Донор для покойника

Затем отвернулся от рыбок, достал из внутреннего кармана пиджака мобильный телефон и набрал домашний номер Алекса.

«А все-таки, - подумал он, удивляясь мудрости старой пословицы, пока в трубке раздавались длинные гудки - нет худшего врага, чем бывший друг».

Все. Достаточно! - его это не касается, он лишь отрабатывает перед Алексом свои долги.

Алекс ответил быстро.

- Мы на месте. Похоже, здесь давно уже никого не было.

- Все в порядке? - Алексу чем-то не понравился его тон.

- Да, все в полном порядке ... - медленно сказал Главный, осматривая гостиную, словно только ее увидел. Комната (теперь казалось, что и вся квартира) напоминала жилье ярого педанта, и дело было даже не в идеальном порядке, а в какие-то неестественной для человека симметрии.

(Да, все в полном порядке)

На самом деле волновала присутствие чего-то неуловимого, что порождает подсознательную тревогу и крепнет с каждой минутой. Оно требовало убираться отсюда как можно быстрее.

- В полном порядке ...

- Ты уверен? - настаивал Алекс.

- Уверен ...

(Почему в одних местах так много пыли, а в других его практически нет?)

... конечно, уверен.

(И еще не забудь про замок ... ведь двери почему-то были заперты только на один ... если хозяин уезжает надолго ...)

- Хорошо, - сказал Алекс, о чем-то раздумывая. - Где ты сейчас?

- В гостинной.

- Проверь что с окном, оно разбито?

Главный подошел к окну и отодвинул портьеру:

- Было, но сейчас ...

- О'кей, неважно, - перебил шеф. - На полу ничего не лежит, конечно же ... - Было непонятно, спрашивает он или утверждает.

- Нет, ничего. А че…

- Все, забудь об этом ... Да, еще кое-что: перед тем, как начать, проверь всю квартиру, там может ночевать один тип. На всякий случай, понял? Когда закончите, сообщи.

- Хорошо, как только сядем в м ... - он не договорил, потому что связь прервалась.

После разговора с Алексом глупое предчувствие только усилилось.

Главный вернулся в коридор. Боксер с Седым уже закончили с сумками и о чем-то тихо переговаривались. Косой копался в открытой коридорной шкафу.

- Давайте, шевелитесь, - бросил Главный. - Но сначала проверьте все комнаты. И еще: ничего не брать, - добавил он строго. Впрочем, все трое и сами знали, что непослушание мог быть опасным для них.

В этот момент Косой с видом счастливого кладоискателя выдержка из нижней полке коридорной шкафы стопку порнографических журналов.

- Смотрите-ка! Это любимые девочки нашего цацы-мальчика Геры. Ого! Ты только посмотри - Косой сунул обложку верхнего журнала под нос боксера.

- Пошел ты ... - огрызнулся тот.

- Времени мало, - главный посмотрел на Косого. - Оставь это и займись делом.

Боксер и Седой взялись за канистры:

- Куда?

- Начинайте с кухни, - сказал главный поспешно, хотя особо спешить не было причин - просто хотелось как можно быстрее убраться отсюда к чертовой матери; с этой пропитанной каким-то неживым духом квартиры - быстро сделать и убраться. Но его вдруг напугали взгляды подчиненных, словно те тоже что-то чувствовали.

«Неужели они почувствовали? Заметили это? Следовательно, оно мне не кажется ... Или ребята просто разволновались из-за того, что им приходится участвовать в поджоге? »

По Косого, то, похоже, только он находился в своей придурковатый тарелке. Хотя кто его знает - с такой рожей и идиотской манере держаться трудно было понять, когда он шутит, а когда начинает нервничать.

- После кухни перейдете ... - продолжил Главный.

Но здесь с глубины квартиры его прервал жуткий крик Косого.

* * *

21 октября, 23:06

Алекс положил трубку, не дослушав до конца заверений своего человека.

Этот звонок из квартиры Германа заставил его усомниться в необходимости мести бывшему другу и партнеру за вчерашние переговоры. Герман не появился, и все полетело к черту. Компания потеряла на этом от полутора до двух с половиной миллионов долларов - это было слишком много. Не смертельно, но много.

Он буквально взбесился, и поэтому потерял над собой контроль. И, кажется, серьезно ошибся.

Во-первых, за последние недели он сам начал подозревать, что с Германом творится что-то настолько нехорошо, что интересы компании для него действительно несущественны, и его отношение хотя бы к важным переговорам объяснялось именно этим, а не упрямыми принципами. В конце концов, разве это было похоже на того Германа, которого он знал столько лет? Конечно, совместный бизнес дал заметную трещину в их отношениях, но ... Если вспомнить их последний разговор в офисе компании, произошла примерно месяц назад - сразу было понятно, что в жизни Германа то действительно произошло.

Во-вторых, звонок отца Германа в офис несколько дней назад подтверждал такой же вывод. Старый сообщил, что не может связаться с сыном и надеется, что Алекс поможет ему прояснить ситуацию.

Также он вспомнил, что когда в конце сентября отец Геры пытался поговорить с сыном, трубку в его квартире поднял какой-то ненормальный тип, который пытался выдать себя за Германа и вообще «вел себя крайне подозрительно». Он интересовался Алекс отправил Германа в длительную командировку по делам компании? - именно этим объяснил «ненормальный тип» отсутствие хозяина дома. Что-то заставило Алекса соврать и подтвердить слова «ненормального типа».

Были и другие причины для размышлений.

Однако вчерашний день перечеркнул все зародыши понимания. Упущенные возможности требуют поиска виновных. Виновным был Герман. Злость так ослепила Алекса, что он сделал еще несколько серьезных промахов, - прежде всего, лично поручив поджог квартиры Германа людям, с которыми вместе работал; притом не одному или двум, а целой группе. И более того - не профессионалам. Глупость - присуща черта почти всех эмоциональных решений. Наверное, если бы у него было время подумать ...

Черт! Неужели он действительно может так мстить человеку, с которым связана вся его сознательная жизнь?! - вот что было хуже всего. И это его испугало, когда он бросил трубку.

Алекс закурил и по привычке стал расхаживать из угла в угол. «Хорошо, что жена отправилась погостить к родственникам в Венгрию», - подумалось. Может, так ему будет спокойнее ... - только спокойнее что? Возникала какая-то непонятная тревога.

Ощущение чего-то недоброго особенно усилилось во время разговора с человеком, руководившим этими тремя придурками, которые имели устроить поджог в квартире Германа.

Какая интонация, скользнула в голосе Главного: Алексу показалось, что он чувствует нечто похожее, но тщательно пытается это скрыть. Там, в квартире Германа, то неладное, то не так ... что-то такое, о чем даже не хотелось думать.

«А может, все прекратить?»

Он медленно потянулся к трубке, и заметил, что его рука дрожит.

Конечно, именно так и надо поступить. Он сейчас же даст отбой, и его люди вернутся. Все закончится.

Когда рука Алекса опустилась на трубку, его сердце вдруг пронзило чувство обреченности.

Он понял, что опоздал ...

* * *

21 октября, 23:08

Когда Косой закричал, все трое замерли.

Первым пришел в себя Главный. Он молча дал знак Седому и Боксеру двигаться за ним. Эти даже не пытались скрыть, насколько им плохо: у обоих были перекошены бледные лица.

Они уже пересекли половину гостиной, когда им навстречу, немного пошатываясь, вышел Косой. На его лице блуждала улыбка, которой им никогда еще не приходилось видеть: правый глаз было зизе, и казалось, что оно может полностью увернуться обратной стороной - радужная оболочка почти исчезла где-то рядом с переносицей. Главный из отвращением подумал, что так можно увидеть и собственный мозг.

- Какого черта? .. - он тряхнул Косого за плечи. Поскольку с тем ничего не случилось, он ожидал какого-то облегчения, но его не было. Даже наоборот: у него возникла уверенность, что теперь они еще больше приблизились к чему мерзкого и ужасного, терпеливо наблюдает за ними в этой проклятой квартире.

Вместо какого-то объяснения Косой захихикал, и Главный, отпустив его плечи, наотмашь ударил того в лицо. Косой заткнулся и схватился за разбитый нос, между пальцами просочилась тонкая струйка крови. Но это помогло - он заговорил:

- Там ... в спальне ... У стены стоит ... какое-то говно. Я включал свет ...

- Что именно? - спросил Главный уже спокойнее.

- Не знаю, - Косой снова хихикнув. - Сами посмотрите, я такого еще не видел, - он с виноватым видом осмотрел всех троих. - Я просто не ожидал, вот и все. Это выглядит ... как мумия.

Сердце Главного екнуло. Здесь еще только не хватало давно засохшего покойника ...

(Да, покойника, который устроил собственный склеп в жилом доме ... и очень любит убирать по ночам ... а сейчас самое ...)

Кто-то из двух за спиной Главного, то Седой, то Боксер, судорожно стрепетнувся.

Словно сквозь густой туман Главный понял, что они просто на грани глубокой паники, и он - в частности. Но если именно он сейчас подвергнется ее влияния, наступит цепная реакция, после чего его авторитет навсегда упадет в глазах не только этих трех. Что он потом скажет Алексу? «Извини, босс, Косой нашел в одной из комнат некое" говно "и мы дали Драпака, так чуть не наложили в штаны». Или поделится своими наблюдениями, как выглядела квартира и какие при этом у него возникли ощущения? Расскажет о том, как кто-то за ними наблюдал? О беспричинный ужас, охвативший его, когда они только зашли. Меньше в мире он хотел услышать, что ему все это ответили ...

- Хорошо, - как можно увереннее сказал главный и обвел взглядом всех троих. - Ничего не случилось, (пока ничего не произошло - может, да?) Причин волноваться нет. Сейчас мы просто проверим, что там, а затем быстро завершим дело. Через пять, максимум семь минут уже будем ехать в машине и рассказывать глупые анекдоты.

Главный с удовлетворением отметил, что лицо во всех трех расслабились, по крайней мере исчез страх. Он вернулся и направился к двери.

За ним последовали другие, невольно держа дистанцию ​​в три шага.

Вид открытых дверей вызвал у всех одинаковые мысли о голодных монстров, затаившихся, и ждут сразу на четырех жертв. Во всех из памяти всплыли похожие воспоминания детства, когда каждый пережил нечто особенно страшно.

Для Боксера это был момент, когда однажды утром он проснулся рядом с посиневшим младшим братом, который умер во сне от удушья. Месяцев восемь после этого он просыпался каждую ночь от ужаса найти под боком холодное тело.

Косой вспомнил отдых в пионерском лагере и незабываемое купание в реке. Тогда, глубоко нырнув, он врезался прямо в утопленника. Вода была очень мутной, и он догадался об этом только после того, как пальцы, ощупав лицо, попали в рот с распухшим языком. В следующий раз он решился искупаться в море только через шесть лет, а в реке его больше не видели.

Седой заново пережил случай, когда в третьем классе вернулся домой раньше и лицом к лицу столкнулся с квартирным вором. От растерянности то так ударил его головой о стену, десятилетний Седой восемь суток находился в коме, а потом еще долго боялся сам заходить в квартиру, не знал, что родителей нет дома.

Главный зашел в спальню первым. За ним медленно двинулись другие. У стены, широко расставив ноги и вытянув вдоль туловища тонкие узловатые руки, стоял темно-желтое то.

Оно было похоже на человека, тело которого высушили в огромной микроволновой печи. Глаза были закрыты, и тонкие морщинистые веки глубоко запали в глазницы, словно они прикрывали пустоту. Это действительно напоминало мумию, как показалось Косом. Или - чучело гигантской человекообразной насекомые.

«Неудивительно, что Косой чуть не наложил в штаны, когда включал свет», - подумал Главный.

- Просто какое-то ... какой-то ... - выдохнул Боксер, но, не сумев отыскать среди своего словарного запаса нужного сравнения, нецензурно выругался.

- Может, просто кукла ... монстр из какого-то фильма, а? - предположил Седой.

Главный поморщился, уловив в его голосе панические нотки.

(Не выкопал же Герман эту штуку на Лычаковском кладбище, чтобы привлечь домой в свою спальню ...)

Главный двинулся вперед и приблизился к фигуре на расстояние вытянутой руки. Другие застряли в дверях.

«Все правильно, обычный манекен ... Ты же не думаешь, что это - и есть тот самый педантичный хозяин ... это же тупо, правда? Разве ты можешь представить, как оно движется? Это же глупо считать, что оно сожрало Германа и поселился здесь. И исчезновения Германа то связано ... »

Косой вдруг хрюкнул, проглотив смешок:

- Точно, кукла ... Представляю, как пай-мальчик Гера с ней развлекается! - попытался шутить он.

Никто не отреагировал.

- До сих пор я думал, что он просто педик, - продолжил Косой. - А оказывается, настоящий извращенец. Нет, вы только посмотрите на это! Могу поспорить, что у этого чучела есть даже специальная дырка в заднице!

Кто-то прыснул, но смешок раздался вынужденно, как крик умирающего птицы. Несмотря на то абракадабру, которую городил Косой Главный поймал себя на том, что рассматривает жуткую фигуру в надежде найти намек на правильность его слов.

- Но даже если у Германа и были скрыты от всех сексуальные извращения, типа некрофилии, - отметил Главный из отвращением и растущим беспокойством, - эту штуку вряд ли можно было приобрести в секс-шопе. Она, скорее, была настоящей мумией кого-то, очень похожего на человека (но, Господи ... откуда?!), и очень сомнительно, чтобы ее изготовили из пластика. Однако коснуться, чтобы убедиться, особого желания у него не возникало. «Кукла» казалась не просто жуткой - она ​​казалась живой ... и у Главного, стоявший до этого ближе всего, возникло впечатление, что оно прислушивается к тому, что происходит.

«Что это за странный кисловатый запах? Когда он появился? Сначала, кажется ... »

- Довольно Насмотрелись ... - Главный вернулся к другим.

«Просто кучка испуганных людей ... Что же это за кисловатый запах? ЗАБУДЬ! - скоро все закончится »

- Пора начинать, - он направился к двери.

Все только этого и ждали - повторять не пришлось. Исходя последним из спальни, Главный увидел на стене школьный портрет Германа. В нем тоже было что-то не так.

«Лучше скажи, что здесь так? Эта квартира как переполнена призраками ... »

Зайдя на кухню, он почувствовал себя значительно лучше.

- Смотрите, - главный поставил на пустой кухонный стол десятилитровую пластиковую канистру с бензином, вытащил из бокового кармана пиджака целлофановый пакетик с четырьмя одноразовыми блюдцами, свечи и начал объяснять.

Все выглядело очень просто: по центру блюдца нужно было установить свечу, после чего наполнить его бензином, поджечь свечу и рядом поставить пластиковую канистру. И больше ничего, потому что дальше ...

Когда свеча догорала до определенного уровня, бензин в блюдце загорался, розплавляв его края и растекался вокруг огненной лужей, что, в свою очередь, захватывала канистру, наполненную бензином. Очень скоро все вокруг превращалось в неуправляемое ад. Воспалительная бомба замедленного действия - простая и эффективная. И почти никаких следов. Итак, если кто-то случайно и заметил или даже запомнил незнакомых людей, заходили вечером в подъезд, никто не сопоставил бы их появления с пожаром, который охватит квартиру Германа вплоть под утро.

Одну «бомбу» надо было установить на кухне, остальные три - по всей квартире, то есть, по одной в трех из пяти комнат, указанных Алексом, который хорошо знал планировку квартиры Германа.

Если где-то «детонатор» по какой-либо причине не сработает, «бомба» розхлюпаеться в других местах.

- Вот так, - закончил свои объяснения Главный, желая поскорее взяться за дело и сжечь это дьявольское гнездо. - Просто, как все гениальное. Вопросы?

Вопросов не было.

Только Седой, наконец, сказал вслух то, что уже давно крутилось у всех на уме:

- Давайте побыстрее. Мне очень не нравится эта квартира ... здесь, как дома с вампирами.

- Даже хуже, - кивнул Боксер без тени улыбки. - Здесь ...

Внезапный стук заставил всех четырех подпрыгнуть ...

- Черт! .. - Главный из зеленели лицом выглянул из кухни в коридор. Кажется, звук донесся именно оттуда.

Входные двери были немного приоткрыта.

- Кто заходил последним? - Главный обернулся в тройку.

- Я ... - настороженно ответил Косой. Его голос сорвался.

- А замок?

- О! .. - Косой схватился за голову, но сразу облегченно вздохнул: - в течение ... я просто забыл ... я ...

- Заткнись! - бросил Главный. - Ты чуть не подставил нас, мудак! Такого придурка, как ты, надо было оставить в машине. От тебя и так никакой пользы. Учти, Алекс обязательно об этом узнает. А теперь - марш закрывать двери!

Косой безмолвно подчинился.

- Все. Начинаем, - главный раздал Седому и Боксеру по блюдечке и свече. Подумав секунду, дал и Косом, который вернулся из коридора.

- Зажигалки? - он посмотрел на людей, все молча кивнули. - Хорошо, я потом всех проверю сам.

Когда все вернулись, чтобы выйти в коридор за канистрами, главный задержал Боксера:

- Ты берешь спальню с тем чучелом, - и добавил вдогонку другим: - Вы возьмете другую комнату и гостиную. Я закончу здесь.

Боксер застыл на месте, словно его посылали в ад.

- Нет Я туда сам не пойду!

- Хорошо ... Мы пойдем туда все вместе ...

Он указал Боксеру на канистру, а сам подался вперед. В коридоре к нему присоединились двое других.

Главный толкнул ногой дверь спальни, чтобы зайти ... и в следующий миг, когда четыре пары глаз метнулись к противоположной стене, во всех перехватило дыхание ...

Мумия исчезла!

* * *

21 октября, 23:17

Алекс набрал номер мобильного телефона Главного.

(Долго)

Сейчас тот возьмет свою мобилку, и он отменит операцию.

(Но откуда это гнетущее предчувствие, что он опоздал? .. уже ничего не ...)

Пошел сигнал.

В Алекса замерло сердце - Главный не отвечал.

Откуда-то издалека на него надвигалось что-то темное и бесформенное ...

Алекс отключился и бессильно упал на стул.

Поздно ...

Что-то стремительно приближалось ...

Он продолжал сидеть и почти апатично прислушаться к этому предчувствия.

Его рука внезапно метнулась к верхнего ящика стола.

Через мгновение дверь квартиры затряслись от тяжелого удара ...

* * *

21 октября, 23:16

Пока все трое за его спиной глазели на пустую стену, где должна быть мумия Главный раз за этот вечер попытался удержать себя в руках. И ему это снова удалось - то его поддержало, может, ответственность за трех человек, которые были рядом.

Его взгляд последний раз скользнул пустой стеной.

Все! Чихать на Алекса! Из него хватит!

Главный вернулся к своим подчиненным и толкнул ближайшего в грудь

- В машину! Быстро! .. - его окрик вырвал их из оцепенения.

Началось движение, сначала сумбурный и неосмысленный, - Косой первым бросился бежать через гостиную в коридор, но споткнулся за стул и с грохотом упал. Боксер, который шел за ним (до сжимая ручку полной канистры), запутался в ногах Косого и тоже чуть не упал; канистра вывалилась из рук, с открытого горлышка захлюпал бензин.

Главный из Седым были сразу за ними. Чтобы не создавать передряги, Главный пропустил Седого вперед, пока Косой, что уже был в коридоре, бросился к входной двери.

Главный скорее услышал, чем увидел, что дверь наконец открылась.

С того момента, когда Главный скомандовал «в машину!», И все четверо вылетели из квартиры - в объективном времени прошло каких-то семь секунд.

Никто, конечно, не заметил, что из трех канистр, которые остались в коридоре, теперь было только две ...

Наконец, они заскочили в машину.

- Боже ... Что это было? .. - дрожащим голосом проблеяла Седой. - Меня аж трясет, как подумаю ...

- Заткнись! - через плечо бросил Главный, сидевший впереди рядом с боксером, который был за рулем.

- Скорее! - рявкнул Главный на водителя, у которого так дрожали руки, что он не мог завести машину.

- Неужели он ... оно ... А если это логово отрыватели ... - снова подал голос Седой.

- Заткни свою глупую рот!!! - закричал Главный.

Всех настолько охватила слепая паника, никто не обратил внимания на сильный запах бензина в салоне автомобиля. И что задние двери были открыты, а замок - сломанный снаружи. Косом, который через них и прыгнул в машину, было не до таких мелочей.

Боксер, которого трясло, как в лихорадке, не мог справиться с зажиганием.

- Дай! .. - Главный вырвал у него ключи.

При этом его левая рука оперлась на спинку водительского кресла.

- Что это? - он поднес к глазам мокрую ладонь, пытаясь рассмотреть ее, и сразу почувствовал, что и сидит на чем-то мокром.

Пользуясь задержкой, Боксер вырвал у него ключи назад и наконец-то попал в замок зажигания.

... Вдруг костлявая узловатая рука пробила заднее стекло машины и чиркнула зажигалкой «Зиппо» ...

Только один Косой успел обернуться, чтобы на мгновение увидеть победно улыбающийся оскал.

Через секунду после того, как салон вспыхнул, машина заревела мотором и сорвалась с места, с визгом стирая об асфальт протекторы шин. Во внутреннем кармане пиджака объятого огнем Главного запищал никем не услышан сигнал мобильного телефона ...

Набрав ход, горящая машина через несколько метров врезалась в толстое дерево.

За три с половиной секунды ночную тишину нарушил мощный взрыв. Он выбросил из покореженной «машины» четыре горящие, как соломенные чучела, человеческие тела.

Отрыватели голов был уже далеко ...

раздел 2

Последний шанс Эксперта

Иностранцы, которые вторглись в его Приют не были особенно опасны.

Они - только слепые исполнители, жалкие марионетки, которые платят свои долги перед хозяином. За ниточки дергает Алекс - вот кто серьезная угроза. Он знал Германа, как никто другой. Он мог посылать людей снова и снова, чтобы разыскать своего бывшего друга и партнера. Допускать это было опасно, особенно, теперь - перед самым началом последней трансформации. Вмешательство людей уже и так возбудило ее естественный ход.

... Машина посланцев ярко горела на ночной улице; взрыв разбросал вокруг ее горящие останки.

С проблемой на имя «Алекс» пора было покончить.

* * *

Это должно произойти вот-вот ...

Независимых экспертов, уже болтался над пропастью «на волоске», было предоставлено первый и последний шанс использовать против «машины» свое тайное оружие - воспоминание о том короткий промежуток времени, когда двенадцатилетний Гера побывал в фотосалоне в 1980 году.

Он не знал, что именно может привести «машину» к разрушению, но это была единственная возможность. Последняя попытка.

Его бездействие за последние недели объяснялась тем, что «машина» стала слишком сильной и была способна парализовать любые его старания.

Но сейчас приближались новые изменения, и «машина» на время становилась уязвимой ...

Самое важное, чтобы у него хватило сил продержаться до нужного момента - другого шанса больше никогда не будет.

И тогда Я умрет ...

* * *

21 октября, 23:29

Бронированные двери прогнулись, но удар выдержали. И похоже, могли продержаться еще очень долго.

Отрыватели отклонился в сторону и врезался плечом в стену - справиться с кирпичной кладкой было проще и быстрее.

Теперь он быстро ослабевал. Завершающая трансформация могла начаться с минуты на минуту. Сила и скорость реакции снизились уже почти наполовину. Если бы люди Алекса задержались с приходом в Приют минут на тридцать-сорок ...

Четвертая переходная фаза (четвертый приступ) был словно холодная волна поднимается откуда снизу. Теперь надо поторопиться - только час назад он мог поднять планку реакции настолько, что человек, который изо всех сил бежит, представлялась ему просто огромным двуногим улиткой. Сейчас же даже собственные движения казались чрезвычайно медленными и вялыми.

После седьмого удара в стене образовался вертикальный брешь, сантиметров сорок в ширину, и отрыватели прорвался в квартиру Алекса.

Каким бы медленным он себе казался, его вторжения, с момента первого удара, заняло не более пяти секунд проход в кирпичной стене словно продолбил тяжелый скоростной молот.

Он сразу же убедился, что в квартире находится как минимум один человек - значит, Алекс здесь.

Отрыватели пересек большой холл, прошел прохладную гостиную, еще более холодную комнату ... Потом повернул и остановился перед теплыми дверью кабинета, - пожалуй, Алекс сейчас здесь. Хотя свет почему-то горел по всей квартире.

Он открыл дверь и вошел. Часть письменного стола и стул мерцали теплом, почти испарилось. Алекса не было. Монстр замер, пытаясь на слух определить местонахождение хозяина - за дыханием или сердцебиением. Однако близка трансформация сильно притупила остроту восприятия. Или Алекс находился далеко.

Отрыватели перешел в другой конец квартиры, где была спальня. Алекс прятался здесь: ручка двери совсем давно контактировала с чем-то более горячим, чем окружающая среда.

Три четкие, но невидимые для человеческого глаза следы вели к шкафу; на левой двери - те же выразительные теплые следы пальцев, а сами двери уже заметно нагревались изнутри, вырисовывая человеческий силуэт. Если бы не близкая трансформация, то он давно бы уже ...

Отрыватели открыл дверцу шкафа ...

Алексей, державший наготове «Беретту», дважды подряд спустил курок. Один за другим раздались выстрелы.

Выстрелить в третий раз Алекс не успел. Монстр выбил пистолет, сломав ему при этом запястья, а следующим движением выбросил Алекса из шкафа на середину комнаты. Тот сразу попытался встать на ноги, но замер, прижимая окровавленную руку к груди, и широко открытыми глазами смотрел на отрыватели.

- Тинадтонаполягавназуссстричи! ..

На перекошенное лицо Алекса появилось темное пятно холода.

- Невелихххкизминизаосссстаннийймисяць! .. - проскрежетал отрыватели, наступая. - Початокфинансовоххороку ... купароботы! ..

На ошарашенному лице Алекса отразилось понимание:

- Т-ты?!!

Проскреготившы еще что-то, монстр подался вперед и схватил его корявыми лапами за горло. Алекс отчаянно и безнадежно затрипався. Его ноги сантиметр за сантиметром отрывались от пола. На красном лице лихорадочно метались выпученные глаза; вены вздулись и напоминали жирных червей, которые беспокойно возятся под кожей.

В то же время движения отрыватели замедлялись с каждой секундой. Когда глаза Алекса начали закатываться, то неожиданно выпустил его, а сам, чтобы удержать равновесие, отступил на шаг.

Оказавшись на полу, Алекс закашлялся, прижимая к груди искалеченную руку. Но подняться не решался.

Комнату постепенно наполнял нарастающий пронзительный звук, вырывался из открытого рта отрыватели. Это напоминало визг циркулярной пилы. В Алекса с глаз полились слезы. Казалось, этот звук проникает до самых костей. Алекс сумел только отползти подальше от монстра, начал раскачиваться во все стороны, как выполняя ритуальный танец.

В этот невыносимый визг вдруг уклинилося нечто похожее на звонкое чавканье, и Алекс увидел, как в районе лодыжек чудовища начали появляться пульсирующие наросты. Они вытягивались на глазах, пока не достигли полуметровой длины и не стали похожи на гротескные петушиные шпоры.

Монстр обхватил скрюченными лапами заброшенную вверх голову и издал нереальный для живого существа крик. Вроде заскрипел само пространство от трения параллельных миров ...

Одновременно завопил и Алекс; с его ушей плеснула кровь, струясь на плечи, как два миниатюрные рубиновые водопады.

Три из четырех лампочек в люстре треснули, посылая вниз тысячи мелких осколков; стекло с ледяным скрипом дала извилистую трещину.

Воздух комнаты наполнилось едким запахом.

Процесс заключительной трансформации входил в полную силу.

И тут отрыватели голов увидел ...

... глазами двенадцатилетнего мальчика Геры старый фотосалон с типичным интерьером и фотокамерой, которая крепилась на треноге.

Выпуклая, как единственный глаз циклопа, линза была направлена ​​прямо на мальчика, и, казалось, что в ее бездонной глубине что-то выжидает удобного момента, чтобы вырваться наружу.

Плохое оно или хорошо, но это все равно очень тревожит Геру.

Фотограф, мужчина лет сорока, с лысиной, что делала его похожим на профессора, вынырнул из-под накидки и сказал:

- Если ты будешь сидеть с таким лицом, то лет через двадцать твои дети решат, что в этой стране было несчастливое детство, - он заговорщически подмигнул Гэри. - Ты можешь улыбнуться? - спросил фотограф. - Или хотя бы сделать вид, что улыбаешься?

Гера пожал плечами и растянул губы в вынужденной улыбке.

- Ну, не так мрачно, - оценил фотограф и снова нырнул под темную накидку.

- Да ... - донесся его голос к Геры. - не двигайся ...

На него снова смотрел стеклянный глаз объектива, черная зрачок которого вот-вот раскроется. И это вызвало у мальчика новые неприятные ощущения. Ему хотелось поскорее закончить съемку - как входишь с больным зубом в кабинет дантиста и мечтаешь о том, когда выйдешь наконец с готовой пломбой. Только фотографирования казалось еще хуже - может, из-за абсолютной неизвестность, которая таится в черной, как космос, глубине объектива. Контрастность подчеркивали лучи прожекторов, слепили глаза.

Даже искусственная улыбка долго не продержалась.

- Черт! - фотограф выпрямился, темная накидка одним концом легла ему на плечо. - Ну что это такое?

- Не знаю ... - пробормотал Гера, стараясь как можно меньше смотреть в объектив камеры. А может, - мелькнула мысль, - может, просто не смотреть, когда ... Но в том-то и дело: объектив как притягивал его взгляд с какой магнетической силой.

- А ты не боишься? - Гэри показалось, что взгляд фотографа стал особенно заинтересован.

- Не то чтобы ... - начал Гера и смутился.

Фотограф подошел к нему и присел на корточки возле стула.

- Кажется, будто там ... внутри линзы что-то скрывается, да? Что-то такое, как ... - мужчина не договорил.

Гера смотрел себе под ноги несколько секунд, а затем неохотно кивнул.

(Чего он с тобой нянчится и откуда ему известно о ...)

- И так всегда? Я имею в виду, когда фотографируешься.

- Кажется, да, - неуверенно ответил Гера и еще больше смутился.

И в то же время эта возможность была для него приятной неожиданной возможностью поделиться с кем-то своей проблемой, - фотограф оказался первым человеком в жизни, серьезно восприняла его ... как это? - фотофобия?

- Только сейчас ... - он запнулся и покраснел.

(Черт! Это будет выглядеть, как мне двенадцать лет, а пять)

- Что? - фотограф смотрел на него совсем серьезно и без малейшего намека на недоверие или насмешки. Словно действительно понимал, о чем речь.

- Этот фотоаппарат такой большой, и у него такой огромный объектив ...

Фотограф помолчал, рассматривая бледно-голубой квадрат за спиной мальчика, служившего фоном, а затем перевел взгляд на Геру.

- Вот что я тебе скажу, парень: похоже, ты Фьючер.

- А что это такое? - спросил Гера.

- не «что», а «кто». Фьючер - это люди, способные видеть будущее. И не только свое. Чаще всего это случается во время фотосъемки, в тот краткий миг, когда щелкает диафрагма объектива. Она похожа на зрачок глаза ...

Гера с удивлением смотрел на фотографа - то, что он говорил, было похоже на перевод какой-либо фантастического рассказа или просто вымысел, - может, этот разговор - для того, чтобы его успокоить и сделать хороший снимок?

- Я работаю фотографом уже более двадцати лет, - продолжал хозяин салона. - За это время через меня прошли, наверное, десятки тысяч людей. Но я встречал только двух настоящих Фьючер. Это очень редкие люди ... Кто знает, может, ты - третий.

- Правда? - недоверчиво спросил Гера. - И они ... ну, эти люди ... Фьючер ... что-то действительно видели?

Фотограф тихо рассмеялся.

- Видишь, среди Фьючер те, кто может что-либо вспомнить, случаются редко. Я их не встречал. Они просто видят и сразу же забывают. Некоторым потом могут сниться странные сны или появляться какие-то отрывочные воспоминания - это случается, когда будущее, так сказать, становится настоящим. Например, такой Фьючер может прийти письмо, а он неожиданно вспоминает, что в нем написано. Это как воспоминания о будущем.

- А почему они забывают? - Гера невольно взглянул на объектив большого старого фотоаппарата. Сейчас он не был ... опасным? Казалось, он заснул на время - и теперь вызвал только неприязнь.

Фотограф покачал головой:

- Мне это неизвестно.

- Ну, хорошо, - он поднялся на ноги. - Пора браться за дело, а то там, наверное, уже собралась очередь. Ты не передумал?

- Нет, - Гера вспомнил родителей: «Что за капризы, разве тебе не хочется, чтобы у тебя осталась память? Господи, да что с тобой?! Сфотографируйся хотя бы для нас ... »

Фотограф вернулся в свою камеру, а Гера застыл перед объективом и снова превратился в пионера-героя под прицелом фашистов - красный галстук только подчеркнул аналогию.

- Готов? - спросил фотограф, раз забравшись под черную накидку. - Вот сейчас мы и узнаем - Фьючер ты или нет.

Хотя в тот момент Гера не мог видеть лицо фотографа, ему показалось, что он зловеще оскалился, пряча лицо под черной вуалью камеры, словно злой колдун.

- Внимание! Сейчас вылетит ...

(Хе-хе, парень! .. сейчас у тебя несколько вылетит ... может, это будет даже объемная живая картинка твоей собственной смерти ... ТВОЕ БУДУЩЕЕ! .. ха-ха!)

Глаз фотообъектива начало открываться ... Шире ... Шире ... И невероятно медленно ... шире ...

Ккккккк! ..

Гера почувствовал, как его относит куда-то очень далеко ...

Ощущение пространства, времени и даже собственного тела растворилось в бестелесном НИГДЕ ... Но особенно поразила именно отсутствие времени - не чувствовать его течения, его существование ... Понять это по-настоящему можно было только здесь, где его просто не существовало ...

Темнота вдруг исчезла, и Гера увидел себя самого как в зеркальном отражении. Только тот, зеркальный мальчик - был настоящий, а он (Гера-то понял это сразу) смотрел на него с портрета.

Когда Гера-с-будущего, повесив изображение на стене, отошел в сторону, увидел свою комнату - Гера-в-портрете сразу отметил, что смотрел так, будто весь превратился в сплошное Глаз. Ему не надо было переводить точки зрения, он видел всю картину в целом.

Одна за другой перед ним пронеслись картины его будущего. Комната это была светлой, то погружалась в ночную тьму; появлялся он сам, заходили родители, друзья; летний пейзаж за окном менялся снежной зимой ...

... Вот он, прикрыв дверь комнаты, внимательно прислушивается к голосам папы и мамы, которые обедают на кухне. Вынимает из портфеля дневник и осторожно вырывает страницу, где красным учительским чернилами - просьба, чтобы его родители пришли в школу (строгий завуч неожиданно застал Геру в туалете с сигаретой). Он вырывает лист из дневника и, чтобы не оставлять никаких следов, вынимает из другой его половины еще одну страницу. Но это не все. Хитро улыбаясь, Гера достал из письменного стола совершенно чистый новый дневник - его он больше часа подбирал в канцелярском магазине перед началом учебного года, чтобы и цвет страниц и расположение дырочек от скрепок идеально совпадали с приметами рабочего дневника - вот теперь все в порядке ...

... Они с Алексом сидят на кровати и рассматривают помятый черно-белый журнал, который нашли под лавкой в ​​парке. Мальчишки обмениваются приглушенными репликами, хотя дома никого нет. Похоже, журнал самодельный, с очень некачественными фотографиями, зато на них изображены голые женщины с огромными, как арбузы, грудью. Женщины застыли в дерзких позах; некоторые совсем без одежды, некоторые в странном облегающем наряде из кожи, которое совсем не прикрывает интимных частей тела. Некоторые держат во рту или руках нечто похожее на банан, но именно, понять невозможно из-за низкого качества черно-белых фотографий. Алекс выражает свое предположение, и они начинают смеяться.

Именно «Алекс», потому что к нему уже давно прикрепилось это прозвище. Никто не знает откуда ... не помнит. Алекс тоже значительно старше, его волосы, когда-то очень светлое, теперь просто русые, черты лица потеряли детскую округлость.

Когда Алекс поднимается, чтобы идти домой, Гера просит оставить журнал в него на несколько дней. Алекс идет, возвращаются с работы родители, ужин ... Когда все, наконец, укладываются спать, Гера тихонько включает в комнате настольную лампу и получает спрятан журнал ...

* * *

Гэри - шестнадцать ...

Родители подарили ему конверт с поздравительной открыткой, в которую была вложена денежная купюра в двадцать пять рублей. Он сам должен решить, какой подарок себе сделать. Впервые в жизни ему дарили деньги.

И сегодняшний день более знаменательный другим - он получил паспорт. Правда, это событие было несколько припсована недавним посещением фотосалона, где ему пришлось заставить себя смотреть прямо в объектив камеры. К счастью, обошлось без эксцессов. За последние годы он впервые фотографировался по-настоящему. Раньше, когда в школьном классе делали коллективное фото, он или находил повод уйти домой, или просто закрывал глаза. Тяжелые отношения с фотокамерами и даже с обычными линзами для Геры так и остались неразгаданными. Он ничего не помнил из того, что двенадцатилетний Гера-в-портрете видел здесь и сейчас, и мог поклясться чем угодно, что никогда не слышал слова «Фьючер».

* * *

Гера в Риге ...

Почти всю неделю комната оставалась пустой. Изредка, чтобы вытереть пыль или полить цветы, заходила мама.

Она старела (наверное, там и потом он не уловит разницы): под глазами уже были очертания темных мешков, морщин почти не прибавилось, но теперь они углубились и больше бросались в глаза. Пока он так торопил время, мечтая поскорее вырасти и стать взрослым, то - словно требуя за это платы - был беспощадным к его маме.

Перед тем, как выйти из комнаты, мама бросила странный пристальный взгляд на портрет. Не такой, каким обычно матери смотрят на фотографии своих детей. Она как пыталась рассмотреть что-то за ним, как человек, внезапно чувствует, что за ней наблюдают.

Этот взгляд был хорошо знаком Гэри-в-портрете - именно так часто смотрел на него он сам, особенно после прошлого лета. Тогда за одну неделю у него было две яркие галлюцинации: обе связаны с загадочным сухим чудовищем ...

Гера-в-портрете еще не понимал, чем вызваны эти кошмары. Зато голос в его голове нашептывал, что часть тебя уже знает ... Его взгляд тогда останавливался на портрете, словно намекая на какой-то не очень четкий, но все же существующий связь. И шло время, и это случалось все реже. А уже перед самой поездкой в ​​Ригу Гера порой и вообще не замечал своего изображения.

И вот вдруг комната впервые исчезла, точнее, возникло другое помещение.

Это было купе пассажирского поезда, в котором Гера возвращался из Риги домой. Но с первого взгляда было понятно даже двенадцатилетнем мальчике, не то, в котором Гера должен ехать. Потому что это было купе проводника. Завалено одеялами, с раковиной для мытья стаканов ...

Раздет Гера лежал на нижней полке, а на нем сидела голая женщина - очень высокая и очень мускулистая (как показалось Гэри-в-портрете). На полу у полки валялся одежда: его и ее.

Было сразу понятно, чем они занимаются. Это имело много названий, и двенадцатилетний Гера часто думал, почему одни считаются приличными, другие - не очень, а третьи можно было произносить вслух только в компании близких друзей, - если все они означают одно и то же?

Сначала оба они просто целовались, причем Гера - очень скованно и неуклюже - как, наверное, все юные и неопытные любовники. Чего совсем нельзя было сказать о проводницу. Она при этом старалась быть снисходительной и терпеливой, как с ребенком, делает первые шаги.

Все произошло быстро и просто, он и не заметил, как уже оказался голым в ее купе.

Внутренне Гера еще мусолил мысленно ее откровенный вопрос, поставленный бы между прочим, когда он пришел попросить сахара к чаю. Она спросила: «Парень, мне кажется, ты еще девственник, га-а-а?» А когда он оторопел с протянутой к цукернички рукой, она рассмеялась, как после удачной шутки. Но вдруг совсем серьезно добавила: «Мы могли бы это исправить».

Гера пришел к выводу, что в реальной жизни все так и должно происходить.

Когда волна мальчишеской смущения стала уступать место страсти, он даже попытался взять инициативу в свои руки.

Именно тогда и началось самое ужасное ...

Первый раз она укусила его не сильно. Гера почти не обратил на это внимания. А когда в голове уже забил тревожный звон и он понял, что происходит что-то не то ... то попытался вырваться из-под нее.

Она укусила его снова ... снова ... и снова. Он вырывался уже изо всех сил, но безрезультатно, - проводница оказалась намного сильнее. Паук схватил жертву и не собирался выпускать ...

Когда он хотел закричать, она просто заткнула ему рот своими смятыми трусиками. И он просто беззвучно плакал ... Не от боли, а от унижения и беспомощности. Вскоре его тело покрылись множеством лилово-красных следов от укусов ...

Для шестнадцатилетнего Геры этот ужас длился невероятно долго. Чудовище, сидело на нем, успело несколько раз перевоплотиться: в огромную дикую обезьяну, в вампира, у голодного тигра, и даже ... Но для двенадцатилетнего Геры-в-портрете это длилось, может, две с половиной минуты, если бы там существовал время.

Когда все закончилось (для нее, но, конечно, не для Геры - для него все теперь только начиналось), женщина хрипло рассмеялась, и этот смех еще очень долго преследовал Геру в мучительных навязчивых воспоминаниях. Затем она отпустила его и начала обыденно одеваться.

«И запомни, котик, - сказала она мягким голосом, пока он, пряча глаза, натягивал на себя одежду, - если кому-то расскажешь, я заявлю, что это ТЫ пытался меня изнасиловать, а я защищалась. Как ты думаешь, кому из нас поверят, га-аа? - она ​​хихикнула. - Будь вежливым мальчиком », - и поцеловала его в щеку. Гера едва не упал, запутавшись в собственных штанах ...

Гера-в-портрете не увидел, как тот Гера провел ночь, как ожидал минуты, когда поезд остановится на последней станции, как прятался в своем купе, боясь столкнуться с ней, вздрагивал при каждом открывании дверей другими пассажирами ... - потому что перед ним снова была только его комната.

На следующее утро шестнадцатилетний Гера вернулся.

В тот же день над его письменным столом исчез большой цветной календарь со смуглой красавицей в купальнике ...

Гера заканчивает школу ...

Вступает в институт ...

Иногда (уже после случая в поезде) в Геры-в-портрете возникает впечатление, что его протягивает через грязные и темные закоулки жизни, которые он только должен пройти ...

Окончание института ...

Женщины снова интересуют его, но ...

Родители, особенно папа, выглядят уже старыми. Не совсем древние, конечно, но годы берут свое.

Сразу после окончания института он устраивается на работу.

Герман - взрослый человек ...

С девяносто шестого года начались события, которые внесли большие изменения в его жизни. Две из них произошли почти одновременно: они с Алексом основали собственную страховую компанию и его родители эмигрировали в Канаду. Он теперь живет один. Его комната преимущественно пустует.

Он переезжает в большую новую квартиру ...

Портрет теперь висит в просторной, светлой, красивой, дорого меблированной комнате.

Герман много работает, часто ездит в командировки, основную часть свободного времени проводит дома, слушая музыку, читая или смотря телевизор; иногда у него гостит Алекс с женой, но, похоже, их дружба давно осталась в прошлом ...

Начало марта девяносто восьмого года ...

Герман возвращается домой из служебной командировки в ужасном состоянии. В конце следующего дня его забирает «скорая». Острый перитонит. Врачам едва удается его спасти ...

Именно тогда Гера-в-портрете увидел больше. Гостиная удалилась, как когда-то его детская комната, и возникло больничную помещения. Это случилось ночью, на вторые сутки пребывания Германа в больнице.

Он лежал на кушетке в процедурном кабинете. Ему делали переливание крови под присмотром и с непосредственным участием высокого худощавого врача. Тот был его донором. Врача звали Феликс Лозинский. Хирург лежал на соседней кушетке и внимательно следил за проведением процедуры. Он был единственным донором для Германа. У него было лицо крайне уставшей и изможденной человека. Правая рука Лозинского, согнутая в локте, лежала на груди; засученными рукавами халата был поплямлений кровью.

Герман оставался без сознания. Выглядел ужасно. Когда переливания было завершено, ему поставили капельницу ...

Врач (Лозинский в тот момент дежурил в отделении) распорядился не тревожить пациента и перевезти в палату интенсивной терапии позже. Затем отпустил обоих медсестер, сказав, что присмотрит за Германом, тем более в ближайшие несколько часов это максимум, что он может сделать. Вмешиваться Лозинский приказал только в крайнем случае.

Через минуту они остались одни. В процедурном кабинете, как и раньше, горел яркий свет. Тишину нарушало только дыхание двух мужчин.

Но они недолго оставались сами, хотя дверь не открывалась ни разу.

В процедурном кабинете возник маленький врач, кругленький и розовощекий, очень похож на доброго доктора Айболита. И еще одна фигура - гораздо крупнее, чем-то напоминала санитара. Лицо санитара было плоское, как нарисовано, долгое расстегнутый халат (поскольку на нем не было пуговиц), открывал мощные безволосые грудь и мускулистый живот.

Неожиданные посетители напоминали движущиеся фигурки, созданные дыма.

Маленький доктор, похожий на Айболита (в двенадцатилетнего Геры почему-то возникла уверенность, что его стоит называть Ай-Болит), подошел к спящему Лозинского и заговорил. Голос у него был приятный.

«Ты, наверное, не очень обрадовался бы нашей встречи, Феликс, если бы мог знать, - мягко произнес Ай-Болит, - если бы ... - он захихикал, - ... ты знал обо всех наших встречах. Но сейчас ты снова можешь мне сделать одну маленькую услугу. Я согласен и на такое сотрудничество ... коллега, - он снова хихикнув и вытащил из кармана своего белого аккуратно халата что-то похожее на шприц с длинной иглой. Внутри была какая-то скользкая темно-серая субстанция (хотя это и находилось внутри шприца, в Геры возникло ощущение чего именно скользкого). - Это мой малыш. Я очень долго работал над ним, и для меня очень важно, чтобы ты, Феликс, все выполнил правильно. Я полагаюсь на тебя. Может, когда я вознагражу тебя, если ты пожелаешь ... если прекратишь упираться ... »

Затем он заключил странный шприц в руку Лозинского и дал короткие четкие указания.

Сначала Гера подумал, что шприц вывалится из безвластной ладони спящего хирурга на пол, но рука врача сжалась, и он начал вставать с кушетки. Его глаза по-прежнему оставались закрытыми. Зрелище было не из приятных.

Врач подошел к Герману. Воткнул иглу шприца в переходную резиновую трубку капельницы, соединенную с рукой Германа, и ввел содержимое шприца. При этом он все выполнял так, как прекрасно видел с закрытыми глазами. Хотя движениями напоминал медленного осторожного работа.

«Прекрасно, молодец, Феликс - похвалил доволен Ай-Болит и забрал назад свое пустой шприц, когда Лозинский закончил и снова лег на кушетку в той же позе, словно никуда и не вставал. - Очень хорошо, Феликс, это тебе обязательно зачтется, и ... я не прощаюсь ».

Затем, улыбаясь, маленький врач подошел к Герману.

«До встречи через полтора года», - его глаза, словно в мертвой куклы, ярко блеснули. Хотя он и улыбался, его глаза оставались совсем мертвыми.

Но равнодушными.

«Как тебе сегодня наш Феликс? - Ай-Болит обернулся к огромному санитара, что возвышался над ним, как статуя. - Правда, он может быть лапочкой? »

Санитар громко захохотал, как худший в мире актер, очень долго готовился к этому моменту.

Через три недели Герман вернулся домой ...

Он снова принялся за работу, и жизнь пошла привычным руслом.

Однако Гера-в-портрете хорошо запомнил дату, которую назвал таинственный маленький врач ...

Полтора года.

Ровно через полтора года оно отмерили свой срок ...

Все началось ночью, когда к Герману пришел во сне Ай-Болит (если это было сном). Его визит был коротким, маленький розовощекий врач сказал только три фразы:

«Наш маленький дружок уже заждался, и ты должен ему немного помочь, Геро. Сделай тест. Ему нужно, чтобы ты знал о нем ».

Утром Герман проснулся с внезапной (и совершенно абсурдной) уверенностью, что ему необходимо пройти анонимный тест на ВИЧ ...

В течение двух следующих месяцев Гера-в-портрете наблюдал, как Герман взрослый, уверен, что инфицирован смертельным вирусом, лихорадочно пытался найти ответы на вопрос: КАК и КОГДА.

Иногда он даже разговаривал по несколько часов сам с собой, точнее, с ним - Герой-в-портрете, словно понимая, что ...

И Гэри иногда казалось, что он ему отвечает ...

... А потом начался кошмар.

Гера увидел, как ...

... КККККККК-Ц! ..

... и все забыл.

... Этот ослепительная вспышка-воспоминание пронесся в мозгу отрыватели за какую-то долю секунды.

Но тем сильнее был удар ...

Потому что «машина» увидела свое собственное лицо чужими глазами и это нарушило какую-то шаткое внутреннее равновесие; или потому что внезапный взрыв воспоминаний разорвал жизненно важные связи; или по какой другой причине - но расчет Независимого Эксперта оправдался - «машина» ... дала Трещину!

Монстр оборвал резонирующий, как само пространство, крик, будучи уже на девяносто девять процентов отрыватели и на один процент пробуждаясь Германом.

Процесс заключительной трансформации, в ближайшие минуты должна была поставить последнюю точку в его преобразовании, сначала замедлился, а затем и вообще прекратился.

Заостренные костные отрасти на ногах, похожие на гротескные петушиные шпоры, немного втягнися назад, но остались торчать уродливым атавизмом. Голубоватый иней начал быстро таять вокруг стоп отрыватели по краям кругу и собираться на паркете в маленькие блестящие лужицы. Люстра слегка покачивалась, и комната казалась полной теней и призраков.

Алекс до сих пор сидел на полу и упершись затылком в стену, истерически хохотал, пуская из уголков рта до самого подбородка потоки слюны. Его лицо пылало огнем безумия.

Откуда с улицы доносилось вой милицейских сирен, которые приближались. Похоже, их вызвал кто-то из напуганных соседей.

Впервые за свою короткую жизнь отрыватели почувствовал дыхание близкой катастрофы.

И отступил.

Он выпрыгнул на улицу просто из окна спальни Алекса с высоты четвертого этажа, желая только одного - поскорее спрятаться в своем Убежища.

Глава 3

явление

Эти четверо сразу вызвали у него неприязнь. Как он интуитивно понял, что они появились, чтобы посягнуть на его тайну.

Когда у знакомых окнах выключилось свет, бомж почувствовал боль - она ​​не любила света. С тех пор, как он наблюдал за окнами ее Убежища, там всегда было темно.

А теперь пришли эти люди ...

Они приехали вчетвером на дорогой иномарке, которую самоуверенно оставили напротив подъезда. Двое несли большие спортивные сумки. Это его насторожило.

Когда через минуту в окнах загорелся свет, он не сомневался ни на секунду, что это именно они проникли в Убежище.

Первым его порывом было броситься из подвала туда, чтобы не дать им причинить ей зло, защитить тайну - разве не для этого он сейчас здесь, пройдя трудный и долгий путь? ..

Но что-то удержало его на месте, приказав бесплотным, но властным голосом, что его вмешательство потребуется позже, и он должен быть готов.

Он должен дождаться своего выхода.

К его ногам подбежала продолговатая серая тень и потерлась боком, требуя кормления. Он уже больше десяти дней забывал о нем заботиться, и Крысенок, не приучен добывать пищу самостоятельно, заметно похудел. Бомж раздраженно оттолкнул ногой назойливую животное и снова пришелся к маленькому квадратного окошка.

Он засиял от радости и взорвался торжествующим смехом, когда увидел как она перехитрила их и заманила в ловушку! ..

Когда машина загорелась изнутри, а потом набрала скорость и взорвалась, врезавшись в дерево, его смех перешел в сумасшедший хохот. Самого взрыва он не мог видеть, зато пламя высветило на мгновение из темноты стремительную сухую фигуру, которая быстро удалялась ...

Сейчас его тайны ничего не угрожало. Но он чувствовал, что вскоре случится еще что-то очень важное - и для тайны, которой он служил, и для него.

* * *

22 октября, 1:04

Отрыватели-Герман провел уже около получаса за кустами напротив своего дома. Пожарные давно закончили работу и поехали, но служба безопасности еще опрашивала свидетелей - хотя очевидцев происшествия самом деле не было. В лучшем случае рассказывали что-то те, кто выглянул в окно находился на улице только после взрыва неизвестной машины.

Еще минут через десять поехал труповоз из городского морга, увозя сгоревшие останки четырех человек, отскоблят из салона и тщательно собрали в радиусе двадцати метров от эпицентра взрыва. Патологоанатомов теперь ждала кропотливая работа, чтобы выяснить единственный вопрос: кто это? Последними, наконец, забрались представители всех служб. Существо, была уже наполовину отрыватели, цеплялась за остатки основы, быстро разрушалась. То, что было наполовину Германом, еще ничего не способным осознать, продолжало оставаться в укрытии.

У дома толпились жители, которые обсуждали событие, не столько всех напугала, сколько внесла разнообразие в серое будничную жизнь - сегодня они косвенно оказались причастными к тому, о чем завтра будут передавать в новостях и писать газеты.

Большое скопление народа и десятки окон светились, отбирали возможность возвращения в Убежище через окно или, тем более, через подъезд. Казалось, это будет продолжаться всю ночь.

Часть сознания, которую отрыватели еще контролировал, изо всех сил пыталась сохранить хрупкое равновесие между черной пропастью разрушения и безумием. Приют был совсем близко, он манил, обещая защиту и спокойствие. Там было безопасно, там ... Но решиться сейчас на вылазку означало открыть себя перед десятками глаз, и тогда уже никогда не найти покоя, даже в Приюте.

Он погибал. Он словно летел в черный колодец без дна с постепенно угасающей светлой точкой где-то там далеко вверху ...

Когда в ближайших домах погасла большинство окон, а на улице оставалось с десяток жителей, он приготовился покинуть свое укрытие. Голос близкого Убежища становился все закличнишим, и уже почти невозможно было сопротивляться ...

Он уже поднялся с земли, намереваясь добраться наконец до заветного Убежища ... и вдруг его ослепило то невыносимо яркое ... Оно бросило его на землю и через мгновение скрутило жестоким пульсирующим спазмом и абсолютной невесомостью. Он мучился под прессом удивительных перегрузок, давили ... швыряли ... разрывали на мелкие куски ... выворачивали мышцы и суставы ... Это напоминало агонию. Отрыватели умирал ...

Я пробуждалось.

Вдруг над ним раздался испуганный детский голос:

- Мама! .. Здесь страшный бука! Ма-моооо! ..

Мальчик лет пяти бежал в маленькой группки людей, которые еще не разошлись.

- Мааа! .. Вон там! ..

Подбежав к матери, он схватился за ее руку и, продолжая кричать, указывал в сторону кустов. Но женщина только бросила короткий взгляд на заросли и ударила сына по мягкому месту, вычитав за то, что он отошел далеко без ее разрешения. Получив нагоняй, мальчишка разревелся еще громче, и женщина потащила его домой. Почему это побудило забраться быстрее и других.

* * *

22 октября, 1:43

Впервые он увидел ее так близко после всех тех ночей, проведенных в многочасовом ожидании у крошечного подвального окошка. Увидел и даже прикоснулся к ней ... К нему.

Он был ужасный и прекрасный, как ничто в мире!

В следующее мгновение он вдруг осознал, что тайна умирает ... Понял той невероятно длинную момент, когда его рука тянулась к нему, чтобы прикоснуться ... Но даже это не могло уничтожить трепетной всепоглощающей эйфории. Ее близкая смерть - это не было главным. Как и то, что он уже не мог вспомнить своего имени.

Он нужен ей - вот что было.

Он должен отнести его в Приют - решение пришло само собой, просто и понятно.

... он нужен ...

... в Приют ...

Сначала он попытался нести тело на руках. Но для него, крайне истощенного, это было непосильной задачей - с таким же успехом он мог пробовать поднять собственную тень.

После минуты колебаний он поднял верхнюю часть туловища и, захватив голову руками, потянул ...

Путь от кустов к дому был тяжелым и медленным. Сантиметр за сантиметром он тянул тело сначала по мокрой земле, покрытой тусклой осенней травой, потом по асфальтированной дороге. Он двигался один-два метра, несколько секунд отдыхал и снова продолжал ползти, изо всех сил упираясь в землю. Труднее всего было перебраться через бордюр тротуара перед подъездом.

Достигнув, наконец, подъезда, он сел на порог у входа, чтобы отдохнуть. Его вовсе не тревожила мысль, что их может кто-то увидеть. Впрочем, мысли у него вообще отсутствовали. Была только цель - достичь Убежища.

Большая часть пути уже была позади, но начиналось самое трудное - подъем по лестнице.

Это заняло почти четверть часа и весь скудный остаток его сил.

Остановившись перед дверью Убежища, бомж, не задумываясь, повернул ручку и открыл их, так, словно знал, что дверь на замок не закрыты. Он просто шел к цели, как лунатик.

Когда он со своей ношей был уже в квартире, сквозняк закрыл с грохотом входные двери, как невидимый вратарь Убежища. Доволикшы тело в гостиную, бомж упал прямо на пол рядом с ним.

Он дошел до цели ...

* * *

22 октября, 3:31

Игорь заставил себя открыть глаза. Казалось, что веки склеены: только не клеем, а запекшейся кровью. Он увидел врача, который склонился над ним и осматривал его голову. Заметив, что Игорь пришел в себя, врач сделал успокаивающий жест, чтобы он не двигался. Игорь кивнул в ответ.

Боль в правой передней части головы был очень сильным. Он скосил в сторону глаза и понял, что до сих пор находится в той же незнакомой квартире, только уже в коридоре, где потерял сознание. За спиной врача «скорой помощи» двое санитаров с молчаливой небрежностью готовили носилки.

Пока врач обрабатывал на голове рану, Игорь пытался вспомнить, как он оказался в прошлый раз в этой квартире, потому что совершенно не понимал, где находится.

Он лежал на полу, и перед ним с какой-то полированной поверхности отражалось незнакомое бородатое лицо с длинным запутанным волосами, приходило в глаза ... Он едва узнал себя. Игорь чувствовал себя так, будто не только долго голодал, но и много дней подряд занимался каторжной работой. Все тело ныло, измученный желудок отзывался острой болью, как там устроило гнездо семейство прожорливых паразитов.

Он увидел, что находится в большой меблированной комнате. Машинально Игорь отметил сильный запах бензина, смешанный с чем-то кисловато-кисловато-кисловато-резким.

Он был настолько растерян, не сразу заметил еще кое-что. В полуметре от себя. Что-то, похожее на мумию. И в какой-то момент ему даже вспомнилось ...

Но головокружение заставило его снова прижаться к полу, и то, что было уже готово вырваться из тайников памяти, исчезло.

Он пролежал неопределенное время, когда вдруг к его затуманенной сознания дошло, что мумия шевелится ...

Ее движения напоминали конвульсии.

Он собирался встать на ноги, иначе ему пришлось бы буквально перелезать через эту жуткую существо, дергалась. И тогда глаза мумии открылись. Несколько мгновений они смотрели друг на друга ... а потом высушенная животное попыталась его схватить. Он мог поклясться чем угодно - она ​​хотела убить его!

Но, похоже, она умирала. Потому что рука, похожая на ветку засохшего дерева, промахнувшись, мелькнула у его головы и содрала кожу от середины лба к правому уху. Как по его черепе прошелся напильник. От шока он почти не чувствовал боли. Это даже придало силы: Игорь вскочил одним рывком на ноги и перепрыгнул через животное.

Кровь залила правый глаз и половину лица, но, казалось, его мозг заработал в несколько раз быстрее. Он мгновенно сориентировался, в каком направлении нужно двигаться, отметил каждую необходимую для отступления деталь и даже успел прикинуть длину телефонного шнура, который захватил по дороге. Затем Игорь выскочил из комнаты и захлопнул за собой дверь, оказавшись в коридоре.

Там он сел на пол - председатель неистово вертелась, - и подпер спиной дверь гостиной. К счастью, они открывались наружу. Это давало больше шансов их удержать в случае необходимости. Телефон он поставил себе на колени; теперь надо было набрать номер - очень простой, только из двух цифр. Если бы он попытался снова встать на ноги, чтобы убежать из квартиры, то просто потерял сознание бы.

Оставалось только набрать номер «скорой помощи» и успеть попросить их приехать раньше, чем его окончательно покинут силы. Руки тряслись от напряжения и слабости, он долго не мог вернуть диск на длинном нули и умолял, чтобы линия оказалась свободной с первого раза.

Непрерывный звон в ушах усиливался с каждой секундой, но он четко слышал, как животное в комнате ползет по полу, приближаясь с обратной стороны двери.

Затем на двери обрушился удар ... второй ... третий ...

Но они были не сильные и вскоре перешли в частое царапанье, что из гостиной пытались выбраться три дюжины бешеных котов.

Ему, наконец, удалось набрать эти две цифры ...

И больше ничего Игорь не помнил.

Врач обработал рану, сделал укол в руку и спросил, как он себя чувствует. Игорь был настолько ослабленным, что сумел лишь беззвучно, как рыба, открыть рот и моргнуть глазами. Врач кивнул и жестом приказал ему не напрягаться. Затем помог санитарам осторожно переложить Игоря на носилки.

Он понял, что может вот-вот отключиться, но с неприязнью успел отметить небрежность санитаров: его выносили ногами вперед. Впрочем, эта часть коридора была слишком тесной, чтобы развернуться.

К тому же существовали и другие вещи ...

- Там ... - прошептал Игорь, указывая врачу глазами на дверь гостиной, которые все время оставались закрытыми.

Когда санитары вынесли его из квартиры на лестничную площадку, он слышал, как врач открывает те двери. Затем его веки стали слишком тяжелыми, чтобы оглядываться, а шаги санитаров слишком громкими, чтобы услышать, что происходит в квартире, из которой он удалялся.

Он снова открыл глаза, уже на улице; санитары подносили его к машине. Прохладный осенний ветер нежно и успокаивающе коснулся его раненой головы. До того, как его носилки поместили в салон, Игоря удивил надпись на машине. «Не скорая медицинская помощь», а ... ДОБРА ПОМОЩЬ.

- Что это? - Добрый Доктор склонился над Германом. В его голосе смешались ярость и глубокое разочарование.

Когда он застал в Приюте того самозваного стража тайны (или как он там себя называл?), То сразу понял, что дело в период последней трансформации пошли вопреки ожидаемому.

Но он совсем не был готов к тому, что все настолько плохо.

Кожа Германа уже потрескалась, как окаменевшая пустынная земля, весь пол вокруг был усыпан серовато-белым костным порошком, как мукой - «шпоры» исчезли.

- Это невозможно! - яростно просипел тот, кто был хорошим врачом. Его взгляд лихорадочно метался по комнате, словно пытаясь найти объяснение.

И, наконец, остановился на стене, где висел портрет двенадцатилетнего Геры.

Глаза Доброго Доктора сузились в две холодные темные щели:

- Вот оно что ... - его рука метнулась в карман халата и, сжимая огромный скальпель, зависла над Германом.

- Ах ты, плохой Фьючер! ..

Скальпель был уже готов окунуться в шею Германа, но рука Доброго Доктора неожиданно расслабилась.

- Но мы не будем торопиться ...

Уходя, Добрый Доктор сполосував своим любимым инструментом портрет на стене.

Фотобумага через минуту на краях порезов обуглился.

Эпилог

Герман уже часа три беспокойно сновал по квартире, пытаясь поймать мысль, все утро не давала ему покоя. Ему казалось, что он собирался что-то сделать, но ... что? Словно пытался вспомнить себя из прошлого - близкого прошлого - возможно, даже с того периода в несколько месяцев, которые прошли с его жизнь и о которых он совсем ничего не помнил.

Последний воспоминание принадлежал к началу лета. Проснувшись раньше обычного, он собирался посетить какой-то пункт для проведения специального теста. Но почему? Подозревал, что серьезно болен? Или ... Дальше - сплошная неизвестность.

Он знал только то, что двадцать четвёртого октября (через столько времени!) Его случайно нашел дома работник сантехнической службы, проводивший плановый осмотр участка. Герман не подавал признаков жизни и находился в состоянии физического истощения. Врачи так и не смогли прийти к единому мнению, что именно с ним случилось. Единственной более или менее правдоподобной версии было то, что он пережил какой-то стресс, который повлиял на его сознание, привел Германа к неконтролируемому состояния и, возможно, к полной амнезии на тот период. В результате, он практически все время провел у себя дома, медленно умирая от истощения. На языке медиков все это звучало иначе: с массой всевозможных специфических терминов. Ни серьезных физиологических изменений, ни признаков какой-либо болезни, способной погрузить Германа в подобное положение, у него не было обнаружено.

Вчера он выписался из больницы, где пролежал около полутора месяцев. Врач рекомендовал ему задержаться еще на месяц, но он не мог стерпеть вида белых халатов.

Слишком много было с ними связано чего-то такого, что Герман до конца не сумел бы объяснить даже самому себе.

Подкуривая сигарету, он остановился посреди гостиной. Он уже проходил здесь сегодня не менее двадцати раз. Со стены, где раньше висел портрет двенадцатилетнего бойскаута, на него теперь смотрела картина, изображавшая ночной город с высоты птичьего полета (или крыши высотного дома). Он нашел ее вчера вечером за вешалкой в ​​коридоре и повесил на место испорченного портрета.

С первого взгляда на картину в Германа возникло странное ощущение, что он уже когда-то видел этот пейзаж и даже знал название картины, которую ей дал сам художник, хотя полотно не была подписано, - «Город Ночи». По мысли он так ее и окрестил.

Откуда появилась эта картина в его квартире, Герман и не подозревал. Похоже, он все-таки оставлял квартиру в период своего беспамятства - об этом свидетельствовали вещи, которые он нашел, вернувшись из больницы; а несколько наоборот - исчезло.

Самому Богу было известно, куда Герман мог идти и что с ним происходило ...

Что-то опять неспокойно завовтузилось в его памяти. Герман сел на край дивана, глядя в окно: на улице падал густой, пушистый снег - «небесная вата» - как говорил его дед.

Алекс сейчас находился в психиатрической больнице и, судя по словам его жены, с которой Герман недавно говорил по телефону, вероятно, навсегда.

Теперь она будет партнером Германа в бизнесе. Также она интересовалась, не хотел бы он продать ей свою долю в компании. Герман без лукавства ответил, что подумает над этим.

Он так и не понял, была Анжела поражена крахом семьи или наоборот - восприняла ход событий как возможность начать новую жизнь. Впрочем, ее тактика говорила сама за себя.

Узнав об Алексе (интересно, кто оберегал его от этих новостей в течение шести недель, которые он пролежал в больнице?), Он на самом деле осознал, сколько всего случилось за время его отсутствия. Еще такого, о чем Герману трудно было думать.

Также поражала появление в городе неуловимого кровавого маньяка, который лишил жизни 137 человек (среди жертв были и те, кого Герман знал лично - его соседка Лиза и сторож с автостоянки Сева), который исчез перед возвращением Германа.

Кстати, говорили, что Алекс сошел с ума именно из-за отрыватели голов. Но каким-то чудом уцелел. Анжела вспоминала, что у него нашли пистолет, из которого он дважды стрелял и, вероятно, это спасло ему жизнь.

И еще: кто теперь даже приписывал Алексу заслугу в исчезновении отрыватели - с той ночи убийства прекратились. Бытовало мнение, что перед тем, как скрыться, он был смертельно ранен Алексом.

Герману не хотелось обо всем этом думать. Ни сейчас, ни когда-либо вообще.

Его взгляд остановился на телефоне, и то, что не давало ему покоя все утро, наконец оформилось в конкретную мысль.

«Ведь сегодня выходной, правда?»

Герман снял трубку и набрал номер.

- Алло! - Его голос звучал спокойно и уверенно. - Карина?

* * *

Через полгода.

В маленькую темную каморку, в подвале жилого дома, когда обустроенную одиноким бомжом, переваливаясь, зашла безшия фигура.

- Амодей! ..