Дом пламенных клятв

Глава 18

Я встаю как вкопанная, едва вынырнув из туннеля. В помещении вырастили дерево с толстыми ветвями, которые торчат во все стороны. Но не оно приковало мое внимание. От чего замирают и ноги, и сердце – так это от вида моего друга.

Энтони сидит на корявом корне, запястья и лодыжки связаны лозами, на шее толстая цепь – темная, как потускневшее серебро. Хотя между металлом и его тяжело вздымающейся грудью есть ткань, звенья, должно быть, задевают его кожу, поскольку вдоль шеи виднеется сыпь. Кожа приобрела землистый оттенок, как кости рыб, волосы спутанные, как морские водоросли, глаза затравленные, как у Катрионы в ту ночь, когда ее жизнь была оборвана стрелой.

Стиснув зубы, я провожу взглядом вдоль цепи до того места, где она крепится к самой большой ветке, прежде чем вновь обратить взор на Энтони.

– Что все это значит? – рычу я.

– Полукровка здесь на случай, если ты начнешь доставлять мне неприятности. – Данте выходит из хранилища, двери которого распахнуты, так что полностью виден трон Мериам.

– Не начну.

– Тогда тебе не о чем беспокоиться, мойя.

Данте опускает белый рукав, поправляя манжету поверх повязки, вероятно, пропитанную лечебной мазью, судя по тому, что у ткани зеленоватый оттенок, а в воздухе витает режущий глаза смрад.

– Умоляю, Данте, не нужно ему угрожать! Я буду самой послушной чернильницей в истории чернильниц. – Мои ногти впиваются в ладони, оставляя следы в форме полумесяцев на татуировке в виде переплетенных колец.

Юстус поворачивается к высокому зеленоглазому целителю.

– Можешь идти.

Я вскидываю брови, только сейчас обратив внимание на целителя. Я ожидала увидеть фейри с длинными локонами, однако у стоящего рядом с Данте мужчины волосы до плеч и округлые уши. Надо полагать, лечение лошадей – работа гораздо менее престижная, чем лечение фейри, тем не менее как странно, что великая Ксема Росси, которая души не чает в своих питомцах и заостренных ушах, наняла полукровку.

– Ластра, помоги ему свернуть бинт, иначе он тут весь день проторчит! – Данте явно не терпится выпроводить лекаря.

Или же ему не по нраву то, как мужчина пялится на меня.

– Не нужно. Я закончил. – Тот берет поднос, уставленный склянками. Его плечи обтянуты простой льняной туникой, на ногах – видавшие виды широкие штаны, заштопанные и перештопанные, чем напоминают мне мои детские платья, которые нонне приходилось зашивать пару раз в месяц, поскольку я вечно за что-нибудь зацеплялась.

– Проводите дотторе Ванке в его покои, – велит Данте одному из солдат.

Я замираю. Довольно странное имя у целителя.

– Идем. Мериам ждет. – Юстус касается моего запястья, отвлекая внимание от необычного целителя.

– Не пойду, пока с Энтони не снимут цепь, – бурчу я.

Глаза Юстуса становятся жесткими, как и поза. Условно добрый генерал исчезает, и на его месте появляется тот, который вселяет страх во весь Люче.

– Ластра, отойди! – Он бросается к дереву.

Неужели Юстус намерен освободить…

– Я сам буду держать веревку.

Я пытаюсь прочитать его намерения по лицу, но между нами встает Данте.

– Лучше будь паинькой, Юстус Росси славится не добротой.

Данте протягивает мне руку.

Мысли прикоснуться к нему вызывают примерно те же ощущения, что прикосновения ко внутренностям животных в «Дне кувшина».

– Возьми меня за руку, – говорит он низким отрывистым тоном.

Я не беру.

– Росси, погреми цепями заключенного!

– Нет! – Я хлопаю Данте по руке одновременно с тем, как Юстус дергает за цепь Энтони.

Мой друг издает лишь слабый стон, однако его лицо искажается от боли, когда железные звенья скатываются с испачканной рубашки и впиваются в кожу.

– Прошу, перестаньте, дженерале! Умоляю… – Мое карканье разносится по обсидиановой комнате.

– Тогда отныне делай, как велено, или я продолжу играть со своей новой марионеткой.

Резкие перемены в поведении древнего фейри бьют наотмашь, словно пощечина. То он друг, а через мгновение уже враг. Я молюсь, чтобы его жестокость оказалась притворством. Молюсь, чтобы он не стал жертвовать Энтони ради укрепления своей позиции.

Данте наклоняется к моему уху и шепчет:

– Этот твой дедушка совсем бессердечен, не находишь? Не хотел бы я перейти ему дорожку. – Он сжимает мою руку своей забинтованной ладонью.

Хотя на моей шее нет петли, а конечности не скованы лозами, я такая же муха в паутине этих пауков, как и Энтони.

Данте тащит меня к Мериам. Я оглядываюсь и бросаю на Юстуса взгляд, как бы молящий: не мучай его. Если фейри и понимает мой немой посыл, то никак этого не показывает: лишь смотрит на Энтони, который тяжело дышит, отчего у меня веки наполняются жаром и влагой. Боги, как бы мне хотелось освободить его!

Я впиваюсь взглядом в его светло-каштановую гриву в поисках целебного кристалла, подаренного Лазарусом, который защищает от отравления железом, однако среди немытых локонов ничего не блестит. А значит, если металлический ошейник нарушит кожаный покров… Если железо соприкоснется с кровью…

Я отгоняю мрачные мысли. Я буду вести себя как чертова паинька, и другу не причинят вреда.

– Тебе идет золотой. – Низкий голос Данте касается ушей, но не сердца.

Я ношу одно и то же жуткое платье уже несколько дней, не снимая. Корсет и жесткая юбка мне уже поперек горла встали.

– Приступим, Маэцца? – Голос Мериам прыгает по драгоценностям в хранилище, подобно мячику.

Данте толкает меня в кресло, затем подносит мою руку к стеклянной чаше. Достает кинжал из-за пояса и делает надрез на моем запястье.

– Позже. – Он щелкает пальцами.

Один из солдат у стены приближается к нам, в руках у него повязка из черного бархата. Я предполагаю, что ею он намерен закрыть рану, но я ошибаюсь. Данте намерен завязать мне глаза.

Я взираю на Мериам. У нее белое как мел лицо, отчего глаза выделяются еще сильнее. Я молча умоляю ее вмешаться… напомнить Данте, что в моей крови нет силы, поэтому в повязке на глазах нет надобности.

– Я с радостью заколдую ее веки. – Ее голос почти заглушается биением моего сердца.

– Не стоит расточать магию, когда есть идеально подходящая ткань.

Солдат закрывает мне глаза мягкой тканью и завязывает до тех пор, пока тьма не становится настолько полной, что проступает испарина.

– Уверяю тебя… – продолжает Мериам.

– Пока не пробудим у Фэллон магию, нельзя тратить впустую твои силы, стрега.

Дыхание Данте скользит по моему липкому лбу, как те зловонные порывы ветра, которые поднимаются с ракоччинских каналов в летний зной.

– Возможно, мой муж…

– Он занят: играет с жизнью моряка. А теперь перестань тратить мое время и приступай, Мериам.

Я пытаюсь вырвать руку из хватки Данте, однако она не ослабевает. Мое запястье теплое от хлещущей крови. Желудок сжимается и переворачивается, сжимается и…

Я извергаю наружу свой завтрак, а также вчерашний ужин. Хотя мне не видно Данте, я стараюсь целиться в пальцы, обхватывающие мою руку.

– Гребаная тварь! – рычит он. – Принесите таз с мыльной водой, живо! – В его голосе звучит крайнее отвращение.

Вот и славно.

– Отныне не кормите Фэллон перед кровопусканием.

– Разве ты не намерен пускать мне кровь каждый день? – хриплю я, поскольку горло саднит от желчи.

– Намерен. Так что либо учись подавлять брезгливость, либо тебя опять будут кормить внутривенно.

– Опять?

– Как, по-твоему, мы поддерживали в тебе жизнь во время путешествия?

Он опускает мою руку в таз с пеной и вытирает насухо. Должно быть, затем он подносит мое запястье к другой емкости, поскольку нажимает на рану большим пальцем, чтобы усилить кровотечение.

Глаза щиплет от мучительного жжения, желудок вновь сводит, однако меня больше не тошнит. Вероятно, потому что ничего не осталось.

– Можно мне немного воды, чтобы прополоскать рот?

– Когда закончим. Не хочу разбавлять чернила.

Однажды я заставлю тебя страдать и истекать кровью, гребаный Данте Реджио!

– Начни с самых полезных печатей, стрега.

– Хорошо. – Мир скрыт от меня клочком черной ткани, тем не менее ощущения такие, будто Мериам находится на другом конце королевства. – Самый важный – ключ. Он позволит вам проходить сквозь стены. Нарисуйте квадрат…

– Не описывай словами! Начерти мелом на доске. Мой солдат сейчас поднесет.

От скрипа мела тонкие волоски на руках встают дыбом. Ах, вот если бы она обрушила эту доску на голову Данте! Я приоткрываю веки, пытаясь заглянуть сквозь бархат, но он совершенно непроницаем.

Мел тихо поскрипывает, моя кровь мерно капает. У меня тяжелеют веки и начинают опускаться. Когда глаза вновь открываются, я опять в клетке, а запястье ноет.

Лор, – хнычу я по нашей безмолвной связи. – Отыщи же меня.

Как же жаль, что он не поверил словам Эпонины! Я начинаю на него злиться, хотя он ни в чем не виноват. Гнев утихает, когда в подвал проскальзывает Катон в сопровождении двух охранников.

Я предполагаю, что он пришел отвести меня на очередной урок Данте, но тут замечаю бледно-розовый шелк, висящий на сгибе его руки. Ткань настолько прозрачная, что сквозь нее виднеется накрахмаленная белая форма.

– Данте позвал тебя на ужин, Фэллон.

Серые глаза Катона скользят по принесенной им ткани.

– Я пропущу.

Стражник вместе со спрайтами, сидящими в разных местах винных стеллажей, раскрывают рты: нельзя игнорировать прямой приказ короля.

Катон вздыхает.

– Фэллон…

– Я не голодна.

– Ты ничего не ела с тех пор, как тебя стошнило, а прошло уже два дня.

Два дня! А я-то полагала, что время летит незаметно, только когда тебе весело…

– Накорми меня внутривенно.

– Прошу, Фэллон. Подумай не только о своем аппетите.

Он подразумевает: подумай обо мне, подумай об Энтони.

– Ладно, блин, – бурчу я, отрывая позвоночник от матраса и принимая сидячее положение.

По крайней мере разомну ноги и вылезу из этого чудовищного платья, провонявшего блевотиной. Возможно, даже получится поиграться с вилкой и ножиком. Я представляю, как воткну оба столовых прибора в длинную шею Данте. Желудок никак не откликается на жуткий образ, и я понимаю, что вполне способна на подобное зверство.

– Энтони тоже будет присутствовать на ужине. – Катон смотрит на ткань, висящую на руке.

– В качестве гостя?

– Н-не знаю. – Кадык на его горле подпрыгивает, когда он протягивает мне розовую ткань. – Тебе нужно надеть это… – под глазом дергается нерв, – …платье.

– Спасибо, но я предпочитаю брюки с рубашкой.

Горло Катона вновь дергается от громкого глотка и еще более резкого «прошу».

С насеста срывается спрайт.

– Я немедленно доложу о неповиновении Заклинательницы зверей.

– Разве я отправлял тебя к нашему королю? – рявкает Катон, останавливая крошечного спрайта на полпути к выходу. – Ты подчиняешься мне, Дилл. Не забывай.

– Вообще-то он подчиняется мне. И ты тоже, Брамбилла. – Юстус, оказывается, стоит, прислонившись к дверному косяку. – Отдай Фэллон платье и уходи, забери с собой остальных.

Едва все покидают помещение, генерал спрашивает меня:

– Готова убить Данте, Фэллон?