Донор для покойника

Борис Левандовский

Страшной болезнью XX века считают СПИД. А знаете ли вы, что существует болезнь, на молекулярном уровне похожа на СПИД, но на самом деле гораздо страшнее? Не поверите, но это правда. Ее обнаружил и подробно описал врач-любитель из Львова Борис Левандовский. Симптомами этой болезни являются постепенное превращение человека в существо, стремящееся убивать. И не просто убивать, а разрывать свои жертвы на куски. На последнем этапе заболевания происходит ... Собственно, прочитаете об этом в книге. Но будьте внимательны, болезнь может перерасти в эпидемию.


Борис Левандовский

Донор для покойника


Пролог

Когда результат анонимного теста оказался положительным, Герман первой минуты не почувствовал ничего, как был к этому готов. Ни страха, ни паники.

Все получилось ужасно глупо, начиная от самого замысла сделать этот анализ. У него не было (и не могло быть!) Причин подозревать, что он подхватил что-то подобное. Просто в один прекрасный день (как правило, именно в такие прекрасные дни и начинаются особенно БОЛЬШИЕ неприятности) что-то стрельнуло в голову. Возможно, очередной порыв лишний раз убедиться в том, в чем абсолютно уверен.

И только через неделю, когда повторный анализ подтвердил положительную реакцию, Герман вдруг почувствовал, что мир для него перевернулся, мелькая черепашьими лапками ...

* * *

Вернувшись с результатом второго теста, Герман осмотрел пристальным взглядом свою холостяцкую пристанище, которым последние два года ему служила просторная пятикомнатная квартира; она, в полном смысле, не только намекала, но и заявляла во весь голос любому посетителю о социальном, финансовом и другое благополучия своего владельца. Как на каждой стене красовалось аршинными буквами рельефное лозунг-утверждение: «ДА ЖИВУТ преуспевающий бизнесмен»

Однако первая попавшаяся минимально знакомый женщина уже через секунду почувствовала бы среди этого праздника материальных благ скрытую не так уж и глубоко простую истину: здешний хозяин самом деле очень далек от личного благополучия. Казалось, эта истина витала в самой атмосфере дорогих и со вкусом меблированных комнат, тихо шептала из темных углов поздними вечерами и смотрела на вас вашим же мрачным взглядом из всех зеркал в доме. То единственное неблагополучия, способно лишить смысла все остальное.

Одиночество.

Как старая хроническая болезнь с привычными симптомами, как легкий слой пыли, сводит на нет блеск любой роскоши и заставляет внести небольшую, но существенную поправку в лозунг-призрак на стенах:

«Так живут ОДИНОКИ преуспевающие бизнесмены».

Взгляд Германа бродил по квартире в поисках особых (и только теперь заметных) метаморфоз в обстановке, ее деталях.

А почему, собственно, то должно было измениться? - саркастически заметил крошечный наблюдатель в его голове - Независимый Эксперт - та грань нашего сознания, зачастую выводит нас из себя.

Правильно, вирус гнездился в нем и вчера, и неделю назад (здесь несчастлив тест не играл, конечно же, никакой роковой роли), и, возможно, живет в его организме уже не первый год. Просто он не знал. До сегодня. Циничная, но неприступная логика. Однако Герман усилием воли заставил заткнуться мерзкий голос Независимого Эксперта 3 Всех Вопросов, медленно прошел в гостиную и остановился посреди комнаты.

Его взгляд продолжал искать.

«Может, вы знали? - мысленно обратился он к вещам. - Знали и ... »

«Это глупо! ..» - пискляво встрял Независимый Эксперт, и сам Герман сразу бросил его в темный и глубокий подвал подсознания. Теперь он, кажется, отцепился надолго.

«... и молчали ...»

Кстати таили ответ в волнующей воображение немой тишине.

Хотя ... Кто сверлил Германа насмешливым взглядом со стены. Откуда слева. Он обернулся и увидел собственный фотопортрет, сделанный еще в школьные годы. Мальчик, казалось, скривил губы в лукавой улыбке:

«А я с самого начала знал»

Его глаза действительно улыбались.

- Ну, и когда же это случилось? И, главное, КАК? - фыркнул Герман.

Казалось, мальчишка едва прикрыл один глаз. Из-под лацкана синего школьного пиджачка выглядывал загнутый кончик пионерского галстука. Фотограф явно перестарался с насыщением цвета, и это было похоже на выдвинутый ярко-красный язык фантастического существа с второсортного фильма ужасов.

«Какая разница? Это не важно ... »

- Это важно! - Герман почувствовал, что, хоть это и глупо, но он по-настоящему начинает злиться.

«Не важно ...»

- А для меня ...

«Хорошо, - взгляд мальчишки стал снисходительнее. - И что же тебе принципиальнее: КОГДА или КАК? »

О! Он еще и выбирать должен?!

- Как! Однозначно - КАК!

Герман почти услышал, как мальчишка чуть не поперхнулся едким смехом:

«Ха! Во всяком случае, не так, как у всех, по крайней мере не так, как в большинстве. Не так! »

- На что ты намекаешь?

«Не заводись, тебе лучше знать», - улыбнулся двенадцатилетний Гера.

- Ты! .. - Герман осекся. Его мысленный собеседник был единственным, кроме Господа Бога, от кого невозможно было скрыть тот факт, что, несмотря на все отчаянные усилия, личная жизнь Германа никак не желает налаживаться. И хотя девственность Герман потерял еще в шестнадцать, с тех пор и до нынешних тридцати не был с женщиной ни разу. За исключением, пожалуй, единственного случая, когда год назад он наконец решился испытать удачу в обществе дорогой проститутки. И (как того и следовало ожидать, не без помощи вездесущего внутреннего Эксперта) оконфузился, как неопытный, перегорел от волнения мальчик. Иногда, подшучивая над собой по этому поводу, Герман думал, что при попытке распутать узел его проблем сломал бы ногу не только черт, а даже добрый старый Фрейд.

Итак, чего он хочет, несмотря на давний школьный портрет? Неужели он настолько выбит из колеи, что уже не способен осознать элементарного факта - перед ним только кусок простого старого фотобумаги, наклеенной на простой и не менее старый картон?

«Именно так - дурак!» - донесся из бесконечного дали мальчишеский голос.


Часть I.

Большая несуразность: начало


раздел 1

«Мах на мах»

Если в ситуации Германа уместно употребить слово покой, то он наступил уже через несколько дней. Хотя, скорее, это был тот притупленный апатичное состояние, когда пик эмоций достигает своего естественного предела и психика ставит, наконец, барьер, порождает ту самую иллюзию покоя.

В какие-то моменты Герман понимал, что продолжает негласный поиск ответов на «когда» и «как».

Мысли о возможном лечении наведывались реже; зная, что его, как такового, не существует, он не строил оптимистических планов на будущее. Воспринимал ВИЧ как бомбу замедленного действия, с непредсказуемым и необратимым механизмом, готовым сработать в любой момент (о чем редко отзывался писклявый дальний голосок вечно трезвого в своих суждениях Эксперта). Вопрос только в сроках: завтра или через года (разумеется, в пределах ближайшего десятилетия, или, скорее, пяти-летию). Но это обязательно произойдет - болезнь взорвется. Невидимая стрелка уже бежит делениями его жизни, на финише - ...

С самого начала Герман твердо решил никого не вводить в курс дела. Мнение прожить последние месяцы или годы в роли изгоя (относительно нормальные месяцы или годы), которому, возможно, для отвода глаз сочувствовать, но одновременно обходить как прокаженного, казалась ему малопривлекательной.

В свое время все и так все узнают. А пока он собирается нормально жить (доживать?!). Настолько нормально, насколько удастся. А потом ему все равно.

Впрочем, чтобы окончательно уничтожить в себе остатки сомнений, он сделал тест в третий раз. В результате Герман не ошибся, скорее это напоминало акт милосердия к самому себе. Как просьба тонущего, который знает, что шустрые зубастые рыбки пираньи давно объели всю его нижнюю половину до костей, но который также знает и то, что все равно будет стремиться к берегу.

Бесспорно, он не ошибся.

Два длинные в его жизни месяца Герман боролся, стараясь не думать и не обращать внимания, но через два месяца и три дня сдался, - жить как раньше было уже НЕВОЗМОЖНО.

Тогда у него еще не возникло мысли, что тест мог принять СПИДа-то другое.

И что Хорошие Доктора уже идут по его следу.

* * *

- Мне нужен отпуск, - сказал Герман без предисловий, сев в кресло напротив директоров стола.

- Я надеюсь, ты шутишь. Первое апреля давно прошло.

«У меня теперь каждый день 1 апреля ...»

- Мне необходима эта отпуск. Крайне необходима.

- Забудь об этом не может быть и речи, - сидящий по другую сторону стола, будто по другую сторону баррикад (по крайней мере Германа ситуация вызвала именно такую ​​ассоциацию), категорически покачал головой.

Они были с Германом сверстниками, еще несколько лет назад считали друг друга близкими друзьями; формально оставались такими и сейчас. Формально.

Все изменилось, когда они основали собственную страховую компанию. Доля Германа в бизнесе на целый нолик в конце уступала сумме его партнера, поэтому он считался лишь второй человек, не равноправным партнером, а вторым. Об этом недвусмысленно сообщал один почти неприметный пунктик соглашения сторон, о котором, в свою очередь, конечно же, позаботился Алекс (некоторая доля справедливости в этом была - бизнес есть бизнес, а распределение доходов в нем не последнее дело, - адекватное распределение). Впрочем, «пунктик» был далеко не единственной причиной.

Уже вскоре после презентации новоиспеченной компании их дружба превратилась в сдержанные отношения директора и зама.

- Мне никогда это не было так нужно, как сейчас.

- Геро, опомнись! Начало финансового года, куча работы! - Алекс уже не на шутку встревожился. Наверное, изменения, которые произошли с Германом, не остались незамеченными.

- Я не шучу, - настойчиво сказал Герман. Настойчиво, но все-таки смотреть в глаза Алексу избегал. - не шучу.

- не шутит ... Постой-постой, ты женишься?

Германа внутренне передернуло, словно он только сейчас почувствовал, насколько они с Алексом удалились в последнее время. Даже обычные знакомые - не друзья, а знакомые - почти никогда не узнают о таких событиях в последнюю минуту. И предполагая, что Герман вот-вот может жениться, Алекс даже не стушевался.

- Нет. Я не женюсь.

- Ха! Какого числа, конспиратор? Трех дней хватит?

Герман чувствовал нарастающее раздражение, как он превратился в бутылку шампанского, поставленную на раскаленное железо.

- Нет - сказал он, пытаясь сохранить внешнее спокойствие, но, видимо, не слишком успешно, поскольку взгляд Алекса сразу изменился. - не женюсь.

- О, черт, тогда в чем дело? Больной?

Герман отрицательно покачал головой.

- Возникли серьезные проблемы? - на этот раз в голосе Алекса Герману послышались нотки дружеского участия. Если бы все это происходило хотя бы года три назад ...

Герман промолчал, хотя в душе вспыхнула кратковременная борьба.

«Нет, друг, ты первым бросишь в меня камень, это я знаю точно».

- Прекрати морочить мне голову. Скажешь, наконец, что происходит?

Герман отвел глаза в сторону. Не потому, что боялся встретиться взглядом с Алексом, - не хотел выдавать свою уверенность, что в данную минуту что-то окончательно менялось в их отношениях. Он готов был поклясться, что когда закроет двери этого кабинета, между ними все будет по-другому.

- Это не имеет значения.

- Не имеет значения? И это все, что ты можешь мне сказать? - Алекс встал перегнулся через стол, потом снова сел. На лице отразилась смущение. - Не хочешь говорить даже мне ... - на этот раз он уже не спрашивал, а констатировал. - Даже мне ...

«Да, друг, даже тебе», - с мрачным сарказмом подумал Герман, а вслух произнес:

- Поверь, я действительно не могу.

- Но что за спешка? Непонятно ... - в последнем слове холодное отчуждение - вот теперь это снова привычный Алекс. - Хорошо, а если я отвечу «нет»?

Герман несколько удивленно поднял голову. Хотя разве он ожидал другой реакции своего партнера? Пардон, старшего партнера.

Теперь между ними словно материализовалась ледяная стена.

- Это ничего не изменит, я все равно пойду. Мне нужно месяц ... или два.

- Значит, ты в любом случае собирался сделать по-своему и тебе все наплевать - я правильно тебя понял?

- Если вопрос только в этом - да ...

- Да? - Алекс неестественно выпрямился в своем кресле. - Ты далеко заходишь.

Теперь стена отчуждения превратилась в целый айсберг враждебности.

- А если ... - начал Алекс и запнулся. Видимо, что-то еще мешало переступить через много лет дружбы.

Наконец он произнес, чеканя каждое слово, словно выплевывая свинцовые пули:

- Если все-таки пойдешь ... И без объяснений ... - он сделал паузу, - потеряешь свою долю в деле, понял?

Вот оно: окончательный разрыв, полный и бесповоротный.

«Ну и прекрасно! Давно пора ... »- Герман даже почувствовал какое-то облегчение. Молча встал и вышел из кабинета, тихо прикрыв за собой дверь.

Пожалуй, даже слишком подчеркнуто.

* * *

Посетителей в баре было мало - только Герман и две пары, что, очевидно, как и он, умышленно пришли к началу здешнего «часа пик».

Герман сидел в углу зала, всматриваясь в наполовину опустевшую бутылку французского коньяка. Бармен Павлик (или Пол, как он представлялся новым посетителям) сегодня был немного удивлен двумя обстоятельствами. Во-первых, неожиданным появлением постоянного и дорогостоящего клиента (главное, щедрого практически всегда) таким необычным для него время. Во-вторых, его (Германа) заказу - целая бутылка коньяка, - а он, как известно, напиток не из легких. Видимо, у парня какая-то лажа, мелькнула мысль у Пола. В чувака жестокий депресняк.

Внешне так и выглядело: молодая тридцатилетняя человек, немного не в настроении, сделала заказ и, сев за самый дальний столик, углубилась в свои мысли. Герман был похож на одного из тех парней, что обычно сразу привлекают внимание женщин. Черты лица имел почти правильные, однако с некоторой несовершенством, как небрежный мазок на полотне художника, добавляет картине индивидуальности. Он был высокий и немного худощавый (это тот тип стройности, когда лишние пять-шесть килограммов только испортили бы впечатление) темно-зеленые глаза, на первый взгляд (только на первый), резко контрастировали с кожей лица, блидуватисть которой подчеркивало твердое черные волосы. В конце концов, внешность Герман не ассоциировалась с крутыми ребятами из боевиков или героями любовных историй. Это был немного другой тип мужской привлекательности, предназначенный для женщины-домохозяйки, мечтает о «правильного» надежного мужчину, с которым можно прожить до глубокой старости. Очевидно, это было еще одной чертой, которая просматривала изнутри и заставляла обращать многочисленные взгляды в сторону Германа практически всех женщин, окружавших его.

Но уже через несколько секунд большинство из них раз и навсегда теряли к нему интерес, по крайней мере как к мужчине. Чем, по сути, была эта черта, определить невозможно, поскольку основным свойством всех разновидностей внутренних флюидов является их неуловимость.

То есть он не был тем парнем, что снится по ночам пятнадцатилетним девочкам-подросткам.

И дело не в том, что сейчас он выглядел таки «убитым». Даже бармен этого заведения давно определил, что у него не все хорошо вообще. «Личная жизнь», - невольно решил Пол, когда Герман впервые посетил этот бар около года назад.

И был абсолютно прав.

Бесспорно.


А Герман в сотый раз прокручивал в голове последний разговор с Алексом. Мосты сожжены, восстановлению не подлежат. Необратимые процессы ... В памяти ярко сохранился холод уже ничем не прикрытой враждебности, может, даже ненависти, которые пожирали, как голодный монстр, останки их с Алексом отношений. Впрочем, это давно назревало. Не хватало только последнего толчка, чтобы сорвать нарыв. И все же сорвало! Нет ничего хуже врагов, чем бывшие друзья. Неизвестно, сколько бы все это тянулось, если бы не ...

(Вирус)

Итак, какой его следующий шаг? Уехать? Куда угодно, в любом направлении? Уехать, чтобы выехать ... Как действие ради самого действия. Разумеется, это не бегство. Он не настолько глуп. Просто это как ... похоронная путешествие. Или лучше - турне?

А смысл всей этой затеи? Герман вдавил окурок в пепельницу - откуда у него эта дурная привычка во всем искать смысл, которого уже давно нет в его ситуации! Говно! Так же как и не имеет значения, поедет он куда-то останется дохнуть здесь!

«Эй, чувак, ведь у тебя - СПИД! Ты понимаешь это? »

Сейчас это был уже не голос Эксперта. Герман как услышал самого себя со стороны, - свой собственный голос. Он на мгновение вернулся к тому моменту, когда впервые по-настоящему осознал, что инфицирован, что с ним произошло. Несколько секунд его тошнило. Он сделал усилие, чтобы протолкнуть назад скользкий комок в горле.

«Ты хотя бы понимаешь, что живешь уже, возможно, не первый год в долг и даже не подозревал этого?»

Так, кажется, он уже несколько начинает понимать.

«А ЧТО ты успел увидеть в своем чертовом жизни? Что сделал просто для себя? Ты можешь хотя бы вспомнить, когда это было в последний раз? »

Нет, честно говоря, он этого не мог.

«Тебе еще не осточертело жить по чужим правилам и ты собираешься продолжать так даже сейчас?»

Разумеется, он не собирается. Не хочет, не желает ...

«К чему тогда все эти колебания и глупые поиски смысла? Окончательный разрыв с Алексом - шаг номер один, правильно? Машину запущен ».

Машину запущен ...

С этой минуты он готов.

Он сделает второй шаг ... и третий, и четвертый, если потребуется.

Герман встал, бросил по старой привычке на стол купюру и направился к выходу узким проходом между аккуратно расставленными столиками, даже не замечая, как бормочет вслух «и третий ... и четвертый ...», чем вызвал недоуменные взгляды немногочисленных посетителей. Затем у самой двери обернулся, кивнул бармену и вышел.

* * *

Дома его «встретил» маленький Гера.

«Возьмешь меня с собой?»

- Что? ..

«Я хочу, чтобы ты взял меня с собой», - мальчишка просил, но смотрел вызывающе.

ОТКУДА ОН УЖЕ ОБО ВСЕМ ЗНАЕТ?!

- И не мечтай.

Гера прищурился в своей обычной манере, когда он держал козырь в рукаве. Герман, конечно, уже не помнил, какое выражение лица было у него в двенадцать лет, но сейчас появилось отчетливое ощущение, что именно это и происходит: мальчишка-то держит наготове.

- Хорошо, что у тебя там?

Он почти услышал, как маленький Гера довольно хмыкнул.

«Мах на мах - идет?»

- Не понял. Что это значит?

«Уже забыл? - в голосе Геры прозвучали и презрение, и снисходительность одновременно. - Обмен, значит. Когда-то так говорили ».

Герман беззвучно рассмеялся.

Да, действительно. Он забыл.

- Ну, и? ..

«У меня есть кое-что для тебя. Ты получаешь свое, ну а я ... »

- Конкретнее! - напрягся Герман. - Что ты спрятал?

Мальчишка хихикнув и время выжидающе смотрел на Германа, как назло (впрочем, еще и как нарочно, - в этом можно было не сомневаться) играл на его нервах.

«Некоторые ответы, - наконец сказал он. - Ответы на два вопроса. Если они, конечно, тебя еще интересуют ».

Маленький ублюдок над ним еще и издевается?!

- Только два? У меня их много. Слишком много для тебя, - ответил Герман.

«На два главных».

- Сомневаюсь, очень сомневаюсь.

«Попробуй».

Вот так, маленький говнюк, уже лучше.

- Ну, выкладывай.

«Ответы на" КОГДА "и" КАК "."

Разговор становился серьезнее.

Герман задумался.

С ответом на КОГДА пока можно было и подождать.

- Меня интересует - КАК? - он внимательно посмотрел на Геру.

«Мах на мах - не забудь!»

- Парень, ты начинаешь меня доставать.

«Хорошо, - голос подростка едва заметно изменился. - Вспомни: ПОЛТОРА ГОДА НАЗАД ».

Герман тупо продолжал смотреть на Геру.

- И это ВСЕ? - выдохнул он разочарованно. Давненько он не чувствовал себя таким дураком, пожалуй, с тех пор, как потерпел фиаско в постели с проституткой около года назад.

Маленький ублюдок его просто дразнил!

* * *

Герман пытался сосредоточиться на своих финансовых делах, что выражалось в перекладывании с места на место бланков счетов, каких-либо документов и кредитных карт. При этом его мысли витали где-то очень далеко.

В прошлом.

ПОЛТОРА ГОДА НАЗАД

Никаких особенно памятных событий тогда не произошло. Почему именно полтора года? Может, мальчишка действительно его только дразнил?

Но в глубине сознания он знал, что это не так.

Что-то было.

Он составил кредитные карточки в одну стопку и машинально перетасовал, словно колоду карт.

ПОЛТОРА ГОДА

Он пытался хоть за что-нибудь зацепиться.

(Полтора года)

Он должен их воскресить. В некоторых случаях подобное занятие превращается в пытку и способно свести с ума.

(Полтора года)

Что это было?

«Послушай, все это глупая затея, - он без труда узнал голос. - Что изменится, если ты даже вспомнишь? В тебе сидит бомба с хитрым детонатором в мире. И никакие воспоминания не смогут его вырубить, ты это прекрасно знаешь ».

Да, пожалуй, это так. Но я знаю также и то, друг, что если не сумею найти ответы на эти вопросы, они будут преследовать меня до самого морга той больнице, где я врежу дуба на последней стадии болезни, когда мои волосы вокруг кровати собирать уборщица, а все остальное превратится в гнилые мощи, обтянутые прозрачной кожей. Поэтому иди к черту со своей рациональной логикой.

Итак, что могло произойти полтора года назад?

Фактически то же, что всегда: работа, работа, работа ... Изредка - командировки в другие города (собственно, все та же работа). Еще реже - вечеринки, которые Герман всегда ненавидел, причем все сильнее. Одно только упоминание о мероприятии приближающегося вызвало у него гадкие ощущения. Удивительно, как он вообще стал преуспевающим бизнесменом с таким подходом к жизни. Вероятно, здесь была заслуга не его, а Алекса, надо отдать тому должное. Посещал же Герман вечеринки преимущественно для того, чтобы избежать удивленных взглядов коллег и обучающих разговоров шефа.

Вот, пожалуй, и все, что он мог вспомнить.

И еще операция на аппендицит, которая едва не забила гвозди в его гроб.

Ровно полтора года назад.

Приступ схватил еще в киевском аэропорту перед вылетом домой, во Львов. Когда объявили шестичасовой задержки рейса, Герман купил в аптечном киоске упаковку анальгина, принял сразу три штуки и вернулся в зал ожидания, где, скорчившись в кресле, отсидел все 6:00. К тому моменту от целой упаковки анальгина осталась одна таблетка, треснула почти пополам и напоминала два молочные зубы. Киоск был уже закрыт. А потом бодрый голос диспетчера порадовал пассажиров, летевших с Германом одним рейсом, объявив о дополнительной трехчасовую задержку. Герман чувствовал, что у него начинается жар. Моментами он почти ничего не видел, только знал, что ему становится все хуже. Он практически не помнил как оказался в самолете. Но «скорая» увезла его из дома только в конце следующего дня. Очнувшись после операции, Герман со слов дежурного врача узнал, что жить ему оставалось считанные минуты, - распространялось воспаления. Его едва успели спасти.

Все это случилось именно полтора года назад.

Герман вскочил.

- Вот! - он ударил кулаком по столу, чувствуя какое-то злобное удовольствие.

Как он мог этого не учесть, - ведь это до смеха элементарно!

Он быстро взглянул на часы: за пять третья.

Еще успевает.

Элементарно.

* * *

- Вряд ли смогу вам помочь, - пожала плечами молоденькая медсестра, которая сидела по другую сторону окошка регистратуры. - Возможно, вам стоит подняться наверх, в хирургическое отделение, где вам делали операцию. У них свой отдельный архив.

- А если там мне не помогут? Куда бы я мог еще? .. - Герман почти просунул голову в окошко, чтобы лучше расслышать слабый голос регистраторши, но и, пожалуй, истолковала это по-своему.

- А ... - сестра запнулась, когда их глаза встретились, и через секунду покраснела, словно Герман навязчиво выяснял дату ее первой менструации.

- А ... там вам все скажут.

- Спасибо.

Он направился к лестнице и услышал, как захлопнулося окошко регистратуры. Конечно, гораздо проще было пересечь холл, где на противоположной стороне от регистратуры находились двери лифтов. Однако Герман решил, что доберется до хирургического отделения, расположенного на четвертом этаже, гораздо быстрее, если воспользуется лестнице.

ПОЛТОРА ГОДА НАЗАД

Возможно, именно здесь с ним случилось ...

Ради этого он сюда и пришел.

Когда он достиг пролета между третьим и четвертым этажами, где разрешалось курить, через легкую завесу дыма, заслоняла людей, Герман увидел ... себя самого. И чуть не запорол носом об пол, споткнувшись место. Кто-то выпустил густую струю дыма, и лицо мужчины исчезло. Через секунду Герман с сердцем, что бешено колотилось в груди, преодолел пролет. Потом все-таки решился повернуть голову туда, где стоял его двойник. Между ними теперь расстояние было не более одного метра, и человек абсолютно не был на него похож. "Что за…"

Миновав белые двустворчатые двери, над которыми висела большая табличка с надписью «ПЕРВОЕ ХИРУРГИЧЕСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ», Герман увидел знакомый длинный коридор, сейчас практически пуст. Если не считать двух больных, слонялись далеко в конце. Пустой на данный момент сестринский пост с нависшей над столом настольной лампой, напоминала голову одинокого грустно цапли. Здесь царили тишина и какое-то безвременья.

Это место вдруг показалось Герману зловещим, словно он попал в узкий подземный тоннель, тянется в таинственную молчаливую темноту, а вместо дверей палат темнело пропасть древних гробниц, в сумраке которых терпеливо таилось что-то, что ждет его все эти полтора года. А те двое больных в конце коридора ...

«Сегодня пятница, - наконец сообразил Герман - после обеда почти все пошли домой».

Он медленно пошел по коридору, надеясь встретить медсестру или дежурного врача. Вокруг витал характерный запах больницы и еще какой-то. Какой именно, Герман не мог определить, но он этот запах знал. Когда он прошел закрытые двери со строгой табличкой «ординаторской», резко усилился запах медикаментов, который подсказывал, что где-то около двери процедурной, а может, и перевязочной. И действительно - следующие двери, открытые на два пальца, которые словно приглашали войти, оказались перевязочной. Герман ее очень хорошо помнил со всей обстановкой и столом, царящей в центре и напоминает операционный. В голове сами собой всплыли строки:

... всех лечит, всех исцелит - добрый доктор Айболит!

А потом почему-то:

Добрый доктор Айболит В перевязочной СИДИТ ...

Перед глазами Германа возник образ доброго врача, как на рисунке в детской книжке, которая была у него когда-то очень давно. Хотя маленький врач в аккуратном белом халате весело улыбался, его глаза оставались совсем стеклянными, а в руке он держал НЕ слуховую трубку, а огромный блестящий скальпель, с которого капало что-то красное, образуя на полу у ног хорошего врача темную красную лужу.

... всех лечит, всех исцелит -

хороший врач

А-аай! БОЛИТ!!!

Герман мрачно усмехнулся этом видению.

В перевязочной СИДИТ ...

Вдруг ближайшую дверь резко открылась, едва не ударив Германа по плечу, и он едва не вскрикнул. Уже немолодая дежурная медсестра вынесла из палаты капельницу и посмотрела на гостя. На ее лице нетрудно было прочесть: «А ты кто такой? Мне достаточно того, что я и так делаю чужую работу, таскаясь по всему отделении с этими проклятыми капельницами, так у кого чешется одно место. И эта зараза убежала за целый час до того, как закончится ее смена. Поэтому лучше шуруй отсюда и не морочь мне голову, понял? »

- Сейчас приемный время. Кого вам надо?

- Дежурного врача, - ответил Герман. - Есть ли кого-то из ...

- Не знаю. Не знаю, где он, - она ​​категорически покачала головой. - Приходите в другой раз.

«Шуруй отсюда, мне без тебя здесь хлопот хватит!»

Сзади послышались шаги. Герман и медсестра одновременно повернули головы.

В отделение зашел мужчина в белом халате.

(Хороший врач)

Даже издалека легко было определить, что он не принадлежит к низшему медперсонала. Он направлялся в их сторону. Его Герман не помнил.

- Вот он, дежурный врач, - сказала сестра и, оставив Германа, отправилась вместе с капельницей по своим делам. Ножка штатива цеплялась за линолеум и как выдавала шипение раздраженной змеи.

Герман сделал несколько шагов навстречу врачу.

- А в чем, собственно, дело? - настороженно отреагировал тот.

Герман не был похож на больного, задержался в отделении дольше, чем другие, и не смылся домой со всеми ходячими пациентами.

- Я вас слушаю, - врач был уже заметно седой мужчина лет за пятьдесят, полноватый, в очках с дымчатыми стеклами, почти такими, как у генерала Пиночета, и точно такими, как у другого генерала - поляка Ярузельского.

- Полтора года назад, - начал Герман, несмотря на свое двойное отражение в затемненных очках, - меня доставили в это отделение с острым аппендицитом ...

- Перитонит, - машинально отметил врач.

- ... и прооперировали. Мне необходимо выяснить некоторые детали.

- Угу ... - покачал головой врач.

- Нужно посмотреть архивные данные, - пояснил Герман.

- Угу, - снова кивнул врач. - Ничем не могу помочь - он развел руками, наглядно демонстрируя свою беспомощность. - Ключи от архива в старшей медсестры на общей связке. А она будет только в понедельник. Простите, молодой человек.

«Конечно, на общей связке, козел».

Похожую тактику Герман знал.

Когда врач уже собирался сделать недвусмысленный жест, означавший «все вопросы сегодня исчерпаны, не пора ли вам, молодой человек домой; приходите в понедельник, а еще лучше - никогда ... », Герман вложил в лапу врачу десятидолларовую купюру.

- Я хотел бы выяснить некоторые детали без лишних задержек. Вы меня понимаете?

На этот раз врач обнаружил к Герману более живой интерес.

Теперь он его прекрасно понимал.

- Минутку, - он засунул деньги в карман халата. - Я посмотрю ...

Дежурный врач прошел по коридору, открыл ключом дверь с надписью «ординаторской» и исчез за ними.

- Вам повезло, молодой человек, - заявил он, вернувшись через минуту. - Ключи оказались на столе.

Затем бодро повел Германа в архив.

«Конечно, они оказались на столе».

Это был крошечный архив, менее Герману не приходилось видеть: казалось, здесь нигде одновременно развернуться даже двум паукам, прилипших к потолку у плафона, внутри которого едва светила тусклая сорокаватна лампочка. По сути, это была просто маленькая каморка, в которой каком умница пришло в голову засунуть стеллаж, забить его под завязку картонными папками, а затем этот рассадник клопов гордо назвать архивом.

- Полтора года назад? Итак ... март или апрель, - пробубнил врач, роясь в каких-то пыльных папках с таким выражением лица, который четко говорил: «Видишь, как я пачкать свой белый халат твоих несчастные десять баксов?!»

- Как ваша фамилия?

Герман назвал.

Врач, трудно дыша (вероятно, из-за пыли), копался минут десять, вглядываясь в каждую отобранную ним папку и в каждую страницу отобранной папки, только в Германа возникла веселая подозрение, что он разучился читать и пытается отыскать знакомые буквы.

- Есть ... - наконец довольно крякнул врач и расправил свободной рукой загнутый уголок страницы. - Вот и ваша стационарная карта.

Герман невольно напрягся.

Сейчас он узнает ... Сейчас он узнает ... СЕЙЧАС ...

На лбу выступил холодный пот, рубашка тоже моментально взмокшую.

- Да, посмотрим ... - говорил врач; в линзах его темных очков Герман видел значки слов, подпрыгивали, перевернутые вверх ногами.

- Вот ... Диагноз ... Острый перитонит ... Прооперировано ... Оперировал ... Угу ... Состояние удовлетворительное ... Ага - вот как! На следующий день - ухудшение ... Анализы ... - бормотал врач. - Переливание крови в объеме ...

- А что именно вас интересует? - он поднял глаза на Германа.

- Ничего ... Я уже выяснил, - глухо сказал Герман и без церемоний развернулся.

Элементарно.

Он вышел из старого больничного корпуса, еще польского строительства, и, замерев на мгновение, сделал глоток сырого воздуха; это был запах длинных дождей - немножечко грустный, как прощальные духи лета, что уходит. Небо над головой было еще чистым, но Герман чувствовал, что за дальними крышами домов уже собираются серые облака, как они Валуев, собираясь в гигантский мокрый кулак.

Машина ждала Германа на стоянке, за три квартала вниз по дороге. Он направился к забору больничного двора мимо двух чахлые клены, на которых причудливая ранняя осень уже кое тронула листья красно-желтой краской, как мимо перед этим прошелся неопрятный художник.

«Элементарно - вот КАК».

* * *

- Ты прав, парень, они влили мне зараженную кровь.

«Элементарно, да?» - снисходительно улыбнулся Гера.

Следовательно, именно так все и было: в тот день он часто терял сознание из-за лихорадки, и все события первого (и частично второго) дня спрятались за мутной завесой грез, жара и боли. Он не помнил о переливании, и это было элементарно. Видимо, позже сообщить ему об этом или не сочли нужным, или - просто забыли.

Хорошие врачи ...

Герман вытащил из шкафа большую спортивную сумку - старого путешественника, - которая уже много лет, покрываясь пылью, ждала своего часа. Он поставил ее на пол, верх немного прогнулся, и, казалось, темно-синяя сумка улыбалась открытой молнией на боковом кармане, как забытый друг, о котором наконец вспомнили: «Как в старые добрые времена, Геро?»

Он начал складывать вещи. Что ему может понадобиться? Только самое необходимое: пара сменного белья, свитер, спортивная в случае ранних холодов, сигареты, и однодневный запас еды - несколько бутербродов, термос с горячим кофе, три банки консервов и все ... Сумка получилась легкой, чуть больше трех килограммов - в самый раз.

Наконец он выпрямился и поплелся в гостиную.

Аккуратно распределил по карманам всю наличность, которая была в доме, а кредитные карточки и особо важные документы, которые лежали на столе в его кабинете, спрятал в плоском сейфе-тайнике, под дном массивного аквариума, занимавший почти четверть стены. Рыбы удивленно смотрели сквозь толстое стекло на непостижимую для них процедуру, наполняла шумом их миниатюрный мир и почему-то не посылала ожидаемого корма.

Герман настроений таймер автоматической кормушки и выбил пальцами по стеклу короткий дробь - охраняйте! Мобильный телефон оставил на подставке. Затем вышел в коридор, забросил на плечо сумку, которая по-дружески хлопнула его по спине и направился к двери.

«А как же я?! - возмущенно воскликнул маленький Гера. - Мах на мах - Ты же обещал! »

Герман вернулся к портрету и зачем вернул его лицом к стене.

От стука дверей портрет слегка качнулся.

Казалось, что он знал КОЕ.


раздел 2

Гера (1)

На дверях с тонкой трещиной в стекле покачивались изображение медвежонка - талисмана московской Олимпиады. Одной лапой он придерживал любительский фотоаппарат, похожий на «Смена», висевший на шее, другой - приглашал прохожих посетить фотосалон.

С открытого этажом выше окна доносилась веселая песенка «Смоуки» о красивую девушку Алису. Двенадцатилетний мальчик, стоявший у двери салона, в такт музыке стучал обувью о тротуар. Духота была невыносимая. Жгучие солнечные лучи нагревали асфальт дороги, уж размяк.

Мальчик прятался в тонкой полоске тени и часто поглядывал на дверь фотосалона; они время от времени поскрипывали, выпуская посетителей, но каждый раз мальчик разочарованно морщился. Он уже ждал друга добрых полчаса и никак не мог понять, чем вызвана эта странная задержка - неужели, чтобы сделать фотографию, нужно столько времени?

Двери тонко скрипнула на ржавых навесах, мальчик обернулся - и снова досада. Его терпение лопнуло: если его друг сейчас не получится - он сам отправится туда и узнает, наконец, что там происходит.

Вообще-то, он давно уже это сделал, но боялся неприятностей, которые может повлечь за собой такой шаг. В мае он едва не разнес мячом стекло на дверях этого фотосалона. К счастью, стекло не разбилось, а только треснуло, и через три секунды из салона выскочил злющий фотограф, от которого он едва убежал.

После всех этих воспоминаний желание заходить внутрь пропало.

Он вспомнил фотографа. Глаза у него тогда были просто бешеные ...

А может ... - предположил мальчик (и, несмотря на жаркую погоду, вдруг почувствовал холодок по спине) - может, фотограф - маньяк, охотящийся на детей. Или людоед. Хитрый людоед под маской радушного хозяина фотосалона. И никто этого даже не подозревает! Разве взрослые могут что-то заметить или догадаться? Нет, конечно. А он тем временем спокойно похищает детей и, облизывая длинным языком свои острые зубы, улыбается: «Вы никогда меня не поймаете, никогда не догадаетесь, я умнее, чем вы ...» Он обрабатывает детские тела у себя в каморке или в фотолаборатории (ведь там темно, и кроме него туда никто не заходит, вот!) маленькой кухонным топориком, а потом ... Нет, еще, пожалуй, он все это фотографирует (ну да, конечно, он же фотограф!). Боже, неужели его друг сейчас умирает (или уже мертвый!), А он стоит здесь и просто ... Ведь тот даже не догадывается, что фотограф ... каннибал, как говорил его отец. Заманил доверчивого мальчика в темную лабораторию. Там, в тусклой кроваво-молочной мгле от фотолихтаря свисают с потолка змеи негативных пленок, извиваясь, словно живые. «Хочешь посмотреть, как я это делаю?» - льстивым голосом спрашивает фотограф. И пока ребенок удивленно рассматривает различные хитрые приспособления, он тихо крадется к столу и выдвигает ящик. Его глаза ярко блестят тем же светом, и фотолихтар; по уголкам рта начинает течь слюна. Он облизывает острые, как у акулы, зубы и продолжает улыбаться. Затем достает из ящика свою любимую топорик, тихо приближается сзади к ... (его друга!) ... И! ..

Двери протяжно заскрипела.

Мальчишка обернулся и облегченно выдохнул:

- Ну, наконец-то! А я уже думал ...

Геру заметно покачивало, его лицо было бледным, словно покрыто слоем воска; в руках болтался небрежно скомканный школьный пиджак.

- Ну и вид у тебя. Сколько мне здесь торчать? Скоро корни пущу!

- Только не ной. Мне было хуже, - хрипло проговорил Гера.

Выглядел он ужасно.

- Это ... фотограф? - глаза вторая расширились. Но что-то ему подсказывало, что фотограф все-таки здесь ни к чему.

- Что? Да нет ... - Гера отмахнулся свободной рукой. - Меня почему-то стошнило. Пришлось посидеть. А фотограф так испугался, что уже хотел вызвать «скорую». Вообще, хороший дядя. Зря ты ему тогда стекло разбил. Воды мне дал, - Гера взыскал с шеи пионерский галстук и засунул в карман.

Вспомнил при этом родителей, настояли сделать портрет на память. «Геро! Как ты не понимаешь, это же останется на годы », - говорила мать. «Я до сих пор жалею, что не сделал фото в твоем возрасте, - поддерживал ее отец».

И вот, летние каникулы еще не закончились, а он должен натягивать, как идиот, школьную форму и сунуть в какой фотосалон (только бы не встретить по дороге знакомых!), К тому же, в такую ​​духоту!

Друзья поплелись по улице.

- Может, это из-за жары? - предположил товарищ.

- Нет, не из-за жары, - Гера покачал головой - не из-за жары, это нечто другое.

Друг настороженно посмотрел на него

- Расскажешь?

- Когда придем, - ответил Гера.

* * *

Они пролезли через дыру в заборе на территорию детского сада. Игровая площадка была пуста; в доме, который стоял неподалеку от качелей, похоже, также никого, кроме сторожа не было. Ребята пересекли площадку, направляясь в сторону маленького домика-теремка, спрятавшийся в тени высокой обширной тополя.

Приблизившись, они друг за другом влезли внутрь почти игрушечной здания.

Выпрямиться в полный рост здесь было невозможно, зато сидеть - удобно и уютно. С окошек лился свет, жары не ощущалось. Летом мальчишки приходили сюда часто.

Гера смотрел себе под ноги, а его друг вынул из кармана две помятые сигареты «Космос», которые он украл из отцовской пачки, и подал одну Гэри. Ребята неумело закурили, сдерживая кашель: кто не удержится - тот слабак.

- Что же произошло в фотосалоне? - доверительно спросил Геру товарищ.

- Это объектив ... Все через него. Туда смотришь ... Словно взгляд в будущее. Понимаешь?

Друг несколько разочарованно пожал плечами.

Гера потянул несколько раз носом и закашлялся.

- Ты не переживай так, - товарищ похлопал его по колену. - Тебе же уже легче. Это все глупости.

Гера покачал головой:

- Нет, не глупости - это ... было.

- Было - что?

- Понимаешь, короткое щелчок ... возникает глаз диафрагмы. Оно расширяется. Я это видел. Кажется, что этого быть не может, но я видел - оно расширялось очень медленно. А потом мне показалось, что я куда-то перемещаюсь. Вроде что-то происходит и со мной, и со временем. Мне показалось, что я ...

Гера взволнованно затянулся сигаретой.

- ... что я очень долго был в другом месте.

- Что что? - недоверчиво переспросил друг.

- Это как ... не знаю ... это что-то странное. Иногда у меня уже появлялось такое ощущение, когда я фотографировался раньше. Но не надолго как сегодня ...

- не фотографируйся тогда больше, вот и все.

Гера посмотрел на товарища так, как будто перед ним сидел самый большой в мире дурак.

- Блин! - разве об этом речь?

Он сплюнул на пол.

- Понимаешь, было такое ощущение, словно кучу лет ты висишь на какой стене и смотришь, смотришь, смотришь ... И это продолжается очень долго - десятилетиями. А потом, когда все закончилось, меня стошнило.

- Ну, и где же ты был?

Гера не мог определить: смеется его друг или говорит серьезно. Он почесал за ухом и продолжил.

- Ну, если щелчок аппарата прекращается, - не знаю, это трудно объяснить словами. В общем, ты словно возвращаешься назад и все забываешь.

- Что забываешь?

- Черт! - годы!

- То, что ты висел где-то в будущем какой-то стене?

- Дошло наконец, - раздраженно выдохнул Гера.

- А может, ты валялся в старом альбоме? - продолжал друг. В уголках его глаз танцевали чертики.

- В альбоме? - Гера секунду подумал. - Нет, на стене. Точно. И фото должно быть на портрет.

- Значит, ты хочешь сказать ...

Гера быстро закивал головой.

- А может, это все из-фотографа? Даже тебе он кажется странным. А я думаю, что он вообще ненормальный. А что, если он - кан-н-Нибали, - последнее слово друг Геры уже прошептал.

На мгновение им обоим стало страшно в этом полутемном тихом домике.

- А знаешь, - продолжил тот, - когда я ждал тебя, то подумал ... Может, он подсыпает какой-то порошок, чтобы потом ...

- Куда подсыпает? - перебил его Гера.

- Ну, как куда? Он тебе давал что-то пить?

- Да это было уже после всего, - отмахнулся Гера.

- Да ладно тебе ... - обиделся друг. - Сам всякое говоришь ... объектив ... будущее ... стена ...

Гера сжал кулаки:

- А я думал, что тебе можно ...

- Глупости это все! Так не бывает!

- А каннибалы?!!

- Это обычный фотоаппарат. Щелк! - и все. Одно мгновение. А ты о каком конец, начало ... Щелк! Невозможно уловить. Года! Ха!

Гера пожал плечами и сник.

- Может, мне и в самом деле все это показалось ... Алекс.

- Как? Кто? - удивился тот.

- Алекс ... А что?

(Щелк!)

- Почему ты меня так назвал?

- Не знаю ... Я и не заметил, как это у меня вырвалось, - смущенно пробормотал Гера.

(Щелк!)

- Раньше ты никогда меня так ... Звучит как-то необычно, по-иностранному.

Гера вдруг улыбнулся:

- Знаешь, а неплохо - Алекс! Ха! Александр или Алекс ... какая разница? Так даже лучше.

(Щелк!)

Новопохрещений Алекс схватил друга за плечи и повалил на пол.

Они в шутку начали драться.

* * *

Портрет родителям понравился. Они повесили его на стену напротив кровати Геры.

«Совсем другое дело, сынок! Теперь у тебя останется память »

Вечером, когда он выключил свет и лег спать, фотография выделялась на стене черным рельефным прямоугольником, словно пропасть в бездну Времени. Гера первой ночи долго вглядывался в него и не мог заснуть. Казалось, прямоугольник начинает постепенно терять правильные очертания; его края колышутся и медленно расползаются по стене, неумолимо пожирая комнату, Настоящее, и подползают к самому Геры.

Будущее впитывали беспомощный перед Иногда Вселенная в свой безграничный Тоннель ...

Щелк!


Глава 3

Похоронное турне: начало

Выехав на своем «BMW» за город, Герман остановился.

Он вытащил из бардачка тряпку и вышел протереть лобовое стекло. Метрах в двадцати была заправка - вероятно, последняя на предстоящем пути Германа отрезком в пятьдесят, а может, и сто километров.

Герман открыл багажник, достал две канистры по двадцать литров и направился к заправке, поскольку его будущая путешествие не предусматривала таких регулярных забот, как поиск горючего.

Уже смеркалось; над площадкой станции в минуту занялись неоновые огни. Из открытого окошка кассы неслась музыка. Звучала популярная музыка Братьев Карамазовых "На железных собаках». Герман не был поклонником творчества этой группы, но на этот раз ему показалось, что они исполняли «На железных собаках» именно для него: что общий смысл песни был далек от его жизни, то задело Германа в словах «... догонит меня ...»

Герман рассчитался с мрачным типом, который появился в окошке. Физиономия кассира выглядела так, как ему пришлось оторваться от более насущных дел, чем работа.

Машин на станции, очевидно, не было давно.

Герман поднял с земли пустые канистры и направился к столбикам. Кассир буркнул ему вслед порядковый номер.

Засунув «пистолет» в канистру, он услышал, как бензин наполняет емкость; звук казался ему слишком громким, неестественным. Как давно он уже не выезжал за город?

Закончив наливать последнюю канистру, Герман вернулся к машине. В сумерках «BMW» выглядел грустно и одиноко. Герман положил канистры в багажник и на секунду оглянулся, чтобы посмотреть на огни города.

Потом сел за руль.

* * *

Примерно в часе езды Герман задумался.

Конечно, вся эта затея с поездкой совсем не ставила целью достижения какого-то определенного пункта. Она преследовала совсем другое. Но даже на этом ее этапе следовало бы определить, куда он едет, или хотя бы обозначить направление. Приблизительно. То, что его темно-зеленый «BMW» наматывает километры по киевской трассе, - вовсе не означало, что существует какой-нибудь план. Герман просто-напросто использовал ближайшее шоссе, выводило за пределы города, - не задумываясь.

Впрочем, эта поездка имела одну цель, конкретную ее название Герман сформулировал как МОЕ ПОХОРОННОЕ ТУРНЕ. Он чувствовал, что к нему, наконец, постепенно возвращается ощущение реальности - впервые с того момента, когда он узнал о результате анонимного теста. «Дело в том, - думал Герман, - что жизнь будет продолжаться в обычном направлении независимо от моей реакции на любые обстоятельства». Жизнь не принимает во внимание, что он будет думать и как действовать. Такой была правда. Хочет Герман того или нет, но он вернется обратно в старую жизнь и, возможно, еще долго будет жить им, несмотря на все чертовы вирусы. И совсем ни к чему превращаться в загнанного зверя, мчится, не разбирая дороги и ничего не видит перед собой, кроме собственного страха.

За время соображений стрелка спидометра медленно сползла до отметки пятьдесят километров в час, и Герман прибавил газу.

Итак, не позднее, чем завтра утром, он уже будет знать, куда направляются колеса его «BMW»; если нужно будет купить новый дорожный атлас, то он это сделает; а также спланирует, сколько времени (плюс-минус один день) будет его отсутствие в городе.

«Все, а теперь хватит! - приказал он себе. - Хватит об этом! »

Было уже совсем темно.

Герман понял, что продолжать ехать нет смысла. И отдохнуть пора. Вероятно, внутренние часы уже давно пытался ему об этом напомнить, но он не обращал внимания.

«Поэтому на сегодня хватит» - повторил про себя Герман.

Остановиться лучше было бы за пределами какого населенного пункта - ночевать он собирался в машине; искать отель было попросту глупо.

Наконец он съехал с дороги и остановился.

Выпив горячего кофе из термоса, Герман вышел из машины подышать свежим ночным воздухом. Откуда-то издалека слышался голос цикады; за ней подтягивали два или три сверчки. Небо было покрыто тонкими перистыми облаками, сквозь которые просвечивали звезды (даже в такую ​​погоду их было куда больше, чем в городе в светлую ночь). Герман прибил на своей щеке комара и выбросил окурок.

И вдруг он начал блевать.

Это произошло без каких-либо спазмов или даже намеков на тошноту.

Чертыхаясь, он вернулся в машину и вытащил из бардачка бумажные салфетки.

Наверное, ничего удивительного в этом не было. Скорее, даже закономерно: именно так и должен был закончиться один из самых длинных и самых сумасшедших дней в его жизни. Уже прожить его до конца - граничило с подвигом. С самого утра он планировал эпохальное разговор с Алексом - только это стоило Герману неизвестно чего; потом просидел не менее двух часов в баре, ломая голову, что ему делать в ближайшее время; затем потерпел безумного давления на свой мозг, пытаясь выяснить, КАК (и - о чудо! - ему это удалось) пережил общения в ужасной больницы с «хорошим врачом»; и, наконец, провел несколько часов за рулем своей машины, отправившись, как полуразложившийся труп, в Похоронное Турне. И вот он здесь.

«Господи, - подумал Герман, пытаясь вытащить из пачки непослушными пальцами сигарету, - неужели это все произошло сегодня ... всего за один день?!»

Поэтому нет ничего удивительного в том, что его стошнило, - пожалуй, это наименьшая цена, которую он мог заплатить за этот день.

Неожиданно ему вспомнился один забавный эпизод, когда он, Алекс и некоторые их общие друзья из университета лет десять назад устроили небольшой пикничок на озере под Винниками, что в пятнадцати километрах от Львова. Тогда действительно повеселились, нализавшись просто до животного состояния (кажется, Герман даже мычал). Но, несомненно, их всех превзошел Алекс. Он умудрился не только обблюваты себя с ног до головы, но и наложить в штаны. А следующие несколько дней провел в мрачном настроении, переживая, чтобы к нему не приклеилось прозвище типа «засранец» или «говнюк». Он почти каждый час звонил Герману домой, чуть не вымаливая очередное «честное слово», что он никому и никогда не расскажет о случившемся. Уже гораздо позже Герман узнал, что за молчание других Алекс рассчитывался деньгами. Сейчас это воспоминание Герману показался особенно приятным.

Он автоматически погасил сигарету в пепельнице и открыл дверную форточку, чтобы выпустить дым наружу.

Только теперь он на самом деле почувствовал, которая нечеловеческая усталость овладевает его тело и разум.

В открытое окошко дверей залетел большой ночная бабочка, привлеченные светом в салоне ...

... Вдруг Герману стало плохой Невыносимо ... Словно голову сжали безжалостные стальные обручи, способные в любую секунду расколоть череп на множество мелких осколков. Он почувствовал, что его глаза начинают вылезать из орбит, и если это будет продолжаться еще хоть немножко - они просто лопнут.

Герман коротко и почти беззвучно застонал. «Боже, что со мной?! - вспыхнуло в онемела сознания. - Что со мной происходит?!! »Он думал, что знает, как может быть плохо, знает, что такое сильную боль. Но только сейчас понял ...

Он впился руками в свое лицо.

«Если это будет продолжаться ЕЩЕ ХОТЯ БЫ НЕСКОЛЬКО СЕКУНД ...»


раздел 4

Алекс свирепствует

Утром, после того, как Герман ушел из офиса, Алекс был очень подавлен. Он нервно отвечал на телефонные звонки, вскакивал при каждом постороннем шуме за дверью его кабинета и курил сигареты одну за другой.

Не успокоился он и вечером, когда вернулся домой: еще с порога крикнул на жену; и молча пошла в комнату, зная, что бывают такие моменты, когда лучше лишний раз мужчины не раздражать.

Алекс долго метался всей своей огромной квартирой в поисках сам не зная чего. Наконец он влетел в кабинет и долго шагал из угла в угол.

Как он посмел?! Этот растяпа ему был обязан всем! Что с того, что это была его (а не Алекса) идея основать компанию, которая теперь процветала; все равно это он - именно он! - откопал и вложил в дело девяносто процентов первоначального капитала (в отличие от Германа, бросивший какую дульку). Именно Алексу пришлось изрядно потрясти всех своих родственников, от ближайших до семи воды на киселе: богатых дядюшек, тетушек, богатых дальних родственников жены и других. Перед каждым, разумеется, пришлось унижаться, сдувать с их обувь пыль, делать щедрые подарки их бесценным чадам - ​​малым неблагодарным уродам ...

Какое моральное право имеет теперь Герман так с ним обращаться?!

Алексу на мгновение вспомнились глаза и выражение лица его партнера и друга.

Возможно, у Германа и возникли какие-то проблемы, то явно чего-то недоговаривал.

Хорошо, он даст этому сукину сыну один ... ну, пусть две недели.

А вообще, плевал он на проблемы Германа, ведь речь идет об успехе компании ... Черт! - но, как назло, именно в руках компаньона находятся основные нити всего бизнеса, и от присутствия Германа зависит исход дела.

Две недели ...

И если он не вернется, - Алекс будет вынужден принять определенные меры.

Сначала, он, конечно, ему просто «намекнет». Но, если «намек» не дойдет - придется круче действовать.

Время от времени Алекс смотрел на телефон - может, все обойдется проще?

К полуночи он выкурил полпачки сигарет и, наконец, набрал номер мобильного телефона Германа.

Тот не отвечал.


раздел 5

Похоронное турне: окончание

... Через несколько секунд внезапный приступ прошел. Это закончилось так же мгновенно, как и началось. Осталась только отвратительная тошнота, не шла в сравнение даже с худшим похмельем, и зудящее покалывание по всему телу тысячи крошечных иголочек. Герман также не мог определить, сколько времени длился приступ - несколько мгновений или несколько минут?

- Что это? .. - он вытер с лица пот и тяжело откинулся на спинку сиденья. В глазах все плыло, словно он видел мир сквозь воду, по которой катятся волны.

Герман почувствовал во рту привкус чего-то столь противного, чего он даже представить не мог. Но где-то через минуту он с удивлением обнаружил, что этот странный привкус исчез.

Германа охватил тяжелый липкий ужас. Наверное, он испугался бы куда меньше, если бы увидел перед своей машиной огромного монстра, выползает из темноты. С этим он мог хоть как-то бороться - запустить мотор «BMW» и дать газу, но ...

«... догонит меня ...»

Вот оно? Уже?! Началось?!!!

Герман попытался закурить, но его снова чуть не стошнило. Он хотел потушить сигарету в пепельнице и не смог; даже это требовало сил, которых у него сейчас не было. Долгое окурок остался тлеть.

Что же, в конце концов, произошло? Или это и было непосредственное знакомство с вирусом?

С перепугу его дыхание выдавало судорожные свистящие звуки; грудь часто и резко поднимались.

Почему так быстро? Не прошло и ... А, ну да! - он узнал о вирусе всего два месяца назад, но мог быть инфицированным уже не один год. Он просто не знал, вот и все.

«А почему бы не начать сегодня? Может, именно сейчас наиболее подходящий время? »

Герман с трудом отрегулировал сиденье в лежачее положение, закутался в спортивную куртку, вытянулся и закрыл глаза.

Внешне шелестел лес, он напоминал шум морского прибоя - не громкий, но мощный, таящий в себе какую-то таинственную силу. Откуда-то из темной травы к нему присоединялось стрекотание кузнечика, как гитарное соло в исполнении неопытного музыканта. Под капотом «BMW» лениво посвистывал ветер, время от времени пощелкивал уже почти остывший двигатель. В салоне машины Герман чувствовал себя как космический путешественник в своем вездеходе, очень надежном и очень уютном. Вокруг царила таинственная ночь неизвестной планеты, и только внутри можно было знать, что ты в безопасности. Постепенно Германа отпускала нервная и физическое напряжение. Он в безопасности. Теперь он в безопасности. Все прошло. ОНО - то непонятное, что нашло на него недавно - уже закончилось. У него был действительно невероятно тяжелый день. Это все похоже на обычный физический срыв. Ничего больше. Это не обязательно должен быть вирус, проснулся. Он просто принял все слишком преувеличено, под влиянием всей этой необычной для него обстановки: он совсем один, вокруг его окружает почти дикая природа, ночь ...

Возможно, у него резко поднялось давление. Что он знает о различных припадки, удары? На самом деле - ничего. Тем более, что он знает о вирусах? - о ВИЧ? Конечно же, опять ничего. А что он знает вообще обо всем этом, чтобы начинать делать какие-то предположения, как знахарь-недоучка из глухой деревни, где верят в лепестки Чудотворной цветка. Что он знает, чтобы лепить из привлеченных за уши аргументов идиотскую версию, что его знания теперь каким-то образом провоцирует инициацию вируса? Он просто начинает паниковать: в соседнем доме кто-то выпустил газы, а ему уже слышится Гром Небесный

Злость на себя помогла Герману почти полностью вернуться в нормальное состояние.

А теперь ему нужно хорошо выспаться.

Герман снова почувствовал невероятную усталость, что на время отступила перед страхом, вызванным приступом.

Он потянулся, чтобы исключить в салоне машины свет и вдруг увидел свою руку. Конечно, он видел ее и раньше, но теперь он действительно ее как следует рассмотрел.

Внутри у Германа то как оборвалась.

Он медленно поднял к свету другую руку. Они обе дрожали от перехвилювання, как лапы большой агонизирующей насекомые.

«Господи, я же здесь один ... совсем один! ..»

Руки выглядели так, словно минут двадцать пробыли в горячей воде. Как давно это произошло с его руками? Герман лихорадочно пытался вспомнить, выглядели его руки как-то странно, когда он в последний раз пидкурював сигарету ...

Память не хотела помочь.

Несмотря на сильную усталость, Герман продолжал держать руки перед маленькой лампочкой внутреннего освещения, пока, наконец, понял, что они стали нормальными.

Он начал проваливаться в другую реальность, где нет ни света, ни звуков, ни мыслей ... Его поглотил тяжелый бездонный сон.


Глава в главе


Похоронное турне: окончание

Герман проснулся от того, что кто-то касается его лица. Уже было утро.

«Кем», кто разбудил Германа, оказался большой ночная бабочка, залетевший еще ночью. Открыв дверь машины, Герман аккуратно выпустил его и вышел сам. Затем он ощупал лицо - окно оставалось открытым всю ночь - этим, без сомнения, имели воспользоваться все комары в округе. Однако он не нашел следов каких-либо укусов.

Затем Герман сделал несколько глотков кофе из термоса и закурил. По всему телу чувствовалась ноющая слабость с примесями удивительной легкости, словно земное притяжение упало на несколько процентов.

Он внимательно осмотрел свои руки, вспоминая, что ему пришлось пережить ночью. Руки выглядели сносно. Сейчас Герман чувствовал себя спокойно. Что бы случилось этой ночью, он дожил до утра и может все обдумать. Сначала следует решить, продолжать это Турне, вернуться домой? Если Турне закончилось, - что делать дальше? Возвращаться к работе в компании, особенно после недвусмысленного разговора с Алексом, смысла не было, да и не хотелось.

«Не отходи от Главной темы ... - крутилось у него в голове. - Рано или поздно, но тебе все равно придется решить этот; не пытайся обмануть самого себя, ведь ты начал понимать ... »

Чтобы прогнать или хотя бы приглушить этот шепот, Герман обошел вокруг машины.

Солнце еще пряталось в верхушках леса, покачивался. День была не жаркий и не холодный - обычный день начала сентября.

«И начала финансового года ...» - Герману вспомнились слова бывшего шефа и бывшего друга. Говно! Наконец он это понял. Бизнес, деньги, бизнес ... - глупая беготня по кругу. Осознание этого пришло само собой, легко и естественно. Только, - подумал Герман, - наверное, слишком поздно ...

Что-то тихо и настойчиво шевелилось в его подсознании, как он сделал какое-то важное открытие, но еще этого не понял или не решается понять. Скорее всего, это был догадку, что появился еще ночью, когда он проваливался в сон. Но Герман не решался сейчас схватиться за него ... Может, потому что, с одной стороны, он обнадеживал, а с другой - казался невероятным. Слишком невероятным.

А еще он пугал ...

* * *

«BMW» выбрался с обочины на шоссе и набирал скорость в направлении Львова.

Герман машинально покрутил настройку приемника и поймал какую-то FM-волну. Затем потянулся за пачкой сигарет, которая лежала на сиденье рядом. И вдруг заметил, как в зеркальце заднего обзора мелькнуло ... чужое лицо!

Он резко выпрямился, тупо глядя на дорогу.

Спина моментально взмокшую, Герман сдерживал острое желание взглянуть назад.

Еще несколько секунд он продолжал вести машину, уставившись деревянным взглядом в путь.

Затем Герман буквально заставил себя ударить по тормозам. «BMW» пронзительно заскрипела, машину чуть не развернуло на девяносто градусов.

Той долю секунды, пока он поворачивал голову назад, в его мозгу успел пройти целый геологический период, как его ум ускорил в несколько тысяч раз все свои процессы; сотни вопросов уже получили сотни предполагаемых ответов, а воображение успела нарисовать множество возможных картин и их дальнейшее развитие.

Но ... на заднем сиденье не оказалось никого.

Галлюцинация?

Герман отпустил ремень безопасности, затем снова вернулся назад и для верности заглянул за спинки сидений.

Никого.

Что-то снова зашевелилось в его подсознании, на этот раз сильнее и настойчивее. Он несколько раз медленно и глубоко вдохнул и выдохнул воздух, сердце понемногу успокаивалось.

Герман не хотел верить в то, что увидел в водительском зеркале, он не хотел в это верить! Но его руки ночью ...

«Напрасно стараешься себя обмануть, ты прекрасно знаешь, что видел. Ты начал догадываться еще прошлой ночью. Это продолжает происходить. Будь мужчиной и посмотри наконец правде в лицо ».

Герман медленно протянул руку к водительскому зеркальца и вернул его на себя.

Да, это был он.

* * *

На отрезке пути, оставшееся до города, Герман заставил свой «BMW» показать все, на что тот был способен; время стрелка спидометра переваливала за отметку сто восемьдесят километров в час. Когда-то именно так загоняли лошадей.

Герман полчаса приходил в сознание, прежде чем снова взяться за руль. Перед глазами четко стояла картина, которую продемонстрировало водительское зеркало.

Да, это был он, а никакая не галлюцинация или случайная игра воображения.

Все то, что пыталось достучаться его подсознания, наконец сумело вырваться на поверхность.

Он не смог сдержать крика, когда снова увидел свое лицо. Оно стало старым. Как за одну ночь Герману прибавилось лет двадцать пять или тридцать. Так он должен выглядеть в пятидесяти пяти-шестидесяти, имея внуков ...

Хотя лицо не просто постарело - оно было ... Несколько минут Герман с ужасом рассматривал себя в зеркале, затем начал ощупывать лицо руками. Ладони двигались кожей, задерживаясь в тех местах, где случались глубокие морщины. Он осторожно касался мешков под глазами, как будто боялся, что от неосторожного движения они могут лопнуть и по его щекам потечет то противное и липкое.

А еще - седина. Ее было много: почти все волосы на голове стало белым, даже щетина, что отросла за последние двое суток.

Это лицо было не просто старым, а действительно ужасным - в нем проступало что-то отвратительное и неестественно нудное. Так могла бы выглядеть неудачно загримированный под старого молодой человек.

Всю дорогу Герман невольно смотрел на руки. Конечно, теперь он хорошо видел различие. Они держали руль, как и всегда - вверху, близко друг к другу, - но они не были теми же самыми.

Это были руки старого человека.

* * *

За мгновение до того, как ему стало плохо прошлой ночью, он успел подумать, что его вирус, может, не обычный вид СПИДа, а какая-то новая «модификация», усовершенствованная мутациями или еще чем-то. ВИЧ не должен проявляться таким образом, и если Герман уже заболел, не мог прогрессировать с такой скоростью! И, наконец, Герман никогда раньше не слышал о том, чтобы этот вирус заставлял больных так быстро стареть.

Это действительно было похоже на какую-то удивительную мутацию. Загрязнение окружающей среды различными химическими заводами, ядерные испытания, радиоактивные осадки, Чернобыль ... и бесконечный перечень всего прочего могли вызвать любые изменения в этом чертовом вирусе! И не только в нем, ведь почти каждый год обнаруживают все новые виды таких простых и привычных болезней, как гепатит или даже грипп! А может, кто-то помогает появляться на свет этим новым вирусам в своих проклятых лабораториях.

Господи, - пот стекал Герману на глаза, - неужели я получил один из ужасных мутантов?! Вирусы - это же даже не совсем живая материя, - вспомнил он еще из школьного курса биологии. У него форма «нового» СПИДа, способен убить его буквально за один день или за полтора ... Господи!

Герман почувствовал, что начинает паниковать.

Не заезжая домой, ворваться в любую клинику с мольбой о помощи? Или вернуться домой и уже оттуда вызвать «скорую», а потом долго объяснять ребятам, как он постарел за одну ночь? Тыкать им в лицо паспорт, доказывать, устроить торжественный просмотр фотографий?! Пока истина начнет доходить хотя бы до одного человека, ему давно уже будет забронировано место на полке в морге!

Нет, он лучше останется умирать в собственном доме. И ...

«А если это вообще НЕ ВИЧ? Об этом ты думал? Если тест ошибочно принял за вирус СПИДа-то другое? Разве ты не подумал об этом почти сразу, когда увидел свои руки? Сначала рвота, потом тот мучительный приступ, а в завершение - эти, словно ошпаренные кипятком, руки? Ты думал об этом. И тебя это испугало ».

* * *

Он остановил «BMW» перед въездом на стоянку в нескольких минутах ходьбы от его дома. Ворота стоянки были открыты, но стальной цепь, выполняет роль импровизированного шлагбаума, оставался натянутым поперек дороги, загораживая въезд. Герман посигналил и сразу об этом пожалел.

Каждый из трех сторожей, которые работали посменно, обычно узнавал «BMW» Германа издалека и здоровался взмахом руки. Когда машина посигналила, в другом конце стоянки появилась фигура человека, в которой Герман разглядел Севу - военного в отставке; то помахал рукой и направился к воротам. Герман пожалел, что вовремя не подумал и не выбрал другой площадки для «BMW». Сева мог его узнать и ...

Он не хотел представлять, чем все это могло закончиться. Пока тот шел к сторожке, чтобы опустить цепь, Герман быстро открыл бардачок и достал большие темные очки и джинсовую кепку.

Цепь опустился, и Герман заехал на стоянку, лихорадочно придумывая хоть какую-то историю. Кто он? - сослуживец, которого попросили пригнать машину, пока Герман занят неотложными делами? Знакомый?

Он выбрал свободное место (не то, где обычно ставил свою машину), затем вышел из салона, закрыл дверь на ключ - все это он делал очень медленно - история никак не лезла в голову.

В конце концов, направился в сторону выхода, продолжая усиленно размышлять. Ему навстречу спешил Сева; почти всегда, когда Герман пригнал на стоянку «BMW», они перебрасывались несколькими словами.

Сева уже переводил ключи от сторожки из правой руки в левую, чтобы поздороваться с Германом, но когда между ними осталось несколько шагов, на его лице промелькнула тень удивления.

- Герр ... - он осекся, но по инерции продолжал улыбаться.

Герман тоже выдавил улыбку, и мгновенно его осенило:

- А ... Вы, наверное ... Сева? - стараясь говорить как можно естественнее, начал Герман. При этом он даже не менял своего голоса. (О Боже! - Болезнь уже повлияла и на голос?!)

- Герман говорил мне, что сегодня, скорее всего, вы будете чередовать.

Севаьмовчкы рассматривал Германа.

- Это ... мой сын, - поспешил добавить тот.

- А-а ...

- Он передавал вам привет.

- А, да-да, спасибо, - сторож снова улыбнулся. - Вы очень похожи с сыном. Просто невероятно. Издалека я принял вас за него.

- Я так и понял. - Герман почувствовал облегчение. - Нас часто путают.

Герман сделал вид, будто ему никогда, и протянул руку:

- Приятно познакомиться ... Спокойной дежурство.

- Спасибо, передавайте Герману приветствия.

Герман кивнул и направился к воротам.

За поворотом Герман облегченно вздохнул и прибавил ходу, чтобы как можно быстрее скрыться от посторонних глаз.

«Герман, ты превращаешься ... ты превращаешься ... превращаешься ...»

Наконец он зашел в дом.

Его Похоронное Турне завершилось.


Когда он открывал свои двери, то услышал, что по лестнице кто-то спускается.

- Здравствуйте, Геро!

Герман мысленно чертыхнулся. Это была соседка, жившая этажом выше. Одинокая сорокалетняя женщина, довольно богатая. Злые языки судачили, что наследство она получила от бывшего мужа, который сначала выгнал ее за измену, а потом умер от инфаркта во время развода. К «сплетен» Герман мало прислушивался, но липкие взгляды Лизы выдавали ее внимание к нему. При каждом удобном случае она пыталась с ним поговорить, безразлично, о чем. Целью было пригласить его к себе в гости «на чашку кофе», и Герман это прекрасно понимал.

- Здравствуйте, - ответил он, не поворачиваясь. Двери его квартиры уже открылась.

- Ездили куда-то отдыхать?

- Да, немного провитрився.

Голос действительно меняется! - с холодком в душе мысленно отметил Герман.

- Вы не заболели? - взволнованно сказала Лиза, явно никуда не спешила; очевидно, решила воспользоваться очередной возможностью для развития более близкого знакомства. - Мне не нравится ваш голос. Кажется, вы простудились. Хотите, я ...

- Нет, не хочу, - отрезал Герман. - Я болен ... и ужасно устал. Хочу поскорее лечь в постель.

- Возможно, вам принести ... - не сдавалась я.

- Нет, я уже все купил, - поспешно сказал Герман, и похлопал по дорожной сумке, словно демонстрируя, что закупил половину аптеки.

«Господи, ее даже не оскорбляет то, что я все время стою к ней спиной»

- А может ... - снова начала Лиза.

Но Герман зашел в квартиру.

- Простите ... - не оборачиваясь он захлопнул дверь.

Она еще что-то говорила, но Герман уже ее не слушал.

Он зашел на кухню и тяжело опустился на табурет. В голове шумело. И Герман даже знал, почему.

Я болен ... Я ужасно болен ...


раздел 6

Герман сомневается

Ложиться в постель Герман не собирался, хотя его состояние явно ухудшалось. Оказавшись на кухне, он вспомнил, что с самого утра еще почти ничего не ел. Герман открыл холодильник, и понял, что совсем не голоден.

Он снова присел на табурет, оперся локтями на стол и закрыл глаза. Во рту у него появился неприятный привкус.

Он подошел к зеркалу в коридоре и высунул язык. По его краям образовался толстый слой грязно-серого налета; Герман провел пальцем, и он розмастився, как паста. Его чуть не стошнило прямо на пол. Он быстро заскочил в ванну и усиленно начал чистить рот зубной щеткой.

А потом все равно начал блевать ... Хотя практически ничего не ел с самого утра. Он с отвращением смотрел в умывальник на сгустки, напоминающие свернувшуюся кровь, только ... зеленоватого оттенка.

Выглядело это крайне противно.

Герман открыл воду, и она смыла этот кошмарный натюрморт. Ванную комнату заполнил тяжелый неприятный запах.

Интересно, а что показал бы анализ? - подумал Герман.

АНАЛИЗ!!!

Он быстро перешел в гостиную и снял телефонную трубку.

Итак, сегодня суббота, вторая половина дня, но остается надежда, что пункт анонимной проверки крови на СПИД еще работает; номер телефона Герман запомнил на всю жизнь. Сейчас он был уже почти уверен, что его состояние никакого отношения к вирусу ВИЧ нет. Но когда он проходил тест, это еще сидело тихо - теперь же, когда оно «проснулось», результат мог измениться.

В Германа появилась надежда - если это не ВИЧ, его болезнь может быть излечима! Однако сразу же вспомнились зеленые сгустки, и надежду вытеснил страх.

Его организм разрушает один из страшных мутантов ВИЧ, но вероятность этого очень мала. Знаменитый вирус, как известно, влияет прежде всего на иммунную систему. В его же случае ...

«А может, он ускоряет процессы старения организма? - именно этот вариант мутанта? Что ты на это скажешь? »

Герман задумался. Нет, это было не просто старением - достаточно посмотреть в зеркало, чтобы понять.

Это было ... было ... что-то другое ...

Но он попытается узнать.

На том конце провода ответили, что пункт работает.

Герман сразу начал собираться.

* * *

К пункту Герман добрался без особых приключений. Если не считать одного момента его неприятно поразил.

По дороге Герман решил зайти в магазин, чтобы купить пачку сигарет. Перед входом сидел привязанный к фонарному столбу огромный пятнистый дог; когда Герман подошел ближе, пес насторожился и в его глазах мелькнул страх. А когда расстояние между ними сократилось до одного метра, огромный дог прижался к столбу и заскулил, испуганно глядя на Германа. Герман не помнил, чтобы его когда-нибудь боялись собаки. Кусать - да, но чтобы бояться ...

Он зашел в магазин с неприятным холодком в груди, а когда выходил назад, дога уже не было.

С фонарного столба свисал оборванный поводок, как змеиная кожа ...

В комнате, похожей на процедурный кабинет, у него взяли десять кубиков крови. Он заметил, что медсестра, которая делала эту процедуру, морщит нос, хотя и пытается делать это незаметно для Германа.

Он плохо пах.

Запах шел из-под рубашки и был похож на тот, что в ванной, когда его стошнило.

Неужели он все так воняет под одеждой? ..

Герман быстрее застегнул рукав рубашки и натянул сверху свитер. Потом посмотрел на часы и спросил медсестру, когда вернуться за результатом.

Услышав ответ, Герман чуть не закричал.

В ПОНЕДЕЛЬНИК?!!

Если к этому времени вирус его не убьет, то будет он способен в понедельник добраться сюда? Неизвестно же, с какой скоростью он стареет. Герман думал, что это происходит рывками, короткими периодами активных процессов; он всматривался в зеркало перед выходом из дома и никаких изменений не заметил. Но это, конечно, не означает, что до понедельника ничего не изменится, случиться может что угодно!

- Послушайте ... - хрипло обратился Герман к медсестре, - результаты этого теста мне нужны срочно. Почему только в понедельник?

И сочувственно посмотрела на Германа и ответила:

- Сегодня суббота, лаборант уже ушел, к сожалению.

- А не мог бы кто-то другой ... - начал Герман.

Медсестра покачала головой:

- Он - специалист. Никто, кроме него, из здешнего персонала не может работать в лаборатории. Я тоже. К тому же, даже если бы удалось кого-нибудь найти на станции переливания крови, это тоже ничего не дало бы - наш лаборант всегда уносит с собой ключи от кабинета.

Опять закрыты двери ... ключи ...

- Спасибо, - тяжело произнес Герман. - На который час мне прийти ... в понедельник?

- Когда вам удобно, - сказала сестра; в ее глазах он прочитал искреннее сочувствие, - она, видимо, поняла, что Герман появился здесь не просто из любопытства, и его спешка ... А еще она его не осуждала, если принять во внимание самый распространенный путь передачи болезни. Ее глаза были спокойными и добрыми.

- Когда вам удобно, - повторила она. - Лаборант приходит за час до открытия. Людей сегодня было немного. Приходите утром. Ваш тест будет готов.

Герман вдруг понял: если задержится здесь еще на минуту, то возвестит этой незнакомой женщине с добрыми глазами.

- Спасибо ... извините ... до свидания ...

* * *

Это был самый ужасный и самый длинный вечер в его жизни. Время шло мучительно, превращая момент на минуты, а минуты - на часы.

Герман уставился в экран телевизора, но вместо агентов ФБР Скалли и Малдера видел отражение различных частей своего лица в водительском зеркале, зеленые сгустки слизи в умывальнике, сморщенные, как печеные яблоки, руки, добрые глаза летней медсестры, лицо Алекса, что говорит о начале финансового года, какой-то старый фотоаппарат на треноге с непропорционально большим объективом, в глубине которого чернела, медленно расширяясь, черная точка, оборванный кожаный поводок, свисающий с фонарного столба, как дохлая змея ...

Около двенадцати ночи Герман вспомнил, что ничего не ел и не пил сегодня - у него даже не возникало такого желания.

Он исключил телевизор и взял зеркало, чтобы снова проверить, насколько далеко зашло его старение. Но никаких изменений пока не обнаружил.

В половине первого Герман вспомнил, что, возвращаясь домой, собирался принять ванну. Запаха, шедшего от него уже не было слышно, даже когда снял рубашку, но все равно решил помыться, хотя бы для того, чтобы чем-то заняться. Спать не хотелось, несмотря на позднее время.

Пока в ванну набиралась вода, Герман сделал открытие, связанное с курением. Он зашел в кухню, чтобы подымить в форточку, но когда сигарета оказалась в руках, Герман понял, что курить совсем не хочет. Он покрутил ее в пальцах и выбросил в мусорник. Через некоторое время почти полная пачка «Кемела» пошла туда же.

Итак, он бросил курить? Это напомнило ему эпизод из какого-то старого фильма или какой-то анекдот, где осужденному на смерть предлагали бросить курить.

* * *

Сев в ванну, Герман сразу же из него выскочил. Было такое ощущение, будто кто-то решил поиздеваться и пустил водоканалом кислоту. Кожа в местах соприкосновения с водой стала пурпурно-красной и сильно ада, как при ожоге.

Герман аккуратно промокнув раздраженные участки полотенцем и пошел в гостиную.

Он сел в кресло, тупо глядя мимо всего на свете, и ... вдруг ему стало совершенно безразлично по ВСЕГО - каким окажется результат теста делать в ситуации с непрошеными гостями, по вируса, его вида в понедельник, а также о том, доживет он вообще к вечеру следующего дня - абсолютно по всему ...

- Мне - не важно ... - сказал он в немую комнату.

* * *

Герман находился в одноместной больничной палате. Он лежал на спине, чувствуя холодок в сгибе руки, куда была присоединена капельница, и притупленный пульсирующая боль в правой части живота.

- У вас высокая температура, - сказал врач, который осматривал Германа. - Впрочем, иначе быть и не могло. - Он склонился над распухшим швом Германа внизу живота.

- Мы вас едва спасли, - сказал врач. - Но, боюсь, осложнений не избежать. Скорее всего, у вас началось заражение.

Врач напоминал доброго доктора Айболита, нарисованного в старой детской книжке: был низенького роста, с круглым румяным лицом и морщинками вокруг глаз, появились от привычки часто улыбаться (или свирепствовать), в аккуратном ослепительном белом халате.

Когда врач склонился над Германом, то заметил в кармане его халата что-то длинное и узкое, с металлическим блеском.

- Больно? - врач нажал пальцем на распухшую больную область живота.

Герман от боли выгнулся дугой, едва сдерживая стон.

Он еще до конца не осознал, что с ним случилось и как он здесь оказался.

Вас едва спасли ...

Ему сделали операцию?

Герман туманно вспоминал аэропорт, упаковку таблеток, которые он принял (это был анальгин, кажется), пока длительная задержка рейса. Затем был самолет, такси ... его квартира ... боль ... жар ... И, кажется, он сам вызвал «скорую» ... Дальше не помнил.

Возможно, это аппендицит ... да, скорее всего - аппендицит.

- Будем принимать экстренные меры, - сказал врач.

Его голос звучал озабоченно, но на уровне интонации Герману показалось, будто врач сказал: «СЕЙЧАС МЫ перережет ему горло, КАК СВИНЬИ, ТОЙ ОСТРОЙ штук, что ЛЕЖИТ В моем кармане ...»

Он посмотрел на Германа:

- Как вы чувствуете себя?

Приготовься, сынок, СКОРО МЫ НАЧНЕМ, - НО торопиться НЕ БУДЕМ, ЧТОБЫ растянуть удовольствие, - ПРАВДА?

Герману вдруг показалось, что он находится не в больничной палате, а в помещении стало его казематом, как маленький остров в ужасающей пустоты страшного мира, наполненного воплями и стонами, населенного ужасными обитателями, которые только внешне похожи на людей, - добрыми Ай болит - Добрый доктор и их помощниками. И если выглянуть в окно, то можно было бы увидеть ... Потому что это мир ликаривмьясникив, Вивисектора ...

Из дома его забрала не настоящая «скорая помощь», - те приехали чуть позже и уже никого не застали. Это была их машина - Добрых Врачей. Они каким-то образом узнали о нем и поспешили за ним ... Они забрали его и неизвестным путем привезли в это ужасное место.

Теперь он полностью в их власти.

Мы вас едва спасли ...

УМЕРЕТЬ ОТ ОБЫЧНОГО ПЕРИТОНИТА БЫЛО БЫ СЛИШКОМ ЛЕГКО - СЛИШКОМ БЫСТРО. СКОРО НАЧНЕМ, НО МЫ НЕ БУДЕМ торопиться, ЧТОБЫ растянуть удовольствие (НАШЕ И ТВОЕ) - ПРАВДА? ПРАВДА? .. ПРАВДА ...

Герман вздрогнул, внезапно поняв, куда исчезают люди - десятки людей ежедневно в стране. Их забирают Хорошие Врачи ...

Рация Их «скорой помощи» (нет, на их машине написан не «скорая», а «добрая помощь») перехватывает вызовы, и они пытаются прислать свою машину раньше, чтобы потом привезти больных сюда ...

Герману вдруг показалось, что противоположная стена стала прозрачной, и он увидел другую палату - гораздо больше, чем эта. В ней стояло десять или двенадцать кроватей - столько он смог рассмотреть - другие терялись в темных углах, что заслонялись странными тенями. В палате были люди ...

«Ты еще не с ними, ты здесь новичок, Герман», - прошептал кто-то в его голове.

МЫ НЕ БУДЕМ торопиться ...

Герман смотрел в сумерки палаты, проявилась через стену, как изображение на фотобумаге, опущенном в ванночку с проявителем. Стена словно превратилась в огромную мрачную эфемерную картину, - казалось, что эта палата стала продолжением той, где лежал Герман.

«Присмотрись, Герман, к этим людям ... - настойчиво шептал голос. - Все они когда-то начинали с твоей палаты ... »

Сначала Герман не мог понять, чем заняты те, кто шевелится, - их было больше половины, остальные лежали неподвижно на грязных, ничем не застеленных матрасах. Наконец, ему удалось рассмотреть молодого человека двадцати лет, полулежала на кровати. Ее лицо было возвращено в сторону Германа (возникало ощущение, что парень смотрит прямо ему в глаза).

Каждые несколько секунд тот закрывал, а затем снова открывал воспаленные глаза, словно в них попало по горсти соли. Закрыл ... открыл ... закрыл ... открыл ... - парень проделывал это с четкой регулярностью метронома - закрыл ... открыл ... На него было тяжело смотреть; у Германа самого защипало в глазах.

«Что же он делает?»

... закрыл ... открыл ... раз ... два ... раз ... два ...

«ЧТО ОН ДЕЛАЕТ?!» - внутри у Германа зашевелилось что-то мерзкое, поднимаясь к горлу ритмическими волнами. «Ты уже начал понимать, Герман, - снова появился шепот, - разве нет? Однажды, его, как и тебя забрали сюда Хорошие Врачи ... Ты уже рассмотрел и прекрасно понял, что он делает ... и ЧТО с ним сделали Они ... Если он прекратит моргать, - умрет от удушья; он должен делать это каждые пять секунд - днем, и ночью, даже во сне. Наверное, он давно уже умер бы, но у него укрепился рефлекс - он уже никогда не сможет перестать играть в эти смешные зажмуркы. Похоже, Хорошие Врачи считают смешным, - а ты? Парню просто закоротило в мозгу несколько нервных окончаний ...

Но посмотри еще на сидящего за ним ... »

Герман увидел человека с таким сосредоточенным выражением лица, что оно напоминало маску из окаменелой кожи; на виске поблескивала капелька пота, чуть выше пульсировала напряженная выпирающая жилка. Мужчина смотрел куда-то в сторону, иногда его взгляд перемещался под ноги, а потом возвращался к прежней точки. В правой руке он все время сжимал нечто похожее на резиновую грушу. Правый рукав его грязно-коричневой пижамы был отрезан, из него выпирало распухшее предплечье, что напрягалось и розслаблювалося в такт сжатия груши. Казалось, натянутая на гипертрофированных мышцах кожа, может в любой момент лопнуть; натруженное предплечья опоясывала густая сеть огромных вен. Герман заметил, что от груши отходят две трубки: одна прозрачная, очевидно, пластиковая, другая - резиновая. Обе трубки вели в отверстие пижамной куртки на уровне груди, слева. Прозрачной трубой бежала очень темная красная жидкость.

«Теперь у него такое сердце, новое, придуманное Добрый доктор ...» - подтвердил шепотом знакомый голос.

Герман был поражен. Наверное, в этом жутком мире Добрых Врачей были возможны абсолютно все эксперименты над людьми, - это был их Мир.

Врач, осматривавший Германа, раз спросил:

- Как вы чувствуете себя?

Герман встрепенулся, словно вышел из транса. Прозрачная стена снова стала обычной.

Что это было? Мгновенное, но лежащее в субъективном времени бред? Может, у него сильный жар? Сколько прошло времени?

Герман перевел взгляд на врача. Его голос звучал вполне нормально, и выглядел тот без намеков на профессиональное безумие - обычный врач в белом халате, немного похож на Айболита из детской книжки.

Герман выдавил кислую улыбку:

- Неплохо, но могло быть и лучше.

- Готовьте пациента к переливанию крови, - сказал он медсестре, которая заглянула в палату.

В Германа защемило в груди.

- Это обязательно? - он попытался поднять голову с подушки, но боль сковывала движения.

- Лежите, - приказал врач, заметив его попытку подняться, и снова обратился к медсестре: - Выясните по анализам группу и резус-фактор.

- Но я ... - снова начал Герман.

- Всего несколько часов назад вы перенесли тяжелую, очень тяжелую операцию. Вам нельзя делать резких движений - успокойтесь! - врач сказал это мягко, но последнее слово - с нажимом.

ОНИ СОБИРАЮТСЯ СДЕЛАТЬ ЕМУ ПЕРЕЛИВАНИЕ!

Германа охватил животный ужас.

«Они уже начинают, Герман, - но не будут торопиться ...»

Хорошие Врачи.

Он снова перевел глаза на врача. Почему он остался? Почему не пошел вслед за медсестрой?

«Чтобы проконтролировать тебя, чтобы ты ничего не натворил - чего-то, что не входит в их планы».

На круглом лице врача блуждала странная улыбка: сдержанное предчувствие чего-то, что должно было вскоре произойти.

- Может ... - нерешительно подал голос Герман, - можно обойтись без этого?

- Что? .. - врач остановился и удивленно посмотрел на него.

- Наверное, переливание не единственный способ ... - Герман лихорадочно соображал, подыскивая хоть какие-то аргументы.

- Знаете что, уважаемый, - врач решительно подошел к его кровати. - Давайте каждый будет заниматься своим делом!

Он был небольшого роста, но сейчас возвышался над Германом, как неумолимый великан.

Собрав всю силу воли, Герман сказал, чеканя каждое слово:

- Я не хочу.

Врач медленно приблизил к нему лицо, его глаза округлились. Герман увидел, что у него больше нет ресниц.

- Мне показалось, или вы действительно что-то сказали? - громко прошептал тот.

«Герман, он начинает злиться! И посмотри же на него внимательно - он ненормальный! .. »

- Я…

«Он опасен! ..»

- Я не хочу ... НЕ ХОЧУ!

- МОЛЧАТЬ! - взревел врач. - Здесь я решаю! Если каждый начнет диктовать мне, что делать а что - нет, хотеть чего-то или не хотеть! .. - его глаза постепенно становились выпуклыми, словно стекла. - Ты мой пациент! Мой больной! Я решаю! Понял?! Ты мой, мой! .. МОЙ!!!

ТЫ НАШ ... НАШ ... ЗДЕСЬ решает только МЫ!!! ТОЛЬКО МЫ!!!

Герман сделал попытку вновь поднять голову ...

... и неожиданно получил сильный удар между глаз! ..

Затем холодная и твердая рука врача (которая сейчас вряд ли уже была рыхлой и розовой) с силой вдавила его голову в подушку. Над Германом завис перекошенное от бешенства лицо.

- Хочешь лошадиную дозу наркоза?!!

Он потерял дар речи; низ живота пронзила ужасная боль.

В этот момент двое огромных санитаров в палату вкатили аппарат для переливания крови.

«Это Помощники, это их помощники ...»

- Нет Остановитесь! .. - запротестовал Герман с новыми силами и, забыв о боли в животе, попытался оттолкнуть от себя врача, продолжал вдавливать в подушку голову своей твердой холодной клешней.

Он отверг Германа на место и ударил снова.

ВАМ НЕЛЬЗЯ делать резких движений ...

- Снимите с него капельницу! - сказал врач помощников.

Чья грубая рука выдернула иглу из вены; Герман вскрикнул.

- Не делайте этого ... Я не хочу ... - подниматься он уже не решался, но пробовал увернуться.

- БРОСАЙТЕ! ..

Помощники крепко держали руки и ноги. Он начал извиваться, но силы покидали его - страх парализовывал, а боль в животе вырос до размеров вселенной.

- Не-е-е ... - его голос неожиданно сорвался.

Герман увидел, как рука врача метнулась в правый карман халата и через секунду зависла над ним, сжимая огромный блестящий скальпель, который в следующее мгновение резко опустился вниз к голове Германа, вспоров подушку.

- Ты уже успокоился? В следующий раз я сниму с тебя скальп ... - прошипел Добрый Доктор.

Он вплотную приблизил свое лицо к Германов. Его глаза начали быстро меняться - они стали похожи на линзы фотообъектива - выпуклые и безжизненные, мертвые стекла. В их глубине пульсировали, сужаясь и расширяясь, черные зрачки-диафрагмы.

(Щелк!)

- Начинайте! - приказал Помощникам Добрый Доктор; его голос зазвенел длинной эхом, многократно отразившись от стен палаты.

Гигантская игла разорвала вену ...


Герман проснулся от собственного крика.

* * *

Сквозь шторы пробивалось утренний свет. Герман сел на кровати и взглянул на часы: восемь. Затем вытер ладонью мокрое от пота лоб и пошел в ванную - посмотреть в зеркало, проверить, насколько он изменился за ночь, и умыться холодной водой, чтобы окончательно прогнать ночные кошмары.

Но, выйдя из кровати, Герман увидел много седых волос на подушке, и почувствовал, что тело постарело сильнее, мышцы заметно ослабли и уменьшились в объеме - вирус не спал этой ночью, продолжая разрушать его организм, как червь точит дерево. Как тысячи огромных прожорливых червей.

С мрачными предчувствиями Герман подошел к большому зеркалу.

Первое, что бросалось в глаза, - его рост. Герман стал на пять-семь сантиметров ниже. На лице появилось больше морщин, волосы поредели - местами виднелись проплешины.

В зеркале Герман увидел человека, которому где-то под семьдесят лет.

Но удивило другое - он уже не напоминал неудачно загримированного старого деда под молодого актера.

Старик в зеркале был настоящим ...

Несмотря на себя, Герман понял, что его старения зашло не так далеко, как он опасался. Но в то же время было похоже на то, что вирус не собирался останавливаться. Вероятно, завтрашний день он еще увидит, но касалось понедельника ...

Он наконец оторвал взгляд от зеркала и открыл кран с холодной водой. Ночной кошмар уже успел витиснитися другими мыслями, и образ Доброго Доктора ощутимо потускнел.

Помня реакцию предварительного контакта кожи с водой, Герман осторожно подставил под струю одну руку и подождал несколько секунд. Но, почувствовав ничего особенного в этот раз, начал привычный утренний ритуал умывания.


Его вывернуло прямо в умывальник, когда он чистил рот от грязно-серого налета, собрался за ночь. Уже знакомые зеленые сгустки забрызгали половину зеркала и полстены. Зеленый слизь медленно сползал вниз по плитке, оставляя мокрые гадкие дорожки.

* * *

10 часов

Герман открыл в гостиной форточку и остановился перед окном, глядя во двор.

По траве между деревьями важно расхаживали вороны - внештатные дворники, одетые в строгие фраки. Птицы таскали по двору кусок хлеба, постоянно пытаясь отнять его друг у друга. Одна ворона, сидевшая на ветке высокого клена, словно пир с сухарем ее совсем не касался, громко закаркала, заметив со своего наблюдательного пункта кошку. Команда пернатых «дворников» разлетелась в разные стороны, а потом расселась на ветвях деревьев, заинтересованно рассматривая уличенный кошку с безопасного расстояния.

Герман продолжал стоять у окна. Он превратился в обычного наблюдателя. Где-то глубоко внутри бродил страх. Но он уже другой, как вирус, каким-то образом выравнивал эмоции, оберегая Германа от безумия.

Выйдя из ванны, он попытался заставить себя хоть немного поесть. Это напоминало кормления сытой ребенка, выбрасывает всю еду обратно; сколько зашло - столько и вышло ... Не принимал организм и жидкость - особенно воду. Но в то же время Герман вовсе не чувствовал ее недостатке. Докучал только прогорклый привкус серого налета, постоянно образовывался на деснах и языке. Впрочем, ранее этот налет вызвал более неприятные ощущения; Герман начал подозревать, что его вкус и обоняние начали притупляться.

А сейчас он стоял перед окном, наблюдая за улицей внизу и за собой.

* * *

13:00

Герман выяснил, что он стареет постоянно.

Достаточно было не подходить к зеркалу в течение часа - и разница становилась очевидной. Это напоминало путешествие во времени.

Процесс старения продвигался уже не резкими периодами, как во время похоронной Турне, когда произошел первый неожиданный приступ, - сейчас это происходило постепенно, с одинаковой скоростью. Герман заставлял себя смотреть в зеркало не чаще, чем один раз в час.

В одном из ящиков письменного стола уже давно лежал совершенно новый «Полароид», когда-то кем подарен. Герман собирался применить фотосъемку, чтобы определить, пусть приблизительно, в каком темпе продвигается его старения.

Но вдруг вспомнил, как когда-то в детстве с ним случился неприятный случай, в котором фотокамера сыграла не последнюю роль. С тех пор Герман фотографировался только дважды: для выпускных альбомов: школьного и институтского; причем, в обоих фотографиях получился каким-то испуганным.

Он действительно боялся всего, что напоминает объектив (называл это фотофобией).

Словом, фотоаппарат так и остался лежать в столе.

* * *

18:00

Герман уже определил, что 1:00 реального времени составляет около полугода для его постоянно стареющего организма.

Правда, вирус вовсе не коснулся зубов и зрения. Зубы только немного пожелтели (причиной был, наверное, налет). А зрение, казалось, не только не утратил былой остроты, а даже немного улучшилось.

Мышцы атрофировались бешеным темпом, как из него, как из резиновой куклы, кто выпускал воздух. От приличной еще утром шевелюры остались клочки седых пуха. Кожа продолжала морщиться - с каждым изучением себя в зеркале Герман думал, что больше уже стареть невозможно, однако каждый раз ошибался.

И конечно, он катастрофически терял вес. Теперь Герман весил не более шестидесяти килограммов, предварительные девяносто (еще два дня назад) казались нереальными. Он часто рвало, ничего не ел и, что наиболее удивляло, до сих пор не мог влить в себя ни капли жидкости.

Преимущественно Герман или стоял, уставившись в окно, или лежал на диване и прислушался к своему телу. Иногда он слышал в ушах сухое потрескивание, будто кто-то морозный день ходил по снегу.

* * *

22:00

Из зеркала смотрел восьмидесятилетний старик.

Тебе не кажется, что пора хоть кому-то позвонить? - спросил себя Герман. Родителям? Те слишком далеко; и что он им скажет (если они вообще узнают его голос)? Напугать до смерти? Нет.

Друзья? Знакомые? Коллеги? Старые школьные или институтские товарищи? Или ... Алекс?

Герман только покачал головой. В выцветших глазах набухли слезы.

Из носа вытекла струйка крови, капая Герману на подбородок, а потом под ноги. Он замер, отрешенно наблюдая, как у тапочек образуется темно-красная, очень густая лужа ... пока тугая струя зеленоватой рвоты не ударил изо рта и носа одновременно ...

Интересно, что решат патологоанатомы, когда найдут его тело? Кто его узнает? Что сообщат родителям? Что вообще здесь будет происходить? А похороны? .. Кто ...

* * *

23:30

Несмотря ни на что, его голова оставалась ясной.

Он лежал в постели, пытаясь заснуть.

О завтрашнем дне не думал Герман искренне надеялся тихо и безболезненно умереть во сне ...

Тогда все и закончится.

* * *

Герман медленно ковылял от остановки трамвая до тест-пункта. Ранее у него это расстояние забрала бы минут десять ходьбы средним темпом. Сейчас же он едва переставлял тяжелые непослушные ноги, часто останавливаясь, чтобы отдышаться. Его тело все сильнее одолевала слабость. Герман шел уже час.

Он так и не умер ночью. Облегчение это не принесло - только какой-то отстраненный удивление ... и все.

В зеркале он увидел древнего сморщенного старика, совсем лысого, с впалыми щеками и нездоровым блеском в слезящихся глазах.

Лет под сто.

Проснулся Герман довольно рано, но чтобы собраться и выйти на улицу, потратил почти 2:00. Одеваясь, слышал, как хрустят суставы; звук был такой, как будто его кости ломаются на мелкие кусочки.

Тянуться в его состоянии по результатам теста было, пожалуй, не стоит, ибо уже не имел никакого значения. Но, может, вирус давал ему какой-то шанс.

Но если бы он знал заранее, почему подбора ему стоить, то скорее всего остался бы дома. А теперь было поздно возвращаться назад - он уже почти дошел.

Некоторые из прохожих с интересом оглядывался ему вслед; какая-то женщина (на самом деле она годилась Герману у матери) помогла ему перейти дорогу и, возмущаясь, спросила, осталась совесть у его детей и внуков (может, даже праправнуков), которые отпустили его на улицу самого.

Все могло быть гораздо проще, если бы Герман взял такси. Но он боялся, что во время поездки ему может стать плохо, и водитель тогда отправит его в больницу. Ковыляя пешком, Герман спасался от лиц, которые могли нести за него ответственность.

Хорошие Врачи всегда ждут.

Выяснить результат анонимного теста по телефону он не мог.

Этой ночью Герману снился очередной кошмар.

Он, совершенно голый и весь покрыт коростой, мечется по квартире; его живот раздут, как у беременной женщины, и изнутри что-то пытается выбраться наружу, кусаясь и царапаясь. Германом бросает от стены к стене - это, в его животе, все сильнее прорывается вперед. Он видит, как чьи-то пальцы надавливают изнутри на кожу; она, наконец, не выдерживает дикого напора и начинает рваться в нескольких местах; на пол падают огромные куски темной чесотки, обнажая гнойные раны на его теле, темно-коричневая кровь стекает на пол ... Герман сползает по стене; его живот разваливается на куски, как будто из старой стены опадает штукатурка ... На пол выплескивается зеленая рвота, из дыры выдвигается облеплена слизью голова и медленно возвращается к Герману. Он может различить только глаза, все остальное заделаны густым слоем зеленого слизи, постепенно сползает, открывая лицо. Герман начинает узнавать. Еще один слой зеленой субстанции стекает вниз ... Это лицо двенадцатилетнего Геры - оно уже мертвое ...

* * *

- Вы, наверное, ошиблись, - поликлиника находится в соседнем доме, - первой обратилась к Герману медсестра, которая сидела в приемной; он не успел открыть рот. Она смерила его снисходительным взглядом.

Было около десяти утра, и в приемной уже сидели несколько человек. В общем пятеро: женщина лет сорока, очень высокого роста и в короткой юбке, трое молодых мужчин и совсем юная стройная девушка, наверное, еще школьница, чей стиль одежды наводил на недвусмысленные выводы.

- Нет, - уверенно возразил Герман, - я ничего не перепутал, мне нужно получить результат теста. Я сделал анализ в субботу.

Он вспомнил женщину с добрыми глазами; жаль, что сегодня ее изменение.

- М-да? .. - с сомнением бросила дежурная медсестра; на ее лице отражалось вопрос: «Какого черта этом хрыч делать тест на ВИЧ, если его последнее любовное свидание, очевидно, произошло еще перед Полтавской битвой?»

- Талон ... Он у вас есть?

Герман вынул из кармана картонный номерок. Ей ничего не оставалось, как начать ковыряться в долгий ящик результатам готовых тестов.

За то время трое мужчин успели сдать кровь и уйти.

Женщина в короткой юбке рассматривала Германа; он слышал запах ее пота, пробивался сквозь навязчивый аромат дешевых духов. Полные ноги, буквой X, дополняли противный запах.

Юной гейши Герман не видел, она маячила где-то за его спиной.

Кто-то в белом халате высунулся из дверей лаборатории и замер на месте (Герман понял, что его в очередной раз исследует удивленный взгляд). Через несколько секунд дверь захлопнулась, и из кабинета донесся дикий хохот. Причина была понятна.

Медсестра, ковырялась в ящике, в ответ на крики за дверью кабинета тоже прыснула; голова у нее затряслась, как в заводной куклы.

Позади Герман уловил смешок школьницы.

Большая женщина держалась железно - ни звука.

Герман прекрасно представлял всю картину. Комичность ситуации подчеркивал одежду, буквально висел мешком на его мощах: брюки модного покроя, свободный, молодежного фасона пиджак, из-под которого выглядывала черная стильная рубашка. С тех пор дела страховой компании пошли на лад, он привык одеваться с шиком. Короче, древний, как христианство, плейбой заскочил мимоходом узнать, ...

Герман - некоторые процессы он не мог полностью контролировать - громко выпустил газы ...

Школьница сошлась истерическим хохотом и бросилась к выходу.

Медсестра не удержалась от комментария:

- Интересно, что за прекрасная леди удостоилась чести? .. - она ​​сказала это не снижая тона, считая, что времена, когда Герман мог бы ее расслышать, закончились, когда ее бабушка была еще девственницей.

Наконец она вытащила из ящика запечатанный конверт с нужным номером и протянула его Герману. У него перехватило дыхание.

Возьми ... Да возьми же его, наконец! - мысленно закричал на себя Герман.

Однако его руки так затряслись от волнения, он попросил медсестру открыть конверт вместо него.

И на секунду заколебалась, но разорвала тонкий розовый бумагу и впилась глазами в маленький листок с логотипом здешней медицинской организации. Это продолжалось бесконечно длинную секунду.

- Ну? .. - вырвалось у Германа невольно.

- Конечно, все нормально, - фыркнула я.

Герман напрягся - нормально?

- Что ... Что именно «нормально»?

- Результат - отрицательный!

Герман понял, что его здесь уже больше ничего не задерживает.

Результат - отрицательный.

На выходе его чуть не сбила с ног школьница. Она задорно подмигнула ему и скрылась за спиной. Отрицательный.

* * *

«Итак, ты выяснил, - говорил себе Герман, - что это не СПИД».

Эта Болезненость - никому не известно. Возможно, она существует уже не одну тысячу лет, но если о ней кто-то и знает, разве что очень узкий круг специалистов ... А если его вирус какой-то особенно выборочный? Если последний, кто-то о нем знает, умер еще в средние века? И за всю историю тысячи или миллионы людей были его носителями, но только единицы знают на себе его реальную сущность ... Такое же может быть? Загадочная ужасная хворь ...

Отрицательный.

А если современная медицина способна его спасти? Результат последнего теста, может, намекает на какой-то шанс. Тогда выбранная им тактика может оказаться банальным самоубийством!

Герман попытался представить: он обратится за помощью и ... что будет происходить дальше? Его подвергнут особому секретному карантина? Начнут срочно изобретать специальную вакцину ради его спасения? Привлекут группу лучших экспертов по вирусологии? Задействуют самые современные ...

НЕТ!

Тысячу раз - нет! Это - утопия, иллюзия. Бред сумасшедшего. Если он обратится к Специалистов - все будет выглядеть совсем не так.

Его раз и навсегда отправят в какой-то засекреченного исследовательского центра; из него сделают подопытный животное! Он пройдет через ад бесконечных обследований, исследований, анализов, каждую минуту его жизни они превратят в бесконечный эксперимент; и даже когда он сдохнет, его тело, до последней молекулы, будет изучаться еще много лет. Фанатики-ученые станут душить друг друга за право первым добраться до проб его тканей и крови, - и будут кончать в штаны, заглядывая в свои микроскопы. Нет, они разорвут его на тысячи мелких кусков, даже не дожидаясь, пока он умрет сам ...

Вот что будет на самом деле.

Им займутся ... Хорошие Врачи!

Герман раз почувствовал страх. Итак, он еще не утратил способности бояться?!


На смену мелком дождя пришли тяжелые крупные капли. Герман поднял голову, чтобы посмотреть на небо (шейные позвонки жалобно хрустнули) вверху большая кучность облако наплывала на белую тучку, «пожирая» ее, словно темно-серый великан заблудшую овцу.

Есть ли в Мире Добрых Врачей небо? Наверное, если оно и существует, - то полностью затянуто такими же серыми зловещими тучами ...

«Прекрати о них думать, - сказал голос Независимого Эксперта. - Прекрати. Они все равно не успеют добраться до тебя, ведь ты прекрасно знаешь, что случится в скором времени. Или нет?"

Они не успеют.

- Спасибо, утешил ... - пробормотал Герман.

Дождь уверенно перерастал в ливень.

Наплевав на осторожность, Герман поймал такси, чтобы по дороге домой побывать еще в одном месте.


раздел 7

Карина; На грани

Герман закрыл дверь квартиры так резко, что со стены посыпалась штукатурка.

Кто-то спускался по лестнице, причем шаги послышались внезапно, как только он начал ковыряться ключом в замке; не было ни предыдущего закрытия дверей, ни какого-либо другого движения вообще. Словно его кто-то ждал ... Кто? Зачем его соседям за ним следить?

Герман осторожно заглянул в глазок двери.

На лестнице его стоило Лиза. Интересно, сколько времени она ждала? А собственно, чем еще занималась сорокалетняя дама, кроме попыток затянуть молодого человека в постель?

Герман сел на пол и принялся за тяжелый труд - начал разуваться.

* * *

Он продолжал стареть, хотя, казалось, что дальше просто некуда. Теперь он хорошо представлял себе как выглядят рекордсмены-долгожители. Действительно, это ужасно - дожить до такого возраста, превращаясь в сморщенную безволосую существо.

Герман медленно провел высохшей рукой по своему лицу: «Господи, они же почти через всю свою жизнь прошли старыми; и ничего, ничего - кроме воспоминаний о далекой молодости ... »

Вечно старые ...

«Верно, они - вечно старые. Но не пытаешься ты заглушить этими глупыми рассуждениями страх перед собственным концом? Сам понимаешь: тебе осталось недолго ... может, несколько часов. Ведь даже эти старые до самой могилы, дыхание которой они знают много лет, - любили жизнь, мечтали о вечности, и с радостью готовы были отдать все ... ВСЕ ЧТО УГОДНО - за краткий миг жизни. Там есть только пустота и холод, вечный холод - они почувствовали его - не холод, а Холод ... »

«Ты опять пытаешься обмануть себя, Герман, - на обратном ты придумал очередную сказку! Не верь в нее, Герман, - потому что очень об этом пожалиешш-ш! .. »- бестелесно предвещал в его сознании Незнакомец.

От Него - тот Появившийся Ниоткуда, - веер Холодом ...

* * *

Вдруг зазвонил телефон. От неожиданности Герман вздрогнул.

Сначала он решил, что это Алекс.

Последние дни телефон упорно молчал. Обычно ему звонили в двух случаях: по работе или ошибаясь номером. Итак, Алекс. Разговаривать с ним у Германа было желание не более, чем вызвать «добрую помощь»; он долго смотрел на телефон, ожидая, когда тот наконец заткнется. В конце концов, сам того не ожидая, Герман снял трубку.

- Слушаю ... - он пытался говорить ровным голосом, чтобы скрыть старческий фальцет.

- Привет ... Геро, это ты? - сказал женский голос.

Герман удивленно поднял брови; не мог вспомнить ни одной женщины (кроме матери), которая вдруг звонила бы ему домой, да еще и в столь позднее время.

- Да, это я, - ответил Герман, перебирая имена знакомых.

- Извини, что ... - в ее голосе Герман уловил волнения, - ... тебя беспокою. Я хотела сказать ... Мне очень жаль, что у вас с Алексом все так получилось ... В офисе пока молчат, но я уже в курсе. Он так вел себя после вашего разговора ... Ты решил пойти?

- Карина ... Ты? .. - Герман был более чем удивлен.

- Да ... - казалось, она заволновалась еще больше.

Только почему?

Карина была секретаршей Алекса и работала в компании с первого дня ее основания. Алекс тогда настоял, чтобы устроить чуть ли не аналог Шаолинского экзамена для кандидатов на эту работу - кроме серьезного опыта и обычных секретарских навыков, Алекс требовал еще знания как минимум двух иностранных языков и наличия водительских прав. Карина пришла первой на собеседование и, к удивлению обоих боссов, стала единственным участником конкурса - после короткого совещания с Алексом они решили, что рассматривать другие кандидатуры уже не стоит. Карине было двадцать пять лет, не замужем, без детей. И, что тоже было важно, имела безусловно яркую внешность. Словом, Карина для них была действительно сокровищем (особенно, если учесть, что начальную зарплату новоиспеченные боссы могли предложить ей весьма скромную).

Впрочем, насколько ценным сотрудником была Карина, для Германа было вопросом второстепенным. Она стала единственной женщиной, в которой Герман видел свой шанс отыскать нормальные человеческие отношения, узнать, что такое любовь, создать семью, наконец. Это был Шанс. Герман почувствовал его сразу.

Если бы ...

Проклятое бы заставило Германа прятать свои чувства целых два года: ежедневно встречаясь с Кариной в офисе компании, подготавливая вместе деловые бумаги и даже развлекаясь на вечеринках, которые устраивал Алекс (он думал, что после общения в неформальной обстановке коллектив будет работать еще лучше).

То, что напрочь подавило в Германе всякое стремление сблизиться с Кариной, стало второй болезненной событием в его жизни, после поездки в Ригу, когда ему исполнилось шестнадцать лет.

Примерно через месяц, как Карина начала работать в компании, Герман решился на более близкое знакомство. Привод тоже налицо - небольшая вечеринка в офисе, посвященная итогам работы компании за начальный период (цифры, конечно, были еще очень скромные, однако в полтора раза превышали ожидаемые).

Начиналось все неплохо: Герман дважды пригласил Карину на медленный танец, завел дружескую беседу. Он собирался пригласить ее в третий раз (эта попытка была последней - вечеринка уже завершалась) и предложить провести домой.

Отсюда и начались неудачи. От волнения потели ладони, и Герман постоянно тер их о штаны, сидя в углу комнаты и ожидая медленного танца. Затем он задел ногой ножку стула, когда желаемый танец таки начался; проклятый стул перевернулся и, как Герману назло, загремел, как тысяча сто одиннадцать африканских тамтамов. Кое-где послышался смешок. А итогом провалившейся «операции» стало «перехват» Карины одним из подчиненных Германа.

Ошеломленный разочарованием, он вышел на улицу покурить. Когда его мысли немного упорядочились, Герман решил, что не все потеряно. Во-первых, никто не мешал ему поговорить с Кариной в этот же вечер, когда все начнут расходиться; во-вторых, если не сегодня, то будет еще много других возможностей. «И вообще, ты ведешь себя как четырнадцатилетний мальчишка ...» - думал он, глядя на небо, засыпано звездами.

Загрузка...