предлагаю уложить веревку поперек крыши, спустив примерно десять футов по задней стене Башни. Затем сделать этот конец и ту часть, что лежит на крыше, твердыми, как камень, и прочными, как сталь — получится что-то вроде крюка.
— И ты можешь это сделать?
— Не знаю. Это из «Ключа Соломонова», такое заклинание. Не уверена, что мне удастся его вспомнить, и не знаю, работают ли подобные вещи в этой Вселенной.
— Уверенность, уверенность и ещё раз — уверенность! Должно получиться!
— Не помню даже, как оно начинается… Дорогой, а ты не смог бы меня загипнотизировать? Руфо не может, во всяком случае меня.
— Но я же об этом деле и представления не имею!
— А ты сделай, как я, когда даю тебе уроки языка. Смотри мне в глаза, говори нежно и спокойно, прикажи мне вспомнить Слово. А может быть, лучше сначала уложить этот трос?
Так мы и сделали, причем я спустил с крыши не десять, а целых сто футов, по принципу «чем больше, тем лучше». Стар легла на спину, а я стал уговаривать её, раз за разом тихо повторяя одни и те же слова (без особой убежденности).
Стар закрыла глаза и, казалось, уснула. И вдруг начала бормотать что-то на непонятном языке.
— Эй, босс! Эта проклятущая штуковина крепка, как утес, и сурова, как пожизненный приговор!
Я немедленно приказал Стар проснуться, и мы начали спуск со всей доступной нам скоростью, молясь, чтобы трос над нами не размягчился. Мы ничем не укрепляли свободный конец, я просто попросил Стар «накрахмалить» его до уровня окошка и спустился по нему, убедясь, что оно именно то, которое нужно — в третьем ряду, четырнадцатое по счету. Затем ко мне соскользнула Стар, и я принял её прямо в свои объятия. Потом Руфо спустил наш багаж — преимущественно оружие — и последовал за ним.
Мы были в Башне, пробыв на планете, извиняюсь, в «месте», называемом Карт-Хокеш, всего лишь каких-нибудь сорок минут.
Я остановился и стал приводить план Башни, хранившийся в моей памяти, в соответствие с реальной обстановкой, устанавливая местонахождение Яйца и направление верных ходов.
О’кей! Осталось лишь пройти несколько сот ярдов, схватить Яйцо Феникса и бежать. Грудь перестала болеть.