Кардий глубокомысленно покачал головой.
Девица Лилия де Триель обходными коридорами провела гостью к своему будуару. Примыкая к спальне короля, он имел отдельный вход.
- Вам нужно отдохнуть, небожительница, - тараторила Лилия де Триель. У меня здесь найдутся все удобства.
Надя осмотрела крикливое убранство будуара фаворитки и вспомнила, насколько больше вкуса у Лореллеи, однажды показавшей Наде комнатку рядом со своей лабораторией.
Девица Лилия де Триель меж тем продолжала:
- Ради всевышнего, простите меня, Дева Небес. Я ведь не знаю, что требуется небожителям. Но у меня здесь есть все интимные удобства. Невидимые слуги бесшумно выносят все, что может испортить настроение. Нравится ли вам запах духов? Амброзия и другие редкие и очень дорогие духи доставлены с Востока, оттуда, где женщины живут в гаремах своих властителей. К счастью, здесь властителями порой становимся мы, женщины. Король так любит душистые цветы!
Надя поблагодарила радушную хозяйку, пообещав воспользоваться предлагаемыми удобствами.
Девица де Триель едва сдерживала злорадную улыбку. Вот теперь в ее руках окажется столь необходимое ей доказательство! Если по воздуху летает существо обыкновенное, плотское, которому не чуждо все, людям свойственное, то, значит, она не ангел, а ведьма, о чем и будет немедленно сообщено специальным гонцом Великопастырю всех времен и народов папию И Скалию с добавлением: как только Ремль будет отбит у тритцев, там состоится коронация Кардия VII, и она, Лилия де Триель, если ей будет обещано после этого стать королевой Френдляндии, позаботится о том, чтобы коронация была такой же, как и у всех предков короля, то есть по обряду скалийской религии. Кардию, хоть он и опирается пока что на Мартия Лютого, этого еще не сгоревшего еретика, все же придется согласиться.
Дамы, если Надежанну можно хоть в какой-то степени приравнять к ее спутнице, вернулись к столу, где мужчины изрядно захмелели, а собаки, насытившись, уже не подбирали лакомые кости.
Поход назначен был на утро.
Генерал и Лютый удалились готовить войска. Деву Небес Кардий VII уговорил, в чем с милой улыбкой помогала ему девица де Триель, остаться в замке, где ей отвели одну из лучших комнат.
Надя продолжала играть свою роль, которая, пока дело не дошло до сечи, могла показаться не столь трудной.
Но девица де Триель пришла в ужас еще раз ночью, когда узнала, что Гостья небес вызвала вдруг в королевский замок знатных дам города и округи.
Их кареты одна за другой съезжались, громыхая колесами и мешая девице де Триель спать не меньше, чем гул дамских голосов из зала.
Разряженные для участия в предполагаемом бале, дамы были крайне удивлены, не обнаружив ни кавалеров, ни музыки. Даже король не вышел им навстречу. О невидимой Деве говорили шепотом.
Местные красавицы, несомненно, умерли бы от разочарования, если бы не старательный обмен сплетнями, способный скрасить любую скуку или обиду.
Наутро же, когда они наконец дождались выхода не менее их удивленного короля Кардия и, разгневанные, удрученные, готовились разъехаться, неожиданно выяснилось, что все до одной кареты исчезли.
Никто не мог дать этому объяснения.
Глава вторая
СТРАНСТВУЮЩИЙ РЫЦАРЬ
Бессмертный образ Дон Кихота веками служит гневным упреком всем тем, кто считает, что честь, благородство и борьба за справедливость смешны и присущи только умалишенным.
Из критики Сервантеса.
Это был тот самый ясный день, когда в лагерь теснимых тритцами орланцев спустилась с неба Дева Небес.
От предгорий до Орланской долины было еще далеко. Покатые холмы, как застывшие волны стихающего шторма, подкатывались к заросшему дремучим лесом "берегу". А на горизонте окаменевшие снежногривые валы-горы, поднимаясь до самого неба, словно воплощали символ неутихающей борьбы стихий и народов с чередующимися, как накаты прибоя, волнами, несущими смерть, горе и разрушение.
По извилистой пыльной дороге в темный лес въехал на длинноногом боевом коне рыцарь в серебряных латах, а на полкорпуса отстав от него, трясся на низкорослой лошадке маленький оруженосец, гордо направив в небо тяжелое рыцарское копье и неся огромный щит своего грозного патрона.
Прохлада леса сменила жару предгорий. Запахло грибами и прелью. В девственном лесу не встречалось никаких просек, изредка лесная полянка как бы раздвигала деревья в стороны.
Серебряный рыцарь обратил внимание на огромный дуб, перекинувший могучие ветви над узкой, заросшей травой колеей. Нижние ветви другого дуба на повороте были свежеобрубленными.
Вдруг, словно слетев с высокой ветви, на рыцаря ринулось что-то темное, превосходя размерами самую крупную птицу.
Серебряный рыцарь мигом оценил обстановку. На него летел человек, привязанный веревкой за ветку оставленного позади дуба. Описав в воздухе точно рассчитанную дугу, незнакомец ударился со всего размаха в серебряные латы всадника, который неминуемо должен был бы вылететь из седла.
Но тот, успев приготовиться, принял нападающего в объятья, которые оказались отнюдь не серебряными, а железными.
Получилось так, что нападающий коренастый мужчина, заросший черной бородой, похожий на цыгана, с бронзовой серьгой в правом ухе, сел на загривок припавшего на задние ноги коня лицом к лицу с серебряным всадником, тщетно силясь вырваться из его тисков.
Несколько разбойников выскочили из чащи и принялись стаскивать с лошади оруженосца, который отбивался от них слишком тяжелым для него рыцарским щитом, копье же вскоре оказалось на земле.
Но тут выдрессированный для боевых стычек рыцарский конь словно обезумел. Несмотря на двойную тяжесть в его седле, он вставал на дыбы, лягался, нанося нападающим сокрушительные удары. Несколько злополучных лесных бродяг уже валялись у дороги.
Однако численный перевес нападающих был настолько велик, что ни самоотверженность маленького оруженосца, ни бешеная ярость боевого коня, ни тиски, зажавшие предводителя шайки, не могли предотвратить исхода схватки.
- О, рыцарь! - еле выговорил атаман с серьгой. - Поскольку трудно понять, кто кого пленил, предлагаю переговоры. На мою честность можете положиться, как на свое рыцарское достоинство, каковому мне привелось служить.
- Удобно ли вам остаться со мной на коне в некоторой тесноте или вы предпочитаете спешиться?
- В первый раз в жизни я не выбил всадника из седла испытанным приемом. Возьмите мой нож, видите, как я доверяю вам, и перережьте привязанную к моему поясу веревку, чтобы я мог соскочить с вашего дьявола. Где вы только раскопали такого?
- Извольте, - согласился рыцарь, перерезая привязанную к атаману веревку. - Признаю ваш способ нападения остроумным.
- Тогда побеседуем, как равные, - предложил атаман, соскакивая на землю и давая знак соратникам прекратить бой со все еще сопротивляющимся оруженосцем.
- Неважно, как меня попы крестили, теперь мне дано прозвище Гневий Народный, так и зовите меня впредь, - начал разбойник. - Мне привелось служить делу чести и потому хотелось бы узнать, с кем имею честь.
- Считайте, что мое имя связано с желанием или хотением - О Кихотий. Заранее хочу предупредить вас, что богат, как мышь на пепелище, даже медяка за душой не имею.
- Однако вы забыли о своем золотом браслете, который врезался мне в шею, когда мы "дружески" обнимались. Советую передать эту ценность нам, заверяю вас, что все добытое в нашем лесном ремесле мы отдаем беднейшим добриянам, угнетаемым властителями всех рангов, включая папийцев и рыцарей.
- Меня вы не сможете причислить к ним, ибо я всего лишь странствующий рыцарь.
- Тем не менее прошу вас расстаться с браслетом во имя успеха наших переговоров. Мои молодцы и так обозлены на вашего бешеного коня и не избежали увечий. Они не простят мне мирного тона нашей беседы, если я не покажу им хоть какую-нибудь добычу.
Странствующий рыцарь, понимая, что они с оруженосцем попали-таки в плен, с большой неохотой расстался со своим браслетом, прошептав нечто вроде заклинания, прежде чем передать его Гневию Народному.
Разбойник не обратил внимания на это нашептывание, подумав, что рыцарю жаль расстаться со своим ценным талисманом.
- Итак, переговоры, рыцарь О Кихотий. Уважаю странствующих рыцарей, которые борются за справедливость и никого не угнетают. Прошу извинить за нападение. Но у нас так принято встречать в лесу гостей, богатых с виду.
- Почтеннейший Гневий Народный, ваше имя напоминает мне мое детство и предания.
- Предание, ваша доблесть, еще впереди. Но борьба за угнетенных - наша цель.
- Я сочувствую вашим целям и готов бы помогать вам, если б не спешил ехать дальше.
- Какая жалость! - воскликнул разбойник. - Позвольте узнать, чем это вызвано?
- Я ищу прекрасную даму.
- Бескорыстие - не мое призвание, но поиски дамы - благородное дело. Она похищена?
- Она улетела.
- Улетела? Так не ее ли мы приняли за орлицу в небе?
- О, Гневий! Вы сделаете благое дело, если подскажете направление ее полета.
- А она не ведьма?
- Нет, она такой же странствующий рыцарь, как я, только звездный. Боюсь, что, опустившись на землю, она попадет в менее благородные руки, чем ваши.
- Что-то на разной высоте вы странствуете, - проворчал Гневий, подозрительно глядя на "гостя".
Когда Никита Вязов сбегал вниз по винтовой лестнице башни во двор замка, его еле нагнал юноша Сандрий. Задыхаясь, он произнес:
- Куда так спешит благородный рыцарь в серебряных латах?
- Искать нашу исчезнувшую спутницу.
- В пропасти?
- Нет, там пусть ищут ее другие. Она перелетела ущелье.
- Это так же прекрасно, как она сама! - восторженно и без всякого удивления воскликнул юноша. - Могу ли я сопровождать вас? Дороги небезопасны, и лишь странствующему рыцарю удается пройти ими.
- Так я и стану странствующим рыцарем.
- Но ему нужен конь, оруженосец и вооружение. Возьмите меня, и я немедленно достану все это вам.
- Спасибо, добрый малый. А каково твое полное имя?
- Сандрий Сандрианий, - с гордостью произнес юноша.
- Переименуем в Санчо Пансия. Беру тебя в соратники, когда-нибудь ты станешь губернатором.
Затем Вязов наклонился к браслету личной связи и доложил командиру Бережному:
- Она, несомненно, улетела на своем дельтаплане, хранившемся в заплечном футляре ее скафандра. Разреши ее поиски.
- Объявляю общий сбор! - по-русски провозгласил Бережной. - Ты, Никита, разумей по браслету.
Горный рыцарь и Лореллея недоуменно слушали непонятную речь гостей, глядя на их озабоченные лица.
- Надя совершила грубую ошибку, отделившись от нас, какова бы ни была причина, - жестко говорил Бережной. - Каждый из нас может выбыть из строя, обязанность помогать выбывшему несомненна, но не снимает с остальных главной нашей задачи.
- Я разыщу ее! - предложил Вася Галлей. - Такая женщина не должна погибнуть.
- А я всегда с Васей, - добавил Федоров.
Крылов мрачно молчал.
- Понимаю тебя, Алеша, ты отец, батька. Но будь тем батькой-звездонавтом, который вылетел в первый звездный рейс, всех оставив на Земле. Право разыскивать Надю, конечно, за Никитой. В роли странствующего рыцаря, для безопасности.
- У меня уже есть свой Санчо Панса и Россинант, а сам я - О Кихотий, послышался через браслет личной связи голос Никиты.
- Все мы Дон Кихоты, притом живые, в отличие от литературного героя, сумевшего повлиять на умонастроение поколений.
- У нас здесь та же задача, - произнес наконец Крылов.
- Хозяин наш пусть убедится в том, что Нади нет в пропасти, и потом поможет нам, как обещал, - закончил Бережной.
Лореллея не понимала русский язык, но, видимо, биотоки мозга воспринимала и о чем-то могла догадаться.
- Я напишу письмо папию и Скалию от имени Горного рыцаря. И обещаю, что он подпишет его. - Тон ее не оставлял сомнений.
Горный рыцарь стоял с опущенной покорно головой.
- Извините, рыцарь О Кихотий, мои молодцы сочтут вашу даму или ведьмой или волшебницей, требуя суда всевышнего.
- Как же он рассудит?
- Известно как. Состязанием.
- В чем?
- Хотя бы в меткости стрельбы из лука.
- С кем я должен соревноваться?
- Первым стрелком, с вашего позволения, считаюсь я. Если всевышний, руководя вами, позволит вам победить меня, в чем искренне сомневаюсь, мои волки поверят и в вас и в вашу прекрасную летающую даму, и будут готовы сопровождать вас в долину.
- Если вы первый стрелок, то... это приговор.
Похожий на цыгана главарь поднял глаза и произнес:
- На то и будет воля всевышнего. За ведьмой они не пойдут. А без них, извините, вам не пройти по долине, пока правит миром лжесвятой негодяй И Скалий.
- Что ж, - в раздумье произнес О Кихотий, - спор так спор. Но у меня нет лука.
- Возьмите мой. После меня. Но имейте в виду, я не промахнусь. Это лесные волки сочтут за обман, а лжи они не терпят.
Весть о предстоящем споре, где судьей будет сам всевышний, разнеслась по всему лесу. Не только вольные лесные люди из отряда Гневия Народного, но и окрестные жители селений толпой собрались на лужайке, которую недавно проехали Никита с Сандрием.
Мишенью стал злосчастный дуб, с ветки которого спрыгнул Гневий. Он обрезал ножом нижнюю ветку, оставив свежий круглый срез, затем отошел на положенное число шагов и выпустил стрелу. Она, пролетев отмеренное расстояние, впилась в круглое пятнышко, закачавшись, как только что снятая там ветка.
- Отлично! - заметил О Кихотий и что-то сказал своему Санчо Пансию, почему-то упомянув имя Лореллеи. - Давайте ваш лук и стрелу, первый из метких френдляндцев. Не правда ли, сегодня отличная погода, как сказал наш мудрец Томас Мор палачу перед тем, как тот отрубил ему голову.
- Ну, надеюсь, до этого не дойдет, - отозвался Гневий, передавая, как полагалось, оруженосцу лук и стрелу. Немало удивясь, что тот снял с копья и нацепил на стрелу тупой набалдашник, Гневий возмущенно сказал:
- Не кажется ли вам, ваша доблесть, что ваш оруженосец слишком утяжелил стрелу? Вера ваша в суд всевышнего вызывает восхищение, но нельзя заведомо губить себя, ибо слуги СС увещевания лжесвятого негодяя И Скалия рыщут и в поисках странствующих простаков. И как бы вам не пришлось похвалить ясную погоду.
- Слышал я про жестокость Великопастыря всех времен и народов, даже гостил в Горном замке у его брата, но недаром ваши молодцы не терпят лжи. Попробую доказать безупречность своей прекрасной дамы.
- Мне нравится ваша уверенность, рыцарь О Кихотий. Мне хотелось бы быть рядом с вами, но решение за всевышним. Вам, чтобы победить, надо расщепить посланную мной стрелу.
- Почему же расщепить? - загадочно произнес рыцарь О Кихотий, натягивая тугую тетиву.
А дальше случилось нечто невероятное. Если бы толпа людей не была свидетельницей случившегося, "очевидцами" занялись бы слуги увещевания.
Но все это произошло на самом деле.
Чуть замедленный полет утяжеленной стрелы трудно было рассмотреть. Стрела летела как будто к цели, хотя Никита отнюдь не был первым в увлечении древнейшей игрой со стрелами при подготовке к звездному полету. Никто не мог утверждать, что стрела с тупым наконечником задела стрелу Гневия, но она попала в дерево, и сразу будто молния небесная ударила в лесной великан под срезанный сучок, и грянул гром, действительно средь ясного неба, ибо перистые облака собирались лишь над снежными вершинами дальних гор.
Дуб стал крениться, стоявшие невдалеке вольные лесные волки в ужасе разбежались, и гигант рухнул на лесную дорогу, перегородив ее своим необъятным стволом и смятой зеленью упершихся в землю веток.
- Чудо! Чудо! - кричали вольные разбойники. - Всевышний рассудил нас. Веди всех за собой, Гневий Народный, выполним решение небес.
Зрители этого божьего суда, неизвестно как успевшие сюда собраться, или разбежались с лужайки, или стояли там на коленях и молились, подняв глаза к небу.
Слух еще об одном деянии всевышнего достиг лужайки, где расположились рыцарь О Кихотий и Гневий Народный.
Запыхавшийся лазутчик, пробиравшийся в долину, сообщил, что сошедшая с неба Дева помогла разгромить тритцев под Орланом, и осада с него снята.
- Надо спешить, - заявил Гневий. - Рыцарь с отрядом отчаянных головорезов, надо думать, придется королю как раз кстати, не говоря уже о том, что ваша летающая Дева будет там вами найдена. Скачите, О Кихотий, а я с молодцами буду следом. Вам лишь придется замолвить за всех нас словечко, а то у нас на этих тритцев руки чешутся.
Никита и Сандрий ускакали через лес, тот самый, за которым раскинулось поле боя и приземления Надежанны.
Некоронованный пока что Кардий VII встретил странствующего рыцаря по его просьбе в зале своего замка в присутствии Мартия Лютого и генерала Дезония, а также маршала Френдляндии воительницы Надежанны д'Арки.
- Какую несправедливость почтенный рыцарь искореняет в нашем королевстве, чем и как может помочь ему его король? - напыщенно произнес Кардий.
Странствующий рыцарь снял шлем, отчего его волнистые светлые кудри рассыпались по плечам. Он низко поклонился Кардию и только мельком взглянул на Надежанну.
Надя не выдержала и вскрикнула.
- Прослышан я, ваше всевластие, про невиданный подвиг Девы Небес и прибыл с просьбой дозволить мне сопровождать ее в армию, куда готов влить отряд храбрецов, нуждающихся в вашем благоволении.
- Постой, рыцарь! - вмешался Мартий Лютый. - Я примечаю, что у вас с Девой Небес одинаковые серебряные доспехи. Не послан ли ты небесами, как и она, для расправы с захватчиками?
- Тем более что вы изволили упомянуть об отряде храбрецов, - вставил генерал.
- Вы правы, мужественный Мартий Лютый, которого славит народ, я так же, как и Надежанна, направлен сюда из того же места на небесах и готов служить ей и вам в святом деле свержения гнета.
- Недостойных тритцев! - крикнул генерал Дезоний.
- Лжесвятого злодея, захватившего Святиканский трон, И Скалия, со всей его лживой скалийской религией балагана! - яростно вступил Мартий Лютый.
- Войны нетерпимы, и следует возможно скорее закончить их! воскликнула Надежанна.
- Тогда дозвольте находиться при вас, маршал Френдляндии! - смиренно попросил жену Никита.
- Я беру его в советники, - решительно заявила Надежанна.
- Слово маршала на войне - закон, - рявкнул Дезоний.
- А где отряд? - спросил Мартий Лютый. - Он нам так нужен.
- Сейчас прибудет, но... требуется одно милостивое решение, исходящее от его всевластия Кардия VII.
- Если оно касается допущения бравых молодцев к битве, то считайте его полученным.
- Но предупреждаю, ваше всевластие, речь идет о помиловании.
- Я помилую кого угодно, кроме Дордия, самозванца и разбойника.
- Или лжепастыря всех времен и народов И Скалия, - добавил Мартий Лютый.
- Речь действительно пойдет о разбойниках, но не об этих.
- А о ком же? - поинтересовался усталый король.
- О Гневии Народном.
- Что-что? - испуганно переспросил Кардий. - О гневе народном? О бунте, мятеже?
- Нет. О человеке, которому дали такое имя за перераспределение, я бы сказал, богатств, встреченных им у проезжих в лесу и передаче их беднейшим земледельцам.
- Ах, вот о ком речь! - облегченно вздохнул король. - А много с ним людей?
- Почти как деревьев в лесу.
- И вооружены? - поинтересовался генерал. - Ваше всевластие, на этот раз ваше милосердие обернется бранными победами.
- Пусть будет так, - устало махнул рукой король. - А кто поведет их в бой, если вы, рыцарь, останетесь при Деве Небес?
- Их предводитель, о котором я говорил, Гневий Народный. Прикажите найти его. Пока он благоразумно прячется в соборе.
Король дал знак, приближенные выбежали из зала и через некоторое время вернулись вместе с коренастым мужчиной, заросшим черной бородой, с бронзовой серьгой в ухе и сверкающими черными глазами.
- Рад служить делу вашего всевластия и изгнанию тритцев с земли Френдляндской, - с поклоном произнес он.
- А ты, вижу, обучен рыцарской речи, - полуотвернувшись, заметил король. - Не хочешь ли взять другое имя?
- Честно говоря, единственное, чего боюсь, это вступить с вами в спор, ваше всевластие.
- Ладно, лишь бы вел свой отряд и готов был умереть за меня. Этим заслужишь мое всепрощение, - и король закончил аудиенцию.
При выходе из зала его перехватила девица Лилия де Триель.
- Возлюбленный мой король! Мне так много надо вам сказать.
- Но я смертельно устал, скажете под одеялом.
- Нет-нет! Вы только послушайте, что я заметила, находясь на балконе, выходящем в зал. Какими они обменялись взглядами!
- Кто обменялся, не пойму?
- О, поддержи меня, всевышний! Клянусь вам сутью женщины, она не Дева.
- Кто не дева?
- Эта рыжая Надежанна, ваш маршал. Мало того, что она, именуя себя небожительницей, пользуется ночным горшком, она еще и обменялась страстным, бесстыжим взглядом с этим мужчиной в серебристых доспехах.
- Ах, дорогая, насколько я был бы спокойнее, если бы вы всегда находились за балдахином нашей сладостной кровати, - с укором вздохнул король.
- Но я ее видела не из-за балдахина, а с балкона.
- Она просто обрадовалась.
- Так "по-девичьи" радуюсь только я при виде вас, мой возлюбленный король.
Глава третья
БАБА ИЗ АДА
Не тот силен, кто силой давит,
А тот, кто ловко дело справит.
Народная мудрость.
Палатка маршала, под цвет ее доспехам, была серебристой. В таких же доспехах находился при маршале в качестве советника и странствующий рыцарь О Кихотий.
Они избегали оставаться наедине, имея на это каждый свои причины, неуместным считая и разговор при посторонних на неизвестном всем "звездном языке".
О Кихотий разработал до мельчайших подробностей план полного уничтожения тритцанского войска, добавив с обычной усмешкой:
- Оказывается, и за тридевять парсеков сгодится ископаемый опыт римских легионов, Александра Македонского, танкового бога Гудериана и титана среди всех маршалов - Жукова, славы XX века.
Надежанна отрицательно покачала головой.
- Нет, - решительно заявила она. - Никакого всеобщего уничтожения. Более того, следует вообще избегать убийств! - И добавила вполголоса: Математика учит, что частичное превосходство хотя бы в одном месте скажется эффективнее многократного превышения общих сил. Толстый веревочный жгут легче перебить там, где он соединяется слабой нитью. - И уже громко заявила всем: - Основой нашей кампании изгнания захватчиков будет их пленение, а не убийство. Пусть глашатаи объявят тритцам, что вместо мечей их ждет пиршество, одновременно озаботьтесь, чтобы у них разгулялся аппетит. Для этого поступайте так: зайдя с фланга их строя, бросьте на них закованных в тяжелые латы всадников, коней, а следом за тяжелой конницей все отобранные кареты знатных дам, прикрытые снаружи щитами. В каждую карету пусть влезут по двадцать молодцов Гневия Народного. Конница и кареты, сопровождаемые разбойничьим свистом, углубятся далеко в тыл противника и отрежут подход к их армии, обозам с продовольствием. Этой ударной группе разделяться по ходу движения и разъединять тритцанскую армию на отряды, которым предлагать почетный плен со щедрым угощением. Их голод будет нашим союзником.
- Это же типичный танковый прорыв, сопровождаемый бронетранспортерами, - прошептал Никита, пораженный находчивостью своей Нади.
- Брать в плен малыми группами! Замысел, достойный мужа! - восхитился генерал Дезоний.
- Притом внезапно, - добавила Надежанна, - и там, где это меньше всего можно ожидать. Ищите непроходимые места, надевайте на ноги воинам скользящие планки, как на севере, чтобы не утонуть в болоте, и окружайте их, разделяйте, нарушайте связь, а главное - снабжение. Пусть до их сознания дойдет, что выгоднее перейти к нам в плен, чем гибнуть напрасно отрезанными...
- Так же напрасно нанося нам урон, - добавил генерал Дезоний.
Никита ушам своим не верил. Его ли это Надя? Или это математическая мудрость компьютера, вмонтированного в ее скафандр, говорила ее устами? Но откуда у нее такая твердость, уверенность? От доброго сердца и веры в торжество справедливости?
Мартий Лютый был куда меньше изумлен, чем рыцарь О Кихотий, ибо наивно счел распоряжения Надежанны внушениями свыше.
Разрушенное село, куда оттеснена была часть бежавших из-под Орлана разрозненных войск тритцев, имело жалкий вид.
В небе сгущались дождевые тучи, но торчащие обгорелые бревна и кучи пепла, оставшиеся на месте былых хижин, не сулили укрытия "завоевателям".
В доме убитого старосты Гария Лютого остались лишь каменные стены, но во дворе так и стоял с памятного дня ужасов длинный стол.
Сейчас за ним снова сидел со своими приближенными "король Дордий IV", огромный, рыжебородый, в пропахших грязью и потом латах. Он был нисколько не менее голоден, чем его изнуренные бегством солдаты.
На этот раз приспешники "короля" не пировали за столом, а жадно утоляли голод после "греховного" разрешения, данного Дордием: "Пустить в дело трупы врагов, а не закапывать их зря в землю".
Поскольку поле боя оставалось за преследующими тритцев лютерами-френдляндцами, то доступными врагами были лишь бежавшие в лес земледельцы, за которыми устраивалась охота, как за желанной дичью.
Громоздкий, мрачный, как его темные доспехи, рыцарь-бородач восседал во главе стола, когда во двор на длинноногом заморском коне влетел всадник в богатых доспехах, с золотым плюмажем над сверкающим шлемом.
Повинуясь седоку, конь вскочил передними копытами на стол, разбивая блюда с дымящимся мясом. Ударом меча всадник разрубил надвое бочонок с веселухой, этой неизменной "матерью отваги".
Подняв забрало, рыцарь прокричал:
- Так-то отражает наскоки врагов "всевластный король Френдляндии", набивая себе брюхо припрятанной едой, когда ни один обоз не может пробиться к остаткам его армии!
Испуганный Дордий поднялся с места, опрокинул лавку, на которой сидел.
- Нижайше прошу к столу, ваше всесилие, - произнес он, водружая лавку обратно.
- Откуда у вас столь аппетитные блюда, ваше всевластие? - с презрительной иронией спросил всадник, спрыгнув на землю.
- Мне не хотелось бы, ваше всесилие, отвечать на ваш вопрос прежде, чем я получу "святое прощение", в чем нуждаюсь, дабы накормить солдат, сила которых сосредоточена прежде всего в желудках.
Прискакавший рыцарь поморщился.
Во двор въехало несколько запыленных всадников в помятых латах.
С горечью посмотрев на них, опередивший их рыцарь сказал:
- Немного же моих славных рыцарей осталось в седле после того, как мы пробились через наполненный разбойниками лес к этому обжорному столу.
- Ваше всесилие, позвольте заметить, что вам пришлось отбиваться в лесу не от разбойников, а от засланных туда мне в тыл отрядов Девы-воительницы, своим войском теснящей нас.
- Дева-воительница? - переспросил надменный гость. - Не кажется ли вам, Черный рыцарь, что нужно самому быть бабой, чтобы не устоять против бабы?
- Она ведет войну не по правилам, ваше всесилие. Мои войска оказываются зажатыми с обеих сторон и наконец полностью окруженными, как вы изволили сами только что испытать в лесу. А мои солдаты из-за этого, уверяю вас, забыли, как выглядят маркитантки в своих манящих фургонах, равно как и вкус обычного мяса. Лошадей мы давно съели. Немудрено, что мои воины предпочитают сытый плен. Эти проклятые земледельцы угнали весь скот в лес, вот и приходится мне теперь брать на себя грех, приравняв их самих к скотине, лишь бы насытить солдат, уберечь от плена.
- Не распространяйтесь дальше, сделайте такое одолжение, хотя бы в знак учтивости, - брезгливо поморщился тритцанский лорд Стемли, герцог Ноэльский, престолонаследник Великотритцании, вассалом которого должен был стать "король Френдляндии Дордий IV".
- Вы изволили упомянуть, что мы отступаем перед бабой, ваше всесилие. Но я решусь сказать вам, что это не просто баба, а баба из ада. Ее безбожные приемы ведения войны, заставившие меня искать "святого прощения", а моих воинов уподобиться диким язычникам, противоречат всем законам всевышнего. Если войну вести, как положено, конечная победа останется за нами, смею заверить вас в том всей своей рыцарской честью.
- Коль скоро вы решаетесь вспомнить о своей рыцарской чести, господин король, не пора ли вам снизойти наконец до бабы вместо того, чтобы опуститься до человечины?
- Что имеет в виду, ваше всесилие, господин герцог? - осторожно осведомился Дордий.
- Не нужно иметь много мозгов под шлемом, куда едва вместится некая рыжая борода, чтобы понять причину всех зол, каковую и надлежит искоренить, - и герцог уперся пронизывающим взглядом в своего вассала.
- Причина ясна, ваше всесилие, господин герцог. Она - в бабе из ада.
- Военачальник в юбке?!
- Отнюдь нет, ваше всесилие, в рыцарских доспехах.
- Прекрасно! Так знайте: женщина в юбке способна победить доблестного рыцаря в латах, но одетая сама в латы - никогда! - И герцог стукнул кулаком по мокрому от пролившейся веселухи столу.
- Я понимаю вас, ваше всесилие. Но как достать ее из серебряного шатра в центре вражеского войска? Ни один лазутчик с кинжалом не проникнет туда.
Герцог насмешливо посмотрел на "короля".
- Тупость едва ли можно считать украшением властителя королевства. Стоит ли так уповать на кинжал в кожаных ножнах и на предательские удары из-за угла? Не лучше ли вспомнить о вековых наших рыцарских законах, о поединках военачальников, не раз заменявших столкновение армий? - И герцог звонко опустил на шлем забрало, давая понять об окончании беседы.
- Я понял вас, - торопливо начал Дордий, - прекрасно понял, ваше всесилие, и кляну себя за свое недомыслие.
Отошедший было герцог обернулся и приподнял забрало.
- К счастью, недомыслие едва ли ослабит силу удара вашей руки с копьем или мечом.
- Я готов разрубить ее на части!
- Надеюсь, не для блюд на рыцарском столе? - язвительно произнес герцог.
- О нет, ваше всесилие! Что касается меня, то я предпочитаю маркитанток в обозе.
- Так постарайтесь быть отважнее ваших обозных дам и, в отличие от них, постарайтесь пробиться со своими солдатами к стенам Ремля. А укрывшись за ними, вспомните о законах рыцарства и поединках предводителей воинств, повелительно произнеся эти слова, герцог повернулся спиной к "королю Френдляндии".
Начался дождь, и рыцари, оберегая свои доспехи от ржавления, поспешили укрыться в палатке, разбитой для них среди руин дома старосты.
Так по приказу герцога армия тритцев в тяжелых лесных боях с отрядом Гневия Народного прорвалась наконец к стенам Ремля, хлынув через открытые ворота в город под защиту крепости.
Лютеры, следуя по пятам тритцев, осадили город.
Высокие крепкие стены его возвышались над глубокими рвами с водой, поступавшей из реки, в одном месте вплотную подходившей к крепостной башне.
Перед всеми четырьмя городскими воротами подъемные мосты задрали в небо свои подхваченные цепями ребра.
Начавшиеся дожди не прекращались все дни отступления тритцев к Ремлю. И только после поднятия мостов за прошедшими тритцами дождь стих.
А наутро вышло солнце, осветив мрачные городские стены, из-за которых выглядывали позолоченные шпили знаменитого ремльского собора, где короновались все властители Френдляндии и куда так стремился для той же цели ехавший в обозе лютеров некоронованный король Френдляндии Кардий VII, конечно, вместе со своей возлюбленной девицей Лилией де Триель, в карете, которая из-за непогоды выглядела отнюдь не королевской.
Когда поутру слуги принялись отмывать золоченую карету, один из подъемных мостов Ремля опустился, ворота открылись, и на белом в яблоках коне в белом со звездами плаще выехал знатный герольд.
В лагере лютеров услышали его призывную трубу, и воины высыпали из палаток, бряцая оружием.
- Рыцари Орлана и доблестное их войско, - громко возвещал глашатай, к вам обращается славный Черный рыцарь, коронованный в Куртиже истинным королем Френдляндии, Дордием IV. Он призывает к милосердному прекращению кровопролития и соблюдению высших законов рыцарства. Пусть не прольется кровь ни одного из воинов во славу всемилостивейшего Великопастыря всех времен и народов папия И Скалия, а судьбу осажденного города Ремля решит суд всевышнего, который определит победителя в поединке высших военачальников обеих враждующих сторон. Великий король Френдляндии Дордий IV, желая умножить свою боевую славу Черного рыцаря, вызывает на поединок маршала Френдляндии, как именует себя Дева-воительница, ведущая армию из-под Орлана. Если по велению всевышнего победит в схватке она, то находящиеся в Ремле тритцанские войска спокойно покинут город, сдав его орланцам. Если же Черный рыцарь выйдет победителем, как и во всех схватках, в которых участвовал прежде, то осаждающие войска орланцев вернутся в Орлан. Да свершится воля всевышнего, и пусть воины обеих сторон ждут ответа отваги или трусости со стороны войска орланского.
И глашатай повернул коня. Кованые копыта звонко простучали по мосту, который тотчас был поднят.
Затем со стороны Ремля посыпались стрелы с деталями дамского туалета, что должно было унизить и оскорбить врагов, ведомых Девой, но вызвало бурю гнева лютеров.
Маршал Френдляндии Надежанна, такая твердая в наступлении, сейчас была в отчаянье.
- Как я могу сражаться с этим великаном? - говорила она Мартию Лютому. - Только чудо может повергнуть его.
Мартий Лютый тоном фанатика убеждал ее:
- Ты не должна отказаться от поединка, Дева Небес! Ты явилась к нам как чудо и ждешь чуда, но призвана сама сотворить его. Все мы верим, что ты не можешь погибнуть, будучи посланницей всевышнего.
"Посланница небес!.." - горько думала Надя в то время, пока генерал Дезоний убеждал ее принять вызов, как подобает истинному рыцарю.
"Какой я маршал? - думала Надя. - Все мои военные советы подсказаны или элементарным математическим мышлением, или Никитой, увлекавшимся на Земле историей войн с обходами, клещами, котлами окружения". Надя, несомненно, умаляла свои заслуги, хотя Никита всегда был подле нее в критическую минуту. Избегая оставаться наедине, они все же искали друг в друге поддержки, и каждый считал себя безмерно виноватым перед другим.
Услышав о вызове Черного рыцаря, Никита поспешил, вместе со своим верным оруженосцем Санчо, в серебряную палатку маршала, откуда удалил всех, взяв на себя переговоры с Надежанной о ее предстоящем поединке с Черным рыцарем.
Мартий Лютый и генерал Дезоний ушли неохотно.
- Я знаю, - обратилась Надя к Никите, - на этой планете повторяется история Земли по общим законам развития Кристаллической Вселенной. И мне выпала на долю роль Жанны д'Арк.
- Ее история может быть прочтена по-разному. Во всяком случае, упустить возможность взятия Ремля без штурма нельзя, - твердо сказал Никита.
- То есть поединок с Дордием неизбежен, - горестно воскликнула Надя. А по поводу прочтения судьбы Жанны есть стихи Вольтера о ее сражении с рыцарем Шандосом.
И она прочитала знакомые строки:28
Летит на Жанну бритт, боец завзятый
Отвага их равна. Сверкает взор.
И всадники, закованные в латы,
Вонзая шпоры, мчат во весь опор,
Один другого прямо в лоб встречая.
Как небо рвется, слышен тот же треск,
Кровь алая струится, обагряя
Разбитого доспеха ломкий блеск.
Отдалось эхо страшного удара
И вопль толпы, как будто рев осла,
И разом выбитая из седла,
Лежит она, без чувств, как от угара...
- Так и будет?! - полувопросительно закончила Надя.
- Прошу простить, божественная Надежанна, я не понял слов, - вмешался маленький оруженосец, - но я почувствовал небесную их музыку. Мне показалось: сшиблись рыцарские кони. Это так?
- Да, так, - кивнула Надя.
- Как это прекрасно! - восхитился юноша. - Нет ничего выше законов рыцарства!
- И ты тоже? - с печальным упреком произнесла она.
- И я, конечно! - восторженно воскликнул Сандрий.
Тритцы со стен Ремля и лютеры, осаждающие город, с волнением наблюдали - после трубного сигнала глашатая, - как сначала из городских ворот по спущенному мосту на вороном длинноногом коне выехал богатырь в черных латах, а ему навстречу на белоснежном гарцующем скакуне, прикрытом синим плащом, - маленький всадник в серебристых латах.
Держа свои копья остриями в небо, упираясь другими их концами в правые стремена, всадники съехались, чтоб обменяться традиционными фразами.
- Пусть всевышний, даровавший мне френдляндскую корону, направит тяжкое мое копье, что промаха не знало, на светлые доспехи ваши, мелкий мой противник, сошедший якобы с небес. И пусть копье мое вас выбьет, как пушинку, из седла, а верный меч мой, верьте, без лишних слов закончит дело, не унизив чести рыцарской никак.
- Не могу ответить вам, враг темный мой, тем же обещанием. Признаюсь вам, хотелось бы иметь противником не людоеда, а подлинного носителя рыцарской чести.
- Молчать! - грозно крикнул Дордий, уязвленный в самое сердце дерзкими словами "бабы из ада". - Со мной всевышний, и да совершит он здесь свой справедливый суд!
- Да, пусть свершится суд над вами, - высоким голосом ответил серебряный рыцарь.
Взбешенные, они развернули коней и отъехали в разные стороны на пятьдесят лошадиных крупов, чтобы дать коням разгон.
Толпа на стенах и под ними ахнула, когда помчался черный смерч навстречу бело-серебряному вихрю. Маленький всадник припал к белокурой конской гриве, держа над собой нацеленное по ходу скачки копье.
Черный рыцарь мчался, гордо выпрямившись в седле, держа наперевес угрожающе тяжелое копье.
Если представить глазами Нади течение поединка в соответствии с земной историей (пусть с некоторыми отклонениями), то вслед за вышибанием ее из седла последует позорный плен, церковный суд святой инквизиции и... костер, закончивший славную земную жизнь ее любимой героини Жанны д'Арк.
Казалось, так и должно было сейчас произойти, но... случилось нечто совершенно неожиданное. Крик тысяч глоток заглушил шум столкновения коней и всадников. Никто из двух армий не услышал легкого хлопка. Маленький рыцарь с ходу метнул вперед свое копье за несколько ударов сердца перед столкновением. Наконечник легкого копья коснулся черных лат, и тяжелое копье бессильно выпало из черной боевой рукавицы великана, а сам он откинулся назад и вывалился из седла.
Бело-серебряный его противник не спешился, чтобы пленить или прикончить своего врага, ибо тот был отнюдь не крепче дуба Гневия Народного. Сделав полукруг, победитель скрылся за рядами своих приверженцев.
Тритцы, выбежав из городских ворот, бросились к самозваному королю Френдляндии, угодливо служившему им, и убедились, что "воля всевышнего сразила его". Все подивились маленькому, оплавленному по краям отверстию в его доспехах, отнявшему жизнь их преступного владельца.
Лютеры-френдляндцы ликовали. Рыцарское право помогло избежать тяжелых потерь во время штурма Ремля. Ни одна капля солдатской крови не была пролита при взятии укрепленного города.
- Умоляю вас, божественная Надежанна, не терзайтесь, - убеждал маленький оруженосец, вылезая из серебристого космического скафандра, пришедшегося ему как раз впору. Пластиковые пластины придавали костюму сходство с рыцарскими латами. - Все произошло по всем рыцарским правилам. Оруженосец, происходя из столь же достойного рода, как и патрон, всегда имел право заменить его в любом единоборстве. Я лишь выполнил свой долг, продолжая рыцарские традиции.
- Спасибо тебе, отважный юноша, - сквозь слезы произнесла Надежанна.
- Скажите спасибо, божественная, несравненной Лореллее, в чьей лаборатории изготовлен наконечник копья, поразившего Черного рыцаря.
- Смелый юноша, прими же благодарность женщины, которую ты так отважно заменил, - произнесла Надежанна, снова облаченная в свой небесный костюм.
Она притянула к себе маленького оруженосца и подарила ему такой женский поцелуй благодарности, от которого Сандрий, теряя сознание, пал к ее ногам, словно все-таки сраженный ударом Черного великана.
- Ах, всевышний! - прошептал влюбленный юноша. - Пошли мне еще и еще такие же поединки с благодарностями за них!
Рыцарь О Кихотий помог ему подняться на ноги, говоря:
- Как видно, история людей творится самими людьми, и нет ничего наперед кем-то или чем-то предопределенного.
- Ах, если бы то было правдой! Но почему здесь все так похоже на нашу Землю? - отозвалась Надя.
- Не больше, чем похожи люди друг на друга, - пробасил Вязов.
Френдляндцы, во главе со своим духовным вождем Мартием Лютым, шумно ликовали у серебряной палатки маршала, прославляя непобедимую Деву Небес.
В Ремле спустили все четыре моста через глубокие рвы, и согласно уговору и рыцарским правилам тритцы четырьмя колоннами покидали город. Френдляндцы не нападали на них.
Перед их боевым строем на этот раз бесстрашно выехала отмытая от грязи золоченая карета престолонаследника Кардия VII, спешившего скорее провести коронацию и стать общепризнанным королем.
Сидевшая с ним рядом девица де Триель шептала ему в несчетный раз:
- О мой возлюбленный король! Чтобы Великопастырь всех времен и народов папий И Скалий признал ваше всевластие и мои права королевы при вас, коронацию и наше венчание надо провести непременно по обрядам скалийской веры.
Будущий король загадочно усмехнулся.
Золотомастные, запряженные цугом гривастые кони двинулись, карета закачалась на мягких рессорах и тронулась с места, первой въехав на мост в освобожденный город.
А позади слышались крики войска:
- Долой И Скалия, святиканское исчадие Сатаны!
На подъемном мосту карете встретился роскошно одетый всадник в шляпе с пышным пером, которую тот снял перед Кардием, почтительно обращаясь к нему:
- Наследник тритцанской короны, лорк Стемли, герцог Ноэльский приветствует своего френдляндского собрата и просит чести присутствовать на его коронации, оберегаемый королевским рыцарским словом.
- M-м, - замычал Кардий, оглядываясь вокруг и ища глазами Мартия Лютого или Надежанну.
- О, ваше всесилие! - защебетала девица де Триель. - Конечно, король дает такое слово, сочтя за великую честь ваше присутствие на коронации во имя мира между нашими народами.
- Да-да, конечно, - промямлил Кардий.
Лорк-наследник тритцанской короны поклонился, надел шляпу и повернул коня обратно в Ремль.
Наблюдавший за этой сценой из первых рядов лютеров воин, похожий на цыгана с бронзовой серьгой в ухе, неодобрительно покачал головой.
Глава четвертая
КОРОНАЦИЯ
Подлость - царица всех пороков.
По Сократу.
Помимо собора с золотыми шпилями, Ремль славился еще и старинным замком, неуклюжим скалообразным строением грубой кладки из полуобтесанных каменных глыб. Две крепостные башни соединялись приземистым по сравнению с ними зданием, хотя и с островерхой крышей. В одной из башен размещались пышные покои коронованного монарха, в другой - тюрьма для высокопоставленных особ, где неугодные могущественным вассалам короли расставались с короной или с собственной головой вместе с нею.
Эта мрачная башня с решетками на узких окнах ограждалась у подножия глубокой рекой Сонмой.
В круглом, роскошно убранном зале королевской башни уединились для тайной беседы два престолонаследника: Кардий Френдляндский и герцог Ноэльский.
Знающая обо всем больше всех девица де Триель уверяла, что речь идет о заключении мирного договора между Френдляндией и Великотритцанией, по которому тритцанские войска должны оставить все завоеванные земли и убраться на свои острова через морской пролив.
Сообщив это Надежанне и ее окружению: Мартию Лютому, генералу Дезонию, а также странствующему рыцарю О Кихотию с неизменным оруженосцем, девица де Триель принялась расхаживать по длинному залу, большому и холодному, с потемневшими от времени стропилами крыши вместо потолка.
Лакеи в кожаных ливреях молча и ловко готовили длиннейший стол для предстоящего после коронации пиршества.
Первая дама двора с трудом подавляла волнение, поскольку в башне, помимо заключения мира, решался куда более важный для нее вопрос о бракосочетании ее с Кардием еще до коронации, после которой она рассчитывала стать королевой Френдляндии.
Эти тщеславные мысли фаворитки были прерваны суматохой, вызванной появлением прибывшего из Святикана посланца Великопастыря всех времен и народов папия И Скалия, папийца св. Двора в алой мантии Кашония.
Мартий Лютый сразу узнал его, "наставника" птипапия Пифия перед диспутом "о святом прощении".
Однако лукавый посланец, спеша к королевской башне, не позволил себе узнать отлученного от церкви безбожника, ибо задание имел особо важное. Папий И Скалий грозно настаивал на скорейшем мире между враждующими сторонами, дабы они объединились для подавления общими усилиями преступной смуты, поднятой отлученным от церкви монахом против святой церкви твердой, как скала, веры.
Мартий Лютый, заметив, как папиец, расчетливо опустив глаза, мягкой крадущейся походкой пробирается к двери королевской башни, воскликнул:
- Кто дал право этой псевдосвятоше прошмыгнуть по-лисьи в королевский курятник?
- Очевидно, стражи герцога Ноэльского, - ответила оказавшаяся с ним рядом девица де Триель. - Замок охраняется только ими.
- Куда же вы смотрели, генерал? - обратился к Дезонию Мартий Лютый.
- Таково было желание самого престолонаследника, - развел тот руками.
- А я добавляю, - произнес подошедший Гневий Народный, привычно теребя серьгу в ухе, - что мои молодцы не решились сразиться с оставшимися в Ремле тритцами, больше привыкнув к лесам, чем к городским каменным мешкам, равно пригодным и для пиров, и для казней. Боялись наделать глупостей.
- Как бы нам не допустить подлинных глупостей, - проворчал Мартий Лютый.
В зале лакеи как по команде замерли, вытянулись, словно каждый из них проглотил по вертелу. Стража у дверей в королевскую башню звякнула оружием и застыла.
Из ведущей на винтовую лестницу двери вышли Кардий и герцог, оба в роскошных костюмах с позументами, а за ними, скромно свесив голову с лисьей физиономией, шествовал папиец в алой мантии.
Заканчивая разговор, герцог говорил Кардию:
- Не забудьте, мой царственный брат, что второй пункт о церемониале коронации имеет особое значение в нашем договоре.
- Напомните, ваше всесилие, - робко попросил Кардий.
- Корона ваших предков, ваше всевластие, должна быть возложена на вашу голову высшим военачальником, знаменуя тем единение короля с его воинством.
- Маршалом Надежанной? Какие пустяки! - беззаботно отозвался Кардий. Я сам договорюсь с ней сейчас. - Произнеся это, он почувствовал, что девица де Триель с кошачьей грацией берет его под руку и отводит в сторону.
- О, мой возлюбленный мужчина из мужчин, равного которому нет среди рыцарства! - вкрадчиво начала она. - Принято ли решение об обряде нашего с вами бракосочетания?
- Об обряде? Разумеется, коронация будет проведена по обрядам папийской религии, твердой, как скала, веры. Словом, именно так, как вы того желали, моя дорогая.
- Но я спрашиваю не об этом, возлюбленный мой король.
- Ну конечно! Сам Великопастырь всех времен и народов папий И Скалий прислал для церемонии коронации своего прелата, слугу СС увещевания, что должно сказать о многом.
- Говорит ли это о том, что он перед коронацией примет участие в нашем бракосочетании?
- В женитьбе... м-м... - сразу стал заикаться Кардий. - Видите ли... м-м... Мне так не хотелось огорчать вас, но вы сами вынуждаете открыть вам некоторые пункты тайного договора о мире.
- Какие у вас могут быть от меня тайны, первый рыцарь среди королей?
- М-м, - замычал Кардий. - Дело в том, что... я должен срочно переговорить с маршалом Надежанной.
- Не раньше, чем я услышу ваш ответ на мой вопрос.
- Ах, о женитьбе!.. Ну конечно... в мирном договоре оказался пункт о моей женитьбе...
- Ну, дальше, дальше, - уже ликуя, торопила девица де Триель.
- О моей женитьбе... м-м... почти на девочке, на младшей сестре тритцанского престолонаследника герцога Ноэльского.
- Как?! Я не ослышалась? Предусмотрена ваша женитьба на какой-то тритцанской бабе?
- Не на бабе, с вашего позволения... м-м... а на юной принцессе королевской крови... Видите ли... м-м... моя дорогая.... одно дело делить ложе счастья с престолонаследником... и совсем другое - с коронованной особой, которая теряет право выбора... Интересы нации становятся выше привязанностей и чувств короля.
- Ах, вот как?! Значит, не я буду королевой?
- Увы... при всей знатности вашего славного рода... в нем, как на беду, нет ни капли королевской крови. А королева должна производить святокровных королей.
- Не грозили ли вам второй башней замка, мой бесстрашный король? - со скрытой насмешкой произнесла фаворитка.
- Всем известно ее назначение, - не замечая иронии, ответил Кардий. Королю вполне естественно ставить интересы своих вассалов и нации выше собственных. Но сердце мое по-прежнему принадлежит вам, моя дорогая.
- Интересам какой же нации придется служить вам, став королем? Не тритцам ли, подобно людоеду Дордию?
- Отнюдь нет! - обиделся Кардий. - Мои войска разбили его армию. А сам он погиб в рыцарском поединке.
- Прикажете считать себя бывшей фавориткой бывшего престолонаследника? - притворно произнесла девица де Триель, уронив голову.
- Нет, почему же отставной? - пробормотал Кардий. - Почему же бывшего? Я останусь им до коронации.
- Мой бедный, бедный, возлюбленный король! Как жестоко было бы лишить вас моих советов, - с новым вздохом, приседая в глубоком реверансе, произнесла девица де Триель. И мысленно добавила: "Любезный мой недокороль!".
Никто не слышал этого разговора вполголоса, но ни от кого не ускользнула яркая краска на фарфоровом личике первой красавицы королевства.
Меж тем Кардий, оставив учтиво склонившуюся перед ним девицу де Триель, направился к Надежанне.
Увидев это, она сделала несколько шагов ему навстречу.
- Правда ли, ваше всевластие, что мир наконец воцарится в вашей истерзанной стране? - спросила она.
- О да, конечно! Но это зависит от вас.
- От меня? - искренне удивилась Надежанна.
- Именно так. Для выполнения мирного договора коронация должна подтвердить, что отважные войска наши, доблестно приведенные вами к победе, стоят за своего законного короля. В знак этого их предводительнице, маршалу Френдляндии Надежанне, предоставляется право возложить корону предков на мою склоненную голову.
- Разумеется, я все сделаю, чтоб достигнуть столь желанного мира.
- Позвольте от всего королевского сердца поблагодарить вас, мой доблестный маршал, Спасительница страны и Гордость Френдляндии.
Король галантно раскланялся перед закованной, как он считал, в серебряные доспехи военачальницей.
- Позвольте и мне, прекрасная воительница, со своей стороны, - вступил подошедший вслед за Кардием герцог Ноэльский, - поблагодарить вас за готовность установить мир между нашими народами и принять участие в коронации нашего царственного брата Кардия, который отныне будет считаться законным королем Френдляндии Кардием VII. - И он рассыпался в комплиментах, натянув маску любезности на свое надменное лицо. - Могу ли я считать нерушимым ваше слово? - вопросительно закончил он.
Надежанна удивленно посмотрела на главаря завоевателей и сухо ответила:
- "Власть Зла сразить Мечтой я в мир пришел".
Герцог, конечно, не понял скрытого смысла цитаты из сонета земного провозвестника коммунизма Кампанеллы, приведенной участницей звездной экспедиции, но сделал вид, что вполне удовлетворен.
- Тогда позвольте глашатаям-герольдам возвестить перед войском, что их предводительница сама венчает на царство короля.
Надежанна пожала плечами и отошла к группе своих приверженцев.
Мартия Лютого не было с ними, но он вскоре появился с улицы, вне себя от гнева и возмущения:
- Что я услышал сейчас на площади, победоносная наша Дева Небес? Вы согласились принять участие в церковном обряде папийской ложной веры, представляемой в Святикане самим Сатаной?
- Я не думала о религиозных обрядах, дорогой мой соратник. У меня одна цель, и я считаю ее общей для всех нас: избавить Френдляндию от захватчиков-тритцев и способствовать заключению мира между государствами. Если для этого надо возложить корону на френдляндского престолонаследника, то я не вижу в этом ничего противного Добру.
- Как вы можете так говорить? Принимая участие в церемонии Зла, вы творите Зло! Откажитесь, мы просим вас, от возложения короны.
- Простите, Мартий. Но это противоречило бы цели, которая привела меня к вам. Я не откажусь ни от чего, что способствовало бы воцарению мира.
- Мир невозможен, пока попы берут плату за "святое прощение", поощряя злодеяния, пока они холодными скалами стоят между людьми и всевышним, не допуская обращения к нему без их жадного участия. Лютеры, как называют себя мои сторонники, изгоняли из Френдляндии не только тритцев, но и папийцев, горячо говорил Лютый.
- Поверьте, Мартий. Я не могу служить разжиганию вражды между людьми из-за того, как следует возносить моления всевышнему: прямо к небу или через посредство священнослужителей в храмах.
- И вы примете участие в коронации?
- Непременно, чтобы способствовать прекращению войны, как меня заверили обе враждующие стороны.
- Религиозная война не может прекратиться, пока существует сатанинский Святикан! - решительно заявил Мартий. - И коль скоро вы, маршал Френдляндии, спустившаяся на моих глазах с неба, отказываетесь теперь признать необходимость продолжить борьбу против злой церкви, я объявляю, что вывожу лютеров из Ремля. Мы не только не хотим участвовать в коронации короля папийцем, к алой мантии которого не мешало бы пришить лисий хвост, но даже присутствовать в городе, где такое свинство совершается. Мы готовы провозгласить Кардия королем, но без церковной мишуры.
Надя замерла, глядя в нерешительности на Никиту в серебряных латах странствующего рыцаря.
Что-то прочтя на его лице, она с твердым упорством заявила.
- Война должна быть прекращена.
- Тогда прощайте, Небожительница, обманутая Сатаной. Мы покидаем Ремль, - объявил Мартий, круто повернулся и первым вышел из замка.
Блестящая толпа придворных, теснясь у выхода из зала, мешала ему.
Дезоний шепнул рыцарю О Кихотию:
- Верните его, прошу вас, верните его, рыцарь. Ремль нельзя оставить без надежного гарнизона. Надо знать тритцев, детей порока.
Никита прекрасно понял генерала и, протискиваясь через толпу вельмож, вышел из зала, сделав знак оруженосцу остаться здесь.
Через площадь шагали покидающие город солдаты-лютеры, но Никита никак не мог найти Мартия, чтобы остановить их.
Меж тем красочная процессия под охраной стражей герцога Ноэльского выбралась из замка и двинулась к собору.
Возглавлял ее шедший мягкими шажками папиец св. Двора, следом за которым шествовала Надежанна с престолонаследником Кардием в сопровождении герцога Ноэльского и толпы разодетых и чванливых придворных из королевской свиты, включая и обольстительных дам, среди которых особенно выделялась, конечно, девица де Триель.
Уже в соборе папиец св. Двора поднес Надежанне золотую корону на кованом железном блюде с выложенными на нем драгоценными камнями, символами папийской религии.
Надежанна приняла поднос с короной, ощутив ее огромную тяжесть. Но герцог Ноэльский услужливо подкатил к ней маленький столик на колесиках, учтиво сопровождая ее до сверкающего золотом алтаря, за витыми воротами которого как бы ощущались небесные дали блаженства.
Церемония коронации оказалась столь пышной, что Надя даже вообразить себе не могла всей изобретательности священнослужителей, направленной ими на постановку красочного церковного спектакля. Яркие одежды, продуманные позы, торжественные возгласы, величественные движения, нежное песнопение и льющаяся как бы с небес музыка завораживали. Больше всего на Надю подействовали звуки органа, небесным громом отдавались они под высокими сводами собора, волнуя слушателей строгой гармонией.
Надя держала в руках переданную ей золотую корону, с горечью думая о размолвке с Мартием Лютым.
С этими мыслями подошла она к коленопреклоненному Кардию, увидев, что его склоненная голова изрядно полысела, образовав отчетливую плешь, которую Надежанна и прикрыла столь желанной ему короной.
Церемония еще продолжалась. Надя вышла на воздух. Разодетые вельможи и дамы расступались перед нею.
Из храма доносился многоголосый хор. С широкой лестницы Надя искала глазами Никиту и Дезония, но увидела только генерала, оттесненного вниз тритцанскими воинами.
Герцог, предводитель тритцев, вышел вслед за Надежанной и, оглядываясь на двери храма, напыщенно произнес:
- Принося вам рыцарскую благодарность за посвящение в короли Великого Кардия, отныне VII, я прошу извинить нас за желание выполнить деликатную просьбу представителя Великопастыря всех времен и народов папия И Скалия и попросить вас уступить в пустяковом, чисто формальном вопросе.
- В чем я должна уступить? И кому? - удивилась Надя.
- Только воинам, выполняющим данный им приказ. Дело в том, что, по законам святой папийской религии, твердой, как скала, веры, ношение женщиной мужской одежды карается смертной казнью. Конечно, к Деве Небес это не может иметь отношения. Святиканского папийца, слугу увещевания, вполне удовлетворит свидетельство нескольких придворных дам, на интимную встречу с которыми вы дадите согласие, приняв их в отведенной вам башне королевского двора.
Надежанна оглянулась и увидела, что окружена тритцанскими стражами герцога.
Так вот как повторяется для нее судьба земной Жанны д'Арк! Она уже пленница!
- Знает ли об этой гнусности король Кардий VII? - возмущенно произнесла Надежанна.
- Разумеется, сударыня. Все делается с его согласия и ведома, ибо без его воли ни один волос не упадет ни с чьей головы. Речь идет о нарушении церковного закона женщиной, но никак не Девой, какой вы являетесь, что и надлежит установить, - и он натянуто улыбнулся.
Тут Надя встретилась глазами с девицей де Триель, прочтя в них неподдельный ужас.
- Значит, коронованный мной король предал меня? - холодно спросила Надежанна.
- Ну полно! Разве можно назвать предательством выполнение всех пунктов договора, который с этой минуты входит в силу? - с насмешливой теперь улыбкой произнес герцог Нозльский.
Маршал Надежанна, опустив свою рыжую голову, молчала.
Папийские воины провели ее в башню замка, но не в королевскую, а в другую, лишь внешне схожую с первой.
Герцог Ноэльский с наглой усмешкой и деланной учтивостью провожал ее до круглого зала, который в отличие от такого же роскошно убранного в первой башне выглядел здесь мрачным запущенным помещением, холодным и сырым, где солдаты принялись разводить костер прямо на полу, не смущаясь едким дымом, поднимавшимся к стропилам.
Наде отвели маленькую спальню, примыкавшую к этому залу, где было так же холодно и сыро. Над одиноким жестким каменным ложем издевательски красовался королевский балдахин.
Стоя на пороге спальни, как бы не решаясь из вежливости войти в нее, герцог говорил:
- Дамы незамедлительно нанесут вам интимный визит, и вы, я надеюсь, с почетом перейдете в зал, где начинается пиршество после коронации. Да поможет вам всевышний избежать СС увещевания. Прощайте, - и герцог захлопнул дверь в камеру узницы.
Однако посещение высокой пленницы избранными дамами откладывалось, ибо девица де Триель, которой предстояло возглавить щекотливую миссию, не торопилась.
Вместо фрейлин двора она отыскала в толпе Санчо Пансия и Гиевия Народного, предложив им следовать за собой.
Она провела их в подвальное помещение, где суетились повара в белых колпаках около пылающих плит и клокочущих котлов. Затем повела по коридорам мимо кладовых со всевозможной предназначенной для пира снедью. В самом дальнем чулане она попросила мужчин расчистить его от рухляди, пока в стене не обозначилась потайная дверь.
Открыв ее, Гневий Народный увидел винтовую лесенку. Девица де Триель что-то шепнула Санчо, добавив вслух:
- Редкий юноша отказался бы от удовольствия увидеть смущение рассматривающих его дам.
Гневий Народный только усмехнулся.
Молча поднимались они с Сандрием по лесенке.
Она заканчивалась дверью, ведущей прямо в каменную спальню, где заключена была несчастная Надежанна.
Велико же было их изумление, когда, открыв потайную дверь в эту спальню-клетку, они обнаружили там сидящую на каменном ложе Надежанну. Она откинулась назад и, упершись за спиной руками, смеялась.
Это не был смех исступленного отчаяния. Нет! Надежанна заразительно смеялась, глядя на своих верных соратников.
Смущенный юноша еле нашел в себе силы сказать:
- О, божественная Надежанна, позвольте мне еще раз облачиться в ваш хорошо сидящий на мне серебристый костюм, не лишайте меня удовольствия поразить дам, визита которых вы ожидаете. Вы же в моем одеянии выйдете с Гневием Народным через эту дверь и черный ход на волю.
- Милый мой юный защитник! Я так благодарна тебе еще за прошлое переодевание...
- Я лишь соблюдал рыцарские традиции, чтобы заслужить посвящение в рыцари.
- И достоин этого, Санчо! Однако позволь мне самой насладиться разочарованием своих гостей. Я не могу и не хочу отдавать тебя на растерзание разгневанных тюремщиков.
- И ради этого, ваша Сила и Нежность, вы готовы остаться в этом каменном мешке? - с упреком спросил Гневий Народный.
- Надеюсь, ненадолго, мой верный соратник! Заготовленное против меня варварское церковное обвинение развеется, как дым, проникающий сюда от костра, разложенного в соседнем зале.
Гневий Народный покачал головой.
- Плохо у вас там, на небесах, знают наших священнослужителей, которые большие охотники до разжигания костров не только в залах.
- Поймите, друзья. Мой побег с вами сорвет мирный договор. А мир важнее всего для людей. Не так ли?
- Так-то так, - согласился Санчо Пансий и полушепотом добавил: - Но девица де Триель шепнула мне, что догадалась о вашем замужестве за моим патроном.
- Это так и не так, - загадочно сказала Надежанна.
Ничего не поняв, кроме того, что имеют дело с женщиной непостижимой твердости и отваги, Сандрий в сопровождении Гневия Народного с большой неохотой покинул бесстрашную узницу, с тяжелым сердцем бросив на нее последний взгляд.
Всегда ли разумно поступала Надя? Да, она отдала весь свой математический талант, чтобы, скорректировав Эйнштейна, доказать раскрытой "тайной нуля" непреложность изменения масштаба времени при субсветовых скоростях. Ей хотелось удержать этим от звездного полета любимого человека, но удалось лишь освободить место математика в экипаже. Американец Генри Гри отказался лететь, поскольку не смог бы вернуться к современникам. Вместо него за математическое открытие и спортивную форму взяли Надю, но перед самым стартом. Сборы ее были более чем поспешны. И вот после свадьбы в невесомости, когда супруги остались наедине...
- Это мама! Понимаешь, мама! Проверяла мои пожитки...
- И что же? Обнаружила космическую контрабанду?
- Не смейся! Это ужасно! Ведь появление нашего ребенка может сорвать звездную экспедицию! Вынула пилюли, не подумав!
- Что ж, - усмехнулся Никита. - Будешь последовательницей Софьи Ковалевской не только в математике.
- Что ты хочешь сказать?
- Придется нам с тобой счесть наш космический брак фиктивным, хотя мужу твоему не требуется увозить тебя за границу для получения там высшего образования, запретного для женщин в царской России.
- А как же ты? - растерянно спросила Надя. - Станешь рубить себе пальцы, как отец Сергий?
- Нет! Зачем же? Ковалевский пальцев себе не рубил. Просто был порядочным человеком. Или сомневаешься во мне?
- Ну что ты! Но как же мы скажем всем?
- Семейная тайна, - прошептал Никита, делая большие глаза.
И вот теперь этой "семейной тайной" Надя рассчитывала обезоружить своих недругов, сделать неприменимым к ней изуверский закон о ношении женщинами мужского платья.
Представив себе перекосившиеся физиономии папийца св. Двора и герцога Ноэльского, Надя снова рассмеялась.
А может быть, ей все-таки следовало бежать? Но ведь она прыгала с двадцатого этажа университета, потом ринулась в инопланетную пропасть!..
Когда дамы под предводительством девицы де Триель отправлялись в тюремную башню, подвыпивший король напутствовал их.
- Поверьте, целомудренницы, не мог же король пренебречь папийским запретом носить бабам мужскую одежду. Разве маршал Френдляндии непременно должен быть в штанах? А важны-то не штаны, а что в них: мужчина или женщина! - И Кардий VII захихикал.
Когда процессия дам-визитерш вернулась, заняв свои места за столом, девица де Триель прошептала на ухо королю:
- Единственный раз в жизни я счастлива, оказавшись неправой! Скорее, умоляю вас, мой возлюбленный король, пригласите своего маршала Надежанну к столу. Закон не распространяется на нее!
Кардий VII растерянно озирался, отыскивая глазами своего "царственного брата".
А тот уже совещался с папийцем св. Двора, после чего подошел к королю.
- Ваше всевластие! Посланец св. Двора считает, что Дева-воительница не может быть лишена его пастырской заботы, поскольку не выяснено, откуда она прилетела по воздуху: с неба или из ада, поддержав отлученного от церкви злодея.
- Но... - пробормотал Кардий VII. Однако герцог властно прервал его.
- Осмелюсь напомнить вам, ваше всевластие, пункт мирного договора. По нему так называемая Дева, летавшая по воздуху, подобно нечистой силе, передается для заботы о ней слугам Святой Службы увещевания. А против нее ни вы, ни я, истые приверженцы святой папийской, крепкой, как скала, веры, ничего поделать не можем, - и он снисходительно улыбнулся королю, который обрел корону, но не смелость использовать власть для освобождения Надежанны, уже сыгравшей свою роль.
- Да поможет ей всевышний, - вздохнул король, осеняя себя символом папийской веры.
- Или силы, пославшие ее, - добавил герцог. - Не нам, царственный мой брат, заботиться об этом, когда стол ломится от яств и вина.
Глава пятая
ТАЙНА КОРОЛЕВСКОЙ КРОВИ
Оптимист - не тот, кто не знал отчаянья, а тот, кто пережил его.
А. Н. Скрябин.
Только в безлунные дождливые недели осени бывают такие непроглядные ночи, как в этот раз в Ремле.
Две темные, закутанные в плащи женские фигуры, неразличимые на фоне черных стен замка, пробирались к подножию его тюремной башни на берегу Сонмы.
Ноги скользили по мокрым от накрапывающего дождя камням.
- Осторожнее, госпожа де Триель, здесь придется спуститься к самой воде, - слышался из-под капюшона высокий голосок впереди идущей.
Казалось странным, что каменистый берег, сливающийся с основанием башни, покрыт кустарником.
Но стволы растений жадно проросли сквозь трещины в камне и так распустили ветви, что позволили скрыть под ними лодку.
Обе фигурки, балансируя на ходу руками, перебрались в суденышко, закачавшееся под их ногами.
Первая из них села на весла, предусмотрительно обвязанные тряпками, и лодка бесшумно отчалила от башни.
Почти рядом прозвучал голос часового, невнятно окликнувшего на тритцанском языке не людей в лодке, а своего собрата, ближнего стража.
- Мнят себя здесь хозяевами, - зло прошептала девица де Триель.
- Хозяева, зажатые в тиски осады! Моя госпожа, им трудно позавидовать.
- Это правда, - согласилась Лилия де Триель, опуская концы пальцев в воду. - А вода холодная, - прошептала она.
На другом берегу их ждали. Сильные руки ухватились за веревку и вытащили лодку на низкий берег.
Сидевшая на веслах слишком проворно для дамы выскочила первой и протянула руку спутнице, которая старалась возможно изящнее сойти на песок.
- Теперь пожалуйте за мной, - сказал встречавший мужчина, чья борода сливалась с темнотой ночи, в которой люди растворялись, как тени в овраге. - Господин рыцарь ждет вас в рыбацкой хижине. Конечно, это не нарядный павильон для свиданий в графском парке, но по крайней мере нет посторонних ушей и дождь не накрапывает.
- Ах, этот дождь! Я боюсь, он испортит мне прическу, - жеманно произнесла Лилия де Триель.
- Надвиньте капюшон на глаза, хотя они не менее прически делают дам прекрасными.
- Вы учтивы как рыцарь, любезнейший.
- Увы, я только в числе его соратников.
- А кто из соратников? - заинтересовалась де Триель.
- Гневий, моя госпожа, - пояснила ей спутница. - Это разбойник Гневий Народный.
- О, всевышний! Я так страшусь разбойников! - в притворном ужасе воскликнула любимица короля.
- Не стоит их бояться, если они берут вас под защиту, - успокоил даму Гневий, вводя спутницу в убогую хижину, где их ждал, подпирая потолок своей длинной фигурой в серебряных доспехах, рыцарь О Кихотий.
- Рад приветствовать вас, прекрасные дамы, - встретил он прибывших, надеюсь, прогулка была приятной?
- Если не считать струек воды, льющихся за ворот столь неудобного дамского платья, от которого так приятно освободиться, - с этими словами оруженосец рыцаря Санчо Пансий стянул с себя костюм придворной фрейлины, надетый им на камзол, и облегченно вздохнул, словно освободился от лат, а не от легкого дворцового наряда. - О, если бы вы знали, патрон, как эти тритцанские вельможи липли ко мне, словно я был вымазан медом.
- Вид у тебя был сладкий, можно их понять, - вставил Гневий.
- Он удивительно женствен. Я бы взяла его в сестренки, - произнесла Лилия де Триель.
- О сестрах еще поговорим, - непонятно пообещал О Кихотий.
- Во всяком случае, я душевно благодарна ему за свидание с вами, рыцарь О Кихотий.
- Что касается меня, госпожа де Триель, то я рассчитывал на встречу с будущей королевой Френдляндии.
- Вы больно жалите своей шуткой, рыцарь. Пристало ли вам так говорить с дамой?
- Я просто имею в виду, что вам чужды дворцовые интриги, а я прямодушен, тем более когда говорю о том, что принадлежит вам по праву.
- Я ненавижу интриганов, ибо корона несовместима с интригой.
- Как приятно слышать из столь прелестных уст столь мудрые слова. Значит, я не ошибся, предлагая свою помощь, правда, рассчитывая и на вашу.
- Какой же вы большой! Вот это мужчина! С вами не страшно! - сказала девица де Триель, приблизившись к рыцарю и запрокидывая голову, чтобы посмотреть ему в лицо.
- На ваше бесстрашие я и рассчитывал.
- Тогда говорите, прошу вас, говорите.
Никита наклонился к ней, чтобы продолжать беседу вполголоса, подумав при этом, что Лилия одного роста с его Надей.
Ночью в каменную спальню-клетку, где томилась Надя, через скрипучую дверь вошел папиец св. Двора в алой мантии и остановился на пороге, опустив глаза и молитвенно сложив руки.
Надежанна вскочила с каменного ложа и выпрямилась во весь свой маленький рост, словно готовясь к бою в своих серебряных доспехах.
Папиец низко поклонился и пропел сладким голосом:
- Слуга Святой Службы увещевания, приближенный к Великопастырю всех времен и народов, Великому папию И Скалию, недостойный монах Кашоний счел за особую честь для себя навестить тяжкую грешницу, скрытую от всевышнего под именем Надежанны.
- Чем она может служить столь высокому духовному лицу? - с вызовом спросила Надежанна, хотя сердце в ней тревожно забилось.
- Только полным откровением, дочь сумерек. Ваша вина перед святой, твердой, как скала, верой видна без доказательств - это ваш мужской рыцарский наряд, за ношение которого женщина карается смертной казнью, почти ласково произнеся последние слова, закончил он.
- Но посланные вами ко мне с непристойной миссией дамы отвергли применение ко мне этого варварского закона, - запальчиво произнесла Надежанна.
Папиец деланно вздохнул.
- Если бы этой формальностью завершалась ваша вина!
- Ах так! Значит, не одно, так другое найдется у духовных отцов, лишь бы увещевать свою жертву.
- Именно увещевать, направлять, спасать, несчастная грешница! Пока это увещевание словесно и душевно, но... под нами находится такая же каменная комната, откуда не доносятся никакие стоны и где пол не раз орошался багровыми пятнами, не будем уточнять какими. Мне не хотелось бы повергать вас в это "убежище откровенности", и я слезно умоляю вас признаться через меня перед всевышним, что вы прилетели по воздуху на поле боя прямо из ада, покаяться, что послал вас туда нанести поражение доблестным тритцанским войскам, защищающим правую, твердую, как скала, папийскую веру, не кто иной, как Сатана.
- Вы прекрасно знаете, что это гнусная ложь! Впрочем, ложь - ваша сущность, вы не мыслите себе в жизни ничего иного, кроме лжи, - гордо сказала Надежанна, цепенея от ужаса и своих собственных слов.
Папиец сокрушенно покачал головой.
По мере того, как рыцарь О Кихотий говорил, глаза Лилии де Триель расширялись. Иногда она вскрикивала от неожиданности или от восхищения, влажным взором глядя в лицо этого чем-то отличающегося от всех человека.
- Я сделаю все, что вы хотите, - сказала она, когда Никита закончил. Но я не вижу пути к освобождению Надежанны. Потайная дверь, которой воспользовался в первый день ее заключения этот молодой человек, обнаружена и строго охраняется.
- Надежанна отказалась от побега, теперь следует избавить ее от поползновений слуг увещевания на ее доспехи и достоинство, дабы не посмели изуверы унизить ее.
- Разве это спасет ее? - удивилась де Триель.
- Это поможет нам, - загадочно ответил Никита.
- Ах, лучше бы я остался тогда на месте божественной Надежанны! воскликнул Сандрий.
- Еще лучше, дорогой мой Санчо, если бы она не осталась на коронацию, - ответил О Кихотий и обратился к молчаливому бородачу: - Гневий, тебе придется вспомнить свое раменское прошлое...
- Я все понял, еще когда восхищался мудростью возвращенного вашей доблести браслета.
- Это были мудрые советы моих друзей с такими же браслетами, друзей, рассеянных по всему свету.
Дождь усилился, лодка причалила к своему прежнему месту, а две тени снова растворились на фоне стен замка.
Девица де Триель появилась в холодном полутемном зале пиршеств и потребовала у стражей немедленно вызвать из королевских покоев герцога Ноэльского.
Один из двух стражей повиновался и вскоре вернулся, со стуком приставив алебарду к ноге.
Наконец появился наскоро одетый, недовольный и сонный герцог Ноэльский.
При виде дамы в мокром плаще он не удержался от привычного ему насмешливого тона.
- Вы всегда гуляете, миледи, по ночам в такую погоду? Вам надлежало бы жить на наших островах, там непогода чаще.
- Тем не менее я напомню вам, что непогожая ночь стоит сейчас во Френдляндии, в осажденном вашими врагами Ремле, очень благоприятствуя началу штурма и возможного конца...
- Ах, вы не досмотрели кошмар и решили поделиться им со мной.
- Да, ваше всесилие, поделиться некоторыми кошмарными тайнами.
- Если это не милая шутка, то беседу нашу следует продолжить в более благоприятном месте, миледи. В замке есть помещения, откуда не вырваться ни одному звуку.
И герцог, продолжая зевать, прикрывая рот рукой, повел девицу де Триель к двери в тюремную башню, но не наверх, по ступеням в круглый зал и спальню-клетку Надежанны, а вниз...
- "Камера откровенности", - объявил герцог. - Стоит ознакомиться с ее достопримечательностями. Вот полюбуйтесь. Эти клещи не для вытаскивания углей из камина, а для вырывания каленым железом живого мяса при увещевании, а другие, поменьше, - только для вырывания ногтей. Менее эффектно, но, уверяю вас, очень болезненно, судя по отчаянным воплям.
Лилия поморщилась.
- Но это пустяки по сравнению с такими орудиями, как, скажем, железный сапог, сдавливаемый винтами. Что может быть ужаснее тесной обуви? А здесь дробятся кости, с хрустом, моя миледи. Еще страшнее "Железная Дева". Их несколько разных размеров, есть и для дам. Они напоминают футляр для драгоценностей, куда в живом виде помещаются допрашиваемые. Вот так, смотрите, я открыл, и вы убедитесь, что вся внутренняя часть футляра усеяна, как иглами, кинжалами, вонзающимися в тело увещеваемого или увещеваемой ради их откровенности и достижения небесной дали блаженства, ждущих их. А дыба, я думаю, известна каждому. Ну как?
- Могу сказать вам, ваше герцогское всесилие, что не хотела бы видеть вас после штурма Ремля здесь в виде принуждаемого к откровенности.
- Ну знаете ли... если ваши тайны так же успокаивающе действуют, как ваши обещания, то я предпочитаю быть в покоях своего царственного брата.
- Вот о всяческом родстве, ваше всесилие, и пойдет речь.
- О родстве? - удивился герцог.
- Да, о родстве, предусмотренном условием введения в действие мирного договора между тритцами и френдляндцами, который избавил бы вас, ваше всесилие, от неприятностей, связанных с вашим пребыванием в этой "камере откровенности".
- Вы правы, несравненная, если имеете в виду женитьбу Кардия VII. К сожалению, прибытие его невесты, юной принцессы, моей сестры, задерживается.
- Должна вас огорчить, юная принцесса не приедет.
- Почему же? Ее не пропустят лютеры?
- Это тоже послужило бы препятствием, но дело хуже. Ваша милая сестра умерла от оспы.
- Умерла от оспы? Вы шутите?
- Оспой не шутят, ваше всесилие. Каждый из нас мог бы последовать за нею следом, если бы она успела приехать и повенчаться с моим королем.
- Так, - яростно затеребил свой ус герцог. - Чем еще вы меня сразите?
- Тем, что ваш всевластный отец жив и здоров, что радует меня не в меньшей степени, чем вас.
- Благодарю за вежливое участие.
- Это не участие, а родственные чувства.
- Родственные, вы сказали?
- Да, вам придется выслушать некоторые тайны королевской крови, вашей в том числе.
- Не заставляйте меня забыть, что вы дама.
- Не только дама, но и родная ваша сестра, ваше всесилие, горюющая вместе с вами о кончине юной принцессы, тоже сестры моей.
- Может быть, вы плохо спали, или у вас привычка будить людей, чтобы рассказывать им свои сны?
- Ничуть, ваше всесилие. Двадцать пять лет назад тогда еще юный король Великотритцании Керней III впервые вторгся во Френдляндию, позволив своим войскам грабить, жечь, насиловать и захватывать любые трофеи. Сам он, как вы, вероятно, знаете, тоже не отставал от них. Но будучи бескорыстным, с одной стороны, и мужчиной из мужчин...
Герцог поклонился.
- Ваш батюшка в качестве трофеев предпочитал пользоваться лучшими красавицами Френдляндии, и первой из них считалась моя мать.
- Вы, безусловно, унаследовали ее внешность, - галантно произнес герцог, стараясь скрыть недоумение и заинтересованность.
- Моя мать тогда еще не была замужем, и ваш батюшка по-королевски одарил ее своим вниманием, она же благодарно, будучи еще незамужней, одарила его, тайно родив королю Великотритцании сразу двух девочек. Конечно, этот неблаговидный случай пришлось скрыть. Возлюбленной короля тритцев нужно было как ни в чем не бывало вернуться ко двору, а девочек отдать на воспитание в село, старосте Гарию Лютому. Когда они подросли, их обучали в монастыре святых Девственниц, о чем позаботился мудрый старец, впоследствии птипапий Пифий.
Вернувшись на свои острова для подготовки нового набега на Френдляндию, ваш всевластный отец Керний III не забыл своей френдляндской привязанности, с королевской щедростью обеспечил мою мать завидным приданым, выдав замуж за неимущего рыцаря де Триель, который за полученное приданое должен был признать девочек своими дочерьми, что, верный рыцарской чести, готов был сделать, но...
- Какое еще "но"? Еще одна оспа, унесшая вашу сестру?
- Не только мою, но и вашу, ваше всесилие. Отец-то у нас общий. Нет, не оспа, а проклятые кочующие рамены. Они украли девочку из монастыря, обучив ее в своем таборе чернокнижным гаданиям, внушениям и даже умению летать по воздуху.
- О, всевышний! Когда же настанет конец мучившим вас сегодня кошмарам?
- Вы можете не поверить мне, но не увидеть в том, что я говорю, выгоду для себя просто неразумно, ваше всесилие.
- Какая выгода? В чем?
- Вы удивляете меня, ваше всесилие, своей недогадливостью. Разве не мирный договор, введенный в действие, снимает осаду с Ремля?
- Допустим, - неохотно согласился герцог.
- Для этого требуется венчание короля Френдляндии с вашей сестрой, ваше всесилие. Не так ли?
- Но оспа унесла ее.
- Ее, увы, да! Но ваша сестра, готовая идти под венец с Кардием VII, стоит перед вами, ваше всесилие.
- Вы? Королева Френдляндии? - расхохотался герцог.
- В моих жилах течет не меньше королевской крови, чем в ваших, герцог, найденный брат мой!
- Г-м, - проворчал лорк Стемли, исподлобья глядя на фаворитку своего "царственного брата", породниться с которой ему было так необходимо, чтобы вырваться живым из кольца осады Ремля и не попасть в камеру откровенности или прямо на эшафот.
- Осада будет немедленно снята, - словно читая его мысли, дерзко произнесла девица де Триель. - При условии, что вот в эту камеру никто не войдет.
- Допустим, - раздумчиво произнес герцог.
- Но сестра моя и ваша, герцог, нашлась. В зале пиршеств находится рамен из похитившего ее табора, который вам все объяснит.
- Какой еще рамен? - проворчал герцог.
Девица де Триель хлопнула в ладоши, и в комнату пыток смело вошел чернобородый Гневий Народный, очевидно, ждавший у дверей сигнала.
- Ну? - уставился на него герцог. - Так кого же ты похитил, любезнейший бродяга?
- Ту, которую вы зовете Надежанной, ваше всесилие, - поклонился рамен.
- И ты готов дать в том клятву?
- С той же искренностью, ваше всесилие, как и в ненависти своей ко всякому угнетению.
- Послушайте, самозваная моя сестрица! Не думайте, что я поверил хоть одному слову.
- Я вам уже сказала, что верить вовсе не требуется, - пожала плечами Лилия де Триель. - Надо рассчитывать.
- Что рассчитывать?
- Выгоду, ваше всесилие. Разве вас устроит быть вздернутым на дыбу, едва лютеры ворвутся в Ремль? Не проще ли решить все полюбовно, а главное, достоверно. Ведь достоверно то, что достаточно верно для достижения цели, а ваша цель может совпасть с моей.
- С вашей, м-м... может быть... но вот Надежанна. Боюсь, что ваши расчеты необоснованны.
- Почему же?
- Она не в моих руках, а в когтях Святой Службы увещевания. И хорошо, если слуги ее во главе с папийцем св. Двора Кашонием не приступят здесь к кровавому увещеванию.
- Ни одна капля королевской крови не может быть пролита, - твердо заявила Лилия де Триель. - Это закон святой папийской религии, твердой, как скала, веры. Сам Великопастырь всех времен и народов подтвердит это. Надо объявить ее кровь, как и мою, королевской.
- Хорошо, - решил герцог. - Пусть ваше венчание с Кардием VII послужит лютерам знаком к отмене их штурма Ремля.
- Гневий передаст это известие лютерам немедленно.
Рамен поклонился и удалился.
Герцог крикнул стража и приказал ему пригласить папийца св. Двора Кашония.
Тот появился немедленно, видимо, наблюдая за всем происходящим.
- Что сообщила вам прелестная наложница короля Кардия VII? - опустив пытливые глаза, осведомился Кашоний.
- Не наложница, ваша святость, а невеста короля и моя кровная сестра Лилия, которую вы завтра же обвенчаете с Кардием VII в соборе.
- Ваша сестра?! - удивился папиец.
- Да, моя и вашей узницы, хотя и воспитанной в раменском таборе, в жилах которой течет кровь моего отца, что вам следует хорошенько уяснить, ибо ни одна капля королевской крови по законам скалийской религии не может быть пролита.
- Мы только начали словесное увещевание, которое будет продолжено. Ее раменское воспитание выведет нас на верный путь.
- Упаси вас всевышний уронить не только рыцарское, но и королевское достоинство Девы-воительницы. Неужели вы думаете, что простая дочь земледельца могла нанести поражение таким славным бойцам, как тритцы?
- Все видит всевышний, ваше желание будет исполнено, но...
- Что еще? - нетерпеливо спросил герцог.
- Великопастырь всех времен и народов, великий папий И Скалий может лишить вас своего расположения, если побочная дочь короля, став ведьмой в раменском таборе, не заслужит небесных далей блаженства, хотя бы завершив свою жизнь в монастыре.
- С великим папием я заранее на все согласен. Только венчайте скорее Кардия VII с моей новоявленной сестрой, предотвратите штурм лютеров, от которого нам с вами не поздоровится. Сестра сейчас переодевается в подвенечное платье.
- Да будет так! - произнес папиец, опустив глаза.
И вскоре он опять посетил Надежанну в ее заточении.
- Великий папий И Скалий, наместник всевышнего на Землии, просвятил меня, Летающая Дева, в отношении вас.
- Что же стало известно И Скалию обо мне?
- Ваше королевское происхождение! И потому ваше рыцарское достоинство не будет затронуто следствием. Вам лишь следует подтвердить то, что вы действительно летали по воздуху. Это так?
- Да, это так, я летела до Орлана от Горного замка, откуда родом сам И Скалий. И поскольку И Скалий не может происходить из ада, я - также не из ада, как вы изволили в прошлый раз внушать мне.
- Суду достаточно будет вашего признания о полете, несвойственном обычным людям.
Лукавый папиец поклонился узнице и удалился.
Надя пыталась понять, что означает это свидание.
Кто и каким образом добился сохранения ее космического скафандра, который считался рыцарскими доспехами?
Что ждет ее? Неизбежная гибель?
Ледяное отчаяние, подобно воде в проруби, охватило ее, сдавив дыхание, останавливая сердце в груди. Мрак, как черный провал обрыва, ощущался впереди.
Есть от чего потерять власть над собой. Неужели здесь все будет с ней так же, как с Жанной д'Арк на родной Земле?
Однако не тот был у Нади характер, чтобы сдаваться. Ведь и во Франции распространялись настойчивые слухи, будто Жанна не крестьянская дочь, а высокородная особа королевской крови, ибо лишь этим якобы можно объяснить ее необыкновенный военный талант!
Интересно и то, что Жанна д'Арк была не единственной.
Ведь спустя пять лет после ее сожжения живая Жанна появилась во Франции, была признана своей матерью и братьями, а также королем Карлом VII, которого сама короновала. И с ним вместе новая (или прежняя) Жанна приняла участие в праздновании освобождения Орлеана руководимыми ею войсками. Более того, узнавший ее маршал Жан де Ре поспешил назначить ее на высокий военный пост, для вступления на который она отправилась в Париж. Но по дороге в столицу ее перехватили посланцы связанного с англичанами Парижского парламента (выполнявшего в ту пору судебные функции). Угрозами позорного столба и казни ее вынудили признаться, будто она самозванка. Освобожденная такой ценой, она исчезла, появившись уже под именем Жанны д'Армуаз, выйдя замуж за влиятельного сеньора Роберта (который, по уверениям его потомков, никак не мог бы взять в жены неизвестную женщину). Некоторое время она играла заметную роль в своем новом качестве на севере Франции и в Люксембурге.
Надя увлеченно изучала все, что касалось полюбившейся ей героини, прочитала около двух тысяч книг, специально изучив старофранцузский язык.
И узнала, что, помимо Жанны д'Армуаз, на роль Девы Франции претендовали еще две "девы", разоблаченные как авантюристки. Но версия о спасении Жанны продолжала существовать, пока в 1920 году, спустя почти пятьсот лет, католическая церковь не сочла возможным и выгодным погибшую на костре причислить к лику святых, поскольку еще при жизни Карла VII на контрпроцессе суда в Руане с Орлеанской девы были сняты нелепые обвинения в колдовстве.29
Если эти версии или легенды о Жанне д'Арк действительно имели под собой реальную почву, то можно представить себе двуличное поведение судьи Жанны епископа Кантона, который, затягивая процесс Жанны и освободив ее от пыток, завершил церковный суд, предоставив судить светскому суду, быть может, уже не Жанну, которой дал возможность бежать из заключения, предоставив новое местопребывание, откуда она была освобождена уже по новым политическим соображениям.
Если не полностью повторяется история на планете-двойнике Земли, если хоть малый шанс на спасение еще существует для Нади, допустимо ли ее отчаяние? Звездолетчица была готова на все, отправляясь на спасение неизвестных людей Вселенной, без колебания войдя в бездны Пространства и Времени.
Случайно ли папиец Кашоний объявил Надежанне, что ее рыцарское достоинство и доспехи неприкосновенны и она не попадет в "камеру откровенности"? Не означает ли это, что во имя веры в грядущее надо пережить отчаяние? "Будь отчаянья сильнее и победишь ты, верь, всегда!", как слышала она еще в детстве.
И Надя с присущей ей твердостью решила оказаться сильнее позорного чувства слабости.
Глава шестая
РЫЦАРЬ ГОРЬКОГО ОБРАЗА
- А я вступаю в жестокий и неравный бой!
Сервантес.
В этот день всеобщего торжества, под колокольный звон и крики ликующей толпы, Френдляндия обрела новую королеву.
Навечно соединенная с супругом королем Кардием VII, вышла она из гремящего торжественным хором собора, сияя от счастья. При каждом ее шаге из-под золототканого подола кокетливо показывались носочки крохотных туфелек. Маленькая золотая корона венчала ее высокую прическу.
Королевская чета, обойдя ожидавшую их нарядную карету, пешком направилась по живому коридору восторженных горожан к королевскому замку.
За ними двигалась блестящая свита, возглавляемая престолонаследником Великотритцании лорком Стемли, герцогом Ноэльским, лицо которого казалось сегодня едва ли не величественным. Избежав поражения и плена, он добился почетного мира, "породнился" с королем Френдляндии и сам держит в плену Деву-воительницу, и в железных рукавицах - вожжи грядущего.
Из-за крепостных стен Ремля доносились возгласы глашатаев, возвещавших френдляндцам указ их законного короля о достигнутом мире. Земледельцам предписывалось вернуться на свои поля, а славным рыцарям - в их замки. Френдляндия вместе с Великотритцанией становятся отныне оплотом мира и благоденствия процветающих подданных.
Осаждавшие город френдляндцы сняли свои заставы. Генерал Дезоний во главе нового военного гарнизона Ремля вошел в город, чтобы охранять короля и его прекраснейшую из всех цариц мира королеву Лилию.
Не явился ко двору лишь отлученный от церкви Мартий Лютый, уведший своих воинственных лютеров на север освобождать простой народ от тирании Святикана.
О таком ослаблении френдляндской армии с сожалением доложил королю генерал Дезоний, отвешивая низкие поклоны и размахивая над полом перьями шляпы.
Кардий VII выслушал его со скучающим видом. Новобрачная же, стремясь выглядеть величественной, произнесла:
- Конечно, мы ощущаем отсутствие духовного отца лютеров, но я думаю, что наша грусть о нем возместится радостью благоволения к нам Великопастыря всех времен и народов папия И Скалия.
В толпе на площади вновь ощутилось оживление. К замку, приветствуемая горожанами, подъехала забрызганная дорожной грязью герцогская карета с ноэльским гербом. Долог был ее путь из Ноэля, через морской пролив на корабле, потом по френдляндским землям в Ремль.
Когда лорку Стемли, герцогу Ноэльскому, доложили о прибытии его сестры, юной принцессы Эльзии, он не знал, как скрыть и радость, и лютый свой гнев. Расталкивая придворных, он выбежал из королевского замка.
Юная принцесса сходила с откинутой подножки кареты, осторожно нащупывая дорожными туфлями ступеньки. Была она нескладной, тощей, голенастой, как неоперившийся птенец. Лицом чуть напоминала брата-герцога, но вместо надменности в нем ощущались робость и застенчивость. Ее везли сюда, как вещь, чтобы выдать замуж, не спросив ее желания.
Осаждающие Ремль войска надолго задержали ее карету и не дали даже очистить ее от дорожной грязи, и принцесса, предаваясь скуке, не понимала: пленница она или нет?
- Как я рад видеть вас, моя Эльзия, - воскликнул герцог, протянув руку. - Сейчас я представлю вас своему царственному брату и его супруге королеве Лилии.
Тонкие, словно нарисованные брови на узком продолговатом лице принцессы полезли вверх, но дворцовая выучка не позволила ей выразить ни удивления, ни досады. Она очень устала от длинного путешествия, к счастью, окончившегося. Вот и все, что умещалось пока в ее маленькой головке.
Другое дело герцог. В нем бушевала ярость, он чувствовал себя обманутым, униженным, обойденным, готовым крушить все вокруг.
- Как я счастлива, что слухи об оспе, поразившей вас, были злонамеренной ложью! - милостиво произнесла нимало не смущенная королева Лилия, когда брат и сестра Ноэльские предстали перед нею. Обмахиваясь дорогим веером, она добавила: - Мы с вами близкие родственники, дети одного великого отца, которого чтит весь мир, и нам надлежит относиться друг к другу с нежной любовью. Можете рассчитывать на такое мое чувство к вам.
Принцесса присела в глубоком реверансе, опустив голову, и ничего не ответила.
- Г-м, г-м... - промычал Кардий VII. - Какая приятная неожиданность, а мы не рассчитывали вас дождаться, моя прелесть.
Принцесса присела еще глубже.
- Я не знаю, кто и на что рассчитывал, - произнес сквозь зубы герцог Ноэльский. - Но я не прочь рассчитаться кое с кем. Где этот ловкий рамен? Найти его сейчас же!
- Ваше всесилие, если вы имеете в виду Гневия Народного, то его видели за пределами Ремля куда-то скачущего, - доложил один из вельмож.
- Понимал, шельма, что ему лучше поспешить, - зловеще процедил герцог, до боли в пальцах сжимая кулаки.
- Разумеется, - с невинной дерзостью отозвалась королева, - ведь бедный рамен не защищен короной. Их народ не объединен в какое-либо королевство и свободно кочует по всем нашим странам. Кроме того, он разбойник, прощенный королем.
- Уверяю вас, что буду рад насладиться встречей с ним, - низко кланяясь, все так же сквозь зубы произнес герцог Ноэльский сначала по-френдляндски, а потом несколько слов более грубо по-тритцански.
Его смущенная, почти испуганная сестра непонимающе посмотрела на него, ведь бедняжка ни о чем не догадывалась.
- Во всяком случае, не всем заинтересованным "родственникам" удалось укрыться под короной или под чистым небом, - угрожающе закончил герцог и отправился отыскивать папийца Кашония.
Они встретились за пиршественным столом, поскольку пировать по любому поводу короли и другие знатные лица того времени не упускали случая, а тут венчание френдляндского короля, появление новой королевы, приезд юной принцессы, как обойтись без кубков с вином?
Герцог и Кашоний уселись рядом.
Передавая папийцу кусок баранины с запекшимся жиром, герцог прошипел:
- Раскрыт антискалийский заговор, ваша святость. Деве-воительнице принадлежит в нем заглавная роль. Колдовским искусством, заимствованным у раменов, она из тюремной камеры умудрилась обмануть высокопоставленных особ. Ваш суд должен быть быстрым и безжалостным.
- Но, ваше всевластие, - возразил папиец, - не вы ли предупреждали меня, что ни одна капля королевской крови обвиняемой не должна быть пролита? Суд скалийской церкви уже вынес такое решение, его нельзя пересмотреть.
- А разве в огне костра, ваша святость, проливается чья-либо кровь?
- Ах, так! - опустил глаза Кашоний. - Сам всевышний наделил вас талантом увещевания, ваше всесилие. Повторный скалийский суд с вашим участием состоится тотчас после пира.
- Преклоняюсь перед вашим бескорыстным служением всевышнему, ваша святость.
- Я лишь слуга Великопастыря всех времен и народов, который, призывая к увещеванию виновных, надеюсь, одобрит ваш совет.
- Можете не сомневаться, ваша святость. Все тритцанские копья и мечи засвидетельствуют это, сражаясь за истинную скалийскую веру.
- Да будет так, - снова опустив глаза, завершил папиец св. Двора застольную беседу.
Когда убрали в пиршественном зале столы, помещение стало огромным, пустым и еще более мрачным и холодным.
По узкой винтовой лестнице в него свели Надежанну в ее "рыцарских доспехах", гордо ступавшую по каменным плитам с твердой уверенностью на лице.
Она увидела два трона, на которых теперь вместо короля с королевой восседали судьи Кашоний и герцог Ноэльский, один со смиренным, другой со злобным выражением лица. Тяжелую статую папия водрузили между ними.
- Подойди, Дочь Мрака, - сладко начал Кашоний. - Тебя судит святая скалийская церковь и сам Наместник всевышнего в облике принесенной сюда его золотой статуи, которую ты видишь перед собой. Ты обвиняешься в колдовстве, изученном тобой в раменском таборе нечестивых, чудовищном обмане высоких особ, самозваном присвоении себе царственных привилегий.
- Мне ничего не известно ни о колдовстве моем, ни тем более об обмане, который я не могла совершить, находясь в заточении.
- Мы увещеваем тебя, Дочь Мрака, - повысил голос Кашоний, прилетевшая по велению Сатаны из его обиталища Тьмы, мы увещеваем тебя, поскольку ты предстаешь перед нами в облике человеческом, и стремимся открыть для тебя небесные дали блаженства. Но вступить туда ты сможешь, лишь искренне признав себя колдуньей и ведьмой.
- Я не ведьма, а посланница звезды, призванная избавить ваш мир от войн и кровопролития.
- Может быть, ты, презренная, вняв увещеванию скромного пастыря добриян, отказываешься от родства с королями земными и со мной в том числе? - насмешливо спросил герцог Ноэльский.
- Я не настаиваю на родстве с вами, ваше всесилие. Однако не могу отрицать всеобщего родства носителей разума.
- Довольно, - махнул рукой Кашоний. - Клянусь этой алой мантией, дарованной мне Наместником всевышнего на Землии, что сказанного тобой вполне достаточно для вынесения приговора. Церковный суд не меняет своих решений. Выслушав тебя в первый раз, он признал в тебе неприкосновенную королевскую кровь и оставил твое рыцарское одеяние, которое ты можешь не снимать. Но носила ты доспехи во вред честным людям, во вред истинной скалийской вере, а потому провозглашаю приговор: "Именем Великопастыря всех времен и народов, именем самого всевышнего, восседающего в лице папия И Скалия в Святикане, ты приговариваешься, Дева-Ведьма, к сожжению на костре, где не будет пролито ни капли твоей королевской или дьявольской крови". Только милосердие религии нашей позволит тебе пройти сквозь очистительное пламя костра, открывающее тебе небесные дали блаженства.
- Желаю вам этого блаженства, неправедные судьи, - запальчиво произнесла Надежанна. - Вы можете сжечь мое тело, но вам не сжечь идеи человеколюбия, ненависти к войнам, идеи, которая рано или поздно восторжествует и на вашей планете.
- Закрыть извергающий хулу рот этой еретички! - воскликнул, теряя над собою власть, герцог. - Она силится убедить нас, что воинская доблесть должна исчезнуть с благодатной нашей Землии, что гнусность и низость заменят всюду рыцарство. Не бывать тому! Есть нечто важнее мирного безделья.
С непреклонностью покидала Надежанна опустевший зал. Ее конвоировали воины с алебардами, в шлемах с закрытыми забралами, и она не могла различить ни одного человеческого лица.
Герцог добился расправы над Надежанной, но он ничего не мог поделать с интриганкой, захватившей королевский трон рядом с его "царственным братом". Ему оставалось лишь насладиться зрелищем казни на соборной площади, где разведут костер. И он распорядился воздвигнуть там помост для особо благородных зрителей.
Но ему предстояла еще одна малоприятная встреча со странствующим рыцарем О Кихотием, потребовавшим по рыцарскому праву аудиенции.
Одни его серебристые доспехи, напоминавшие Надежанну, уже бесили герцога, но тем не менее он принял его.
Для пышности он занял один из тронов в пустом зале, надменно глядя на вошедшего долговязого рыцаря.
- Приветствую одинокого борца за справедливость, готового вступиться за слабых и обездоленных, - начал высокомерным тоном герцог. - О какой справедливости печется доблестный рыцарь, прибегая к нашей помощи?
- Ваше всесилие! Борясь за счастье людей, я имею возможность предугадывать будущее, исходя из произошедших близ другой звезды событий.
- Другой звезды? По ее расположению среди созвездий? Это интересно. Сам папий И Скалий не брезгует советоваться со звездами, - подбоченясь, отозвался герцог, перекинув через плечо снежно-белую меховую пелерину, знак высшей власти.
- Я обязан предупредить вас, герцог, что казнь недавней вашей противницы, как говорит мне история иной звезды, приведет к еще большему религиозному расколу на вашей Землии.
- О чем ты толкуешь, звездочет, рыцарь или колдун? - вскипел герцог.
- О том, что благоразумие требует от вас отмены казни.
- Какая дерзость! - вскочил с трона герцог. - Достойна ли она странствующего рыцаря, который лишь в поединке может отстоять свои требования.
- Я готов отстоять это требование в единоборстве с кем угодно, заявил О Кихотий. - Даже с вами, ваше всесилие.
- Что? - Герцог сбежал по ступенькам трона в зал, встав перед посетителем. - Да есть ли в тебе, странствующий бродяга, хоть капля царственной крови, чтобы тягаться со мной? Ты готов биться с кем угодно? Изволь. Рыцарское право дозволяет мне назначить тебе вместо себя противника.
- Я готов сразиться с ним.
- Значит, с любым? Так я жестоко накажу тебя за дерзость, бездомный скиталец, тебе придется встретиться с великаном, машущим могучими руками.
- Нет рук, которые остановили бы меня.
- Посмотрим. Ловлю тебя на слове и сам даю рыцарское обещание. Победишь моего великана - забирай себе ведьму. Проиграешь битву, не взыщи пойдешь помощником палача разжигать костер.
- С кем надлежит мне встретиться в поединке?
- Я же сказал, с великаном, машущим руками-крыльями. По крайней мере в нем нет ни капли королевской крови, как и в тебе самом. Ты найдешь его, выехав за ворота Ремля. Можешь выбрать себе по вкусу любого из стоящих там на пригорке на ветру.
- Не ветряные ли мельницы вы имеете в виду, господин герцог?
- А ты догадлив, "рыцарь горького образа", иначе не назовешь тебя.
Никита задумался. Оскорбиться и уйти было самым простым и бесполезным. Можно ли упустить шанс, о котором и не подозревает этот напыщенный индюк? Ветер капризен, крылья мельницы связаны механизмом, который можно заклинить. А если выждать момент, более того, подготовить его, чтобы у всех на глазах остановить крутящиеся крылья ветряка? Тогда герцогу во имя его рыцарства придется освободить Надежанну. А если нет, то чем Никита рискует? Попасть в помощники палача?
И он согласился.
Герцог пришел в самое веселое настроение, объявив королевскому двору, что завтра приглашает всех на потеху.
На следующий день осенний ветер срывал с деревьев поблекшие листья, закручивая их вихрями, гнал к берегу. А за рекой, на холме, он то вертел, то останавливал крылья мельниц. Вернее, лишь одной из них, остальные, видимо, уже закончили помол, и были повернуты крыльями боком к ветру.
Несмотря на трагичность обстоятельств, Никита привычно усмехнулся:
- Не беда! Повторим подвиг того, чье имя взято из чужой для этой планеты книги.
Оруженосец Санчо Пансий понял, что должен подготовить патрона к бою. Правда, он получил и дополнительные инструкции.
Утром через Сонму переправлялась блестящая толпа любопытствующих придворных. Король, сославшись на головную боль, от развлечения отказался, но королева приказала приготовить себе носилки, которые мастерили всю ночь.
Солнце порой выглядывало из-за туч, отражаясь в многочисленных лужах, по которым шлепали ботфорты рыцарей, переносивших на сухое место визжавших дам.
Теперь все зависело от погоды. Лилия вспоминала свою встречу с О Кихотием в рыбацкой хижине и была уверена, что он пошел на этот беспримерный бой неспроста.
Ветер по-прежнему дул порывами, расправляясь с искусными прическами дам. Лилия же была защищена пологом носилок и тяжестью короны, которую не снимала.
Крылья одинокой работающей мельницы продолжали вращаться.
Никита сидел на своем коне с копьем наперевес, ожидая чего-то. Он дал Сандрию задание пробраться внутрь мельницы к зубчаткам, чтобы в решительную минуту заклинить их, остановив крылья мельницы, когда патрон подскачет и вонзит копье в крыло.
От наконечника Лореллеи на копье пришлось из благоразумия отказаться, чтобы не вызвать протест герцога и обвинений в колдовстве.
Один на один против машущего крыльями деревянного великана вышел маленький, по сравнению с ним, всадник с легким копьем.
Толпа вельмож на соседнем холме ахнула, увидев, что всадник направил своего коня вскачь.
Нашлись охотники заключать пари - сто против одного. Разве можно поверить в чудо?
Долговязый серебряный рыцарь разгонял под горку коня.
"Великан" с машущими руками грозно надвигался, хотя, по расчетам Никиты, ветер затихал и, возможно, план остановки крыльев ветряка удастся. Ведь на земле есть версии, по которым Жанна д'Арк была спасена! Так пусть же и здесь она, в лице Надежанны, будет спасена крылом, недаром Надя на Земле носила имя Крыловой.
Россинант мчался к холму, где его ждал "противник".
Герцог безудержно хохотал, крича, что ставит на бродягу "один против двухсот". Льстецы торопливо заключали с ним это безнадежное для себя пари.
Россинант со всего маху уперся передними копытами во влажную землю так, что брызги фонтаном поднялись перед ним.
Крыло преградило ему путь. И рыцарь вонзил свое копье в эту преграду. Одновременно внутри мельницы что-то захрустело. Очевидно, Сандрий вставил в зубчатки палку.
Никита собрал все силы, чтобы не выпустить копье из рук, силясь своим весом остановить вращение крыла.
Но оно, несмотря ни на что, продолжало подниматься. Никита почувствовал, что его тянет из седла. Тогда он собрался с силами и так сжал натренированными ногами ребра коня, что тот заржал от боли.
Толпа любопытных снова ахнула. У всех на глазах деревянный великан своей "могучей рукой" поднимал в воздух рыцаря вместе с лошадью. Проклятый ветер был изменчив и дунул с удвоенной силой. Конь сначала встал на дыбы, потом почувствовал, что земля уходит из-под копыт, конвульсивно рванулся, упал на все четыре ноги и опрометью поскакал прочь. А всадник остался висеть в воздухе, упрямо не выпуская копье из рук. Предательское крыло поднимало его выше и выше. Пришлось Никите прыгать с огромной высоты.
Восторженный вой толпы опередил движение герцога, махнувшего шарфом в знак присуждения победы "великану".
Копье О Кихотия, вонзенное в лопасть ветряка, продолжало вращаться вместе с крылом.
Прихрамывая, под общий смех и улюлюканье вельмож, направился Никита к холму, где его ждал довольный герцог, получая золотые от придворных, заключавших с ним обреченное пари.
- Что ж, рыцарь? - обратился он к О Кихотию. - Не было еще ни у одного палача в мире столь отважного помощника! - И он издевательски улыбнулся.
- Я выполнил наш уговор, ваше всесилие, - хрипло отозвался О Кихотий, - выполню и вторую его часть.
Герцог не мог унять хохота. Никогда он так не смеялся, редко так торжествовал.
Королева Лилия заткнула себе уши и велела унести ее в носилках. Она негодовала. Этот странный рыцарь в рыбацкой хижине выглядел совсем другим. Она восхитилась его планом и даже жалела, что не он был королем, возведшим ее на престол. Какой он король, просто шут при герцогском дворе! И она отвернулась.
Носилки мерно качались. Дюжие носильщики разбрызгивали сапогами лужи.
Поздней ночью, во тьме, рискнул Санчо Пансий покинуть мельницу. Уходя, он оглянулся и в мелькнувшем на миг лунном свете увидел замершую лопасть ветряка с застрявшим в нем копьем.
Все-таки деревянный великан был смертельно ранен храбрым патроном, ранен и замер к концу дня. Потешный турнир кончился...
Увы, но на судьбе божественной Надежанны поражение "великана", видимо, уже сказалось, и маленький оруженосец, поскольку никого не было поблизости, навзрыд заплакал.
ПОСЛЕСЛОВИЕ КО ВТОРОЙ ЧАСТИ
Познай самого себя.
По Сократу.
Религиозная война, а главное, успехи в ней лютеров, вовлечение в нее соседних стран, превращение Мартия Лютого в некий символ протеста против извечной, ныне называемой скалийской добриянской церкви стали не на шутку беспокоить И Скалия.
Уже привыкший ко всеобщему трепетному повиновению, он постепенно стал забывать, что добивается с этой помощью, как он замышлял, самых высоких целей Добра.
И вот при всей его, И Скалия, признанной высшей святости и власти какой-то беглый монах дерзнул бросить ему в лицо на диспуте в соборе в виде обвинения его же собственные, пусть сейчас и отступившие на второй план, идеи, которые так хорошо воплотились во Вселенском монастыре с "архипелагом" монашеских лагерей, где все одинаково равны, трудолюбивы и послушны. Послушны прежде всего ему, И Скалию, которого пока зовут наместником всевышнего на Землии, но кого признают, если понадобится, и самим всевышним, восседающим в Святикане.
Но этот Мартий Лютый был недосягаем для всемогущей, казалось бы, руки И Скалия.
В одолевших И Скалия кошмарах Мартий Лютый грозил ему таким страшным возмездием, о котором и сам папий знал лишь понаслышке от ездивших на Восток миссионеров, с ужасом расписывающих лютую казнь, когда живого человека протыкают острым колом, а затем поднимают в воздух, беспомощно болтающего руками и ногами.
И Скалий не хотел умирать, он хотел, как подобало его всевластию, считать себя бессмертным.
Мартий Лютый превратился в наваждение, и Великопастырь всех времен и народов со страхом ложился в свою роскошную кровать под святиканским балдахином. Было от чего сойти с ума! Просыпаясь в бессильной ярости, он обрушивал ее на приближенных, пугая их придирками и подозрениями. Наконец ему пришло в уже затуманенную страхом и злобой голову, что у каждого из них можно взять в когти СС увещевания кого-нибудь из близких и держать как заложников, чтобы никто не рискнул выказать симпатий к крамольному Мартию Лютому.
И покорные папийцы св. Двора тряслись от одной мысли, что схваченные их сестры, якобы ведьмы, или братья, будто бы колдуны, увещеваются. Испуганные прелаты из кожи лезли, стараясь показать свою ycepдную беспринципность.
Не миновал такой заботы Великопастыря о преданности ему и Кашоний, которому расправой с Надежанной надлежало доказать, как он служит папийскому престолу.
А Наместник всевышнего на Землии все более и более зверел.
Узнав от гонца о приговоре Деве-воительнице, он не проявил к ней никакого участия, подумав лишь о прилежании Кашония. Но слугам увещевания приказал зорко следить за подозреваемыми родственниками папийца.
Часть третья
ЧУЖОЙ МИР
...Убеждение может быть достаточно сильным, чтобы заставить людей отстаивать его даже ценой жизни.
М. Монтень.
Глава первая
СВЯТАЯ ВЕДЬМА
Падающая звезда никого не удивит, взлетающая - вызовет восторг и поклонение.
Теофрит.