Дом со скрипом

Глава 1. В которой у Лиссы новоселье

«Здравствуй, прототип». Эта мысль лениво шевелилась, пока Лиссандра разглядывала мотылька, сонно ползущего по деревянной оконной раме. Белые крылышки, бледное тельце, тонкие, полупрозрачные ножки и усики. Обыкновенная, довольно крупная моль. «Моль бледная» — сколько раз так называли её, когда в сердцах, когда искренне сожалея. Да, она ею и была — классической натуральной блондинкой, обладательницей не только светлой шевелюры, но и вечно бледной, незагорающей кожи, светлых глаз и почти бесцветных бровей и ресниц. И да, если кто не знает, натуральная блондинка — это такое специальное счастливое существо, которое если не разукрасить как следует, больше всего походит либо на приведение, либо на ту самую пресловутую моль.

Она вздохнула, потревоженный движением воздуха мотылёк поспешил забраться в щель между рамой и стеклом, и следом за ней, заскрипев всеми своими рассохшимися досками, вздохнул её новый дом. В этом звуке ей почудилось сочувствие, и Лисса невольно благодарно улыбнулась. А что? Наедине с собой можно не «удерживать лицо», позволить себе маленькие странности и фантазии. Например, действительно поверить, на одно головокружительно-приятное мгновение, что её новый дом по-настоящему живой, понимает и сочувствует. Всё-таки впервые в жизни она осталась действительно, по-настоящему одна. И так будет долго, до тех пор, до тех пор, пока на новом месте не обзаведётся друзьями и знакомыми. Или не сочтёт себя проигравшей, а затею с переездом неудачной и не вернётся домой.

Миг гармонии бытия оказался действительно мигом: из-за забора послышалось нетерпеливое бибиканье грузовичка, который девушка наняла у Привратного Храма, чтобы переправить вещи в свой новый дом. Вы не подумайте, что это для перевозки нарядов ей потребовалась целая машина, ради них она бы и не подумала вводить себя в такие расходы — сумку через плечо и обошлась бы на первое время, но мольберт, этюдник, холсты, рамы и подрамники, кисти, краски, растворители и много всякого такого, что перечислять замучаешься — это всё ни в какую сумку не уложишь и уж тем более не поднимешь, разве что бригаду носильщиков нанимать. Лисса так и представила себе караван добрых молодцев, тянущих на плечах поклажу и невольно ухмыльнулась.

Ухмылка её досталась водителю грузовичка, который тут же разулыбался в ответ и вылез из кабины с предложением помочь разгрузить, перенести, и чуть ли не расставить вещи по местам. Нафиг-нафиг-нафиг! Потом знать не будешь, как от него отделаться, хотя этот и ничего, довольно привлекательный. Хоть и не молодой. Вон какие симпатичные морщинки разбегаются по загорелой коже из уголков глаз.

— Что-что? — упс, кажется, она увлеклась и опять бесцеремонно разглядывает человека. Ничего, простительно в силу избранной профессии и как только соседи узнают, что у них тут под боком поселилась ненормальная художница, большинство странностей будут списывать именно на это. И случайных пострадавших предупредят. — Нет, спасибо, помощь в переноске мне не нужна. Но может быть, вы подскажете мне, где можно взять в аренду велосипед?

Он присвистнул и рассмеялся, встряхнув каштановыми кудрями с редкими нитками седины, выбивающимися из-под форменной водительской кепки. Ну да, пока Лисса отвечала стандартными фразами, которые есть в самом начале каждого разговорника, её иностранный выговор не был так заметен. Смешно ему.

— Постучитесь в любое домовладение по соседству. У них, как правило, полно всякой двухколёсной рухляди. В аренду там не дают, но могут одолжить велосипед на пару дней, по-соседски, пока вы не подберёте себе что-нибудь в городе.

— Спасибо, — Лисса ещё раз улыбнулась и, подхватив самую лёгкую из коробок, скрылась за порогом собственного дома. И сидела там, за закрытыми дверями, пока водитель не закончил разгрузку и грузовичок не утарахтел в сторону Спотто. Может это и трусость, может особа самостоятельная и современная нашла бы другой способ намекнуть на нежелательность дальнейшего знакомства, но Лиссандре на сегодня стрессов уже было достаточно.

Хотя на самом деле ещё одни руки и крепкая спина оказались бы совсем не лишними. И о чём она, спрашивается, думала, когда от помощи отказывалась? Девушка оглядела гору барахла, практически в прямом смысле этого слова гору — куча сумок и ящичков возвышалась холмом практически ей по плечи и растерянно потёрла подбородок. Наверное действительно зря не припрягла добровольного помощника — убоялась репутации мужчин-байхи. Нашла бы как отшить этого субъекта после того, как тот помог бы затащить эти ящики в дом, а то они тяжеленные. По крайней мере, один из них. В него начинающая художница уложила свой складной мольберт, а в оставшееся пространство напихала кисточек, гвоздиков, шурупчиков, скоб, материала для рам и подрамников, несколько скаток с холстами и … она даже приостановилась, пытаясь вспомнить, что же ещё попалось в загребущие лапки. Если одеждой, косметикой и прочим она могла и пренебречь, то когда доходит дело до рабочих материалов, Лисса становилась жадной и не могла отказаться буквально ни от чего. В общем, не стоит даже пытаться поднять и внести его в дом. О том, чтобы перекатывать-переваливать с боку на бок тоже речи не идёт (о ужас, там столько всего такого, что может поломаться!), так что подставляем пальчики под один край, приподнимаем и пытаемся волоком затянуть его в дом.

— Деточка!

Ящик вывалился из её рук и чуть не ударил по ногам. Лиссандра, с некоторым трудом — поясница начала противно ныть — выпрямилась и увидела, что опираясь на забор, совсем рядом с калиткой, но всё же по ту её сторону стоит средних лет тётушка и разглядывает её с любопытством и неодобрением.

— Простите, — девушка неуверенно улыбнулась.

— Деточка, ты разве не знаешь, что молоденьким девушкам не стоит поднимать тяжести? Это вредно, — женщина склонила голову на бок и продолжила разглядывать незнакомку.

— Приглашать к себе в дом незнакомых мужчин может оказаться ещё вреднее, — проворчала Лисса.

Тётушка расхохоталась. Искренне, в голос и очень красиво. В смысле, красивым был и сам смех, и смеющаяся женщина. Её плотные белые зубы, беззастенчиво открытая шея, стрелочки морщин, разбежавшиеся от прижмуренных глаз. Руки сами собой нащупали этюдник и карандаш. И тут же опустились. Люди по-разному реагируют, когда видят, что их начинают рисовать: кто-то выпрямляет спину и принимает горделивую позу, кто-то хмурится и отворачивается, а кто-то даже начинает громко возмущаться, что у него разрешения не спросили. В любом случае, естественность теряется.

— Что-то случилось, деточка? — проницательно заметила тётушка.

— Можно я вас порисую?

Момент конечно же был упущен, но получить разрешение на будущее будет нелишним.

— Так ты художница что ли? — она окинула изучающим взглядом горы барахла и тот самый неподъёмный ящик.

— Художница, — призналась девушка и почему-то почувствовала себя самозванкой. — Лиссадра Нилли. В обозримом будущем я собираюсь здесь жить, ну и творить тоже. Так как на счёт портрета?

— Обсудим, — не спешила тётушка соглашаться и назначать конкретные сроки. — И надолго ты к нам?

— Как получится. Если повезёт, то надолго, если очень повезёт, то навсегда.

Женщина ещё раз смерила её нечитаемым взглядом и сказала неожиданное:

— Меня можешь звать тётушкой Лилеей и я пришлю к тебе моего младшенького. Всё-таки не стоит молоденькой девушке поднимать тяжести, — подвела она итог неодобрительно.

С чего бы такая щедрость? Или здесь так приято приветствовать новых соседей? В её родном мире к новосёлам мигом набегали матроны с пирогами собственного приготовления и двумя-тремя старшими дочками. Чисто по-соседски, и, если уж говорить откровенно, то не столько помочь обустроиться на новом месте, сколько со всех сторон обсмотреть новых соседей и получить новые темы для кухонных бесед. Или это так, из вежливости сказано? В любом случае, сидеть без дела, ожидая обещанной помощи Лиссандра не собиралась, ей ещё кучу не столь весомого барахла нужно перетащить и если не расставить по местам, то хоть рассовать по углам. Однако и получаса не прошло, как возле её калитки нарисовался хмурый подросток находящийся в той непростой стадии взросления, когда уже не ребёнок, но ещё не взрослый.

— Дрась. Чё тщить?

Сказано было неразборчиво, сквозь зубы, так, что Лисса, невеликий знаток байихского, не столько поняла, сколько догадалась. Но за работу парень хватался споро и силён был просто чудовищно — ящики, которые девушка чуть приподнимала с одного конца, он легко подхватывал на руки и оттаскивал вверх по лестнице. Не её же была вина, что подходящая под студию комната, достаточно большая и с приличным освещением, обнаружилась на втором этаже?

Хмурого подростка звали Мило, тётушке Лилее он приходился сыном. Поздним, младшим и это было практически всё, что ей удалось из него выжать. Удивительно необщительный пацан. Но вежливый. Закончив с переноской последнего чемодана, распрощался и предложил обращаться, если потребуется перетащить что-то тяжёлое или ещё какая мужская работа возникнет. И утопал. Даже от предложенного всё из той же вежливости чая оказался.

И хорошо, что отказался: печь Лиссандра ещё не пробовала разжигать и совсем не была уверена, что сможет совладать с нею, и посуда тоже до сих пор была не распакована. И не потому, что девушка не помнила, куда что рассовала — очень даже помнила, вон в том кофре, расшитым по верху фетровыми кувшинами и кружевными чашками (работа сестрицы Миссулы), но ставить свою, привезенную из родного дома посуду на невычищенные столы и полки, по которым неизвестно какие мыши бегали, Лисса не хотела.

Дом возмущённо заскрипел: это какие ещё грызуны? Не было их никогда на подвластной ему территории!

Лиссандра от этого возмущения только отмахнулась — пришло время браться за щётки, тряпки, мыло и воду. Не сказать, чтобы дела домашние были её коньком, но как всякая девушка получившая хорошее домашнее воспитание, вести хозяйство она умела. А сейчас её просто-таки трудовой энтузиазм охватил. Мало просто выкупить дом, чтобы сделать его по-настоящему своим, нужно ещё приложить к нему руки. Вот, хотя бы вымести пыль и паутину, вымыть полы, протереть окна. Она не ставила себе невыполнимых задач, вроде привести в порядок весь особняк в одиночку за один день, но хотя бы комнаты, намеченные под спальню и мастерскую, а так же кухню, в которых она в ближайшее время планировала обитать, привести в порядок следовало как можно скорее.

Дом удовлетворённо вздыхал, подставлял под щётку деревянные ступеньки, ведущие на второй этаж, и прятал занозы.

С самым большим помещением второго этажа, которое на плане претенциозно именовалось «Утренняя гостиная», Лиссандра расправилась довольно быстро. От наполнявших когда-то это помещение вещей, остались только выгоревшие на солнце контуры на стенах, а больше всего времени заняло отмывание высоких, панорамных окон, которые и послужили причиной того, что Лиса определила это помещение под мастерскую художника. Творчество не терпит тесноты и плохого освещения.

Под спальню была зарезервирована тоже не самая маленькая комната и Лиссандра обошлась бы и меньшей, и даже, наверное чувствовала себя в ней уютней, но именно у этого помещения имелся один весомый плюс. Деревянная кровать, настолько монументальная, что бывшие жильцы, практически подчистую вынесшие внутреннее убранство дома (кое-где были сняты даже стенные панели), не пожелали связываться с её перетаскиванием. Вещей из дома девушка привезла не так много, и уж запасной кровати среди её поклажи точно не было. Хорошо ещё мама настояла на том, чтобы впихнуть ей скрутку с тонким матрасиком, а то ближайшие пару дней пришлось бы ей спать на голых досках.

Лиса сбежала по лестнице, выплеснула в траву очередное ведро грязной воды и подумала, что неплохо бы сделать перерывчик, чая выпить, или хотя бы пожевать ссобойку, запивая её водой из колодца, если с печью с первого раза совладать не удастся. Но уже спустя пару минут вспомнила, почему не сделала этого раньше — кухня до сих пор осталась невымытой даже вчерне. Или наплевать? Не настолько уж она брезглива, можно ж вполне и на крыльце расположиться. Нет, если сейчас остановиться, дать себе расслабиться — запланированные на сегодня дела она точно не доделает. И Лисса опять взялась за воду и тряпки.

Кухня была вычищена и если не сверкала и блестела, то уж посвежела точно, однако расположиться на отдых в ней по-прежнему не тянуло. Почему? Лисса огляделась — нет, взгляд ни за что не дисгармонирующее не цепляется. И тут её осенило: несмотря на приоткрытую на улицу дверь и пару кубометров вынесенной грязной воды, воздух был по-прежнему тяжёлым. Почему? На самой кухне точно ничего не завалялось: она, с мокрой тряпкой наперевес обследовала все уголки. А рядом? Вроде бы где-то тут должно быть отдельное помещение для хранения продуктов.

Стыдливо скрипнула дверь в кладовку, открывая источник неприятного запаха. Неопрятная куча чего-то, впоследствии оказавшаяся кублом из тряпок, имевших резкий, какой-то прямо звериный запах и в другом углу куча хорошо обглоданных и основательно просохших костей. Это ещё что за инсталляция?! О! Инсталляция!

Лисса схватилась за этюдник. Пол, на который она с размаха плюхнулась, скрипнул вопросительно, но заинтересованно смолк.

Карандаши? Нет, грифели! Линии — тонкие, аккуратно вычерченные, ложились поверх широких мазков, а кое-где, где того требовал творческий замысел, по уже нарисованной части картины приходилось проходить пальцами растирая и размазывая и тут же, поверх подрисовывать детали.

Она рисовала не неопрятную кучу — что в ней как таковой может быть интересного? Она рисовала настроение. Зыбко-неопределённое, немного загадочное, тревожное и мрачноватое.

Остановилась только когда свет окончательно ушёл. Рисунок получился, мягко говоря, не для продажи. И даже не для публичной демонстрации.

У неё таких уже целая папка накопилась.

Ужин был поздним, и на него у неё было то, что осталось не съеденным в обед. Ну и нестрашно, стройнее будет. Зато печь разожглась буквально с одной спички, чего Лисса совершенно не ожидала, если учесть, какие неубедительные палочки и щепочки она насобирала по окрестностям в качестве топлива. Сидеть перед потрескивающим огнём, медленно жевать то, что мама на дорожку насобирала было необычайно уютно, а от постепенного осознания, что она оторвалась от семьи, осталась совершенно одна да ещё и в чужом мире, живущем по собственным, во многом неизвестным ей правилам, становилось немного тревожно.

Дом легонько, чуть слышно, сочувственно вздыхал.

Но на самом деле, девушка ни о чём не жалела. Она хотела каких-нибудь перемен в своей жизни и хотела отдельную студию. Кто не пробовал рисовать, приспособив под это дело уголок семейной кухни, тому не понять. После четвёртого курса Художественной Академии Лиссандре посчастливилось найти подработку — смонтировать выставку Эрмена Дега, по творчеству которого она как раз собиралась защищать дипломную работу. Так Лисса впервые попала к байхи в тихий уютный университетский городок и захотела если уж не остаться насовсем, то хотя бы задержаться подольше. И очень жалела, что работа носила эпизодический характер, а средств, чтобы просто так задержаться не было. И на этот домик наткнулась, когда бродила по окрестностям в поисках вдохновляющих пейзажей. И ещё целый год спустя, пока работала над дипломным проектом, готовилась к защите теоретической части (экзистеционалисты прошлого столетия и Эрмен Дега как центральная фигура этого направления), время от времени просматривала сводки рынка недвижимости и тихо радовалась, что дом, который она для себя присмотрела, так никто и не купил и даже на длительный срок в аренду он не сдавался.

Дом был неказистым, хотя и довольно просторным, двухэтажным (и даже трёх, если считать тёплую мансарду), но пустовал он давно и потому словно бы нахохлился, надвинул крышу на помутневшие глаза-окна, потемнел деревянными брёвнами стен, допустил в стыки бодро зеленеющий мох. Потому, наверное, местные его и обходили, из-за вида больно непрезентабельного. Но крыша не текла, стены исправно держали тепло, в подвале не завелась сырость, а на престиж Лиссандре было глубоко наплевать, она от равнения на него отказалась примерно в то же время, когда перестала краситься.

Великоват только для неё одной, ей своей особой такое пространство не заполнить, званые вечера она устраивать не собирается, а идея запереть пустующие помещения почему-то казалась неправильной. Хотя, с рациональной точки зрения так и следовало поступить, но рациональность так же никогда не была сильной стороной её натуры, а простор, и то что через широко распахнутые двери видно заглядывающее в окна солнце, ей даже нравилось.