Дом скорби (СИ)

1

Я, словно гончий пёс, помчался в здание дома скорби. Я знал, что увижу там, я был готов ко всему, но меня не покидал ужас и вселенская боль, пронизывающая всё моё естество. Я видел обезглавленный призрак моей дочери… Осталось увидеть тело…

На ум мне пришёл стишок, который спасал меня от мыслей о страхе, и которому меня в детстве научила мама:

И вот я уже перед дверью дома скорби издаю слабый скулёж:

— Не боюсь я ничего, не боюсь я никого!..

Сквозь стену слышу голоса убийц моей дочери. Их много.

-..Испугаю я любого, — даже чёрта самого!

Я вхожу в главный зал — всё в крови. Около двадцати голых людей, стоящих в кругу, в один голос шепчут то ли заклинание, то ли молитву на непонятном мне языке. Почти все участники этого обряда мне знакомы на лицо, но голыми они выглядят необычно, словно передо мной кто-то другой — худые, подтянутые, толстые, молодые и красивые тела, и с обрязгшей, от долгих лет жизни, кожей. Все они убийцы!

— Не боюсь я ничего, не боюсь я никого!..

Губы людей смазаны кровью моей дочери, они ими пили жизненную влагу Машеньки, все их тела в крови, красных брызгах.

-..Испугаю я любого, — даже чёрта самого!

В центре круга — тело и голова моей дочери, а рядом — связанная Оля. МОЯ ОЛЯ! Она хрипит и корчится от боли, физической и душевной. Наверно, если бы её лицо не было бы измазано кровью, я бы увидел её слёзы.

— Не боюсь я ничего, не боюсь я никого!..

В центр комнаты выходит мэр города Морга, безобразно жирная Зинаида Степановна Романюк. Её брюхо, на котором лежат блинами уродливые сиськи, колышется из стороны в сторону. Она говорит, переходя на крик:

— Я чувствую, братья и сёстры, к нам пришёл царь мира сего, сам Сатана! Сам его величество Лукавый! Сам демон ада! Сам дьявол! Он явился, чтобы дать нам бессмертие!

Круг людей радостно загалдаел.

— Нам осталось лишь убить эту женщину! — вновь закричала мэр. — И как только мы выпьем её кровь, мы будем править миром!

Я посмотрел по сторонам — ни бога, ни дьявола в этой дыре не было, здесь только я и они. Я чувствовал себя гоголевским Чичиковым, пришедшем забрать мёртвые души у этих карикатурных персонажей.

— …Испугаю я любого, — даже чёрта самого!

Среди сатанистов я заметил трёх известных в нашем городе бизнесменов, пару полицейских, военных, хирурга и терапевта, учителя, воспитательницу детского сада. Все они отмечали в нашем доме культуры "Звезда" свои профессиональные праздники.

— Не боюсь я ничего, не боюсь я никого!..

Среди этих сумасшедших я увидел нового мужа Оли, Петра Трубинина, чинушу из администрации города. Я всегда знал, что с ним что-то не так, уж слишком идеальным он был. Мне стало понятно, кто затащил моих девочек сюда — на смерть. Вопроса почему? — не возникало, я просто хотел убить его, во мне не было зла, я и есть зло!

— …Испугаю я любого, — даже чёрта самого!

Безголовое тело девочки зашевелилось.

— Смотрите! — завопила Зинаида Степановна Романюк. — Я же сказала, он пришёл! О, тьма, проникни в нас!

Окровавленное тело девочки поднялось на ноги, в руках у него была голова. которая шептала, выблёвывая бурую красную массу:

— Не боюсь я ничего, не боюсь я никого!..

В толпе убийц зародился огонёк страха и паники. Кто-то сказал дрожащим голосом:

— Мы все умрём!

А голова мертвеца продолжила:

-..Испугаю я любого, — даже чёрта самого!

Детская рука швырнула голову в мэра и острые зубки мёртвой хваткой вцепились в её горло, откусывая кусок плоти. Кровь хлестала фонтаном, заливая всех присутствующих, которых охватил шок. Никто не сдвинулся с места. В глазах убийц читалось роптание овец на скотобойне.

Тело Машеньки свалилось на пол, а мэр, окинув взглядом свидетелей моего присутствия, пробурчала:

— Не боюсь я ничего, не боюсь я никого!..

И жирная туша Романюк накинулась на разбежавшуюся в сторону толпу. Одним ударом госпожа мэр сломала кадык лысеющему старику, вторым ударом она свалила с ног одного из полицейских, потом её руки сломали шею терапевту. Тело терапевта разорвало рот воспитательнице детского сада и перебило хребет молодому бизнесмену. Началась кровавая каша. Сумасшедшие люди убивали друг друга и сами падали на пол, мертвецы вставали и убивали живых. Пол был усеян телами, а стены заляпаны грязной массой из крови и кишок, в воздухе стоял смрад свежего парного мяса вперемешку с запахами железа, мочи и дерьма.

Через пару минут почти все были мертвы. Убежать удалось лишь двоим — лысеющему хирургу и Петру Трубинину…

2

Наступила ночь, и лишь полный диск луны освещал две бегущие на февральском морозе голве задницы на улице разбитых лет шесть назад фонарей.

— Стой! Стой, сучёныш! — кричал, срываясь на хрип, хирург. — Устал, устал! Обожди…

И беглецы остановились отдышаться.

— Что это за хрень там произошла? — спросил повалившийся на снег хирург.

— То, чего мы ждали! — задыхаясь, ответил Трубинин. — Князь мира сего явил нам свой лик!

— Вот чёрт! Ахахахахаха! — истерически засмеялся хирург. — Я то приходил в ваш кружок долбоёбов чтобы молодым тёлкам являть лик своего члена и выбить у мэра кусок земли подешевле, а у вас там всё на самом деле! Вы пиздец, долбоёбы! Если б я знал, что эти ваши ебучие сатанинские слова вызовут дьявола на самом деле, я бы рот заткнул и молчал в тряпочку!

— Тихо! — скомандовал Трубинин. — Кто то идёт! Слышишь?

Недалеко послышался хруст снежного наста под чьими-то ногами, и нервный женский голос возвестил:

— Не боюсь я ничего, не боюсь я никого!..

— Кто там? — испуганно поинтересовался хирург.

— Отвечай, кто идёт? — настойчиво спросил Трубинин.

Женщина, вся в крови, приблизилась, и голые мужчины узнали её.

— Ооля… Это ты? — дрожащим голосом спросил Трубинин. — Ты жива?

— Уже нет. Вы слишком сильно меня избили — переломанные рёбра проткнули лёгкое. Я захлебнулась в собственной крови. Не очень приятно, сучара!

— Прости меня, Оленька! — встав на колени, взмолился её муж.

— Слушай, я не при делах! — начал оправдываться хирург. — Я в эту херню влип по глупости!

Я кулаком Оли пробил грудь хирурга насквозь, он упал. В его глазах читалось непонимание происходящего, из его рта хлынула кровь, его ожидали несколько минут предсмертной агонии.

— Не убивай меня! — заскулил Пётр Трубинин. — Я не хотел! Это всё мэр Романюк — она сказала, что дьявол даст мне всё, что я хочу!

— За что? — спросил я голосом Оли.

— Ты не любила меня! — заплакал Пётр. — Ты никогда не любила меня! Ты всегда любила только этого… Романова! Гниду и кровопийцу! он предавал тебя, изменял, причинял тебе боль, а ты его всё равно любила! Ты думаешь, я не видел, что ты постоянно следишь за его жизнью в соцсетях, ездишь в гости к его родителям, спрашиваешь о нём у подружек?! А я? Я делал всё для тебя и твоей дочери! Всё! А ты всё равно меня не любила, тупая ты сука!! А Романюк дала мне надежду, что, если мы убьём твою дочь, дьявол заставит тебя меня любить!

— Спасибо! — ответил я голосом Оли.

— За что? — удивлённо спросил Трубинин.

— За то, что открыл мне глаза.

Я накинулся на Петра Трубинина и, засунув руки ему в глотку, разорвал ему рот. Я хотел убивать медленно, чтобы он мучился, но времени было в обрез, я это знал.

3

Я вернулся в дом скорби, нашел голову своей дочери и, сидя на полу, обнял её руками её матери:

— Не боюсь я ничего, не боюсь я никого! — сквозь слёзы, смешавшиеся с грязью и кровью, простонал я. — Испугаю я любого, — даже чёрта самого!

Я вначале почувствовал, а потом увидел призрак Оли. Она склонилась и обняла меня, находящегося в её мертвом теле.

— Здравствуй, Ромочка! — сказала она.

— Прости меня, Оля! Я не смог спасти тебя!

— Но ты старался, Ромочка! Ты наказал виновных!

— Я никчёмный человек! — простонал я. — У меня всё всегда получается через жопу! Была прекрасная семья, и я всё просрал! А теперь моих самых близких убили… Ты, наверно, не простишь меня?

Но Оля ничего не ответила. Её призрак загорелся белым огнём и она пропала, а меня вкинуло из её мёртвого тела, как мусор в грязную корзину.

— Тик-так! — сказал неизвестно откуда взявшись, мой новый знакомый. — А вот и я! Знаю, ждал! Так сказать, с нетерпением! Ждал ведь?

Шкай брезгливо перешагивал мёртвые тела и подбирался ближе ко мне.

— Не то чтобы ждал. — ответил я.

— Ну что, собирай чемоданы! Поезд с направлением Морга — Рай отправляется через минуту!

— Не пизди! — рявкнул я.

Рот Шкая растянулся в широкой улыбке. Он был похож на мартовского кота, греющегося на солнце.

— Да, ты прав! Я солгал, так сказать, произнёс заведомо ложную информацию! — и Шкай расхохотался. А потом добавил:

— Конечно, в Ад! Так сказать, в самое пекло!

— Ну, в принципе, у меня там уже есть знакомый по фамилии Михалок. — сказал я. — А ещё Кискина! Так что скучно не должно быть!

Шкай свистнул и все цвета потускнели. Из углов выбежали чёрные и злые как черти псы с блестящей и мокрой шерстью. Они рычали, скалились, их глаза — огненные угли, буравили меня насквозь, но в этот раз мне не бло страшно.

— Делайте что нужно… — прошептал я.

Шкай свистнул снова и чёрные псы запрыгнули на меня и начали рвать моё призрачное тело на куски.

— У каждого свой путь! — ухмыльнулся незнакомец. — Так сказать, кто в Рай, кто в Ад!

— Ничего! — крикнул я. — Я и не из такого дерьма выбирался!

Прошла секунда и непроглядная тьма окутала меня. Хотя, кто знает, может быть, я сам стал частью тьмы. Не знаю.

— Не боюсь я ничего, не боюсь я никого! Испугаю я любого, — даже чёрта самого!